Текст книги "Послушай меня (ЛП)"

Автор книги: Тесс Герритсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

Сорок
Анджела

Я чувствую, что все смотрят на меня, когда я стою у подножия эскалатора в аэропорту, ожидая прибытия Винса. Неудивительно, что они смотрят; я представляю собой ужасающее зрелище. Мое лицо еще более багровое, чем было четыре дня назад, после моего побега со склада, а щека так распухла, что похожа на надутый воздушный шарик. Это синяки женщины-воина, и они меня не смущают. Я ношу их с гордостью, потому что хочу, чтобы Винс увидел, какой я крепкий орешек. Среди всех этих людей, суетящихся вокруг меня в пункте выдачи багажа, многие ли из них могут сказать, что пережили похищение, а также обезоружили соседа?

Вот как мы, женщины Риццоли, работаем. Неудивительно, что моя дочь так хороша в том, что она делает.

Чья-то рука мягко ложится на мою руку, я поворачиваюсь и вижу молодую женщину с добрыми глазами, озабоченно хмурящуюся на меня.

– “Простите, что спрашиваю", – мягко говорит она, – "но вы в порядке? Вы в безопасности?”

– “О, вы имеете в виду это?” Я указываю на свое лицо.

– “Кто-то причинил вам боль?”

– "Да. Он довольно хорошо отделал меня.”

– “О, милая, я надеюсь, вы позвонили в полицию. Надеюсь, выдвинули обвинения.”

– “В этом нет необходимости. Он мертв.”

Моя ухмылка, кажется, пугает ее, и она медленно пятится от меня.

– “Но спасибо, что спросили!” – окликаю я, когда она отступает. Какая милая леди, интересуется моим благополучием. Мы все должны быть такими, как она, присматривать друг за другом, оберегать друг друга.

Кое-что я уже делаю, потому что это естественно для меня, даже если временами кажется, что я просто вмешиваюсь в чужие дела.

Я получила эти синяки как раз за то, что задавала слишком много вопросов и совала нос в чужие дела, но именно поэтому Ларри Леопольд все еще жив, поэтому Рик Тэлли не проведет остаток своей жизни в тюрьме, и поэтому Нине Как-там-ее-настоящее-имя больше не нужно бояться за ее жизнь.

– «Энджи? О боже мой, детка!"

Я поворачиваюсь и вижу, как Винс сходит с эскалатора. Он бросает свой багаж, хватает меня за плечи и смотрит на меня.

– «О, милая, – говорит он. – «Все намного хуже, чем Джейн говорила мне».

– "Ты говорил с ней?"

– "Вчера. Она звонила, чтобы предупредить меня о синяке под глазом, но не упомянула, что он выбил из тебя все дерьмо. Клянусь, если бы этот сукин сын не был уже мертв, я бы сам убил его!"

Я беру его лицо в свои руки и осторожно наклоняюсь, чтобы поцеловать его. – “Я знаю, что ты бы так и сделал, милый”.

– “Мне не следовало быть в Калифорнии. Я должен был быть здесь, чтобы позаботиться о тебе.”

– “Я думаю, что и сама довольно неплохо со всем справилась”.

– “По словам твоей дочери – нет. Она говорит, что ты превратилась в какую-то соседскую надзирательницу. Просила меня хорошенько поговорить с тобой, поучить уму-разуму, что опасно ввязываться туда, куда не следует.”

– “Мы обсудим это, когда вернемся домой”.

Но когда мы возвращаемся домой, когда мы входим в парадную дверь, ни о чем таком говорить мне не хочется. Так что мы этого не делаем. Вместо этого я приношу бутылку Кьянти в гостиную и наполняю два бокала. Я целую его, и он целует меня в ответ. Пребывание в Калифорнии в течение месяца не пошло ему на пользу. Его живот выпирает от всего того фастфуда, который он съел, и от того, что все время сидел взаперти вместе со своей сестрой. И он выглядит усталым, таким усталым после перелета. Мы обнимаем друг друга, и кажется, что мой мир внезапно снова встал на свои места, и всего безумия последних нескольких недель никогда не было. Так и должно быть: мы с Винсом потягиваем вино, а ужин запекается в духовке.

Мое внимание привлекает какое-то движение за окном. Я смотрю через улицу и вижу Джонаса, который снова качает железо. Он не смотрит в мою сторону, потому что знает, что я знаю его секрет. Он не тот, за кого себя выдавал. Есть так много секретов, которые я открыла о своих соседях. Я знаю, у кого с кем был роман. Я знаю, кто на самом деле не Морской котик. Я знаю, кто из них боялся за свою жизнь. И самое главное, я знаю, на кого я могу положиться, кто отважно ринется в бой со мною бок о бок, даже если ей придется делать это хрипя и кашляя.

Да, я узнала их всех немного лучше, и они узнали меня, и хотя мы не всегда сходимся во взглядах и иногда перестаем друг с другом разговаривать, а иногда даже пытаемся поубивать друг друга, – это мой район. Кто-то должен за ним присматривать.

И я отлично с этим справляюсь.

Сорок один
Эми

Шесть месяцев спустя

Ее светлые корни отрастали. Каждый раз, когда она смотрела в зеркало, она видела, как волосы прорастают, словно золотая корона вырывается из кожи ее головы. Сколько она себя помнила, ее волосы были черными, а светлые корни мать одержимо подкрашивала каждые несколько недель. Это то, что мы должны делать, чтобы оставаться в безопасности, сказала бы Джулианна. И оставаться в безопасности было причиной, по которой они сделали то, что сделали. Крашеные волосы. Переезды из города в город. Неоднократные предупреждения: Никогда никому не доверяй, Эми. Никогда не знаешь, кто нас предаст.

Но потом они переехали в Бостон, и ее мать нашла работу в кафе через дорогу от больницы, где она познакомилась с доктором Майклом Антримом. Они полюбили друг друга, и Джулианна пренебрегла своим собственным советом. Они стали семьей. У них был дом, постоянный дом, который им никогда не придется покидать. Наконец-то они были в безопасности.

Пока совершенно случайный наезд не отправил Эми в больницу, где медсестра по имени София не увидела шрам на груди Эми, редкую группу крови, указанную в ее карте, и светлые корни, выглядывающие из-под ее темных волос.

И их безопасный маленький мирок рухнул.

Теперь ее светлые корни были длиннее, чем когда-либо, длиннее, чем им позволялось расти. Эми опустила голову, провела пальцами по двухцветным прядям. На этот раз она не стала утруждать себя их затемнением. Она позволит им расти; это было частью ее преобразования, возвращения к той девушке, которой она была раньше, девушке, которая все еще была для нее незнакомкой. Каждую неделю она будет отдавать немного больше себя, немного больше Эми, пока настоящая девушка не вернет все себе.

У Лили больше не было причин прятаться; теперь все знали правду. Или часть правды.

Никто никогда не узнает полной правды.

Джулианна призналась в убийстве Софии Суарес и Джеймса Крейтона. У нее не было другого выбора, кроме как признаться; доказательства были налицо, в записи телефонного звонка, который она сделала Крейтону, звонка, в котором она пообещала, что он наконец проведет время со своей давно потерянной дочерью Лили. Он не преследовал их до озера Фонарей. Его пригласили туда.

ДНК-анализ доказал, что он был настоящим отцом Эми, но это означало только, что именно его сперма оплодотворила яйцеклетку. Он не наблюдал, как она взрослела. Именно Джулианна кормила ее, одевала и пела ей. Джулианна, которая защищала ее.

И которая, в конце концов, пожертвовала собой ради нее. Джулианна признала себя виновной в обоих убийствах, чтобы Эми могла выйти на свободу, все обвинения против нее были сняты. В конце концов, Эми была всего лишь жертвой, похищенным ребенком, который на протяжении многих лет так сильно привязался к своему опекуну, что преданность затуманила ее рассудок. Она любила свою мать; конечно, она принесла бы своей матери пистолет. Конечно, она солгала бы о смерти Джеймса Крейтона. Конечно, она защитит Джулианну.

Так же, как раньше защищали ее.

Она подумала об уродливом арендованном доме на Смит-Хилл-роуд, где она жила с матерью и Брюсом, когда ей было восемь лет. Она вспомнила склон холма, вырисовывающийся за окном, и запах застарелого сигаретного дыма, пропитавшего стены. Она помнила все это, вплоть до испачканных обоев в ее маленькой каморке спальни. Увядшие синие васильки. Она сворачивалась калачиком в постели, прислушиваясь к крикам в маминой комнате, и водила пальцами по этим цветам на стене, скользя по дыре в бумаге, сквозь которую проступали старые обои. Что-то невзрачное и зеленое. Под самыми красивыми поверхностями всегда скрывалось что-то уродливое, готовое показать себя. Сколько часов она тыкала в эти обои, страстно желая оказаться где-нибудь еще, слушая рыдания Джулианны и удары кулаков Брюса по телу ее матери? И слова, которые он всегда использовал, чтобы заставить Джулианну повиноваться ему: «Если я проиграю, ты проиграешь». Если ты расскажешь им, что я сделал, они заберут твою маленькую девочку.

Потом в один прекрасный день все прекратилось. Однажды Эми больше не могла выносить крики. Это был день, когда она наконец набралась смелости выползти из своей спальни, пройти на кухню и вытащить из ящика стола нож. Когда вы достаточно отчаянны, вы находите в себе силы вонзить нож в спину человека. Даже если вам всего восемь лет.

Но нож вошел недостаточно глубоко, чтобы убить Брюса, и только разозлил его. Он взвыл от боли и повернулся к ней лицом, и в этот момент она увидела, что над ней стоит не мужчина, а чудовище, ярость которого теперь перебросилась на нее.

Она вспомнила запах алкоголя в его дыхании, когда его руки сомкнулись на ее горле, когда он выжимал из нее жизнь. А потом все потемнело, и она больше ничего не помнила. Она не видела, как Джулианна схватила нож и вонзала его в тело Брюса снова и снова.

Но она вспомнила, что увидела, когда ее зрение прояснилось. Брюса, лежащего на полу, глаза его безумны, дыхание хриплое. И там была кровь. Очень много крови.

– “Иди в свою комнату, дорогая”, – сказала ее мать. – “Закрой дверь и не выходи, пока я тебе не скажу. Все будет хорошо, я обещаю.”

И в конце концов все действительно обернулось хорошо. Эми пошла в свою комнату и ждала, казалось, целую вечность. Через закрытую дверь она услышала звук чего-то перетаскиваемого, затем глухие удары по ступенькам крыльца, за которыми последовала продолжительная тишина. Гораздо позже в раковине потекла вода, а стиральная машина загрохотала и завертелась.

Когда, наконец, мать велела ей выйти, Брюса уже не было, а пол на кухне был влажным и таким чистым, что линолеум блестел. – "Где он?" – спросила Эми.

– «Он ушел», – только и сказала ее мать.

– "Куда он делся?"

– «Это не имеет значения, милая. Важно только то, что он больше не причинит нам вреда. Но ты должна пообещать мне, что никому не расскажешь о том, что сегодня произошло. Только так мы будем в безопасности. Обещай мне."

Эми так и сделала.

Через неделю они были в пути, только вдвоем. Ты и я против всего мира, пели они, отъезжая от лачуги. Эми так и не узнала, что ее мать сделала с телом Брюса, и никогда не спрашивала. Возможно, закопала его в поле или бросила в заброшенный колодец. Джулианна всегда хорошо разбиралась в деталях; она наверняка избавилась от него где-нибудь, где его никогда не найдут, и вычистила кухню так чисто, что домовладелец так и не узнал, что линолеум скрывает микроскопические следы крови мертвеца.

Они так долго жили незамеченными, переезжая с места на место, что у них было мало друзей и мало привязанностей. Никто никогда не спрашивал об исчезновении Брюса Флаглера. Всем было наплевать. Только Эми и ее мать знали, что произошло на той кухне, в той унылой лачуге под холмом, и ни одна из них никогда никому ничего не расскажет, потому что наряду с мужеством, любовь иногда требует тишины.

Стук в дверь ванной резко вернул ее в настоящее. В дом в Бостоне, где она сейчас жила.

– “Эми?” – позвал ее отец через дверь. – “Мы уже опаздываем”.

– “Я сейчас выйду”.

– “Ты... ты уверена, что хочешь навестить ее?”

Она услышала сомнение в его голосе. И боль. Хотя Эми настаивала на том, чтобы навещать свою мать каждые две недели, Майк Антрим все еще не мог вынести взгляда Джулианны. Возможно, со временем он поймет почему она это сделала. Он поймет отчаяние, которое заставило ее той ночью поехать к дому Софии и умолять ее молчать. Он поймет почему, когда ее мольбы не увенчались успехом, она вытащила из сумочки молоток.

Эми поняла.

Она еще раз взглянула в зеркало и подумала, одобрит ли мать ее светлые корни. После стольких лет прятания, эта новая девушка появлялась из своей куколки, с каждым днем становясь чуть более светлее, чуть более Лили. Она еще не решила, хорошо ли это; ей нужно спросить Джулианну. Джулианна знает ответ.

Матери всегда знают.