Текст книги "Колония лжи"

Автор книги: Тери Терри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

5

Настольные игры забыты и заброшены, и в телевизионной комнате в самом разгаре битва за пульт дистанционного управления.

Я отключаюсь, закрываю глаза и притворяюсь, что сплю.

Спайк?

Да?

Нас определенно держали на наркотиках. Они хотят изучить нас и определить, как провести деконтаминацию.

Он в шоке. Потом тоскливо вздыхает. Ну вот. Верно говорят, что на мед мух слетается больше, чем на уксус. Ты молодец. Пауза. Не хочу, чтобы меня деконтаминировали.

Я тоже. По крайней мере, мне так кажется. В самом этом слове что-то нехорошее, неправильное. С другой стороны, если они сделают все как надо, то я смогу уйти отсюда и быть вместе с Каем.

Кто такой Кай?

Странно. Я и не думала, что передаю.

Ты не привыкла к тому, что рядом другие выжившие. Мыслями можно делиться, но можно и держать их при себе. Вот так. Он показывает, как отделить проектируемые мысли от приватных, как посылать одни и скрывать другие за выстроенными в голове стенами. Но свое любопытство Спайк объяснениями не удовлетворил.

Кай мой бойфренд. Был. У него иммунитет.

Был?

Я ушла от него, чтобы сдаться. На этот раз я отгораживаю воспоминания о том дне стеной.

Ты сдалась? С ума сошла!

Ну спасибо. Тогда мне казалось, что я поступаю правильно, что лучше сдаться, чем заражать каждого, с кем вступаешь в контакт.

Какое-то время Спайк молчит, отгородив свои мысли.

В другой раз надо поговорить толком и обстоятельно. Но вернемся к доктору Смит. Наша добрая медичка фактически призналась, что сама не знает, где мы находимся. Вот только ничего больше из нее вытащить не удалось.

Я, пожалуй, знаю чуточку больше, хотя и не от доктора Смит.

Мысленно демонстрирую ему вид с высоты птичьего полета.

Такого Спайк не ожидал.

Как, черт возьми, тебе удается такое?

Ага, выходит, и я умею кое-что, чего не умеет он.

Я как бы протягиваю свое сознание к живым существам, которые рядом; это трудно объяснить.

Покажи, говорит он, и я пытаюсь – вспоминаю, как это было с птицей, начиная с того момента, когда я впервые почувствовала ее над собой.

Пейзаж выглядит знакомым – может быть, Йоркшир?

А не все ли равно, где мы? Нам ведь в любом случае отсюда не выйти.

Надо опробовать твой трюк с птицей. Он срабатывает с людьми? Можно ли смотреть на мир их глазами? Видеть то же, что видят они?

Не знаю, не пробовала.

С выжившими в любом случае вряд ли получится.

Что ты имеешь в виду?

Мы можем делать это только по взаимному согласию – и тогда принимаем те мысли, которые проецируются на нас. Ты не можешь забраться в мою голову, если я не позволю.

Так вот что означал тот его жест, вскинутая в молчаливом вопросе бровь, – он ждал приглашения к разговору.

Кто-то толкает меня в плечо, и я открываю глаза.

– Ну вот, теперь ты – соня, – говорит Эми. – Пора на ланч.

Мы идем в буфет, вполне сносный и напоминающий школьный кафетерий, может быть, даже лучше. Тарелки подает мужчина с татуировкой «I» на тыльной стороне ладони.

Спайк уже там, ждет нас и поглядывает на раздатчика.

Интересно… Я читаю непроизнесенные слова – он хочет провести опыт, подобный моему с птицей, но только с человеком.

Лучше не надо. Если получится и они заметят, дело может закончиться тем, что тебя отправят в одиночку.

Если заметят.

Передо мной к буфету проталкивается Эми.

– Кто смел, тот и съел, – говорит она, а я ловлю себя на том, что снова смотрю в пространство.

Тебе нужно научиться разделять внимание, а то люди начнут обращать внимание. Будь осторожна.

Спайк заводит разговор с Эми, одновременно посылая мне мысленные комментарии и при этом не сбиваясь и не путаясь.

Эми улыбается ему, смотрит, склонив набок голову, теребит прядку волос, и я вижу то, чего не замечала до сих пор. Он ведь симпатичный парень, хотя и немного чудаковатый и эксцентричный.

Ну, спасибо.

Нахал! Прекрати подслушивать у меня в голове.

А ты не забывай ставить экран, тогда я и подслушивать не смогу.

Эми уже положила руку ему на локоть и рассказывает, как пробралась на какой-то концерт.

Осторожнее, ты ей нравишься.

Что? – Спайк вздрагивает и сбивается на середине предложения.

Я смеюсь.

Эми поворачивается и удивленно вскидывает бровь.

– Что смешного?

Я уже не могу сдерживаться и хохочу.

– Ничего, – выдавливаю из себя в паузе. – Извини, тут свое.

Спайк безуспешно пытается сохранить серьезное лицо и, отвернувшись, прыскает, но прикрывается кашлем.

Во второй половине дня тех из нас, кто прошел собеседование и тестирование, направляют в спортзал и библиотеку и предлагают развлечься самим.

Пора размяться. Я иду на кросс-тренажер, Спайк – на гребной. Эми выбирает беговую дорожку и, стараясь показать, что она в хорошей форме, тренируется, не прикладывая много сил. Беатрис интереса к фитнесу не проявляет и садится в уголке с книгой.

Оглядываюсь. Люди уже самостоятельно разделились на небольшие группы – в основном, как наша, по возрастным параметрам – и теперь разговаривают, занимаются и читают, но что-то здесь не так, и это не так возникло недавно. Мне нравится заниматься на тренажере, чувствовать, как напрягаются слишком долго остававшиеся без движения мышцы. Ощущение такое приятное, но…

В этом и есть что-то не то. Мы все такие довольные, расслабленные. Страхи, злость, боль ушли, и мы такие… умиротворенные. Делаем все, что нам скажут. Даже Спайк как будто забыл о своем бесконечном списке оставшихся без ответа вопросов.

Спайк? Думаю, нас снова чем-то опоили.

Почему ты так думаешь?

Все так довольны.

Молчание. Я знаю, что должен злиться, и я вроде бы злюсь, но не так, как должен.

Дай мне минутку. Думаю, мы можем кое-что с этим сделать.

Руки и ноги машинально продолжают выполнять движения на тренажере, а я закрываю глаза и сосредотачиваюсь на себе. Раньше я делала так, чтобы вылечиться; смогу ли теперь обнаружить то, что попало в организм, и нейтрализовать? Нужно сосредоточиться, не забывая о тренажере, чтобы никто не заметил, что я снова отключилась.

Внутри меня по венам и артериям бежит кровь. Делает свою обычную работу, но только быстрее, потому что из-за физической нагрузки чаще сокращается сердце. Теплый румянец растекается по коже.

Ближе. Вот гемоглобин… белые клетки, лейкоциты… тромбоциты.

Еще ближе. Молекулы… атомы… частицы… крутятся, вертятся, влекут меня в свою круговерть.

Фокус.

Здесь что-то постороннее. В моей крови присутствует что-то, чего здесь быть не должно. Я следую за чужаком по всему телу, к мозгу и гоню в печень – разобраться, что оно из себя представляет.

В голове постепенно проясняется, и я ускоряю процесс, избавляясь от последних следов препарата.

Открываю глаза. Меня почти трясет от злости, но я все же сохраняю бесстрастное лицо и обвожу взглядом тех, кто рядом: улыбающуюся Беатрис с книгой на коленях; смеющуюся и теребящую прядку волос Эми; Спайка, рассказывающего ей очередной анекдот. Они управляют нами, контролируют нас. Превращают нас в послушную, безвольную толпу. Накормят нас той дрянью, которую я обнаружила в себе, и мы покорно делаем все, о чем они попросят, как сегодня с тестом на уровень интеллекта.

Спайк?

Ммм?

Ты можешь уничтожить то, чем нас напичкали, ускорив метаболизм этого вещества. Смотри. Я подключаюсь к нему, показываю, что и как сделала, и отступаю, чтобы он попробовал справиться с заданием сам.

Соскакиваю с кросс-тренажера. Только вчера мы были чужаками, однако у нас так много общего – мы все выжившие. Мы группа людей, объединенных уникальными способностями и пережитой трагедией. С ними, теми, кто собран в этой комнате, у меня намного больше общего, чем с кем-либо на планете, включая Кая и Иону.

Только вчера нас раздирали эмоции, справиться с которыми мы не могли, а сегодня все счастливы и довольны.

Беатрис хихикает над чем-то и переворачивает страницу. Она еще ребенок, а с детьми я общалась нечасто, разве что навещала иногда двоюродных братьев и сестер.

Боль потери не утихла.

Но Беатрис совсем не такая, какой, в моем представлении, полагается быть восьмилетней девочке. Она такая тихая и молчаливая. У нее такая спокойная аура с чистыми основными цветами. Когда ее спрашиваешь о чем-то, она отвечает, но большую часть времени сидит тихонько как мышка, такая сосредоточенная, что даже страшно.

В отличие от Эми, которая болтает без умолку.

Погрузившись в чтение, Беатрис снова улыбается, а я думаю, так ли плохо, что ей помогают чувствовать себя лучше.

Чуть позже Спайк мысленно зовет меня, и его злость обжигает меня, как пощечина.

6

Перед обедом возвращаемся в комнату принять душ. Потом Беатрис снова берется за чтение, Эми прихорашивается перед зеркалом, а я лежу на кровати и смотрю в потолок.

– Как думаешь, что они собираются с нами делать? – спрашивает Эми.

– Не знаю.

– Но ведь держать нас вечно под замком они не смогут; разве это не нарушение прав человека и чего-то там еще?

– Наверное. Но правила ООН вряд ли распространяются на нашу ситуацию, если нас выпустить, погибнет девяносто пять процентов населения планеты:

– И то верно. – Секунды три Эми молчит. – Так, Спайк мой.

– Что?

– Спайк. Ну, ты его знаешь – чудной парень в очках.

– Я знаю Спайка, но что ты имеешь в виду?

– Если мы не выйдем, выбор мужчин у нас ограничен – я делаю ставку на Спайка.

– Ты серьезно? Послушай, давай поговорим о чем-то еще, а? Пожалуйста!

– Ой, какие мы чувствительные. Ты ревнуешь?

Из своего угла, где она сидит с книгой в кресле, внезапно подает голос Беатрис:

– Ты не должна быть такой, Эми. У Шэй разбитое сердце.

Я смотрю на нее, раскрыв от удивления рот.

– Да, я вижу. – Беатрис встает, протягивает руки и обнимает меня.

И тут случается странное. От нее ко мне идет тепло. Но идет оно не от маленькой, потерявшей все девочки. Она делает что-то или пытается что-то сделать.

Остановись, говорю я.

Разве тебе не лучше?

Лучше. Но дело не в этом. Оно не мое, это чувство.

Она разочарована, но отступает, и боль тут же возвращается.

– У тебя снова лицо зомби. Вы что, разговариваете мысленно, чтобы я вас не слышала? – спрашивает Эми, до которой наконец дошло, что происходит.

– Если бы ты поменьше говорила, то, может быть, у нас было бы больше возможностей высказаться вслух, – отвечает Беатрис, преподнося очередной сюрприз.

Эми хмурится.

– Дай пять! – говорю я и протягиваю руку. Беатрис хлопает ладошкой по моей ладони и даже едва заметно улыбается.

Вечером, когда мы все расходимся по комнатам, на меня накатывает сонливость. Гоню ее, сопротивляюсь из последних сил, помня, что должна бодрствовать, что нужно проанализировать все случившееся за день, кое в чем разобраться и… кажется, я собиралась сделать что-то еще? Уже засыпаю, когда какой-то фрагмент сознания напоминает, что надо встряхнуться, сосредоточиться, найти в системе организма наркотик и нейтрализовать его.

Я открываю глаза.

7

Осторожно ступая, пробираюсь к двери спальни. Спайк предложил встретиться в телевизионной в два часа ночи, а сейчас только начало первого. Меня все еще одолевают сомнения: не могу поверить, что можно вот так запросто выйти из комнаты, встретиться с кем-то, поговорить, и тебя никто не заметит.

Но разве станут наблюдать, если считают, что мы все спим?

Стали бы, если бы знали, что мы можем, как я сегодня, нейтрализовать попавшие в организм наркотики.

Или они просто параноики.

Я расширяю сознание.

На стене в коридоре сидит паук, и я, притаившись в тени, наблюдаю за коридором из паутины.

Проходит какое-то время, и я уже собираюсь открыть дверь, но тут паутина едва заметно вздрагивает – то ли от движения воздуха, то ли от вибрации стены?

Или от шагов.

Теперь я чувствую его. Мужчину. Усталый, он ходит взад-вперед по нашему коридору и другому, за утлом. Вот он доходит до конца, и я считаю секунды до того момента, когда шаги прозвучат за дверью.

Комната Спайка в другой стороне, и я думаю, что вряд ли успею добежать туда за то время, пока сторож находится за углом. Сторожа нужно отвлечь от обязанностей и послать куда-нибудь.

Пить, как хочется пить. В горле пересохло. Чай… чайник… пить…

Снова и снова проецирую ощущение жажды и мысли о чае, пока наконец сторож не выходит через дверь в конце коридора и не направляется в столовую. Дверь за ним закрывается.

Я открываю свою. Свет есть, но приглушенный, и я торопливо иду по коридору, бесшумно ступая босыми ногами.

На каждой двери листок со списком жильцов. Изучаю списки на ходу и наконец нахожу нужную комнату.

Спайк, не спишь?

Шэй?

Позади меня шаги. Открываю дверь, проскальзываю в комнату и осторожно закрываю ее за собой. Шаги слишком громкие для сторожа, и, похоже, по коридору идет не один человек. Неужели заметили, как я вышла из своей спальни?

Там кто-то есть. Кто-то идет по коридору.

Прячься быстрее. Сюда. Спайк показывает, где можно спрятаться – между его кроватью и стеной.

Я проношусь через комнату, ныряю в тесное пространство и прижимаюсь к стене. В следующий момент дверь открывается.

Мне видны только две пары ног и колесики. Инвалидная коляска? Шаги… что-то передвигается… я вижу ноги на подножке коляски.

Дверь снова открывается, коляска выезжает. Двое выходят. Дверь закрывается.

Какого черта? Они забрали Фреда.

Я поднимаюсь и смотрю туда, куда указывает Спайк, на пустую кровать.

Решаем, что поговорить безопаснее здесь, на месте, чтобы никуда не ходить. Второй сосед Спайка храпит так громко, что заглушает наш шепот. Мы устраиваемся на полу между кроватью и стеной, чтобы, если кто-то вдруг придет, успеть спрятаться.

– Давай проанализируем ситуацию, – шепчет Спайк, предпочитая обычный разговор мысленному, как будто опасается, что мыслить связно сейчас не получится. – Наркотик дают за обедом, чтобы мы спали. Одного из нас только что забрали, и мы не знаем, почему или куда. Другой наркотик дают, чтобы мы были спокойными и послушными.

– И что нам с этим делать?

– Не знаю. Можно было бы рассказать всем и каждому о наркотиках и показать, как их можно нейтрализовать. – Но тут я вспоминаю Беатрис, с улыбкой читавшую книжку в спортзале. А захочет ли она почувствовать все заново? – В любом случае, что бы нам ни давали, сейчас всем стало легче, чем было. Я не горю желанием возвращаться в одиночку, куда они вполне могут отправить нас, если догадаются, что наркотики не работают.

– Так что, будем принимать эту гадость, улыбаться и спать как дети по ночам? Не так, конечно, и плохо. – Слова Спайка противоречат чувствам – внутри у него все кипит от гнева. – Нужно выступить против них – пусть знают, что мы в курсе их делишек. И что у них ничего не выйдет.

– Я понимаю, почему ты предлагаешь такой путь. Но не лучше ли попытаться собрать побольше информации, выяснить все, что можно, пока они не подозревают нас. Давай узнаем, что тут творится, а потом решим, как нам быть.

– Может, стоит позвать кого-то еще, из тех, кто не привлек к себе внимания и пользуется большей свободой?

– Эми?

Он улыбается.

– По-моему, ей… э, недостает психологической выдержки, чтобы держать язык за зубами.

– Хмм… – Предложение у меня есть, но я не решаюсь его озвучить. – Только не думай, что я рехнулась, но как насчет Беатрис? Она не так проста, как может показаться на первый взгляд. – Я рассказываю Спайку о недавнем случае в спальне.

– Ух ты. И она сделала это без твоего разрешения? И как-то же все о тебе узнала? Девчонка наверняка покопалась у тебя в голове без твоего ведома.

– Или же она просто умеет наблюдать за людьми и делать правильные выводы. Но если такое получается у нее с нами, представь, что она может выведать у доктора Смит. Влиять на людей простыми внушениями – как в случае со сторожем, которому я внушила жажду, – это одно. Мне еще ни разу не удавалось залезть в чью-то голову и копаться в мыслях так, чтобы человек этого не заметил. – Такой фокус не проходил даже с Каем. – Когда на карту поставлено так много, когда важно, чтобы тебя не поймали, я бы даже рисковать не стала.

– Только не надо забывать, что ей всего восемь. А вдруг она найдет в голове доктора Смит нечто, что расстроит ее? Вправе ли мы ставить ее в такое положение и рисковать ее психологическим комфортом?

– Справедливо. Тут, пожалуй, еще стоит подумать.

Спайк предлагает несколько других кандидатур, тех, кого знает и кто, по его мнению, справится с заданием, – например Али, которого я вспоминаю только после словесного описания, и Елену, тихую, незаметную женщину лет шестидесяти.

В разговорах пролетело полночи. Мы пытались наметить что-то вроде плана, при этом постоянно прислушиваясь – не ведут ли Фреда.

Его так и не вернули.

Наконец, уже незадолго до звонка, я выскальзываю из комнаты Спайка, пробираюсь мимо ночного сторожа и возвращаюсь в свою спальню.

8

После раннего шестичасового подъема и завтрака, который по вкусу из-за тревог и беспокойства напоминает пыль, меня приглашают к доктору Смит.

– Доброе утро, Шэй, – говорит она, когда я, приоткрыв дверь, заглядываю в кабинет. – Как ты вчера уснула? Легче, чем накануне?

– Да, спасибо, – отвечаю я и, следуя ее приглашающему жесту, сажусь на стул.

– Сегодня, если ты не против, мы пройдем еще несколько тестов. Но сначала я коротко расскажу о том, что мы делали вчера. – Она заметно взволнована и просто сияет.

– Конечно. – Я напоминаю себе, что должна изображать довольство и послушание, а не страдание из-за головной боли вследствие недосыпа, и улыбаюсь в ответ.

– Твой результат по тесту на определение коэффициента интеллекта… Насколько мне известно, такого результата еще ни у кого не было. Кроме того, ты прошла тест за рекордное время, быстрее любого члена «Менсы»[4]4
  Менса (лат. Mensa «стол») – старейшая и самая известная организация для людей с высоким коэффициентом интеллекта. Это некоммерческая организация, открытая для всех, кто сдал стандартизованные тесты IQ лучше, чем 98% населения.


[Закрыть].

– Правда? – Я сама такого не ожидала, хотя тест и показался мне слишком легким. – А как остальные?

– Ну, вообще-то мне не положено обсуждать с тобой других пациентов. Скажу только, что все справились на удивление хорошо.

Выходит, я была права: у выживших умственные способности переходят на новый, более высокий уровень, и вот тому доказательство. Я ощущаю странный трепет в груди. Рекордный результат за всё время? Причем отличилась не только я, но и все остальные.

– Давай перейдем к сегодняшним заданиям?

Начинаем с видеотеста. Люди, глядя прямо в камеру, сообщают о себе какие-то факты, а я должна определить, лгут они или говорят правду, и нажать соответствующую кнопку.

У меня ничего не получается, потому что аура на записи не видна, а без нее я не чувствую их мыслей.

Потом на столе у доктора Смит появляется листок, и она зачитывает утверждения и предлагает мне определить, какие из них истинны, а какие ложны. С ответами проблем нет – они все видны в ее ауре, но что делать мне? В конце концов решаю отвечать как есть, ведь она уже знает, что я умею. К тому же мне нужно демонстрировать конструктивный подход к делу и стремление к сотрудничеству.

– Все ответы правильные. Как тебе это удается?

– Даже не знаю. – Поскольку врушка я никакая, проецирую на нее чувство искренности и правдивости. – Так получается, а как так получается, не знаю.

– Это еще не весь тест. Следуй, пожалуйста, за мной.

Мы идем по коридору в медицинский кабинет с каким-то оборудованием и двумя типами в белых халатах, и меня вдруг охватывает страх. Бывала ли я уже здесь? Не помню.

– Не бойся. Тебя просто просканируют. Это не больно.

Я с усилием сглатываю, стараюсь замедлить сердечный ритм, сохранить спокойствие.

– Доктор Смит, а почему мы проводим эти тесты? – Вопрос вырывается сам собой.

– Мы пытаемся определить, что в тебе отличается от других, – отвечает она, и это правда, хотя и не вся. Есть что-то еще, о чем доктор умалчивает.

– Вы же знаете, мне нельзя врать.

– Конечно! Я бы и не стала. – И она опять говорит правду.

– Так вы знаете, зачем проводятся тесты? – Вопрос звучит теперь иначе, с другим ударением. Насколько глубоко она вовлечена во все, что здесь происходит?

Доктор хмурится.

– Чтобы узнать все, что можно узнать, зачем же еще? Выяснить, как работает твой мозг и что пошло не так.

– Чтобы потом поправить.

– Вот именно.

– Если вы это сделаете, если у вас получится, вы покажете мне результаты? Объясните, что и как?

Доктор Смит отвечает не сразу.

– Надо уточнить, но я не вижу препятствий, почему бы и нет. А теперь ложись вот сюда и слушай меня – постарайся не шевелиться. – Она дает мне по кнопке в каждую руку. – Если я говорю правду, нажимаешь кнопку в левой руке. Говорю неправду – кнопку в правой.

Машина гудит и издает странные звуки. Голос доктора Смит раздается внутри машины. Ее аура мне не видна, но я немного подтягиваюсь и… правда и ложь передо мной как на ладони. Выполняю тест, но паника кружит во мне вихрем.

Они хотят поправить то, что сломалось у меня в голове, но все дело в том, что там ничего не сломалось, а, наоборот, все поправилось, встало на свое место. У меня открылись чувства, о существовании которых я и не догадывалась. И вот теперь, когда я попробовала новый вкус мира, отнять его у меня было бы то же самое, что вырвать глаза.

Они уже не могут сделать это без ущерба для меня.