Текст книги "Рыжеволосая девушка"

Автор книги: Тейн де Фрис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 45 страниц)

– Сначала поедем этим автобусом, – сказал Хюго.

Мы довольно быстро нашли остановку автобуса, сели и проехали до конечной станции. Улица на которой жил Баббело, была длинная, но нельзя было сказать, новая она или старая, красивая или безобразная; просто какая-то безликая. На мой взгляд, это была типичная утрехтская улица, как бы окутанная холодным туманом консерватизма. Дом номер 303 находился в самом конце улицы, где она переходила в небольшую площадь такого же безликого, мертвенного вида; единственными новыми зданиями были здесь почтовая контора и баня.

На конечной остановке мы сошли с автобуса и постояли, совещаясь, на сквере, почти лишенном растительности и расположенном между множеством вымощенных камнем улиц. В земле торчали лишь тощие прутики, которым в течение ближайших столетий, очевидно, надлежало вырасти и превратиться в настоящие деревья; поэтому весь этот район уже сейчас окрестили именем «зеленый городок».

– Ну? – спросила я. – Что же дальше?

– Прежде всего надо выяснить, как человек выглядит, – сказал Хюго. – Самым подходящим временем для этого будет конец дня, когда, как можно полагать, этот негодяй Баббело возвращается из отделения домой. Разумеется, если только он не занят и в другие часы. Например, после полуночи, когда он звонком в дверь будит невинных людей и уводит их с постели прямо на допрос…

– Я уже вполне готова, Хюго, не старайся меня убедить, мои мысли и так целиком сосредоточены на этом деле.

Хюго только усмехнулся. Весь этот день мы бродили по дорожкам на окраине города, по скучным и пустынным новым улицам с гаражами и палисадниками, где лишь жалкий одинокий крокус то тут, то там с трудом пробивался сквозь темно-серую корку земли… Мелкий и нудный дождь все шел и шел. Мы решили хоть немножко просушиться в одном из кафе для шоферов, где было тепло и уютно, хотя там подавали отвратительный напиток, словно в насмешку называемый кофе. На стене висела табличка «Говорить о политике воспрещается», но за всеми столиками вокруг нас шли разговоры о политике. Очевидно, мы не были похожи на изменников родины, и шоферы, кинув на нас мимолетный взгляд, продолжали играть в карты и шашки и отпускать язвительнее замечания по поводу царящего в стране режима.

К концу дня мы снова пришли туда, где жил новоиспеченный инспектор Баббело. Осторожности ради мы держались возле почтовой конторы, откуда было хорошо видно узенькую галерейку, украшавшую дом номер 303. Долгое время из дома никто не выходил, и мы чувствовали себя неуютно, стоя на виду, как вдруг в доме открылась дверь. Хюго быстро прикрыл лицо руками и стал раскуривать сигарету, поглядывая сквозь пальцы. На улицу вышел, ведя велосипед, костлявый мужчина в полицейской форме; из-под черного плаща у него выглядывало белое кашне. Вид у него был недовольный. Он перекинул ногу через седло и со злостью оттолкнулся от земли; настроение было явно ниже нуля. Хюго тихонько подтолкнул меня в спину.

– Надо позвонить у дверей и спросить Баббело, – сказал он. – Тогда мы наверняка узнаем он ли это был.

Хюго пошел переулком к почтовой конторе, а я, пробираясь вдоль стен домов, вошла в арку дома номер 303 и позвонила. Дверь открыла девочка-подросток; судя по ее виду, это была прислуга или приезжая родственница.

– Могу я поговорить с инспектором? – спросила я самым изысканным светским тоном, на какой только была способна.

Девушка смерила меня взглядом с головы до ног, как будто заметила, что тон, каким я произнесла эти слова, плохо вяжется с моей внешностью, и, кивнув в сторону ехавшего на велосипеде полицейского, сказала:

– Он только что отправился на службу!

– О, значит, я застану его там, – сказала я и, попрощавшись с ней, отправилась дальше, ко второму переулку, который кружным путем привел меня в то же место, где Хюго стоял у глухой стены почтовой конторы, уткнувшись лицом в газету.

– Это он, – сказала я, приблизившись к нему.

– Ты хорошо видела его лицо? – спросил Хюго и сложил газету.

– Еще бы! Могу даже перечислить его приметы: нос прямой, усики, как у Гитлера, низкий лоб, глаза темные, рот необыкновенно широкий (слишком много орал в Схалкхааре); вообще морда такая, что даже Нуркс[27]27
  Нуркс – персонаж из книги «Камера обскура» известного голландского писателя Гильдебранда (Н. Беетса, 1814–1903 гг.).


[Закрыть] в Гарлемском парке по сравнению с ним – красное солнышко.

– Вот тебе на! – резко воскликнул озадаченный Хюго. – Что за басенки воскресной школы ты рассказываешь? Какой такой Нуркс?

Я рассмеялась.

– Не ломай себе голову над этим, Хюго. Ты же видишь, что в моем мозгу отпечатался четкий снимок с нашего Баббело… Что будем делать дальше?

Он потер себе щеку, словно хотел определить, не стала ли она мягче после того, как он два дня не брился.

– Уже шесть часов. Зайдем куда-нибудь, поедим хоть овощного рагу и быстренько скроемся.

Мы поели где-то овощного рагу, которое оказалось вовсе не таким ужасным для военного времени и военных цен, и пошли на другой конец города.

Мы шли под руку, и это должно было усыпить чрезмерную подозрительность, но опасность по-прежнему подстерегала нас в лице врагов в коричневой, зеленой и серой военной форме. Я чувствовала, как упирается в мое ребро револьвер Хюго; свое оружие я держала наготове в боковом кармане, на случай если кто-нибудь наткнется на нас и спросит у Хюго документы: он, конечно, выглядел слишком молодым и здоровым, чтобы иметь освобождение от «трудовой повинности». Часам к восьми, когда мы не спеша добрались до окраины города и очутились на узком канале, вдоль которого тянулись старые низкие домики и бараки, – воды этого канала, казалось, без всякой пользы текли мимо лугов, – из нашего поля зрения исчезли наконец люди в военной форме. Дождь перестал, но дул холодный сырой ветер, и я радовалась тому, что рядом со мной Хюго. Так было хоть немножко теплее; он чувствовал себя великолепно в зимнем пальто.

Хюго остановился возле маленького моста; за ним открывалась серая площадь, вокруг которой стояли в беспорядке сараи и навесы. На одной полинявшей от дождя доске виднелась надпись: «Цементная фа…ри…Фан…дини». Я старалась отгадать, какие же выходцы из Италии могли фабриковать здесь цемент. Может быть, потомки каких-нибудь трубочистов или печников? Хюго тихо сказал мне:

– Вот наш отель.

Он повел меня через мостик. В ста метрах от нас двое детей быстро бежали в сторону города, а дальше, у самой окраины, кто-то торопливо катил на велосипеде. Приближался комендантский час. Вслед за Хюго я вошла под заброшенный навес. Фабрика Фан…дини была в полном Запустении; вероятно, немцы закрыли фабрику, когда Италия отпала от «оси»; они всегда находят, на ком отыграться, удовлетворить жажду мщения. Беззащитные итальянцы в Голландии оказались как раз подходящей жертвой.

Хюго нашарил дверь одного сарайчика. Она была плотно прикручена обрывком железной проволоки. Своей маленькой мускулистой рукой Хюго крутил наполовину проржавевшую проволоку, пока она не сломалась. Он открыл дверь сарая. Внутри – пыль и полумрак, поломанные ведра, гнилые доски, под ногами – битый кирпич… Ночлег, выбранный Хюго, был отнюдь не из роскошных. Но зато сохранялось наше инкогнито и нам не нужно было предъявлять фальшивых документов. Прямо поразительно, как ловко умеет Хюго найти подходящее местечко. Понемногу мои глаза привыкли к полумраку, и я увидела Хюго, который жестом указал мне на какую-то клетушку. Там звонко капала вода из водосточной трубы.

– Вот ванная комната, мадам, – сказал он. – Желаете сейчас воспользоваться ею или лучше завтра утром?

Несмотря на шутливый тон, я все же поняла, что Хюго чем-то озабочен и его мысли заняты чем-то другим. Обследуя помещение, я наткнулась на какое-то толстое деревянное корыто, очевидно предназначавшееся для цементного раствора; когда мы его опрокинули, получилось нечто вроде скамьи. Проделали мы это почти без шума. Рядом с водосточной трубой находилось высокое и широкое окно; оседавшая на нем в течение долгого времени пыль образовала налет, похожий на штукатурку. Позади корыта Хюго нагромоздил камней и досок и с глубоким вздохом вытянул наконец ноги.

– Жаль, что кровати отданы напрокат, бар закрыт, а центральное отопление выключено. Что же касается остального, то мы имеем полный комфорт…

– Ты несокрушимый оптимист, Хюго, – сказала я. – Есть ли на свете вещь, которая может вывести тебя из равновесия?

Какую-то долю секунды он помедлил, и ответ его прозвучал немного деланно.

– Вот вопрос, над которым я никогда не задумывался, – сказал он. – Каждый человек таков, каков он есть… Да и ты ведь не из тех, кто позволит сбить себя с панталыку, – быстро добавил он.

– Ты так думаешь? – спросила я. – Значит, ты доволен мной?

– Да разве взял бы я тебя на эту работу, если бы тебе не доверял? – на этот раз быстро ответил он.

Я усмехнулась в полумраке и сказала:

– Я расцениваю твои слова как комплимент, Хюго.

В его ответе снова послышалось смущение:

– Ну что ты… Мы здесь не для того, чтобы делать друг другу комплиментики. Мы должны выследить, где находится Фосландер… Теперь спать, Ханна… Ты согрелась? Может, возьмешь мое пальто?

Предложение было слишком соблазнительно, чтобы не принять его. По правде сказать, мне было очень холодно – мой плащ еще не просох, и холод пробирался сквозь одежду. Хюго неловко закутал меня в свое пальто и поднялся с корыта. Некоторое время он что-то искал в сгущавшейся темноте, в которой лишь призрачно белело высокое окно, и вернулся с охапкой старых мешков.

– Забыли поставить кроватку с пружинным матрацем, – сказал он, расстилая мешки на полу возле корыта; улегшись на них, он накрылся остальными мешками.

Через пять минут он уже спал. Закутанная в зимнее пальто Хюго, я все еще сидела на корыте, клюя носом и зевая. Через некоторое время я тоже улеглась, накрылась пальто и заснула, как и мой соратник.

…Было очень рано, когда запели петухи. Я проснулась, словно после тяжелого, одуряющего сна. Голова у меня болела. Петухи… В первый момент я подумала, что нахожусь в доме Ферлимменов. С удивлением взирала я на хаотическое нагромождение досок, освещенное скудным светом утра, на пыль и запустение вокруг меня, пока наконец не вспомнила все… Я взглянула на часы. Было четверть седьмого. Со своего неудобного ложа на корыте я поглядела на пол возле скамьи. Хюго, лежа на мешках, спал спокойно и естественно, как спит ребенок. Волосы свисали ему на лоб. Руки он подложил под голову и приподнял одно колено. На невероятно грязных и серых от пыли мешках я прочла написанное красными буквами «Фантадини. Утрехт».

Петухи замолчали, на улице царила тишина. Я тронула Хюго за плечо. Он открыл глаза, закрыл, снова открыл, дико огляделся вокруг и рывком сел. Медленно облизнув губы, он проговорил:

– Черт знает, какой скверный вкус у меня во рту!

– Ванна еще работает, – сказала я.

Он натянуто ухмыльнулся, припомнив, очевидно, свою остроту. Затем он встал. С головы до ног он был покрыт известковой пылью.

– Черт возьми, – сказал он и повторил еще раз – Черт возьми! Вот так история.

Я тоже встала. Общими усилиями мы начали выбивать цемент из его одежды. Нам пришлось изрядно потрудиться, чтобы она наконец приобрела приличный вид. Я чихнула, и Хюго прикрыл мне рот рукой.

Спустя полчаса мы снова отправились в город. Купив по дороге хлеба и пачку маргарина, мы пошли на старую широкую улицу возле крепостного вала и там позавтракали, выпив какой-то гущи, которая продавалась под маркой кофе. Хюго пошел в парикмахерскую, я подождала его в кафе. Затем мы снова стали наблюдать за кварталом, где находился дом Баббело. Самого полицейского мы не видели. Появилась довольно неряшливого вида девушка с корзиной – та самая, с которой я накануне разговаривала в дверях дома. Я быстро увлекла Хюго в почтовую контору, и мы вынимали из автомата почтовые марки по два цента до тех пор, пока у нас не иссякли мелкие монеты. Подошел и отправился дальше городской автобус. Мы наконец решили, что благоразумнее нам покинуть этот квартал; у меня было такое чувство, что мы слишком смахиваем на праздношатающихся. Никогда еще я так не жалела, что со мной нет моего велосипеда.

Пообедали мы опять в одной из дешевых закусочных недалеко от центра города и снова пошли бродить, так что под конец мне стало казаться, будто я уже месяц хожу по Утрехту. Хюго сохранял непоколебимое хладнокровие. В течение целого дня он не произнес и десятка слов. Однако к концу дня он начал проявлять беспокойство.

– Нам нужно решиться, Ханна… – пробормотал он. – Велосипедов у нас нет, поэтому наш старый трюк с поворотом и стрельбой сегодня не пройдет...

– Что ты имеешь в виду? – спросила я; мы шли под руку.

– Мы должны увезти этого человека, – пояснил он. – Похитить, или как там еще называют это янки.

– Ты что, спятил, Хюго? – сказала я. – Для этой цели необходимо иметь по меньшей мере автомобиль.

Он строго и в то же время с вызовом посмотрел на меня.

– Разве я зря был шесть лет шофером при домнах? – тихо сказал он. – А машины… они стоят на любом углу.

Взглянув на него, я поняла, что он задумал, и сказала:

– Это вдвойне опасно, Хюго. Похищение человека и кража автомобиля.

– Я полагаюсь не на одного себя, – ответил он внушительно.

– Принимаю предложение, – согласилась я. – Скажи теперь, как, где и когда это будет?

– Который час? – спросил он.

– Четыре часа сорок четыре минуты, – ответила я, поглядев на свои часы.

– Отлично, – сказал Хюго. – Слушай внимательно. Если этот господин отправится сегодня на службу в то же время, как и вчера, то он выйдет из дверей своего дома без десяти минут шесть. Значит, у нас остается около часу, чтобы предпринять нужные действия… Времени не так уж много… Автомобиль же можно найти только в более богатых кварталах. Кроме того, нужно выбрать такую улицу, откуда я легко мог бы скрыться.

– На набережной за вокзалом, – предложила я. – Насколько мне помнится, там стояло много машин. И есть где развернуться.

– Ясно. Так и сделаем.

Мы пошли на Катарейнесингел – так назывался большой канал и набережная, которую я имела в виду. Дорогой я спросила Хюго:

– А ты знаешь, как попасть оттуда к дому Баббело?

– Просто я объеду этот крепостной вал, – ответил он. – А когда доберусь до Малибаана, то уже найду дорогу.

На Катарейнесингел сначала попадались одни только немецкие конторы, то «Verwaltung», то «Zentrallstelle»[28]28
  «Управление» и «главная контора» (нем.).


[Закрыть]. Немецкие автомобили, стоявшие, точно серые гробы, возле заборов или у подъездов, мы обходили как можно дальше. Зато возле одного сквера, где находилось здание железнодорожного ведомства, нам повезло. Там стояло четыре машины. Внимание Хюго сразу привлекла синяя. Он остановился и стал зажигать сигарету.

– Видишь вон ту, синюю? – спросил он. – На ней нет газогенератора. Что это означает? То, что мотор работает на синтетическом бензине. А кто получает синтетический бензин? Люди, которые совершенно потеряли совесть… Поэтому наш маневр доставит мне двойное удовольствие. Не мешало бы знать еще одно: заперты ли дверцы.

Я направилась к автомобилю. Хюго озадаченно смотрел мне вслед.

– Что ты делаешь?

– Отвернись. У меня спустился чулок.

Я сделала вид, будто подымаю чулок, укрывшись за синей машиной, и попробовала дверцы. Затем вернулась к Хюго, который стоял, послушно отвернувшись, хотя я знала, что он не раз видел мои ноги в чулках и без чулок.

– Отперты, – сказала я ему.

Он так сильно ущипнул меня за руку, что я взвизгнула. Железнодорожник, проезжавший на велосипеде мимо нас, удивленно и даже с некоторым возмущением поглядел на Хюго.

– Теперь иди, Ханна, – сказал Хюго. – Жди на тротуаре, возле Ярмарочного ресторана. Если номер мне удастся, я проеду мимо и захвачу тебя.

Внезапно мне пришло в голову, что сегодня впервые с начала нашей совместной работы с Хюго я буду находиться вдали от него из-за этого рискованного предприятия, исход которого ни он, ни я не могли предвидеть. Ведь может так случиться, что через десять минут или четверть часа я окажусь в Утрехте одна-одинешенька. Хюго могут заметить, задержать и увезти, а меня не будет при этом. Невольно я взглянула на набережную, туда, где предательски выстроились в ряд серые немецкие машины, и невольно представила себе, что будет, когда владелец обнаружит, что машину в его отсутствие кто-то увел, и поднимет тревогу. Ведь из всех этих немецких контор и управлений выбегут вооруженные враги! Я уже готова была схватить Хюго за руку и потащить с собой, заставить его бежать отсюда как можно быстрее… Мне стоило большого труда преодолеть это желание. Хюго поглядел на меня и, видимо, прочел в моих глазах страх.

– Боишься? – тихонько спросил он.

– Нет, – сказала я, стуча зубами.

Хюго горько рассмеялся:

– Иди же! Иди, я скоро вернусь к тебе. Это ненадолго.

Я пошла по направлению к Ярмарочному ресторану. Я шагала совершенно автоматически, настолько автоматически, что даже мимо немецких машин прошла, не обратив на них внимания. Подойдя к мосту, я миновала ресторан и осмоленные деревянные строения на Фреебурге. Повернувшись спиной к мосту, я остановилась возле киоска и стала рассматривать «Адлер», «Дас рейх», «Сигнал» и другие пасквильные газетки, бог знает под какими названиями. Я напряженно ждала, что вот-вот позади меня завоет сирена и прозвучат автоматные очереди. Ничего, однако, не последовало. Я знала, что Хюго рассчитывает на мое содействие, иначе я немедленно лишилась бы чувств. Широкий тротуар закачался подо мной, когда я услышала, как возле меня, зашуршав шинами, остановился автомобиль. Я оглянулась – дверцу открыли. Из автомобиля высунулась рука и поманила меня. И я узнала эту руку; внутри у меня словно прорвалась плотина… Почти без чувств я упала на серое кожаное сиденье рядом с Хюго. И пришла в себя лишь после того, как машина миновала не одну улицу. Рука Хюго сжимала мою.

– Ханна, – сказал он. – Очнись, милая. Будь умницей. Возьми себя в руки.

Мне стало стыдно. Я справилась с собой. Прежде всего я вспомнила, что и у меня в кармане лежит револьвер. Ощупала оружие; его тяжесть вызвала у меня ощущение силы и уверенности, хотя, конечно, именно Хюго помог мне снова обрести чувство собственного достоинства….

Минут через шесть мы были уже в знакомом нам квартале. Часы показывали половину шестого. Хюго сначала отвел автомобиль в так называемый «зеленый городок» и поставил его там против католической церкви.

– Я не предусмотрел лишь одного прискорбного факта, Ханна, – сказал он, ухмыляясь. – Погляди-ка на счетчик горючего. Его осталось совсем мало.

– А зачем оно нам, Хюго? – спросила я.

Он объяснил, как он представляет себе выполнение второй половины нашей операции, и дал мне несколько конкретных указаний.

– Надо надеяться, – добавил он не свойственным ему строгим и самоуверенным тоном, – что охота на автомобильного вора еще не началась… Будет очень неудачно, если во время нашей операции нам придется вернуть машину хозяину.

Несмотря на мое нервное состояние, я рассмеялась. Уж этот Хюго! Шутить в такой момент!

Без четверти шесть темно-синяя автомашина стояла возле сквера с почтовой конторой и баней, которыми заканчивалась улица Бургомистра Веертса. Я вылезла из машины и пошла по улице к центру города. Шла я медленно, уже успокоившись, засунув руки в карманы пальто и одной сжимая револьвер. Я прислушивалась к шуму каждого автомобиля, который обгонял меня. Прошел мимо городской автобус и в двадцати метрах от меня остановился. Три человека сошли с автобуса, перешли улицу. С противоположного конца улицы ехал на самокате мальчишка. Автобус уехал, а мальчик приближался ко мне. Перед магазином стояли, разговаривая, двое мужчин; судя по их виду, мелкие рантье. Я мельком взглянула на часы: было без десяти минут шесть. Если инспектор Баббело верен себе, то он должен уже находиться позади меня. А значит, сейчас я заслышу и автомобиль Хюго.

Не прошло и минуты, как послышался шум автомашины. Я остановилась и повернулась в ту сторону. И одним взглядом окинула всю улицу: мальчик на самокате исчез за углом, пассажиры автобуса все еще шли по тротуару, два старичка по-прежнему болтали между собой. На велосипеде ехал из конторы человек с длинным носом, гитлеровскими усиками и в белом шарфе под мундиром; сегодня полицейский был не такой сердитый, как вчера. По пятам за ним ехал синий автомобиль. Я видела, как за ветровым стеклом Хюго махнул мне рукой. Вдруг автомобиль сделал быстрый, еле заметный рывок; очень короткое расстояние между автомобилем и инспектором сократилось до предела и передний буфер ударил в задок велосипеда.

От удара инспектор свалился. В одно мгновение я была уже возле него. Он упал на сторону, и велосипед из-под него выскользнул. Инспектор, ругаясь, поднялся на ноги. Его правая штанина была в грязи. Я подметила это одним быстрым, все охватывающим взглядом. Я видела, что темно-синяя машина остановилась но другую сторону от Баббело. Как только наш молодчик встал на ноги, я ткнула ему револьвер прямо в нос.

– Ни звука! – сказала я ему. – Повернуться. Сесть в машину.

На меня тупо уставилось лицо с длинным носом и низким лбом – умственное развитие явно не выше, чем у десятилетнего ребенка. Я подтолкнула инспектора и прошипела:

– Живо. В машину. Иначе буду стрелять.

Он оглянулся вокруг. Реакция, недостаточная даже для ребенка. Но до его трухлявых мозгов, казалось, все же дошло, в какую ловушку он попал. Хюго уже открыл дверцу.

– Входите, – прошипела я в третий раз.

Полицейский так же тупо повиновался; однако в его тусклых глазах мелькнул проблеск ярости, протеста. Не успел он и слова сказать, как я уже сидела позади него в машине, приставив ему револьвер к спине между лопатками. Хюго тронулся в путь. Мы стремглав вылетели с этой улицы; весь инцидент, даже несмотря на неповоротливость перепуганного инспектора, занял так мало времени, что двое собеседников все еще стояли около магазина, видимо не имея ни малейшего представления о том, что совершается у них под боком.

Пока я отбирала у инспектора огнестрельное оружие, он сидел молча; я слышала только его тяжелое дыхание. Но, видимо, цель нашего маневра стала ему наконец ясна. Если сначала он был ошарашен неожиданным нападением, то теперь он совсем скис. Я продолжала постукивать револьвером ему в спину, чтобы он ни на секунду не забывал, что ему не позволят никаких штучек.

Внезапно он заговорил. Мы впервые услышали его голос. Именно такой типично вахмистрский голос и ожидала я услышать.

– Хулиганье, – сказал он, и мне показалось, что он с силой стиснул зубы.

– Ага, – сказал Хюго, ни на один момент не отрывая взгляда от улицы и сворачивая на большое шоссе, ведущее к Хилверсюму. – Господин инспектор начинает соображать… Это хорошо. Значит, с ним можно поговорить.

– Я не разговариваю с террористами, – вдруг взвизгнул Баббело. – Первый гол был в вашу пользу. Второй будет в мою. Как только мы повстречаем немецкую машину, я крикну…

Стволом револьвера я сильно стукнула инспектора между лопатками. Он замолчал и снова как-то обмяк, после того как несколько воспрянул духом от собственных угроз. Хюго хихикнул:

– Позади тебя сидит чемпион по стрельбе. Она точно знает, где у тебя сердце. Если только ты не предпочтешь пулю в мозги…

– …то есть, – добавила я, – в ту полость, где у нормального человека помещаются мозги. Лучше заговорили бы, господин Питер Баббело.

Однако он больше ничего не сказал. Отклонившись чуть вбок, я поглядела в зеркальце над ветровым стеклом, надеясь что-нибудь прочесть на роже негодяя. Видно было, что это ограниченный и злой человек. Кажется, он напряженно думал.

– Нам нужна лишь небольшая информация, – сказал Хюго. – Ты, конечно, знаешь, где находится твой приятель Герман Фосландер, не так ли? Фосландер из Бевервейка!

Мы миновали переезд и объезжали форт Хрунекан. Рядом с немецкими грузовиками шагала немецкая охрана. Я заметила, что Баббело осторожно поднял голову. Мне показалось, что он собирается крикнуть. Я быстро перевернула револьвер и с силой ударила Баббело тяжелой стальной рукояткой в затылок.

– Мать честная, – сказал Хюго бросая короткий удивленный взгляд на сникшего Баббело. – Что там такое?

– Он хотел крикнуть, – ответила я. – Вон тем немцам.

Баббело весь как-то осел и привалился к дверце.

– Пусть лучше он склонится ко мне на плечо, Ханна, – сказал Хюго, – если кто-нибудь увидит, что полицейский, весь бледный, прилип к боковому окошку, это покажется странным.

Мы зубоскалили, и я старалась прислонить к плечу Хюго выведенного из строя фашистского молодчика.

– Изысканное общество, – заметила я. – Как у нас с бензином?

– Почти кончился, – ответил Хюго. – Я сверну в первую боковую аллею, которая мне приглянется.

Он поехал быстрее. Я обследовала револьвер Баббело. Оружие было с полным зарядом, маленького калибра и великолепно поместилось бы в сделанном мной кармане. Хюго кашлянул. Я взглянула на дорогу. Со стороны Хилверсюма приближалась немецкая легковая автомашина. Мне показалось, что люди в высоких фуражках – я смутно их различала – внимательно смотрят на нас; единственная надежда, что они так же смутно видят нас с нашим трофеем, как и мы их. Несколько тревожных секунд, и немцы проехали мимо. Хюго сказал:

– Уф… В самом деле, пора уже сворачивать с большой дороги… Вон там проселок. И места эти, по-моему, не густо заселены.

Мы помолчали. Хюго съехал с большой трассы и свернул на боковую лесную дорогу. От нее шла вбок еще одна дорога – обсаженная ивами аллейка, тянувшаяся между садоводствами и лугами, достаточно, впрочем, широкая для проезда на автомашине. Здесь действительно не было ни души. Сразу показалось, что мы уже далеко от шоссе. Хюго остановил машину, и вокруг нас наступила тишина. Новоиспеченный инспектор по-прежнему был без сознания. Одной рукой Хюго взял его за шиворот, а другой нанес ему увесистый удар по уху.

Полицейский заморгал. Широкая пасть с гитлеровскими усиками на верхней губе беспомощно зашевелилась, послышались невнятные звуки.

– Я-я-я… У-у-у…

Баббело очнулся. Голова его больше не качалась, а держалась прямо и твердо, явно способная даже соображать. На этот раз Хюго прислонил инспектора к дверце и показал мне взглядом, чтобы я держала его на прицеле; затем, обращаясь к нему, сказал:

– Ну, теперь ты пришел в себя, да? Еще раз спрашиваю, где Фосландер?

Я видела Баббело в профиль. Мигать он перестал и начал двигать челюстями, словно жуя. Затем коротко ответил:

– Не знаю никакого Фосландера.

Мы с Хюго одновременно рассмеялись. Хюго опустил руку в карман и вынул оттуда открытку, которая от времени поистерлась и имела несколько иной вид, чем когда Хюго брал ее в Бевервейке из ящика Фосландера.

– Посмотрите-ка хорошенько на адрес получателя и отправителя, господин Баббело, – проговорил Хюго. – Это освежит вашу память.

Видимо, Баббело никто не учил, как можно деликатно уклониться от ответа на затруднительные вопросы.

– Не знаю никакого Фосландера, – повторил он. И в простоте души добавил – А хотя бы и знаю, я не разговариваю с террористской сволочью…

– Не «хотя бы и знаю», «хотя бы и знал», – поправила я инспектора. – Голландский язык, видимо, труден для субъектов из общества «Народ и отечество».

Он удивленно и враждебно поглядел на меня.

– А еще девка, – помолчав, сказал он. – Как же тебе не стыдно вмешиваться в политику… Гм… Ясно!

Он бросил на меня такой грязный и двусмысленный взгляд, что настала очередь Хюго вмешаться. Он ударил инспектора кулаком прямо в лицо.

– Тебя спрашивают только об одном, дрянь, – сдерживая голос, сказал он. – Где Фосландер?

Полицейский засопел, из носа у него потекла кровь.

– Террористское отребье, – сказал он и снова шмыгнул носом. – Не думайте только, что скроетесь безнаказанными. Я вас сам еще убью… И не вас одних.

– В этом я не сомневаюсь, – ответил Хюго. – Спасибо, впрочем, за признание. Вопрос у меня все тот же: где Фосландер?.. Даю десять секунд.

Полицейский смахнул кровь тыльной стороной руки. Бронзовое лицо Хюго словно застыло, он по-прежнему владел собой, однако я расслышала в его голосе дрожь и поняла, что терпение его иссякло.

– Десять секунд, – повторил он. – Начинаю считать.

И он внятно стал считать. Полицейский молчал. Когда Хюго дошел до семи, Баббело предпринял отчаянную и нелепую попытку. Он подскочил на сиденье, так что чуть не ударился головой о крышу автомобиля, и через спинку переднего сиденья бросился ко мне, чтобы отнять у меня револьвер. На какой-то момент я почувствовала на своем лице его дыхание – он был похож на огромного разъяренного кота; из его отвратительного рта пахло кровью. Рука его, жилистая и длинная, отчаянно тянулась к оружию в моей правой руке. Разумеется, именно этого-то движения ему делать и не следовало. Быстро подняв левый локоть, я оттолкнула им огромную голову инспектора; он издал какой-то хлюпающий звук. Дважды трахнул Хюго кулаком по физиономии Баббело. Длинная верхняя часть туловища покачнулась на сиденье, стала клониться вперед, и Баббело уперся теменем в переднее стекло машины.

– Проклятая дубина, – выругался Хюго. – Он сделал тебе больно, Ханна?

– До этого дело не дошло, – ответила я.

Одно мгновение глаза Хюго тепло глядели на меня. Ничего не сказав, он снова повернулся к поверженному противнику.

– Ты слышишь меня, Баббело? – спросил он. Поникшая голова издала стон. – Где Фосландер?

– Билтховен… – прозвучал вахмистрский бас, хотя теперь он был почти неузнаваем. И все же инспектор явно не мог отрешиться от своих бандитских привычек; телом этого нациста управляла слепая, упрямая жажда уничтожения. Прежде чем мы успели сообразить, Баббело поднялся, сжал свой огромный кулак… Я видела, как Хюго пригнулся. Сама я действовала быстро и почти автоматически. Я наставила револьвер и выстрелила два раза подряд Баббело в голову. В тесном пространстве машины выстрелы прозвучали коротко и глухо. Широкий рот Баббело открылся. Инспектор упал на Хюго, который обхватил его и немедленно опустил на сиденье.

– Этот уж больше не заговорит, – сказал Хюго, глядя на убитого полицейского.

– Да, – тяжело дыша, ответила я и спрятала револьвер в карман. – Больше он не заговорит. И не сообщит нам адреса Фосландера.

– Билтховен, – сказал Хюго.

– Ты думаешь, это правильно? – спросила я, все еще опасаясь, что выстрелила слишком поспешно.

– А это мы скоро проверим, – ответил Хюго. Он склонился над трупом полицейского и ощупал его. Из нагрудного кармана форменной куртки он извлек записную книжечку в кожаном переплете. И показал ее мне. Я смотрела через его плечо, пока он перелистывал книжку. Служебные предписания, записи о свиданиях, но с кем, не ясно. Какие-то расчеты и подсчеты, и в самом конце– алфавит с адресами.

– Посмотри на букву «ф», Хюго! – предложила я.