Текст книги "Жестоко и прекрасно (ЛП)"

Автор книги: Терри Э. Лейн

Соавторы: А. М. Харгроув
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

– А ты?

Он отстраняется, и я вижу печаль в его глазах. Он пожимает плечами и пытается игриво улыбнуться мне, когда говорит, но я знаю, что он чувствует долю правды в своих словах. – Я сейчас совсем один здесь, в Чарльстоне.

Я качаю головой, чувствуя себя мамой-медведицей, которой нужно защитить своего детеныша.

– Это не правда. У тебя есть Дженна. И всегда можно зайти в гости. Мы будем рады видеть тебя.

Он кивает.

– Кстати. Я слышала, ты собираешься привести кого-то на вечеринку.

Он пожимает плечами.

– Она теплое тело.

– Теплое тело – не очень хорошее описание, – говорю я с нерешительным юмором.

– Что вы хотите узнать? Она красивая и умная? Ну, она и то, и другое, но я не ожидаю большего. Не всем так везет иметь то, что есть у вас двоих, Кейт. Я не жду сказочного конца.

Я прищуриваю на него глаза.

– С таким отношением ты тоже ничего не получишь. Она может стать твоей долгой и счастливой жизнью, если ты дашь ей шанс.

Я вижу, что юмор покидает его, и у него совершенно серьезное лицо.

– Она может согреть мою постель, но ничто не растопит это холодное сердце.

Он указывает на свою грудь, и я кладу туда руку.

– Не ври мне, Бен Роудс. Я знаю тебя сейчас. Ты не тот хладнокровный ублюдок, как я думала. – Вероятно, поэтому моя влюбленность в него умерла вскоре после того, как она началась еще в подростковом возрасте. У него была репутация разбивателя сердец, а я никогда не любила плохих парней. – Я чувствую, как бьется твое сердце, и ты заслуживаешь счастья.

– Я счастлив. Я рад за тебя и Дрю. – Он отступает, как будто спешит. – В любом случае, мне пора идти. Мне приходится помогать родителям передвигать мебель или что-то в этом роде. – Он хватает пальто. – Было очень приятно увидеть тебя, Кейт.

Потом он уходит. Я стою и волнуюсь за него. Он был не в себе, по крайней мере, Дженна сказала мне. Когда она спускается со своей сумочкой, она спрашивает:

– Где Бенни?

Я все еще пытаюсь думать, как могу ему помочь, и бормочу:

– Он ушел, сказал что-то о помощи твоим родителям.

Она хихикает.

– Я рада, что ты здесь. У меня есть предлог не ходить туда. Мама в своем режиме ремонта. И с тех пор, как папа приостановил действие ее карт, вместо этого она каждый месяц переставляет мебель. – Она закатывает глаза. – Пойдем искать платье. Мне нужно что-то, что заставит Брэндона ревновать.

Две ночи спустя я смотрю, как Энди и Бен разговаривают в углу. Дженна и какой-то симпатичный парень болтают в другом. Мои родители и родители Дженны сидят на диване, а другие разные люди ведут разнообразные оживленные беседы.

В канун Рождества я заявляю, что все в мире прекрасно. Пока что все хорошо восприняли новость о том, что я снова с Дрю.

Когда звонит входная дверь, я смотрю, как Бен открывает дверь. Когда входят Макнайты, мои родственники, Энди сразу же оказывается рядом со мной. Мое сердце бешено колотится, когда их взгляды устремляются на меня, я знаю, что предстоящий разговор будет самым трудным из всех, что у меня были до сих пор.

Глава 29

Прошлое

– И? РАССКАЖИ МНЕ О СВОИХ анализах, Дрю.

Его мрачное выражение лица, в значительной степени говорит само за себя. Но он должен сказать, и я знаю, что ему нужно избавиться от этого, хотя он не хочет мне говорить.

Он качает головой.

– Вернулся. Я горю на снимках, как гребаная рождественская елка. Это везде. Я прекращаю все лечение. – Он поднимает руку, чтобы помешать мне говорить. – Я был на каждой из их конференций, Кейт. Я знаю исходные данные по всем протоколам, и я все провалил. Я хочу прожить то немногое, что осталось от моей жизни, чувствуя себя лучше, чем сейчас. У меня не так много времени, но то, что у меня есть, я хочу, чтобы эти дни были приятными. Я знаю, что это, вероятно, должно быть отчасти и твоим решением, но я принимаю его самостоятельно. У меня есть кое-какие дела, о которых мне нужно позаботиться, деловые и личные дела, и я бы ни черта не смог сделать, если бы все время чувствовал себя дерьмово. Я надеюсь, что ты сможешь понять мою точку зрения сейчас. Прости, что заставил тебя пройти через все это дерьмо.

Он грустно улыбается, и я бросаюсь на него. Я не знаю, как я буду жить без него. Одно я точно знаю: без Дрю Макнайта этот мир станет дерьмом.

– Мне? Ты беспокоишься обо мне? Я хочу, чтобы ты хотя бы подумал о попытке, Дрю.

– Бесполезно, Кейт. Если бы я думал, что есть хоть малейший шанс, я бы попробовал. Но нет. Попытаться понять.

Слова, которые я хочу сказать, я не могу, потому что мне хочется кричать и орать. Я хочу встряхнуть его и сказать ему НЕТ! Не сдавайся.

– Кейт?

Моя голова дергается.

– Что?

– Посмотри на меня. Я имею в виду, действительно посмотри на меня. И сними шоры. – Он протягивает руки. – Это рак, он убивает меня. Это то, что он делает; это называется прогрессированием болезни. Я на пороге паллиативной помощи.

– Я-я не знаю, что это значит.

– Это означает, что Розенберг сделает меня удобным со всем, что ему придется использовать. Обезболивающие, может быть, небольшие дозы химиопрепаратов.

– Но ты только что сказал, что закончил с химиотерапией.

– Для лечения. Это было бы для облегчения боли. Вот что такое паллиативная помощь. Мне будет удобно, обещаю.

Ирония в том, что его голос успокаивает.

– Дрю, ты в порядке?

Он издает короткий смешок.

– У меня действительно нет выбора, не так ли?

Нет, это не так. Не то чтобы он заказал это из меню.

– Господи, я не знаю, что сказать.

– Все, что я хочу, чтобы ты сказала, это то, что ты принимаешь мое решение и молишься о чуде.

Я смотрю на него и говорю:

– У меня ведь нет выбора, не так ли?

Он бросает на меня застенчивый взгляд и качает головой.

– Нет. Мне жаль.

Я выдыхаю судорожно. Пришло время мне взглянуть правде в глаза. Не то чтобы у меня не было таких мыслей раньше. Но когда тебе представляют их в таком виде, это все равно что плеснуть в лицо ледяной водой.

Я не знаю, откуда берется спокойствие, но я оцепенело спрашиваю:

– Твои родители знают?

– Еще нет. Ты пойдешь со мной, рассказать им?

– Ты знаешь, что я пойду. – Я кладу голову ему на грудь. – Что с Беном?

– Надеюсь, ты не возражаешь, но он уже едет.

– Нет. Я не против.

Правда в том, что я немного рада его приезду.

Бен никогда не стучит, но сегодня почему-то стучит. Когда я открываю дверь, я вижу страх в его серых глазах. Его темно-каштановые волосы растрепаны, и я знаю почему. Он продолжает водить руками по ним, как и сейчас. Затем он дергает меня на руки, и мы стоим там, две ошеломленные души, пытаясь утешить друг друга. Мы слышим голос Дрю, зовущий из другой комнаты.

– Перестаньте хныкать и идите сюда, вы двое.

– Предоставь ему сказать что-то подобное, – говорит Бен мне в плечо. Затем он шмыгает носом, вытирает глаза и слабо улыбается мне. Протянув руку, он спрашивает: – Готова?

Мы заходим вместе, и Бен спрашивает:

– Когда это я хныкал?

– С тех пор, как ты решил сделать меня своим лучшим другом и носить с собой этот рак. – Затем Дрю выпаливает: – Я не выживу, чувак. Это мое последнее ура.

– Я так и думал, что ты это собирался сказать. Ни для чего другого ты бы не вызвал мою задницу сюда. Хорошие новости обычно доставляются с помощью телефонного звонка.

– Черт, у чувака выросло несколько нейронов, и они действительно начали работать.

Дрю усмехается. Или пытается во всяком случае.

Бен качает головой.

– Время от времени мой здравый смысл просыпается.

Дрю смотрит на меня и говорит:

– Кейт, можешь дать нам минутку?

Это дает мне необходимый перерыв, поэтому я бегу в нашу спальню и звоню Дженне. К тому времени, когда она отвечает, я почти задыхаюсь.

– Эй, и я знаю, что это нехорошо. Бен уже поразил меня своими подозрениями.

– Он все бросает, – говорю я ей и объясняю.

– О, Кейт.

Ее голос передает ее горе. Затем я слышу, как она шмыгает носом, и начинается мой собственный раунд.

– Что мне делать?

– Я не знаю, но ты будешь делать это в отличной компании. У тебя будут Бен, я, Летти, Рэй и твои родители. У Дрю довольно большой фан-клуб, а это значит, что у тебя будет масса поддержки.

– Как бы здорово это ни звучало, это не заменит моего мужа.

И я превращаюсь в рыдающую кашу. Господи, если я не могу даже думать об этом, как, черт возьми, я буду с этим жить?

Дженна читает мои мысли, потому что сквозь слезы говорит:

– Час за часом. Или, может быть, даже одну минуту за раз. А иногда и по одному вздоху.

– Мне лучше вернуться туда, и я должна сначала взять себя в руки.

– Кейт, ничего страшного, если он увидит, как ты плачешь.

– Да, но я не хочу, чтобы остаток наших дней был заполнен только этим. Я хочу, чтобы его последние дни были хорошими, понимаешь?

– Я знаю. Я здесь, если я тебе понадоблюсь.

– Ты всегда здесь.

Я иду в ванную и смотрю на женщину в зеркале. Красные опухшие глаза с соответствующими губами искажают мое лицо, и в последнее время оно стало моим нормальным видом. Я брызгаю на себя холодной водой, надеясь смыть часть опухоли, но знаю, что это не поможет. Что мне нужно, так это пяти фунтовый мешок со льдом, чтобы добиться цели.

Когда я снова присоединяюсь к ребятам, Бен выглядит так же плохо, как и я, так что я иду к винному шкафу и наливаю ему полный стакан Джеймсона. Его рука дрожит, когда он выхватывает ее у меня. Затем я прижимаюсь к Дрю и обхватываю его руку своей.

– Принести тебе что-нибудь? – Спрашиваю я.

– Не хочу заставлять тебя снова вставать.

– Черт возьми, Дрю, я бы залезла на гребаный Эверест ради тебя.

Я балансирую на очередной порции слез, и он притягивает меня к себе.

– Детка, все, что я хочу, это один из тех IPA, которые я люблю.

– Я могу справиться с этим.

Я вскакиваю с дивана, хватаю одну из холодильника и несу ему. Я возвращаюсь через несколько секунд.

Он смеется.

– Кейт, это не гонка.

Но это она. Гонка со временем. Надо мной висит вопрос… сколько? Год? Месяцы?

Он знает и говорит:

– Детка, как я и сказал Бену, это где-то около шести месяцев, плюс-минус.

Моя рука сжимает бедро Дрю, и мои глаза встречаются с глазами Бена. Шесть месяцев. К лету его не станет. Я пытаюсь подсчитать в своем мозгу бухгалтера, сколько еще ночей у меня с ним. Шесть раз по тридцать равно одному восьмидесяти. Сто восемьдесят дней и ночей с Дрю. А потом ничего.

Бен опустошает свой стакан, вскакивает со своего места и наливает себе еще. Я спрыгиваю с дивана и выбегаю через заднюю дверь. Как ни странно, я не плачу. Я смотрю вдаль и думаю о том, что я буду делать с собой без любви всей моей жизни. Я слышу, как открывается дверь, и предполагаю, что это Бен.

– Ты, должно быть, сходишь с ума, как и я, задаваясь вопросом, на что, черт возьми, будет похожа твоя жизнь без самого важного человека в ней.

– На самом деле, я беспокоюсь о тебе больше всего на свете.

Я оборачиваюсь и вижу, что Дрю стоит там. Он подходит ко мне и заключает в свои теплые объятия. Я готовлюсь к его словам.

– Кейт, послушай, что я скажу. Причина, по которой я это делаю, в том, что я хочу, чтобы мои последние дни были хорошими, понимаешь? Я собираюсь попросить тебя о чем-то очень важном. Я хочу, чтобы ты взяла отпуск. Я знаю, что ты только начинаешь свою карьеру, но я хочу, чтобы ты была со мной каждый день, каждый час, особенно сейчас, когда мне хочется что-то делать. Потому что сейчас я чувствую себя довольно хорошо. И теперь, когда я перестану лечиться, мне станет еще лучше. Я хочу ходить куда-то, делать что-то. Жить. В течение следующих пяти или шести месяцев, или сколько бы у меня ни было, я хочу тусоваться с Беном и Дженной, устраивать вечеринки, смотреть хоккей, ходить на пляж, проводить время со своими и твоими родителями. Если ты работаешь, мы не сможем сделать половину этих вещей. Ты знаешь, что деньги не проблема. Ты можешь сделать это для меня?

Даже не думая, я говорю:

– Ты знаешь, я возьму. Я больше нигде не хочу быть, и, честно говоря, я не думала о работе. Завтра я позвоню Джозефу, чтобы узнать, что мне нужно сделать.

Впервые после Чикаго я вижу блеск его голубых глаз.

– Спасибо.

Это мой Дрю. Поблагодарил меня за то, что я взяла отпуск, чтобы посмотреть, как он умрет. Что, черт возьми, я скажу на это? Он о неловкости для меня.

– О, и Кейт, сделай мне одолжение. Мы все знаем, что я умру. Давай не будем ходить на цыпочках вокруг всего этого. Будет очень странно, если ты будешь это делать. Я лучше выложу это дерьмо на стол. Ты знаешь? И не плясать вокруг вопроса. И по выражению твоего лица я знаю, что только что шокировал тебя, но это правда. Больше не надо лезть в туалет с Беном и шептаться за моей спиной, ладно?

– Ты принял все это, не так ли?

– Да, и это своего рода освобождение. Меня беспокоишь только ты.

Здесь я принимаю важное решение. Не потому что хочу, а потому что должна.

– Остановись. Прямо здесь и сейчас я хочу, чтобы ты перестал так беспокоиться обо мне. Я буду в порядке, что бы ни случилось. Мой выбор состоит в том, чтобы ты был здесь всегда, но если власти предержащие решат иначе, я разберусь с этим, Дрю.

– Ты обещаешь?

Я делаю и X над моим сердцем.

– Клянусь сердцем, что если вру, то умру.

– Никогда так не делай.

– Ладно, неудачный выбор слов, но ты понимаешь, что я имею в виду.

Затем он хватает меня и целует так, как не делал уже несколько недель.

– Эй, вы все забыли обо мне? – спрашивает Бен, перебивая нас.

– Нет, я просто должен был поцеловать свою жену, – говорит Дрю.

Затем Бен дергает бровями и поднимает трубку.

– Кто-нибудь хочет курнуть?

– Черт возьми, да, – говорит Дрю.

Мальчики останутся мальчиками, даже если один из них умирает от рака.

Визит к родителям Дрю оказался таким трудным, как я себе и представляла. Как вы можете подготовиться к тому, чтобы сказать родителям, что у вас неизлечимая болезнь? Дрю настолько спокоен, насколько это возможно, но я волнуюсь сильнее. Летти и я цепляемся друг за друга, как будто притянуты статическим электричеством. Но они рады услышать, что Джозеф согласился на мой шестимесячный отпуск. Если это продлится дольше, мне придется отказаться от своей должности. Мне плевать. Дрю на первом месте, как я объясняю его родителям.

Следующие несколько месяцев наполнены поездками в Эшвилл, Саванну и Хилтон-Хед, где мы с Дрю проводим драгоценное время вместе, занимаясь тем, что он любит, например, ловя рыбу, плавая под парусом, сидя и наблюдая закат. Когда мы дома, Бен, его родители, мои родители и Дженна обычно там, не все одновременно, но это проявление любви, и я благодарна каждому из них.

Прошло четыре месяца, и Дрю держится. Однажды он предлагает нам отправиться в отпуск в винодельческую сторону Калифорнии. Я в шоке, потому что это долгий перелет, и меня беспокоит разница во времени, потому что это может утомить его.

– Кейт, я посплю в самолете, а в Калифорнии есть кровати.

– Я не хочу, чтобы ты сломался.

– Я не позволю себе. Я обещаю.

Он кажется таким сильным, и если это то, чего он хочет, то кто я такая, чтобы отказывать ему? Но сначала я делаю одну вещь. Я звоню доктору Розенбергу и разговариваю с ним. Он смеется.

– Кейт, Дрю – врач, и он тоже знает свои ограничения. Если он хочет ехать, то поезжайте.

– Но …

– Но ничего. Вы оба знаете, что такое возможность. Пусть он исполнит свое желание.

– Ты прав.

Если Дрю хочет винодельческую страну, он ее получит. И он это понимает. Думаю, мы больше пьяны, чем трезвы. Однажды Дрю говорит:

– Я не думаю, что пробовал вино, которое мне не понравилось.

Мы смеемся, потягиваем, едим, и однажды за ужином, когда официант спрашивает, не хотим ли мы посмотреть карту вин, мы оба кричим: «Нет!» Мы согласны, что с нас хватит на сегодня.

К тому времени, как мы возвращаемся домой, энергия Дрю начинает угасать. Он не жалуется, но я вижу это по более продолжительному сну и более раннему укладыванию. Он использует пластыри с фентанилом от боли, а иногда ему приходится использовать и леденцы с ним. Но одна вещь, которую Дрю не делает, – это жалуется. Если ему больно, он ускользает и использует леденец, но я обычно могу сказать по его глазам или оттенку его кожи, которая потеряла свой обычно желтовато-коричневый цвет и блеск. Волосы у него отрастают, но химиотерапия, которую он принимает от боли, держит их на том же пушистом этапе, как у новорожденного, и мне нравится гладить их рукой. Это то, что Дрю тоже любит, и на самом деле он часто просит меня об этом. Говорит успокаивать.

Что касается веса, то он ни на что не годится, и он был прав насчет спортивных вещей. Это то, чем он живет в эти дни. Сегодня он снова упоминает об этом.

– Есть шанс, что ты купишь мне еще таких? Я ненавижу носить одни и те же вещи снова и снова.

– Да, конечно. Они такие мягкие, я уверена, что они удобные.

– Ага. И мне не нужно беспокоиться о том, что они упадут с этого мешка с костями. Я ни на что не гожусь, Кейт, бесполезно это отрицать.

Он прав. Я не могу. Он всего лишь тень того, кем он был шесть или семь месяцев назад. Я отодвигаю его одежду в дальний конец шкафа, чтобы он не сталкивался с ней постоянно, но я прокрадываюсь назад и смотрю на них. Грустно, когда я вижу, каким крепким и сильным он был раньше по сравнению с тем, кем он является сейчас.

– Я не буду. Но и плохого я тебе тоже ничего не скажу, Дрю. Я достану тебе все, что ты захочешь. Ты знаешь это.

– Спасибо.

Позже на этой неделе он сидит в своем любимом кресле, большом кресле, так что я запрыгиваю с ним и прижимаюсь к нему.

– Как мой парень сегодня? Хочешь что-нибудь сделать? Фильм?

– Нет, мне здесь хорошо.

– Голодный?

– Не совсем. Просто хочу остыть.

– Ты получишь это.

Через несколько минут он спит. Это то, что он делает в основном в эти дни. Я выскальзываю из кресла и звоню Бену. Обычно я сообщаю ему новости каждые пару часов. А потом это превращается в слезы для нас двоих. И бедный Бен. Он должен работать, чтобы продержаться на протяжении всего этого. Я не знаю, как он удерживает это дерьмо от выпадения из портфеля – пытается продать акции и инвестиции, пока его лучший друг умирает. Я так рада, что я не работаю.

– Ты зайдешь после работы?

– Кейт, что, черт возьми, ты думаешь? Я должен просто переехать к тебе.

– Эй, здесь полно места.

– Да, знаю. Но у меня есть своя квартира.

– Сдай в аренду.

– Эм, да, но что насчет после… – он замолкает, и мы оба замолкаем. Это мощный момент. – Я не имел в виду… – начинает он.

Я выпалил:

– Ты мог бы остаться со мной на какое-то время. Ты можешь мне понадобиться.

– Ты не станешь.

– Что я не стану?

– Остаться там.

Вот дерьмо. Я никогда не думала об этом, но он прав. Нет ничего, что могло бы заставить меня остаться здесь. Это… было… наше место. Это должно было стать местом, где у нас родятся дети.

– Думаю, нет. Нужна соседка по комнате?

Это еще один неловкий момент. Затем Бен все исправляет.

– Скоро увидимся. Мне принести ужин?

– Конечно. Можно китайский? Его любимые яичные рулетики и суп вонтон?

– Еще бы. А тебе?

– Я съем то, что он не ест.

В последнее время его аппетит пропал.

Бен говорит, что встретится со мной примерно через час.

Дрю съедает половину яичного рулетика и полчашки супа, а я не съем больше. Бен пытается развеселить дом, но Дрю засыпает, и мы вдвоем смотрим друг на друга мокрыми глазами. Телевизор воспроизводит белый шум, пока мы с Беном смотрим вперед.

– Как ты думаешь, какой будет жизнь без него? – Спрашиваю я.

– Пустой.

– Вроде как сейчас?

– Ага.

– Он всегда говорит мне, что любит все частички меня со всеми частичками себя. Почему все его части должны были заболеть? Почему одна часть его не могла заболеть? Кусок, который ему не нужен?

Бен вытирает лицо.

– Не знаю, Кейт. Хотел бы я, чтобы у меня был ответ для тебя. Но только для протокола. Я люблю все его частички вместе со всеми частичками себя.

Всего через пятнадцать дней Дрю будит меня посреди ночи. Это не совсем точно, потому что я не совсем уверена, когда в последний раз я действительно засыпала – и я говорю о глубоком сне. Я парю в этом месте где-то между сном и бодрствованием. За последние пару дней ситуация резко ухудшилась. У меня кружится голова, когда я думаю об этом.

Его голос хрипит, когда он называет мое имя.

– Кейт?

Я встаю с кровати и говорю:

– Что такое?

– Думаю, пора. Я хочу в больницу.

Слова, которых я боялась неделями, бьют меня под дых, сбивая с толку. Но я отказываюсь позволить ему это увидеть.

– Да, хорошо. Дай мне одеться.

– Кейт? Я думаю, тебе нужно позвонить в 911. Я почти уверен, что не смогу встать, чтобы идти.

Вчера было тяжело. Ему вообще трудно было стоять. Он вдыхает, и тогда я слышу слабый хрип, который звучит глубоко в его груди. О, Боже, как я когда-нибудь переживу это? Как обычно у Дрю, он рассказывает мне обо всем этом, говоря мне, что все будет хорошо. Это, мой Дрю, утешает меня на смертном одре.

Приезжают врачи скорой помощи и загружают его в машину, а я еду за ними на своей машине. По дороге я звоню его родителям, Бену, моим родителям и Дженне. Когда мы прибываем в больницу, я стою рядом с ним, держу его за руку и кусаю себя за сустав, когда его ввозят. Несмотря на то, что это путешествие было долгим и полным взлетов и падений, у меня было время подготовиться к этому дню, я не готова. Совсем. Отпустить этого человека будет практически невозможно. Я смотрела фильм, где альпинист застрял под валуном и был вынужден ампутировать себе руку. Вот что я чувствую сейчас. Потерять Дрю будет все равно, что вырезать себе сердце. Я знаю – это клише, но это правда. Часть меня умрет вместе с ним. Другого пути нет.

Приходят Бен и Дженна, и мы все обнимаемся и плачем в холле, а потом все заходим и обнимаем Дрю. Бен практически ползает около постели. Когда его родители приходят сюда, мы выходим, чтобы дать, им время побыть наедине с их единственным сыном. Когда я думаю о том, через что они должны пройти, мое умирающее сердце болит еще сильнее. И Дрю, зная, что он за человек, должно быть, старается быть храбрым ради них. Но в этот момент, в эти последние минуты, он больше ничего не может сделать или сказать, чтобы поднять их настроение. Я до сих пор не могу понять, как все это могло произойти. Без сомнения, они тоже. Появляются мои родители, братья и сестры, но моей маме хуже, чем мне. Я думаю, она ненавидит смотреть, как ее дочь страдает. Я не хочу, чтобы Шеннон и Эрик помнили Дрю такими, поэтому я отправляю их домой после короткого визита.

День пролетает незаметно. Рэй и Летти делают перерыв, спускаясь за едой. Мои родители уходят, и Дженна тоже, обещая вернуться в тот же вечер. Бен уходит в туалет и говорит, что собирается выпить кофе. Я прошу его принести мне чашку.

– Тебе нужно поесть, Кейт.

– Не голодна, Бен. – Он поднимает руки вверх, отступая. Он знает, что не надо поднимать вопрос о еде. У нас есть одно негласное правило относительно таких вещей. – Я вернусь через пятнадцать или двадцать минут.

– Не торопись.

Теперь нас только двое. Я смотрю, как грудь Дрю вздымается и опускается. Его глаза распахиваются, и он жестом подзывает меня к своей постели. Затем он начинает говорить, и его голос на удивление сильный. Но то, что он говорит, вонзается в меня, как гребаный танк, и я хочу свернуться калачиком и умереть вместе с ним. Он рассказывает мне, как он понял с первого момента, как увидел меня, что я принадлежу ему, и что он сожалеет, что так вышло. Ах, типа это он во всем виноват! Потом он говорит мне идти домой.

Я киваю и сглатываю слезы.

– Хорошо. Я пойду домой и приму душ, потому что я какая-то вонючка. Я тоже люблю тебя, Дрю. Больше чем я могу сказать.

– Кейт, остановись. Это не то, что я имел в виду. Я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещала, хорошо? Поклянись мне прямо сейчас.

Его голос твердый, намного сильнее, чем это было в последние дни.

– Хорошо. Что это такое?

– Я хочу, чтобы ты сейчас же покинула эту комнату и пошла домой, но я не хочу, чтобы ты возвращалась после душа. Я хочу, чтобы ты попрощался со мной прямо здесь и сейчас.

– Что?! Что ты говоришь?

Мое сердце замирает в горле.

– Я говорю то, что ты думаешь, что я говорю. Я люблю тебя гораздо больше, чем то, что ты сидишь рядом со мной следующие несколько дней. Я не хочу этого. Ты поклялась мне, Кейт.

– Дрю, я не могу.

Слезы безудержно текут по моим щекам, потому что я не могу позволить себе думать о неизбежном. Дрю – моя жизнь, мое сердце, мое все.

– Да, ты можешь. Теперь иди. Обернись, пройди через эту дверь и никогда не оглядывайся назад. Все мои вещи упакованы именно так, как я просил, и ты знаешь, что с ними делать. Мои родители и твои будут здесь вместе с Беном. Но тебе не нужно быть здесь. Я не хочу, чтобы ты была здесь. Я хочу, чтобы ты помнила меня таким, каким я был, когда был здоров, в наши лучшие времена. А теперь посмотри на эту дверь и сделай первые шаги в свою новую жизнь, Кейт. И обещай мне, что будешь жить. Просто живи, Кейт. Сделать это для меня.

– Ты не можешь это иметь в виду. Дрю, я не уйду.

И вместо того, чтобы идти, я пытаюсь заползти в его постель.

– Не надо, Кейт. Ты усложняешь мне задачу. Это… ты когда-нибудь слышала истории, в которых люди не могут отпустить? Вот что ты делаешь со мной.

Моя рука закрывает рот, чтобы скрыть всхлип.

– Пожалуйста. Для меня. Если есть что-то, что ты можешь сделать для меня, то сделай это в последнюю очередь.

Я отхожу от его кровати, смотрю в его мутные глаза, уже не кристально голубые, как в прошлые здоровые дни, поворачиваюсь и слепо бегу из комнаты. Я не знаю, куда я иду, мне просто нужно выйти из его комнаты на мгновение, чтобы подумать, понять, смогу ли я сделать то, о чем он просит. Мои глаза так затуманены слезами, я ослепла, и, поворачивая за угол, я врезаюсь в кого-то головой. Руки тянутся, чтобы удержать меня и не дать мне хлопнуться на задницу, размахивая как ветряная мельница собственными руками. Я уверена, что тот, в кого я только что врезалась, должен подумать, что на него напала банши, потому что я вою и выгляжу в беспорядке, не говоря уже о том, что воняю как скунс.

– Эй, ты в порядке?

– Черт, нет, – качаю головой. Мои слова вырываются сквозь очередной всхлип. – Нет, я не в порядке, – выдавливаю я. Иррациональность сжигает мой живот. Разве это не очевидно? – Я выгляжу так, как будто я в порядке? – Я протираю глаза, чтобы стереть ведра с водой и посмотреть.

– Сейчас. Пойдем со мной.

У меня нет выбора. Кем бы ни был этот человек, он берет меня за руку и ведет куда-то. Он открывает дверь и говорит:

– Садись.

В моей руке волшебным образом появляется горсть салфеток. Я сморкаюсь в набитом соплей носе и снова вытираю глаза, но все равно плачу.

Я чувствую вину за свое прежнее раздражение. Кто-то пытается быть милым, а я стерва.

– Мне жаль. Я… я… мой муж… он умирает… и, – я громко всхлипываю, – он только что сказал мне, что хочет, чтобы я ушла.

– Твой муж?

Я наконец смотрю на своего спасителя. Его лабораторный халат кричит «врач». Мои глаза затуманены слезами, поэтому я не могу разобрать, молодой он или старый, низкий или высокий. Кажется, я не могу остановить свое сердце от разрыва в клочья.

– Ага. Ты возможно знаешь его. Дрю. Дрю Макнайт. Он здесь молодец.

Я сморкаюсь в чистую салфетку и добавляю ее в ватный шарик из использованных.

– Ах. Ага. Я имею в виду, что я вроде как знаю его, но у меня никогда не было возможности поработать с ним. Я слышал о нем много хорошего. И мне ужасно жаль. – Он представляется, но я не расслышала его имени. В моем мозгу слишком много беспорядка, чтобы обращать на это внимание. – Я тоже онколог. Я на год опережаю твоего Дрю.

– Слушай, прости, что я на тебя налетела.

– Не надо. Могу я дать тебе несколько советов? Последние дни… он не будет узнавать тебя. Он тоже это знает. Он пытается защитить тебя. Как бы тяжело это ни было, это все, что он делает. Будь с ним, если хочешь.

Гигантский выдох вырывается из меня.

– Спасибо. Мне нужно идти.

– Миссис. Макнайт?

– Кейт, – говорю я, вытирая глаза.

– Что?

– Мое имя. Это Кейт.

– Ой. Тогда Кейт. Я на связи и сегодня вечером. Если вам что-нибудь понадобится, скажите медсестрам, чтобы они вызвали доктора Мерсера. Я буду здесь, чтобы помочь, если я понадоблюсь тебе или Дрю.

Я беру его за руку. Это утешает.

– Спасибо.

Вытирая слезы с лица, я возвращаюсь в комнату Дрю. Бен здесь, и я приглашаю его в холл. Когда я рассказываю ему, что сказал Дрю, он выглядит смущенным.

– Ты знал, не так ли?

– Да, но он взял с меня клятву не говорить тебе. Прости, Кейт.

– Ну, я просто не могу этого сделать. Я не могу уйти и никак не прощаться.

– Я сказал ему это, и я сказал ему, что было бы нечестно с его стороны просить тебя об этом. Но ты же знаешь Дрю. Он всегда думает обо всех.

– Я иду домой, чтобы принять душ, а затем я вернусь со своими вещами, чтобы остаться тут надолго. Я столкнулась с одним из дежурных онкологов. Он сказал мне остаться. – Я снова начинаю плакать. Плаксивым голосом я говорю: – Он сказал, что Дрю все равно не узнает, что я здесь.

Руки Бена хватают меня, и мы оба дрожим и плачем. Затем он спрашивает:

– Ты в порядке, сможешь вести машину?

– Ага. Все будет хорошо. Ничего, кроме еще потока слез.

– Напиши мне, как только вернешься домой.

– Напишу.

Это быстрая поездка туда и обратно для меня, и я снова в больнице, но когда я иду к палате Дрю, я думаю, не задержаться ли мне в холле. Я пишу Бену, и он встречает меня прямо возле палаты.

– Он знает, что ты вернешься. Я сказал ему, что это несправедливо по отношению к тебе.

– Что он сказал?

– Он сказал мне, что ты спиздила манеру Дрю.

Это вызывает у нас улыбку, пусть и небольшую. У нас с Беном есть места для сна, и я имею в виду его кровать. Я лежу рядом с ним большую часть времени, за исключением тех случаев, когда мне нужно пописать или попить чего-нибудь. Летти сидит рядом с кроватью в кресле и держит его за руку или каким-то образом прикасается к нему, а Рэй только смотрит, недоверие запечатлено на его лице. Я думаю, что он хранил надежду до самого горького конца, и теперь, когда он здесь, это слишком много для него.

В десять я встаю и иду в столовую, беру маффин и колу. После того как я проглотила четверть булочки и отхлебнула кока-колу, я разбрасывал крошки по столу, когда на меня надвигается тень. Я поднимаю глаза и вижу, что это врач, который помог мне раньше. Мне немного стыдно признаться, что я даже не помню его имени.

– Как ты держишься?

– Как кто-то выдерживает, когда любовь всей его жизни умирает в возрасте двадцати девяти лет?

– Наверное, так же как и ты.

– Тогда не слишком хорошо.

– Ему сдали дерьмовые карты, Кейт.

– Да, это несправедливо. И все, что я продолжаю спрашивать себя, это почему плохие люди не могут получить такое дерьмо? Дрю никогда ни о ком не говорит ничего плохого. Он всегда был хорошим парнем, понимаешь?

– Это то, что мне сказали. Все говорят, что он золотой мальчик. Умен как черт и величайший диагност. Он был здесь как бог. Когда у него случился рецидив, всех это просто шокировало. Позволь мне сказать тебе, что у него лучший уход, Кейт. Его дело обошло весь мир. Не осталось камня на камне.