Текст книги "Колония лжи"
Автор книги: Тери Терри
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
10
КЕЛЛИ
Иголки зачаровывают меня, и я наблюдаю за их работой, как загипнотизированная.
Быстрее всего парень с длинными волосами разделывается с Бобби. Говорит, что с теми, кто лишился чувств, заканчивать надо, пока они не пришли в себя. Кто бы подумал, что повидавший всякого Бобби отключится из-за каких-то крохотных иголочек.
Татуировка готова, Бобби вроде бы открывает глаза, и Кай помогает ему подняться. Мужчина растерянно оглядывается, потом вспоминает, где находится, и его зрачки расширяются от паники.
– Нет-нет, мне нельзя делать тату, правда, – бормочет он. – У меня фобия… я боюсь иголок.
– Поздно, – говорит Кай. – Татуировка у тебя уже есть.
Глаза у Бобби начинают закатываться, но Кай помогает ему выйти из комнаты на улицу, и бедняга понемногу успокаивается.
Нас направляют через дорогу к регистрационному пункту, где дежурный записывает наши фамилии и возраст.
– Теперь нам можно ехать в Глазго? – нетерпеливо спрашивает Кай.
– Вы можете покинуть карантинную зону и поехать в Глазго при условии, что вам есть где остановиться – у друзей или родственников, – и мы можем это проверить. В противном случае нам придется искать для вас спонсора или работу.
– Сколько времени это занимает? – спрашивает Бобби.
– Для физически здоровых взрослых есть работы на один-два дня.
– А как насчет Эдрианы и Джейкоба?
Он заглядывает в бумаги.
– Поскольку они значатся как несовершеннолетние без сопровождающего, мы найдем для них подходящие приемные семьи. Сейчас с этим напряженка. Мы стараемся расширить наши возможности, но дело в том, что семьи неохотно открывают двери перед детьми с иммунитетом, даже зная, что никакой опасности они не представляют. На всякий случай.
– Напряженка? И сколько же времени могут занять поиски приемного дома?
– Несколько недель или даже месяцев. – Дежурный пожимает плечами. – Трудно сказать.
– А с нами они не могут поехать?
– Нет, если вы не кровный родственник или законно назначенный опекун.
– А до тех пор?
Он указывает на палаточный городок, который мы видели с дороги.
– Пока их разместят там.
Нас ведут к городку. За проволочным забором лица, в основном детские. Несколько пожилых людей – для них работы, наверное, не нашлось, – женщина на костылях. Мужчина в инвалидной коляске. Дальше, на глинистом поле, ряды палаток.
– Сколько у вас несовершеннолетних без сопровождения? – спрашивает Бобби.
– По последним данным, около трех сотен.
Ворота открываются и с металлическим лязгом закрываются за Каем, Бобби, Эдрианой и Джейкобом. В поселке нами занимается усталого вида женщина.
– Джон и Бобби, вас определят на временную работу. Разместитесь – сейчас гляну – в палатке номер пятьдесят два. – Она указывает на одну из палаток, растянувшихся вдоль проволочного забора у нее за спиной. – Эдриана может остаться в палатке номер тридцать восемь – там несколько девочек, – а Джейкоб пойдет в шестьдесят первую, к мальчикам.
– А нам нельзя остаться вместе? – спрашивает Бобби.
– Нет. Семейных палаток не осталось, да и вы ведь не родственники, так? – Она вручает каждому из нас по спальному мешку, бутылке воды и завернутому в бумагу сэндвичу. – Обед вы пропустили. Завтрак будет в восемь.
Сначала мы находим тридцать восьмую палатку – для Эдрианы. На сыром полу лежат, от стены до стены, грязные спальники. Девочки смотрят на нас молча, угрюмо. В палатке сильная вонь – от отхожих мест, выкопанных в овраге за палаткой и накрытых тучами мух.
– Нет, так не пойдет, – бормочет Бобби. – Наплевать, что они скажут, вы останетесь с нами. Давайте найдем палатку номер пятьдесят два.
Под навесом получаем все необходимое.
Уходим подальше от уборных, но не мы одни такие умные. Чем дальше, тем больше грязи под ногами, тем теснее стоят палатки. Наконец находим свободный клочок, на котором можно разместиться.
Кай и Бобби пытаются поставить палатку, но она слишком маленькая. Бобби заглядывает внутрь.
– Мне приходилось иметь дело с таким, когда электричества не было, а дети хотели спать с нами. Потеснимся.
Они начинают раскладывать спальные мешки, но я уже сыта этим местом по горло.
Перелетаю через забор, огораживающий грязь и палатки, и лечу к ограждениям, той линии, которая отделяет карантинную зону от всего остального мира.
На первый взгляд впечатление такое, что забор тянется в обе стороны до бесконечности. Интересно, насколько все-таки далеко.
Лечу над той частью, которая уходит влево. Лечу быстро, еще быстрее, так, что внизу все сливается в серое пятно.
Забор действительно тянется далеко – до самого моря. Одинаковый он не везде: в некоторых местах это простая сетка, но там стоят солдаты. Над оградой расположены через равные промежутки предупреждающие знаки. Буквы большие и четкие.
ВЫХОДИТЬ ЗА ПРЕДЕЛЫ КАРАНТИННОЙ ЗОНЫ ЗАПРЕЩЕНО.
ПРОТИВ НАРУШИТЕЛЕЙ ПРИМЕНЯЕТСЯ ОРУЖИЕ
Если только вы не обладаете иммунитетом.
Или если вы не я.
11
КАЙ
Ярко светят звезды, но там, где мы сейчас, в первую очередь замечаешь окружающий тебя высокий забор из проволочной сетки и только потом такое далекое и глубокое небо.
– Уснули наконец-то, – говорит Бобби, выскальзывая из палатки и опускаясь на землю рядом со мной.
События последних дней отпечатались на его лице, как, наверное, и на моем. До сих пор не могу поверить, что все это происходит здесь, в Шотландии, в Соединенном Королевстве. Эти палатки с детьми в грязных спальниках на голой земле. Эти дети, за которыми никто не присмотрит, о которых никто не заботится должным образом и которые уйдут отсюда, только если убедят кого-то с той стороны забора вмешаться и принять их к себе.
– Поговорим? – вполголоса спрашиваю я, и Бобби кивает.
– Они все время спрашивают, где их папа. Что с ним случилось? Почему?
– Как думаешь, то, что рассказала та женщина – о мужчине, которого связали и бросили в костер, – может быть правдой?
Ответа на этот вопрос нет ни у кого из нас, а у меня из головы не выходит еще один, тот, который я даже не могу произнести вслух: если власти сжигают выживших, не создают ли они тем самым таких, как Келли? Она ведь тоже была выжившей, пока ее не вылечили огнем. Возможно, сестра знает, появились ли другие такие же, но спросить ее я не могу.
– И то сканирование, которое он не прошел. Что они искали?
– Я тоже об этом думаю. Сначала предположил, Что цель сканирования – проверить и подтвердить наличие у нас иммунитета. Но если так, то зачем тогда запирать нас на целые сутки, чтобы убедиться, что мы не инфицированы? Должно быть, сканирование проводится для обнаружения выживших. Это единственный подходящий ответ.
– Похоже, и другие так же думали. Но Эдриана и Джейкоб говорили, что их отец не болел, а значит, и выжившим быть не мог. Тогда вопрос, почему он не прошел сканирование? Уверен, они говорят правду.
– Может быть, они не знали, а он смог скрыть это от них?
– Как можно сканированием идентифицировать выживших?
– Может быть, – шепчу я, – власти уже определили причину эпидемии, но скрывают это от всех. На Шетлендах нам удалось узнать, что причиной заболевания была антиматерия. Помнишь, я тебе рассказывал? Может быть, в выживших есть что-то от этой антиматерии, и потому они заразны. Если так, то, возможно, сканирование позволяет находить след антиматерии или чего-то другого, столь же необычного.
– Может быть, – соглашается Бобби. – Но в новостном выпуске, который мы смотрели в изоляторе, сказали, что причина эпидемии до сих пор не установлена.
– А если они лгут? Только почему?
В палатке хнычет во сне Эдриана. Бобби заглядывает внутрь, гладит ее по волосам, и девочка успокаивается. В его взгляде боль; дети – напоминание о том, чего он лишился.
А ее отец? Что с ним сделали?
Неужели действительно бросили в костер и сожгли заживо?
Как Келли.
Есть кое-что, о чем я стараюсь не думать, от чего пытаюсь отвлечься, но к чему постоянно возвращаюсь. При мысли об этом внутри все содрогается, и только напряжением сил мне удается скрыть тревогу и озабоченность. Если Шэй вывезли за пределы карантинной зоны – где с выжившими поступают так, как здесь рассказывают, – то что они сделали с ней?
Пусть это и выглядит безнадежным делом, я должен попытаться найти ее. Келли обещала помочь, но какая от нее польза? Даже если сестра отыщет Шэй, сказать об этом мне она не сможет, если только рядом не окажется умирающий, который выступит посредником.
Есть еще Бобби, но хотя он и сидит сейчас рядом со мной, те дети в палатке ближе и дороже ему, чем кто-либо еще.
– Мне нужно как можно скорее выбраться из зоны, – говорю я. – Рассказать людям о причине эпидемии и найти Шэй. Но ты ведь со мной не пойдешь, да?
Похоже, ему даже стало легче оттого, что я первым заговорил об этом.
– Нет, приятель. Мне нужно остаться. Ты иди, спасай мир, а с меня хватит и двух этих детей.
– Ладно. Я понимаю. – Я и в самом деле понимаю его, хотя предпочел бы пойти вместе с ним.
– У тебя получится, – говорит Бобби, словно в ответ на мои невысказанные мысли. – То, что вы сделали с той девушкой… Вас теперь ничто не остановит, верно?
– Да.
– Но прежде… – Он показывает на планшет. – Завтра я похожу здесь, поснимаю. А потом ты возьмешь планшет с собой и покажешь людям, что тут творится. Может быть, это как-то поможет.
12
КЕЛЛИ
После завтрака, когда Кай и Бобби получили по порции самой омерзительной в мировой истории водянистой овсянки, их имена зачитывают в списке тех, кому надлежит явиться с вещами к воротам.
Они идут туда вместе, но в последний момент Бобби останавливается, сгибается в три погибели и хватается за грудь.
– Ох, что-то прижало, – жалуется он сопровождающей их женщине.
– Очень жаль. Тогда вам идти нельзя. Я запишу вас на прием к врачу, но придется подождать. Список длинный.
Она вручает Каю какие-то бумаги и карточку.
– Покажете это охранникам у ворот и садитесь в автобус, который идет в город. На карточке адрес хостела, где вам предоставят комнату. Автобус сделает там остановку. Завтра день на обустройство, а потом, на следующее утро, обратитесь в рабочую команду номер тринадцать.
Пора прощаться.
Кай кивает Бобби, протягивает руку, но мужчина вдруг делает шаг навстречу и неловко обнимает его.
– Надеюсь, ты ее найдешь. Будь осторожен.
– Спасибо. И ты тоже.
– На всякий случай. – Бобби вкладывает в ладонь Каю свернутые в трубочку деньги, а когда мой брат пытается возразить, добавляет: – Не спорь. Просто возьми. У меня есть еще. И банковские карточки, если они действительны. А у тебя, Джон, ничего.
Кай кладет деньги в рюкзак, вешает его на плечо и с бумагами в руке идет к блокпосту.
Охранник проверяет документы, кивает и по рации предупреждает солдат у ворот. Кай направляется к ним, минует ворота и выходит из карантинной зоны.
Все часовые на периметре зоны в костюмах биозащиты. У тех, кто, как мой брат, идет через ворота, никакой защиты нет. У них иммунитет. Они не опасны.
Но как только мы удалимся от границы зоны, ситуация изменится. Там, с той стороны, иммунитетом обладают далеко не все, и никто не носит защитный костюм, потому что оно туда пока еще не проникло. Пока… Но скоро все будет по-другому. Никакие заборы, никакие солдаты не смогут остановить меня.
13
КАЙ
Автобус стоит там, где и было сказано. Вообще-то это микроавтобус, и он уже наполовину полон. Нахожу свободное место, сажусь, и мы ждем, ждем, ждем под солнцем, пока через ворота не проходит еще несколько человек. Наконец салон заполняется, автобус выезжает на дорогу и катит в город.
В Глазго я уже бывал, так что как только мы отъезжаем от лагеря, пейзаж за окном приобретает привычный, заурядный вид.
Попетляв по незнакомым улицам, мы направляемся на окраину города. Несколько раз автобус останавливается, и наконец, на очередной остановке, водитель объявляет название моего отеля.
Дверь открывается.
Я выхожу и оказываюсь перед трехэтажной бетонной коробкой с забитыми мусором урнами у входа.
В вестибюле что-то вроде офиса открытой планировки. За столом сидит женщина. Дальше, у нее за спиной, гостиная зона с длинными диванами, явно знававшими лучшие дни.
– Привет. – Она, как и положено, дружелюбно улыбается. – Нужна комната?
Улыбаюсь в ответ; приятно, когда хоть кто-то рад тебя видеть.
– Похоже, что да. – Я подаю ей свои бумаги.
Она просматривает документы.
– Все в порядке, Джон. Твоя комната на втором этаже, номер пять. Четвертая кровать. Вот тебе полотенце и одеяло. Здесь же и постельное белье. Вся необходимая информация на листовке. – Женщина поворачивается, открывает шкаф и достает пакет. Потом снова заглядывает в бумаги. – Куда тебя направляют? О… – Она сочувственно кивает. – Команда тринадцать. Это на ограждения.
– То есть?
– Тяжелая работа. Бригада занимается установкой ограждений на границе карантинной зоны. Но явиться туда ты должен только послезавтра.
Итак, один свободный день, а потом на работу. Вообще-то у меня другие планы на будущее, и этот хостел – только начальная точка.
Я поднимаюсь наверх. Во всех комнатах по шесть кроватей. Нахожу свою и пробегаю глазами информационный листок. Время приема пищи, код к вайфаю, номер телефона, которым нам разрешено пользоваться.
Что дальше?
В хостеле пустынно и тихо, должно быть, все на работе. Надо бы воспользоваться планшетом Бобби и выйти в интернет, но после нескольких дней в заключении мне не хочется оставаться в четырех стенах.
Спускаюсь по лестнице, машинально потирая руку. Благодаря свежей татуировке пропуск мне теперь не нужен. Знак иммунитета останется со мной навсегда, если только я не потеряю руку.
Иду по улице, заворачиваю в ближайшее кафе и, расплачиваясь деньгами Бобби, беру кофе и сэндвичи.
В первую очередь просматриваю новостные сайты. Границы карантинных зон те же, и эксперты выказывают осторожный оптимизм: возможно, эпидемию удастся сдержать благодаря принятию новых мер. Интересно, представляют ли они, что происходит по ту сторону разделительной линии?
Скоро узнают.
Насчет причины эпидемии не сообщается ничего. Вообще ничего. Работа идет, исследования продолжаются, есть надежда… Всевозможные бессодержательные обещания, давать которые всегда готовы политики.
Где-то внутри меня медленно растекается страх: а что, если они действительно ничего не знают? Что, если Шэй так и не добралась до людей по-настоящему важных и никому ничего не рассказала? Что, если она так и осталась на Шетлендах, на той самой базе ВВС? Что, если ее схватили, застрелили и сожгли на костре? Все возможные картины вертятся в голове, ее крики звенят у меня в ушах, поднимающийся дым вызывает тошноту.
И что потом? Стала ли она такой, как Келли, неслышимой и невидимой, может быть, навсегда?
Собрав всю силу воли, я отталкиваю эту мысль. Так это или не так, неизвестно, и до тех пор, пока я не узнаю… НЕТ.
В любом случае правительство должно что-то знать, если не все, то, по крайней мере, что-то. Доказательство тому – сканирование. Зачем сканировать выживших, если не представляешь, с чем имеешь дело? Значит, что-то о причине эпидемии им известно, но они держат это в тайне.
Если секретность – способ укрытия информации, то как они обходятся с теми, кто докопался до правды?
Знание, которым обладаем мы с Шэй, может быть опасным. Правда должна выйти наружу, но, выпуская ее, следует соблюдать осторожность. Когда информация станет достоянием многих, что смогут предпринять власти? Распространение правды и есть наилучший способ обеспечить безопасность Шэй.
Следующая на очереди – Иона. Захожу на ее вебсайт, «Встряску», используя пароли из записки Шэй. Уже вечер, и я надеюсь, что она на месте.
Начинаю новый пост в черновике, чтобы его не было видно онлайн-пользователям.
«Глазго прекрасен в это время года».
Она тут же отвечает.
Иона: Ты в порядке?
Кай: Да. Долго рассказывать, это для другого раза. Сейчас я в Глазго. Что у тебя?
Иона: Пока что тихо. Чувствую себя оторванной от цивилизации, чертовски скучно. Электричества здесь нет, но у нас генераторы. Слава богу, приемник работает, а то я бы точно рехнулась.
Кай: У меня есть для тебя кое-что.
Я рассказываю ей об условиях в центре временного содержания у границы карантинной зоны.
Иона: Серьезно? И сотни детей действительно остаются там на неопределенный срок?
Кай: Да. Подожди, прикреплю фото.
Я загружаю и отправляю фотографии.
Иона: Разошлю их всем, кому только смогу.
Кай: Спасибо. Дальше. Искал сейчас в интернете, но так и не нашел ничего насчет причины эпидемии. Какие-то новости есть? Тебе что-то известно?
Иона: Выжившие считаются носителями. Больше ничего. Я пыталась разузнать больше и рассказать людям, но сеть очень сильно пострадала – у кого-то отключено электричество, кто-то… Нет, не хочу даже думать об этом.
Кай: Есть предположения насчет Шэй? Куда ее могли увезти?
Иона: Проверяю базы ВВС и места, где они могут быть, но пока ничего определенного. Ходят слухи о некоем секретном центре, где изучают выживших, но отследить его местонахождение не получается – постоянно упираюсь в стену. Еще говорят, что есть какой-то тест, с помощью которого обнаруживают выживших.
Кай: Частью проверки выходящих из карантинной зоны было сканирование. Похоже, так они определяли выживших. Твои слова – еще одно подтверждение, что мы не ошиблись. Один мужчина не прошел сканирование, и его увели.
Иона: Интересно.
Кай: Особенно для него и двух его детей.
Иона: Извини. Вот еще новости…
Кай: Да?
Иона: Как ты и просил, я связывалась с твоей матерью. Открыла почтовый ящик, который невозможно отследить. Представляться не стала, но то, о чем ты просил, передала: насчет причины и что нам требуется помощь.
Кай: И?..
Иона: Она, должно быть, приняла меня за сумасшедшую. Не поверила. По крайней мере, мне кажется, что не поверила.
Кай: Возможно, она под наблюдением, и ей приходится осторожничать.
Иона: Не исключено, но я так не думаю. В конце концов, она же не знает, кто я такая. С какой стати ей верить случайному человеку?
Кай: Я ей позвоню.
Иона: Если она действительно под наблюдением, звонить опасно. Будь осторожен.
Внизу в хостеле стоит телефон. Наверху параллельный. Еще внизу есть комната с телевизором, бильярдный стол, офис и столовая. Сейчас там полно народу; люди вернулись с обязательных работ.
Наверху тише, спокойнее и есть вероятность, что тебя не подслушают. В небольшой, с диванами, общей зоне снуют постояльцы. Иона просила быть осторожным, и она права. Если власти разыскивают меня в связи с выдвинутым против Шэй обвинением в убийстве, логично предположить, что они наблюдают и за мамой и, возможно, прослушивают ее телефон. Трудно поверить, что они пойдут на такие крайности, но на случай, если звонок все же отследят, лучше, чтобы меня не видели возле телефона, Я терпеливо жду и, когда комната пустеет, снимаю трубку и набираю номер.
Гудки, гудки, гудки… потом, перед самым включением автоответчика, щелчок и запыхавшийся голос:
– Алло?
Голос, который я узнаю везде.
– Привет, мам, это я.
– Ты в порядке, слава богу! Где ты?
– Лучше не говорить. Послушай, ты ведь знаешь, что Шэй выжившая. Она сдалась властям на базе ВВС на Шетлендах. Куда ее могли забрать?
– Сдалась? – повторяет она удивленно. – Нет, не слышала.
– Но ты же изучаешь выживших? Знаешь, что они носители?
– Нет. То есть да, считается, что они носители, но этому нет научного подтверждения, это мнение основывается на отдельных наблюдениях.
– То есть фактических доказательств нет?
– Строго говоря, нет. Вызывающий заболевание агент до сих пор не идентифицирован.
– Слушай, я не могу говорить долго. На Шетлендах есть подземная лаборатория. Исследования проводятся с помощью какого-то ускорителя частиц, и то, что они там производили, вышло из-под контроля. Возможно, они занимались разработкой секретного оружия под прикрытием создания лекарства от рака или даже пытались лечить рак. Так или иначе, использовавшийся агент вышел за пределы лаборатории, он убивает людей и…
– Кай, я уже слышала эту теорию. Такие предположения – полнейшая чепуха, и даже если бы что-то подобное имело место быть, скрыть это было бы невозможно. Я не верю. Над проблемой работают лучшие умы, так что оставь это им.
– Они ошибаются. И ты ошибаешься. Подумай сама, черт возьми!
– Даже если Шэй забрали куда-то, какой смысл выяснять, куда именно? Вы не можете быть вместе, потому что она носитель. Возвращайся домой.
Короткая пауза. Есть то, о чем мы оба не говорим.
– Постараюсь связаться с тобой, как только смогу, – обещаю я.
– Пожалуйста, возвращайся домой. Я найду хорошего адвоката, мы все уладим. Они хотят, чтобы я продолжала эту работу, а значит, и о тебе позаботятся.
Чешется рука.
– Тебе сделали татуировку?
– Да, – отвечает она после едва заметной заминки.
Мамины умелые руки; вот и ее заклеймили.
С лестницы доносятся шаги. Я быстро кладу трубку и прыгаю с планшетом в кресло. Парень с девушкой. Они кивают мне, проходят мимо и скрываются в соседней комнате.
Не думаю, что они засекли меня около телефона, а если и засекли, то никак не отреагировали. Пронесло.
Итак. Мама не верит тому, что рассказали ей мы с Ионой. Значит, информация о причине эпидемии по правительственным каналам не прошла. Это плохо. Обманывать мама бы не стала; она могла бы уклониться от ответа, но не пошла бы на явную ложь. Следовательно, в неведении держат не только население вообще, но и тех, кто пытается бороться с эпидемией, ученых и врачей. Но разве могут они добиться успеха, если им не предоставляют всю информацию? Или они все, как мама, не желают видеть очевидное и игнорируют неудобные факты? А ведь она не поверила даже мне.
Звонок внизу оповещает об обеде, но я поел в кафе и еще не успел проголодаться. Поднимаюсь еще на один лестничный пролет и на площадке вижу дверь, которая ведет на балкон. Сажусь под звездами на металлический стул, нахожу записанный ранее код и проверяю, работает ли здесь вай-фай. Работает.
Если даже Иона не смогла выяснить, куда забирают выживших, то у меня шансов просто нет, ведь так? Но попробовать стоит.
Я открываю поисковик, пишу базы ВВС и перехожу на официальный правительственный веб-сайт. Передо мной длиннющий список. Базы буквально повсюду. Но, конечно, секретных здесь не будет, верно? Разве что они спрятаны внутри чего-то другого.
Следующий поиск – секретные базы ВВС. Прокручиваю страницу за страницей параноидального бреда каких-то чудаков. Это здесь любит охотиться Иона. Если у нее не получилось, то у меня и подавно ничего не выйдет.
И, наконец, еще одна попытка – то, что я приберег напоследок. То, чего и сам боюсь: выжившие после абердинского гриппа.
Ничего такого, что я хотел бы увидеть.
Снова правительственный веб-сайт, где можно доложить о любом человеке, в котором вы подозреваете выжившего. Вам скажут не приближаться к ним, потому что они опасны.
Шэй опасна? Ее глаза, то, как они… не знаю… зажигаются, когда ей что-то интересно. То, как она смеется… этот глубокий грудной смех, такой сексуальный, хотя она и не догадывается. Такая милая, изящная и одновременно такая сильная; такая мягкая и такая неистовая; Разве может она быть опасной?
И все же я знаю, что она сделала. С тем солдатом, который собирался застрелить ее. Она сделала С ним что-то – мысленно, – и он упал, как будто у него остановилось сердце. Значит, она все же опасна, опасна, по крайней мере, для того, кто попытается ее убить.
Но они имеют в виду другое. Они считают, что выжившие разносят болезнь, ведь так? Или, может быть, это еще не все. Может быть, она способна и на что-то еще, чего они боятся.
Я вздыхаю. В одном мама права: даже если я найду Шэй, что дальше? Ее нельзя выпускать. Люди будут умирать.
Но все равно я должен ее найти.
Я должен знать, что она жива и здорова, – ни о чем другом я не могу и думать, ничего другого я просто не перенесу. Путь даже она перехитрила меня, и пусть во мне открылся неисчерпаемый колодец боли и злости из-за того, как она сделала это – усыпила меня. И теперь я думаю и думаю о ее поцелуях, ее губах на моей коже, ее пальцах в моих волосах, и кровь во мне вскипает…
Стоп. Сосредоточься.
Я пробираюсь по ссылкам, выскакивающим на каждом шаге поиска. Вот веб-сайт с указанием мест, где видели выживших; вот другой – с перечислением тех, кто в бегах. Вот еще один, организованный группой, называющей себя «Стражами» и ждущей наводок. Такое впечатление, что каждый может назвать любого выжившим, и тот, на кого указали, становится ненавидимым, и на него открывается охота. Вот сообщение – внутри у меня все сжимается – на новостном веб-сайте: подозреваемого загнали в сарай, сарай заперли и подожгли.
Какая истерия. И этот обвинительный тон… Тон, от которого становится не по себе. Как будто те, кто пережил ужасную болезнь, нарочно заражают других.
Как будто они – зло. Демоны. Или ведьмы.
Я заставляю себя продолжать, идти дальше, открывать новые и новые ссылки, несмотря на поднимающуюся внутри тошноту, – а вдруг подвернется что-то, что-нибудь, что может быть ключом, ответом на вопрос: куда забрали Шэй.
На середине страницы ссылка на стрим-видео. Канал называется «Это все ложь».
Стоит ли? Я кликаю по ссылке.
Картинка плохая, дрожащая и мутная. Ко мне тянется рука.
– Выслушайте меня. – В голосе сталь и отчаяние, никак не вяжущиеся с говорящим – блондинкой с почти белыми волосами и бледной кожей. С виду – скандинавка, может быть, датчанка, они все такие роскошные, пышущие здоровьем, но акцент у нее лондонский. – Выжившие не переносчики. Я заболела в северной Англии, но не умерла. Я провела в Лондоне несколько недель, и рядом со мной было множество людей. Такого просто не может быть, чтобы у всех был иммунитет. Но никто из них не заболел. Ни один человек. Это все ложь. Не верьте.
