Текст книги "Темная зона"

Автор книги: Терри Персонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

Глава 5

Харман, осмотрев руку в пластиковом мешке, уставился на Бернадетт:

– Что вы несете?

– На указательном пальце, у основания ногтя, – пояснила она, вновь вешая темные очки на рубашку.

Харман еще раз склонился над мешком. И через несколько секунд:

– Сучье племя! Как мы могли это проглядеть?

– Что там? – спросил Гарсиа.

Она поплотнее натянула перчатки на пальцы.

– След розового лака. На ногте большого пальца – тоже. В том же месте. У основания ногтя. Покойная не слишком любила заниматься маникюром.

Крепыш-полицейский, покраснев, снял ногу с бампера.

– Подумаешь, открытие! Да может, судья, этот развратник, красил ногти лаком.

– Да, но на руке женское кольцо, – возразила Бернадетт.

– Она права, – сказал Харман. – Это рука толстухи – не толстяка.

– Плюс… – продолжила Бернадетт.

– Еще один плюс? – застонал Харман.

– Плюс эта рука вылежалась чуть больше, чем тело. Толстуху убили раньше толстяка. – Она взглянула на крепыша в форме. – Вы по запаху ее учуете еще до того, как увидите.

– Чушь, – сплюнул крепыш, повернулся и помчался к одной из патрульных полицейских машин. Распахнув дверцу, он скользнул на сиденье и подхватил рацию. Остальные полицейские разбежались по другим машинам.

– Пошли в лес, поможем им? – обратилась к боссу Бернадетт.

– Не затем я вас сюда привез, – вполголоса проговорил Гарсиа.

Бернадетт кивнула. Хватит вилять, пора заняться делом. Она окинула взглядом сверток. Рука ей была не нужна: не таскать же ее повсюду с собой. Драгоценность подошла бы – вещь более основательная, чем веревочные волокна. Убийца наверняка дотрагивался до кольца во время борьбы или когда отрубал руку, избавляясь от нее.

– Я бы хотела забрать кольцо, – обратилась она к Харману. – Провести кое-какие… проверки.

– Что еще за проверки?

– Она только что спасла тебя от позора! – резко бросил Гарсиа.

Санитары с тележкой прогрохотали по стоянке и остановились позади труповозки.

– У нас все готово, – сказал один из них.

Харман оторвал взгляд от мешка.

– Еще нет.

– Кольцо, – повторила Бернадетт. Они с Гарсиа и Харманом отошли от труповозки, давая возможность санитарам уложить в нее тело.

– Вы должны расписаться за него, – заявил Харман, вернувшись к заботам о свертке, который держал в руках. – А бумаги уже отправлены в Контору.

– Да вы здесь весь день проторчите, – сказала Бернадетт. – Можно мы ее отвезем? Сами доставим руку в вашу Контору?

Харман поднял взгляд от мешка и покачал головой:

– Не кошерное это дело. Я заранее отправлю кого-нибудь с рукой толстухи. Езжайте туда, оформляйте все, что вас попросят, и там забирайте кольцо.

– Кэт, вы знаете, где логово медэкспертизы? – спросил Гарсиа.

– Приземистое такое здание рядом с парковкой зональной больницы, – припомнила Бернадетт. – Похоже на зубоврачебную лабораторию.

– Все правильно, – кивнул Гарсиа.

– И как мы могли такое прозевать? – Харман повернулся и сунул мешок обратно в чрево труповозки. Санитары меж тем окружили его, и один из них спросил:

– Что прозевали?

– Заткнись! – рявкнул Харман. Он с силой захлопнул заднюю дверцу автомобиля и обратился к своей команде: – С места не сходить! Я должен кое с кем созвониться. – И направился к кабине машины.

Бернадетт, а за ней и Гарсиа отошли от труповозки.

– О чем вы думаете? – спросил он.

– Уверена, она окажется в лесу или реке. Выброшенная, как и обе другие.

– Рука судьи? Надеюсь, что вы правы.

– А разве не интересно будет, если тело женщины, когда его найдут, окажется так же ловко и аккуратно связано, как и тело судьи?

– Чертовски интересно!

– Тот, на севере. Судья. Женщина. – Бернадетт стянула перчатки и затолкала их обратно в джинсы. – Это уже трое… трое нам известных. Кто-то убил каждого из них. Отрезал у них правую руку. Зачем? Может, кто-то как-то оказался жертвой всех троих? Старомодная месть? Мы ведь думали про самосуд, когда говорили о судье. В двух других случаях может быть то же самое. Что у вас есть на убитого на севере?

– Хейл Олсон. У этого своя интересная история. Несколько лет назад был замешан в бандитском нападении и грабеже, которые вышли ему боком.

– Еще один плохой человек вроде Арчера.

– Если не считать того, что Хейл отсидел свой срок, в тюрьме обрел Бога и все такое. Очистился от содеянного по всем статьям. После отсидки отличался примерным поведением, имел на севере постоянную работу, вышел на пенсию и остался там.

– А если, скажем – ну просто в порядке отработки версии, – кто-то считал, что мистер Олсон, хоть и отсидел в тюрьме и сделался религиозен, все же не получил по заслугам? Если, скажем, к тому же убитая дама согрешила в чем-то и не получила за это должного возмездия? Может, была плохой мамочкой, издевалась над детьми? Может, мужа своего отравила? Что угодно! Если все это сложить, то что у нас получается?

– Простенькая арифметика. У нас получаются три мертвеца, которые отнюдь не были примерными гражданами. Вот только зачем руки отрезать?

– Зачем выбрасывать руки? Это вопрос посерьезнее, – возразила Бернадетт.

– Что вы имеете в виду?

– Почему бы не забрать их с собой в качестве необычных сувениров? Обычно так поступают. А иначе получается, что убийца считает руку чем-то ненужным. Мусором.

– Послание, – предположил Гарсиа. – Какой-нибудь символ?

– Может, дело вовсе не в самих руках. Ключ – в самом их отсечении, заявлении о содеянном ими, самодеятельном суде над ними.

– Это сужает круг, – хмыкнул Гарсиа. – Мы повсюду разошлем его словесный портрет: «Считает, что наделен правом судить других».

– Понимаю, – кивнула Бернадетт. – Описание, весьма подходящее для всех без исключения. Если не считать того, что можем и прибавить: «Знает, как вязать выбленочный узел».

– Встретимся у медэкспертизы. – Гарсиа повернулся и зашагал к своей машине.

Провожая его взглядом, Бернадетт услышала завывания сирен. Дополнительные патрульные машины спешно возвращались к заповеднику. Вновь надев темные очки, она устремила взгляд за автостоянку – на реку и росшие вокруг леса – и подумала: «Кто же ты такой? Почему правые руки?» Ей было известно, что надо сделать, чтобы получить ответы, вот только делать это не хотелось.

Медэксперт в лаборатории был худой, как палка от швабры, и высокорослый. Белый халат на нем болтался, а когда парень шагал, ткань пузырилась у него за спиной, будто парус на ветру. Пиджак на нем сидел бы получше, надень он его прямо поверх халата.

– Ну что еще такого вы сумеете, чего не можем сделать мы? Главный судебный медэксперт округа Рамси – один из лучших патологоанатомов в стране. О каких еще проверках вы тут говорите?

– В данное время мы не намерены раскрывать информацию, – отрезал Гарсиа.

Бернадетт, расписываясь, искоса бросила взгляд на босса. Оба оперативника сидели за столом заседаний и заполняли всякие официальные бумаги, а «палка от швабры» ходил взад-вперед у них за спинами. Находились они в передней части здания, в солнечной комнате. Лаборатория, где и проводилась вся работа, располагалась в задней части дома. И рука находилась там же.

«Палка от швабры» на мгновение перестал метаться, чтобы поправить очки на носу.

– Что вы хотите отыскать в этом кольце? Отпечатки? ДНК? – Он снова принялся вышагивать по комнате.

– Мы не желаем это обсуждать, – произнес Гарсиа.

Медэксперт возмущенно произнес:

– Федеральное высокомерие. Вот и все, что это такое.

– В этом деле все мы работаем вместе. – Гарсиа невозмутимо продолжил писанину.

– Вы являетесь сюда, ссыте мне на туфли и уверяете меня, что идет дождик. – Медэксперт повернулся и направился к двери, распахнул ее настежь и, уже переступая за порог, бросил через плечо: – Кольцо я принесу, но рука останется в лаборатории.

Гарсиа взглянул на Бернадетт. Та кивнула.

– Оставьте руку себе, – ответил Гарсиа.

«Палка от швабры» ушел, сильно хлопнув за собой дверью.

– Думаете, он валяет дурака? – сухо спросила Бернадетт и, швырнув на стол ручку, отодвинула кучу бумаг.

– Да пусть себе валяет, – отозвался Гарсиа. Щелкнув ручкой, он принялся разглядывать ее. Сбоку были обозначены адрес и телефон медэкспертизы. – У них свои фирменные ручки. Нам тоже надо бы завести такие. – Он сунул ручку во внутренний карман блейзера.

Бернадетт тоже взяла ручку со стола.

– А эта из общественной адвокатуры округа Рамси. «Здравое сомнение по здравой цене». Находчиво.

Гарсиа забарабанил пальцами по столу.

– У всех есть свои фирменные ручки. Нет, определенно нам тоже нужно себе заказать – целый ящик. Адрес, номер телефона, чем занимаемся.

– Нам ни к чему, чтобы люди знали, кто мы такие, где находимся и чем мы занимаемся.

– Это все старое ФБР, – отмахнулся он. – А мы – новое и улучшенное ФБР. Открытое. Какой подобрать слоган для наших ручек?

– «Форменная…» – начала она и тут же осеклась.

Гарсиа докончил за нее:

– «…банда раздолбаев». Это я миллион раз слышал. Стара песня. А как вам «Фуфлометы без рацухи»?

Она улыбнулась:

– Никогда такого не слыхала.

– А я такое всякий раз слышу от журналистов, когда мы лажаем по полной. К сожалению, когда мы лажаем, то всегда по полной.

– А все потому, что мы из сраного ФБР, – сказала она.

– Как бы это на ручке смотрелось? «Мы из сраного ФБР». Ни адреса, ни номера телефона – ничего. Одна только эта констатация факта. И если какой-нибудь паразит спросит, как мы выберемся из дерьма, подкинем ему ручку.

Она рассмеялась, и как раз в этот момент в комнату вернулся тощий медэксперт.

– Извините, что прерываю ваше веселье, – съязвил он и бросил на стол пластиковой пакетик размером с хороший бутерброд: – Отнеситесь к этому как ответственные федеральные служащие и не потеряйте кольцо.

– Благодарю вас, – выговорила Бернадетт, протягивая руку к пакетику.

– Между прочим, – сообщил «палка от швабры», – на внутренней поверхности имеется пара инициалов. Их можно не заметить. Весьма мелкие. Полиция сейчас выясняет, кто значится в сводках как пропавший. Нам крупно повезет, если чье-нибудь имя совпадет с этими инициалами.

– «Дэ» и «эс», – спокойно произнесла Бернадетт.

– Да-а, – разинул рот малый. – Как вы узнали?

– Никого с такими инициалами полиция не найдет, – заявила Бернадетт.

– Откуда вы знаете? – взвился «палка от швабры».

Гарсиа не сводил глаз с Бернадетт, пока та засовывала пакетик в карман куртки.

– Просто знаю, – наконец ответила она.

Выйдя из здания, и Бернадетт, и Гарсиа облегченно вздохнули, но ни словом не обменялись, пока не остановились на стоянке машин. Ветер стих, дождик перестал, однако становилось холоднее. Небо поблекло, будто в него плеснули грязной водой. В воздухе стоял гул машин со сплетавшихся поблизости автострад.

– Можно подумать, будто его попросили, не будет ли он любезен отрезать собственную руку и преподнести нам ее в подарочном мешочке, – сказала Бернадетт.

– Все мы трудно расстаемся с вещдоками, – возразил Гарсиа. – Я парня не виню. И потом, мы ему дали такое бестолковое объяснение – «проверки».

– Да-а… Похоже, вы правы. – Бернадетт сунула руку в карман куртки и нащупала пакетик с кольцом. В правом кармане у нее лежала перчатка с волокнами, она решила оставить их про запас, на тот случай, если с золотом ничего не выгорит. – Я в эти выходные буду на связи с копами и медэкспертами.

– Я могу за ними приглядеть. – Гарсиа достал ключи из кармана плаща. – И вас извещу, когда все пропавшие руки и тела будут обнаружены и запротоколированы.

– Вас не затруднит?

– Заканчивайте распаковывать вещи, а потом приступайте к своим занятиям. – Он подбросил ключи. – Какая-то помощь нужна?

В чем он хочет ей помочь? Бернадетт ответила так, словно имела в виду первое, домашнюю тягомотину, хотя и подозревала, что его больше вдохновляет второе.

– Не так уж у меня много барахла, что на работе, что дома.

– Вы минималистка?

– Неряха. Чем меньше того, в чем нужно наводить порядок, тем лучше.

– Это мне понятно, – вздохнул он. – Худшее, что я сделал в жизни, – это купил дом.

– Я буду дома. Если понадоблюсь, меня можно найти по мобильному. – Она повернулась и направилась к своей колымаге.

Гарсиа ухватил ее за рукав куртки:

– Кэт!

Она посмотрела на него:

– Да?

– Как вы… – Он оборвал фразу и отпустил ее рукав. – Позвоните мне в понедельник с самого утра. Раньше, если вы… э-э… если у вас что-то прояснится.

И десяти минут не прошло, когда она добралась через центр города до своего чердака – слишком мало времени, чтобы сообразить, с чего это Гарсиа так зациклен на ее способностях. Он не походил ни на одного из ее бывших прямых начальников, и она никак не могла понять, хорошо это или плохо. Прежние ее боссы не желали влезать в подробности – что и как она делает. Гарсиа иной: ему хочется самому посмотреть. Потому ли, что он верит в ее провидческий дар, или потому, что сомневается в его истинности? Она подозревала, что второе.

Глава 6

Оказавшись перед выбором: распаковывать вещи или выполнять служебные обязанности, – Бернадетт изо всех сил постаралась выбросить из головы все мысли о двух вещдоках. И пакетик с кольцом, и перчатка с волокнами были водружены на остроконечную деревянную подставку для фруктов – хлам, оставшийся от прежнего владельца квартиры. То и дело она бросала на них косые взгляды, словно не доверяла им полностью, но не хотела, чтобы ее любопытство было замечено.

Склонившись над картонной коробкой, она вытащила кучу укрытых полиэтиленом блузок на проволочных вешалках. Встряхнув их хорошенько, повесила в гардероб на металлическую рейку. Чудо, что совершенно случайно ей удалось обнаружить свою стереосистему. Гарри Конник[8]8
  Гарри Конник-младший (р. 1967) – современный американский киноактер, продюсер и композитор.


[Закрыть] проникновенно пел «Даже мысль о тебе», пока она доставала из коробки очередную кофточку.

Содержимое следующей коробки было завернуто в газеты. Распаковав ее, она обнаружила тарелки, липкие от краски, и пнула коробку в сторону кухни. В ее квартире не было стен или перегородок, только ванна была отделена. Спальней служил чересчур большого размера выступ, торчащий из стены, к которому была прилажена винтовая лесенка, позволявшая забираться в постель с пола. Полатям этим недоставало лишь хорошего сена – вышел бы славный деревенский сеновал.

Кондо – ее первая покупка жилья. Им с Майклом часто приходилось переезжать, а потому дома они снимали. Он был свободным писателем и работу мог найти где угодно, зато ее служба заставляла их мотаться с места на место. Где бы они ни оказывались, всюду им удавалось как-то пристроить к месту деревенскую мебель ее родителей. Интересно, гадала она, уместно выглядела бы эта рухлядь в такой вот вызывающей обстановке: чердак с потолком под четыре метра, трехметровыми окнами, неотделанными кирпичными стенами внутри, мусоропроводом, вынесенным наружу, и трубами. Плюс – как быть с великом? Ей пришлось тайком поднимать его в грузовом лифте. Оставлять его на улице ей совсем не хотелось, и уж совершенно точно она не собиралась тратить деньги на место для него на стоянке для мотоциклов. Лучше, конечно, было бы купить нормальный дом с обычным гаражом. Поставив грязные тарелки в раковину, Бернадетт пробормотала себе под нос:

– Поддалась дурному влечению.

Самому же дурному своему влечению Бернадетт оказалась подвержена вместе с сестрой и ничего не могла с этим поделать. Обе они родились с таким даром и отточили его так, что он сделался прямо-таки сверхъестественным.

Сестры всегда были настроены на мысли друг друга: считалось, что у близнецов всегда так бывает. Их мать, хвастаясь перед товарками, говорила: «Я еще только пытаюсь сообразить, по какой кукле плачет одна, как другая уже идет и несет ее».

Развитие способности видеть окружающее глазами сестры показалось вполне логичным шагом. Они изо всех сил настраивались на чтение мыслей друг друга, когда в школе надо было решать задачки по математике. Скоро каждая уже видела тетрадку сестры, внутренним взглядом следя за ее рукой, выводящей ответ. Управлять видением было проще – легче прогонять и вызывать, – если близнецы занимались этим, держа в руках какой-нибудь предмет, принадлежавший одной из них. Такая принадлежность играла роль антенны.

Как-то Мадди, сидя в постели, делала записи у себя в дневнике, пока ее сестра была в коровнике. Почувствовав взгляд Бернадетт на странице дневника, Мадди оглядела комнату и заметила, что с ее туалетного столика исчезла щетка для волос. Вместо того чтобы покончить со шпионством Бернадетт, она, захлопнув дневник, пустила в ход обидный выпад – прием, которым близнецы очень старались овладеть. Силой воли Мадди не дала сестре читать свой дневник.

Случалось, они и договаривались совмещать то, что видела каждая. Раз осенним вечером, когда им было лет по четырнадцать-пятнадцать, Мадди оказалась на заднем сиденье «бьюика» с каким-то футболистом, а Бернадетт – в постели соседского парня. Девочки заранее обменялись друг с другом школьными колечками, а в условленный час извлекли их из кармашков, обратив ночь в сплошное неистовство.

Никогда и никому Бернадетт с Мадди не рассказывали о том, как далеко завела их способность совместного видения.

Способность эта изменилась навсегда в дождливую весеннюю субботу. Тогда они уже оканчивали школу. Отец заказал запчасти для трактора. В тот день к телефону подошла Мадди, и поставщик ей сообщил, что тормозные колодки поступили. Мадди грохнула кулаком по двери ванной.

– Где мама с отцом?

Из-за двери донесся голос Бернадетт:

– Пошли на мессу к четырем часам.

– Железяки к трактору доставили. Хочешь, поедем заберем их?

– Подожди минуточку, я сполоснусь. – Бернадетт сидела в ванне и брила ноги, при этом нещадно резалась. Мадди все эти женские штучки удавались лучше.

– Да они сейчас закроются.

– Подожди!

Для того чтобы вырваться в город, годился любой повод. Бернадетт выскочила из ванны и схватила полотенце, но было уже слишком поздно. Она услышала, как хлопнула входная дверь и их семейный «универсал» зашуршал шинами по дорожке.

Бернадетт вновь залезла в ванну и включила душ. Потянувшись в угол за шампунем, она заметила, что Мадди оставила на полочке свое покрытое мыльной пеной школьное колечко. Бернадетт взяла его, зажала в руке и держала, нежась под струйками воды. И вдруг брызги у нее перед глазами исчезли, а вместо них стремительно надвинулась стена из сверкавшего хромом металла. Бернадетт пронзительно закричала, захлебываясь водой.

За миг до удара Мадди почувствовала, что сестра видит тот ужас, который предстал перед ней в ветровом стекле. Она отторгла сестрино видение. Мадди не знала, что близняшка так решительно настроилась быть с ней вместе, что видение Бернадетт должно было перейти куда-то еще – и оно очутилось в глазах пьяного водителя. Мадди уберегла сестру от одной ужасной картины, только в обмен на другую, еще ужаснее. Бернадетт видела все из-за руля грузовика, убившего ее сестру.

После смерти Мадди дни в семье проходили как в тумане, и родители Бернадетт то ли не заметили перемены на лице оставшейся в живых дочери, то ли не придали этому значения. Сама Бернадетт не смогла объяснить, как это случилось или почему, зато она точно знала когда. В тот страшный день, выбравшись из ванны и глядя в зеркало, она увидела перемену в своей внешности. Ставший голубым левый глаз она сочла последним прощанием сестры.

Как раз на поминках по Мадди Бернадетт и поняла, что способность видеть глазами убийц останется у нее навсегда.

Хелен Смит, друг семьи, жившая в двух фермах от них, подошла к скорбящему семейству и положила на ладонь Бернадетт какое-то украшение.

– На счастье, – шепнула она и пошла дальше. Бернадетт опустила глаза и увидела браслет, который дарят на День матери. Каждый амулет обозначал ребенка и был сделан в виде фигурки мальчика или девочки, а на месте головы вставлен соответствующий гороскопу камень. Бернадетт насчитала восемь фигурок. Новорожденного малыша – он появился на свет всего несколько дней назад – еще не прибавили. С чего это Смит отдает такую драгоценность?

Бернадетт сжала браслет в ладони, и все исчезло перед глазами: цветы, толпа соболезнующих и собственный ее кулачок с зажатым в нем украшением. Она увидела чьи-то другие руки, вдавливающие подушку в колыбельку. Правую руку обвивал браслет – тот самый, который ей только что сунули в ладонь.

Через несколько дней в ритуальном зале состоялись другие поминки. Младенца Смитов нашел мертвым в колыбельке его отец, когда Хелен была на поминках по Мадди. Врачи объявили это несчастным случаем. О том, что она увидела, Бернадетт не сказала никому и постаралась не касаться браслета голыми руками, пока закапывала его на заднем дворе.

Она решила, что сможет использовать свой дар для дела, если будет благоразумна. На всем пути своего продвижения к тому, чтобы стать оперативником, с того момента, как поступила на отделение уголовного судопроизводства университета в Бемиджи, что на северо-западе штата Миннесота, и до того дня, как окончила академию ФБР в Квонтико, штат Виргиния, она держала в тайне свою необычную способность. Понимала: выбора у нее нет. Ведь на сайте Бюро в Интернете ясно было сказано: «Оперативные сотрудники ФБР не ждут, когда на них что-то снизойдет, и не испытывают телепатических озарений, обходя места только-только обнаруженных преступлений. Это захватывающий мир поиска и исследования – мир индуктивного и дедуктивного мышления, опыта раскрытия преступлений, а также знания особенностей поведения преступников, фактов и статистических вероятностей».

Бернадетт не приписывала своим способностям телепатических свойств и понимала: они не входят в число методов, дозволенных в Квонтико. Дождавшись, когда пройдут два года ее испытательного срока в ФБР, она все же решилась и воспользовалась своим видением для раскрытия дел об убийстве. Но и после того не призналась никому – даже Майклу.

У ее боссов, которые догадывались, что что-то происходит, хватало здравого смысла об этом помалкивать. Даже когда она раскрывала дела, начальство не желало знать, как срабатывает видение. А когда она устремлялась по ложному следу или выводила Бюро на задержание совсем не того, кого надо, то вышестоящие желали знать еще меньше.

Ее переводили, и когда она прибывала к новому месту работы в другой город, то чувствовала на себе пристальные взгляды. Стоило ей оказаться на месте преступления, как местные копы тут же присоединялись к хору слухов и преувеличений, скандальных рассказов о преступлениях, раскрытие или провал раскрытия которых приписывали ее сверхъестественному дару. В Луизиане болтали, будто она бродит ночью по кладбищам, общаясь с жертвами убийц. Ей представлялось, как она сидит на могильном камне и записывает ответы на вопросы: «Вы хорошо разглядели человека, который вас убил? Какие-нибудь особые приметы или привычки?»

Ей хотелось делами проложить себе дорогу в управление, занимающееся наукой о поведении людей, но вскоре выяснилось – ей ни за что не позволят и близко подойти к престижному подразделению. К просто чудаковатому оперативнику могли бы еще притерпеться, с Бернадетт дело обстояло хуже – она была странной и противоречивой.

Противоречия изматывали даже ее саму. Стоило ей обрести способность видеть глазами убийц, как взгляд стал туманиться и расплываться – так бывает, если смотреть сквозь покрытое мыльной пеной окно. Иногда ей виделись сцены из недавнего прошлого. Она могла оказаться очевидцем как убийства, так и не имеющих никакого отношения к делу событий из жизни убийцы. Если она начинала видеть мир глазами убийцы во время его ночных кошмаров, то ей виделись фантастические образы, словно из абстрактной живописи. Она могла сосредоточиться, и видение все равно подводило ее, а в реальности вдруг появлялось неожиданно после легкого прикосновения. Стоило ей воспользоваться своим даром, как он ее опустошал, ввергал в эмоциональные колодки убийцы, вызывая гнев, уныние или отчаяние. Чувства были столь же убийственны, как и люди, которых она преследовала.