Текст книги "Эффект пустоты (СИ)"

Автор книги: Тери Терри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

28

ШЭЙ

КИЛЛИН, ШОТЛАНДИЯ

До начала отсчета 5 часов

Выхожу из душа в гостиную с копной мокрых кудрей и неожиданно робею. Медлю у двери. Кай сидит на тахте рядом с Рэмси и выглядит потерянным и одиноким. Слабо и неуверенно улыбается мне.

Он колеблется, потом протягивает руку. Иду по комнате, чувствуя себя неловкой под его взглядом, сажусь рядом, близко – может, слишком близко? Начинаю слегка отодвигаться, но тут его рука находит мою. Когда его теплые пальцы сжимают мою ладонь, во мне просыпается какое-то новое чувство, оно еще теплее.

– Ты в порядке? – спрашивает он. Ловит глазами мой взгляд.

– Да, – бормочу я, и он поднимает одну бровь, словно видит меня насквозь. – Почти, – добавляю я. Не говорю ему, что теперь, когда я здесь и сижу рядом с ним, а он держит мою руку, странная нервозность, только что испытанная мной, прошла и я в полном порядке. Более чем.

– Хочу попросить прощения, – говорит Кай.

– За что?

Он качает головой, словно не может подобрать слова. Я жду, ничего не говорю.

– За то, что потерял контроль над собой, – отвечает он наконец. – За свою вспыльчивость и… – Он пожимает плечами и не заканчивает предложение.

– Когда я увидела, как ты бьешь этого лузера, то поняла, что и одного удара достаточно.

– Знаю. Когда я здесь и спокоен, знаю. – Кай хмурится. – Но каким-то образом, внутренне, спутал тебя с моей сестрой; то, что случилось с ней, и сегодняшний день.

– Ты знаешь, я не ребенок. Могу о себе позаботиться.

– Конечно, можешь. – Он ухмыляется, и в глазах его мелькают веселые огоньки. – Я видел, как ты наступила ему на ногу этим своим сапогом. Готов спорить, когда у него пройдет испуг, он обнаружит, что не может ходить.

– И ты еще хотел ему добавить?

– Извини и за то, что было позже.

Я озадачена, но потом до меня доходит.

– Ты хочешь сказать, за слезы? За проявление человечности?

– Вот именно. За слишком сильное проявление человечности. Я должен справляться с этим. – Взгляд его снова становится твердым.

– Быть человечным – значит обладать чувствами. Их нельзя закупорить в бутылку – она взорвется. Дункан теперь это знает.

– Так его зовут? – спрашивает он, и я киваю. – Как думаешь, теперь он оставит тебя в покое? Ты сообщишь мне, если он причинит тебе неприятности?

– Он трус; после того, что ты с ним сделал, он ко мне и близко не подойдет. – Надеюсь. Но если он побоится лично приставать ко мне, то, уверена, вполне способен найти другие приемы, которые превратят для меня школу в кошмар. Встряхиваю головой. – Давай не будем больше о нем говорить.

– А о чем ты хочешь поговорить?

Я некоторое время не отвечаю, но каким-то образом знаю, что есть один человек, о котором ему нужно поговорить гораздо больше, чем о ком-либо другом, даже если ему и не хочется.

– Пожалуйста, Кай, расскажи мне о своей сестре.

29

КЕЛЛИ

ШЕТЛЕНДСКИЙ ИНСТИТУТ, ШОТЛАНДИЯ

До начала отсчета 4 часа

Из коридора доносятся громкие хлопки – выстрелы?

Слышен вскрик – не похоже, что кричит больной. Он кажется удивленным и сразу обрывается.

Снова выстрелы.

Иду на звук. Он ведет назад, к кафетерию. Двери открыты настежь; на полу лежит охранник, из защитного костюма торчит нож. Костюм изорван, вокруг лезвия расплывается кровавое пятно.

Но еще больше на полу людей из кафетерия – неподвижных, залитых кровью.

Внутри помещения два охранника с автоматами, наведенными на немногих оставшихся живых. Где же остальные?

Оборачиваюсь на звук бегущих ног. Опять стреляют. Кричат. Еще кто-то падает на пол, потом еще. Обгоняю бегущих охранников – они преследуют с полдюжины людей, которые заворачивают за угол и почти сталкиваются с другой группой охранников. Торопливо разворачиваются, но теперь они зажаты между двумя отрядами охраны. Поднимают руки над головами в знак того, что сдаются, но снова выстрелы, и снова крики. Несчастные падают один за другим.

Почему они убивают друг друга?

Меня тошнит, и кажется, что будет только хуже, если не вырвет, но теперь это невозможно.

Зачем убивать друг друга, если вокруг уже столько мертвых?

Я должна вырваться отсюда. Должна.

Лечу прочь от умирающих и истекающих кровью, прочесываю все коридоры, в которых уже побывала, в поисках выхода на волю.

Но куда бы я ни направлялась, повсюду упираюсь в тупики.

Что, если все здесь умрут и я навсегда останусь с покойниками и привидениями?

Нужно найти выход наружу.

30

ШЭЙ

КИЛЛИН, ШОТЛАНДИЯ

До начала отсчета 3 часа

Кай медлит, и я боюсь, что он откажется. Но потом начинает. Поначалу запинаясь, а затем все живей и живей он рассказывает, как родилась Келиста – раньше срока, какой она была крошечной, словно куколка. Что ее первым словом стало собственное имя. Как она сводила его с ума, повсюду топая за ним, когда научилась ходить. Как любила читать и ненавидела спорт, но требовала, чтобы мама брала ее на футбольные матчи команды Кая, хотя и сидела там с книжкой на коленях.

И как он ее любил.

Начав, Кай уже не может остановиться.

И все это время, пока говорит, он держится за мою руку, как за спасательный круг.

31

КЕЛЛИ

ШЕТЛЕНДСКИЙ ИНСТИТУТ, ШОТЛАНДИЯ

До начала отсчета 2 часа

БА-БАХ!

Громкий взрыв, словно миллионы громов ударяют сразу. Сама земля содрогается так, словно ей это место нравится не больше, чем мне.

В сравнении с этим грохотом крики людей кажутся слабыми.

Взрыв словно подталкивает мои мысли, и я наконец понимаю. То место, куда бежали эти люди, пока их расстреливали. Там находились охранники. Что они охраняли? Те люди хотели вырваться. Они бежали туда потому, что там выход наружу!

Возвращаться туда не хочется. Не хочется видеть кровь и тела.

Но у меня нет выбора.

32

ШЭЙ

КИЛЛИН, ШОТЛАНДИЯ

До начала отсчета 1 час

Вскоре Кай замолкает, но это не то замкнутое молчание нынешнего утра, когда он не мог говорить вообще ни о чем. На этот раз Кай выговорился, высказал все, что должен был.

Тикают часы, на дворе ветерок шевелит листву. Кай отпускает мою ладонь, но я не успеваю ощутить утраты – рука его ложится мне на плечи.

Опускаю голову ему на плечо, потом придвигаюсь немного ближе и кладу ее ему на грудь, и не чувствую ни смущения, ни неудобства, и мысли нет, что может или должно случиться дальше – мне так спокойно здесь, сейчас, словно голова моя и должна лежать у него на груди.

Глаза закрываются, прошедшая бессонная ночь дает себя знать, как бы сильно мне ни хотелось задержаться в этом мгновении.

Его сердце стучит – тук-тук, тук-тук – у меня под ухом, и я согреваюсь, засыпаю, плыву между сном и явью, а его рука нежно поглаживает мои волосы.

33

КЕЛЛИ

ШЕТЛЕНДСКИЙ ИНСТИТУТ, ШОТЛАНДИЯ

До начала отсчета 40 минут

Тела еще там, но их оттащили к одной из стен. Свалили в кучу. Охранников нет.

Все сбежали?

Если да, то заперли за собою дверь. Она закрыта, плотно закрыта. Осматриваю поверхность – ни щелочки, ни отверстия.

Коридор заполняется дымом. Слышен топот ног. Он приближается.

Еще люди из кафетерия? Они пытаются открыть дверь, но не могут. Она заперта.

– Нам нужно ее взорвать, – говорит один из них. Они кашляют от дыма.

– Может, у кого-то из охранников остался автомат, – предполагает другой, и несколько человек бросаются туда, откуда они пришли, чтобы осмотреть тела.

Добровольцы возвращаются. У одного в руках автомат, и он в неистовстве палит в дверь. Потом целится точнее и стреляет снова и снова, пока, наконец, запорный механизм не разлетается на части.

– Пробуйте! – кричит он.

Другой мужчина толкает дверь. Она поддается, и все проскакивают в проем. Обгоняю их, но коридор вскоре разветвляется, и я не знаю, в какую сторону двигаться. Приходится дожидаться остальных и следовать за ними.

Некоторые падают на ходу.

Несколько человек продолжают идти, кашляя и спотыкаясь в густеющем дыму.

Они достигают последней двери.

Это лифт?

Сделав усилие, они раскрывают створки, но кабины нет.

34

ШЭЙ

КИЛЛИН, ШОТЛАНДИЯ

До начала отсчета 20 минут

– Привет, – говорит мама, и я сразу просыпаюсь.

Она стоит в двери, глаза широко открыты. Отчасти мне хочется вскочить и оказаться подальше от Кая, но другая моя часть сопротивляется этому.

Кай коротко сжимает мои плечи и убирает руки.

Он мог бы сказать, что сидел со мной и ждал, пока мама не вернется с работы, чтобы затем уехать домой. Ведь он действительно ждал, а я заснула, и он остался.

Мама ничего не говорит о том, что мы сидели так близко и что уже почти полночь.

Она выходит, когда мы прощаемся.

– Спасибо, что выслушала, Шэй, – говорит Кай. У него теплый взгляд, сейчас в нем больше… не знаю, покоя, что ли, чем раньше. Он наклоняется, кладет мне ладони на плечи, мои руки обвивают его талию. Мгновение мы стоим так, потом он отстраняется и озабоченно хмурится. – Ты позвонишь мне, если…

– Да, – перебиваю я его, не желая тратить эти мгновения на Дункана. – Уверен, что нормально доедешь? Уже так поздно.

Он касается моего подбородка.

– Мне это не помешает. – Улыбается. – Со мною все будет в порядке. Дай мне свой номер, я сообщу, когда доберусь. – Он достает свой телефон и вбивает мой номер.

Наклонившись, быстро целует меня в щеку. Прикосновение легкое, как касание пера. Губы у него мягкие, дыхание теплое, щека немного колючая – на ней тень от щетины. И мне хочется повернуть лицо, запустить пальцы в его волосы и поцеловать Кая, поцеловать по-настоящему. Голова идет кругом, кровь бешено струится по жилам, руки и ноги тяжелеют, и ими трудно пошевелить. Я замираю, и, хотя двигаться не могу, момент восхитителен.

А потом на меня обрушиваются все переживания прошедшего дня. На глаза наворачиваются слезы. Столько всего вместилось в такой короткий отрезок времени, что я чувствую себя старше той девушки, что проснулась вчерашним утром. Его пропавшая сестра; воспоминания, совместная прогулка и восстановление всего увиденного в тот день; обретенная Каем надежда на то, что полиция возобновит поиски. Дункан. То, как Кай бросился меня спасать. И как он не мог остановиться. Его слезы – и мои. Все, что он рассказал мне, держа за руку. Его рука, обнимающая меня, и бьющееся сердце, которое я слушала, засыпая.

И теперь он прощается со мной.

Но Кай не видит слезинки, скатившейся по моей щеке. Он отвернулся и надевает куртку и шлем, чтобы отправиться в путь. Быстро смахиваю ее.

35

КЕЛЛИ

ШЕТЛЕНДСКИЙ ИНСТИТУТ, ШОТЛАНДИЯ

До начала отсчета 5 минут

Гремит еще один взрыв, долгий, рокочущий.

Теперь он не под нами, а где-то вдалеке, но звуковые волны накатывают одна за другой. Даже громче, чем в первый раз.

Все, за кем я шла, падают на пол. Некоторые зовут на помощь, но кого? Другие рыдают. Остальные лежат тихо и не двигаются.

Лечу вверх по шахте лифта, бросив их внизу. Все выше, выше, и крики несчастных уже не доносятся до меня.

Шахта грохочет от серии взрывов, более слабых.

Когда наконец достигаю верха, вижу кабину, и она преграждает мне дорогу.

Нет! Выпустите меня!

Растекаюсь по дну кабины, по стенам шахты, исследую, ищу…

И нахожу. Щель в стене у дна кабины. Не знаю, была она здесь всегда или появилась от сотрясений, вызванных взрывами.

Но потом снизу раздается шипение. Кажется, сам воздух хватает меня и тащит назад, туда, откуда я пришла, вглубь. Напрасно я шарю руками по стенам – падаю, падаю, пока волна жара не подхватывает меня и не подбрасывает обратно вверх. Огненный шар; стена пламени.

Вся охваченная огнем, снова нахожу щель. Достаточно ли она большая? Становлюсь тоньше и начинаю протискиваться. Вокруг меня языки пламени. Металл коробится; щель становится уже. Втягиваюсь в нее все глубже и глубже. Появляется боль от жара, и она усиливается – боль, как при лечении, неистовая и палящая. Впервые ощущаю боль и вообще хоть что-то с тех пор, как меня лечили.

Я уже выжила в пламени один раз, но что будет теперь, когда я сделалась такой тоненькой? Мне нужно свернуться в шар и вырваться отсюда, быстро, или огонь уничтожит меня.

Мне уже все равно; это лучше, чем оказаться в ловушке под землей.

Но потом я внезапно оказываюсь на свободе. Прошла!

Я… в доме? Нет, в амбаре. Он выглядит, как обычный амбар – из камня и дерева, слегка покосившийся.

Лифт спрятан за тюками соломы; сейчас они пылают, выбрасывая вверх языки пламени.

В дальней от меня стене – открытая дверь.

Дверь… на волю?

Свежий воздух. В небе висит луна, хотя для ночи слишком светло.

Я бросаюсь к двери.

36

ШЭЙ

КИЛЛИН, ШОТЛАНДИЯ

До начала отсчета 2 минуты

В комнату возвращается мама. Она становится рядом, положив руку на мое плечо, будто знает, что сейчас мне это нужно. Мы смотрим в окно, как байк Кая исчезает за поворотом дороги. Увижусь ли я с ним снова?

Мне не холодно, но волоски на руках и шее встают дыбом, и я дрожу. Мир больше не кажется мне безопасным местом, каким я считала его всего день назад. По какой-то необъяснимой причине я тревожусь за Кая, за себя, за всех, кто мне дорог.

«Доброго пути, Кай, – шепчу я про себя. – Береги себя. И когда-нибудь возвращайся ко мне».

37

КЕЛЛИ

ШЕТЛЕНДСКИЙ ИНСТИТУТ, ШОТЛАНДИЯ

О минут

Пролетаю в дверь, на волю.

Позади горит амбар. Из-под земли доносится гул и рокот. Вдали небо светится красным.

Но мне все равно.

Меня охватывает безудержная радость, я бегу по траве прочь от амбара и пламени. Кувыркаюсь высоко в воздухе, в странной полутьме, больше похожей на ночь, чем на день.

Я СВОБОДНА!

ЧАСТЬ 2

ЯБЛОКО

Открытие редко бывает запланированным. Ошибка, подмеченная разумом, может открыть мультивселенную возможностей.

Ксандер, Манифест Мультиверсума

1

ШЭЙ

– Проснись, пожалуйста, проснись, Шарона.

Мамин голос звучит настойчиво, но после короткого сна в голове у меня тяжело и мутно. Я вздрагиваю, вспомнив, почему я так устала: долго не спала, дожидаясь, когда придет сообщение. И оно пришло. Кай написал: «Милая Шэй, я дома и в полном порядке. Будь осторожна. Кай». Я впитываю эти слова, читаю и перечитываю их, пока наконец не засыпаю.

– Шэй! – повторяет мама, и я открываю глаза. Еще темно. И разве сегодня не воскресенье?..

Сажусь, стряхивая с себя сон.

– Что такое? Что-нибудь произошло?

Мама стоит в дверях моей спальни, в той же одежде, в которой пришла вечером.

– Иди, посмотри новости. Что-то случилось на Шетлендах[5]5
  Шетленды (Шетландские острова) – архипелаг на северо-востоке Шотландии.


[Закрыть].– У нее такой встревоженный голос, что я вскакиваю, протираю глаза, надеваю халат и, пошатываясь, спускаюсь за ней к телевизору. На Шетлендах живет ее брат Дейви с женой и тремя детьми – моими кузенами.

Она протягивает руку, я устраиваюсь на тахте и прижимаюсь к ней.

Кадры на экране похожи на сцену из фильма-катастрофы. Разве такое может быть? Тем не менее это происходит.

Высоко в небо поднимается пламя. Кажется, что горит сама земля. Пылают здания, вся местность под ночным небом Шетлендских островов залита багровыми отсветами. Я трогаю маму за руку.

– Ты звонила?

– Пробовала. Телефонные линии отключены. Мобильник Дейви не отвечает.

– Что произошло?

Мама качает головой.

– Взорвался нефтяной терминал в Саллом-Во; начались пожары. Они не знают почему. Или не хотят говорить, – произносит она, и в ее голосе звучат слезы.

Весь остаток ночи мы смотрим обзор событий. Что это – террористический акт? Трагическая случайность? Репортеры высказывают предположения. Им известно, что произошел мощный взрыв и нефтехранилища на главном острове объяты пламенем. Нефть доставляется на Шетленды по морю или перекачивается по нефтепроводу с платформ в Северном море, там крупнейший терминал в Европе. Системы безопасности, предназначенные для обслуживания и перекрытия участков нефтепровода, не сработали. Буровые платформы тоже горят.

И непривычно теплая, сухая погода на островах в последние недели привела к тому, что все высохло, как трут[6]6
  Трут – воспламеняющийся от искр материал (фитиль, ветошь, березовая кора, сухая трава, деревянные стружки и прочее).


[Закрыть]. Даже трава горит. Масштаб бедствия таков, что за счет местных ресурсов островитянам не справиться. Остается одно – эвакуация.

Судам в зоне бедствия отправлен срочный сигнал с приказом спешить им на выручку. Идут часы, мы не отрываем глаз от экрана. Встает солнце, а мы все смотрим, надеясь увидеть наших родных, садящихся в лодку или поднимающихся в вертолет. Рыболовные суда и другие корабли всех размеров – даже круизные лайнеры – помогают в эвакуации, и наши глаза высматривают знакомые лица.

Мы их не находим.

2

КЕЛЛИ

Я недолго предаюсь безудержному веселью, радуясь освобождению из подземелья. Охранники говорили, что у Первого есть жилье на острове, что когда связь пропала, кого-то посылали проверить, дома ли он.

Успели они выполнить задание или их остановил огонь?

Кабина лифта наверху. Если их нет внутри, значит, успели.

Как мне их найти?

Несусь назад, к амбару, где спрятана лифтовая шахта. От амбара почти ничего не осталось. Взмываю высоко в воздух, чтобы лучше видеть. Все вокруг горит, дым мешает смотреть. Огонь распространяется на траву и кустарники, но по ту сторону залива, там, где небо озарено красными отсветами, – настоящая стена пламени. Теперь это не просто багровое зарево – гигантские клубы огня поднимаются высоко в небо. Пожар распространяется и усиливается. Может, это из-за того взрыва, что мы слышали?

«Сосредоточься на Первом».

К амбару нет дороги; здесь только поля да тропинки. Снижаюсь к горящей траве: следов шин не видно. Если они послали кого-то пешком, то Первый живет неподалеку.

Начинаю нарезать над амбаром концентрические круги. Деревьев нет, местность унылая, дальше от моря она переходит в скалистые холмы какого-то странного цвета – в полутьме они кажутся почти красными. На них трудно подняться, значит, они шли каким-то другим путем. Лечу к низине и наконец вижу: на земле что-то белеет.

Так и есть. В неловкой позе лежит мужчина. На нем белая куртка – такие кое-кто из них носил под защитными костюмами там, под землей. Останавливаюсь возле него. Здесь ничего не горит, по крайней мере пока. И дыма не так много, чтобы он из-за этого потерял сознание.

Он весь в поту. Губы шевелятся, он что-то мычит. Тело содрогается от конвульсий – раз, другой, третий.

Заразился этим. Долго не проживет.

И как я без него найду Первого?

Сокрушенно вздыхаю и усаживаюсь возле него на землю. Он снова мычит и приподнимает веки, потом широко раскрывает глаза и смотрит прямо на меня.

«Ты меня видишь?» — спрашиваю я.

– Кто ты? – шепчет он.

«Я привидение».

– Я умер?

«Нет. Но ты недалек от смерти. Может, поэтому и видишь меня».

Мужчина вздыхает.

– Я так и думал.

«Где Первый?»

– Не знаю, – отвечает он, и его веки смыкаются.

«Погоди, останься со мной. Где он живет? Я проверю, на месте ли он».

Хоть я и привидение, он, похоже, находит это разумным. Мямлит что-то насчет белого дома, со всех сторон окруженного водой. Кажется, ублюдок предвидел, что придет день, когда огонь станет проблемой, мычит мужчина. Когда я спрашиваю, он объясняет, что это не совсем остров; там возле развалин есть песчаная коса. Он кашляет. Его дом – на той стороне косы, высится над морем. Там один дом. В нем есть большой телескоп, добавляет он.

И потом умирает.

По тропинке, на которой остается его тело, иду в противоположную от амбара сторону. Небо становится светлее – начинает подниматься солнце. Оно не такое яркое, как языки пламени, взмывающие в небо, но все равно помогает мне лучше видеть дорогу. Тропинка несколько раз раздваивается, и мне приходится сначала идти по одной веточке, а потом возвращаться и проверять другую в поисках дома, окруженного водой.

Замечаю нечто похожее на отдельный маленький островок, но когда подхожу ближе, вижу, что он соединен с большим островом тонкой полоской песчаной суши. На той стороне косы какие-то разрушенные здания. Я нашла нужное место? Взмываю в воздух и лечу над косой. Вижу белый дом, отвернувшийся от пламени и глядящий в море. Здесь, на этом почти изолированном клочке суши, он защищен от любых пожаров.

Выглядит дорогим. Должно быть, у Первого много денег.

И одновременно дом кажется темным, пустым и холодным. Проникаю в дом через дымоход и проверяю в нем каждую комнату. Наверху две спальни; пустые кровати аккуратно заправлены. Внизу обширное помещение без перегородок, там большая модная кухня – в раковине нет посуды – плюшевые диваны, книжные полки и письменный стол. Оранжерея в задней части дома смотрит в море, в ней какой-то большой прибор под толстым покрывалом. Если это телескоп, значит, я в доме Первого.

Где он может быть, если не здесь и не под землей?

Письменный стол огромен; над ним – полки с книгами и папками, под ним – выдвижные ящики. Это мучает меня. Там может находиться ответ на вопрос, куда он подевался, но я не могу ни открыть ящики, ни взять папки с полок. Я беспомощна.

Вылетаю в дымоход, чтобы осмотреть весь остров.

Солнце уже встало. Быстро скольжу над косой назад, мимо сгоревшего амбара, мимо холмов из красного камня. Эта часть острова соединена с другими, в том числе и с тем участком за гладью воды, где огонь до сих пор поднимается стеной. Он охватывает огромное пространство; пока я туда смотрю, происходит еще один взрыв, и пламя взлетает выше. Если он там, то уже мертв.

Лечу вдоль берега. Большой остров раскинулся в разные стороны, вытянув в море участки суши, похожие на пальцы. Повсюду очаги пожаров – там, где раньше стояли дома; что бы там ни горело и ни взрывалось, складывается впечатление, что все возгорания как-то связаны между собой. От этих очагов огонь распространяется по траве и кустарникам; пожары расползаются, сталкиваясь друг с другом.

Как много уничтожено. Куда ни глянь, все либо горит, либо уже сгорело и дымится. Крупнейший поселок расположен у моря, и от зданий у края воды поднимаются в небо столбы пламени.

Люди собираются в нескольких местах подальше от городков и деревень, в бухточках, откуда их смогут забрать небольшие суда. Падаю вниз, оказываюсь среди них и иду по камням и песку к кромке моря. Волны касаются моих ступней, но они не холодные и не мокрые. Смотрю в морскую даль. Сине-зеленая гладь восхитительна, но я не чувствую запаха соли.

Если закрываю глаза, вообще ничего не чувствую. Ничто не подсказывает мне, где я нахожусь.

Хочется плакать и кричать, хочется сделать так, чтобы все это оказалось неправдой. Обхватываю себя руками, пытаюсь справиться с накатившей на меня, как море на камни, паникой. Как море, которое я так люблю, а теперь не чувствую его запаха.

Сажусь на камни и наблюдаю. Маленькие суденышки снуют туда-сюда, от больших кораблей к берегу и обратно. Люди ждут, когда их заберут, чтобы покинуть это место, – потрясенные, рыдающие, обожженные, раненые. Некоторые не двигаются, и их несут: они мертвы или умирают.

В воздухе кружат вертолеты, на некоторых камеры. Другие черпают воду из моря и выливают ее туда, где бушует пламя. Остальные забирают людей, получивших повреждения.

Я цепенею от всех этих бедствий, окружающих меня. Умираю, как моя телесная оболочка, которая стала пеплом в мешке в сгоревшей подземной лаборатории.

Это Первый виноват в том, чем я стала. Где он?

Поднимаюсь со своего камня и всюду, где шевелятся люди, ищу Первого. На самом деле я никогда не видела его лица – только тень за стеклом маски. Но я знаю, что он очень высокий, знаю, как он стоит, как ходит – словно человек, который все время на виду. Никогда не видела короля, но, по-моему, так должен ходить король. Помню его голос. Я смотрю и слушаю, но нигде не нахожу человека, похожего на него.

Он мог погибнуть в огне. А если не погиб, то его нет на острове, и я должна уехать отсюда.

К берегу причаливает лодка, в нее усаживаются люди. Кого-то несут, другие идут сами. Шагаю вместе с ними.

Плывем по волнам в нашей лодочке к кораблю, который кажется гигантским. Это шикарное круизное судно, на каких путешествуют богатые люди. Нас начинает сносить в сторону, но мне некогда ждать. Взлетаю вверх, парю над штукой, похожей на трап, и проникаю в дверь.

Иду на звуки голосов по коридору, поднимаюсь по лестницам и попадаю в большое внутреннее помещение, проходящее через несколько палуб судна. Оно похоже на передвижной госпиталь в Диснейленде. Здесь под люстрами и стеклянными лестницами кричат люди, получившие ожоги.

Оказывается, тут всего один доктор и несколько медсестер. Они глядят расширенными от ужаса глазами и, похоже, предпочли бы прыгнуть в море, чем оставаться на борту.

К одной из медсестер подходит мужчина. Он бледен, по лбу градом катится пот. Обмякнув, он валится на палубу.