Текст книги "Темная зона"

Автор книги: Терри Персонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Глава 41

Разжав кулак, Бернадетт уронила кольцо на церковную скамью. От звяканья металла она открыла глаза и поразилась, увидев перед собой алтарь. Опустошенная и смущенная, попробовала вспомнить, где она находится и как сюда попала.

Сквозь густую пелену пробился мужской голос:

– Вы в порядке?

Вздрогнув, Бернадетт повернула голову. Перед глазами все еще стоял туман. Поморгав, чтобы пелена рассеялась, она увидела Гарсиа, сидевшего рядом с ней на церковной скамье.

– Видели что-нибудь? – спросил он.

Бернадетт не знала, как ответить. Ей требовалось несколько минут, чтобы прийти в себя, сориентироваться, осознать то, что она видела, и переложить это в слова. Чувства Куэйда все еще будоражили ее. Наваливалось изнеможение, а за ним еще что-то ввергавшее ее в тревогу. Страх? Ее собственный или убийцы?

Убирая кольцо, она воспользовалась этим, чтобы потянуть время, и скользнула от Гарсиа в сторону; вытащив из кармана рабочую перчатку, натянула ее и подобрала кусочек металла.

– Агент Сент-Клэр? С вами все в порядке? Что вы видели?

– Дайте минуточку отдышаться. – Бернадетт скатала с руки перчатку так, чтобы та вывернулась наизнанку и кольцо оказалось спрятанным в плотный шарик из резины. Успокаиваясь, она дважды сделала глубокий вдох-выдох и повернулась на скамье к Гарсиа, отвечая по порядку на его вопросы:

– Со мной все в порядке. Я видела Куэйда дома.

– Он вернулся в квартиру?

– Нет. Он был в своем родном доме.

– Вы уверены в этом?

– Я видела салон красоты его матери и кровать, на которой его сестер… – Бернадетт встала и почувствовала, как закружилась голова. Она снова опустилась на скамью и, взглянув на алтарь, обратила внимание, что отец Пит зажигает свечи длинным бронзовым прутком. – Сколько мы уже здесь? Настало время утренней службы?

Сидели они в первых рядах, и говорила Бернадетт громче, чем хотела. Священник обернулся.

– Не обращайте на меня внимания. Месса начнется не раньше чем через несколько часов. Я подумал, поброжу-ка я пока тут. Испробую нашу новую зажигалку, посмотрю, смогут ли служки при алтаре пользоваться ею, не устроив пожара. – Он опустил огонек на конце прутка. – Надеюсь, Бог услышит ваши молитвы, Бернадетт. Дайте знать, если я вам понадоблюсь позже, в больнице. – Пастор повернулся и с зажигалкой в руках направился к очередному скоплению свечей.

Слова священника ее удивили.

Наклонившись к ее уху, Гарсиа объяснил:

– Я ему сказал, что у вас тетя при смерти и вам нужно побывать в церкви.

Бернадетт понятия не имела, что Гарсиа прибег к такой неумелой лжи, чтобы вытащить пастора из постели, и прошептала:

– И ради этого он открыл церковь? Среди ночи?

Гарсиа ответил тоже шепотом:

– Не мог же я ему сказать, зачем на самом деле вам нужна церковь. – Он прищурился. – Мог я это сделать, агент Сент-Клэр?

Несколько секунд она не сводила с Гарсиа глаз, гадая, с чего это вдруг его понесло на официальный тон: «агент Сент-Клэр». Потом снова обратилась к алтарю. Ей нравился отец Пит. Она считала, что именно так и должен выглядеть священник, к тому же он разделял ее ненависть к Куэйду. Она повысила голос, так чтобы пастор слышал:

– Спасибо, что впустили нас, отец Пит.

– Извините, что в такой неурочный час, – добавил Гарсиа. Взглянув на Бернадетт, он сказал: – Мы больше не станем злоупотреблять вашим временем.

– Вы же знаете меня, Энтони, – произнес пастор не оборачиваясь. – Я больше совсем не сплю.

Гарсиа, повернувшись на скамейке, заглянул ей в лицо.

– Такое впечатление, что вам лучше поспать: глаза налились кровью, а лицо бледное как простыня.

Слабая улыбка тронула губы Бернадетт.

– Я выживу. Давайте-ка вернемся к вашей чудесной машине и отправимся в лес. По дороге поговорим. Вы думаете, что сумеете отыскать дом Куэйда?

– Место описано во всех документах давнего суда. Семья его проживала между Дасселом и Дарвином, в стороне от федерального шоссе номер двенадцать. Прямая дорога от наших городов. Там есть фотографии того места.

Ей захотелось сравнить увиденное с фотографиями дома.

– Вы видели снимки, сделанные на месте преступления?

– Целую тонну.

– Тогда обменяемся впечатлениями в дороге.

Гарсиа извлек из кармана ключи и держал их в руке, но даже не сделал попытки встать.

– Насколько вы уверены в том, что видели, агент Сент-Клэр? В том, где прячется Куэйд?

– О чем вы говорите? – Бернадетт изучающе смотрела ему в лицо. Рот босса был твердо сжат. Плюс это обращение: «агент Сент-Клэр». Куда делось «Кэт»? Что, черт возьми, с ним творится?

– Поговорим, когда выйдем отсюда. – Гарсиа выбрался из ряда и пошел по проходу.

Бернадетт встала и пошла за ним. Он ждал ее у двойных дверей, открыл одну половинку и пропустил ее. Она на ходу бросила:

– У него револьвер.

– Мы тоже вооружены. – Гарсиа вслед за ней вышел из церкви. Вместе они спустились по ступеням, каждый дернул молнию, наглухо застегиваясь, чтобы укрыться от холодного утреннего воздуха. Из-за туч просвечивала бледная ксерокопия луны.

Встав возле двери «понтиака» со стороны пассажира, Бернадетт глянула через крышу на Гарсиа.

– Надо вызвать подмогу.

– Пока рано. – Он отпер дверцу со стороны водителя, сел и завел машину.

Бернадетт прыгнула на сиденье и с силой захлопнула дверцу.

– Почему нет? Мы же знаем, что он это сделал. У нас всего достаточно, чтобы взять его.

– В самом деле? – Гарсиа тронул машину и резко, скрежеща шинами, развернулся возле церкви. – Давайте убедимся, что он дома, прежде чем вызывать кавалерию и ставить себя в неловкое положение. Идет?

– Идет, – произнесла она негромко.

Униженная и измотанная, она неотрывно всматривалась через лобовое стекло в темень раннего утра. Гарсиа проявил интерес к ее дару, как ни один из прежних ее начальников. Сам захотел посмотреть. А теперь вот говорит с ней резко, устанавливает между ними дистанцию, ведет себя как парень, который гонит из постели случайную воскресную подружку, собираясь в понедельник отправиться на работу. Что изменилось?

Гарсиа нажал на тормоз перед светофором.

– Если вас что-то не устраивает, агент Сент-Клэр, давайте вернемся в контору и вновь оценим, чем мы располагаем. Возможно, нам нужно действовать более традиционным способом.

Отвернувшись от него, она тоже перешла на официальный тон:

– Слушаюсь, сэр.

Глядя в боковое окошко машины, Бернадетт уловила свое отражение на зеркальной поверхности витрины соседнего хозяйственного магазина. У нее вид измотанной маленькой женщины… Совершенно ничего особенного. Увиденное подсказало ей причину перемены в Гарсиа – и это болезненным тупым ударом ударило ей в живот. Он следил за тем, как она использовала видение, и чем-то его это расстроило, разочаровало. Может, для примерного католического паиньки в сеансе оказалось мало мистики или духовного начала. Он-то надеялся, что у нее воссияет нимб над головой или хор небесный запоет. Хотел услышать, как она заговорит разными голосами. Забил всем этим себе голову, а теперь разочарован. Что он увидел? Всего-навсего маленькую, усталую женщину на церковной скамье, тонкую руку, зажавшую кусок драгметалла. Бернадетт убеждала себя, что сама виновата: утратила осторожность, доверилась… Большая ошибка. Еще хуже, что этому существу она дала представление о том, как пользуется своим даром.

– Не надо было мне позволять вам смотреть, – пробурчала она больше себе самой, чем ему.

– Смотреть на что? – спросил он сухо.

– Вы не этого ожидали, – произнесла она, глядя в стекло. – А теперь беситесь.

– Я не бешусь.

– Ну тогда не верите.

Затаив дыхание, она ждала, что он опровергнет, будто сомневается в ней. Гарсиа промолчал.

Загорелся зеленый, и он нажал на газ. Они не разговаривали все время, пока выбирались из города и выезжали на межштатное шоссе номер 94, ведущее на запад. Движение было разрозненным, и Гарсиа мог свободно маневрировать, почти без препятствий, держа педаль газа вжатой в пол. После десятимильного прыжка по МШ-94, они съехали на межштатное шоссе номер 394. «Понтиак» мчался на запад, они миновали пару окраин Миннеаполиса, после чего шоссе вышло на федеральную магистраль номер 12. Отсюда до дома Куэйда оставалось меньше часа езды.

Въехав в городок с названием Длинное Озеро и миновав узенькую полоску воды с тем же названием, Гарсиа включил радио. Какая-то рок-станция для старичья уже наполовину отдала долг памяти «Аэросмиту». Салон машины заполонила мелодия «Сладкого чувства».

Бернадетт смотрела в боковое окошко и чувствовала, как снова начинает болеть голова. Слишком много времени у нее уже ушло на выслушивание Стивена Тайлера через потолок. Впрочем, она ничего не сказала. Музыка – это все-таки лучше, чем гнетущее молчание.

Они проехали мимо еще трех озерков и через четыре городка, прежде чем Гарсиа убавил громкость приемника и заговорил.

– Вы хотели обсудить детали того, что увидели в доме Куэйда?

– Я видела кровать с кровавыми пятнами в спальне и всякие религиозные причиндалы. Еще две спальни, кухню и какой-то хитрожопый салон на веранде, а потом…

Он оборвал ее:

– Все это вы могли увидеть в папке. Уверены, что не заглядывали туда, даже мельком?

– Нет, не заглядывала. – Бернадетт помолчала, силясь унять свой норов и не выдать чувств, которые ее обуревали. – Не имеет значения, сэр. Бюро будет заботить только одно: то, что он там и что мы возьмем его.

– Будем надеяться, что он действительно там, агент Сент-Клэр. – Гарсиа вытянул руку и прибавил громкость – зазвучали «Крысы в подвале».

Еще одной гитарной импровизации ей не вынести.

– Не могли бы вы переключиться на другую станцию, сэр? Авги мне этим грохотом все ночи спать не дает.

Гарсиа резко кинул машину к обочине и ударил по тормозам. Остановил ее и выключил радио.

– Что вы сказали?

Бернадетт замерла. Она что-то сделала или что-то сказала, что его взбесило. Или это выплеснулся остаток гнева после посещения церкви? Она не понимала, за что ей извиняться, так что ухватилась за самое очевидное:

– Извините. Станция – отличная. И музыка. Это ваша машина, сэр.

– Бросьте эту вашу долбежку – «сэр» да «сэр»!

– Тогда и вы бросьте долбить ваше «агент Сент-Клэр».

– Что вы сказали про Августа Маррика?

Она насупилась, сконфуженная направлением его вопросов. Он что, взъярился из-за того, что она опять упомянула Авги? Гарсиа явно одолевает какая-то странная злоба к гладиатору. Ей захотелось сменить тему разговора.

– Ничего. Поехали дальше.

– Ответьте на мой вопрос.

Отвернувшись от окошка, Бернадетт посмотрела на босса. Даже в тусклом свете приборной панели разглядела выражение его лица. Гарсиа был по-настоящему обеспокоен.

– Авги и его глупая шавка. Они врубают «Аэросмит» до поздней ночи.

– В вашем доме кто-нибудь рассказывал вам всякие гадости про Августа Маррика, так? Такое, о чем должно быть известно только полиции?

– О чем это? Вы о чем толкуете? Я ж говорила вам: я с ним случайно столкнулась. Он живет наверху.

У Гарсиа широко раскрылись глаза.

– Он когда-то жил наверху.

– И до сих пор живет. Со своей таксой-сосиской Оскаром. Они у меня над головой вечеринки устраивали. Пришлось мне попросить его убавить звук.

– Раньше вы ничего не говорили ни про собаку, ни про музыку. Это навело бы меня на мысль, что вы видели не другого Маррика. Что на самом деле вы… – Слова замерли у него на губах.

Ей не понравилось выражение ужаса на его лице, да и дрожь в голосе – тоже. Сосулька врезалась Бернадетт в позвоночник и опоясала ее по талии.

– Что на самом деле я… что? Что происходит? Вы пугаете меня, Тони.

Отвернув голову от нее, он произнес, глядя в окно водителя:

– Август Маррик мертв. И его пес тоже.

Глава 42

Удары сердца молотом отдавались у нее голове. В первую их встречу она оставалась наедине с Авги и Оскаром в холле. Никого другого, кто мог бы слышать или видеть их, не было. А как же на запруженном народом фермерском рынке? Кто-нибудь, помимо нее, как-то общался с этим мужчиной и его псом? Заметил их присутствие? Вспомнилась дама в очереди за пирожками, странно смотревшая на Бернадетт, а потом поспешившая прочь, толкая перед собой коляску. Мамаша не желала оставаться рядом с женщиной, которая вела разговор с воздухом. Предупреждение Авги насчет поминок оказалось пророческим, как будто он обладал каким-то сверхъестественным провидением. И понятно, почему в его жилище оказалось так мало мебели и так много пыли: никто в нем не жил!

«Я спала с…»

Даже мысленно она не смогла окончить фразу, не говоря уж о том, чтобы произнести ее вслух.

Все оказалось правдой. Те байки про нее в Луизиане. Сплетни, расползшиеся по Новому Орлеану, про то, что она разговаривает с мертвыми. Предупреждение от францисканца.

«Демоны выкручивают вам руки и сердце».

Она непроизвольно шевельнулась и положила руку на грудь, на то место, где под одеждой висело обручальное кольцо ее мужа, на одной цепочке с ее собственным.

– Этого не может быть!

Резко повернувшись в ее сторону, Гарсиа рявкнул:

– Это вы мне расскажите!

Она сжала в руке свой талисман. По видимости, отвергая мертвых, Бернадетт молча обращалась к ним с молитвой. Молила своего мужа, свою сестру, родителей, чтобы у нее все получилось.

– Вы не правы, или я не права, или кто-то морочит меня по-черному. Это был другой Маррик.

– Тело его нашли в подвале его же собственного дома. Вашего дома. Дома Маррика.

– Перестаньте.

– Полиция посчитала, что это произошло из-за дела о спирте, которое Авги проиграл. Дело даже не федеральное, так, пустяковое. Клиенты свалили проигрыш на него и наняли кого-то замочить и его, и его пса. По пуле в голову каждому. Киллеров полиция так и не поймала.

Бернадетт уткнулась лицом в ладони.

– Нет.

Гарсиа будто и не слышал.

– Про все это сообщалось в местных новостях, только произошло убийство несколько месяцев назад. Вы тогда еще были на юге. Сомневаюсь, чтобы в тамошних газетах хоть что-то об этом писали.

– Хватит!

– А подробности вообще в прессе не сообщались.

Она затрясла головой:

– Да хватит уже!

– Маррик был большим фанатом рок-н-ролла. На нем была рубаха «Аэросмита», когда его убили. Я знаю об этом только потому, что у меня родственник работает в убойном отделе Сент-Пола. Вообще-то забавно. На рубахе была надпись, в ней говорилось что-то про…

– Девять жизней, – выговорила она сквозь пальцы.

– Точно, – выдохнул Гарсиа.

– Боже милостивый! – молилась она, уткнувшись в ладони.

– Вы видели духов? Разговаривали с мертвецом и его мертвым псом? Вы это, мать вашу так, хотите мне сказать?

– Нет, – сказала она, не отнимая ладоней от лица. – Это все не так. – У нее недоставало духу признаться ему, что она не просто разговаривала с духом – она с ним занималась любовью.

Босс положил ей руку на плечо.

– Вам бы надо…

– Ничего мне не надо. – Бернадетт стряхнула его руку. Она слышать не желала о том, что ей надо немного отоспаться, или на какое-то время взять отпуск, или наведаться к психиатру. Развернувшись, она распахнула дверцу машины и выскочила наружу. Бернадетт не знала, где они остановились. Ей было наплевать. Она припустилась бежать к деревьям по пути, высвечиваемому светом фар «понтиака». Вскоре она услышала, как позади хлопнула дверь машины и захрустела земля под ногами Гарсиа.

– Кэт! Стойте!

Бернадетт бежала, не сводя взгляда с черного проема между двумя соснами. Она убеждала себя: если удастся проскочить между этими вечнозелеными красавицами и вбежать в лес, то по ту его сторону она окажется уже совсем другим человеком, нормальным, с двумя карими глазами, безо всяких необычайных способностей. Обычной женщиной с тихой работой и живым мужем, живым и любимым, а еще с детьми и домиком за городом. Такой женщиной, которой ей всегда хотелось быть.

– Агент Сент-Клэр! – кричал он ей вслед.

Не обращая внимания на крик, она продолжала бежать. Почти добежала. Обычная жизнь, вон она, сразу за теми деревьями.

Гарсиа обхватил ее сзади, и они оба полетели на землю.

– Нет! – закричала она, зарывшись лицом в траву.

– Вы от чего бежите-то? Куда направляетесь?

– Пустите меня! Я урод!

– Да не урод вы! – Он сел и обхватил ее руками.

Бернадетт ткнулась лицом ему в пиджак, а сама молотила кулачками по его груди.

– Я не разговариваю с мертвыми! Я не вижу мертвецов! Нет! Я не делаю этого!

Глава 43

Дамиан Куэйд нагим скользнул под одеяло на свою детскую постель. Уставившись в потолок, он принялся считать вслух:

– Одна… две… три… четыре… пять… шесть…

Когда он еще учился в школе и они проходили планеты, мама соорудила из пластика и бумаги над его кроватью целое созвездие из светившихся в темноте звезд. Их было 299. Раньше было 300, но одна, бумажная, упала давным-давно.

– Тридцать три… тридцать четыре… тридцать пять… тридцать шесть…

Счет успокаивал его и зачастую помогал уснуть.

– Пятьдесят семь… пятьдесят восемь… пятьдесят девять… шестьдесят…

Нынче ночью это упражнение не получится. Куэйд остановился на девяноста девяти и перевернулся набок. Брыкнул ногами, сбрасывая с себя одеяло, спустил ноги с кровати и сел, дотянулся до комода, взял небольшую Библию в бумажном переплете, наугад раскрыл ее и принялся читать. Выпало послание Павла к Ефесянам, глава 2, стихи 17–19:

– «И, пришед, благовествовал мир вам, дальним и близким, потому что через Него и те и другие имеем доступ к Отцу, в одном Духе. Итак вы уже не чужие и не пришельцы, но сограждане святым и свои Богу…»

Куэйд попытался вникнуть в смысл и продолжить, но слова были утешительными, а он не настроен прощать и являть милость. Захлопнув книгу, он бросил ее обратно на комод и подумал – а не спуститься ли вниз, чтобы включить телевизор и послушать последние новости. Может быть, передадут что-нибудь про две его последние казни. Глянув на часы на комоде, он понял: еще слишком рано. Местных новостей не будет часов до шести-семи, а до той поры большой стрелке придется обежать еще не один круг.

Выдвинув ящик комода, он порылся в нем, отыскивая чистые носки, трусы и футболку. Потом в гардеробе снял с вешалки фланелевую ковбойку, пару джинсов и старую куртку, в которой ходил в сарай. Застегивая рубашку, он подумал про сарай и про то, что в нем хранится, – веревки, лезвия ножей, небольшие движки. Там всегда стоял запах моторного масла, бензина, деревянных опилок и металла. Он уже потратил некоторое время на подбор веревок и заточку орудий, отложив в готовности те, что пригодятся в следующий раз. Куэйд уже сообразил, каким образом выбрать следующего изверга. Он оставит в покое свой первоначальный список и найдет новый штат, еще один, где нет смертной казни. Возможно, Айову, или Висконсин, или где-нибудь на востоке. Он уже стал читать о самых тяжких преступлениях, когда-либо совершенных в тех местах. Поиск в Интернете и газетах даст сведения о тех, кого должны выпустить, или о тех, кто вообще не попал в тюрьму. Его кандидаты никак не будут связаны с Миннесотой, или с ним, или с кем-то из его знакомых. Он казнит их безо всякого личного интереса, совершенно бескорыстно. Бог мог бы гордиться им, да и властям его никак не поймать.

Куэйд направился по коридору и вспомнил, что оставил кое-что существенное в ванной на туалетном столике. Войдя в ванную, он сгреб со столика ключи и фонарик, бросил их в карманы куртки и втиснул в задний карман джинсов бумажник. Наконец револьвер. Он взял его со столика, подержал несколько секунд в руке, наслаждаясь формой и цветом. Как и перчатки тяжеловеса, которые он надевал, револьвер давал ему ощущение силы, мужской уверенности и надежности. Оружие он положил в передний карман джинсов.

Спустившись по лестнице, Куэйд прошел на кухню, влез в сапоги для двора, которые держал возле задней двери, и вышел из дома. Запер за собой дверь, потом замер на крыльце, прислушиваясь. Ветер улегся, так что можно было расслышать лягушек в пруду. Тучи развеялись, стали видны пробивающиеся звезды. Он был дома. Щелкнув фонариком, сбежал по ступеням крыльца и направился к металлическому сараю, стоявшему на расстоянии в половину футбольного поля.

Куэйд ступил на подъездную дорожку между домом и мастерской, когда услышал в лесу какое-то шевеление. Это был не ветер. Он замер и пробежал лучом фонарика по стене деревьев, ограждавших его участок. Опять зашуршало. Переложив фонарик в левую руку, Куэйд положил ладонь правой на выпиравший передний карман джинсов и крикнул в темноту:

– У меня оружие!

Из зеленой чащи вылезла толстая самка-енот, остановилась и уставилась своими бандитскими глазками прямо на свет. За ней появились пять детенышей и тоже остановились, укрывшись за мамашу.

Сунув руку в карман, Куэйд извлек револьвер. Стрельба с одной руки кажется пустяком в телевизионных вестернах. У его револьвера сильная отдача, а потому и палить из него по-киношному ловко было трудно. Он тренировался в стрельбе по консервным банкам позади дома, а вот и представилась возможность проверить, пошли ли его занятия на пользу.

Вытянул правую руку… и передумал. А что, если вместо этого положить револьвер на руку с фонариком? Он видел, как это (или нечто очень похожее) делается на выступлении полицейских. Куэйд подвел левую кисть под правую руку.

Самка-енот не шевелилась. Она неотрывно смотрела на свет, стоя от него всего в шести-семи метрах. Позади нее копошились детеныши, устроившие игривую потасовку за лучшее место.

– Берегись, – произнес он вслух. Положил палец на спусковой крючок и прицелился прямо мамаше в мордочку, так похожую на лицо в резиновой маске. Сделал вдох и принялся считать про себя: «Раз, два…»

На «три» он выдохнул и нажал на спуск.

Животное разорвало в клочки. Детеныши повернулись и побежали в сторону леса. Довольно ухмыляясь, он освещал им дорогу к отступлению фонариком. Самка оказалась легкой мишенью. Мужчина или женщина не были бы так неподвижны, так удобны. И все же он доказал себе, что стал лучше стрелять из этой штуки. Это как с вязанием узлов: все зависит он навыка.

Опустив револьвер, Куэйд сунул его в карман куртки. Светя перед собой, продолжил путь до мастерской.

Находившаяся в сарае мастерская была похожа на самолетный ангар: половинка металлического цилиндра образовывала ее крышу и длинные стены. С того конца, что выходил на шоссе, в металлической стене были прорезаны двойные гаражные двери, обитые прочными деревянными створками. Двери гаража установил еще отец, он же расположил строение близко от подъездной дорожки, чтобы при случае можно было съезжать с гравия и направлять грузовик прямо в сарай под разгрузку. На противоположном конце цилиндра (он выходил на пруд и лес за ним) стояла еще одна металлическая стенка с прорезанной дверью, также выложенная прочными деревянными створками. С каждой стороны двери находилось по одному большому окну в деревянной раме. Сарай стоял на бетонном основании, к нему провели электрическую проводку, и здесь парой нагревателей легко поддерживалось тепло.

Куэйд прошел к дальнему концу сарая и установил предохранительную лампу на задней части строения: лампа загоралась каждую ночь с наступлением сумерек, если только хозяин не отключал ее изнутри сарая вручную. Выключив фонарик, он положил его в карман куртки и сунул ключ в замок с дверным засовом – он его дополнительно установил после того, как убили его семью, – и повернул. Он щелкнул выключателем – и флуоресцентные трубки, помигав, залили помещение белым светом. Вытащив ключ из замка, Куэйд закрыл за собой дверь, задвинул засов и нервно глянул на голые стекла по обе стороны двери. В эту ночь он был особенно настороже: эта ночь сделалась свидетельницей того, как его обманом вовлекли в свершение ошибочной казни, а затем вынудили пойти на казнь-экспромт. Ему стало не по себе от незашторенных окон – они вызывали у него ощущение уязвимости. Окна выходили на пруд и лес, а он знал, что в деревне дурное приходит из леса, особенно с наступлением темноты.

Куэйд обвел помещение взглядом и остановился на корзине для тряпья, стоявшей в дальнем углу. Он подошел к ней и стал рыться в куче дырявых носков, драных футболок, поношенных ковбоек и прочей ветоши, которую пускал на вытирание рук. Вытащив пару банных полотенец, он перекинул их через руку и, подхватив на одном из верстаков молоток и пригоршню гвоздей, направился украшать окна самодельными шторами. Полотенца были дырявыми (оттого и попали в корзину для ветоши), но их вполне хватало, чтобы помешать кому бы то ни было свободно разглядывать, что делается внутри сарая.

Прибив материю к оконным рамам, Куэйд оглядел остальную мастерскую. Помещение шириной в три гаража длиной по меньшей мере не уступало дому. Внутри металлических стен он чувствовал себя удобно и защищенно. Ребра, которые выгибались по стенам и потолку, создавали ощущение, будто он находится в пасти кита. Это было надежное, укрепленное убежище, нетронутое насилием. Хотя убийцы и украли из сарая веревки, в самой мастерской не было никакой резни. Ни единое пятнышко крови не запачкало ни одну доску, никакие призраки не таились тут по углам.

Вдоль каждой из длинных стен из конца в конец тянулись рабочие верстаки. То там, то тут возле них стояли высокие, без спинок, табуреты, на которых можно было сидеть во время работы. Когда он был мальчишкой, они с отцом сидели на этих табуретах бок о бок и молча плели веревочные поделки. Когда он стал постарше, ему разрешили помогать в работе над механизмами, которые люди приносили для ремонта. Отец вначале доверил ему ручные газонокосилки, позволив затачивать лезвия их ножей большим напильником. Эта была простая, отупляющая рутинная работа, которую Куэйд до сих пор проделывал с удовольствием. Он находил нечто пленительное в размеренных движениях напильника по кромке лезвий, пока те и по виду, и на ощупь не становились вполне опасными, чтобы исполнять предназначенную им работу. Скрежет металла о металл звучал подобно неведомой неземной музыке – словно ангелы потирали крыло о крыло.

В углу мастерской покоилась старая бензокосилка. «Идеально», – подумалось ему. Поработав некоторое время над ее ножами, он почувствовал, как успокаивается все его тело и разум. Куэйд подошел к косилке, поднял ее и поставил боком на верстак. Прежде чем дальше заниматься ремонтом, он принял меры предосторожности, которым обучил его заботливый отец, – выкрутил из движка свечу, чтобы тот не смог случайно завестись.

Верстак ему был нужен для того, чтобы извлечь ножи. На перфорированной плите над верстаком висел набор инструментов; Куэйд снял гаечный ключ, а на плите остался черный рисунок ключа. Отец его пользовался несмываемой краской, очерчивая контуры инструментов там, где им полагалось висеть, – когда инструмент снимался, сразу было видно, на какое место его следует вернуть.

К корпусу косилки нож крепился всего одной гайкой. Приложив небольшое усилие, Куэйд сумел ослабить и снять ее. Он вытащил нож и зажал его в тиски, установленные в дальнем конце верстака.

Потом снова обвел взглядом плиту и заметил пустой прямоугольник. В прошлый раз он снял кожух с десятидюймовой фрезой, да так и не вернул его на место. Отец такого бы не одобрил. Оглядывая тянувшийся вдоль всей стены верстак, он отыскал на нем кожух, забрал его и положил рядом с тисками, после этого достал защитные очки и надел их, предохраняя глаза, подтянул рукоятку тисков, еще туже затягивая нож, и принялся за работу.

Широкими, размашистыми движениями он направлял напильник под сорок пять градусов к режущей кромке лезвия. Как учил его отец, напильник он двигал не кистью, а всей рукой, от плеча. Скрежещущий звук умиротворял и расслаблял не хуже любого опуса Бетховена или Баха. Каждое движение имело свой собственный ритм, свою музыку и все же составляло единое целое и с тем, что было до него, и с тем, что за ним последует. Ритмы сонаты, написанной для металла.

Закончив с косилкой, он принялся за садовый инвентарь. Все лопаты требовалось подточить, а это занимало довольно много времени, поскольку их было пять. Каждую он зажимал в хомутик на верстаке, начинал с левой стороны полотна и двигал напильником к центру, потом переходил на правую сторону и двигался к середине. Движения его рук были широкими, плавными и согласованными. Примерно по пятьдесят на лопату. Большинство людей о заточке лопат и не думают, но отец научил его, что острыми лопатами копать куда легче. Они врезаются в землю, как в масло, и корни рубят как нечего делать. Работая, Куэйд раздумывал, а не смогут ли лопаты с той же легкостью полосовать и кое-что другое. Он отложил в памяти – на следующее дело прихватить с собой самую острую из всех.

Он прислонил к стене сарая последнюю лопату и устроил перерыв. Опершись одной рукой о край верстака, рукавом куртки отер пот со лба, а потом провел им по верхней губе и усам. Доработался до пота, и ему это нравилось. Расстегнув куртку, он сбросил ее и кинул на один из табуретов. Отыскивая на плите другие инструменты, нужные для заточки, он уткнулся взглядом в набор висевших на этой плите топоров.