Текст книги "Послушай меня (ЛП)"

Автор книги: Тесс Герритсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Шесть
Маура

– Почему ты никогда не говорила нам, что играешь в оркестре? спросила Джейн. – Уж об этом-то ты могла бы упомянуть.

Маура услышала обвинительную нотку в голосе Джейн и не торопилась отвечать на вопрос. Вместо этого она сосредоточилась на теле, распростертом на столе для вскрытия. Одежду Софии Суарес уже сняли – голубую больничную робу, бюстгальтер 46-го размера, белое хлопчатобумажное нижнее белье, – и под ярким светом морга были видны каждый изъян, каждый шрам, приобретенный за пятьдесят два года жизни женщины. Маура еще не сосредоточилась на раздробленном черепе или изуродованном лице; вместо этого она сосредоточилась на шраме от ожога на тыльной стороне левой руки и артритной выпуклости большого пальца правой руки. Возможно, это памятки о часах проведенных на кухне, за нарезкой, жаркой и замешиванием теста. Старение было жестоким процессом. Целлюлит теперь покрыл ямочками бедра, которые когда-то были стройными и гладкими. Шрам от аппендэктомии пересекал нижнюю часть живота. На ее шее и груди были веснушки, кожные бородавки и грубые черные себорейные кератозы, которые самый большой орган тела так часто приобретает на протяжении десятилетий. Недостатки, которые Маура начала обнаруживать и на собственной коже, удручающее напоминание о том, что старость приходит ко всем, если вам повезет.

Софии Суарес не повезло.

Маура взяла скальпель и начала вскрытие.

– “Мы также слышали, что у тебя скоро концерт”, – сказал Фрост. – “Мы с Элис хотим пойти. Она действительно увлекается классической музыкой”.

Наконец Маура посмотрела на Джейн и Фроста, которые наблюдали за ней по другую сторону прозекторского стола. Солнечные ожоги Фроста перешли в фазу уродливого шелушения, и над бумажной маской его лоб покрывался чешуйками омертвевшей кожи.

– «Поверьте мне, этот концерт не имеет ровно никакого значения. Вот почему я так и не удосужилась упомянуть об этом. Откуда вы вообще узнали об этом?»

– «Доктор. Антрим сказал нам, – сказала Джейн. – «Он работал с Софией Суарес в больнице Пилигрим».

– Я этого не знала.

– «Мы взяли интервью у ее коллег в отделении интенсивной терапии, и они сказали нам, что ты будешь звездной солисткой на их концерте».

– “Это всего лишь Моцарт”. Маура взяла ножницы для ребер и перерезала кость. “Piano Concerto №21”.

– “Что ж, это звучит достаточно замысловато”.

– “Это не сложная пьеса”.

– “Алиса обожает Моцарта”, – сказал Фрост. – “Она определенно захочет это услышать”.

– “Я далеко не Лан Лан (китайский пианист-виртуоз)”. Маура перерезала последнее ребро, освободив грудной щит. – “Мы любители. Просто врачи, играющие вместе ради удовольствия.”

– “Ты все равно должена была сказать нам”, – сказала Джейн.

– “Я присоединилась к ним всего несколько месяцев назад. После того, как их пианистка упала и сломала плечо.”

– “И ты вот так просто вступила в группу и готова сыграть сложную пьесу?”

– “Я же сказала тебе, она не такая уж и сложная”.

Джейн фыркнула. – “Ты продолжаешь это говорить. А я продолжаю тебе не верить.”

– “Эй, а может быть, нам стоит создать свою группу или типа того”, – сказал Фрост Джейн. – “Полицейский оркестр. Ты ведь раньше играла на трубе, не так ли?”

– “Ты точно не захочешь услышать, как я играю на трубе”.

Маура дотронулась до груди Софии Суарес и нахмурилась. – “Поверхность правого легкого не ощущается нормально. Здесь фиброз.”

– ” И что это значит? – спросила Джейн.

– «Подсказка в ее снимках». – Маура кивнула на компьютерный монитор, на котором отображался рентген грудной клетки. – «Это было и в ее медицинской документации. Это рубцы от COVID-19. Она была медсестрой отделения интенсивной терапии, поэтому неудивительно, что она заразилась. Ей никогда не требовалась интубация, но она провела в больнице четыре дня на кислороде. Довольно много людей сейчас ходят с точно такими же рентгеновскими снимками, хотя сами они могут даже не знать об этом».

Маура взяла скальпель и снова запустила руку в грудную полость. На мгновение единственными звуками были влажное почавкивание органов, когда она вытаскивала их из полости, и плеск, когда они приземлялись в таз. Звуки мясницкого стола.

Далее она занялась брюшной полостью, вынула оттуда петли кишечника, желудок и печень, поджелудочную железу и селезенку. Она разрезала желудок и вылила скудное содержимое в таз. – «Ее последний прием пищи был как минимум за четыре часа до смерти», – отметила она. – Это должно было быть во время ее рабочей смены.

– «Значит, она не остановилась где-нибудь поесть по дороге домой», – сказала Джейн. – "Четыре часа. Должно быть, она была голодна.

Маура запечатала образец содержимого желудка для анализа. – «Есть совпадения с AFIS? (Automated Fingerprint Identification System – Аутентификация по отпечаткам пальцев)»

– “Ни один из отпечатков пальцев не совпадает”, – сказал Фрост. – Те, которые мы опознали, совпали с ее соседкой миссис Леонг и Джамалом Бердом, компьютерным гением, живущим дальше по улице. И если исходить из того, что ни один из них этого не делал, получается, что наш преступник был в перчатках.”

– “А обувь?”

– Стандартные садовые ботинки, мужской размер восемь с половиной. Такие можно купить в любом Уолмарте. Мы все еще ждем записи ее телефонных разговоров, но вряд ли это нам поможет, если звонившим был кто-то, кого она не знала”.

– «А как насчет тех недавних взломов по соседству? Есть какие-нибудь совпадения?» Маура посмотрела на Джейн, которая покачала головой.

– Тот грабитель был в кроссовках «Найк» десятого размера, и его отпечатков пальцев в доме Софии не нашли. Дело было бы слишком легким, если бы это был тот же самый соседский грабитель.

Маура перешла к тазу, и скальпелем вскрыла матку, открыв еще одну печальную тайну. – "Эндометриальный рубец. Почти во всю стенку".

– «У нее никогда не было детей, – сказала Джейн.

– «Возможно, это и есть причина».

Когда Маура поместила резецированную матку в таз, она подумала о свадебной фотографии, висящей в доме жертвы, на которой жених и невеста сияли от радости. Когда они поженились, Софии и Тони было уже за сорок, они уже не были молодыми; возможно, это сделало их брак еще слаще, потому что они нашли друг друга так поздно. Но слишком поздно для детей.

Наконец она обратилась к травмам, из-за которых София Суарес оказалась на этом столе. До сих пор Маура исследовала сердце и легкие, желудок и печень, но это были безликие органы, такие же безличные, как свиные потроха в мясной лавке. Теперь ей предстояло посмотреть на лицо Софии, чудовищно изуродованное искаженной версией Пикассо. Маура уже изучила рентгеновские снимки головы, видела переломы черепа и лицевых костей, и еще до того, как она сняла скальп и вскрыла череп, она знала, какие повреждения найдет внутри.

– «Вдавленный перелом теменно-височной кости», – сказала она. – «Форма черепно-мозгового повреждения четко очерченная, округлая, с неровным краем раны на наружном щитке черепа. На рентгенограмме видно проникновение кости в мозг из-за разрыва наружной пластинки с оскольчатым фрагментированием внутренней пластинки. Все это соответствует травме тупым предметом от молотка. Первоначальный удар, скорее всего, был нанесен сзади, при этом нападавший замахивался под углом к жертве».

– Правша? – спросил Фрост.

– Вероятно. Удар был нанесен с правой стороны, наискосок от височной кости, и именно от него в черепе образовалась трещина. Этого было достаточно, чтобы оглушить ее, но мы знаем, что он не сразу убил ее. Кровавый след через гостиную говорит нам о том, что она смогла отползти на некоторое расстояние…

– Семнадцать футов, – сказал Фрост. – «Должно быть, они показались ей милями».

Когда Маура снимала скальп, отделяя волосы и кожу от костей, она представляла себе ужасные последние минуты жизни Софии. Сокрушительная боль, сочащаяся кровь. Пол был скользким под ее руками, когда она отползала от входной двери. Подальше от убийцы.

Но она не может ползти достаточно быстро. Он следует за ней мимо аквариума с русалкой в ее роскошном розовом замке. Мимо книжного шкафа с любовными романами. К этому времени ее зрение должно было угаснуть, а конечности онеметь. Она знает, что не может убежать, не может защититься. Не может даже подняться, и здесь все заканчивается. Она сворачивается калачиком на боку в позе эмбриона, обнимая саму себя, когда на нее обрушивается последний удар.

Удар пришелся на ее правый висок, где кость самая тонкая. Он разбивает скулу и раздавливает кость глазницы. Все это было видно и на рентгеновских снимках и на открытой поверхности черепа. Еще до того, как Маура включила костную пилу и вскрыла череп, она знала, что сила нанесенных ударов привела к смещению фрагментов кости, перерезанию осколками кости кровеносных сосудов и разрыву серого вещества. Она знала о катастрофических последствиях, когда кровь вытесняла мозг, а аксоны растягивались и рвались.

Чего она не знала, так это того, что жертва думала в свои последние минуты. София, конечно, была в ужасе, но чувствовала ли она себя удивленной? Обманутой? Узнала ли она лицо, смотревшее на нее сверху вниз? Это был предел возможностей ножа патологоанатома. Маура могла препарировать тело, исследовать его ткани вплоть до клеточного уровня, но то, что мертвые знали, видели и чувствовали, когда свет для них померк, останется загадкой.

Чувство неудовлетворенности нависло над Маурой, когда она в тот вечер ехала домой. Она вошла в свою парадную дверь и не могла не думать о Софии, которая несколько дней назад так же вошла в свою собственную парадную дверь и обнаружила, что ее ждет смерть. По правде говоря, она ждала всех; вопрос был только во времени и месте встречи.

Маура направилась прямо на кухню и налила себе бокал каберне. Она отнесла его в гостиную и уселась за пианино. Партитура Концерта № 21 Моцарта уже была открыта и взирала на нее, напоминая о еще одном взятом на себя обязательстве, которое влекло за собой риск крайнего унижения в случае неудачи.

Она пригубила вино, поставила бокал на край стола и начала играть.

Соло анданте было тихим и незамысловатым и не требовало особого мастерства, как в более сложных партиях, и оказало на Мауру успокаивающее воздействие. Теперь она сосредоточилась на темпе и мелодии, а не на смерти Софии Суарес. Она почувствовала, что напряжение спало, и темные тучи ее настроения рассеялись. Музыка была ее безопасным пространством, куда не вторгалась смерть, маленькой вселенной вдали от скальпеля и костной пилы. Она не рассказала Джейн об оркестре, потому что хотела сохранить эту дистанцию между двумя вселенными, не хотела, чтобы чистота музыки была осквернена ее другой жизнью.

Она дошла до конца анданте и сразу перешла к аллегро, ее разогретые пальцы быстро забегали по клавишам. Она продолжала играть даже когда услышала, как открылась входная дверь. Даже когда отец Дэниел Брофи вошел в гостиную. Он не сказал ни слова, а молча слушал, стягивая с себя воротник священника, и сбрасывая униформу своего призвания – призвания, запрещавшего какую-либо интимную связь между ними.

И все же он был здесь, улыбаясь.

Она подобралась к завершению своего концерта, и когда ее руки оторвались от клавиш, он обнял ее за плечи и нежно поцеловал в затылок.

– Звучит чудесно, – сказал он.

– Во всяком случае, не так неуклюже, как на прошлой неделе.

– Неужели ты никогда не можешь просто принять комплимент?

– «Только тогда, когда я этого заслуживаю».

Он присел рядом с ней на скамеечке для пианино и поцеловал ее в губы.

– Ты будешь великолепна, Маура. Только не начинай мне указывать на свои ошибки, потому что я их все равно не слышу. И зрители не услышат».

– «Джейн будет там. А Фрост привезет свою жену, которая должна быть специалистом по классической музыке.

– «Они идут на концерт? Я думал, ты не собираешься рассказывать им об этом.

– «Я и не собиралась. Они сами узнали. В конце концов, они же детективы.

– Я никогда не понимал, почему ты им ничего не рассказала. Они ведь твои друзья. Как будто тебе стыдно за это».

– «Мне стыдно, что я могу облажаться».

– “Это в тебе говорит перфекционист. Знаешь, на самом деле никого не волнует, что ты не совершенна.”

– “Я знаю”.

– “Какой тяжелый крест тебе приходится нести”. Он улыбнулся. – Пока что тебе удавалось нас всех одурачить.

– “Я почти жалею, что согласилась на это представление”.

– ”Зато когда все закончится, ты будешь так счастлива, что сделала это".

Они улыбнулись друг другу, два маловероятных любовника, которые никогда не должны были найти друг друга. Которые пытались держаться порознь, пытались отрицать свою потребность друг в друге и потерпели неудачу.

Он заметил пустой бокал на столе рядом с ней. – “Хочешь еще?”

– “Конечно. Все равно я закончила репетировать.”

Она последовала за ним на кухню и смотрела, как он наливает вино в ее бокал. Каберне было сочным и ароматным, одно из ее дорогих удовольствий, но когда она увидела, что себе он бокал не налил, у нее внезапно пропало желание выпить, и она отставила свой бокал сделав лишь один глоток. – “А почему себе не налил”, – спросила она.

– “К сожалению, я не могу остаться у тебя сегодня вечером. В восемь состоится заседание приходского финансового совета. А потом у нас соберется комитет по вопросам миграции, который, вероятно, продлится до десяти.” Он покачал головой. – “Просто в сутках не хватает часов”.

– “О, ну ладно. Тогда я сегодня вечером еще немного поупражняюсь на фортепиано.”

– “Но я буду здесь завтра вечером”. Он наклонился для поцелуя. – “Ты не обижаешься на меня?”

– “Совсем немножко”.

Он протянул руки, чтобы обхватить ладонями ее лицо. – “Я люблю тебя, Маура”.

На протяжении многих лет она наблюдала, как все больше и больше серебра появляется в темных волосах Дэниела, как углубляются морщинки вокруг его глаз, те же изменения, которые она видела и на своем собственном лице. Он всегда будет тем мужчиной, которого она любила, но вместе с этой любовью пришли и сожаления. Сожаления о том, что они никогда не будут жить, как нормальная пара и каждую ночь спать под одной крышей. Они никогда не будут ходить рука об руку на публике, демонстрируя свою любовь всему миру. Это была сделка, которую они заключили друг с другом и с его богом. И этого должно быть достаточно, подумала она, услышав, как он выходит из ее парадной двери.

Она вернулась к пианино и уставилась на партитуру концерта. Ей еще предстояло освоить так много разделов, так много пассажей, которые не текли свободно под ее пальцами. Да, это был вызов, но также и столь необходимое отвлечение от Дэниела и от бесконечной череды тел, проходящих под ее скальпелем.

Она раскрыла первую страницу и снова начала играть.

Семь
Эми

Моя мама прекрасна.

Эми часто думала так о Джулианне, но особенно сегодня вечером, когда смотрела, как ее мать замешивает тесто для феттучини. Джулианна раскачивалась взад-вперед, втирая магию в муку и воду, поднимая маленькие белые облачка с черной гранитной столешницы. В сорок один год у Джулианны все еще были изящные и тонкие руки после многих лет замешивания, взбивания и измельчения. Ее лицо пылало от усилий, а висок был испачкан мукой. Боевая раскраска пекаря, так называла это ее мама, и сегодня Джулианна-пекарь с радостью ринулась в бой, закатав рукава и повязав вокруг талии свой любимый полосатый фартук. Отец Эми сегодня дежурил в больнице в ночную смену, так что за ужином они были только вдвоем. Девичник, а это означало, что они могли есть все, что захотят.

Сегодня был феттучини со свежей спаржей. Джулианна снова и снова пропускала тесто через паста-машину, раскатывая листы все тоньше. Эми натерла лимонную цедру, высвободив ее острый и бодрящий аромат. Командная работа, всегда говорила ее мать. Ты и я против всего мира.

Час спустя они наслаждались результатом: лоснящимися гнездышками феттучини, благоухающими лимоном и пармезаном. Они вышли из столовой и отнесли свои тарелки прямо в гостиную. К телевизору. Сегодня никаких правил, сказала Джулианна. Здесь только мы, девочки.

И фильм, который они выбрали для просмотра – тоже был для девочек. «Гордость и предубеждение», который быстро бы наскучил отцу Эми, но сегодня вечером его там не было. Сегодня вечером они могли бы сидеть перед телевизором в пижамах и набивать рот макаронами, смотря как Кира Найтли очаровывает застенчивого мистера Дарси. Если бы только женщины все еще носили такие красивые платья! Если бы только мужчин действительно привлекал острый ум женщины!

– Некоторых привлекает, – сказала Джулианна. «Хорошие мужчины есть. Например, твой папа.

– Где все эти хорошие?

– «Нужно просто набраться терпения и не принимать опрометчивых решений. Не будь легкомысленной в выборе спутника, ты достойна самого лучшего." Джулианна потянулась, чтобы заправить прядь волос Эми за ухо, и ее пальцы задержались на ее щеке. – "Ты заслуживаешь быть счастливой."

– "Я счастлива."

Джулианна улыбнулась. – “Может, мне натереть твою ногу кремом? Этим нельзя пренебрегать”.

Эми задрала ночную рубашку до бедра, обнажив уродливый шрам от операции. Прошло несколько месяцев с тех пор, как хирурги вправили ее раздробленную бедренную кость. Ее нога все еще болела, особенно в холодную погоду, а зажившая рана представляла собой отвратительный красный гребень. Она могла бы спрятать этот шрам под юбкой, но он всегда был бы там, недостаток, только и ждущий когда его обнажат во время похода на пляж или в моменты близости. Исчезнет ли шрам от крема, который Джулианна втирает каждый вечер? Эми не знала, но теперь это был их ежевечерний ритуал, мать наносила крем на ее ногу, и поглаживая втирала его в гребень шрама. По телевизору Кира Найтли наконец-то целовала своего мистера Дарси, а здесь, на диване, глаза Эми закрылись, а тело обмякло от удовольствия. Даже когда зазвонил телефон и Джулианна встала, чтобы ответить, Эми не пошевелилась, а просто ждала, теплая и расслабленная. Мистер Дарси. Мистер Дарси.

“Алло, кто это?” – спросила Джулианна.

Эми открыла глаза и томно повернулась, чтобы посмотреть на свою мать, которая стояла, прижав телефон к уху.

– “Кто это?”

Резкость в голосе Джулианны взволновала Эми. Она смотрела, как ее мать повесила трубку. Мгновение Джулианна стояла неподвижно, уставившись на телефон.

– “Мама? Кто звонил?”

– “Просто ошиблись номером”.

Эми ожидала, что Джулианна вернется на диван, чтобы посмотреть вместе с ней финальные титры "Гордости и предубеждения", но Джулианна подошла к переднему окну. Она постояла там мгновение, вглядываясь в улицу, затем задернула шторы. Подошла к следующему окну и тоже задернула занавески. Она повернулась к Эми и улыбнулась. – “Как думаешь? Может, еще один фильм?”

– "Нет." Эми зевнула. – "Я, наверное, пойду спать".

– Да, ты выглядишь усталой. Помочь тебе подняться наверх?

– "Я сама." Эми оттолкнулась от дивана и потянулась за тростью. – «Жду – не дождусь когда наконец избавлюсь от этой штуки».

– «Нам надо будет это отпраздновать! Устроить вечеринку с сжиганием трости. Я испеку пирог!»

Эми рассмеялась. – "Так и сделаем!"

Она заковыляла вверх по лестнице, одной рукой опираясь на трость, другой на перила, чувствуя на себе пристальный взгляд матери, наблюдавшей за ней. Всегда присматривающей за ней. Благополучно добравшись до верха лестницы, она обернулась, чтобы пожелать спокойной ночи, ожидая увидеть, как ее мать помашет в ответ, но Джулианна даже не смотрела на нее. Вместо этого она набирала код на клавиатуре системы безопасности в фойе: 5429. Система включена.

– ”Спокойной ночи!" крикнула вниз Эми.

– “Спокойной ночи, милая”, – сказала Джулианна и подошла к окну. Она все еще стояла там, всматриваясь в ночь, когда Эми, прихрамывая, дошла до кровати.

Восемь
Анджела

Моя дочь считает, что я напрасно трачу ее время. Я вижу это по ее лицу, когда она входит в мою кухню, когда небрежно бросает свою сумочку на столешницу. Джейн никогда не отличалась терпением. Когда она росла, то спешила научиться ходить, носить трусики для больших девочек, играть в баскетбол с мальчиками. Моя умная, неистовая, неукротимая дочь всегда готова идти против врага.

Сегодня вечером она противостоит мне, и линии фронта выстраиваются, пока она стоит на моей кухне, наливая себе чашку кофе.

– «Плохой день на работе?» Я спрашиваю просто чтобы начать разговор. Она полицейский из отдела убийств; для нее каждый день плохой.

– «Мертвая дама в Рослиндейле. Медсестра."

– Убийство?

– "Ага. Вот сюрприз, да?" – Она отпивает кофе. – Слышно что-нибудь от Винса в последнее время?

– “Он звонил мне сегодня утром. Говорит, что его сестра по-прежнему очень больна, так что ему придется остаться с ней еще на две недели. Я всегда думала, что замена тазобедренного сустава – это пустяк. Но не в ее случае. Он с ног сбился помогая ей.”

– Скажи ему, чтобы сбежал оттуда и вернулся сюда. Тогда он поможет тебе найти Тришу.

– Это ведь твоя давняя соседка, Джейни. Пропала девушка, и ты должна обратить на это внимание.

– «Я сделала, что ты просила. Поговорила с детективом Салданой, выяснила, что у них есть по этому делу».

– «Джеки говорит, что он ни черта не делает, чтобы найти ее».

– “То, что он говорит, – вполне вероятно. Триша уже трижды убегала из дома и приходила домой все три раза.”

– “На этот раз все может быть по-другому. Это может быть преследователь. Какой-нибудь жуткий старикашка, который заманил ее к себе домой и запер в подвале в качестве секс-рабыни. Как тот парень в Кливленде, который годами держал взаперти трех девушек. Выставил копов идиотами.”

При упоминании кливлендского дела, которое в итоге попало на обложку журнала People, Джейн замолкает. Я знала, что это заставит ее передумать. Ни один детектив не захочет провалить такое громкое дело, как это.

– Хорошо, – вздыхает Джейн. – Пойдем поговорим с Джеки.

Нам не нужно ехать на машине; дом Тэлли находится всего в полутора кварталах отсюда, и в такой вечер приятно прогуляться, в воздухе витает запах готовящейся пищи, в окнах светятся телевизоры. Когда мы подходим к дому Тэлли, я вижу синий Камаро Рика на подъездной дорожке и задаюсь вопросом: помирились ли они с Джеки. После двадцати лет брака они либо уладили свои разногласия, либо разошлись разными путями. Джеки рассказывала мне, что во время одной из их ссор он толкнул ее к холодильнику, а Триша все это видела. Хотя мне есть на что жаловаться, когда дело касается Фрэнка, в основном на то, что он увивался за другой женщиной, он, по крайней мере, никогда не толкал меня. Может быть, потому, что Джейн надела бы на него наручники.

Я стучу в дверь, и почти мгновенно появляется Джеки, волосы ее расстрепаны, по щекам расползлась тушь. Я всегда считала ее привлекательной женщиной – может быть, даже слишком привлекательной, – но сегодня я вижу лишь испуганную мать. – “О, Анджела, ты привела ее! Благодарю тебя! Джейни, я не могу поверить, что ты теперь детектив. Я помню тот день, когда ты нянчилась с Тришей, посадила ее в манеж и сказала, что она в тюрьме. Даже тогда вы практиковались в том, чтобы арестовывать людей.”

Ни на секунду не умолкая, Джеки ведет нас на кухню, где сидит Рик и читает спортивную страничку. Хотя его можно было бы назвать красивым мужчиной, все еще с копной темных волос в сорок пять лет, мне никогда не нравилась его внешность, а сегодня нравится еще меньше. Его волосы зачесаны назад, а из-под манжеты рубашки подмигивает золотой браслет. Терпеть не могу мужчин, которые носят браслеты. Увидев Джейн, он выпрямился. Может быть, это потому, что у нее на бедре пистолет. Иногда единственный способ для женщины заслужить уважение мужчины – прийти к нему с оружием.

Джеки подбегает к плите, где вот-вот закипит кастрюля, и убавляет огонь. На столе стоят две тарелки и небрежно разбросаны столовые приборы. На кухне пахнет подгоревшей едой, а плита грязная от жира и коричневых потеков. Это печальное зрелище ясно показывает, насколько сильно исчезновение их дочери разрушило эту семью.

– “Простите нас, миссис Тэлли. Я вижу вы собираетесь ужинать", – говорит Джейн.

– “Нет, нет, что ты, не беспокойся об этом. Твой визит гораздо важнее.” Джеки выдвигает стул. – “Пожалуйста, присаживайся. Подумать только, что наша Джейни теперь выслеживает преступников. Если кто-то и может нам помочь, так это ты.”

– “По правде говоря, это действительно дело полиции Ревира, но я постараюсь помочь”. Джейн садится, аккуратно кладя рукава на стол, с рассыпанными хлебными крошками. – “Мама говорит, Триша исчезла в прошлую среду?”

– “Я проснулась, а ее уже не было. Цепочка на входной двери была снята, так что я знаю, что она вышла этим путем. Я подумала, что она ушла повидаться с подружками, поэтому и не беспокоилась, пока за окном совсем не стемнело. Тогда я позвонила в полицию.”

– “Детектив Салдана сказал, что Триша украла деньги из вашей сумочки. Сколько?”

Джеки беспокойно заерзала. – “Я не знаю. Долларов пятьдесят, может быть".

– “У вас есть какие-нибудь предположения, почему она сбежала?”

– “В последнее время она почти не разговаривала со мной. Мы с ней часто ссорились.”

– “Из-за чего?”

– ”Да из-за всего", – вставил Рик, с ноткой усталости в голосе. “Из-за ее оценок. Ее курения. Из-за ее так называемых друзей. С тех пор, как ей исполнилось четырнадцать, здесь сущий ад.”

– “Это ты всегда читаешь ей нотации из-за ее выходок, не я”, – говорит Джеки.

– “А мне кажется, что именно на тебя она злится”.

– “Конечно, потому что я ее мать. Девочки-подростки всегда все вымещают на своих матерях. Это нормально.”

– “Если это нормально, то это чудо, что каждого ребенка не задушили еще при рождении”. Рик встает и берет ключи от машины со стойки.

– “Куда ты идешь?”

– “Мне нужно встретиться с Беном по поводу того проекта в Куинси. Я же тебе говорил".

– “А ужин?”

– “Перехвачу что-нибудь по дороге”. Он смущенно смотрит на Джейн и кивает. – “Спасибо, что заглянула, но я не думаю, что тебе нужно вмешиваться. Я не знаю, что в последнее время нашло на эту девушку, но она вернется домой, как только у нее кончатся деньги. Она всегда так делает."

Мы все молчим, когда он выходит из кухни. Как будто не осмеливаемся сказать что-либо, что задержит его уход. Когда мы слышим, как его машина с грохотом отъезжает от подъездной дорожки, я вижу, как тело Джеки становится словно резиновым от облегчения. Джейн бросает на меня взгляд, как бы говорящий «Почему эти люди до сих пор женаты?» Такая же мысль не раз приходила в голову и мне. Такие отношения между ними были не всегда. Я помню, как они обнимались и целовались, когда впервые переехали в этот район, еще до рождения Триши. Дети могут стать помехой в браке.

– «Я зашла на ее страницу в Facebook, но она меня заблокировала. Вы можете в это поверить?" говорит Джеки. – «Я связалась с ее друзьями, но все они утверждают, что понятия не имеют, где находится Триша. Но эти подростки так хорошо умеют прикрывать друг друга. Не знаю, то ли она сама подговорила их врать мне, то ли что». Джеки опускает голову на руки. – «Ах, если бы я только знала в чем причина. Почему она так зла на меня. Будто выключатель перещелкнули. Пришла домой из школы во вторник, обозвала меня мерзким непристойным словом, и заперлась в своей комнате. На следующее утро она исчезла».

– Где она была, когда в последний раз убегала? – спрашивает Джейн.

– «Она спряталась в доме подруги. Даже родители девочки не знали, что она была там, ночевала в спальне их дочери. В другой раз она села на автобус в Нью-Йорк. Я узнала об этом только после того, как она позвонила и попросила выслать деньги на билет домой».

Джейн какое-то время изучает Джеки, словно пытаясь понять, о чем она умалчивает. Чего не договаривает.

– Как вы думаете, почему она сердится на вас, миссис Тэлли? – тихо спрашивает она.

Джеки вздыхает и качает головой. – "Ты же знаешь, какая она. Она всегда была вспыльчивой".

– «Может, что-то случилось здесь, дома? Может быть, что-то между ней и ее отцом?"

– «Риком? Нет, она бы мне сказала".

– "Вы уверены?"

– «Конечно», – говорит Джеки, но затем отводит взгляд, что делает ее заявление куда менее убедительным. Я думаю о Рике Тэлли с его золотым браслетом и зачесанными назад волосами. Я не думаю, что девочки-подростки в его вкусе. Скорее я представляю его с какой-нибудь эффектной и пышногрудой женщиной, с громким, нахальным смехом. Такой, какой когда-то была Джеки.

Джеки смотрит на стол с крошками и засохшими брызгами, и я вижу, как на ее лице начинают ходить желваки. Это уже не та жизнерадостная женщина, которая переехала сюда восемнадцать лет назад, чтобы устроиться на работу в старшую школу. Раньше, когда она была новенькой в нашем районе, горячей штучкой, она мне не очень нравилась. Я даже избегала ее, потому что знала, что она привлекала внимание каждого мужчины в округе, включая моего Фрэнка. Но теперь она просто напуганная мать, пойманная в ловушку явно несчастливого брака, и она больше не представляет угрозы для моего брака, потому что другая шлюшка уже запустила свои когти во Фрэнка.

Джейн и я почти не разговариваем, когда вместе идем обратно ко мне домой. Вечер теплый, окна открыты, и я слышу обрывки разговоров, звон посуды и звуки телевизоров, доносящиеся из домов. Возможно, это не самый красивый район в городе, но это мой район, и в этих скромных домах живут люди, которых я знаю, некоторые из них друзья, некоторые нет. Мы проходим мимо дома Леопольдов, и через переднее окно я вижу Ларри и Лорелею, сидящих бок о бок на белом диване и ужинающих с подносов перед телевизором. Чего я сама никогда не позволяла себе в своем доме, потому что ужинать надо, как положено, за обеденным столом.

Мы подходим к моему дому, а через дорогу в окне видно этого чернобурого лиса Джонаса с обнаженным торсом, поднимающего тяжести в своей гостиной. Все эти окна подобны телеэкранам, на которых разыгрываются настоящие драмы для всех желающих. Канал 2531: Джонас, бывший морской котик, борющийся с разрушительным действием возраста! Канал 2535: Леопольды на диване: пара средних лет пытающаяся сохранить романтику в отношениях! Канал 2533: Грины…

Не знаю, что и сказать о Гринах.

Их жалюзи, как обычно, закрыты, и, кроме крадущегося силуэта, движущегося за окном, я ничего не могу разобрать из того, что происходит внутри.

– Это их дом, – говорю я Джейн.

– "Чей?"

– “Тех людей, о которых я тебе говорила. Шпионах. Или, может быть, они беглецы.”

Джейн вздыхает. – “Боже, ма. Тебе не кажется, что ты слишком торопишься с выводами?”

– “В этих людях есть что-то странное”.

– “Потому что они не стали есть твой хлеб с цукини?”

– “Потому что они ни с кем не общаются. Они не прилагают никаких усилий, чтобы стать частью этого района”.