Текст книги "Послушай меня (ЛП)"

Автор книги: Тесс Герритсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Тесс Герритсен
Послушай меня

Один
Эми

«Нужно было надеть ботинки», – подумала она, выходя из библиотеки Снелла и окидывая взглядом свежий слой мокрого снега и слякоти, покрывающих кампус. Когда она уходила в школу тем утром, было сорок девять градусов тепла (около 10 С) , это был один из тех весенних деньков, которые заставляют думать, что зима наконец-то закончилась, и она пришла в кампус в синих джинсах, толстовке с капюшоном и новеньких розовых туфлях на плоской подошве из маслянистой кожи. Но пока она весь день провела внутри, работая на своем ноутбуке, снаружи с ревом вернулась зима. Уже стемнело, и при таком ледяном ветре, что носится по двору, тротуар скоро станет скользким, как каток.

Вздохнув, она застегнула толстовку и взвалила на плечи рюкзак, набитый книгами и ноутбуком. Что ж... никак не обойти. Она осторожно спустилась по лестнице библиотеки и погрузилась по щиколотку в слякоть. Ноги ее тотчас же промокли и замерзли, и она двинулась вперед по дорожке между Гайдн-холлом и аудиторией Блэкмана. Новые туфли были безнадежно испорчены. Какая же она глупая. Вот что значит не проверить с утра прогноз погоды, забыть, что март в Бостоне может разбить сердце девушки.

Она дошла до Эли Холла и внезапно остановилась. Оглянулась. Позади себя она что-то услышала, шаги? Мгновение она смотрела на переулок пролегающий между двумя зданиями, но все, что она увидела, была пустынная дорожка, поблескивающая в свете фонарей. Темнота и плохая погода обезлюдили кампус, и больше она не слышала шагов, только мягкий шорох падающего снега и отдаленный шум машин, несущихся по Хантингтон-авеню.

Она плотнее завернулась в свою толстовку и продолжила путь.

Четырехугольник кампуса был скользким и блестел коркой льда, и ее прискорбно-неподходящие туфли с хрустом проваливались сквозь иней в лужи, забрызгивая джинсы ледяной водой. Она больше не чувствовала пальцев на ногах.

А во всём виноват профессор Харторн, это из-за него она провела весь день в библиотеке, и не была теперь дома, в тепле, ужиная с родителями. Но вот она здесь, с онемевшими от надвигающегося обморожения пальцами ног, и все потому, что ее курсовая, тридцатидвухстраничная, работа, над которой она трудилась несколько месяцев, – недостаточно полная, сказал он.

Работа не отвечает нашим требованиям, говорил он, потому что вы не обратились к ключевому событию в жизни Артемизии Джентилески, к травме, изменившей ее жизнь, пропитавшей ее картины столь грубой внутренней энергией: к изнасилованию.

Как будто женщины были бесформенными кусками глины, нуждающимися в избиении и издевательствах, чтобы вылепить из них нечто большее. Как будто бы Артемизии, чтобы стать художницей, только старого доброго сексуального изнасилования и недоставало.

Шлепая по слякоти двора, она все больше и больше злилась на комментарии Харторна. Да что этот иссохший старикашка мог знать о женщинах, о надоедливых и раздражающих приставаниях, которые им приходится терпеть? На каком основании мужчины считают, что они все знают лучше?

Она дошла до пешеходного перехода и остановилась на светофоре, который только что загорелся красным. Разумеется, красным; сегодня все шло наперекосяк. Мимо проносились машины, разбрызгивая лужи. Хлопья мокрого снега шлепались на ее рюкзак, и она подумала о своем ноутбуке, не промокнет ли он, и не потеряет ли она всю работу, которую проделала сегодня днем. Да, это было бы идеальным завершением дня. Она сама это заслужила, за то, что не проверила прогноз. За то, что не взяла с собой зонт. За то, что надела эти дурацкие туфли.

Свет по-прежнему был красным. Светофор сломался? Может, не обращать на красный свет внимания и просто перебежать улицу?

Она была так сосредоточена на светофоре, что не заметила мужчину, остановившегося позади нее. Затем её что-то насторожило. Возможно, шорох его нейлоновой куртки или запах алкоголя, исходивший от его дыхания. Внезапно она поняла, что рядом кто-то есть, и повернулась, чтобы посмотреть на него.

Он весь закутался от холода. Шарф был намотан до подбородка, а шерстяная шапка надвинута на брови, и все, что она могла увидеть на его лице, это его глаза. Он не боялся встретиться с ней глазами, напротив, он смотрел прямо на нее таким пронзительным взглядом, что она смутилась, этот взгляд словно высасывал все ее самые потаенные секреты. Он не двинулся к ней, но его взгляда было достаточно, чтобы ей стало не по себе.

Она посмотрела на Хантингтон-авеню, на магазины через дорогу. Закусочная тако была открыта, окна ее ярко освещены, и внутри находилось с полдюжины посетителей. Безопасное место, с людьми, к которым можно обратиться, если ей понадобится помощь. Она могла бы нырнуть туда, чтобы согреться, и, возможно, вызвать Uber, чтобы он отвез ее домой.

Наконец загорелся зеленый свет.

Она поспешно сошла с обочины, и подошва ее кожаных туфель мгновенно заскользила по обледеневшей дороге. Размахивая руками, она пыталась удержаться на ногах, но тяжелый рюкзак выбил ее из равновесия, и она упала, шлепнувшись задом в слякоть. Промокшая и потрясенная, она, пошатываясь, поднялась на ноги.

Она так и не заметила несущийся на нее свет фар.

Два
Анджела

Два месяца спустя

Если вы заметите что-то странное – сообщите об этом. Мы все слышали этот совет так часто, что всякий раз, когда мы находим подозрительный пакет там, где его быть не должно, или замечаем околачивающегося неподалеку незнакомца, мы автоматически обращаем на него внимание. Особенно я, тем более что моя дочь Джейн – полицейский, а мой парень Винс – полицейский на пенсии. Я слышала все их ужасные истории, и если я что-то замечу, будьте уверены, я обязательно об этом скажу. Так что присматриваться к своим соседям – моя вторая натура.

Я живу в городе Ревир, расположенном чуть севернее Бостона, и похожим на его более доступного по ценам собрата. Моя улица – это ряд скромных домов на одну семью, стоящих почти впритык друг к другу. "Дома для начала" – так назвал их Фрэнк (вскоре ставший моим бывшим мужем), когда мы приехали сюда сорок лет назад, только вот в дом побольше мы так и не переехали. Как и Агнес Камински, которая до сих пор живет по соседству, или Глен Дракмейер, который умер в доме напротив, тем самым опровергнув утверждение, что это дома для начала. Шли годы, я наблюдала как семьи въезжали, а затем съезжали. Дом справа от меня снова пустует и выставлен на продажу, ожидая следующей семьи. Слева от меня живет Агнес, которая была моей лучшей подругой, пока я не начала встречаться с Винсом Корсаком, что возмутило Агнес, поскольку я тогда ещё не развелась с бывшим мужем, что сделало меня Вавилонской блудницей в ее глазах. Даже несмотря на то, что именно Фрэнк разорвал наш брак, чтобы уйти к другой женщине. Блондинке. Что действительно настроило Агнес против меня, так это тот факт, что я так наслаждаюсь жизнью теперь, когда Фрэнка больше нет. Мне нравится, что в моей жизни появился новый мужчина, и я целуюсь с ним на собственном заднем дворе. Что, по мнению Агнес, я должна делать теперь, когда меня бросил муж? Накинуть на себя добродетельное черное и держать ноги скрещенными, пока все внизу не высохнет? Мы с ней почти не разговариваем, но нам это и не нужно. Я и так знаю, чем она занимается. Тем же самым, что и всегда: курит свою «Вирджинию Слимс», смотрит QVC (QVC -Quality Value Convenience – американская бесплатная телевизионная сеть и флагманский торговый канал, специализирующийся на телевизионных домашних покупках, принадлежащий Qvc Retail Group.) и вечно пережаривает овощи.

Но не мне ее судить.

Через дорогу, начиная с угла, находится синий дом, принадлежащий Ларри и Лорелее Леопольд, которые живут здесь последние лет двадцать. Ларри преподает английский в местной старшей школе, и хотя я не могу сказать, что мы близки, но каждый четверг по вечерам мы вместе играем в «Скрэббл», так что я хорошо знакома с широтой словарного запаса Ларри. Рядом с Леопольдами находится раньше сдававшийся в аренду дом, где умер Глен Дракмейер. А по соседству, в доме прямо через дорогу от меня, живет Джонас, шестидесятидвухлетний холостяк и бывший морской котик, который переехал сюда шесть лет назад. Лорелея недавно пригласила Джонаса на "Вечера Скрэббл" у меня дома, даже не спросив моего мнения, однако Джонас оказался отличным дополнением для нашей компании. Он всегда приносит с собой бутылку каберне Ecco Domani, у него хороший словарный запас, и он не пытается незаметно втиснуть иностранные слова, ведь это не по правилам. В конце концов, Скрэббл – это американская игра. Должна признать – он красавчик. К сожалению, он и сам это знает, и ему нравится косить лужайку перед домом без рубашки, выставляя напоказ мощную грудь и накаченные бицепсы. Естественно, я не могу не наблюдать за ним, и это он тоже знает. Когда он замечает меня у моего окна, то всегда машет рукой, отчего Агнес Камински воображает себе будто между нами что-то происходит, хотя на самом деле это не так. Просто я дружелюбна и приветлива ко всем соседям, и если кто-то переезжает на нашу улицу, я всегда первая у их двери, с улыбкой и кабачковым хлебом в качестве гостинца. Люди ценят такое внимание. Они приглашают меня зайти в дом, знакомят со своими детьми, рассказывают откуда они родом и чем зарабатывают на жизнь. Они просят меня порекомендовать сантехника или дантиста. Мы обмениваемся номерами телефонов и обещаем скоро встретиться. Так было со всеми моими соседями.

Пока не появились Грины.

Они снимают жёлтый дом, под номером 2533, где умер Глен Дракмейер. Жилище стояло осиротевшим уже год, и я рада, что его наконец-то кто-то занял. Всегда плохо, если дом слишком долго пустует; это отражается на всей улице, придавая ей некий оттенок заброшенности.

В тот день, увидев, когда Грины подъехали на грузовике компании U-Haul (американская компания арендующая грузовики для переездов), я по привычке достала из морозилки буханку своего знаменитого хлеба с цукини. Пока он оттаивал, я вышла на крыльцо, пытаясь разглядеть новых соседей. Сначала я увидела мужа, выходящего со стороны водителя: высокий, светловолосый, мускулистый. Не улыбается. Это первое, что сразу бросилось мне в глаза. Когда вы приезжаете в свой новый дом, разве вы не должны радоваться? Вместо этого он равнодушно осматривал окрестности, вертя головой, и глаза были скрыты зеркальными солнцезащитными очками.

Я приветственно помахала рукой, но он не сразу ответил на приветствие. Он просто стоял и некоторое время смотрел на меня. Наконец он машинально поднял руку, как будто чип в его компьютерном мозгу проанализировал ситуацию и решил, что правильный ответ – помахать в ответ.

Ну, ладно, подумала я. Может быть, жена окажется дружелюбней.

Она вышла с пассажирской стороны U-Haul. Немного за тридцать, серебристо-светлые волосы, стройная фигура в синих джинсах. Она тоже осматривала улицу, но быстрыми и беглыми взглядами, словно белка. Я помахала ей, и она неуверенно махнула мне в ответ.

Это все, что мне было нужно. Я перешла улицу и говорю: «Позвольте я первой поприветствую вас в этом районе!»

– Приятно познакомиться, – говорит она, и смотрит на мужа, словно спрашивая разрешения сказать больше. Мои мысленные антеннки завибрировали, потому что между этими двумя явно что-то происходит. Создалось ощущение, что вместе им некомфортно, и я стала перебирать в памяти варианты, что же в браке может пойти не так. Я должна была узнать в чем дело.

«Меня зовут Анджела Риццоли, – говорю я им. "А вас?"

– Я, эм, Кэрри. А это Мэтт», – с запинкой отвечает она, как будто ей приходится обдумывать каждое слово, прежде чем сказать его.

– «Я живу на этой улице уже сорок лет, поэтому, если вам нужно что-то узнать об этом районе, вы знаете, у кого спросить».

– «Расскажите нам о наших соседях, – говорит Мэтт. Он бросает взгляд на номер 2535, синий дом по соседству. "Какие они?"

– “О, это Леопольды. Ларри и Лорелея. Ларри преподает английский в государственной средней школе, а Лорелея – домохозяйка. Видите, как красиво они ухаживают за своим двором? Ларри в этом отношении молодец, никогда не позволяет сорнякам расти в его саду. У них нет детей, так что они хорошие, тихие соседи. По другую сторону от вас – Джонас. Он оставил службу "Морских котиков", и, черт возьми, ему есть что рассказать об этом. А на моей стороне улицы, прямо по соседству с моим домом, живет Агнес Камински. Ее муж умер давным-давно, и с тех пор она так и не вышла замуж. Я думаю, ей нравится все так, как оно есть. Мы были лучшими друзьями, пока мой муж... – Я понимаю, что заговариваюсь, и замолкаю. Им необязательно знать, как мы с Агнес поссорились. Уверена, что они услышат об этом от нее. “А у вас есть дети?” спрашиваю я.

Это простой вопрос, но Кэрри снова смотрит на мужа, как будто ожидая разрешения ответить.

«Нет, – говорит он. "Пока нет."

«Тогда вам не понадобятся рекомендации няни. В любом случае, их становится все труднее и труднее найти». Я поворачиваюсь к Кэрри. «Знаете, у меня на кухне размораживается вкусная буханка кабачкового хлеба. Я известна своими рецептами. Сейчас я вам принесу».

Он отвечает за них обоих. – Это мило, но нет, спасибо. У нас аллергия».

– К кабачкам?

– «К глютену. Никаких продуктов из пшеницы». Он кладет руку на плечо жены и подталкивает ее к дому. – Что ж, нам пора обустраиваться. Увидимся, мэм. Они оба входят в свой дом и закрывают дверь.

Я смотрю на U-Haul, который они даже не открывали. Разве любая другая пара не захотела бы перенести свои вещи в дом? Первое, что сделала бы я, это распаковала кофеварку и чайник. Но нет, Кэрри и Мэтт Грин всё оставили все в грузовике.

Весь день их U-Haul остается припаркованным на улице, наглухо запертым.

Лишь после наступления темноты я слышу лязг металла, смотрю через улицу и вижу силуэт мужа, стоящего позади машины. Мэтт забирается внутрь и через мгновение спускается по пандусу, катя перед собой тележку с коробками. Почему он ждал темноты чтобы разгрузить U-Haul? Почему он не хотел, чтобы это увидели соседи? Вероятно, в грузовике было немного вещей, так как ему потребовалось всего десять минут, чтобы закончить работу. Он запер грузовик и ушёл в дом. Внутри горел свет, но я ничего не могла разглядеть, потому что жалюзи были закрыты.

За четыре десятилетия моей жизни на этой улице, у меня были всякие соседи – алкоголики, прелюбодеи, тираны избивающие жен. Может быть, парочка. Но никогда я не встречала такой сдержанной пары, как Кэрри и Мэтт Грин. Может, я была слишком бесцеремонна. Может быть, у них проблемы в браке, и им сейчас не до знакомств с любознательной соседкой. Возможно, в том, что мы не поладили, виновата я.

Оставлю их в покое.

В последующие дня я не могу не смотреть на номер 2533. Я вижу, как Ларри Леопольд уходит на работу в среднюю школу. Вижу Джонаса, без рубашки, стригущего газон. Вижу эту Немезиду Агнес, дважды в день проходящую мимо моего дома и, попыхивая сигаретой, бросающую в его сторону осуждающие взгляды.

Но Грины? Им удается проскользнуть мимо меня, словно призракам. Я лишь мельком вижу его за рулем черной «тойоты», когда он въезжает в гараж. Замечаю, как он вешает жалюзи на окна верхнего этажа. Вижу, как FedEx доставляет им домой коробку, которая, по словам водителя, была отправлена из B&H Photo в Нью-Йорке. (Никогда не повредит знать, что местный водитель FedEx без ума от хлеба из цуккини.) Чего я не вижу, так это никаких признаков того, что у этих людей есть работа. Они живут бессистемной жизнью, приходят и уходят без какого-либо явного графика, ведя себя так, будто они на пенсии. Я спрашиваю о них Леопольдов и Джонаса, но они знают не больше моего. Грины – загадка для всех нас.

Я обо всём рассказала по телефону своей дочери Джейн, которой это тоже показалось весьма любопытным, но она уверила меня, что нет ничего криминального в желании держаться подальше от соседского шпиона. Она гордится своими инстинктами копа, гордится тем, что способна чувствовать, когда что-то не так, но ей неведомы материнские инстинкты. Когда я звоню ей в третий раз по поводу Гринов, она окончательно теряет терпение.

– «Позвони мне, когда что-то действительно случится», – огрызается она на меня.

Через неделю исчезает шестнадцатилетняя Триша Тэлли.

Три
Джейн

Пузырьки по спирали пронеслись мимо розового замка Золушки, взбудоражив лес пластиковых водорослей, там, где сундук пирата был переполнен сокровищами. Русалка с вьющимися рыжими волосами возлежала на своей раскладушке, окруженная легионом поклонников-ракообразных. Только один обитатель этой подводной страны чудес когда-то был на самом деле живым, и в этот момент он смотрел сквозь забрызганное кровью стекло на детектива Джейн Риццоли.

– «Это довольно причудливый аквариум для одной маленькой золотой рыбки», – сказала Джейн. «По-моему, у нее здесь весь актерский состав «Маленькой Русалочки». И все это ради рыбы, которую через год просто смоют в унитаз».

– "Необязательно. Это золотая рыбка – веерохвост», – сказала доктор Маура Айлс. «Такая рыба теоретически может жить десять, двадцать лет. Известно, что самая старая из них прожила сорок три года.

Вглядываясь в стекло, Джейн увидела Мауру, которая, пригнувшись, по другую сторону аквариума рассматривала тело пятидесятидвухлетней Софии Суарес. Даже в десять сорок пять субботним утром Маура ухитрялась выглядеть хладнокровно-элегантной – трюк, который Джейн никогда не удавалось провернуть. Дело было не только в строгих брюках и блейзере Мауры и ее геометрически подстриженных черных волосах; нет, что-то было в самой Мауре. Для большинства полицейских Бостона она была устрашающей фигурой с кроваво-красной помадой, женщиной, которая использовала свой интеллект как щит. И этот интеллект теперь был полностью занят чтением языка смерти в ранах и брызгах крови.

– "Это правда? Золотая рыбка действительно может прожить сорок три года? спросила Джейн.

– "Взгляни-ка."

– И зачем тебе знать эту совершенно бесполезную информацию?

– «Никакая информация не бесполезна. Это просто ключ, ожидающий, когда откроется нужный замок».

– «Ну, я пойду посмотрю. Потому что все золотые рыбки, которые у меня когда-либо были, сдохли в течение года».

– "Без комментариев."

Джейн выпрямилась и повернулась, чтобы еще раз осмотреть скромный дом женщины, которая жила и умерла здесь. София Суарес, кем ты была? Джейн читала подсказки в книгах на полках, в аккуратно разложенных пультах на журнальном столике. Опрятная женщина, которая любила вязать, судя по журналам лежащим чуть поодаль. Книжный шкаф был заполнен любовными романами и справочниками по уходу за больными, собрание женщины, которая видела смерть на своей работе, но все же хотела верить в любовь. А в одном углу, на маленьком столике, украшенном яркими пластиковыми цветами, стояла фотография улыбающегося мужчины с блестящими глазами и пышной копной черных волос. Человек, чье призрачное присутствие все еще витало в каждой комнате этого дома.

Над погребальной урной висела свадебная фотография молодой Софии и ее мужа Тони. В день свадьбы их лица светились от радости. В тот день они, должно быть, верили, что впереди у них много счастливых лет совместной жизни, а старость будет спокойной и тихой. Но в прошлом году смерть забрала ее мужа.

А прошлой ночью убийца пришел за женой.

Джейн направилась к входной двери, где на полу, забрызганный кровью, лежал свернутый стетоскоп.

Вот здесь все началось.

Неужели убийца уже поджидал ее, когда она входила прошлой ночью в свой дом? Или он был удивлен, когда услышал поворот ключа в замке, и запаниковал, когда понял, что его вот-вот обнаружат?

Первый удар ее не убивает. Она все еще жива. Все еще в сознании.

Джейн пошла по кровавому следу, размазанному по полу, отмечая отчаянную попытку жертвы уползти от нападавшего. Она вела от входной двери, через гостиную и мимо тихо журчащего аквариума.

"И вот здесь все заканчивается", – подумала она, глядя на тело.

София Суарес лежала на боку на кафельном полу, поджав ноги, словно младенец в утробе матери. Она была одета в свой синий халат медсестры, а к ее форме все еще был прикреплен больничный пропуск: "С. Суарес RN" (RN – registered nurse – дипломированная медсестра).

Ореол крови окружал ее раздробленный череп, а ее лицо теперь было разбито до неузнаваемости. Жалкий остаток лица, так радостно сиявшего на свадебной фотографии.

– “Я вижу в этих брызгах очертания обуви, вот здесь, ”, – сказала Маура. “И есть частичный след подошвы”.

Джейн присела на корточки, чтобы изучить отпечаток обуви. “Похоже на какой-то ботинок. Мужской размер – седьмой или восьмой?” Джейн повернулась к входной двери. – Ее стетоскоп у двери. На нее нападают вскоре после того, как она входит в дом. Удается уползти до этого места. Сворачивается калачиком в позу эмбриона, возможно, пытаясь защитить себя, защитить свою голову. И он снова бьет ее.”

– Вы нашли оружие?

– Нет. Что мы должны искать?»

Маура опустилась на колени рядом с телом и рукой в перчатке осторожно разделила волосы мертвой женщины, обнажив кожу головы. «Эти раны четко очерчены. Круглые. Думаю, нужно искать молоток с плоской головкой.

– “Мы не нашли никакого молотка. Ни окровавленного, ни какого-либо другого.”

Раздался позади голос напарника Джейн, Барри Фроста, выходящего из спальни. Его обычно бледное лицо приобрело багровый оттенок от солнечного ожога – следствие вчерашнего похода на пляж без шляпы.

Джейн содрогалась от одного только взгляда на него. “Я не нашел ни ее сумочки, ни мобильного телефона”, – сказал он. “Я нашел лишь это. Он был подключен к розетке в спальне.” Он поднял шнур для зарядки. “Похоже, это для ноутбука Apple”.

– “А сам ноутбук?” – спросила Джейн.

– “Его нет”.

– “Ты уверен?”

– “Хочешь пойти сама посмотреть?” Такой раздраженный тон был нехарактерен для Фроста, но, возможно, она сама напросилась. И этот солнечный ожог, должно быть, беспокоит его.

Ранее она уже осматривала дом, но теперь решила пройтись по нему заново, ее бахилы зашуршали по полу. Она заглянула в свободную комнату, где на кровати лежало сложенное белье, принесенное из прачечной. Затем прошла в ванную, – шкафчик под раковиной был переполнен различными кремами и мазями для лица, которые обещали, но так и не принесли вечную молодость. В аптечке были пузырьки с таблетками от гипертонии и аллергии, а также рецептурный флакон гидрокодона, срок годности которого истек полгода назад. В ванной ничего не было разбросано, что обеспокоило Джейн. Аптечка была одним из первых мест, куда грабители обычно совершали набеги, и гидрокодон определенно был той добычей, которую стоило бы украсть.

Джейн проследовала в главную спальню, где увидела на комоде еще одну фотографию в рамке: София и ее муж в более счастливые времена. Живые времена. Они стояли рука об руку на пляже, и годы, прошедшие с момента их свадебной фотографии, добавили им морщин и лишних килограммов. Их талии были толще, а морщинки от смеха глубже. Она открыла шкаф и увидела, что вместе с одеждой Софии, там все еще висят куртки и брюки Тони. Как, должно быть, больно ей было каждое утро открывать этот шкаф и видеть одежду своего покойного мужа. Или это было утешением – прикоснуться к ткани, которую он носил, вдохнуть его запах?

Джейн закрыла дверцу шкафа. Фрост был прав: если у Софии и имелся ноутбук Apple, то доме его не было.

Она прошла на кухню, где на столешнице стояли мешки с масой и полиэтиленовые пакеты с сушеной кукурузной шелухой. В остальном на кухне царил идеальный порядок. София была медсестрой; возможно, для нее было второй натурой протирать и стерилизовать поверхности. Джейн открыла буфет и увидела полки, заполненные незнакомыми приправами и соусами. Она представила, как София толкает свою тележку с продуктами по проходу, планируя, что приготовить себе на вечер. Женщина жила одна и, вероятно, обедала в одиночестве, и, судя по ее переполненному специями шкафу, она, должно быть, находила утешение в приготовлении пищи. Это был еще один кусочек головоломки – Софии Суарес, женщины, любившей готовить и вязать. Женщины, которая так скучала по своему покойному мужу, что хранила его одежду в шкафу, а в гостиной – урну с его прахом. Женщины, которая любила любовные романы и золотых рыбок. Женщины, которая жила одна, но уж точно не умерла в одиночестве. Кто-то стоял над ней, держа в руке орудие убийства. Кто-то видел, как она сделала последний вздох.

Джейн опустила взгляд на осколки стекла из разбитого окна в кухонной двери. Злоумышленник разбил стекло в дверной раме, протянул руку и открыл засов. Она вышла во двор, на голую полосу гравия с одним пустым мусорным баком и несколькими торчащими сорняками. Здесь осколков было больше, но на гравии не осталось следов, а на воротах была простая защелка, которую можно было легко поднять снаружи. Никаких камер наблюдения, никакой сигнализации. София, должно быть, чувствовала себя в безопасности в этом районе.

Мобильный телефон Джейн зазвонил визгливыми скрипками. Это была тема из фильма "Психо", что сразу взвинтило ее нервы – поскольку мрачная мелодия вполне соответствовала обстановке. Не глядя на имя звонившего, она отключила телефон и вернулась в дом.

Медсестра. Кому, черт возьми, понадобилось убивать медсестру?

– “Ты не собираешься ей отвечать?” – спросила Маура, когда Джейн вернулась в столовую.

– "Нет."

– ”Но это звонит твоя мать".

– "Вот именно поэтому я и не собираюсь отвечать".

Маура удивленно приподняла бровь.

«Сегодня она звонит мне уже в третий раз. Я даже знаю, что она мне скажет: "Какой же ты полицейский, если тебя даже не волнует похищение ребенка?""

– Кого-то похитили?

– Нет. Просто в ее районе убежала из дома одна девочка. Она убегает уже не в первый раз».

– Ты уверена, что в этом все дело?

– «Я уже разговаривала с полицейским департаментом Ревира, и мяч на их стороне. Мне посоветовали не вмешиваться». Джейн снова посмотрела на тело. «У меня и без того проблем по горло».

– Детектив Риццоли? – раздался голос.

Джейн обернулась и увидела патрульного, стоящего у входной двери.

– "Да?"

– «Только что приехала внучка соседки. Она готова переводить для вас. Если пожелаете, пройдите в соседний дом.

Джейн и Фрост вышли на улицу. Солнце сияло так ослепительно, что Джейн на мгновение замерла, моргая от яркого света и глядя на зрителей, наблюдающих за ними. На тротуаре стояла дюжина соседей, привлеченных зрелищем служебных автомобилей, припаркованных на их улице. Когда фургон криминалистов остановился позади ряда патрульных машин, две седые женщины покачали головами, в тревоге прижав руки ко рту. Это была не цирковая атмосфера, с которой Джейн часто сталкивалась в центре города, где место преступления было развлечением. Смерть Софии явно потрясла тех, кто ее знал, и они в скорбном молчании наблюдали, как Джейн и Фрост шли к дому соседки.

Входную дверь открыла молодая азиатка, одетая в брюки в тонкую полоску и отглаженную белую блузку – необычно деловой наряд для субботнего утра.– “Она все еще очень расстроена, но ей не терпится поговорить с вами”.

– Вы ее внучка? – спросила Джейн.

– "Да. Лена Леонг. Это я звонила в 911. Бабушка в панике сперва позвонила мне и попросила вызвать полицию, потому что она плохо говорит по-английски. Я бы приехала раньше, чтобы переводить, но мне необходимо было встретиться с клиентом в центре города.”

– “ В субботу утром?

– Некоторые из моих клиентов не могут прийти в другое время. Я адвокат по миграционным вопросам и представляю интересы многих ресторанных работников. Субботнее утро – единственное время, когда они могут встретиться со мной. А впрочем, делайте то, зачем пришли.” Лена махнула им рукой приглашая внутрь. – ”Она на кухне".

Джейн и Фрост прошли через гостиную, где стоял клетчатый диван, безупречно смотревшийся под пластиковыми чехлами. На кофейном столике стояла ваза с фруктами, вырезанными из камня, нефритовыми яблоками и виноградом из розового кварца. Вечно блестящие продукты, которые никогда не испортятся.

– “Сколько лет вашей бабушке?” – спросил Фрост, когда они проследовали за Леной на кухню.

– Ей семьдесят девять.

– И она совсем не говорит по-английски?

– «О, она понимает намного больше, чем показывает, но сейчас она слишком взволнована, чтобы говорить на английском». Лена остановилась в коридоре и указала на фотографию на стене. «Это бабушка, мои родители и я, когда мне было шесть лет. Мои родители живут в Плимуте и постоянно просят бабушку переехать к ним, но она отказывается. Она живет в этом доме сорок пять лет и не собирается отказываться от своей независимости. Лена пожала плечами. «Она упрямая. Что тут поделаешь?"

На кухне они нашли миссис Леонг, сидящую за столом, обхватив руками голову с расстрепанными седыми волосами, похожими на пух одуванчика. Перед ней стояла чашка чая, и вместе с паром поднимался аромат жасмина.

– Най-най? – сказала Лена.

Миссис Леонг медленно взглянула на посетителей, ее глаза раскраснелись от слез. Она указала на другие стулья, и все сели, Лена заняла стул рядом с бабушкой.

– Во-первых, Лена, расскажите нам, что именно она сказала вам по телефону? – спросил Фрост, доставая блокнот.

– “Она сказала, что они с Софией планировали встретиться сегодня утром. Но когда бабушка зашла в соседнюю дверь и позвонила в звонок, никто не ответил. Дверь была не заперта, поэтому она вошла внутрь. Она увидела кровь. А потом она увидела Софию.”

– “В котором часу это было?”

Лена спросила свою бабушку, и миссис Леонг разразилась долгим потоком на мандаринском языке, что, безусловно, было больше, чем просто время суток.

– “Около восьми утра”, – сказала Лена. – “Они собирались вместе приготовить тамале. Обычно они делают это в январе, но тогда прошло еще слишком мало времени со смерти Тони, и София все еще была сильно потрясена.”

– Это, должно быть, мистер Суарес? – спросила Джейн. “А как он умер?”

– «Это был геморрагический инсульт. Его прооперировали, но он так и не очнулся. Перед смертью провел три недели в коме». Лена покачала головой. «Он был таким милым человеком, таким обходительным с моей бабушкой. Да и со всеми остальными. Видели бы вы, как они с Софией держались за руки, когда шли по кварталу. Словно молодожены!».

Фрост оторвался от блокнота, в котором что-то писал.

– Вы сказали, что сегодня утром ваша бабушка и София собирались приготовить тамале. Как они разговаривают друг с другом?»

Лена нахмурилась. – "Извините, что?"

– «Ваша бабушка не говорит по-английски. И я предполагаю, что София не говорила по-китайски.

– «Им не и нужно было разговаривать, потому что кулинария – это и есть язык. Они наблюдали за готовкой и пробовали вместе. Всегда угощали дру друга. София приносила тамале, а бабушка умеет тушить изумительно вкусное рагу из бычьего хвоста».