Текст книги "Эффект пустоты (СИ)"

Автор книги: Тери Терри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

29

ШЭЙ

В лучах солнца танцуют разноцветные огни. Звучит музыка листвы, шелестящей на ветерке. Сердце мое отбивает ритм. Под пологом леса копошатся насекомые, в воздухе слышны трели птиц и хлопанье крыльев.

Я умираю.

И знаю об этом.

Меня это больше не пугает. Если мама не боялась, то и я не боюсь. Она ведь ждет меня, правда?

Где-то недалеко слышен – или мне кажется, что слышен – голос. Меня зовет Кай, он выкрикивает мое имя.

Неужели я была настолько глупой шестнадцатилетней девчонкой, что вообразила, будто люблю его?

Нет. Возможно, это было только начало, зарождающееся чувство. То, как он смотрел, и как я отвечала на его взгляд. Как он старался не заплакать. И как не мог справиться с гневом. Все то хорошее и плохое, уживающееся в нем, что нуждалось, я верю, во мне – не меньше, чем я нуждалась в нем. Все это было лишь началом, которое могло перерасти во что-то большее. И, может быть, переросло бы, но теперь я умираю.

Голос снова зовет меня по имени. А потом слышен другой: голос девочки.

Теперь она рядом со мной. Я вижу силуэт, заполненный тьмой. При взгляде на нее у меня отдыхают глаза.

«Шэй, ты должна бороться, – сердито требует она. – Не сдавайся. Он не может потерять и тебя тоже».

– Кто ты? – шепчу я.

Она замирает. Смотрит на меня. «Ты меня слышишь?»

– Да. И вижу. – Прохладная тьма; тень в потоке солнечного света. – Кто ты?

«Я – Келли, сестра Кая».

– Он тебя искал.

«А теперь он ищет тебя. Но ты должна ему помочь. Он не может тебя найти; тебе надо позвать его. Произнести его имя».

Я смутно слышу «Шэй», повторяемое снова и снова.

– Не могу. Слишком занята. Умираю.

«Позови его по имени».

Она настаивает, и я пробую. С Келли я разговаривала еле слышно, шепотом. Голос у меня слабый, охрипший от бездействия. Во рту пересохло.

«Позови его!»

– Кай, – выдавливаю я. Снова шепотом, так что сама едва слышу.

«Громче».

– Кай! – получается чуть громче. И еще раз: – Кай! – Теперь голос немного окреп.

«Продолжай. Кричи! Вспомни о боли и выкрикни ее всю».

– Кай! – На этот раз я вкладываю в крик все силы.

– Шэй? Это ты? Где ты?

Он мне ответил. Это действительно он?

«И еще раз. Кричи еще!»

– Кай! – Должно быть, это сон, жестокий сон. Не мог же он на самом деле отправиться на мои поиски.

Но я снова и снова повторяю его имя:

– Кай! Кай!

– Шэй! – Он уже ближе.

– Кай!

И, наконец, он здесь.

Склоняется надо мной, кладет руку на лоб, гладит мои волосы.

– Шэй!

Он плачет, и я тоже.

30

КЕЛЛИ

Веки у Шэй трепещут и опускаются. Она умирает?

Кай легко касается ее горла, проверяет пульс. Наклоняется ниже, чтобы почувствовать щекой ее дыхание. Сейчас она без сознания или спит. Означает ли это, что Шэй выживет? Другие, если видели меня, то потом очень быстро умирали. Они не засыпали.

Шэй находится в странном убежище, накрытом тентом, и она здесь не одна. Сбоку от нее лежит тело: это женщина. Может, это мать Шэй? Кай мягким движением откидывает волосы с ее лица. Открытые глаза залиты кровью, но на лице нет маски ужаса, как у других.

Кай поднимает тело на руки и выносит.

Я остаюсь с Шэй, смотрю, как она дышит, считаю вдохи; почему-то знаю, что чем больше она сделает вдохов, тем больше шансов, что выживет.

И, в отличие от Кая, размышляю о том, почему мне хочется, чтобы она осталась в живых. В тот день в Эдинбурге она меня так раздражала, словно Кай взвалил на себя лишний груз, который только мешает.

Но она услышала меня; она смогла меня увидеть. «Живи, Шэй; борись за жизнь».

Возможно, ты нужна и мне тоже.

31

ШЭЙ

Когда я просыпаюсь, Кай рядом. Это был не сон.

Умоляю его уйти.

– Пожалуйста, уходи. Ты заразишься и умрешь. Как я.

Но он не хочет. Говорит какую-то ерунду про иммунитет, которым обладает он и его мать тоже. Про то, что пришел найти меня.

Кай говорит, что я выживу. Что некоторые люди заболевают этим и не умирают. И я одна из них.

Я слышу и другой голос – темной фигуры. Она говорит, что ее зовут Келли и она сестра Кая. Моя единокровная сестра?

Но нет; должно быть, это ангел смерти. Она пришла, чтобы забрать меня.

Чтобы я воссоединилась с мамой.

Мамы больше нет. Я знаю об этом, хотя Кай никак не может заставить себя сказать мне об этом. Ее тело не лежит рядом; должно быть, он убрал его, пока я спала. Но я чувствую боль в мыслях Кая. И она попрощалась со мной, разве нет? Она заразилась от меня, и ее больше нет.

Ангел смерти шепчет, что я прошла через самое страшное; что внутри меня добро и зло обрели новое равновесие. Что теперь мне нужно только принять решение остаться, и я останусь. Но как я могу – без мамы? И что, если я заражу Кая?

– Ты должен оставить меня, – убеждаю я Кая. – Пока еще не поздно.

– Нет. Никогда.

Я плачу. Он меня обнимает, и у него внутри что-то меняется. Там присутствует некое осознание, отражающее мое собственное.

Он целует меня – так осторожно, что его губы едва касаются моей кожи.

– Не покидай меня, Шэй. Останься со мной.

И я бросаю якорь в это его внутреннее чувство. Оно еще новое и хрупкое, но достаточно сильное, чтобы я захотела жить.

32

КЕЛЛИ

– Кай, где моя мама? – Глаза Шэй устремлены на Кая; он отводит взгляд, скрывая отчаяние. Он должен сказать ей, но боится; боится, что она, такая слабая, погибнет, как цветок, застигнутый заморозком. Кожа у нее бледная, почти прозрачная, лицо похудело, на нем лежат голубые отсветы ее синих глаз.

– Шэй, не знаю, как тебе сказать. – Он беспомощно разводит руками.

– Значит, это правда. Она умерла? – шепчет Шэй. Ее взгляд становится туманным, в глазах сверкают слезы. – Я надеялась, что это лишь сон, самый страшный сон из тех, что я видела. Оказывается, нет.

Кай удрученно кивает.

Слезы катятся по щекам Шэй.

– Она заразилась от меня и умерла. Где я могла это подхватить?

– Не знаю, – отвечает Кай. – Но не в Киллине и не в окрестностях; здесь все пока чисто. Возможно, во время нашей поездки в Эдинбург – там произошла вспышка. – Когда эта мысль доходит до Кая, он ужасается. – Прости. Ты поехала туда из-за меня.

– Не извиняйся. Мы не знаем, откуда это взялось, – говорит Шэй. – Но расскажи мне, что я пропустила. И не надо приукрашивать, просто расскажи.

И Кай сбивчиво рассказывает ей про Ньюкасл и другие места. Он не вдается в жуткие подробности, просто излагает факты, как это сделал бы репортер – о Ньюкасле, армейской базе. О городе.

Кажется, глаза у Шэй становятся еще больше по мере того, как она слушает рассказ Кая.

– Значит, оно убивает девяносто пять процентов людей. Пять процентов, как вы, обладают иммунитетом. Есть несколько неподтвержденных сообщений о выживших, таких, как Фред. Но он повесился.

– И есть ты.

– Может, я еще умираю. Возможно, у меня это протекает медленнее.

– Нет, люди умирают гораздо быстрее; я это видел, я знаю. Я бы позвонил своей маме и рассказал о тебе – что ты выжила. И что со мной все в порядке, но у меня телефон разрядился.

Шэй шарит вокруг себя, находит телефон под подушкой и протягивает Каю. Он набирает номер.

– Мама? Да, это я. У меня все нормально. Я нашел Шэй, и это еще не все… Алло, алло! – Он качает головой, смотрит на телефон. – Батарея разряжена.

– По крайней мере, она теперь знает, что ты в порядке. Как ты меня здесь отыскал?

– Вспомнил, как ты звонила мне с телефона своей подруги, Ионы. Позвонил ей спросить – может, она знает, где ты. Иона сказала, что не знает, но у нее установлено приложение поиска твоего телефона; она все время подсказывала мне, куда ехать.

– И привела тебя сюда, в лес?

Нет, не прямо сюда. Я оказался в самой чаще, а потом мой телефон отключился. Думал, она завела меня не туда. И тогда просто стал выкрикивать твое имя.

– Я слышала тебя. Думала, это сон.

– Но ты откликнулась. – Взгляд Шэй обегает укрытие, ищет меня. Я лежала на полу, но сейчас сижу.

«Я помогла тебе», – говорю я. Но Шэй не отвечает, она отводит от меня глаза.

«Шэй, я Келли, сестра Кая». Она снова смотрит прямо на меня, потом едва заметно покачивает головой из стороны в сторону.

«Пожалуйста, Шэй! Скажи Каю, что я здесь!» На этот раз я пронзительно кричу, и она вздрагивает.

– Шэй… Есть одно дело. Которое мы должны сделать. – Кай обнимает ее одной рукой. Он колеблется, словно собирается еще что-то сказать, но не знает как.

– Где сейчас моя мама? – тихо спрашивает Шэй. Она излучает такую боль, что я отшатываюсь от нее. – Где ее тело?

33

ШЭЙ

Кай разводит в лесу костер, потом я прошу его собрать полевые цветы. Я знаю, что маме это понравилось бы.

У меня подгибаются ноги; Каю приходится поддерживать меня, когда я покрываю ее тело цветами – крошечными желтыми, розовыми и белыми соцветиями. В мамины волосы я вплетаю ее любимые колокольчики.

Держу ее ладони в своих руках и прощаюсь. Руки у нее холодные, окоченевшие, но это все еще ее руки. Руки и ладони, сердце и душа, всегда любившие меня, несмотря ни на что.

Закрываю глаза и тянусь к ней – часть меня словно вливается в нее. Не знаю, что я делаю и как, но ее последние мысли похожи на волны, которые я способна уловить, и они направлены от нее ко мне. Они отнюдь не исполнены страха за себя; они все обо мне. Я позволяю Каю отвести себя в сторону, а сама окунаюсь в ее любовь, как ее тело – в огонь.

Келли, как она себя называет, молча стоит поодаль, с краю. Думаю, она тоже плачет.

34

КЕЛЛИ

Теперь, когда я уверена, что Шэй выживет, меня снова одолевают сомнения: хочу ли я, чтобы она была рядом. Она может слышать и видеть меня, я знаю, что может – это ясно по ее поведению, когда я к ней обращаюсь.

Но она отказывается общаться. Делает вид, что меня здесь нет.

Я наконец-то нашла того, кто меня слышит, а он изо всех сил меня игнорирует. Это сводит с ума!

И в отличие от всех остальных, с кем я сталкивалась после «лечения», она не закрыта для меня. С другими людьми, например с Каем, мне приходится догадываться по лицам и высказываниям, что они думают или чувствуют. Из Шэй эмоции просто льются: как тающий сахар, когда Кай целует ее; как жгучая кислотная боль, когда она думает о своей умершей матери. Когда они положили тело ее матери на костер, приготовленный Каем, боль Шэй достигла такой силы, что мне померещилось, будто мы прощаемся с моей собственной матерью – она терзала меня изнутри с такой силой, что казалась невыносимой.

И она может читать мои мысли. Она реагирует и на то, что я говорю вслух, и на то, что думаю.

Должно быть, она сейчас такая, какой была я, когда пережила болезнь. Пока они не вылечили меня огнем. Изменившаяся, другая.

Мне нужно заставить ее увидеть, что с ней произошло. Может, тогда она поймет, что умеет разговаривать со мной.

35

ШЭЙ

«Ты стала другой, – говорит Келли. – У тебя изменились глаза».

Я не обращаю на нее внимания – по крайней мере, стараюсь. Это трудно, потому что я вижу ее так ясно, как тянущиеся к свету деревья вокруг меня, как пульсирующую под ногами землю.

«Сходи к озеру. Сходи и посмотри на свое отражение», – говорит она.

Некоторое время я сопротивляюсь. Ее не су-ществует, или я окончательно сошла с ума. Если не стану ей отвечать, она исчезнет, как плод моего воображения, каковым она и является. Остаточная галлюцинация после лихорадки – вероятно, вызванная тем сном, в котором мама говорила, что Келиста моя единокровная сестра. Еще одно безумное видение, рожденное воспаленным мозгом.

– После болезни я выгляжу по-другому? – спрашиваю у Кая.

Кончиками пальцев он гладит мою щеку, и я дрожу, почти вибрирую от его теплого прикосновения к коже.

– Дай посмотреть. Ты немножко похудела. Попробуй есть побольше.

– Тогда ты должен стать лучшим поваром. Что насчет моих глаз?

Он внимательно смотрит. Чувство смущения и удивления отражается на его лице и в мыслях, потом исчезает.

– Восхитительно синие, как всегда, – говорит он и целует меня – осторожно, мягко, словно я могу рассыпаться от неловкого движения. Или от избытка удовольствия.

Я нетвердо стою на ногах. Самостоятельно могу выпрямиться только на секунду. Но говорю Каю, что мне нужно ополоснуться – действительно, нужно – и что я хочу побыть одна. Он провожает меня к берегу озера и уходит по моей просьбе.

Ноги дрожат. Сажусь у самой воды. В ней отражаются деревья – совершенная копия живой древесины и трепещущей зелени. Листья шевелятся от легкого бриза или от движения волн?

За деревьями беспокойно расхаживает Кай.

«У меня все прекрасно» у – мысленно уверяю его и отсылаю подальше от берега.

Ты другая» у – произносит Келли, и я вздрагиваю. Она передо мной. «Разве ты могла раньше вести внутренний разговор с людьми, да еще так., чтобы они об этом не догадывались?»

Хмурюсь и не отвечаю. Я действительно сейчас это сделала?

«Послушай, – настойчиво говорит она. Посмотри в свои глаза».

Я склоняюсь над водой.

Подобно деревьям, я раздваиваюсь – одна наклоняется, сидя на берегу, другая – девушка в воде.

Ну и вид. Мои волосы – образец абсолютного хаоса на голове. По крайней мере, благодаря своей курчавости они хотя бы не выглядят слипшимися.

Но кожа на лице чистая. Щеки удивительно розовые, будто я и не болела.

«И?..» — спрашивает Келли.

Мои глаза? Я всматриваюсь снова и снова. Они совершенно нормальные. Взгляд мой скользит с девушки в воде к тому, что располагается ниже ее – к звукам и движениям рыб в озере, насекомых на его поверхности и на деревьях позади меня, к кряканью уток, плавающих возле дальнего берега, а потом…

Нет, они совсем не нормальные. Когда я слушаю, ощущаю окружающую меня жизнь и тянусь к ней, перед глазами появляется как бы облако. Нечто клубящееся и таинственное, похожее на то, что у меня делается в голове; я перестаю видеть то, что перед глазами, и вижу только то, к чему дотянулась, что находится за гранью.

Встряхиваю головой. Сумасшествие какое-то. Снимаю одежду и готовлю тело к холодной воде. Плещусь, потом усаживаюсь на камень под самой поверхностью и пытаюсь отмыться. Опускаю в воду голову, полощу волосы. Промерзаю до костей.

«Ты другая, – повторяет Келли. – Поэтому и можешь слышать меня!»

Изо всех сил стараюсь не обращать на нее внимания.

Трясусь от холода, но мысль о том, как же я замерзла, не помогает согреться. Тогда я воображаю себе горячие волны, льющиеся на меня с солнца; коже становится теплее и теплее, и внутри тоже поднимается волна…

Вспышка тепла изнутри достигает поверхности кожи.

Я так потрясена, что позволяю себе отойти от деревьев и выпрямиться. Пробую сделать шаг, ни за что не держась, но ноги еще слабы, и я едва не падаю.

– Шэй! У тебя все нормально? – Голос Кая доносится откуда-то сверху.

– Прекрасно, но я голая, – отвечаю я.

– Не искушай меня. Я держу глаза закрытыми; дай мне знать, когда оденешься, и я помогу тебе.

Мне бы так хотелось просто пойти к нему. Воображаю себе силу, наполняющую тело, руки, ноги… Воображаю, что могу ходить нормально.

Делаю шаг, и ноги чувствуют себя уверенно, я иду спокойно и естественно. Мне больше не холодно, но руки покрываются гусиной кожей.

«Видишь, насколько ты изменилась — говорит Келли. – Разве раньше ты умела силой мысли приводить себя в норму?»

Поворачиваюсь к ней и уже собираюсь ответить, но лишь качаю головой. Может, просто пора почувствовать себя лучше; это безумие – думать, что мне удалось такое сделать.

Одеваюсь, потом тихо иду к Каю; как и говорил, он стоит с закрытыми глазами. Мои руки скользят вокруг его пояса. Он оборачивается, целует меня, и я в ответ впервые целую его по-настоящему. Встаю на цыпочки, чтобы дотянуться, обвиваю руками его шею, запускаю пальцы в волосы, притягиваю его к себе.

Он забывает, что я хрупкая, что он должен быть осторожен. Целует меня снова и снова.

36

КЕЛЛИ

Кай проверяет запасы воды и продуктов – все, что, по словам Шэй, взяла с собой ее мама, когда они бежали среди ночи.

– Продуктов у нас на день или два, – говорит он.

– Я хочу остаться здесь.

– Навсегда?

– Да, навсегда. Только мы вдвоем.

«Кошмар». Кай целует Шэй, и из нее снова льется сахарный сироп.

«Вы не одни, запомнила? Я все еще здесь!» Воображаю, что дергаю Шэй за волосы, и она отстраняется от Кая.

– Мы не проживем поцелуями, – объясняет Кай.

– Можно питаться рыбой! И собирать ягоды. Знаю, какие можно есть. Будем искать съедобные растения. Например, крапиву. Ты можешь сварить суп из крапивы. А еще есть овсюг и много разного, что годится в пищу.

– Звучит вкусно. Откуда ты столько знаешь?

По ее лицу пробегает тень.

– Мама очень любила походы, жизнь на природе. Я с детства привыкла к походной жизни; не так уж давно это было. – Она грустнеет, вспоминает о временах, когда не хотела идти в поход и вообще в любое место, где нет вайфая.

Кай обнимает ее, гладит по волосам.

Ладно, может, ты и искушена в этом, но я жажду пиццы. Ты здесь насобираешь на порцию?

С надеждой в глазах она оглядывает деревья.

– Наверное, нет.

– Значит?

– Еще один день. Давай проведем вместе еще один день. Пожалуйста.

– Хорошо. Значит, завтра.

37

ШЭЙ

Я понимаю, что мы не можем прятаться здесь вечно. Знаю, что у нас заканчиваются продукты, что батарейки в наших телефонах сели и что некоторые, как, например, Иона, должно быть, сходят с ума, не получая от нас вестей.

Но мне хочется остаться в лесу наедине с Каем.

У нас есть последняя ночь. И мы одни, если только Келли уйдет.

В тот чудесный момент, когда он целует меня, вся боль от утраты мамы, все страхи, связанные с возвращением в реальный мир, исчезают. Когда перестает целовать, все возвращается, я словно получаю удар кувалдой в живот. И что будет, когда мы вернемся в Киллин? Даже не хочется об этом думать.

Не хочется думать и чувствовать: я хочу только Кая.

Но в эту ночь, когда я обнимаю, целую и снова целую его, когда мне хочется быть близко к нему, а потом еще ближе, он сомневается. Он говорит, что хочет меня, но сейчас неподходящее время. Что мне надо набраться сил, выздороветь, снова стать цельной.

Боль возвращается, и он обнимает меня, пока я плачу.

Наше последнее утро. Мы обсуждаем, плыть к дому на лодке через озеро или ехать на байке Кая. В итоге побеждает байк. Кай говорит, что мы вернемся за лодкой, когда я окрепну и смогу грести, а он поедет назад вокруг озера. Потом мы идем к лесной дороге, где стоит его байк.

Мне страшно. В душе зияет провал от потери мамы; мне не хочется возвращаться без нее. Что с нами будет? Что о нас скажут, ведь мы сами сожгли ее тело в лесу? Я знаю, Кай говорил, что так надо делать, что у нее был абердинский грипп, и это предотвратит распространение болезни, но разве мы не нарушили целую сотню правил, сделав это самостоятельно? К тому же я – несовершеннолетняя. Возможно, меня заберут у Кая, заставят жить в каком-нибудь ужасном приюте или где-нибудь еще?

Мы находим байк Кая. Садимся, и он трогается в сторону Киллина.

Чем ближе мы подъезжаем, тем лучше я понимаю: все, о чем я беспокоилась, вполне может дополнить перечень свалившихся на меня несчастий.

ЧАСТЬ 3

УКУС

Ищите знаний, но будьте осторожны с фактами. Они подвержены капризам человеческого восприятия.

Ксандер. Манифест Мультиверсума

1

КЕЛЛИ

Мне не нравится ехать на байке Кая вместе с Шэй. Она в моем шлеме, сидит позади Кая, обнимает его обеими руками. Я перемещаюсь вперед и усаживаюсь на руль.

Сначала мы трясемся по ухабам разбитой дороги – возвращаемся тем путем, которым мы с Каем приехали, когда искали Шэй. Он говорит ей, что это, должно быть, лесовозная дорога и что по ней вела его Иона, подруга Шэй. Без моей помощи он ее никогда не нашел бы. Когда Кай произносит имя Ионы, я чувствую нестерпимое желание Шэй повидаться с ней. Она беспокоится об Ионе, а обо мне совсем не беспокоится. Мне больно от ТОГО, что единственный человек, способный видеть И слышать меня, хочет, чтобы я исчезла.

С лесной дороги попадаем на узкую аллею, уже больше похожую на шоссе, и едем через лес быстрее. Поднимаемся выше и видим озеро, раскинувшееся внизу.

Сворачиваем; Кай негромко ругается и сбрасывает скорость. Впереди на дороге какое-то движение – там два охранника. Блокпост.

– Это военные, – говорит Кай.

Шэй ахает, увидев, что на них надето: они с ног до головы упрятаны в костюмы биозащиты. Она их раньше не видела? Шэй крепче обнимает Кая.

Он останавливается, и мы слезаем с байка. Кай снимает шлем и легонько толкает Шэй, чтобы она последовала его примеру. Та вцепляется в его руку. К нам идет один из охранников.

– В эту сторону проезд закрыт, парень. Поселок на карантине.

– Все… все так плохо? – спрашивает Шэй.

– Очень плохо. Оно прошлось по всей деревне. – Шэй бледнеет. – Мне жаль, девочка, – говорит охранник. – Если хотите вернуться тем же путем, вам придется поспешить, или окажетесь в ловушке. Зона карантина расширяется.

– Давай вернемся, – предлагает Кай. – Поедем со мной в Ньюкасл.

«Да! Давайте поедем в Ньюкасл!»

Но Шэй качает головой.

– Не могу. Там мой дом; я должна увидеть, что происходит.

Кай спорит с ней; я тоже. Но она игнорирует меня. Упорная, но боится. Боится, что, если будет настаивать на своем, Кай уедет без нее, и она больше с ним не увидится. Он не может слышать ее мыслей и, кроме того, никогда этого не сделает.

– Я должна убедиться сама, – твердит Шэй.

– Это смертный приговор, – возражает охранник.

Шэй щурится, качает головой.

– Не для нас. У нас иммунитет.

– А пропуска у вас есть?

Шэй отрицательно качает головой; Кай достает свой пропуск. Охранник берет его, читает, записывает имя Кая, возвращает ему документ и поворачивается к Шэй.

– У меня нет пропуска, но есть иммунитет, как и у него. – Она делает легкое ударение на слове «иммунитет», и Кай приподнимает брови. Почему она не скажет, что выжила?

– Как тебя зовут и откуда ты?

– Шэй Макаллистер. Я живу неподалеку, на той стороне Киллина. Через озеро.

– То есть внутри карантинной зоны – Он записывает ее имя. – Твоего устного заявления о наличие иммунитета достаточно для входа в зону, но назад ты так не выйдешь. Придется предъявить пропуск.

Он открывает заграждение, и Кай толкает байк вперед. Шэй в нерешительности стоит на месте.

«Не делай этого! Что, если войти ты сможешь, а выйти – нет? Ты застрянешь в окружении больных и умирающих, пока все не умрут, как я».

Она дрожит и делает шаг вперед…