Текст книги "Счастливчики (ЛП)"
Автор книги: Тиффани Райз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
На пороге стояла Кендра – Эллисон сразу узнала ее. Она, конечно, была выше, но ненамного. Косы с бусинами цвета радуги исчезли, и теперь она укладывала волосы в естественные локоны. Но это были те же большие карие глаза за стеклами очков и то же красивое лицо с теми же полными губами и крошечной родинкой на нижней – знак красоты, которому Эллисон всегда завидовала.
– Чем могу вам помочь? – спросила Кендра.
– Кендра, – сказала Эллисон с нервной улыбкой. – Ты, наверное, меня не помнишь. Меня зовут Эллисон. Мы жили вместе с доктором Капелло в Орегоне.
Глаза Кендры за стеклами очков расширились.
– Я не должна с тобой разговаривать, – сказала Кендра.
– Почему нет?
– Я не одна из вас, – сказала Кендра, неуверенно делая шаг назад, как будто хотела закрыть дверь.
– Ну, формально я тоже не одна из них, – неловко пожала плечами Эллисон. – На прошлой неделе я увидела их впервые за тринадцать лет.
– Так ты не вернулась к ним? Ты не с ними? Не одна из детей?
– Нет. Это правда. Я не одна из детей. Я тоже уехала, помнишь?
Кендра медленно кивнула.
– Чего ты хочешь? – спросила Кендра.
Это было не то счастливое воссоединение, на которое надеялась Эллисон.
– Я надеялась, что смогу поговорить с тобой. Это все.
– Они знают, что ты здесь? – спросила Кендра.
Эллисон инстинктивно понимала, что «они» означало всю семью Капелло.
– Я никому не говорила, куда уехала. Можешь уделить мне пару минут? А потом я уеду, обещаю. Мы ведь раньше играли вместе на пляже, помнишь? Ты научила меня строить замки из песка. У тебя получались дворцы, а у меня – хибары.
– У тебя это не очень хорошо получалось, – сказала Кендра.
– У меня нет склонности к архитектуре.
Последовала долгая пауза, а затем Кендра снова отступила назад, но на этот раз она придержала дверь, впуская Эллисон.
– Тебе придётся простить меня за беспорядок, – сказала Кендра.
Внутри дом был даже лучше, чем снаружи. Он был похож на страницу из каталога «Поттери Барн». Стены были спокойного серого цвета с белой лепниной и белыми панелями. Коричневый диван соответствовал коричнево-серому ковру, который в свою очередь соответствовал абстрактным картинам на стене. Все было безупречно чисто и аккуратно.
– Беспорядок? – сказала Эллисон, следуя за Кендрой к дивану. – Где?
Кендра села и посмотрела на нее через журнальный столик. На нем аккуратными стопками лежали книги по компьютерному программированию, и Эллисон вспомнила, как Роланд говорил, что сейчас это ее специальность.
– Я беспорядок, – сказала Кендра и слабо улыбнулась ей.
– Беспорядок? – спросила Эллисон. – Ты?
– Я… просто пошутила, – сказала Кендра. Она отвернулась, посмотрела в сторону и больше не оглядывалась. – Зачем ты приехала ко мне?
– Роланд написал мне письмо пару недель назад. Как я уже сказала, я не слышала о нем тринадцать лет. Он сказал мне, что доктор Капелло умирает. Ты знала об этом?
Она покачала головой.
– Я прилетела к нему. В итоге я задержалась дольше, чем планировала. Роланд и я… у нас отношения.
– О, – сказала она. – Он всегда тебе нравился. – Кендра не выказала ни малейшего удивления, ревности или вины.
– Доктор Капелло оперировал Роланда, не так ли?
– Тебе лучше поговорить с ним об этом.
Это ничего не давало Эллисон.
– Ты помнишь, почему я уехала? – спросила Эллисон.
– Кто-то из твоих родных забрал тебя к себе, – сказала Кендра. – После того, как ты упала.
– Верно, – сказала Эллисон. Она подумала о том, чтобы рассказать Кендре всю историю о телефонном звонке ее тете, об Оливере и обо всем остальном, но решила подождать и посмотреть, заговорит ли об этом Кендра. Трудно было представить себе, что эта спокойная и встревоженная молодая женщина причинит кому-то боль, но, если совесть ее была не чиста, возможно, это вышло бы само собой.
– Поэтому, а…, – продолжила Эллисон. На самом деле она не планировала заходить так далеко. Из нее вышел бы ужасный детектив. – С тех пор, как я вернулась, мне просто стало любопытно, как поживают все остальные. Ты помнишь Оливера?
– Я помню.
– А ты… – Эллисон не могла найти подходящих слов. – Вы поддерживаете с ним связь?
– Нет, а что?
– Мне было интересно, знаешь ли ты… Оливер покончил с собой, сразу после того, как его забрали из дома доктора Капелло. Ты знала об этом?
– Нет, – сказала Кендра. – Но я не удивлена.
– Нет? Почему?
Кендра пожала плечами и ничего не ответила.
– А ты знаешь мальчика по имени Антонио Руссо?
Она покачала головой.
– Он тоже жил с доктором Капелло, – сказала Эллисон. – Неделю или около того. Еще до того, как я там оказалась.
– Он тоже мертв?
– Я не знаю. А почему ты спрашиваешь?
– Просто.
Эллисон разочарованно вздохнула.
– Кендра, мне очень жаль, что я появилась так неожиданно. Я пытаюсь кое-что выяснить, и надеялась, что ты поможешь мне.
– Не думаю, что смогу, – сказала она. – Жаль, что я не могу.
– Может, ты расскажешь мне немного больше? – спросила Эллисон. – Я понимаю, мы уже не очень хорошо знаем друг друга, но…
– Дело не в тебе, – сказала Кендра. – Не думай, что это ты. Я не сержусь на тебя. Мы с тобой всегда ладили. Это… Я не могу говорить об этом.
Наконец Кендра снова посмотрела на Эллисон.
– Наверное, они не рассказывали тебе обо мне, – сказала Кендра.
– Ну, Роланд рассказал мне, что вы когда-то были парой.
– Когда мы были детьми, – сказала она. – Просто глупыми детьми.
Эллисон решила испробовать новую тактику.
– Кто-то, возможно, пытался убить меня, – сказала Эллисон. Глаза Кендры снова расширились. Она выпрямилась.
– Боже мой. Недавно? – Ее шок был таким же искренним, как и вопрос. Либо Кендра не имела никакого отношения к ее падению, либо она была лучшей актрисой в мире.
– Нет, в доме, – ответила Эллисон. – Когда я была ребенком. Мое падение не было падением, как мне кажется.
Эллисон рассказала Кендре о телефонном звонке, о том, как доктор Капелло сказал ей, что, по его мнению, виноват Оливер, что маловероятно, поскольку Оливера забрали до того, как все это произошло.
Кендра внимательно слушала, не задавая вопросов. Когда Эллисон подошла к концу рассказа, она посмотрела на Кендру и, раскрыв ладони, умоляющим голосом сказала:
– Пожалуйста, если ты что-то знаешь, расскажи мне.
– Мне сказали, что ты упала, – сказала Кендра. – Это все, что я знаю. Кроме… Роланд думал, что ты хотела уехать из-за него.
– Ты больше ничего об этом не знаешь? О Роланде? О докторе Капелло? Что-нибудь?
Кендра сделала долгий, медленный вдох, прежде чем поднять руку и, вытянув указательный палец, указала на крышу дома и четыре стены.
– Доктор Капелло купил мне этот дом, – сказала Кендра. – Вот почему мне трудно с тобой разговаривать. Я бы хотела. Но не могу.
– Прости, я тебя не заставляю, – сказала Эллисон.
– У нас было соглашение. Я не могу его нарушить.
Соглашение. Где-то она уже слышала это слово.
МакКуин.
– Соглашение о неразглашении? – спросила Эллисон.
Кендра промолчала, а затем кивнула.
Эллисон резко вдохнула. Зачем кому-то, кому нечего скрывать, заставлять кого-то другого подписывать соглашение о неразглашении?
– Мне нравится мой дом, – продолжила Кендра. – Я провожу здесь много времени. Я работаю из дома. И не очень часто выхожу. Я фрилансер. Если я не работаю, я не зарабатываю. Иногда я слишком плохо себя чувствую, чтобы работать. Я не хочу потерять свой дом.
– Это очень красивый дом, – сказала Эллисон. – Я бы тоже не хотела его терять.
Кендра посмотрела на нее с глубоким извиняющимся выражением. Это был взгляд женщины, которая отчаянно хотела поговорить, но не могла. Эллисон ни за какие деньги на свете не стала бы заставлять ее.
– Хорошо, – сказала Эллисон. – Я пойду. Не хочу, чтобы у тебя были неприятности.
– Спасибо, – сказала Кендра, вставая. Их короткая беседа, по-видимому, закончилась.
– Рада была снова тебя увидеть, – сказала Эллисон. – У меня о тебе светлые воспоминания.
– Если бы я знала что-то о твоем падении, я бы тебе сказала, – сказала Кендра. – Но я не знаю ничего, что могло бы тебе помочь.
– Я тебе верю, – сказала Эллисон. – Я просто подумала… Ладно. Не бери в голову.
Она направилась к двери, но Кендра остановила ее, положив руку ей на плечо.
– Сначала, сходи в уборную, – сказала Кендра. – Дорога назад долгая.
– Мне не нужно, но спасибо.
– Я бы не была столь категорична, – сказала Кендра. – Думаю, перед долгой поездкой все-таки стоит посетить уборную.
Кендра посмотрела ей в глаза, словно этим пытаясь что-то сказать Эллисон.
– Ты права, – сказала Эллисон, подыгрывая ей. – Я так и сделаю.
– Она вон там.
Эллисон последовала за Кендрой в ванную. Она включила ей свет и показала комнату.
– Если тебе понадобится лосьон для рук после мытья, – сказала Кендра, – он есть в аптечке. Ненавижу сухую кожу.
– Я тоже, – сказала Эллисон. – Спасибо.
Кендра вышла, и Эллисон закрыла дверь. Спустив воду в туалете, она вымыла руки и вытерла их полотенцем. Эллисон открыла шкафчик для лекарств, чтобы найти лосьон для рук, и в полном изумлении уставилась на открывшееся ей зрелище.
Пузырьки с таблетками. Целая полка в шкафу была уставлена только бутылочками с рецептурными таблетками. Было более десятка различных лекарств. Кендра была всего на три года старше Эллисон. Как могла двадцативосьмилетняя женщина принимать столько лекарств? Эллисон просмотрела этикетки. Она не знала, для чего предназначались многие таблетки, но некоторые названия были ей знакомы. Одним из препаратов был хорошо известный и часто назначаемый антидепрессант. Другой – от тревожности. Эллисон достала из сумки телефон и быстро сфотографировала этикетки на флаконах. Позже она поищет информацию, для чего их назначают. Но Эллисон уже догадывалась, почему Кендра хотела, чтобы она их увидела.
Дом. Соглашение о неразглашении с хирургом на пенсии. И целый ряд лекарств. Все это складывалось в один адский иск о халатности. Доктор Капелло оперировал Дикона, Тору и Роланда. И Оливера. А это означало, что он, скорее всего, оперировал Кендру. Он оперировал ее, и что-то пошло не так. Семья Кендры подала в суд или пригрозила подать в суд, и доктор Капелло рассчитался деньгами в обмен на Кендру и, вероятно, ее семью, подписав соглашение о неразглашении, чтобы сохранить это в тайне.
Закончив фотографировать, Эллисон тихонько закрыла шкафчик и вернулась в гостиную.
– Да, ты права, надо было сходить, – сказала Эллисон.
– Перед долгой поездкой никогда не помешает. Ты воспользовалась моим лосьоном для рук? – спросила она.
– Да. Он приятно пахнет клубникой. Я заметила все лекарства в твоем шкафу.
– Я же говорила тебе, что нахожусь в полном беспорядке, – тихо сказала она.
– Мне очень жаль, – сказала Эллисон. – Хотелось бы… Мне очень жаль.
– У тебя есть проблемы со здоровьем? – спросила Кендра.
– Нет, – сказала Эллисон. – Я не была пациенткой доктора Капелло.
Губы Кендры сжались в твердую прямую линию. Она кивнула.
– Повезло тебе, – выдавила она улыбку, когда Эллисон вышла за дверь. – Осторожней на дороге.
– Спасибо, – сказала Эллисон. – Была рада с тобой увидеться.
– И я. – Кендра стояла в дверном проеме, держа руку на двери, готовая закрыть ее. – Если увидишь Антонио, передай от меня привет.
Она закрыла дверь.
Эллисон уставилась на закрытую дверь. Услышала щелканье замков. Передай привет Антонио… Кендра сказала, что не знает Антонио.
Еще один намек. Если раньше Эллисон сомневалась, стоит ли встречаться с Антонио Руссо, то сейчас была твердо в этом уверена.
Вернувшись в машину, Эллисон лихорадочно набирала названия рецептурных лекарств из аптечки Кендры. Почти все они были психотропными препаратами – да, были таблетки от депрессии и тревоги, но также были ОКР и расстройства настроения. Кроме того, там было противосудорожное лекарство и два разных снотворного. Эллисон чуть не плакала, читая показания к приему этих препаратов. Кендра, милая, занудная, тихая, нежная Кендра, должно быть, имеет легион психических заболеваний. И если доктор Капелло уладил дело о халатности с Кендрой или ее семьей, это означало, что он был тому причиной.
Эллисон тут же завела машину, и… заглушила.
Она посмотрела на старую «Мазду» Кендры на подъездной дорожке, на дом, который ее бывшая сестра до смерти боялась потерять. Эллисон порылась в сумочке и нашла пачку денег, которую дал ей МакКуин. Он сказал не отдавать ее незнакомцам с плаксивыми историями. Он никогда ничего не говорил о том, чтобы отдать их семье. Она отсчитала десять тысяч долларов, завернула их, вернулась в дом и сунула в почтовый ящик. Затем, прежде чем Кендра успела найти их и вернуть, Эллисон уехала.
Направляясь к шоссе, Эллисон напомнила себе, что многие врачи непреднамеренно причиняли вред своим пациентам. Это не обязательно доказывало наличие злого умысла. Просто так получилось. Операции были рискованными, иногда с хорошими результатами, иногда с плохими, а иногда с судебными исками – вот для чего была страховка от халатности. Сам доктор Капелло с глубоким чувством говорил о кладбище хирургов, которое он носил в себе, где содержались все пациенты, которым он когда-либо пытался помочь и потерял. Проблемы со здоровьем Кендры были душераздирающими, разрушительными, но они, возможно, не имели никакого отношения к падению Эллисон или телефонному звонку. Кендра выглядела очень больной женщиной, но Эллисон она совсем не казалась буйной или агрессивной. Когда Роланд сказал, что Кендра не способна навредить ей, он имел в виду именно это, и теперь Эллисон ему поверила.
Но все же…
Эллисон остановилась, чтобы заправиться. Перед отъездом она отправила МакКуину сообщение с вопросом, есть ли у него адрес или номер телефона Антонио.
Она проехала пятьдесят миль по дороге, как вдруг ее телефон загудел от его ответа. Она взглянула на сообщение и пожалела, что у нее не хватило ума съехать с дороги до того, как она его прочитала. От прочитанного ее едва не занесло на обочину.
«Руссо уже пятнадцать лет находится в частной психиатрической больнице.»
Частная психиатрическая больница?
С каждой минутой становилось все хуже и хуже.
Эллисон увидела впереди «Макдональдс», подъехала и припарковалась. Она уперлась лбом в руль и глубоко вздохнула. Ее телефон снова загудел, еще одно сообщение от МакКуина.
«У меня есть адрес, если хочешь.»
Ей нужен адрес? Нет, конечно, ей не нужен адрес. Она скорее съест стакан, чем отправится в психиатрическую больницу к человеку, который прожил там полжизни. У нее не было причин ехать. Антонио не долго прожил в доме доктора Капелло, а потом уехал задолго до приезда Эллисон. Нелепо было думать, что он имеет какое-то отношение к ее падению или телефонному звонку. Если она поедет к нему, это будет означать, что она больше не расследует связанное с ней происшествие. Это означало бы, что она расследует дело доктора Капелло. И зачем ей это делать?
Потому что ее бывшая сестра сидела на четырнадцати разных серьезных препаратах и почти никогда не выходила из дома, и никто этого не заслуживал. Вот почему.
Эллисон ответила МакКуину.
«Хочу.»
Глава 23
Больница находилась в пригороде Портленда. Эллисон знала, что сможет добраться туда и успеть вернуться в «Дракон» до конца дня. Учитывая ее местонахождение, дорога обратно будет непростой, но сейчас ее это волновало меньше всего. Ей нужно повидать Антонио, а другого такого шанса может и не представиться.
Что-то жутко неправильное произошло в «Драконе», когда она жила там, что-то гораздо хуже, чем один телефонный звонок и падение, которое, возможно, не было несчастным случаем. Если она хочет оставить это позади, ей придется узнать правду. Эллисон вбила адрес в карту телефона и направилась на восток.
Она выдержала эту поездку только благодаря кофе и решимости. Ближе к вечеру Эллисон уже приближалась к месту назначения. Как только она свернула с шоссе, она поняла, что находится в стране денег. Большие дома прятались за высокими стенами и старыми деревьями. Чистые улицы, новые тротуары, а детей, выходящих из школы, забирали состоятельные родители и няни, которые ездили на блестящих внедорожниках. МакКуин сказал, что Антонио находится в частной больнице. Как правило, удовольствие не из дешевых. Она нашла путь к дороге, которая, казалось, вела прямо в лес. Миновав по внешнему периметру густые высокие деревья, она увидела, что едет не по лесу, а по парку, окруженному лесом. Знаки, которые предупреждали ее не ехать больше восьми миль в час, были не обычными черно-белыми металлическими знаками, которые стояли на каждой городской улице Америки, а элегантными деревянными знаками, окрашенными в яркие цвета.
Извилистый путь тянулся так долго, что Эллисон подумала, найдет ли она когда-нибудь больницу. И тут она увидела ее, самую красивую больницу, которую она когда-либо видела. Она была похожа на старинный английский особняк. Снаружи она была из серого камня с темными деревянными опорными балками тут и там, возможно, декоративными. Это была трехэтажная больница, гораздо больше по ширине, чем по высоте. Она насчитала двадцать окон в верхнем ряду, и это был только фасад здания. Эллисон могла бы сказать, что он простирался далеко назад на одно или два других крыла. Лужайки были просторными и аккуратно подстриженными. По дорожкам парка ходили люди в обычной одежде. Единственными признаками того, что это была психиатрическая больница, а не роскошный частный дом, было обилие людей в инвалидных колясках и около дюжины охранников, пристально следящих за людьми, совершающими свои дневные прогулки.
Эллисон нашла секцию парковки для посетителей и прошла через парадные двери, чтобы найти стойку регистрации. Даже внутри больница больше напоминала роскошный частный дом. Куда бы она ни посмотрела, везде она видела удобные кресла, дорогие ковры, камины и картины на стенах. На заднем плане играла успокаивающая классическая музыка. Это была больница или бутик-отель?
И все же, несмотря на всю свою внешнюю красоту, ничто не могло полностью скрыть назначение здания. Женщина в белом халате молча и неподвижно сидела в инвалидном кресле у окна. Остекленевшими глазами она смотрела на парк. Из-за тяжелых двойных дверей Эллисон услышала низкий безнадежный вой. Пациент страдает? Или это убитый горем посетитель?
В углу вестибюля стоял большой П-образный стол, за которым сидела женщина в накрахмаленной белой униформе медсестры, а рядом с ней лежала стопка папок.
– Добро пожаловать в «Фэрвуд», – сказала медсестра из-за стола. – Чем я могу вам помочь?
– Меня зовут Эллисон, мой приемный брат пациент этой больницы. Я надеялась увидеть его. Антонио Руссо.
Глаза медсестры слегка расширились, как будто просьба Эллисон была необычной. Она вежливо подняла указательный палец, показывая, что это займет некоторое время, а затем исчезла в другой комнате.
Вскоре медсестра вернулась, улыбаясь.
– Прошу прощения за ожидание, – сказала медсестра. – У него никогда раньше не было посетителей, поэтому у меня сложилось впечатление, что у него стоит запрет на визиты. Но меня заверили, что он здесь, так что мы пришлем санитара и отведем вас к нему. Мне просто нужно увидеть ваше удостоверение личности и попросить вас войти в систему.
Эллисон пришлось подписать больше бумаг, чем, когда она покупала машину. Она едва читала подписанные ею бланки. Все они, казалось, были полны юридического языка. Она не собиралась подавать в суд на больницу, если пациент вдруг вздумает ударить ее. Она не боялась больных. Если бы она прожила в больнице пятнадцать лет, как Антонио, ей самой захотелось бы ударить кого-нибудь.
Вскоре появился молодой санитар в синей униформе и провел ее через двойные двери в главное крыло. Она подумала, что за дверями она найдет место, где кончаются деньги, и элегантный вестибюль окажется фасадом для холодного, с металлическими решетками заведения, которое она ожидала. Но не тут-то было. Даже за дверями палаты больница походила на пятизвездочный отель. Полы были из темного дерева, идеально отполированы. Окна пропускали свет, и те немногие комнаты, в которые она могла заглянуть, выглядели уютными и теплыми. И никаких голых коек.
– Должно быть, это дорогое место, – сказала Эллисон Майклу, сопровождавшему ее. Он натянуто улыбнулся ей.
– Я просто рад, что работаю здесь, – сказал он. – Я не могу позволить себе жить здесь.
– Наверное, это то место, куда ходят богатые люди, когда болеют?
Майкл кивнул и понизил голос:
– Богатые или важные, – сказал он. – Можно с уверенностью сказать, что мы не принимаем по программе государственной поддержки.
Эллисон не могла не задаться вопросом, как семья Антонио могла заплатить за такое место, как «Фэрвуд». Из личного опыта она знала, что богатые дети не попадают в приемные семьи. По крайней мере, ни один из детей, которых она когда-либо встречала не был из состоятельных семей. Если у ребенка были деньги, всегда находился родственник, желающий его принять. Неужели тот же человек, который заплатил за дом Кендры, заплатил за пребывание Антонио здесь? Был ли это доктор Капелло? Эллисон не хотелось так думать, но она не могла отрицать, что это был самый вероятный ответ.
Майкл провел ее через еще одну двойную дверь в более узкий коридор и еще одно крыло.
– Здесь тихо, – сказала она, оглядываясь. Тишина была гораздо более жуткой, чем звуки в других палатах.
– Это изолированные палаты, – тихо сказал он.
– Изолированные? Как рекреация?
– Нет, здесь в основном пациенты с СВС.
– СВС?
– Стойкое вегетативное состояние. СВС звучит приятнее, чем называть их овощами. Изолированные тоже звучит не очень, а доктора называют их пациентами со срывом.
– Значит, Антонио считают таким?
– Да, а вы не знали? Вы ведь его сестра, верно?
– Приемная сестра. Я не видела его много лет. – Она надеялась, что Майкл не умеет распознавать ложь. – Так, Антонио пациент с СВС?
– Тони? Нет. Он здесь, потому что в детском возрасте, когда ему делали операцию на мозге, что-то пошло не так. Док либо вырезал слишком много, либо недостаточно. Его разум часто блуждает, и у него теперь проблемы с контролем импульсов, поэтому мы должны держать его в основном под седацией и привязанным. Он славный парень, правда. Не может себя сдерживать. Старайся держаться от него подальше, ради своего же блага.
– Хорошо, – сказала она. – Спасибо.
Он указал на дверь из темного дерева, похожую на коридор. Майкл постучал и, не получив ответа, отсканировал ключ-карту на панели, открыл дверь и вошел. Эллисон заглянула внутрь и увидела Антонио, лежащего на боку на больничной койке. В комнате не было ни безделушек, ни цветов, ничего личного. На Антонио были серые спортивные штаны, белые носки и что-то похожее на матерчатые кандалы на лодыжках.
– Похоже на тюремную камеру, – прошептала она Майклу.
– Его комната и питание оплачены. Денег на отделку не осталось, – сказал он. – Можете войти. Он проснулся.
– Вы уверены, что все в порядке?
– Тони хороший, – сказал он. – Просто помните, что я сказал.
– Держаться немного на расстоянии.
– Совершенно верно. Звонок у двери, когда соберетесь уходить. Я бы сказал, не больше пятнадцати минут. В любом случае, он не сможет бодрствовать так долго.
– Есть еще что-нибудь, что мне нужно знать о нем? – спросила она. – До сегодняшнего дня я не знала, что он здесь. Я бы не хотела расстраивать его или ранить его чувства.
Майкл одарил ее доброй, но почти покровительственной улыбкой.
– Он говорит все, что у него на уме. Не принимайте это на свой счет. Но что касается того, чтобы задеть его чувства, он застрял здесь большую часть своей жизни, – сказал он. – И он, вероятно, умрет здесь. Вы не можете причинить ему больше боли, чем жизнь.
Майкл придержал для нее дверь, и Эллисон вошла внутрь.
Нервничая, она обошла больничную койку и остановилась в трех футах, где лицом к открытому окну лежал Антонио.
– Антонио? – мягко спросила она. – Тони?
Он выглядел совершенно нормально, на вид ему было чуть больше двадцати пяти лет. Немного бледный от жизни, проведенной в основном в закрытом помещении, с взъерошенными волосами, но в остальном обычный с виду парень. Он медленно моргнул своими темными глазами, словно пытаясь заставить себя сосредоточиться. Его взгляд блуждал по комнате, метался туда-сюда, в тени и углы, пока наконец не остановился на ней.
– Привет, Тони, – повторила Эллисон.
Он улыбнулся ей, чего она совсем не ожидала.
– Ты горячая штучка, – сказал он.
Она несколько раз моргнула, услышав эти слова. Что ж, Майкл ее предупреждал.
– Спасибо, – сказала она.
– Или, может, нет, – сказал он. – Я не часто вижу здесь девушек. Бар довольно далеко. Я в отчаянии.
– Я бы тоже была, будь я на твоем месте, – сказала она. Это вызвало у него улыбку. – Меня зовут Эллисон. Раньше я жила с доктором Капелло и его детьми. Как и ты. Я узнала, что ты в больнице. И подумала, что могу приехать и встретиться с тобой.
– Я здесь уже давно, – сказал он. Его голос был таким же нормальным, как и внешность. Казалось, что нет никакой необходимости держать его прикованным к кровати и под успокоительными, однако было совершенно ясно, что что-то сдерживало его разум и тело, и у него были такие же тканевые кандалы на запястьях, как и на лодыжках.
– Да, я слышала, что ты здесь уже пятнадцать лет. Я бы приехала раньше, если бы знала.
– Лгунья, – сказал он.
Она не стала спорить.
– Да, возможно.
– Почему ты здесь? Можешь трахнуть меня, если хочешь.
– Я здесь не поэтому.
– Дерьмо.
Эллисон рассмеялась.
– Ты пришла посмотреть на больного? – спросил он.
– Нет, не поэтому.
– Тогда скажи зачем, – сказал Антонио. – Говорят, люди не могут не смотреть на крушения поездов. Но это не так. Если бы люди хотели посмотреть на крушение поезда, они бы пришли посмотреть на меня. Но никто не приходит.
– Ты не крушение поезда, – сказала Эллисон. – Ты кажешься мне милым.
– Ты ничего обо мне не знаешь. – Он повернулся на кровати, словно пытаясь получше разглядеть ее. – Ты здесь не для того, чтобы пялиться на меня? – спросил он.
– Я хочу поговорить с тобой. Говорят, у тебя не так уж много посетителей.
– Их вообще нет.
– Тебе здесь не нравится?
Он слегка повернул голову, словно пытаясь найти более удобное положение на подушке.
– Они хорошо ко мне относятся, – сказал он.
– Это не ответ на мой вопрос, – заметила она.
– Отель «Калифорния», – сказал он. – За исключением того, что отсюда нельзя уехать.
– Ты любишь музыку? – спросила она.
– Уборщица всегда включает музыку, когда приходит. Семидесятые на радио «Сэвен». Много Иглз. Кому нужны успокоительные, когда у тебя в ушах слышится рев?
Эллисон рассмеялась.
– Попрошу, чтобы ради тебя включали Бейонсе.
– Пожалуйста, – сказал он. – Все, что угодно.
– Ты всегда связан? – спросила она.
– Там есть комната, – сказал он. – Для занятий. Там я могу ходить.
– Ты вообще выходишь на улицу?
– Они выводят меня в кресле.
Он кивнул в угол комнаты, где у стены стояло сложенное кресло.
– Как тут еда? – спросила она.
– Нормально, – сказал он. – Я так часто прикусываю язык, что мне трудно есть.
Заметив ее вопросительный взгляд, он пояснил: – У меня приступы. Им приходится класть мне кое-что в рот, чтобы я его не откусил.
– Кое-что?
– Защиту. Я особенный. Майки говорит, что это старая школа «Пролетая над гнездом кукушки».
– Он здесь твой друг?
– Мы говорим о девушках. Поговорим о тебе.
– Да, пожалуйста, – сказала она. – Мне очень жаль, что ты здесь.
– Это не твоя вина. Вот дерьмо.
– Что?
– Я засыпаю, – сказал он. – Я не хочу. Продолжай говорить со мной.
– Я буду говорить с тобой, о чем хочешь, – сказала она.
– Ты действительно была в том доме? – спросил он. – С доктором?
– Да, – ответила она. – Через пару лет после твоего отъезда.
– Что он с тобой сделал? – спросил Антонио.
– Ничего.
– Не может быть, – сказал Антонио. – Если ты была в том доме, он определенно что-то сделал с тобой.
Антонио снова зевнул, и Эллисон испугалась, что он заснет до того, как она получит ответы.
– Антонио? Можешь рассказать, почему ты здесь? Тебя ведь покалечили? Из-за операции?
– Меня… – широко зевнул Антонио.
– Что? – спросила она.
– Искромсали.
Это слово вызвало у Эллисон инстинктивную реакцию. Она скорее почувствовала это, чем услышала.
– Искромсали, – повторила она. – Доктор Капелло? Он это сделал?
– Он пытался меня вылечить, – сказал Антонио, снова зевая. Она тоже зевнула, не удержавшись. – Как кота.
– Подожди. Он пытался вылечить тебя, как кота? Хочешь сказать, что он тебя кастрировал?
Антонио рассмеялся. У него был приятный смех, теплый мужской смешок. Ей было почти больно держаться от него на расстоянии. Этот мужчина с таким смехом был прикован к больничной койке на пятнадцать лет… Ей хотелось провести руками по его волосам, обнять его, поговорить с ним, как с любым другим.
– В доме бы кот, – сказал Антонио. – Кот Картофель.
– Брайен, – сказала она. – Картофель О'Брайен. Он все еще жив.
– Он рэгдолл17, – сказал Антонио. – Они сказали мне это.
– Да, доктор Капелло взял Брайена для Дикона, чтобы тот заменил ему умершего кота.
Антонио фыркнул, словно она сказала какую-то глупость.
– Ты идиотка, – сказал он. – Ты ничего об этом не знаешь.
Эллисон постаралась, чтобы это замечание не задело ее. Майкл предупредил ее, чтобы она не принимала замечания Антонио на свой счет.
– Тогда скажи мне. Я хочу знать. А как же Брайен?
– Он был испытанием, – сказал Антонио. – Кошка Дикона умерла не так, как умирают обычные кошки – например, из-за глупости, попав под машину или что-то в этом роде. Он убил ее.
– Кто ее убил?
– Дикон убил ее. Заколол ножом, отрезал голову, содрал кожу. И соседского кота. И соседскую собаку. Маленький засранец. Даже я не убивал собак.
Сначала Эллисон не могла говорить. Она была потрясена и молчала.
– Скажи что-нибудь, – сказал Антонио. – Ты выглядишь глупо, просто сидя здесь.
– Дикон убивал животных.
– Я только что это сказал.
– Откуда ты все это знаешь?
– Они сказали мне, – ответил он. – Прежде чем порезали. Они сказали мне, что так мне станет лучше, сказали, что раньше это помогало другим детям. Дикону, например. – Антонио ухмыльнулся. – Он был таким же чудовищем, как и я. Потом он перестал им быть.
– Чудовищем? Как ты мог быть чудовищем? – спросила Эллисон. Она пододвинула стул и села прямо напротив лица Антонио.
– Я был плохим… – прошептал Антонио. – Я причинял боль девочкам.
Она попыталась представить, что мог сделать ребенок, чтобы причинить боль другим детям.
– Причинял им боль? Ты их толкал? Бил? Дергал за волосы?
– Нет, я кое-что делал с ними…
– Что, Антонио? – спросила она.
– Я начал отрезать им волосы, когда они не обращали на меня внимания, – сказал он. А потом я их вырывал. – Эллисон наблюдала, как его рука разжалась и сжалась в кулак, а потом он резко дернул рукой, словно выдергивая клок волос. – И еще кое-что.
