Текст книги "Послушай меня (ЛП)"

Автор книги: Тесс Герритсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

– “Нет ничего противозаконного в желании уединиться”.

Их черный внедорожник припаркован на подъездной дорожке. Гараж недостаточно велик чтобы вместить обе машины, поэтому внедорожник мистера Грина всегда стоит снаружи, и любой прохожий может его осмотреть.

Я иду через улицу.

– Ма, – окликает Джейн.– "Что ты делаешь?"

– Просто посмотрю.

Она следует за мной через улицу.

– Ты сейчас нарушаешь границы, знаешь ли.

– «Это только подъездная дорожка. Это как продолжение тротуара». Я поднесла лицо вплотную к водительскому окну, но внутри было слишком темно, чтобы разглядеть салон. – Дай мне свой фонарик. Да ладно, я знаю, что он у тебя всегда с собой.

Джейн вздыхает, лезет в карман за фонариком и протягивает его мне. Несколько секунд пытаюсь включить. Луч фонарика вспыхивает, то, что мне нужно. Направляю его во внедорожник и вижу безупречную обивку салона. Ни мусора, ни бумаг, ни мелочи.

– "Довольна?" – спрашивает Джейн.

– «Неестественно быть таким чистюлей».

– Возможно, для Риццоли. Она забирает свой фонарик и выключает его. – Хватит, Ма.

Жалюзи в гостиной резко распахнулись, и мы замерли. Мэтью Грин маячит в окне, его широкие плечи почти заслоняют свет позади него. Нас поймали с поличным на его подъездной дорожке, мы стоим рядом с его внедорожником, а он не двигается, не кричит в окно. Он просто молча смотрит на нас, как охотник, изучающий свою добычу, и от этого волосы у меня на затылке встают дыбом.

Джейн машет ему рукой, небрежно, по-соседски, как будто мы просто проходим мимо, но мы знаем, что он ни на секунду нам не поверил. Он знает, что мы делали. Джейн хватает меня за руку и тянет обратно к тротуару и через улицу к моему дому. Когда мы поднимаемся по ступенькам крыльца, я оглядываюсь назад.

Он все еще наблюдает за нами.

– «Что ж, операция прошла гладко», – бормочет Джейн, когда мы входим в дом.

Я закрываю входную дверь и прислоняюсь к ней спиной, мое сердце колотится. – «Теперь он знает, что я шпионила за ним».

– Что-что, а это, я уверена, он и так уже знал.

Я делаю глубокий вдох. – "Он пугает меня, Джейн".

Она подходит к окну гостиной и смотрит через улицу на мистера Грина, который все еще стоит у окна и тоже наблюдает за ней. Какое-то время дуэль взглядов продолжается. Затем он закрывает жалюзи и исчезает в доме.

– Джени?

Она поворачивается ко мне, на ее лице рассеянное выражение. – «Ты можешь просто держаться подальше от этих людей? И им спокойней будет, и мне тоже».

– «Но теперь-то ты понимаешь, что я имею в виду, не так ли? В них есть что-то странное. Почему они продолжают избегать меня?»

– "Боже, я понятия не имею". Она смотрит на часы.

– «Так что насчет Триши? Что ты собираешься делать?

– «Я позвоню в полицию Ревира, узнаю, есть ли у них новая информация. Но сейчас я все еще склонна думать, что она сбежала. Она явно разозлилась на маму, взяла деньги из ее кошелька, она делала это несколько раз и раньше».

– «Я всегда говорю, когда девочка-подросток продолжает убегать из дома – присмотритесь к ее отцу».

– «Похоже, проблема Триши как-то связана с ее матерью».

– Так как же нам ее найти?

Джейн качает головой. «Это будет нелегко. Если девушка не хочет, чтобы ее нашли».

***

– “Мне никогда особо не нравился Рик Тэлли”, – говорит Джонас, когда мы вчетвером сидим в моей гостиной, помешивая плитки «Скрэббл» на столе. – “Такая красивая девушка, как Джеки, могла бы найти мужа и получше. Он постоянно меняет места работы, ни на одной не задерживаясь. Вероятно, большую часть денег в этот дом приносит Джеки. Полагаю, в старшей школе платят довольно хорошо. Да, Ларри?”

Ларри Леопольд только хмыкает и тянется за семью новыми плитками. Как обычно, он выиграл последний раунд, благодаря тройному счету за слово "Zymosis". Мне пришлось поискать его, чтобы убедиться, что такое слово существует, и да, оно было в словаре Вебстера. Любой другой использовал бы плитку "Z" для таких слов, как «Zoo» или «Zip». Или, в момент особого вдохновения – «ooZe». Но это Ларри, школьный учитель английского языка, который всегда нас оставляет с носом. Это бесконечно раздражает Джонаса, потому что он ненавидит, когда другой мужчина побеждает его в чем-либо. Поскольку Джонас знает, что он не может превзойти Ларри на доске для игры в Скрэббл, он вместо этого сосредотачивает свое раздражение на Рике Тэлли, которого здесь нет, чтобы защитить себя.

– «Когда я переехал в этот район, Джеки сразу же подошла, чтобы представиться, – говорит Джонас. – «Она была сладенькая, как пирог, пригласила меня к себе домой на кофе. Я пошел туда, и мы проговорили целый час. Потом Рик возвращается домой, и клянусь вам, если бы он был таким же большим, как я, он бы попытался мне врезать».

– «Ты не можешь быть серьезным, Джонас, – говорит Лорелея. – "Он действительно подумал будто ты имеешь виды на Джеки?"

Джонас выпятил грудь. Если бы он носил все свои военные медали, мы бы услышали медное дзинь-дзинь. – “Некоторые дамы предпочитают, чтобы их мужчины были жесткими с ними. А этот Рик, в нем нет ничего жесткого. Он скорее скользкий и гладкий, как безволосый..." – Джонас делает паузу и подмигивает мне. – “Лучше не будем смущать дам находящихся в этой комнате”.

Каждый из нас внимательно изучает наши новые наборы буквенных плиток. И снова мне выпали неудачные: три "es", две "ls", "k" и "r", и единственное, что мне приходит на ум, это "reek" или "leek".

– “Определенно, в этом доме происходит что-то неприятное”, – говорит Лорелея.

– “Ну, конечно. Ведь у них сбежала дочь”, – замечает ее муж.

– “Нет, я не об этом. Вчера я пошла к ним, чтобы занести эти петиции против пестицидов, и уже была на крыльце когда услышала, как они кричали. Джеки кричала ему, что он должен отсюда съехать, а Рик кричал ей чтобы она сама проваливала отсюда ко всем чертям. Немудрено, что Триша сбежала. Как можно там находиться, когда в доме стоят такие вопли?”

– “Когда они переехали сюда, – говорю я, – они казались вполне счастливыми. Как нормальная пара.”

– “Счастье – это нормально?” – бурчит Ларри.

Джонас записывает свое слово на доске для игры в Скрэббл – "сиськи".

– “В прошлом раунде ты использовал "грудь"”, – говорит Лорелея. – “Господи, Джонас, ты когда-нибудь думаешь о чем-нибудь другом?”

– “В тот раз я имел в виду грудь у мужиков”. ухмыляется Джонас. – “Это ты придала моему слову грязный оттенок, Лорелея”.

– “Потому что я точно знаю, как работает твой разум”.

– “Ха. Уверен, что тебе хотелось бы это знать.”

Ларри удовлетворенно хмыкает, опуская семь плиток. Используя одну из "bs" Джонаса, он составляет слово «basilisk», попадая в заветный квадрат из двойного слова. Мы все стонем.

– "Твоя очередь, Энджи".

Пока я размышляю о своем жалком выборе плитки, отблики задних фар автомобиля освещают красным окно в моей гостиной. Я поднимаю взгляд и вижу, как черный внедорожник Мэтью Грина въезжает на подъездную дорожку. Он вылезает и стоит на подъездной дорожке, глядя в мою сторону. Рассматривая мой дом.

– “Эй, Энджи, ты здесь? Земля вызывает Энджи!” – говорит Джонас, маша рукой перед моим лицом.

Я смотрю вниз на свои плитки, и внезапно слово кричит мне, слово, которое окатывает меня словно ушат ледяной воды. Я с трудом сглатываю, записывая это на доске, используя "i" в последнем слове Ларри? – "killer".

На другой стороне улицы мистер Грин исчезает в своем доме.

– “Такие странные люди”, – бормочу я, когда его силуэт проплывает мимо окна. – “Кто-нибудь из вас был у них в доме?”

– “Ты имеешь в виду Гринов?” Лорелея качает головой. – “Они никогда не приглашали нас войти, ни разу. Соседи называется”.

– “Ну, в доме Джонаса я тоже никогда не был”, – замечает Ларри. – “Все, что я видел, – это его задний двор”.

Джонас смеется. – “Не хочу, чтобы ты увидел трупы, которые я храню в подвале”.

– “Эти люди, они такие недружелюбные. Я не удивлюсь, если у них в подвале найдутся трупы.” Лорелея наклоняется ко мне с заговорщическим блеском в глазах. – “Знаешь, что я видела на днях?”

– «Что?» спрашиваю я.

– “Я была на балконе наверху и случайно посмотрела в сторону их дома, и увидела, что Мэтт стоял на своем заднем балконе. Он устанавливал видеокамеру на перилах.”

– “Направленную на задний двор? Но зачем?”

– “Я не знаю. Он заметил меня и сразу же вернулся внутрь. И странно, что они никогда не позволяют заглянуть внутрь этого дома. Теперь все окна плотно закрыты, даже днем. И ее почти никогда не видно. Как будто она прячется там. Или ей не разрешают выходить.”

Я смотрю на доску для игры в Скрэббл, на свое слово "killer", и внезапно чувствую трепет в животе. Я поднимаюсь на ноги. – “Думаю, что пора открыть вино Джонаса”.

Джонас следует за мной на кухню. “Позволь, я сам”, – говорит он. – “Я старый специалист по открыванию бутылок”.

– “А я, думаешь, нет?”

– “Ты совсем не старая, дорогуша”.

Я лезу в ящик за штопором и вдруг чувствую, как его рука опускается на мою задницу. – “Эй. Эй!”

– “Брось, Энджи. Это же просто небольшое любовное похлопывание.”

Я поворачиваюсь к нему лицом и вдыхаю резкий запах его лосьона после бритья. Хвойный аромат настолько ошеломляет, что мне кажется, будто я вот-вот возьмусь за рождественскую елку. Джонас, без сомнения, красивый мужчина, загорелый, с ровными зубами и густой гривой серебристых волос. И эти мышцы. Но это уже переходит все границы.

– “Ты же знаешь, что у меня есть мужчина”, – говорю я.

– “Ты имеешь в виду того парня, Корсака? В последнее время я его здесь не видел.”

– “Он навещает свою сестру в Калифорнии. Как только она оправится от операции на бедре, он вернется.”

– “Но я-то здесь. И прямо сейчас.” Он приближается ко мне чтобы поцеловать.

Я хватаю штопор и размахиваю им между нами. – “Ладно, открывай вино”.

Он смотрит на штопор, перевод взгляд на меня и разочарованно вздыхает. – “Ох, Энджи. Такая великолепная женщина, и живешь прямо через дорогу. Так близка и в то же время так далека.”

– “Очень далека”.

К моему облегчению, он добродушно смеется. – “Ну что ж, попытаться все же стоило”, – говорит он, подмигивая, и открывает бутылку. – “Давай, детка, пойдем, Ларри снова разгромит тебя в игре”.

***

Спустя долгое время после того, как все ушли той ночью, я все еще взволнована выходкой Джонаса. Признаться, я чувствую себя чертовски польщенной. Джонас на несколько лет старше Винса, но он подтянутей и симпатичней, и, должна признать, есть в этом морском вояке что-то, что может вскружить девчонке голову. Я загружаю грязные бокалы в посудомоечную машину, выключаю свет на кухне и иду в спальню. Там я мельком вижу себя в зеркале, лицо мое раскраснелось, прическа немного выбилась из-под контроля. Именно так я себя и чувствую: немного выбитой из-под контроля. На грани… чего? Флирта? Интрижки?

Раздается звонок в дверь. Я замираю перед зеркалом, думая: Джонас вернулся. Знает, что вывел меня из равновесия, и думает, что я могу сейчас расстелиться под ним.

Мое лицо покалывает, нервы гудят, когда я иду к входной двери. Но это не Джонас стоит у меня на крыльце; это Рик Тэлли, и он выглядит измученным. Он видит меня через окно фойе, поэтому я не могу притвориться, что меня нет дома. И не могу вежливо отказаться открыть дверь. Мы, женщины, чертовски благовоспитанны; мы ненавидим ранить чьи-либо чувства, даже если это означает, что нас задушат.

– Энджи, – говорит он, когда я открываю дверь. – «Я возвращался домой и увидел, что у тебя все еще горит свет. Я подумал, что остановлюсь и просто скажу тебе лично».

– "Скажешь мне что?"

– «Недавно я получил смску от Триши. Она пишет, что некоторое время побудет у подруги. Так что передай Джейн, что ей не нужно об этом волноваться.

– "А Джеки знает об этом?"

– «Разумеется! Я позвонил ей, как только получил сообщение. У нас, конечно, словно камень с души свалился».

– "Она написала тебе, а не своей маме?" Я не могу сдержать скептицизма в своем голосе.

Он достает телефон и подносит его к моему лицу так близко, что я вздрагиваю. – "Видишь?"

То, что я вижу, – это слова, которые кто угодно мог напечатать на телефоне Триши. "Дома отстой, гощу у подруги. Расскажу все, когда буду готова. Люблю тебя".

– «Так что не о чем беспокоиться», – говорит он.

– «С подростками всегда есть о чем беспокоиться»

– “Но только не полиции. Сообщите Джейн, чтобы она знала об этом”. Он сел в свой "Камаро", который оставил на холостом ходу у обочины, и с ревом умчался в сторону своего дома.

Я стою на крыльце, хмуро глядя на удаляющиеся задние фонари. Раздумываю, не позвонить ли мне Джеки, чтобы проверить его историю. Но, конечно, он сказал бы ей то же самое, показал бы ей то же самое текстовое сообщение от Триши.

Если это действительно от Триши.

На другой стороне улицы в окне виднеется полоска света. Один из Гринов выглядывает из-за жалюзи, и я почти чувствую, как пара глаз наблюдает за мной через щель. Я сразу же отступаю в дом.

Глядя в окно из своей темной гостиной, я вижу тот же ряд домов, что всегда был здесь, ту же улицу, на которой живу уже сорок лет. Но сегодня вечером все кажется другим, как будто я попала в какой-то параллельный мир и теперь смотрю на злого близнеца моего старого района. Района, где каждый дом, каждая семья скрывает тайну.

Я задвигаю засов. На всякий случай.

Девять
Джейн

Три кражи со взломом за четыре месяца вряд ли можно назвать всплеском преступности в районе, но они помогли установили некую закономерность. Джейн сидела за своим столом, сравнивая три полицейских отчета, пытаясь найти сходство между теми взломами и взломом дома Софии Суарес. Одним из них было ограбление, о котором им рассказала Лена Леонг, дерзкое проникновение через незащищенное окно, когда жильцы спали в постели. Грабитель забрал кошелек с наличными и кредитными картами, а также ноутбук Lenovo, но не прикоснулся к драгоценностям и мобильным телефонам в спальне, где спали хозяева. Возможно, это был слишком наглый подвиг даже для него. В земле, у входной двери, был отпечаток ботинка Nike десятого размера. Отпечатки пальцев, оставленные на оконной раме, остались неопознанными.

Четыре недели спустя те же отпечатки пальцев были обнаружены при краже со взломом, что и в доме номер два. На этот раз хозяев не было дома. Вход снова был через незащищенное окно. Были украдены наличные деньги, драгоценности и MacBook Pro.

Еще один ноутбук. Было ли это важно, или их украли лишь потому, что это малогабаритные предметы, которые теперь есть в каждой семье?

Джейн перешла к третьему ограблению, которое произошло шесть недель спустя в резиденции Долана. И снова домовладельцы отсутствовали. На этот раз грабитель разбил кухонное окно, чтобы проникнуть внутрь, и полицейский отчет включал сделанную домовладельцем фотографию осколков стекла, усеявших пол и столешницы. В то время как наличные деньги и несколько часов были украдены, пропавшего ноутбука не было, потому что владелец путешествовал с ним. На заднем дворе был найден отпечаток обуви Nike десятого размера. На этот раз никаких отпечатков пальцев; возможно, грабитель перешел к ношению перчаток.

Джейн изучила фотографию разбитого кухонного окна и подумала о разбитом стекле на кухне Софии Суарес. Она вытащила фотографии с места преступления Суарес и пролистала их. Она нашла фотографии разбитого дверного стекла и кухонного пола, на котором валялось несколько осколков, но фотографий бокового двора с посыпанной гравием дорожкой, сверкающей стеклом, было только две. Она вернулась к фотографии со взломом дома Долана и нахмурилась, увидев количество осколков, разбросанных по кухонному полу.

– "Мне нужно вернуться", – подумала она.

Фрост уже ушел домой, поэтому она поехала к дому Суарес одна. Было чуть больше шести, когда она остановилась перед домом и вышла из машины. Место преступления было освобождено несколько дней назад, и уборщики биологически опасных материалов уже побывали здесь, чтобы все вычистить и простерилизовать, но швабры и отбеливатели не могли стереть образы из памяти Джейн. Они все еще преследовали ее, когда она поднялась по ступенькам крыльца и открыла входную дверь.

Воздух был резким от запаха химических чистящих средств, и она оставила входную дверь открытой для проветривания. Она задержалась в гостиной, воспоминания покрывали, теперь уже безупречный, пол, изображениями пятен и брызг после ее первого визита. Она все еще могла видеть упавший стетоскоп и тянущийся кровавый след, оставленный Софией, когда она отползала от нападавшего. Джейн пошла по этому запомнившемуся следу через гостиную, мимо пустующего места, где раньше стоял аквариум, и в столовую. Даже здесь, где под телом собралась лужа крови, пол теперь был безупречен.

Хорошая работа, уборщики.

Джейн прошла на кухню. Это была единственная комната, в которой она хотела бы, чтобы уборщики не были столь старательны, однако пол был выметен, а поверхности очищены от порошка для снятия отпечатков пальцев. Разбитое оконное стекло в двери было заколочено досками, закрывающими последний солнечный свет дня, и комната казалась замкнутой. Душной.

Она открыла кухонную дверь и вышла на улицу, ее туфли захрустели по гравию. Именно так, по их предположению, убийца проник в дом. Разбил дверную панель и протянул руку через разбитое окно, чтобы отодвинуть засов. Она вспомнила, что видела осколки стекла на полу здесь, а также на кухне, но теперь они исчезли. Ей следовало бы уделить больше внимания еще тогда, но она была слишком сосредоточена на теле, брызгах и кровавом следе из гостиной. Она пыталась установить, когда был нанесен первый удар. Как началась атака и чем она закончилась.

Она присела на корточки и обыскала гравий, но уборщики тщательно подобрали осколки. Она осматривала все больший и больший радиус и была уже на пути к забору, когда краем глаза заметила, как отражение подмигнуло ей в ответ. Она осторожно выудила осколок стекла, застрявший в доске, и положила его в пакет для улик. Она повернулась и посмотрела на кухонную дверь, которая была в добрых двух ярдах от нее. Стекло не упало к забору; его кто-то туда отбросил.

Она стояла, прислушиваясь к жужжанию насекомых, рычанию транспорта. Даже здесь, в окружении домов, машин и миллиона других людей, можно быть совершенно одиноким. Она чувствовала, как колотится ее сердце, слышала шум крови в ушах, когда думала о разбитых окнах, разбросанном стекле и украденных ноутбуках.

Внезапный громкий стук заставил ее подпрыгнуть. Входная дверь. Был ли кто-то внутри?

Она вернулась на кухню и остановилась, прислушиваясь. Раздавалось лишь гудение холодильника и тиканье настенных часов. Нет более тихого места, чем опустевший дом. Она вошла в столовую и снова остановилась. Поняла, что стоит на том самом месте, где София испустила свой последний вздох. Она не могла не взглянуть на пол и не вспомнить тело, лежащее там, где теперь стояли ее ноги.

Она прошла в гостиную и остановилась рядом с тем местом, где раньше стоял аквариум с булькающим водяным насосом и пучеглазой золотой рыбкой. Входная дверь, которую она оставила широко открытой, теперь была закрыта. Захлопнулась от ветра, подумала она; ничего необычного.

Она все равно прошлась по дому, чтобы удостовериться наверняка. Заглянула в спальни, шкафы, ванную. Хотя здесь больше никого не было, она все еще чувствовала отголоски тех, кто жил здесь, чувствовала их взгляды, наблюдающие за ней с фотографий на стенах. Когда-то это был счастливый дом. Пока не произошло убийство.

Выйдя на улицу, она глубоко вздохнула. Здесь не пахнет химическими чистящими средствами, только знакомые запахи скошенной травы и автомобильных выхлопов. Ее визит не дал ответов ни на какие вопросы, но вызвал новые. Она нащупала в кармане выпуклость пакета с уликами, в котором лежал потерявшийся осколок стекла, который не заметили уборщики. Стекло, которое могло вылететь, а могло и не вылететь из окна в кухонной двери. Стекло могло отлететь так далеко лишь в том случае, если бы окно было разбито изнутри.

И это изменило бы все.

Десять
Анджела

Даже с этой стороны улицы я слышу стук молотка. Что-то происходит в доме Гринов, что-то, что приобретает все более и более зловещий оттенок из-за постоянно закрытых жалюзи на окнах. Я стою в своей гостиной, смотрю в бинокль и пытаюсь мельком увидеть кого-нибудь из них, но они упорно остаются вне поля зрения, как и их черный внедорожник, который сейчас припаркован в гараже. Должно быть, они вернули U-Haul в агентство по аренде, потому что перед домом его больше нет. В действительности я так и не увидела, что было в этом U-Haul, потому что Мэтью Грин разгрузил его под покровом ночи – и это еще одна деталь, которая вызывает у меня подозрения, но похоже я единственная, кому это не все равно.

Я опускаю бинокль и беру трубку. Винс тридцать пять лет проработал копом; он знает, что делать. В Калифорнии сейчас на три часа раньше, и к этому времени он, вероятно, уже позавтракал, так что это идеальное время для разговора.

После пяти гудков он отвечает: – “Привет, детка”. Голос у него бодрый, но я знаю его достаточно хорошо, чтобы услышать в нем усталость. Как будто он пытается скрыть от меня то напряжение, в котором он находится. Милый мой Винс, всегда пытающийся уберечь меня от беспокойства. Это одна из причин, по которой я его люблю.

– “Ты в порядке, дорогой?” Спрашиваю я.

Какое-то время он молчит, а потом вздыхает. – «Честно говоря, она не самая простая пациентка, ухаживать за ней нелегко. Я целыми днями ношусь по лестнице вверх и вниз, принося ей то одно, то другое, и она никогда не бывает довольна. И моя готовка, видимо, тоже отстой».

Ну, в этом она права, думаю я, но говорю другое: – “Ты хороший брат, Винс. Самый лучший.”

– “Да, я стараюсь. Но я скучаю по тебе, милая.”

– “Я тоже скучаю по тебе. Я просто хочу, чтобы ты снова был дома.”

– “Ты там хорошо себя ведешь?”

Какой странный вопрос. “Почему ты спрашиваешь об этом?” – говорю я.

– “Я разговаривал с Джейн и...”

– “Она тебе звонила?”

– “Ну, да. Она сочла нужным рассказать мне кое о каких фактах. Как будто ты копаешься в вещах, которые тебе следовало бы оставить в покое.”

– "Вот в чем дело, Винс. Джейн не воспринимает меня всерьез, и мне очень хотелось бы узнать твое мнение».

– Это опять из-за той пропавшей девушки?

– «Нет, эту ситуацию я пока отодвигаю на второй план. Речь идет о новой паре через улицу, о Гринах. Ты еще с ними не встречался».

– «Затворники».

– "Ага. Что-то с ними не так. Почему они дожидались темноты, чтобы разгрузить свой U-Haul? Почему они целыми днями держат шторы опущенными? Почему избегают меня?»

– «Ну и дела, Энджи, понятия не имею», – говорит он, и мне кажется, что я слышу нотку сарказма в его голосе, но не уверена. – А Джейн что говорит по этому поводу?

– “Она говорит чтобы я не вмешивалась в чужие дела. Она не хочет ничего об этом слышать, потому что я всего лишь ее мать, а, похоже, никто никогда не слушает свою собственную мать. Как бы мне хотелось, чтобы ты был здесь и помог мне разобраться в этом.”

– “Я бы тоже хотел быть там, но, может быть, тебе стоит прислушаться к своей дочери. У нее хорошее чутье на такие вещи.”

– “У меня тоже”.

– “У нее есть значок. А у тебя нет.”

И именно поэтому меня никто не слушает. Все из-за значка. Он заставляет копов думать, будто они единственные, кто может учуять неприятности. Я кладу трубку, чувствуя глубокое разочарование, как в собственной дочери, так и в своем парне. Я возвращаюсь к окну и смотрю на другую сторону улицы.

Шторы по-прежнему опущены, а стук возобновился. Что он там колотит? Мой взгляд внезапно переключается на дом по соседству с их домом. В отличие от Гринов, занавески у Джонаса распахнуты настежь, и он стоит на виду у соседей без рубашки, поднимая тяжести. Минуту я наблюдаю за ним, и не потому, что у него очень красивое тело для мужчины его возраста, а потому, что я думаю о барбекю на заднем дворе, которое он устроил для соседей в августе прошлого года. Я помню, как стояла в его патио, потягивая ледяную "Маргариту" и смотрела через забор на дом его тогдашнего соседа Глена, который был кожа да кости из-за рака желудка, и умер два месяца спустя. Я помню, как мы с Джонасом качали головами поражаясь жестокости жизни, что пока мы жарили гамбургеры, бедняга Глен вынужден был пить Ensure (бренд пищевых добавок и заменителей еды, производимых Abbott Laboratories).

Я не могу заглянуть на задний двор Гринов, но Джонас может.

Я иду на кухню и достаю из морозилки кабачковый хлеб. Я не могу просто притащиться туда с пустыми руками; мне нужен золотой билет, а когда дело доходит до мужчин, нет лучшего золотого билета, чем выпечка.

Когда я стучу, Джонас открывает входную дверь, на нем синие шорты из спандекса с красными полосами по бокам. Он стоит, улыбаясь мне, и я так поражена тем, как плотно облегают его шорты, что какое-то мгновение не могу придумать, что сказать.

– "Ты наконец поддалась моим чарам?" – спрашивает он.

– «Что? Нет! У меня просто переполнилась морозилка, мне нужно было освободить место, и я подумала, что ты, возможно, захочешь, эм...”

– “Помочь тебе опустошить морозилку?”

Его реплика лишила мое предложение всякого очарования. Я стою там, держа в руках только что размороженный хлеб из кабачков, и думаю, как спасти разговор.

Джонас разряжает ситуацию громким смехом. – “Энджи, я же просто шучу. Для меня большая честь получить от тебя угощение, замороженное оно или нет. Зайдешь? Я отрежу каждому по ломтику, и мы запьем их бокалом виски.”

– “Эм, никакого виски. Но я с удовольствием зайду.”

Как только я переступаю порог дома, у меня возникает ощущение, что этот визит может плохо кончиться. Что, если он неправильно это воспримет? Что, если он подумает, что я зашла к нему чтобы продолжить тот выпад, который он позволил себе несколько ночей назад? Игривое подмигивание, которым он меня одаривает, этот оценивающий, скользящий по моему телу взгляд, говорит мне, что мне нужно быть очень убедительной в том, для чего я на самом деле пришла.

– «Я только отнесу это на кухню», – говорит он. – «И затем мы оба сможем предаться небольшому послеобеденному удовольствию, а?»

Он направляется на кухню, оставляя меня одну в гостиной. Я иду прямо к окну, выходящему во двор с его стороны, но оттуда вид на дом Гринов ничуть не лучше, чем из передних окон, потому что и с этой стороны жалюзи закрыты. Я отступаю и чуть не спотыкаюсь об одну из гантелей Джонаса. Гири разбросаны по всему полу, и в воздухе пахнет потом смешанным с одеколоном. На стенах нет ни картин, ни произведений искусства, только телевизор с большим экраном, шкаф с электроникой и книжный шкаф с DVD-дисками и военными книгами.

– Вот так, соседка! – говорит Джонас, босиком возвращаясь в комнату. Его ступни огромны, и их размер на мгновение отвлекает меня, поэтому я сначала не замечаю, что он держит два стакана с виски со льдом.

– Нет, спасибо, – говорю я.

– "Но это отличнейший виски, прямиком из Шотландии. Даже твоя соседка Агнес положила на него глаз."

– "Вы с Агнес пьете вместе?"

– "Я не делаю различий по возрасту. Мне нравятся все дамы." Он протягивает мне бокал и подмигивает.

– "Еще слишком рано, Джонас."

– "Сейчас где-то пять часов."

– "Давай, не сейчас."

Он вздыхает и ставит предназначенный для меня стакан на кофейный столик. – "Так зачем ты здесь, Энджи? Если не повеселиться с вашим покорным слугой?"

– Честно?

– "Само собой"!

– От тебя можно рассмотреть задний двор Гринов.

– "Ну и что?"

– Мне нужно знать, что они замышляют.

– "Зачем?"

– «Потому что у меня есть предчувствие на их счет, и очень нехорошее предчувствие. Там все утро сверлят и долбят. Я просто хочу заглянуть через забор и узнать, что они задумали».

– А потом ты выпьешь со мной?

– “Конечно, конечно”, – говорю я, но на самом деле думаю не о последствиях этой выпивки; мне просто хочется побыстрей посмотреть, что происходит по соседству.

Джонас ведет меня через кухню и через заднюю дверь в свой внутренний дворик. Он мало что сделал со двором с тех пор, как купил его, и он выглядит почти так же, как и тогда, когда здесь жили Дейли: заросший сорняками газон, цементный дворик, газовый гриль и несколько неухоженных кустарников по периметру. Единственное новое дополнение – сарай для инструментов. Дейли огородили двор, чтобы их золотистый ретривер не убежал, но этой собаке все равно регулярно удавалось ускользнуть. Забор из красного дерева все еще в хорошем состоянии, и теперь он увенчан новой решеткой, закрывающей мне вид на двор Гринов.

– “Это ты установил решетку?” Спрашиваю я Джонаса.

– “Нет. Сосед повесил ее вчера. Я пришел домой из продуктового магазина, и вот оно. Вообще-то, она выглядит довольно стильно, как считаешь?”

За соседской дверью завывает дрель, затем снова начинается стук молотка.

– Я ничего не могу разглядеть, – бормочу я.

– “Хочешь подсмотреть? Что ж, это можно устроить.” Джонас ныряет в свой сарай для инструментов и появляется со стремянкой. Он прислоняет ее к забору. – “Моя госпожа”.

Несмотря на то, что он расположился как раз в том месте, чтобы пялиться на мою задницу, я взбираюсь по лестнице и осторожно поднимаю голову, чтобы заглянуть через забор. Первое, что я замечаю, – это открытый люк в подвал и прислоненный к стене мешок с цементом. Затем я смотрю на окна верхнего этажа, выходящие на задний двор, и вижу причину всех этих ударов молотком и сверления.

Решетки. Мэтью Грин устанавливает на окнах решетки.

Он уже установил их на первом этаже, а теперь перешел наверх, где его ящик с инструментами теперь стоит открытым на балконе. Я смотрю на эти решетки, гадая, зачем он это делает. Он что, так боится, что кто-то вломится к нему в дом? Что такого ценного находится в этом доме, что он чувствует необходимость превратить это место в Форт-Нокс?

И тут меня осеняет леденящая мысль. Что, если решетки предназначены не для того, чтобы не впускать посторонних, а для того, чтобы удерживать кого-то внутри? Я думаю о его жене. Почему мы никогда не видим его жену?

Внезапно балконная дверь открывается, и выходит Мэтью Грин. Я пригибаюсь, пока он меня не увидел.

– «Что? Что там?” – шепчет Джонас.

– “Ты просто не поверишь”.

– “Дай мне посмотреть”.

Джонас, может, и крепко сбит, но он ненамного выше меня, так что мне приходится слезть со стремянки, чтобы дать ему взобраться на нее. Он бросает один взгляд и тут же снова пригибается.

– “Кажется, он меня заметил”, – говорит Джонас.

– ”Вот черт".

Мы оба прижимаемся к забору, прислушиваясь. На соседнем дворе стало совершенно тихо, и мое сердце глухо стучит, когда я напрягаюсь, чтобы прислушаться. Проходит несколько минут, и дрель снова начинает выть.

Я отталкиваю Джонаса в сторону и забираюсь обратно на лестницу, чтобы еще раз взглянуть. К моему облегчению, Мэтью во время работы стоит ко мне спиной, поэтому он не может видеть меня, занимаясь установкой новой решетки из кованого железа на балконное окно. Что-то привлекает мое внимание, что-то, что я вижу только тогда, когда Мэтью Грин наклоняется вперед, доставая что-то из своего ящика с инструментами. Внезапно пошатнувшись, я хватаюсь за забор, чтобы не упасть, и не успеваю среагировать, когда он внезапно поворачивается и пристально смотрит на меня.