Текст книги "Колония лжи"

Автор книги: Тери Терри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

8
КЕЛЛИ

Проведя в пути полночи, Кай и Фрейя находят заброшенный, полуразвалившийся амбар и устраивают привал. Дорога вымотала их, и они, едва упав на солому, тут же засыпают.

Я остаюсь на страже и, пошастав вокруг, усаживаюсь на крыше.

Не знаю почему, мне не по себе. Как-то странно все получается. Кай думает, что Алекс – мне легче думать о нем как об Алексе, а не отце, ведь я совсем его не помню – выживший. А Патрик сказал, что он мог быть в центре, потому что работает на правительство. Алекс ученый и занимается квантовой физикой, он может знать, что это за штука, антиматерия.

Надеюсь, так оно и есть. Если ему известно, какие опыты проводились в подземной лаборатории, то он может знать, где искать Первого.

9
ШЭЙ

Дотянувшись мысленно до леса и подключившись к живности – мышкам, птичкам, паучкам, – мы через них наблюдаем за всеми солдатами, занявшими позиции вокруг дома. Их около тридцати, и расположились они довольно далеко, так что своими глазами мы их не видим. Можно было бы выскользнуть из дома и попробовать подобраться ближе, чтобы воздействовать непосредственно на их ауры, но риск слишком велик, ведь если мы увидим их, то и они увидят нас и смогут открыть огонь.

Похоже, они знают о наших возможностях и намеренно расположились на безопасном расстоянии, чтобы успеть остановить нас в случае необходимости.

– Придется попробовать сделать что-нибудь издалека, – говорю я. – Заглянуть в сознание и выяснить, можем ли мы как-то повлиять на него, даже если непосредственно достать до ауры не получится.

– А мы сумеем? – спрашивает Спайк.

– Не знаю. Мы можем дотянуться до насекомых и животных в лесу и видеть их глазами, но не можем, например, заставить птицу повернуть в определенном направлении и показать то, что хотим увидеть. Но что, если это потому, что сознание птицы слишком отлично от моего? Давай попробуем с кем-то из солдат.

Мы продолжаем наблюдение и ждем подходящего момента – когда кто-то из солдат останется один, – обращая основное внимание на тех, что залегли позади дома в лесу. Уйти незаметно в этом направлении было бы легче всего.

Наконец один из солдат поднимается и уходит за деревья.

Дай мне попробовать, говорю я и проникаю в его мозг, как только что делала с наблюдавшей за ним белкой. Я вижу его глазами и говорю ему сделать еще шаг. Я пробуждаю в нём любопытство – а ну-ка, что это там?

Получается! Вместо того, чтобы вернуться на позицию, солдат идет в противоположную сторону.

Спайк пробует тот же фокус с другим солдатом, тем, который остался один на позиции.

Через несколько секунд второй солдат тоже встает и идет за своим товарищем. Если удастся развести несколько групп, проделать в периметре достаточно широкую брешь, то можно будет выскользнуть из окружения и уйти.

Но контакт внезапно обрывается, причем одновременно и у меня с первым солдатом, и у Спайка со вторым. Оба останавливаются, растерянно оглядываются, поворачиваются и возвращаются на исходные позиции.

– Что случилось? – спрашивает Елена.

– Не знаю. – Я в недоумении. – Может быть, они ушли слишком далеко, и связь просто ослабла, из-за чего мы потеряли контроль над ними.

– Давай попробуем еще раз и заставим их уйти подальше в сторону, – предлагает Спайк.

Пробуем снова, но удача не на нашей стороне. У нас ничего не получается. Мы даже не можем завладеть их зрением.

Беатрис, когда у нее тоже ничего не выходит, качает головой.

– Должно быть, нас кто-то блокирует.

– Другой выживший?

– А кто еще может такое делать?

– Алекс. Это наверняка Алекс, – говорит Спайк.

– Его там нет, – возражает Елена. – Я его не чувствую.

– Зато он может спрятаться от нас, когда ему это необходимо. Он делал так раньше, в том центре, когда мы еще не знали, что он выживший, – напоминает Спайк.

Я вздыхаю и, обхватив голову руками, закрываю свои мысли. Все еще не могу поверить, что Алекс заодно с ПОНом. Почему? Может быть, из-за того, что он мой отец, я чересчур придирчива и недоверчива?

Нет. В его предательство я не верю, потому что знаю, как ценит Алекс потенциал выживших. Он не подставил бы нас так.

Я снова мысленно оглядываюсь. Ни малейших признаков Алекса, но это ничего не значит. Спайк прав: он знает, как спрятаться от нас, и легко сделает это, если только захочет.

Солдаты настороже, но остаются на позициях. Наблюдают. Ждут.

Чего?

Я смотрю на остальных.

– Выбирать не приходится. У нас просто нет другого варианта. Давайте попробуем выскользнуть отсюда.

10
КАЙ

Чем дальше на север, тем призрачнее пейзаж. Ни машин, ни людей, ничего живого. А ведь мы еще даже не пересекли границу последней карантинной зоны.

Приближаемся к ней, и Келли вылетает вперед, на разведку.

– Она говорит, там блокпост, но никого нет,=– сообщает Фрейя.

– Точно?

– Точно.

– Может, его забросили?

Тем не менее к блокпосту приближаемся со всей осторожностью: не доезжая, прячем мотоцикл в кустах и дальше идем пешком, не удаляясь от деревьев.

– Я никого здесь не чувствую, – говорит Фрейя.

Шлагбаум. Пустая сторожевая будка. За ней – машина. Ограждение с предупредительными надписями, сделанными большими красными буквами.

Мы возвращаемся к байку, садимся и подъезжаем к легковушке.

– Давай посмотрим, не получится ли слить немного бензина. У нас горючего на донышке.

Вынимаю шланг, отвинчиваю крышку топливного бака.

Заправляем байк, поднимаем шлагбаум и проезжаем. Вот так, легко и просто – мы в карантинной зоне. Неподалеку от блокпоста огромная костровая яма – кости и жуткий запах, забыть который будет непросто. Вонь от кучи тел, которые должны были сгореть, но вместо этого остались гнить под солнцем.

Уезжаем как можно скорее – прочь, подальше от этого места, – но ужас не кончается. Они повсюду, тела.

Подъезжаем к Ньюкаслу, моему родному городу. Здесь ли еще мама? Может быть, когда найдем Шэй, попробуем отыскать и ее.

В деревушке за городом Келли находит пустые дома, те, где нет мертвецов, и мы вламываемся сначала в один, потом в другой, находим консервы, полуфабрикаты в пакетах, горючее. В домах нет электричества, а у водопроводной воды странный запах, так что мы запасаемся бутилированной.

Наконец добираемся до Хексхема. Находим еще один пустой дом и останавливаемся на ночь.

11
КЕЛЛИ

Солнце уже взошло, когда Кай и Фрейя выходят из дома.

– Что дальше? – спрашивает она.

– Давай посмотрим. Где-то в нескольких часах езды отсюда есть дом, который нам нужно найти, – говорит Кай.

А я там бывала? – спрашиваю я, и Фрейя передает мой вопрос Каю.

– Да, – отвечает Кай. – И даже, наверное, после меня.

– Ты знаешь, где он? – спрашивает Фрейя.

Не знаю. Не помню.

Фрейя вздыхает и смотрит на Кая.

– Ты можешь определить, куда нам все-таки ехать? По-моему, раньше у тебя были какие-то мысли на этот счет.

– Надеялся, что вспомню, когда буду ближе, но не получилось. Сказать по правде, времени прошло много. Но я точно помню, что однажды мы ездили оттуда в Хексхем за покупками. Туда и обратно уложились в один день, так что в любом случае отсюда не больше нескольких часов. Но в каком направлении, не помню.

Келли, покажи мне, как выглядит тот дом, говорит Фрейя.

Но я не помню.

Фрейя ненадолго задумывается.

– Кай, можешь показать, как выглядит тот дом? Келли говорит, что не помнит. Ты покажешь мне, я покажу ей, и тогда мы разделимся и поищем.

– Как мне это сделать?

– Пусти меня в свой разум и представь дом. Я увижу и передам картинку ей.

Мы с Фрейей устанавливаем связь. Кай колеблется, но потом присоединяется к нам. Мысленный контакт ему не по вкусу, хотя я и не знаю почему, ведь этот способ намного легче. Особенно для меня. Мы почти слышим друг друга.

Брат показывает нам красивый и большой дом на окруженном полями участке; беседку, оранжерею, амбар, еще какие-то строения и вдалеке – лес. Потом мы видим улицу, но не так четко, без деталей, потому что ее Кай помнит плохо. Соседей нет, других построек тоже.

На заброшенной станции техобслуживания находим какие-то карты. Кай внимательно изучает их и говорит:

– Отсюда есть шесть возможных направлений. Одно из них мы уже отбросили по пути сюда.

– Почему бы не проверить по два направления сразу? – предлагает Фрейя. – Одно берем мы вдвоем, другое – Келли. Потом возвращаемся сюда и проходим еще два. Можно поискать дом или что-то еще, что покажется знакомым, и проверить, нет ли выживших.

Я изучаю карту, и мы отправляемся на разведку.

12
ШЭЙ

Ждем почти до заката, надеясь, что обнаружить нас в длинных тенях сумерек будет труднее.

Мы со Спайком выскальзываем через боковую дверь, скрытую от солдат оранжереей, и медленно, осторожно пробираемся вдоль нее. Потом, пригнувшись, бежим по высокой траве мимо кустиков и запущенных цветочных клумб – к лесу. Все согласились с тем, что мне нужно идти в первой паре, поскольку я единственная, кому случалось убивать, кто определенно знает, как это делается, и кто не остановится, даже если при мысли об убийстве к горлу подкатит тошнотворный кислый комок. Елена и Беатрис ждут в доме и удерживают рвущегося последовать за нами Чемберлена. Если все пойдет хорошо, они выйдут за нами через несколько секунд.

Здесь ничего и никого, ты меня не видишь… здесь ничего и никого, ты меня не видишь… Мы твердим эту мантру снова и снова, одновременно блокируя то, что чувствуем на самом деле: страх перед солдатами, который так силен, что даже ноги подкашиваются и мысли расползаются. Но еще сильнее ужас перед тем, что нам, возможно, придется сделать, если нас обнаружат.

В лесу за домом обнаруживаем еще двух солдат, уже не тех, воздействовать на которых мы пытались раньше.

Здесь ничего и никого, ты меня не видимы… здесь ничего и никого, ты меня не видимы…

И вот мы уже видим их, солдат. Стоят с оружием наготове, настороженно всматриваясь в сумрак, заполняющий пространство между ними и домом. И все же нас они не видят – похоже, заклинания работают. Впрочем, я почти не сомневаюсь, что действие их прекратится, как только мы пройдем мимо.

Ауры у них не самые плохие, встречались и похуже. Ненависти немного, а еще у обоих присутствуют сила, послушание и решимость. Один сосредоточен полностью, другой отвлекся и думает о чем-то еще.

Здесь ничего и никого, ты меня не видимы… здесь ничего и никого, ты меня не видимы…

Я наблюдаю за ними и знаю, что и как делать, но не могу. До сих пор я использовала силу только против тех, кто намеревался навредить мне; эти же двое нас даже не видят. Спайк мысленно связан со мной, Елена и Беатрис тоже. Они убьют нас, если увидят, говорит он.

Елена и Беатрис уже догнали нас. Я сделаю это сама, говорит Беатрис и, не откладывая дело в дальний ящик, концентрирует внимание на их аурах. Ребенок, готовящийся убивать.

Нет! – говорю я, и она замирает. Пожалуйста, давайте сначала попробуем что-то еще.

Я представляю шум в деревьях слева от них. Солдаты реагируют мгновенно, их движения быстры и точны; держа оружие наготове, они идут в направлении подозрительных звуков.

Вы двое – первые, говорю я Елене и Беатрис, и они бесшумно проскальзывают через брешь в оцеплении.

Спустя несколько секунд за ними следуем мы.

Слева от нас, там, куда мы послали солдат, раздаются голоса, крики, а потом происходит нечто совершенно неожиданное: толчок.

Что-то – или кто-то – вторгается в наши головы, пытается проникнуть в сознание.

Застигнутые врасплох, мы выставляем защиту, отбиваемся.

– Вон они! – кричит кто-то.

Бежим! – говорит Спайк, и мы бежим, уже не скрываясь. Сейчас скорость важнее скрытности и тишины.

В темноте внезапно вспыхивает яркий свет, бьет в глаза, слепит.

БУМ!

Спайк вздрагивает, корчится…

Боль…

Шок…

Спайк валится на меня, и мы оба падаем на землю. Я оказываюсь под ним, его мысли – торопливый, сбивчивый поток: Спасайся – убивай, если придется – спасайся! И пронизывающие эти мысли дружеская забота и тепло.

И потом… ничего.

Спайк! Спайк!

Неужели?..

Нет, нет, не может быть. Нет!

Его последние мысли отпечатываются в моем сознании, чтобы остаться навсегда, нестираемой памятью.

Боль, страх, но прежде всего любовь – не та, что приходит и уходит, а любовь друга. Та, что должна длиться вечно, та, что не должна обрываться вот так.

Торопливые шаги. К нам бегут. И тот другой, незнакомый, чужой мозг все давит и давит. Отталкивая его, противостоя ему, я собираю все силы и не могу сдвинуться с места. Я беззащитна.

И вдруг его нет. Давление исчезает. И я бью по их аурам, отыскиваю слабые, уязвимые точки и бью по ним. Вот упал один солдат. Другой. Но их много и с каждой секундой все больше. Я бью и бью, и они падают и падают.

Внезапно, словно по команде, они останавливаются и отходят. Убегают. Но убегают не от меня – просто их отозвали и направили в другое место.

Обо мне как будто забыли. Меня оставили в покое.

Снова голоса, крики, выстрелы, но теперь уже вдалеке. Там что-то происходит, но это так далеко от того ужаса, который здесь, рядом.

Заставляю себя подняться. На моей спине еще теплая кровь Спайка. Вокруг тела солдат.

Меня рвет. Снова и снова. Я вся дрожу и холодею от слабости. Как же такое могло случиться? Поверить не могу.

Если бы только я послушала остальных, если бы сделала то, что они хотели, тогда погибли бы только солдаты. Жертв было бы меньше, и Спайк остался бы жив. Но я ничего не сделала. Не смогла. И вот результат.

Слышу, как кто-то пытается говорить со мной мысленно, убеждает, что оставаться здесь небезопасно, что нужно уходить отсюда, бежать, что в лесу идет бой. Кто это? Алекс?

Беатрис тоже зовет меня. Они с Еленой прячутся, им ничто не угрожает, но пойти к ним я не могу – между нами бой, крики и смерть.

Да и как я появлюсь перед ними теперь, после всего, что натворила? Я закрываюсь, отгораживаюсь, блокирую всех, друзей и врагов, всех, кто может попытаться найти меня. Я никому не отвечаю.

Крики и выстрелы, звуки боя, они ближе и ближе.

Я поворачиваюсь и бреду в другую сторону. Назад. К дому.

13
КАЙ

Уже почти сумерки, но проверить осталось только одно направление, последнее. Теперь мы снова все вместе, втроем. Чувствую, как в животе сплетается тугой узел отчаяния – если не здесь, то где тогда? Тогда возвращаться к исходной точке и начинать сначала, проверять все заново – а вдруг что-то упустили?

И снова, снова, снова.

– Готова? – спрашиваю я.

Фрейя кивает, и мы идем к мотоциклу. Она молчит. С тех пор, как мы вошли в карантинную зону, держится отчужденно, как будто замкнулась. Все эти умершие, они взывают к ней, куда бы мы ни пошли. Фрейя помогает мне, и это дается ей нелегко, а я, к сожалению, ничем не могу помочь.

Мы подходим к мотоциклу, я останавливаюсь и поворачиваюсь к ней.

– Все хорошо?

Она смотрит на меня, вымученно улыбается, пожимает плечами и ничего не говорит.

Садимся на байк.

Через час с небольшим начинает темнеть. Мы проезжаем мимо каких-то зданий. Мельком смотрю на них, и в памяти что-то щелкает. Я оборачиваюсь, съезжаю на обочину и останавливаюсь. Фермерский магазин, и в здании, точнее, в окнах, есть что-то знакомое. Радость и надежда смешиваются со страхом и отчаянием.

– Келли, ты помнишь это место? Я вроде бы помню.

Я иду к дому, толкаю дверь и вхожу. Повсюду протухшая еда, беспорядок, но мне достаточно одного беглого взгляда, чтобы убедиться – ошибки быть не может.

– Да, я определенно был здесь, и Келли тоже. Причем не один раз. Мы приходили сюда с мамой покупать мороженое.

– Как думаешь, дом отсюда далеко?

Пытаюсь вспомнить, морщу лоб.

– Недалеко, но и не рядом. А может быть, мне только казалось так, потому что я был маленький и хотел мороженого. И, по-моему, лесовозная дорога?

Фрейя смотрит в пустоту – обсуждает что-то с Келли? – потом говорит:

– Сейчас Келли проверит, а там посмотрим, найдет ли она что-нибудь.

Мы снова катим по дороге, теперь уже медленнее – на случай, если я узнаю что-то еще. От главной дороги отходит множество боковых, и надеяться на то, что я вспомню что-то, не приходится, тем более что уже стемнело и на проверку каждого объекта уйдет вечность.

Фрейя трогает меня за плечо, и я сбрасываю газ.

– Думаю, Келли нашла его. Посмотри. – Она проецирует в мое сознание вид большого дома с окружающими его строениями. Дом выглядит неухоженным, идеальный раньше сад зарос сорняками, но сомнений у меня нет – это дом Алекса.

– Да, он. Точно.

Фрейя сжимает мое плечо.

– Келли говорит, дом окружен солдатами, и там идет бой. С кем они дерутся, она не знает.

– Солдаты? Бой? Нет. Мы не можем снова опоздать, не можем.

– Послушай меня. Я понимаю, что ты чувствуешь, но действовать нужно осторожно. Келли пойдет вперед, выяснит, что там происходит, и расскажет нам.

– Пошли!

– О’кей, но сначала погасим огни. И полегче. Келли показала мне путь, так что я буду штурманом.

14
КЕЛЛИ

Бросаюсь к дому и, приблизившись, в какой-то момент улавливаю что-то другое, плотную концентрацию сильных чувств, говорящую о присутствии здесь выжившего.

Шэй? Шэй? Ты здесь?

Она не отвечает.

Я опускаюсь ниже.

Дом окружен солдатами, которых я уже видела раньше, и они ведут бой с еще одной группой. В темноте слышны крики, стоны и выстрелы.

За периметром боя я ощущаю что-то… нет, кого-то еще. Выживший, но не Шэй.

Опускаюсь еще ниже – да, это не она. Это Алекс. При виде меня глаза у него расширяются.

– Келли? – спрашивает он, но произносит мое имя как-то странно, растягивая, и в его голосе слышатся смутно знакомые нотки. Неужели я все-таки помню его?

Да. И ты мой отец.

Теперь его внимание полностью сосредоточено на мне. Он не идет с другими, а остается на месте, и бой продолжается без него.

Он качает головой.

– Нет, нет, я определенно не твой отец, а ты, разумеется, не Келли. Неужели ты на самом деле считаешь, что все так?

Я не совсем понимаю, о чем он говорит, но сейчас важен не смысл, а голос, его звучание, оформление слов… Я слушаю, и мне становится не по себе. Что же это такое?

Нет, нет, этого не может быть.

И тем не менее есть.

Я бы узнала его голос где угодно. Узнала не как голос отца, не как голос из моей жизни До Шетлендов. Этот голос мягкий, как бархат и шоколад, его хочется слушать и слушать.

Я крепко-крепко обхватываю себя руками и трясу головой, гоню эту мысль прочь, хотя и понимаю, что все так и есть.

– Ты… ты… Ты он. Ты… – Не могу произнести то, что хочу.

– У тебя снова галлюцинации, котенок?

Котенок?

– Мы открыли ящик – и нá тебе: ты обманула Шредингера. Ты жива и мертва одновременно.

Я не понимаю, о чем он, но чем больше слушаю его голос, тем больше деталей всплывает в памяти. Он всегда носил костюм биологической защиты, поэтому я так и не разглядела его лицо. Да, я видела его в памяти Джей-Джея, но не узнала именно поэтому. Мне и в голову не приходило, что Первый и Алекс – один и тот же человек.

Но я знаю его голос. Голос, который слышала одним из последних перед тем, как меня вылечили.

Он тот, кого я так отчаянно искала все это время.

И вот какая несправедливость: он выживший! Я не могу заразить его, чтобы он умер. Я нашла его после долгих поисков и ничего не могу с ним сделать.

Ты Первый доктор! – Я вкладываю в это обвинение всю свою ненависть.

Он пожимает плечами.

– Для меня находили и слова похуже. Но ты… все любопытнее и любопытнее. Не уверен, что смог бы самостоятельно так быстро определить, что является причиной распространения эпидемии. Это сделала Шэй. Да, да, это она разгадала загадку и рассказала мне о тебе. И ей было так жаль меня – бедняжка думала, что рассказывает мне о моей умершей дочери, а не о сумасшедшем котенке-психопате. Знал бы я с самого начала!

Зачем ты вылечил меня?

Он качает головой.

– Такое разочарование. Столько времени и трудов потрачено, чтобы сделать тебя тем, кем ты была: выжившей. В конце концов я достиг желаемого, но получил дефективную, неполноценную душу. В случае твоего бегства риск был бы слишком велик, поэтому ты подлежала уничтожению. Кто бы мог подумать, что исцеление сделает тебя еще более опасной. К тому времени ты уже приняла личность Келли и даже не догадывалась, кто ты на самом деле.

Нет! Я Келли!

Разве не так?

Картинки в памяти меняются, словно в калейдоскопе: я вижу ее/себя; ее/мои чудесные темные волосы и голубые глаза; у нее были фотографии ее замечательного старшего брата и мамы, и она рассказывала мне о них, о ее доме, о том, где они жили. Рассказывала ночью, занимала нас, отвлекая от страха. И все, что она говорила о себе/мне, было намного лучше, интереснее моей жизни.

Проблески другой, отвергнутой жизни проносятся перед мысленным взором. Я пытаюсь оттолкнуть их, но не могу.

Страх. Боль.

То, о чем Келли не знала до шетлендской лаборатории. О чем не ведала в своей чудесной, идеальной жизни.

Я не Келли. Мое имя скрыто в темной глубине памяти; оно тайна, до которой так трудно докопаться.

Она выкрикивала мое имя, когда тащила меня за волосы вверх по ступенькам. Моя последняя приемная мать, та, от которой я сбежала. Я слышу ее сердитый, рычащий голос: Дженна, противная негодница.

И эхо в самой глубине…

Дженна.

Меня звали…

Мое имя Дженна.

А я хотела быть Келли.

Но я не она. И никогда не была ею.

– Начинаешь вспоминать, да? – говорит Алекс и с сожалением качает головой. – Я так надеялся, что выжившей будет моя дочь, но выжила ты.

По крайней мере, это значит, что ты не был моим отцом!

– Какое счастье для нас обоих. Но, какой бы ты ни была, ты достигла большего, чем я мог рассчитывать, – ты распространила заболевание, которое ограничивалось лишь узким кругом имевшихся в нашем распоряжении подопытных, в большинстве своем таких же ущербных, как ты. Теперь я понимаю, что мы допустили ошибку, сделав выборку из генетически слабого материала. Ты указала нам на эту ошибку и заслуживаешь благодарности.

Я смотрю на него и не знаю, что сказать. Болезнь, отчаяние, смерть – всем этим я обязана ему. Куда бы ни пошла, я везде заражаю людей, несу смерть, а он говорит, что благодарен мне?

Я нашла Первого и не могу его заразить – он уже переболел и выжил. Но может ли он сгореть?

Набрасываюсь на него жгучим пламенем, но он отшвыривает меня, едва пожав плечами.

– Послушай, мне пора. Еще многих из нас нужно спасти.

Многих из нас? О чем он?

О выживших?

И тут я вспоминаю о Шэй. Меня ведь послали найти Шэй.