Текст книги "Принц (ЛП)"

Автор книги: Тиффани Райз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

– Эта школа была моим спасением. Я был бы признателен, если ты, хотя бы делал вид, что проявляешь немного уважения.

Стернс повернулся и начал выходить из комнаты.

– Merci, – сказал Кингсли, прежде чем он ушел.– Спасибо.

– За что? – спросил Стернс возле двери.

– За Равеля, сегодня. Mon père aimait Ravel.

Только на мгновение Стернс остановил свой взгляд на нем. Кингсли хотел уклониться от его проницательного взгляда, но стоял как завороженный, не моргая, не в силах отвести глаз.

– Aimait? Твой отец мертв?

Кингсли кивнул.

– Etmaman. Железнодорожная катастрофа в прошлом мае. Ты красиво играешь на фортепиано. Никогда не слышал Равеля в таком исполнении прежде.

Стернс вернулся в комнату и встал перед ним. Кингсли снова почувствовал его взгляд на своем лице и вдруг неожиданно осознал, что стесняется.

Стесняется? В шестнадцать лет Кингсли уже переспал почти с пятьюдесятью девушками. Нет, не только девушками, но и женщинами тоже. Даже с женой делового партнера своего покойного отца.

– Я был назван Маркусом Стернсом, – наконец сказал Стернс. – Но никто и никогда не называет меня Маркус.

– Почему нет?

– Потому что Маркус – имя моего отца, а я не сын своего отца.

Он произносил слова нарочито медленно, не спеша, как будто высказывая угрозу, а не просто информацию.

– Могу ли я называть тебя как-то иначе, не Стернс? Это звучит очень официально.

Стернс, казалось, обдумывал вопрос.

– Возможно, когда-нибудь.

– Есть еще что-то, что я должен знать? – спросил Кингсли, напуганный его присутствием, но по неизвестной причине, все же не желающий его отпускать.

Стернс затих и посмотрел на чемодан Кингсли у подножия кровати.

– Твоя кровать рядом с моей, – сказал он, наконец.

Руки Кингсли задрожали при упоминании о таком маленьком расстоянии между их кроватями. Он не знал, почему он реагировал на этого молодого человека так, как он реагировал только на красивую девушку. Он не мог перестать пялиться на него, не мог прекратить задаваться вопросом, какие тайны тот хранил, и что он хотел бы услышать те тайны, шепотом через подушку, ночью.

– Как оказалось, что ты спишь так далеко от камина?

– По собственному желанию. Мне и так достаточно тепло. Небольшой совет, – сказал Стернс, поворачиваясь и впиваясь взглядом в Кингсли, – не буди меня ночью.

Кингсли расхохотался.

– Что? Ты убьешь меня?

Стернс развернулся и направился к двери снова.

– Или хуже.

*Устав Святого Бенедикта – книга заповедей, написанных святым Бенедиктом Нурсийским (480-547 гг.), на протяжении полутора тысяч лет своего существования книга стала значительным проводником для западного христианства, жившего в монашеской общине. Суть Устава Святого Бенедикта суммируется в девизе Бенедиктинской Конфедерации: pax («мир») и традиционного ora et labora («молись и трудись»).

Глава 5

Север

Настоящее

Кингсли взял веревку и связал ее скользящим узлом. Девушка с опаской наблюдала за тем, как он надел петлю ей на шею, и позволил узлу свободно покоиться на ее горле.

– Это простая игра, chèrie.

Он сделал виток вокруг ее тела и удовлетворенно кивнул.

Милая девушка. Двадцать девять лет. Голубые глаза. Инструктор по йоге или что-нибудь столь же глупое. Сегодня вечером он согнет ее пополам, и она будет благодарна ему после.

– Один конец веревки вокруг твоей шеи. А другой…

Он постучал ее под коленом, пока она не подняла ногу как хорошо обученный выставочный пони. Взяв ее за голень, он поднял и закрепил петлей вокруг нее другой конец веревки.

– Закрепим là (прим. здесь), на твоей прекрасной, точеной щиколотке. Ты говоришь, что можешь удерживать некоторые позы йоги в течение нескольких часов. Давай посмотрим, как долго ты сможешь держать поднятой свою согнутую ногу, пока я буду трахать тебя в задницу. Нога начинает опускаться… ты начинаешь задыхаться. Просто. Oui?

Ее зрачки расширились, и она громко сглотнула.

– Oui, monsieur, – прошептала она.

– Bon. Теперь позволь я немного затяну вот здесь.

Кингсли привязал ее запястья к столбику кровати перед ней и укоротил веревку, соединяющую ее шею и лодыжку на несколько дюймов. Пока он мог сказать, что ей по-настоящему было чем гордиться. Ее согнутая нога оставалась высоко поднятой, и дыханию ничего не препятствовало. Конечно, как только он начнет ее трахать, она неминуемо потеряет концентрацию. Да, он любил эту игру.

Из тумбочки он вытащил смазку и презерватив. Смесь ее страха и возбуждения была такой сильной, что он мог чувствовать этот запах на расстоянии трех футов. Встав позади нее, он уже начал было расстегивать брюки, как дверь в комнату Кингсли открылась, и внутрь шагнул Сорен, взглянув на них из-под приподнятой брови, перед тем, как сесть в кресло около кровати Кингсли и закинуть свои длинные ноги в обуви на простыни.

– Нам нужно поговорить.

Кингсли направил на Сорена такой взгляд, который вызвал бы у любого нижнего в “Восьмом Круге” приступ паники. Сорен же просто пристально смотрел в ответ, не моргая.

Со вздохом разочарования Кингсли распустил узлы и, хлопнув девушку по заду, быстро и раздраженно произнес:

– Вон.

– Но…, – она взглянула сначала на него, затем на Сорена, который, к счастью, приехал в городской дом Кингсли инкогнито. Без воротничка. Он был одет в черную футболку, черные брюки, держа в руке свой черный мотоциклетный шлем.

– Вон, – повторил Сорен, и на этот раз она послушалась. Быстро подобрав свою одежду с пола, она вылетела из комнаты. Кингсли начал было закрывать за ней двери, как его вторая любимая девочка, Сэди, проскользнула внутрь и села у его ног.

– Ты никогда не слышал о том, что нужно стучать, не так ли? – бросил Кингсли на французском языке.

Он схватил Сэди, его единственную девочку-ротвейлера, за ошейник и повел к кровати. Та проворно вскочила на простыни, удобно устраиваясь.

Сорен улыбнулся и ответил на английском.

– Я слышал сплетни о хороших манерах. Но никогда не верил им.

– У меня были восхитительные планы на вечер.

– Теперь у тебя новые планы. Я звонил. Ответила Ирэна, не Джульетта.

– Джульетта уехала.

Кингсли сел на кровать возле Сэди и почесал ту за ухом.

– Уехала. Куда?

– На Гаити. Сегодня.

Он продолжал почесывать Сэди, отказываясь встречаться взглядом с Сореном.

– Ты никогда не отпускал Джульетту на Гаити одну.

Кингсли вздернул подбородок.

– Особые обстоятельства.

– Насколько особые? – Сорен снял ноги с кровати и поставил их на пол. Одно это движение Сорена сигнализировало о том, что их разговор перестал быть одним из повседневных.

– Я видел призрак.

Сорен поднял руку и неосознанно потер нижнюю губу кончиком пальца. Кингсли прикусил свою нижнюю губу в ответной реакции. Эти губы, одинаково и жестокие и чувственные, которые столько раз ранили его, что он не мог даже сосчитать. И все же он жаждал их сейчас, как и целую жизнь назад.

– Я не верю в привидения, и тебе не стоит, Кингсли.

– Почему нет? Я влюблен в призрак на протяжении тридцати лет.

Кингсли прошелся до кресла и сел на пуфик, стоящий между коленями другого мужчины.

Сузив глаза, Сорен посмотрел на него.

– Тело еще даже не остыло. Элеонор отсутствует всего день, а ты уже пытаешься снова затащить меня в постель?

– Снова? – Кингсли засмеялся, закатив глаза. – Всегда. Ты удивлен?

Сорен пожал плечами.

– Не особо. Расскажи мне о своем призраке.

На тумбочке лежала папка. Почти нехотя поднявшись, Кингсли взял ее в руки и принес.

Сорен на мгновение задержал взгляд на Кингсли, перед тем как взять у него черную папку и открыть ее. Он изучал ее содержимое, прежде чем снова закрыть файл и вновь посмотреть на Кинга.

– Это наша школьная фотография. У Элеонор есть копия. И что с того?

Кингсли взял файл и открыл его. Тридцать лет испарились в этом пространстве между его взглядом и фотографией, на которую он смотрел. Тридцать лет исчезло в мгновении ока.

Кинг по-прежнему помнил тот день, когда было сделано фото. Его ближайший друг из школы Святого Игнатия по имени Кристиан получил на Рождество камеру и решил, что однажды он будет работать на National Geographic*. Первыми животными, на которых он охотился со своим объективом, были его однокурсники. В тот день, день, когда было сделано фото, Кингсли и Сорен исчезли в лесу за школой и повздорили. Под школьной формой тело Кинга было в синяках и рубцах, покрывающих почти каждый дюйм его спины и бедер. Единственными видимыми отметками оказались два небольших синяка, по форме напоминающие отпечатки пальцев, что остались на его шее от акта, которым закончилась стычка.

– У меня тоже есть копия фотографии, – признался Кинг. – Я хранил ее всю свою жизнь.

– И? – Сорен забросил ногу на ногу в ожидании.

– И… –  Кингсли вытащил фото из файла и перевернул его. На обратной стороне кто-то написал свои инициалы. Белизна бумаги выцвела и пожелтела. – Это не моя копия. Это оригинал.

Сорен, прищурившись, взглянул на Кингсли.

– Оригинал?

Кингсли кивнул.

– Я получил ее по почте вчера. Ни записки. Ни письма. Ни обратного адреса на конверте. Фотография в папке и больше ничего.

Сорен какое-то время хранил молчание. Кингсли ждал.

– Почтовый штемпель?

– Нью-Гемпшир – твой дом, милый дом.

Сорен медленно поднялся на ноги и прошел к окну. Раздвинув шторы, он пристально посмотрел на городской пейзаж Манхэттена. Кингсли выписал бы ему чек на миллион долларов прямо здесь, чтобы узнать, о чем он думал. Но он очень хорошо знал Сорена. Деньги ничего не значат для него. Секреты были более ценной валютой.

– Это не Элизабет, – сказал Сорен.

Кингсли встал возле него, наблюдая, как он взирал на город своими серыми глазами.

– Ты в этом уверен?

– Какой у нее может быть мотив? Зачем красть досье Элеонор из твоего офиса? Зачем отправлять тебе эту фотографию?

– Ты знаешь Элизабет лучше, чем я. Она посвятила всю свою жизнь помощи детям-жертвам насилия.

– И?

– Ты и твоя Малышка? Что бы твоя сестра почувствовала, если бы узнала о вас двоих?

– Элеонор тридцать четыре.

– Ей не было тридцать четыре, когда ты влюбился в нее. Я знаю, ты не сделал ничего плохого с ней. Я знаю, что ты оберегал и защищал ее даже от самого себя, несмотря на то, что твоя собственная зверушка умоляла тебя не делать этого. Но увидела бы Элизабет все в таком же свете?

Сорен выдохнул, нахмурившись.

– Нет. Нет, Элизабет не стала бы. Она предположила бы худшее, предположила, что я был, как и наш отец.

– Твоя сестра еще более травмирована, чем ты, Père Стернс. Она первая уничтожит тебя, даже не удосужившись задать вопросы.

– Возможно. Но она не пошла бы на это, когда было бы достаточно одного телефонного звонка.

– Элизабет сделала бы все, что в ее силах, чтобы уничтожить тебя, если бы узнала о тебе и твоей зверушке. Но да, это, кажется, не в ее стиле. Или в стиле твоей зверушки.

Когда он сказал “зверушки”, Сэди подняла массивную голову и уставилась на него с благоговейной преданностью. Если бы только всех женщин в его мире было так легко контролировать.

Кингсли еще раз взглянул на фотографию. Элизабет, сестра Сорена, красивая женщина даже в возрасте сорока восьми. Красивая, но сломленная. Нет, гораздо больше, чем сломленная, разбитая вдребезги. Кингсли был в ее обществе лишь несколько раз, но он встречал французских солдат, ветеранов войны, мужчин, которые освобождали лагеря смерти и видели, как нацисты ставили Париж на колени, с меньшим количеством призраков в их глазах, чем в глазах сестры Сорена. Если бы она была просто изнасилована своим отцом в детстве, то она, возможно, выжила без тех душевных ран, что она носила на сердце. Но она обратила свою темноту на собственного брата. С той поры, когда она перестала быть жертвой и сама стала преступницей, никто не смог бы предугадать, на что такая израненная душа была способна. Кингсли знал, что значит израненная душа, в конце концов, он сам обладал такой.

– Кто же тогда? – спросил он, скользнув в пространство между Сореном и окном. Сорен сверкнул на него взглядом. Кинг только усмехнулся, ожидая, когда тот отодвинется. Он этого не сделал.

Сорен стоял молча. Кингсли знал, что не нужно говорить, знал, что не нужно торопить с ответом. Ответ будет своевременным. Терпение. Сорен всегда вознаграждает за терпение. Элеонор узнала это еще будучи девочкой. Если бы она попыталась форсировать события, Сорен бы охладел и не был так одержим ею. Она соблазняла и дразнила, не повиновалась и бросала вызов, все время ожидала, жаждая ответов, но, никогда не требуя их. До того дня, когда Сорен рассказал ей все и дал ей все. А потом она имела наглость бросить его. Сорен устроил пир для нее, а она едва притронулась к “лакомствам”, в то время, как Кингсли жадно слизывал крошки, падающие на пол.

– Это не Элизабет, – снова повторил Сорен. – Но она может что-нибудь знать. В конце концов, в Ленноксе живет только Элизабет и ее двое детей. Если штамп на письме оттуда, тогда…

– Тогда что, mon père?

Кингсли ждал, надеясь, что Сорен скажет именно то, что ему хотелось услышать. “Элеонор ушла. Джульетта ушла. Cнова нас только двое”. Между ними снова могло было быть все прекрасно, как это было, когда они были мальчишками в школе. Если бы только Сорен сказал то, что он так жаждал от него услышать…

– Тогда нам нужно съездить и поговорить с ней – тебе и мне.

Кингсли кивнул.

– Oui.

Отлично.

* National Geographic Channel – американский телеканал, транслирующий научно-популярные документальные фильмы о науке, природе, культуре и истории, производства Национального географического общества США.

Глава 6

Юг

В моменты, подобные этим Уесли все бы отдал, лишь бы так же свободно владеть искусством нецензурной лексики, как Нора. Сочное “твою мать” отлично охарактеризовало бы прямо сейчас его чувства. Судя по выражению лица отца, Уесли мог с уверенностью сказать, что это был не первый раз, когда тот слышал имя Норы Сатерлин. Но откуда его отец знал, кто она? Сатерлин была известна двум типам людей – это читатели эротики и почитатели БДСМ культуры. Уесу не хотелось думать, что его отец принадлежит к любому из этих лагерей.

– Ээ, пап?

– Дж. У… а где Бриджит?

Уесли взглянул на Нору. Он не успел рассказать ей о Бриджит.

– Я не знаю. У себя дома, думаю. Мы расстались.

Отец Уесли посмотрел на него своим фирменным взглядом со скептическим поднятыми бровями, который никогда не предвещал ничего хорошего для того, кому тот предназначался.

– Когда? Вы двое были здесь, на крыльце неделю назад, смеясь так громко, что я думал, придется направить садовый шланг на вас обоих, чтобы охладить.

Поморщившись, Уесли тут же отвел взгляд от Норы. Последнее, что он хотел увидеть, так это выражение ее лица от этой последней порции новостей. Но она, должно быть, восприняла всё хорошо, поскольку Уесли почувствовал ее ладонь на своей пояснице. Она быстро погладила его, прежде чем скользнуть рукой в задний карман его джинсов. И как бы сильно ему не нравилось ощущение ее руки в его Левисах, щупающей его за зад, это был не лучший способ сказать: “Привет” отцу, учитывая настроение, в котором тот пребывал сегодня вечером.

– Мы расстались после этого. Ничего не вышло…

– Мистер Райли, я уверена, мое появление из ниоткуда – своего рода шок для Вас, – сказала Нора, вытягивая руку из кармана штанов Уесли и делая шаг вперед. – Вся эта ситуация, своеобразный шок и для меня, тоже. Но Уес, и я знаем друг друга долгое время. И…

– Моему сыну двадцать лет, мисс Сатерлин. И он не может знать кого-либо долгое время.

Уесли наблюдал за тем, как Нора нацепила на лицо улыбку. Он видел эту улыбку прежде. Она зачастую использовала ее на мужчинах, которых она пыталась, запудривая им мозги, заставить плясать под ее дудку. Эта улыбка спасала ее от такого количества штрафов за превышение скорости, что Уесли не мог и сосчитать, два – только за эту поездку. Он хотел бы уметь телепатически общаться с Норой. Первое, что он сказал бы ей – это перестать улыбаться.

– Поверьте мне на слово. Я чувствую, что мы уже положили плохое начало, мистер Райли, – продолжала Нора. – Можем мы поговорить внутри пару минут? Уесли раньше работал на меня в Коннектикуте. Он…

Отец Уесли в неторопливой манере все ближе и ближе подходил к Норе. Ничего нового. Джексон Райли был хорошо известен тем, что делал все в неторопливом темпе. Еще когда Уесли был ребенком, он думал это значило, что его отец имел спокойный нрав, никогда не спешил, не торопился сам и не торопил кого-либо другого. Став старше и умнее, он понял, что его отец двигался медленно, потому что ему нравилось заставлять людей ждать его. Он принимал решение за секунду, но заставлял ждать ответа минуту. Он тратил часы на то, что могло занять всего лишь несколько минут, чтобы доказать, что он имеет время и деньги, которые может тратить впустую, даже если никто не тратил.

– Я знаю кто Вы, мисс Сатерлин.

Сердце Уесли ускорялось с каждым шагом отца по направлению к Норе. Дела обстояли скверно и становились все хуже с каждой секундой.

– Фанат? Как приятно.

Она продолжала улыбаться.

– Не совсем, мадам.

– Пап. Давай зайдем в дом и поговорим.

Уесли сделал шаг в сторону, отчаянно пытаясь протиснуться между отцом и Норой. Его отец не прибегал к насилию, но у него и не было причин для этого. Ему хватало и слов в качестве оружия, особенно, когда он был зол, как сейчас.

– Этой женщине не разрешено переступать порог моего дома, Дж.У, откровенно говоря, я в шоке даже от того, что ты сам предложил это.

– Этой женщине?

Уесли выпрямился и пристально посмотрел в голубые глаза отца. Он унаследовал свои карие глаза от матери, как и свой темперамент. Его родство с отцом выдавала разве что одинаковая форма челюсти.

– “Эта женщина” – мой лучший друг, папа. И если хочешь знать, по версии Нью-Йорк Таймс она уже четыре раза становилась призером в номинации «самый продаваемый автор».

– На самом деле, пять, – вставила Нора, лукаво подмигивая ему.

Это подмигивание придало Уесли смелости продолжать. Не имело значения, что скажет ей его отец, Нора сможет это стерпеть. За эти пятнадцать с половиной месяцев, что они провели врозь, он почти забыл, как она веселилась, когда на нее кричали.

– Прости, Нор. Забыл о последней книге. Многократно лучше продаваемая писательница по версии Нью-Йорк Таймс. Также она…

– Шлюха.

Слово вылетело изо рта его отца и повисло в воздухе межу ними. Правая рука Уесли сжалась в кулак. Его отец не был вспыльчивым, но он приблизился чертовски близко, чтобы довести Уесли до этого состояния.

– Ооой, – Сказала Нора со своей фирменной опасной улыбкой, улыбкой которая, заставляла людей либо падать к ее ногам, либо спасаться бегством…. – Приму это за комплимент.

– Возьми свои слова назад, папа. – Уесли направил на отца свой самый холодный взгляд. – Ты не знаешь, о чем говоришь.

– Я точно знаю, о чем говорю, Дж.У. Ты думал твоя мать и я поверили, когда ты сказал, что просто хотел вернуться домой в Кентукки, потому что истосковался по дому? Ты потратил два года, говоря нам, как сильно ты любил Йорк, насколько сильно ты хотел провести всю свою жизнь в Коннектикуте, насколько счастлив ты был, а потом в один прекрасный день: “Я готов вернуться домой.” Ты думаешь, мы купились на это? Твоя мать – да, потому что это то, во что она хотела верить. Но меня не проведешь. Немного покопавшись…

– Иисусе, пап, ты копался в моем прошлом?

– Пришлось. И я сделал это для твоего же блага.

Нора тихо засмеялась.

– Можно мне воспользоваться моментом и сказать вам, что когда вы оба злитесь ваш акцент, становится еще смешнее?

Уесли и его отец взглянули на нее, Уесли – в шоке, отец – с отвращением.

– Ладно, тогда значит “нет”. Не отвлекайтесь.

Она сделала шаг назад и махнула на них рукой, чтобы те продолжали.

– Вы думаете это смешно, мисс? Что ж, мне не кажется это смешным. И моей жене тоже. Наш сын казался развалиной, когда притащился сюда. У меня был дядя, вернувшийся домой из Вьетнама, так он выглядел менее потрясенным, нежели мой мальчик в тот день, когда он появился здесь.

С лица Норы сошла улыбка. Кивнув, она снова шагнула вперед и взяла Уесли за руку. Он сжал ее пальцы и обнаружил, что они на удивление холодные, как будто она нервничала. Его Нора? Нервничает?

– Мне жаль, мистер Райли. Я знаю, я сделала больно Вашему сыну. И я буду сожалеть об этом до самой смерти. Но я…

– Сделали больно моему сыну?

Отец Уесли покачал головой и до ужаса холодно рассмеялся.

– Вы не сделали больно моему сыну. Если он падает с лошади, то ему больно. А Вы сломали дух этого мальчика. Раздавили его. Я знаю, о каких непристойностях Вы пишете. У моей жены целая полка подобного мусора в библиотеке. Насколько я могу судить, единственное, что отличает ваши книги и те, которые она читает это то, что у Вас они получаются немного более креативными. Ваши книги меня нисколько не волнуют. Даже то, что Вы продаете свое тело, меня не волнует. Что меня волнует так это то, что Вы проделывали свои штучки с моим сыном. Вы использовали его, пожевали и сплюнули.

Уесли открыл рот, чтобы возразить, но Нора заговорила первой.

– Вы говорите, что знаете меня, мистер Райли, но, очевидно, нет. Если бы знали, Вы были бы в курсе, что я не сплевываю.

– Нора, пожалуйста, – сказал Уесли, будучи готовым упасть на колени и умолять ее, чтобы она позволила уладить все ему самому.

Не похоже, что бы это сработало. На какой-то миг Уесли ощутил прилив сочувствия к Сорену. Нора была необузданной, неуправляемой, неконтролируемой. Ей говорили одно, она делала другое. Она смеялась, когда другие плакали. Танцевала, когда другие сидели. Она проложила себе путь к вершине и даже не обломала ноготь по пути наверх. Никто не мог ее сломить. Никто не мог с ней справиться. Никто не мог заставить ее замолчать.

Господи, он скучал по этой женщине.

Уесли развернулся к отцу, встал прямо перед Норой и поднял подбородок.

– Папа, моя личная жизнь с Норой, и то, что произошло между нами двумя не твое дело. Мы утрясли этот вопрос. И она не шлюха. Не могу поверить, что ты это говоришь.

– Я сказал это и скажу еще раз. А как еще назвать женщину, торгующую своим телом?

– Хороший карьерный ход. – Нора выглянула из-под руки Уесли. – Хотя технически, я была Доминой…

– Нора, ты можешь дать мне минуту? – Уесли попытался спросить настолько вежливо, насколько позволяли его натянутые нервы.

– Не торопись, Уес.

Она снова погладила его по спине.

– Пап, я люблю тебя. Но ты вроде как бесишь меня сейчас. Нора – моя лучшая подруга. Она моя девушка. Она останется здесь со мной, пока я выясняю, что делать дальше. Если у тебя проблемы с этим…

– Конечно у меня проблемы с этим…

– Тогда мы отправимся в отель.

– Очень хорошая идея, – ответила Нора сзади. – Мне понравился тот замок, что мы проезжали. Мы можем арендовать башенку? Я позвоню узнать о стоимости недельного проживания.

– Я лучше остановлюсь в Мотеле 6*, нежели позволю кому-либо так обращаться с тобой, Нора.

– Я слышала, они оставляют включенным свет. Как мило с их стороны.

Нора уже достала телефон, явно готовая убраться к чертовой матери из Кентукки. Или хотя бы с лужайки перед его домом. И ему не за что ее винить.

– Мотель 6? Зачем, спрашивается? – мать Уесли крикнула с крыльца. – Уесли? Ты добрался домой?

– Привет, мам.

Он схватил Нору за руку и потянул ее через лужайку туда, где под арочным навесом стояла его мать.

– Я хочу познакомить тебя с моей девушкой, Норой. Она приехала из Коннектикута навестить меня.

Уесли хотел сжать мать в медвежьих объятьях, но передумал. Его отец обвинит его потом за то, что он использовал мать, чтобы ему все сошло с рук. Он хотел, чтобы его отец, принял Нору, а не просто терпел ее, потому что его маме она нравилась.

– Здравствуйте, миссис Райли.

Нора снова улыбалась, но не той улыбкой, которая действовала Уесли на нервы. Простая улыбка, которую он видел только, когда они были один на один, или, когда она общалась с детьми. Он никогда не встречал никого, кто бы так хорошо обращался с малышами, как Нора. Она разбивала его сердце, утверждая, что совсем не хочет детей.

– Очень приятно познакомиться с Вами.

– Нора, говоришь? – повторила его мать, улыбаясь Сатерлин.

Сегодня его мама выглядела уставшей. Деловая составляющая их семейного бизнеса изнуряла ее, и Уесли боялся, что одно только чувство вины будет держать его на ферме всегда.

– Мне тоже приятно с Вами познакомиться. Но, Уесли, я думала…

Уес рассмеялся.

– Мама, Бриджит и я недавно рассталась. Нора и я были вместе, когда я был в Йорке.

– Я намного моложе, чем выгляжу, даю слово. – Нора улыбнулась шире. – Я стала ужасно выглядеть.

Его мама засмеялась.

– У меня было чувство, что мой Уесли клюнет на женщину постарше. Девочки его возраста просто недостаточно умны для него.

Она протянула руку и взъерошила волосы Уеса. Нора показала ему язык, а ее взгляд так и кричал «Судьба, порой, такая сучка, правда?».

– Я определенно недостаточно умна для него. Ведь я однажды позволила ему уйти. На сей раз, буду более осмотрительной.

– Умная девочка.

Уесли усмехнулся, когда его мать потянулась и похлопала Нору по руке.

– Уже поздно, мама. Разве ты не должна быть в постели? – спросил он, опасаясь, что ее разбудил его спор с отцом.

– Да, Кэролайн. Я тоже думаю, что это хорошая идея, – сказал отец Уесли тоном, не терпящим возражений.

– Да, сэр, – отозвалась она и потянулась за рукой мужа. – Уложи меня в постель. Убедись, что ты хорошо и плотно укутал меня одеялом.

– Я всегда так делаю. Должен как следует укутать, а не то ты сбежишь от меня.

Мать Уесли широко улыбнулась и ее бледное лицо мгновенно озарилось любовью. Уесли тоже не смог сдержать улыбку. У него и его отца были свои разногласия, но они оба поклонялись земле, по которой ходила Кэролайн Райли. По большей части только это удерживало их от начала Новой гражданской войны на земле Кентукки.

– Было приятно познакомиться с Вами, Нора, – сказала она, оглядываясь через плечо, пока Джексон провожал ее в дом. – Уесли, убедись, что у нее будет достаточно одеял. Ночью может стать еще холоднее.

– Будет сделано, мама. Мы с ней останемся в гостевом доме.

– Я не слышала этого, молодой человек, – сказала она, смеясь.

Уесли посмотрел на Нору, которая улыбалась ему. Оставшись снова наедине, Уесли привалился к одному из столбцов на крыльце.

– Ладно, все прошло хуже, чем я думал, – признался он. – Нора, я так сожалею. Не могу поверить, что мой папа вынюхивал о тебе и обо мне, и…

Сократив расстояние между ними в два больших шага, Нора обняла его.

– Вау, где ты этому научилась?

Он крепко сжал ее в объятиях.

– Уес, ты мой герой. Я не могу поверить, что ты так возражал своему отцу. Он немного…

Нора отстранилась, выразительно изобразив известную сцену убийства в душе из «Психо»*. Уесли смог только кивнуть, соглашаясь.

– Да, с этим не поспоришь. Он хороший парень. Правда. Он просто слишком заботится обо мне и маме.

– Семьянин. Я уважаю это. Мой отец продал бы меня с потрохами, чтобы погасить свой десятидолларовый долг, если бы знал, что выручит за меня десятку.

– Отец тебя недолюбливает просто…

– Ненавидит, он меня ненавидит, – исправила она.

– Хорошо, он тебя ненавидит просто потому, что думает, что ты причиняешь мне боль.

Нора потянулась вверх и погладила щеку Уесли. Он уткнулся лицом в ее ладонь и поцеловал.

– Уесли, я действительно причинила тебе боль.

Он кивнул, больше ничего не сказав. Нора снова сжала его в объятиях. Она обнимала его долго, так долго, что он даже забыл, что она обнимает его. Он поцеловал ее волосы, вдыхая ее аромат – аромат орхидей. Нора всегда пахла орхидеями... Когда-нибудь он спросит у нее почему.

– Я должна идти.

Она отстранилась.

– Что?

– Я могу остановиться где-нибудь в городе. Не хочу доставлять тебе еще больше неприятностей. Нора Сатерлин в доме = неприятности. Это законы математики.

Уесли покачал головой и взял ее за руку.

– Когда это ты начала заниматься математикой? Не отвечай. Слушай, ты не доставишь неприятностей. Мы собираемся послать все к черту и отдохнуть, провести время вместе и во всем разобраться. И никаких проблем, правда?

Нора тяжело вздохнула. Она скрестила руки на груди и прислонилась к колонне позади нее.

– Останься на неделю. Пообещай мне неделю, – сказал Уесли. – Если ситуация с моим отцом будет прежней в течение этой недели, то мы вернемся в Коннектикут. Хорошо?

Уесли посмотрел на Нору. Она закрыла глаза и выдохнула через нос. Существовала ли в мире женщина красивее, чем Нора Сатерлин? Даже после целого дня за рулем и будучи одетой в простые джинсы и белую футболку, плотно обтягивающую ее восхитительную грудь, которая преследовала его во снах и наяву, и с ее густыми темные волосами, собранными сзади в хвост, и с растертым карандашом для глаз и поблекшей помадой…  она сводила его с ума одним своим видом... но он так же знал, что под этим внешним слоем, скрывался ее ум, ее чувство юмора, ее дух, который никто не мог сокрушить. Даже Сорен. Проклятие. Нет другого слова для Норы Сатерлин. Только «проклятие».

– Ладно. Одну неделю, – пообещала она, открывая глаза.

– Хорошо. Думаешь, что сможешь вести себя хорошо в течение одной недели?

– Наверное, нет. Но я постараюсь. Ради тебя.

– Спасибо.

– Нет проблем, – ответила Нора, направляясь к ее машине. – Серьезно, даже я не cмогла бы доставить много неприятностей за неделю, верно?

*Motel 6 – сеть бюджетных мотелей в США и Канаде. Изначально в них предлагались услуги по исключительно низкой цене – 6 долларов за ночь. Этот гостиничный тариф впоследствии стал частью названия сети. 

*Психо – психологический триллер Альфреда Хичкока (1960 г), в котором главную героиню убивают ножом в душе. Эта картина стала одной из самых нашумевших и «цитируемых» лент в истории кинематографа.

Глава 7

Север

Прошлое

В течение двух недель, единственное, чем занимался Кингсли, это наблюдал за Стернсом. Он ходил на уроки, ел, делал вид, что относился по-дружески к другим мальчикам, но все, что он делал, было лишь притворством, маской, обманным маневром. Для того, чтобы искупить вину за свое поведение в первый день в школе Святого Игнатия, Кингсли разыгрывал из себя святого в глазах окружающих его людей. Но он существовал исключительно для Стернса, исключительно для греха.

Однако Стернс не поддерживал его игру.

– Аристотель, – произнес нараспев отец Роберт, скрипя сломанным куском мела по доске, – имел довольно необычную идею о мысли, о разуме. Он думал, что местонахождением разума было сердце. Мозг был не более чем охлаждающим пунктом воздухообмена – вентиляцией. Интересно, что древние египтяне тоже думали, что мозг был бессмысленным органом, в то время как само сердце было вместилищем для души и разума. Современная наука говорит нам, что это не так. Но что Иисус говорит нам об этом?