Текст книги "Колония лжи"
Автор книги: Тери Терри
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
6
Вскоре после этого удаляюсь, как обычно, к книгам. Библиотека Алекса – это пещера Аладдина. Она огромная, со стеллажами вдоль каждой стены. Потолки такие высокие, что для верхних полок тут есть лестница, и я просматриваю все – читаю названия, трогаю переплеты, вдыхаю запах страниц, – старые и новые, по всем предметам, какие только могу вообразить.
Что я хочу почитать?
Все, что мы способны делать – по крайней мере, в моем представлении, – похоже, связано с волнами: волнами энергии, цвета и звука, волнами того, из чего складываются ауры или голоса, как назвал это Первый, возглавлявший на Шетлендах подземный исследовательский институт. Это слово, Vox, которое я, к собственному удивлению, использовала сегодня сама не знаю почему, обычно приходит в голову, когда я думаю об ауре.
Человеческие ауры – самые яркие, особенно ауры выживших, но ими обладают все живые существа и даже неодушевленные предметы, вроде звезд.
Исключение только Келли: из тех, с кем я когда-либо пересекалась, она единственная, у кого вообще нет никакой ауры.
Ученые и врачи, похоже, стараются понять, возможно ли, что заболевание может быть вызвано физическим агентом, а не агентом биологическим, вроде бактерии или вируса. Может быть, явление связано не столько с биологией, сколько с физикой?
Внутри меня скребется чувство, что, хотя нужные ответы и могут иметь самые серьезные последствия, в действительности они незначительны и бесконечно малы. Мы были заражены частицами антиматерии гораздо меньшими, нежели атомы. И когда я проникала внутрь себя, чтобы вылечиться, то сосредотачивалась сначала на молекулах, затем на атомах, а потом на частицах. Самые маленькие, самые крошечные из них, ставшие волнами, я могу использовать для самоврачевания. Не так ли все происходит, когда я воздействую на чужую ауру с целью устранить дефект, причинить ущерб или поговорить с кем-то напрямую мысленно?
Я набираю целую охапку книжек по физике, опускаюсь в кресло и открываю первую. Мне нужна квантовая физика, и этот текст начинается с теории «большого взрыва», произошедшего в незапамятные времена, высвободившего равные количества материи и антиматерии и создавшего расширяющуюся вселенную. Мне бы следовало взять другую книгу, но я уже не могу оторваться от чтения. Всю эту ерунду мы – пусть, конечно, и поверхностно – изучали в школе на уроках физики, но читать это сейчас на более высоком уровне и понимать так, как я не могла понимать раньше, занятие захватывающее. Что-то вроде научной фантастики: антиматерия плюс материя дают в сумме большой взрыв, и обе перестают существовать. Тогда как же мы ходим и говорим, если внутри каждого из нас антиматерия, словно тикающая бомба?
А на вселенском уровне как что-то вообще существует? Порожденные большим взрывом материя и антиматерия должны были взорвать одна другую так, что ничего бы не осталось, и почему этого не произошло, никто толком не знает. По какой-то причине материя победила. Чему мы – и наша основанная на материи вселенная – и являемся подтверждением.
Вселенная продолжает расширяться, хотя и не должна бы. Вся материя во вселенной не создает достаточной силы тяжести, чтобы эта самая вселенная вела себя так, как ведет. Не зная ответа, физики придумали объяснение: должно быть, материи существенно больше, но, кроме обычной, есть такая материя, которую невозможно ни увидеть, ни почувствовать, ни измерить, но которая должна где-то быть, если физические законы поняты правильно. А поскольку ученые обладают чувством юмора, они называют эту изобретенную ими невидимую материю темной материей.
Но что, если физические законы поняты неверно?
У этих физиков, должно быть, чертовски большое самомнение.
В библиотеку забредают Спайк и Беатрис, но я едва их замечаю. Спайк вскоре уже на другой стороне комнаты с собственной стопкой книг, Беатрис же устраивается рядом со мной.
Она зевает, и я смотрю на нее, на секунду отрываясь от книги.
Улыбаюсь, когда вижу, что она взяла «Гарри Поттера». Неужели нашла это здесь, в библиотеке Алекса?
– Уже поздно. Может, тебе пора немного поспать? – говорю я.
– Наверное.
Она захлопывает книгу, но не отводит от меня немигающего взгляда. Тихая, спокойная, сосредоточенная – когда она такая, то уже совсем не похожа на ребенка.
– Оливия, – говорит она наконец.
– Что?
– Моя лучшая подруга – ее звали Оливия. Она умерла, как и все остальные. В школе мне больше всего нравилось чтение. И пурпурный.
Лучшая подруга – любимый предмет – любимый цвет: то, о чем Беатрис упоминала раньше, когда я сказала, что хотела бы больше знать о каждом.
– А мою – Иона. Естественные науки. И зеленовато-голубой, как тропическое море.
– А эта твоя Иона, с ней все хорошо?
– Не знаю, – говорю я с некоторой озабоченностью. – Вроде бы да, по крайней мере, так было в последний раз, когда я с ней связывалась, но с тех пор, если честно, прошла вечность. Поверить не могу, что я о ней так долго не вспоминала.
– Надо узнать.
– Да, так и сделаю. Спасибо, что напомнила, Беатрис.
– Спокойной ночи.
Она идет к выходу, и дверь за ней закрывается.
Смотрю через комнату на Спайка, и наши взгляды встречаются.
– Я волнуюсь за нее.
– А я волнуюсь за всех нас.
Откладываю книгу, откидываюсь на спинку кресла и тяжело вздыхаю.
– У нее не совсем нормальное детство.
Он переходит на эту сторону комнаты, садится рядом со мной – там, где только что сидела Беатрис.
– Она и сама не совсем нормальная – как и все мы. Да и наш мир уже не такой нормальный, каким был в нашем детстве.
– Кстати, меня кое-что немного тревожит, – говорю я.
– Только лишь кое-что? И что же?
– Вся эта возня в головах, которой мы занимались недавно вместе. Прямо-таки чародеи и ведьмы. – Спайк ухмыляется. – Ты же знаешь, что вылечить тебя я могла бы только с твоего согласия?
– Да. Именно так и мы тебя исцелили: тебе пришлось впустить каждого из нас, чтобы мы помогли тебе.
– Я уверена, что точно так же смогла бы причинить боль другому выжившему – с его позволения.
– И?
– Ну… Я чувствовала, что могу прочесть каждого здесь – что человек чувствует и так далее, насколько он правдив. Но, может быть, это не так. Может быть, это лишь то, что нам позволено увидеть.
Спайк смотрит на меня пристально, его лицо в кои-то веки серьезное; один удар сердца, второй…
– У всех есть маска, Шэй, – говорит он наконец. – Иначе это выглядело бы так, словно мы все ходим голые друг перед другом, а кому такое понравится?
Он встает, направляется к двери и, уже подойдя к ней, оборачивается.
– Но вот тебе вся правда: Луис. Ныне покойный. В школе я все предметы ненавидел в равной мере. Синий.
Дверь закрывается за ним, а я все еще смотрю на пустое место, где он только стоял.
Если Спайк носит маску, то что же скрывается за ней?
7
Елена отправляется наконец спать, и я получаю компьютер в свое полное распоряжение.
Захожу на «Встряску».
Черновик только один, да и тот более чем недельной давности: «Встряска» скомпрометирована. Ничего другого нет.
Господи, да что же это значит? Что там с Ионой? В порядке ли она? Просто в голове не укладывается. Я была так занята собой, что вспомнила о ней только тогда, когда Беатрис упомянула о лучших друзьях.
Ладно, если ей удалось разместить этот пост, то все должно быть хорошо. Проблема только в том, что сайт не может больше считаться безопасным и пользоваться им рискованно.
Если скомпрометирован был только ее логин, то Иона могла его сменить. Но только войти я бы не смогла; у нее бы не было возможности предупредить меня о том, что «Встряска» стала для кого-то целью. Не смог бы, если на то пошло, и Кай, которому все данные для связи я оставила в записке.
Перехожу на публичную страницу «Встряски». Последнее сообщение – душераздирающая история о содержащихся в закрытом лагере возле Глазго детях-беспризорниках с иммунитетом – было размещено несколько недель назад. И с тех пор ни слова больше.
Одно об Ионе я знаю точно: если она может вести где-то блог, то будет его вести в любых обстоятельствах. Все, что мне нужно, это найти ее.
Думай, думай, думай. Прятать новый блог так, чтобы я его не нашла, Иона бы не стала. Так? Связать ее с ним, должно быть, нелегко, чтобы тот, кто скомпрометировал предыдущий, не смог просто найти новый. Так? И вместе с тем знающий человек должен отыскать нужное без особого труда. Так?
Я ищу, используя различные варианты – фамилии, любимые книги, кличку ее кота, – но ничего не получается. Вспоминаю, что в одном из последних разговоров Иона упомянула о смерти Локи и сказала, что любила его. Думаю, никому больше она в этом не призналась, потому что я услышала о нем впервые.
Могла ли она использовать его имя для нового блога?
Ищу и вскоре натыкаюсь на журналистский блог с адресом JusticeForLochy.co.uk. Там же помещен пост о том, что причина эпидемии – антиматерия. Должно быть, ее.
Кликаю «о себе», чтобы проверить, так ли все, как я думаю. Вся информация какая-то надуманная, ненастоящая и определенно никак не связана с Ионой, но ближе к концу, в пункте «Любимая песня», спрятана такая деталь: «Моя Шарона».
Как там называл меня Локи, когда я переписывалась с Ионой? Кудрявой? Да, точно.
Кликаю «контакт».
Привет. Это Кудрявая. Ты в порядке?
Жду. Уже поздно, и она, может быть, спит. Кликаю «обновить». Снова и снова. Ладно, попробую завтра, думаю я, уже потеряв надежду, и тут вдруг новая запись. Какая-то чушь о возвращении к началу, к основам, к первоначальному паролю.
Едва успеваю прочитать, как запись исчезает.
Думай, Шэй. Какой пароль к своему блогу давала мне Иона в самом начале?
ВiеberIsHot99. Что ж, у каждого есть право на свое мнение, но, думаю, она это уже переросла.
Ввожу пароль – срабатывает.
Шэй: Иона?
Иона: Шэй? Как же я рада тебя слышать!
Шэй: А я тебя!
Иона: Ты где?
Что делать? Ее последний сайт скомпрометирован; стоит ли откровенничать на этом?
Нет.
Шэй: Извини, лучше не говорить. Но я в порядке. Что случилось со «Встряской»?
Иона: Не знаю. Я договорилась с Каем, что он переночует в Пейсли, возле Глазго, у одного друга, но не успел Кай появиться, как за домом установили наблюдение. Этот мой друг понял, что происходит, и связался со мной. Я разместила предупреждение на «Встряске» и перестала ей пользоваться. Должно быть, так они и вычислили, где должен находиться Кай. Других возможностей у них не было.
Шэй: Что с Каем?
Иона: По словам моего друга, Кай не появился, а значит, получил сообщение. С тех пор я о нем больше не слышала, извини. Хотя был один странный звонок. Какая-то женщина спросила меня, а когда я ответила, повесила трубку. Я подумала, что это, должно быть, Кай проверял, в порядке ли я, но, конечно, на все сто не уверена.
По крайней мере, я знаю, что он выбрался с Шетлендов и его не задержали в Глазго – в тот раз.
Иона: Можешь сказать, что у тебя? Что происходит?
Снова пауза. А почему бы и не ответить? Большого секрета тут нет. Эти придурки наверняка расписывают свои подвиги по всему интернету.
Шэй: Я была на считавшейся безопасной базе ВВС вместе с группой других выживших. На базу напала какая-то группа, называющая себя «Стражами». Спастись удалось немногим.
Иона: Боже мой. Какой ужас. Просто кошмар. Но теперь тебе ничего не грозит?
Алекс заверяет нас, что опасаться нечего, но какой-то голосок у меня в голове твердит, что нет, опасность по-прежнему существует – то ли со стороны «Стражей», то ли от кого-то неизвестного. Тяну с ответом. Вроде бы проблем пока нет, так зачем зря беспокоить Иону?
Шэй: Надеюсь, ничего. Пока об этом лучше не распространяться. Мы тут стараемся во всем разобраться. Типа, что с нами случилось и почему мы стали другими.
Иона: А в чем ты другая? В интернете об этом много разного пишут. Большей части этой чепухи верить нельзя.
Шэй: Я все такая же, какой и была. Независимо ни от чего.
Иона: Конечно, конечно, но…
Шэй: Послушай, мне пора уходить.
Мы прощаемся, я выхожу и спрашиваю себя, почему так и не сказала ей толком ни о чем.
Почему не смогла.
Беспокойство не дает уснуть, и я смотрю и смотрю в окно спальни. Ночь темная, ветреная, накрапывает дождь. Огней в округе не видно, свет только в нашем доме, значит, электричества нет, а здесь генератор? И сколько времени мы сможем так вот, на своих запасах, продержаться, никем не замеченные? Разве пролетающие над карантинной зоной не задаются вопросами, когда видят огоньки? На какой срок хватит запасенных продуктов? Было в атаке на правительственный центр что-то такое, что до сих пор не дает мне покоя, и я стараюсь сосредоточиться и найти ответ.
Алекс предположил, что кто-то проболтался то ли умышленно, то ли нечаянно, и эта утечка информации стала причиной нападения «Стражей». Неужели все действительно так просто?
Мысли разлетаются, как сухие листья, не хотят возвращаться туда, но я заставляю себя сосредоточиться на той ночи…
На том, как Алекс разбудил меня, как взял потом Беатрис. На нашем паническом бегстве, прерванном, когда я вспомнила о Спайке. Елена взяла Беатрис, а мы с Алексом отправились за Спайком.
Потом западня у двери. Их было пятеро, тех, которые хотели убить нас. Алекс возился с замком, пытался открыть дверь. Я отбивалась, и двое нападавших умерли. Ужас того момента сжимает меня с такой силой, что я не могу даже увидеть их.
Они чувствовали себя в безопасности в костюмах биозащиты. Они ошибались и…
Стоп, минутку…
Костюмы. Костюмы биологической защиты. Тяжелые, надежные, похожие на те, которыми пользуются военные. И оружие тоже – явно не то, не случайное, каким, скорее всего, были бы вооружены обыватели.
Что это значит?
Может, они еще раньше напали на армейский склад и взяли оружие и снаряжение оттуда, но поверить в столь высокую степень организованности и дисциплины гражданских лиц, их способности провернуть такую операцию мне трудно. Может быть, все было куплено на черном рынке? Учитывая поднятую эпидемией волну истерии, в стране наверняка нашлись предприимчивые личности, торгующие такого рода вещами.
Или же… всем необходимым их кто-то обеспечил. Кто-то из военных. Кто-то, кто хотел уничтожить нас, кто предоставил «Стражам» оружие и снаряжение, показал точное местонахождение центра.
Но зачем им делать это? Мы находились в закрытом правительственном учреждении, под их контролем, и они надеялись решить с нашей помощью проблему эпидемии.
Так зачем же им действовать вопреки собственным интересам?
Явный кандидат один: лейтенант Киркланд-Смит и его Полк особого назначения, ПОН. Он охотился за мной еще в Киллине; там солдаты стреляли в меня при первой возможности – теперь я в этом не сомневаюсь. Похоже, они действовали независимо от начальства, сами по себе, без координации с другими частями. Может быть, такое положение сохранилось до сих пор, и тот полк продолжает начатое тогда – охоту на нас.
Чего я по-прежнему не понимаю, так это зачем им понадобилось уничтожать нас. Какая-то же причина должна быть, и, судя по тому, где нас держали, эта причина никак не обусловлена желанием истребить носителей болезни. Должно быть что-то еще. Может быть, что-то имеющее отношение к ПОНу?
Что они пытаются скрыть?
Алекс считает, что здесь мы в безопасности, что никто не знает, что мы живы, не говоря уже о том, где мы. И в любом случае, даже если кто-то и знает, где мы, внутрь карантинной зоны они не войдут.
Вот только я в этом не уверена.
Если они придут снова, мы должны быть готовы. Мне нужно пойти дальше того, чем я владею сейчас, и лучше понимать, как пользоваться тем, что есть в моем распоряжении.
Вздрагивая от прохлады, сдвигаю плотнее шторы, как будто этого достаточно, чтобы отгородиться от мира. Иду через комнату к кровати и краем глаза ловлю в зеркале свой профиль. Останавливаюсь, поворачиваюсь и смотрю на волосы – да, подпаленные, коротенькие. Ужас. Никогда особенно ими не гордилась, а вот теперь, когда они почти все сгорели, расстроилась.
Ну вот, озабочена внешним – как выгляжу, тепло ли мне и сыто, – а вопросы по-настоящему серьезные, не дающие покоя остаются без ответа, найти который можно лишь в себе.
Я сажусь на край кровати и направляю сознание вовнутрь. Начинаю с крови. Мчащийся по сосудам бурливый поток помогает сосредоточиться. Кровяные клетки, молекулы, атомы.
Частицы.
Я верчусь вместе с ними в чудесной беспорядочной круговерти, но их так много, что в видимой беспорядочности понемногу проступает предсказуемость. Общая предопределенность. Взятое в целом, все действует согласованно, но что, если на беспорядочные движения можно как-то повлиять? Тогда появляется возможность манипулирования. Я тянусь к коже головы, к волосяным фолликулам, подбадриваю их, как будто говорю с растениями, и даже пою им: растите, растите, растите… Ощущаю их как изнутри, так и снаружи – волосы удлиняются, крепнут, начинают завиваться и…
Подождите-ка. Вместо того чтобы просто отращивать волосы, нельзя ли изменить их? Например, сделать прямыми?
Я снова сосредотачиваюсь на волосяных фолликулах, на клетках, на генетическом коде каждой клетки – закрученных нитях ДНК.
Как найти нужный мне ген?
Возвращаюсь к волосам, к протеину, который определяет их форму. Протеин в организме производится посредством транскрипции ДНК в РНК и затем трансляции РНК в протеин. Я иду обратным путем, от протеина к РНК и от РНК к ДНК и узнаю таким образом точную длину ДНК. Внося одно за другим небольшие изменения в базовую последовательность, выясняю, как они влияют на протеин волос, и в результате нахожу то, что нужно. Дальше работаю с каждой клеткой: регулировка – изменение – рост. Чувствую, что устаю, – оказалось, операция отнимает больше времени и сил, чем предполагалось.
Наконец решаю, что этого достаточно; открываю глаза и ощупываю голову. Длинные прямые волосы. ВАУ, снова ВАУ и еще раз ВАУ.
Я встаю с кровати и смотрю в зеркало. Волосы у меня темные, на несколько дюймов ниже плеч, с изящно вьющимися кончиками – такими они были бы, если бы я не убрала вьющиеся пряди.
Итак, я могу не только ускорять рост волос, но и изменять их с кудрявых на прямые. Интересно, а смогу ли я при желании поменять цвет?
И не только волос, но и, например, глаз? Или изменить рост? Или еще что-то такое…
8
Сплю допоздна, едва ли не до полудня. Несколько раз просыпаюсь, но усталость разлилась по телу свинцом, и сил не хватает даже на то, чтобы пошевелиться.
Так продолжается до тех пор, пока проведать меня не приходит Беатрис.
Ты как, в порядке? – спрашивает она.
Да. Только очень устала.
Елена говорит, что ты пропустила завтрак. А Спайк, между прочим, грозит накормить всех оладьями.
Мммм… Вкуснятина! Обязательно спущусь.
Спустившись наконец в кухню, я обнаруживаю, что там вовсю готовят второй завтрак – оладьи. Спайк оборачивается, делает большие глаза и присвистывает.
– Я говорил, что надо попробовать ускорить рост волос, но мне и в голову не приходило, что у тебя получится.
– А раньше они у тебя не кудрявыми были? – спрашивает Беатрис.
– Может быть, когда отрастают, растут по-другому? – говорю я, не зная, признаться ли в том, что я сделала, сама не зная почему.
Мы уже завтракаем, когда пришедшая за чашечкой чая Елена сообщает, что Алекс хотел бы встретиться со всеми. Ее внимание тоже привлекают мои волосы.
– Как тебе удалось? А с моими такое сделать можешь? Перекрасить седые в рыжие?
– А ты была рыжей?
– Увы, да. Или нет, подожди минутку. Можешь превратить меня в блондинку?
Я качаю головой.
– Мне приходилось слышать о людях, которые теряли волосы после химиотерапии, а потом они отрастали уже другими. Может быть, и здесь произошло что-то вроде этого. У меня они вроде как сгорели, а потом я как бы помогла им, чтобы росли быстрее. Примерно так же мы поступали с наркотиками, когда избавлялись от них, ускоряя метаболизм. – На самом деле я сделала не только это и теперь сама себе не верю: я лгу. Зачем?
Елена, похоже, принимает мое объяснение, вопросов не задает и вскоре уходит с чашкой чая.
Теперь я знаю, что могу скрывать все, что хочу, что у меня есть моя собственная маска.
– Если ты сделала это намеренно, изменила вьющиеся от природы волосы на прямые, разве это не генетическая манипуляция? – спрашивает Спайк, которого мое объяснение не удовлетворило. – Или тут что-то более глубокое, на физическом уровне.
– Я действительно не знаю.
– Если задействована генетика, то… Это же здорово! А что еще мы могли бы сотворить? Можешь сделать так, чтобы я выглядел, как олимпийский чемпион? – Спайк разводит и сгибает руки в локте. – Хотя у меня и сейчас бицепсы на зависть многим.
– Конечно. Что ж, поживем – увидим, станут ли они снова волнистыми или и дальше будут расти прямыми. Но придется подождать, это не сразу делается.
– А я никуда не спешу и не собираюсь. – Спайк подходит ближе и смотрит на мою макушку.
– Наблюдать, как отрастают волосы, занятие утомительное. По-моему, нас хотел видеть Алекс?
Соединения, над установкой которых работал Алекс, готовы. Теперь он собирает нас в своем офисе внизу, где у стены уже стоит компьютер с гигантским экраном.
– Для начала я покажу вам изображения подземного исследовательского института, созданного ВВС на Шетлендах, – говорит он. На экране появляются фотографии, которые сделаны дронами, посланными в район, до сих пор слишком опасный, после взрывов и пожаров, для людей. Уничтоженное оборудование, разгромленные лаборатории, тут и там скелеты. Меня передергивает от одних лишь снимков. Все это я уже видела глазами Келли.
Не слишком ли тяжело для Беатрис? – спрашиваю я. Елена возражает, а Беатрис, как зачарованная, смотрит на экран. Может, для нее это что-то не вполне реальное? Может, она воспринимает это иначе, чем мы. В любом случае, независимо от того, как влияют на нее сцены на экране, я вовсе не уверена, что ей следует видеть это. Алекс и Елена обсуждают что-то молча, и больше она ничего не говорит.
– Трудно даже представить, что все это находилось под землей и никто об этом не знал, – замечает Спайк. – Как им удалось построить такой огромный комплекс совершенно незаметно?
– На Шетлендах всегда существовали секретные подземные объекты, – поясняет Алекс. – Их построили во время Второй мировой войны, взяв для примера пещеры Гибралтара, чтобы использовать как укрытие и оперативный центр в случае занятия островов противником. Поскольку Норвегия вскоре после начала войны была оккупирована, Шетленды приобрели стратегическое значение. Расположенные между Шотландией и Норвегией, они и сейчас играют роль ступеньки между двумя странами. Потом, уже во время «холодной» войны, к прежним объектам добавили значительное количество бункеров и убежищ, где можно было бы пережить ядерную войну. По крайней мере, на это надеялись те, кто их создавали.
– Значит ли это, что при строительстве ускорителя расширяли сеть уже имевшихся подземных помещений? – спрашиваю я.
– Именно так, – кивает Алекс. – А что было раньше, вы сейчас увидите. – Он склоняется над клавиатурой, и на экране появляются другие, старые, зернистые, сделанные десятки лет назад фотографии подземелий. – Потом построили вот это.
Я вижу изображение червя, похожее на то, что показывала Келли.
– Ускоритель частиц, – продолжает Алекс. – Считается, здесь была создана антиматерия, которая и стала инфекционным агентом, о чем я вам уже рассказывал.
– Но зачем это кому-то понадобилось? – спрашивает Елена.
– Мне доводилось читать, что в ЦЕРНе, в Швейцарии, проводили эксперименты, в ходе которых опухолевые клетки обстреливались антиматерией, – говорю я и вдруг вспоминаю, где именно читала эту заметку: в доме Первого на Шетлендах. – Может быть, они пошли дальше и пытались лечить рак. Или опробовали оружие, и оно взорвалось.
– Это всего лишь догадки и предположения, – качает головой Алекс.
– Не важно почему, но как они могли сделать такое со всеми? – спрашивает Елена.
Ответить на этот вопрос некому: может быть, они не знали и даже не представляли, с чем имеют дело и что может случиться.
А может быть, знали и представляли.
И даже если никто из них понятия не имел о возможных последствиях исследований и экспериментов, разве это может служить оправданием? Они должны были все предвидеть. Нельзя вручить оружие ребенку и потом жаловаться, что ты, мол, не знал, как он с ним поступит.
– Минутку, – говорит Спайк. – Откуда у властей эти фотографии? Разве ко времени начала расследования все здесь уже не было разрушено?
– Зависит от того, кто вел расследование, – отвечаю я. – Во все происходившее на Шетлендах армия была вовлечена с самого начала, не так ли, доктор?
Остальные смотрят на меня с изумлением и любопытством.
– Да, так. Но не вся армия, а только определенная ее часть. Остальные не знали, с чем столкнулись – по крайней мере, официально. Есть такой особый полк..
– Особого назначения.
– Верно, Полк особого назначения. ПОН. Этот полк существует совершенно независимо от остальных вооруженных сил, которые лишь недавно начали раскрывать роль ПОНа на Шетлендах. Я сам узнал о нем относительно недавно, когда работал на базе ВВС. – Теперь и Алекс тоже смотрит на меня. – А ты откуда о них знаешь?
– Они пытались убить меня. – Я рассказываю о событиях в Киллине, о лейтенанте, пытавшемся использовать Кая как наживку, чтобы заманить меня. Рассказываю и вижу, что для Алекса это все – новости.
– Военное командование, армейское или какое-то другое, дать санкцию на такие действия не могло, – говорит Алекс. – Они лишь пытались выследить выживших и отправить их на базу ВВС для наблюдения и изучения. О том, что выжившие могут быть переносчиками инфекции, тогда никто и не думал. Для меня очевидно, что ПОН действовал в одиночку даже после того, как факт эпидемии был установлен и подтвержден. Интересно.
– Подождите-ка. Я не вполне понимаю, что такое ПОН. О каком особом назначении может идти речь? И вообще, с какой целью создавалась такая часть? – спрашивает Елена.
– Насколько я понимаю, целью было предложение альтернативных способов борьбы с террористической угрозой, – говорит Алекс. – В том числе развитие видов оружия, решение о применении которого не могло пройти по обычным каналам.
– Говоря об оружии, вы имеете в виду в том числе и эпидемическое заболевание? – спрашивает Спайк.
– Следствие по этому вопросу еще идет, но, похоже, дело обстоит именно так. За экспериментами на Шетлендах действительно стоял ПОН.
– И они занимались этим без ведома правительства? – с сомнением спрашиваю я.
– Правительство знало об их существовании, но весь смысл создания ПОНа как раз и заключался в том, что он действовал независимо и бесконтрольно.
Я фыркаю.
– В новостях об этом не говорили.
– Скорее всего, нет.
– И все-таки не понимаю. Если теперь известно, чем они занимались, разве офицеры ПОНа не должны быть арестованы? Дальше. Почему они пытались убить меня и где они сейчас? Что они задумали и к чему готовятся?
– Что ты имеешь в виду? – спрашивает Алекс.
– Эти люди, они по-прежнему на свободе? Они охотятся на меня? На нас? Некоторые из тех, кто атаковал недавно базу ВВС, носили костюмы биологической защиты армейского образца и были вооружены серьезным оружием. Откуда оно у них? И, что гораздо важнее, как они нашли нас?
Секунду-другую Алекс молчит, мысленно возвращаясь в тот день, потом кивает:
– Похоже, костюмы биозащиты у них действительно армейского образца. И ты права, раздобыть такие без санкции правительства затруднительно. Я посмотрю, можно ли что-то узнать.
– Думаешь, это ПОН обеспечил «Стражей» всем необходимым и поставил перед ними задачу: напасть на нас? – поворачивается ко мне Спайк.
– Я не знаю, что думать. Может быть. Если «Стражи» действительно поддерживаются ПОНом, то ведь они могут теперь найти нас здесь? Если им известно, что Алекс с нами, то проверка его дома представляется совершенно логическим шагом.
– Даже если это так, я не представляю, как «Стражи» могли проникнуть вглубь карантинных зон, – говорит Алекс. – Преследовать нас здесь полная бессмыслица. Но, возможно, с ПОНом дело обстоит иначе, и они пытаются уничтожить выживших, чтобы покончить с ими же созданной угрозой? Я постараюсь навести справки и узнать о них побольше.
Догадаться, о чем он думает, невозможно: на его лице отстраненно-задумчивое выражение.
Что на самом деле ему известно? Многое ли он знает?
Я закрываю свои мысли. На Шетленды мы с Каем отправились из-за Келли, дочери Алекса. Его второй дочери. Она была одной из подопытных в подземной лаборатории, и именно там ее инфицировали. Как и все мы, Келли выжила. Ее сожгли, и она стала такой, какая есть: невидимой и немой для всех, кроме меня.
Я обвожу взглядом Елену, Беатрис, Спайка. Все собранны, все внимательно смотрят на Алекса, хотят понять и во всем разобраться.
Не допускаю ли я ошибку, умалчивая о Келли, не рассказывая им о ней? И особенно держа ее историю в тайне от Алекса?
Между тем он начинает объяснять то, что ему известно о причинах эпидемии, и рассказывает об ускорителе частиц на Шетлендах. Его взгляд переходит с одного из нас на другого, останавливается на мне, и я вижу в его глазах проблеск узнавания, как будто он знает что-то такое, чего не знаю я.
Когда он спросит, должна ли я сказать?
Может быть. Но пока пусть о Келли не знает никто, кроме тех, кто уже знает.
Потом Алекс предлагает нам еще раз просмотреть всю собранную им информацию об эпидемии и ее распространении, сосредоточившись на том, что более всего интересно каждому, постараться по-новому, креативно, взглянуть на оставшиеся вопросы и тайны и подвести итоги. А потом мы снова соберемся вместе, поделимся открытиями и обсудим итоги.
Что я сама больше всего хотела бы знать?
Как влияет на людей антиматерия? Почему люди заболевают? Что с ними происходит? Может быть, если я буду знать ответы на эти вопросы, то смогу понять, что в нас происходит по-разному? Я читаю и читаю все, что попадается под руку, и все, что есть по этой теме у Алекса, – в интернете и библиотеке.
В конце концов я прихожу к двум выводам.
В том, что люди умирают, есть свой смысл.
В том, что мы выжили, смысла нет. Никакого.
Снова и снова меня влечет самое-самое большое и самое-самое маленькое. Уверена, ответ где-то там, за пределами обычного восприятия.
В конце концов, мы ненормальные.
