Текст книги "Эффект пустоты (СИ)"

Автор книги: Тери Терри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

12

ШЭЙ

КИЛЛИН, ШОТЛАНДИЯ

До начала отсчета 21 час

В моем разуме эхом отдаются детальные воспоминания, которые я наконец восстановила и заново пережила. Келиста. Лес. Автомобиль, мужчина… Здесь есть что-то важное. Он не был хорошим парнем. Я дрожу.

Шарю в темноте, пока не нахожу холодный корпус телефона. Жму на кнопку и, прищурившись, смотрю на яркий экран: три часа ночи.

Эта тишина меня достала. Встаю, двигаюсь медленно и осторожно. В таком безмолвии любой произведенный мною звук проревет, как мегафон.

Начинаю спускаться по ступенькам, чтобы приготовить попить чего-нибудь горячего, но потом вспоминаю про Кая; он спит на тахте там, внизу, недалеко от лестницы.

Один и в темноте.

Что, если он проснется и увидит, как я крадусь на кухню? Что, если его печаль слишком глубока, чтобы вынести ее в одиночку? Что, если сейчас, в темноте и тиши, он наконец захотел поговорить? Со мной. И что, если…

«Возьми себя в руки у Шэй». Я вздыхаю.

Возвращаюсь по лестнице наверх, чтобы просто выпить стакан воды. Когда открываю кран в ванной, он рычит и стреляет, я вздрагиваю.

Какой теперь стакан, хватит и одного глотка. И воду в туалете спускать не буду.

13

КЕЛЛИ

ШЕТЛЕНДСКИЙ ИНСТИТУТ, ШОТЛАНДИЯ

До начала отсчета 20 часов

Еще одна – последняя – дверь. Коридор заканчивается: мне нужно пройти за Шестой и остальными через нее или остаться здесь, в ловушке между дверями. Она уже почти захлопывается, когда я в панике решаю не оставаться в одиночестве и бросаюсь в проем.

Увидев, куда попала, пробую прорваться назад, но уже слишком поздно. Дверь закрыта.

Пытаюсь сомкнуть веки, но толку от этого никакого. Даже с закрытыми глазами мысленно вижу происходящее, и от этого еще хуже. Открываю глаза и обвожу взглядом комнату, которую видела по другую сторону.

Она просторная, квадратная, три стены с окнами. За толстыми стеклами – тесные каморки, больше похожие на камеры, чем на комнаты.

Внутри каждой камеры – испуганное человеческое лицо. Там люди всех возрастов – дети, подростки, пожилые. Все крепко привязаны к носилкам.

А по эту сторону стекла суетятся доктора и медсестры. Здесь мониторы, оборудование.

– Успокоительное в секцию один, – командует Шестая. Лица за одной из стен начинают успокаиваться. Они обмякают, расслабляются. Глаза закрываются. Но теперь кричу я. Прекратите! Отпустите их!

Когда в такой каморке лежала привязанной я, успокоительных не было, и я все время вопила – еще до того, как что-нибудь произойдет. Они знали, что я не переношу замкнутого пространства.

Сквозь стену под окном в камеры тянутся какие-то странные щупальца. Теперь каждой парой этих искусственных рук манипулирует в секции один доктор или медсестра.

Когда я была там, у них, даже когда я была пристегнута, при инъекции возникали проблемы. Я была так напутана.

Игла, непохожая ни на какие другие иглы.

Боль, не сравнимая ни с какой другой болью. До боли от лечения я готова была поклясться, что это была самая ужасная боль в мире.

Может, они начали применять успокоительное, чтобы не слышать криков?

Сжимаюсь в комок и стараюсь откатиться подальше от окон, от игл, от боли.

Но память не отпускает.

14

ШЭЙ

КИЛЛИН, ШОТЛАНДИЯ

До начала отсчета 19 часов

Тесная комната. Девочка с темными волосами. Плачет. Она одна.

Поднимает взгляд, синие глаза блестят от слез. Сердито смотрит на меня, губы ее кривятся.

– Ты могла мне помочь, но не помогла. Не захотела ввязываться.

– Нет, нет, неправда. Я…

– Правда, и ты это знаешь. Я умерла, и ты виновата в этом.

– Нет!

– Кай все узнает. Узнает. И возненавидит тебя, как я ненавижу.

К горлу подступают рыдания. Я кручусь, и сбитые простыни возвращают меня в реальность, в здесь и сейчас.

Я одна. В постели. В своей постели.

Все это мне приснилось. Это был кошмар. Неужели Келиста действительно мертва? И я виновата в этом?

Не может быть. Неправда.

Или может?

15

КЕЛЛИ

ШЕТЛЕНДСКИЙ ИНСТИТУТ, ШОТЛАНДИЯ

До начала отсчета 18 часов

Дверь наконец открывается: входит группа медсестер, некоторые собравшиеся здесь приветствуют их, прощаются с оставшимися и уходят. Я мчусь за ними.

Их человек двенадцать, они болтают и смеются, будто не причиняли только что жесточайшую боль и не обрекали дюжины несчастных на медленную мучительную смерть. Или, может быть, они просто стараются об этом забыть.

Ненавижу их.

Они идут по коридорам через усиленные двери и потом останавливаются перед одной из них. Двое заходят, и двери закрываются. Через несколько минут открываются снова, и заходит следующая пара. На этот раз я иду за ними.

Эти двое проходят ту, похожую на конвейер с автомойки, линию, где я уже была с ученым, потом снимают костюмы. Выглядят они обычно, словно не принимают участия в массовых убийствах.

Дверь в конце перехода, когда они приближаются к ней, остается закрытой.

– Подождите, пожалуйста, – произносит голос, эхом отражающийся от стен.

Медсестры обмениваются взглядами.

– Интересно, что на этот раз? – задает вопрос одна из них.

Вторая мрачнеет.

– Я знаю кое-кого из техников там, внизу. Он слышал, что кто-то упал в обморок в диспетчерской. Что, если на этот раз серьезное нарушение?

– Уверена, это что-нибудь заурядное, например, расстройство желудка или аппендицит. Сама знаешь, насколько они осторожны; оно не может вырваться наружу.

Кто-то упал? Может, она и ошибается. А может, всех этих комбинезонов и мер предосторожности недостаточно, и кто-то из персонала подхватил то, чем они заражают людей.

Надеюсь, что так.

– Нет, дело не в этом, – возражает вторая. – Техники заперли диспетчерскую на карантин, вот откуда он знает. Никто не может ни войти, ни выйти.

16

ШЭЙ

КИЛЛИН, ШОТЛАНДИЯ

До начала отсчета 17 часов

Меня достало все это: долгие часы без сна, и ни спуститься, ни унитаз смыть. Мне уже плевать, что там услышит Кай.

И все же перед тем, как спустить воду в туалете, я включаю душ. На всякий случай.

Еще только семь утра, а я на цыпочках спускаюсь по ступеням, чтобы прошмыгнуть мимо тахты на кухню, но Кая там нет. Вместо него под одеялом головой на подушке лежит Рэмси. Мило.

Заглядываю на кухню – никого.

Не уехал же он?

Нет, зачем ему уезжать?

Выглядываю в окно – байк на месте. А потом замечаю Кая на скамейке в дальнем конце нашего сада. Засовываю ноги в первую попавшуюся пару обуви и выхожу из дома.

Кай смотрит в другую сторону и не двигается. Золотистые пряди отражают свет утра. Увлекся видами? По большей части люди только охают и ахают от восторга. Отсюда просматривается открывающийся внизу за деревьями Лох-Тей – сверкающая синяя гладь, протянувшаяся в обе стороны на многие километры. А если посмотреть в противоположную сторону, там поднимаются Бен-Лоуренс и другие пики.

Иду к нему. Он оборачивается на звук и улыбается.

– Привет, – говорю я. – Рано поднялся?

– Плохо спал.

– Извини, это из-за тахты?

– Нет, вовсе нет. – Он пожимает плечами. – Просто не мог заснуть.

– Я тоже.

Сажусь рядом, и мы смотрим на озеро. В такое солнечное, такое тихое утро, как сегодня, его поверхность похожа на зеркало; мир сверху – деревья, холмы, горы – отражается до мельчайших деталей. Если бы у меня было достаточно острое зрение, то уверена, что смогла бы рассмотреть и наше отражение на водной глади.

Потом Кай качает головой.

– Понимаю, почему люди сюда приезжают, но меня это наводит только на мысли об утрате. – Он быстро встает и отворачивается от озера.

17

КЕЛЛИ

ШЕТЛЕНДСКИЙ ИНСТИТУТ, ШОТЛАНДИЯ

До начала отсчета 16 часов

Но вот дверь скользит в сторону, и обе медсестры проходят в квадратную комнату; я следую за ними по пятам. Техник в комбинезоне измеряет им температуру и спрашивает, как они себя чувствуют. Им говорят, что они должны сесть, подождать часок и снова измерить температуру.

Усевшись, они жалуются на то, что голодны и пропустят начало какого-то фильма, который надеялись посмотреть.

Наконец им снова измеряют температуру, и в другой стене открывается дверь.

По коридору они проходят в кафетерий; ужин в самом разгаре. Повсюду большие и малые столы; за ними группы по двое-трое, а то и целые компании болтают, смеются, едят, заканчивают трапезу или просто сидят. За одним из столов несколько человек с озабоченными лицами шепотом яростно о чем-то спорят – не могу расслышать о чем. Вообще это место не сильно отличается от маленькой школьной столовой в обеденное время, только блюда выглядят лучше, а стулья удобнее.

Раздается сильный грохот.

Женщина споткнулась, и поднос с едой полетел на пол.

Кто-то вскакивает помочь ей. Упавшая показалась знакомой. Ах да, это та самая женщина в белом халате, которая разговаривала с моим ученым в зале с мониторами и спрашивала, почему он задержался.

Если это была диспетчерская, думаю я, то медсестра сказала, что ее заперли на карантин. Должно быть, женщина ушла до того, как это случилось.

Выглядит она немного бледной.

18

ШЭЙ

КИЛЛИН, ШОТЛАНДИЯ

До начала отсчета 15 часов

– Ты раньше ездила на байке? – спрашивает Кай.

– Нет. Только на мопеде.

Кай открывает багажный контейнер позади сиденья и достает что-то красное. Шлем.

Протягивает мне.

– Проверь, подходит ли. – Надеваю шлем на голову, но немного криво. Кай обеими руками поправляет его. Потом убирает мне волосы.

– Удобно? – спрашивает он.

– Отлично. – Я несколько смущена. – Это ее? Я хотела сказать…

– Что это шлем Кел исты? Да. Красный был ее любимым цветом. Волосы у нее были темные, как у тебя. Только у нее…

– Длинные и прямые. Не это безобразие. У меня неправильная реплика гена курчавости волос. – Я вовремя останавливаюсь, чтобы не начать рассказывать ему про генные исследования, которые когда-нибудь позволят мне исправить прическу, не тратя долгие часы на возню с выпрямителем. Сейчас нам не до этого.

– Но тебе идет. – Кай наматывает на палец одну кудряшку, выбившуюся из-под шлема, потом, словно осознав, что делает, отдергивает руку так быстро, что прядь пружинкой отскакивает назад.

Кай заставляет меня заправить джинсы в самые тяжелые сапоги, какие велел найти, и показывает, как садиться на байк. И за что держаться.

А потом мы трогаемся.

Готова поспорить, что он едет медленнее, чем обычно, но от ощущения скорости и вида дороги, бегущей под колесами, в жилах стынет кровь. Мы очень быстро преодолеваем расстояние, которое я проезжаю за полчаса на велосипеде.

Ближе к главной улице Киллина он сбрасывает скорость; здесь расположены магазины, кафе, церкви и пабы – то, что может сойти за местную цивилизацию. Небо чистое и голубое; раннее утреннее солнце отражается и играет на поверхности реки, переваливающей через водопады Дохарта. Горы и деревья, расположенные выше, озарены мерцающим гало[4]4
  Гало – атмосферное оптическое явление, подобное по своей природе радуге и северному сиянию. Выглядит как светящееся кольцо, образованное вокруг яркого источника света, чаще всего Солнца, реже Луны, может появиться и вокруг уличного фонаря или машинных фар.


[Закрыть] из водяных брызг. Теплый весенний денек, но на горных пиках еще лежит снег.

Что ж, в такие дни здесь достаточно красиво. Но иногда мне хочется, чтобы тут было побольше людей и я могла бы среди них затеряться. Здесь все знают, кто ты – местный или турист. Или ни то ни другое, как я. Хотя мать у меня шотландка, сама я навсегда останусь здесь чужой.

Двигаемся мимо девочек из школы, выбравшихся из дома пораньше ради субботнего утра, и я чувствую их взгляды, пока Кай подруливает, чтобы припарковаться у обочины дороги. По крайней мере, появится новая тема для обсуждения в школьном автобусе в понедельник утром, и они станут не просто перемывать мне косточки, а шушукаться о моем высоком блондинистом и красивом спутнике.

– Ну как, нормально? – спрашивает Кай, пока я снимаю шлем.

– Мне понравилось! – Чувствую, что у меня горят глаза.

– В следующий раз возьму тебя в настоящую поездку, где можно будет развить скорость.

Сердце у меня замирает.

– Было бы замечательно! – отвечаю я.

И Кай отворачивается, чтобы положить шлемы в багажник под сиденьем. В его взгляде мелькает странное разочарованное выражение, словно он жалеет о своих словах. Он ведь просто старался быть вежливым, не так ли? На самом деле ничего такого не имел в виду. Стараюсь не обращать внимания на подобные мысли – у него сейчас слишком много забот.

– Итак. Где начинается эта тропинка? – спрашивает он.

– Идем. Я тебе покажу, – отвечаю я, и мы переходим дорогу, шагаем по мосту возле водопада. Как всегда, вслушиваюсь в музыку воды и не заговариваю, пока мы не оказываемся на той стороне и не проходим мимо паба вниз по переулку. – Как твоя сестра попала сюда? Где она остановилась?

– Она жила с нашей матерью, в загородном доме. Это один из тех, что стоят на южном берегу озера. – Он машет в сторону Лох-Тей, которого не видно сейчас за деревьями.

– Знаю это место. – Там полдюжины очень, очень дорогих загородных особняков, в которых редко кто-то появляется. И если по воде до них можно добраться довольно быстро, то по берегу, в обход озера, путь неблизкий. – Ей пришлось бы долго туда идти. Тропинок по пути встречается мало. Большую часть пути она должна была идти вдоль дороги. Если только не переправилась по воде.

– Когда мы сюда приезжали, сестре нравилось плавать по озеру, и она вопреки запретам частенько сбегала одна. Но наше каноэ так и осталось дома.

– Если допустить, что Келиста столько прошла, то маловероятно, что по пути ее никто нигде не заметил. Здесь все всех знают; кто местный, кто нет. Ее наверняка увидели бы.

– То же самое говорил и детектив. Поэтому он решил, что она, должно быть, заблудилась в лесу. Или ее похитили из дома.

– А твоя мама, она слышала или видела что-нибудь? – Кай молчит. – Извини, если задаю слишком много вопросов, – говорю я, останавливаюсь и показываю рукой на заросшую аллею. – Вот здесь мы выходим на велосипедный маршрут. А там дальше есть неприметная тропка, которая сворачивает и ведет наверх; туда мы и идем.

Продолжаем путь, и на ходу я поглядываю на Кая. У него замкнутое сосредоточенное выражение лица, будто он боится чем-то выдать себя.

– Прости, – говорит он наконец, нарушая молчание. – Вопросы задавать легко, только говорить об этом трудно. Нет, наша мать ничего не слышала. В то утро она встала поздно, и Келисты уже не было. Мама не встревожилась, решила, что она пошла на прогулку или отправилась на озеро. Время шло. Она проверила: каноэ оказалось на месте. Мама начала паниковать, позвонила в полицию. Там предположили, что девочка просто заблудилась на прогулке. Начались поиски, продолжавшиеся много дней. Никаких следов не нашли.

– Подумали, что просто заблудилась, и… – Мой голос замирает. Не знаю, как закончить предложение.

– Похоже, это стало для полиции основной версией. Что она заблудилась или получила какое-то повреждение. Что ее тело найдут когда-нибудь в лесу. – Произнося «тело», он вздрагивает.

– Но ты в это не веришь.

– Нет. Я уверен, что с ней случилось что-то другое. Она была не такой девочкой, которая могла заблудиться. Не по годам рассудительная, Келиста хорошо чувствовала направление. Но для других версий не нашлось никаких доказательств. А без них – что ж… – Он пожимает плечами. – Думаю, что полиция остановилась на удобной для себя версии и потому сдалась.

– Но теперь тебе известно, что я ее видела.

– Да. Теперь они обязаны пересмотреть этот случай. – Кай произносит эти слова с холодной решимостью.

Молча идем дальше. Когда я позвонила, Кай был возбужден; потом он осознал, сколько времени прошло с моей встречи с Келистой, и его надежды померкли.

Но теперь они узнают, что девочка не просто куда-то пошла и потерялась. Полиция снова должна попробовать найти ее, и в этой мысли он обрел надежду, которую утратил прошлой ночью.

19

КЕЛЛИ

ШЕТЛЕНДСКИЙ ИНСТИТУТ, ШОТЛАНДИЯ

До начала отсчета 14 часов

Устав наблюдать за поглощением пищи, которую я принимать не могу, иду за какими-то людьми, покидающими кафетерий, и исследую прилегающие помещения. Здесь есть библиотека, кинозал. Индивидуальные комнаты, похожие на гостиничные номера, но более обжитые. И опять нет окон; нельзя понять, день сейчас или ночь. Трудно разобраться, чем заняты люди: кто-то укладывается спать, кто-то встает, другие приходят.

Прохожу по коридору и слышу, как кто-то поет. Знакомый голос. Звук слабый, я прислушиваюсь и двигаюсь в ту сторону. Он доносится из-за прикрытой двери – самой обычной, со щелью внизу. Я просачиваюсь под дверь внутрь помещения.

Она все еще поет, и я узнаю ее: Одиннадцатая. По лицу я не опознала бы ее, потому что когда человек в комбинезоне, многого не разглядишь.

Сейчас она в ночной рубашке, расчесывает волосы и напевает под тихую музыку.

Она была добрее прочих докторов и медсестер. Когда боль становилась особенно сильной, пела мне песни. И не пошла с другими, когда меня повезли на лечение.

Стою и разглядываю ее. Лицо кажется добрым.

Выключив музыку, она ложится в постель. Рядом книга, она раскрывает ее и начинает читать.

На стене фотографии – дети. Почти все – подростки старше меня, только одна девочка младше других, наверное, моя ровесница, лет двенадцати или тринадцати. Рассматриваю одну фотографию. На ней Одиннадцатая улыбается, приобняв худенькую бледную девочку, устремившую взгляд в камеру.

Как она может здесь работать и позволять им делать со мной такие вещи, которые никогда не позволила бы делать с этой девочкой?

Внутри меня шевелится злость. Она не пошла с докторами лечить меня, потому что не хотела думать о том, что со мной сделают. Вот и все, не так ли?

Из громкоговорителя на стене доносится сигнал: бип-бип. Она опускает книгу и прислушива-ется.

– Внимание. Это не учебная тревога. Немедленно отправляйтесь на свои пункты сбора для прохождения процедуры обеззараживания. Не покидайте пункты, пока не получите разрешение.

20

ШЭЙ

КИЛЛИН, ШОТЛАНДИЯ

До начала отсчета 13 часов

Мы уже вышли на неприметную тропинку, которая постепенно становится все круче. Я к ней привыкла, и у Кая дыхание не тяжелее, чем у меня.

Словно чувствуя мой взгляд, он поворачивает голову и улыбается.

– Ты поднималась сюда на велосипеде?

– Да.

– Часть пути проходила пешком?

– Сначала да. Но больше не хожу. – Я ухмыляюсь.

– Почему?

Колеблюсь, потом отвечаю честно и сама удивляюсь этому:

– Здесь особо нечем заняться, но дело не в этом. Когда делаешь над собой усилие, мир словно отдаляется.

Кай кивает, словно объяснение полностью удовлетворяет его.

Идем дальше. Солнце взбирается все выше и выше, мы зигзагами поднимаемся по склону. Сквозь листву пробивается свет, рисуя на нашей одежде и тропинке пятнистый узор. Потом в листве появляется разрыв, и солнце согревает наши лица.

Я останавливаюсь.

– Думаю, она была где-то здесь, когда я впервые ее заметила. Я стояла немного выше и увидела что-то красное, мелькающее между деревьями ниже. Обычно здесь никого не встретишь; это не пешеходный маршрут. Поэтому я следила и думала, кто бы это мог быть.

Продолжаем подъем, пока не добираемся до моего места.

– Вот тут я стояла, когда увидела ее. Я здесь всегда останавливаюсь и прислоняюсь к изогнутому дереву, вот к этому. – Я показываю.

– Можешь сделать вид, что ты – это она? Иди туда, где она была, когда ты ее увидела, а я останусь здесь и буду тобой, – предлагает он. Я в нерешительности замираю. – Пожалуйста.

– Ладно.

Кай прислоняется к моему дереву. Я иду назад, к тому месту, на котором впервые заметила Келисту.

И вот я – Келиста. Вспоминаю, как она двигалась, и иду обратно вверх, как шла она. Кай помнит слова, которые я ей сказала тогда, и произносит их. Я отпрыгиваю и поворачиваюсь на звук его голоса, как это сделала она; потом успокаиваюсь, увидев его. Иду дальше. Отвечаю «нет», когда он спрашивает, не заблудилась ли я.

Поднимаюсь по тропинке все выше, он следует за мной. Догоняет меня, когда я выхожу к дороге.

– Что-то такое в тебе есть… То, как ты двигаешься, эти черные волосы… Не знаю. Я на секунду вообразил, что ты – моя сестра. – Сосредоточенный взгляд теперь сменяется болью, такой сильной, ощутимой, что я вздрагиваю, посмотрев на него.

– Мне жаль, что я не остановила ее, не заставила поговорить со мной. Если она от кого-то убегала, то почему бы ей не рассказать мне? Не понимаю. Но я должна была сделать что-то еще. Если бы мы только не уехали следующим утром, я бы услышала, что она пропала, и пошла бы прямиком в полицию.

– Не вини себя. Это я должен был находиться рядом. Должен был приехать с ними. Мама просила, чтобы я поехал, но я слишком был увлечен времяпрепровождением со своими друзьями, – говорит Кай, и лицо его искажается мукой. Он винит себя, так же, как и я. Но никто из нас не виноват, верно?

Не мы управляли автомобилем, который увез ее.

21

КЕЛЛИ

ШЕТЛЕНДСКИЙ ИНСТИТУТ, ШОТЛАНДИЯ

До начала отсчета 12 часов

«Это не учебная тревога».

Повсюду испуганные лица. Бегущие люди. Щелкают закрывающиеся двери.

И новый звук: пронзительная многоголосица панических криков.

Иду на этот звук. Кажется, он доносится из кинозала.

Лампы включены; на экране продолжается фильм, но кино уже никто не смотрит.

Женщина, споткнувшаяся в кафетерии, лежит на полу возле заднего ряда. Ее трясет, она стонет. Несколько человек в защитных костюмах загородили дверь и никого не выпускают. Злые лица, испуганные взгляды… Люди отошли от женщины как можно дальше и столпились у экрана. Две медсестры, за которыми я ходила, тоже здесь; одна из них рыдает. У другой на лбу капли пота.

– Мне нехорошо, – говорит она.

Потом падает, и ее подруга пронзительно кричит.