Текст книги "Между адом и раем"

Автор книги: Тед Белл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)

13

Мансо дал газу, и два несущих винта вертолета Ка-26 начали быстро вращаться навстречу друг другу. Он посмотрел на своего одинокого пассажира, Фиделя Кастро.

– Пристегнулись, команданте? – сказал он в микрофон. У обоих мужчин на головах были шлемофоны с переговорными устройствами. В кабине можно было переговариваться только так, потому что рев винтов все заглушал.

– Да, Мансо. Поехали! – ответил Кастро. Мансо щелкнул тумблером, заблокировав наушники в шлеме лидера.

– Гавана, это «Альфа Браво Отель – один», – сказал Мансо. – Вы ведете запись переговоров?

– Так точно, ведем. Слышимость четкая и разборчивая, «Альфа Браво». Можете взлетать. Прием. – Мансо узнал шелковый голос Родриго дель Рио, владельца клуба «Мао-Мао», бывшего заместителя главы национальной безопасности. Сейчас Мансо нанял его в помощники. Преданность его была бесспорной. Даже тот факт, что авиадиспетчера сегодня не оказалось на посту, так как утром дель Рио заколол его насмерть прямо в постели, говорил о многом. Излюбленным оружием дель Рио были серебряные ножницы, благодаря которым к нему приклеилась кличка Руки-ножницы.

– Вас понял, диспетчерская, – ответил Мансо.

Он глубоко вздохнул и произнес три кодовых слова, которые должны навсегда изменить лицо Кубы. Услышав этот код, Родриго во взаимодействии с братьями Мансо Хуаном, командующим Западной армией, и Карлосом, главнокомандующим военно-морским флотом, должен приступить к развертыванию воинских формирований. На Кубе начнется первый военный переворот за последние сорок с лишним лет.

– Манго в воздухе.

– Вас понял, «Альфа Браво», – ответил Родриго. – Манго в воздухе. Прием.

Проверка систем завершена, несущие винты запущены, и вот вертолет уже завис в воздухе на высоте тринадцати метров. Мансо немного опустил нос машины, и вертолет помчался над бухтой. Старый яхт-клуб быстро скрылся из вида, но Мансо не менял высоты, предпочитая лететь над самыми макушками мачт рыбацких суденышек. Их капитаны уже знали, что в воздухе вертолет вождя, и многие махали шляпами, когда Мансо выполнял разворот над бухтой.

– Ваша речь была превосходна, команданте, – сказал Мансо, когда вертолет оказался над загородной зоной.

Кастро обернулся и недоверчиво посмотрел на него. Мансо понял, что сказанные им слова были совершенно нелепы. Они слишком долго знали друг друга, чтобы всерьез воспринимать такие банальные фразы. Сегодняшняя речь была наполнена стандартными антиамериканскими лозунгами, и была совсем неновой.

На лбу Мансо выступили капельки пота. Будет лучше помолчать во время полета.

– Gracias, – ответил Кастро с выражением, полным сарказма, и отвернулся к окну, рассматривая окраины своей несостоявшейся Утопии.

Семидесятипятилетний Кастро явно не предполагал, что ждет его в ближайшем будущем, иначе Мансо был бы уже мертв. Если бы хоть тень сомнения пала на него, лидер никогда бы не стал садиться в этот вертолет. Так почему же такая тяжесть сковала грудь Мансо, почему пот обжигает глаза?

Прошло шесть напряженных месяцев круглосуточного планирования, напряженных споров, обсуждений. Даже такой простой, казалось бы, момент, как этот полет от гаванского яхт-клуба до Telaraca, стал предметом тщательнейшего обдумывания.

С самого начала вставшие перед ними проблемы казались неодолимыми. Мансо постоянно приходилось переубеждать своих своенравных соучастников. Однако сам он укрепился во мнении, что эта операция обречена на успех и даже относительно легко осуществима.

Конечно, убедить их в этом было нелегко, но постепенно Мансо смог разрушить стену неверия. Он был непоколебим и в конце концов отстоял свою идею.

Заговорщики решили дать операции кодовое название «Манго» – в честь популярной песенки, высмеивающей привязанность Фиделя к зеленой солдатской форме.

Атмосфера секретности, окутавшая операцию «Манго», не давала Мансо спокойно спать. Опасность утечки информации увеличивалась с каждым днем. Он ночи напролет интенсивно планировал свою операцию, не уставая думать о том, кто может предать его, пусть даже случайно.

Он постоянно твердил своим бунтарям:

– Когда вы скрываете такой большой секрет, будьте осторожны. Любой может заметить его при вашем неверном движении.

Минутах в пятнадцати от посадочной площадки в Telaraca Мансо наконец заговорил:

– Команданте, вы помните такого Рафаэля Гомеса, старшину третьего класса? Ну, американского моряка, которого Родриго завербовал в Гаване?

– Конечно помню. Я читал доклад. Родриго считает, что этот человек может стать нашим лучшим диверсантом на военно-морской базе в Гуантанамо. Возникли какие-то проблемы? Он себя чем-то скомпрометировал?

Мансо сделал глубокий вдох и шагнул на платформу, которая всегда, почти всю сознательную жизнь, была его опорой.

– Этот человек – наша большая надежда, команданте.

– Поподробнее.

– Гомес – он… он не просто диверсант. Я приказал Родриго устроить так, чтобы Гомес пронес на американскую базу оружие. Биологическое оружие. Бомбу, начиненную совершенно новым штаммом бактерий, выведенных иракцами. Бактерии сами по себе не страшны. С их помощью произойдет распыление необычайно опасного нервно-паралитического яда. Механизм его распространения также разработан иракцами, он не имеет аналогов. Покрывает любую намеченную зону, убивает все живое, а затем распадается.

Кастро, казалось, был поражен этими словами. Его лицо побагровело. Он повернулся на сиденье и посмотрел на своего преданного соратника.

– Ты? Ты отдал такой приказ без моего ведома?

– Да, команданте. Я отдал такой приказ. Народ Кубы сорок лет переносил нечестивых американцев на своей земле. И вы допустили это! Я намереваюсь смыть этот позор!

– А Родриго? Неужели ты хочешь сказать, что первый заместитель начальника Тайной полиции является соучастником? Родриго помог тебе пойти на это безумие?

– Он оказал мне поддержку, это так.

– Вы что, оба рехнулись?

– Команданте, вы допустили присутствие американцев на нашем острове! Вы должны были изгнать их с нашей родины много лет назад!

– Твое отрицание политических реалий можно было бы назвать смешным, если бы все было не так серьезно.

– Теперь будут новые политические реалии, вождь.

– Да. И ты, и твои предатели-дружки навлекут огненный шквал на наши головы, как Аль-Кайеда на Афганистан.

– Нет, команданте. Наш план гениален. Мы дадим этим гринго двое суток на эвакуацию. Если они откажутся, – ну что ж… Взорвавшись, бомба за считанные часы истребит всех мужчин, женщин и детей на территории этого рассадника империализма. А затем яд дезактивируется.

– Господи, Мансо, – сказал Кастро, откинувшись в кресле. – Что тебя привело к этому?

– Месть, команданте. Я учился у Эскобара. Я учился у вас. Я провел свою жизнь, созерцая деяния двух величайших людей. Я был вдохновлен ими, но хранил терпение. Я видел, как вы расправляетесь с врагами. Вы играли с ними, и это было великолепно. А затем, покончив с мерзавцами, вы окунались в лучи прожекторов. Но то унижение, которому нас подвергают грязные янки, должно прекратиться. Мой час пробил. Я это чувствую.

– Ты чувствуешь, что пробил твой час? Ты сумасшедший! У тебя нет надежной опоры, нет политической инфраструктуры. Ты даже не можешь разобраться со своими братьями! Состояние Карлитоса крайне нестабильно. Он на грани психоза. Государство выйдет из-под твоего контроля!

– Я найду подход к своим братьям, лишь только буря утихнет. У меня подобран штат молодых и надежных советников. Сейчас же я намерен обрушить на врагов огонь возмездия.

– Не возмездие тебе нужно, Мансо, – горько засмеялся Кастро. – Тебе нужна лишь слава. Тебя видно насквозь. Думаешь, ты неповторим, у тебя есть предначертание судьбы? Ты хочешь, чтобы твое лицо мелькало в мировых теленовостях! Стоит человеку получить деньги и власть, как он тут же хочет стать известным – это ведь закон!

– Я научился у вас, команданте.

– Ну и что будет после того, как ты взорвешь свою маленькую бомбу, Мансо? Что помешает американцам стереть с лица земли твою новоявленную державу в течение часа?

– Они и пальцем не пошевелят, команданте.

– Ты потерпишь поражение, Мансо.

– Думаю, нет. Вы слышали когда-нибудь о подводной лодке, которую русские именуют «Борзая», команданте?

14

Хок аккуратно сложил салфетку и оттолкнулся от стола. Час назад ему казалось, что в двери постучалась смерть. Сейчас же его самочувствие было превосходным. Чудесное излечение от странной болезни уже не вызывало в нем удивления. Что бы ни случилось с ним на палубе, это уже в прошлом.

– Мои комплименты шеф-повару, – сказал Хок. – Эмброуз, из чего ты приготовил этот соус?

– Обычная смесь масла, лаймового сока и большого количества рома «Эпплтон» крепостью пятьдесят один градус.

– Так вот в чем секрет. А я-то думал, разве можно так захмелеть от одного бокала вина?

Он совсем не был пьян, зато русские опьянели. Сначала они вели себя робко, наверное, были поражены величественным приемом, но, выпив чрезвычайно много водки и игристого вина из погребков яхты, порозовели и разговорились.

По мнению Хока, ужин прошел в нужном русле. О делах не было сказано ни слова, и Эмброуз почти без умолку говорил по-русски, лишь изредка прерываясь, чтобы поделиться с Хоком кратким содержанием беседы. Когда стюард убрал со стола, Конгрив снова наполнил бокалы марочным портвейном «Сандеман».

Хок, вольготно рассевшись на стуле, наслаждался видом своих владений, потягивая портвейн из бокала. Ему нравилась эта каюта и все, что в ней находилось. Фарфор и керамика, украсившие стол, передавались в роду Хока по наследству. Каждый предмет сервиза с золотой каймой нес на себе фамильный символ Хока – изображение черного ястреба в золотом ореоле. Такой же символ был и на флаге Хока – большом вымпеле, окрашенном сусальным золотом, который развевался на дымовой трубе яхты, и на форме экипажа. Даже на запонках для манжет у Хока красовался тот же символ.

Что касается каюты, с ней Хок провозился изрядно, пытаясь как можно точнее воспроизвести интерьер рабочего кабинета в доме деда на острове Грейберд. Эта каюта была наполнена предметами из той самой комнаты. Стены, обшитые панелями черного орехового дерева, были увешаны истерзанными на полях сражений или просто древними флагами.

Здесь была и потрясающая коллекция холодного оружия, веками передававшаяся в его семье. Мечи были развешаны повсюду, а самые ценные экземпляры были специально освещены. Взгляд Хока упал на один предмет из этой коллекции – украшенную причудливым орнаментом рапиру самой изысканной работы. Один из предков Алекса взял ее из рук павшего маршала Нея, храбрейшего из полководцев наполеоновской армии, когда тот возглавлял последнюю атаку французов при Ватерлоо.

Дед учил его искусству фехтования. Позже в Оксфорде он вполне освоил это ремесло и трижды становился победителем на университетских состязаниях. Он все еще практиковался время от времени.

Встав со стула, он снял рапиру с ее почетного места над маленьким камином. Забавляясь, сделал несколько выпадов и парировал невидимые удары.

– Брайан, – прошептал Хок высокому стюарду, который стоял у двери. – Тот саквояж, что Том Квик оставил в буфетной, – будь добр!

– Конечно, сэр! – ответил Брайан, слегка козырнув, и распахнул дверь в буфетную.

Брайан Драммонд был одним из «стюардов» на борту яхты, которых Хок завербовал в вооруженных силах Великобритании. Брайан раньше служил в элитном батальоне пловцов-десантников. По сути стюарды были небольшим отрядом спецвойск под командованием Брайана Драммонда и Тома Квика.

Будучи в приподнятом настроении, Хок уже не собирался стучаться в небесные врата. Держа в руках рапиру, он коснулся ее острием одежды бородатого русского по фамилии Голголкин.

– Вы фехтуете? – спросил Хок, и Конгрив, заулыбавшись, перевел.

– Нет, – ответил Голголкин.

– Жаль, это мой любимый вид спорта, – сказал Хок, раздвинул полы пиджака и сунул рапиру за камербанд, повернув ее на бок. По традиции, которой Хок следовал в любой компании, он надел черный галстук и смокинг.

– Каждый должен носить такую вещь, – заметил Конгрив, лукаво улыбнувшись. – Никогда не знаешь, откуда придет опасность.

Хок с Конгривом придумали абсолютно новый способ выудить нужную информацию. И сейчас Конгрив заметил, что Хок собирается привести их план в действие.

– Эмброуз, будь добр, скажи нашим гостям, что сейчас подадут десерт. Я для них приготовил нечто особенное, – сказал Хок.

Русские, раскрасневшись от водки и вина, широко заулыбались, когда Конгрив перевел. Сам хозяин яхты решил преподнести им блюдо, приготовленное собственноручно.

Хок нажал кнопку под крышкой стола. В буфетной Брайан увидел, как загорелась лампочка над дверью, и вошел в каюту, неся громадный чемодан. Как проинструктировал его Хок, поставил чемодан на стол перед русскими и снова отступил к двери.

– Джентльмены, – начал Хок, шагая вдоль стола к гостям. – Вот мой сюрприз. Думаю, вам понравится.

Пока Конгрив переводил сказанное, Хок нагнулся над столом и открыл застежки. Чемодан скрипнул.

– Сегодня у нас на десерт… – он эффектно распахнул чемодан, – деньги.

Глаза русских расширились при виде множества аккуратно сложенных пачек американских долларов.

– Не слишком жирно, правда, – сказал Хок, – всего двадцать миллионов калорий.

Русские потеряли дар речи. Они посмотрели друг на друга, потом на деньги, потом снова переглянулись. Этот Хок не был похож ни на одного из прежних клиентов. Они не знали, как правильно реагировать на этот жест. Слишком просто он обходится с деньгами.

Хок застегнул чемодан и снова передал Брайану.

– Эмброуз, – сказал Хок, – скажи гостям, что я предлагаю продолжить обсуждение будущей сделки на палубе. Может быть, даже немного пройдем под парусами.

Пока Конгрив переводил, Брайан подошел к книжному шкафу рядом с очагом, нашел там большую книгу в кожаном переплете – «Жизнь адмирала Нельсона» – и немного потянул ее на себя. Послышался отдаленный гул, шкаф отъехал в сторону. За ним оказался лифт.

– На этом лифте мы поднимемся на мостик, джентльмены, – сказал Хок. – Начнем переговоры там. – Он отступил и предложил гостям и Эмброузу войти первыми, затем вошел сам и нажал кнопку. Лифт двинулся.

Когда двери открылись, они оказались на капитанском мостике – в просторном помещении с черными стенами и множеством разноцветных дисплеев вдоль передней стены. Ряд темных окон опоясал все помещение. Капитанское кресло было привинчено к полу у центральной панели управления.

Большой монитор справа от кресла, судя по всему, показывал картинку из космоса. Сквозь пелену движущихся облаков можно было разглядеть во тьме маленькие мерцающие огоньки.

Хок, видя интерес гостей к этому монитору, сказал:

– Спутниковая съемка в текущем режиме. Наше точное местонахождение. Если увеличить изображение, мы увидим огни самого «Блэкхока».

Конгрив перевел.

– Капитан Робби Тейлор командует этим судном. Сегодня я дал ему выходной, – продолжил Хок. – Сейчас судовые системы работают в автоматическом режиме. Двадцать два бортовых компьютера осуществляют круглосуточное управление.

– Немного не туда заходит разговор, я полагаю, – прошептал Эмброуз Хоку и перевел слова друга русским.

Внезапно в полумраке раздался птичий крик, и к большому русскому метнулась тень. Хок крикнул:

– Снайпер!

Голголкин громко ругался. Конгрив коснулся стенной панели, после чего сводчатый потолок осветился мягким рассеянным светом.

Любимый попугай Хока сжал клювом правое запястье Голголкина.

– Снайпер! – снова крикнул Хок.

Птица не подчинялась, и Хок спокойно проговорил:

– Эмброуз, Снайперу чем-то очень не понравился этот тип. Спроси-ка нашего гостя, может быть, у него есть оружие?

Русский ответил на вопрос Конгрива утвердительно, и Эмброуз сказал:

– В правом кармане пиджака у него пистолет.

– Вынь его, – сказал Хок, и Конгрив извлек маленький автоматический пистолет.

Он передал оружие Хоку. Попугай сразу же отпустил запястье Голголкина и сел на протянутую руку Хока.

– Мистер Голголкин, я очень разочарован. Я не стал подвергать вас проверке металлоискателем, проявив учтивость. А сейчас выясняется, что вы пришли ко мне на ужин с оружием в кармане. Вы что, хотели воспользоваться им?

Эмброуз спросил об этом Голголкина, который с недовольной гримасой потирал запястье:

– Он говорит, что всегда носит с собой оружие. У него много врагов. Он приносит свои искренние извинения.

– Эти враги, – сказал Хок, погладив попугая по голове, – они появились в результате нечестных сделок?

Конгрив спросил и перевел ответ:

– Говорит, враги у него политического характера, не в бизнесе.

– Пистолет ему вернут на катере. А пока продолжим.

Переведя, Конгрив сказал:

– Он еще раз извиняется и надеется, что это нелепое недоразумение не повлияет на ход переговоров.

Хок отмахнулся.

– Пойдемте, джентльмены. Хочу показать вам вид на острова с носа судна. Это великолепное зрелище. – Хок дотронулся до стенной панели, и в переборке по правому борту отъехала крылообразная секция. Перед ними открылось звездное небо. Он вступил в проем и предложил остальным следовать за ним.

– Сюда, пожалуйста, – сказал Хок, бодро ступая по тиковой палубе.

– Доведи до их сведения, – обратился Хок к Конгриву через плечо, – что они могут забрать пять миллионов из тех денег перед тем, как покинут яхту. Взамен три условия: доставить товар через шесть месяцев, иметь возможность осмотреть субмарину до ввода ее в эксплуатацию и последнее – я должен быть уверен, что подлодка соответствует предъявляемым мной требованиям. Ты со мной, Эмброуз?

– Конечно!

– Ну что ж, замечательно, – продолжал Хок. – Кроме того, как я уже говорил, хочу встретиться с последним покупателем, с которым они имели дело. При условии, что покупатель остался доволен заключенной сделкой, я предоставлю им обязательство о выплате остальной части суммы.

Четверо мужчин вышли на нос судна, на узкую десятиметровую площадку, возвышающуюся над освещенной лунным светом поверхностью океана.

– Они согласны со всеми условиями, – сказал немного запыхавшийся Конгрив, – кроме одного: они не могут назвать имен прежних покупателей.

– Хоть какой-то прогресс, – сказал Хок. – Чтобы сполна насладиться видом, предлагаю прогуляться над водой по этой площадке. Здесь нет ничего страшного, она крепкая.

Конгрив перевел, и русские в сопровождении Хока и Конгрива вошли на узкую обзорную площадку. Хок снял пульт дистанционного управления, висевший на стальном поручне, нажал кнопку, и вся конструкция начала медленно отъезжать от носа.

– Не пугайтесь, джентльмены, мы пользуемся этим приспособлением в качестве сходни, когда швартуемся в Средиземном море. Когда она полностью выдвинется, можно будет оглянуться и посмотреть на все надстройки яхты. Чем не зрелище?

Русские что-то сказали, и Конгрив перевел:

– Они говорят, что нервничают на такой высоте.

– К черту высоту, – сказал Хок. – Скажи им, пусть лучше посмотрят на акул, что кружат внизу. И еще спроси у них, не желают ли они сфотографироваться вдвоем на память? У меня есть фотоаппарат.

Конгрив перевел, и оба русских встали в обнимку, глупо заулыбавшись.

– Какой чудный снимочек выйдет, – сказал Хок, отступая и прижимая фотоаппарат к лицу. – Просто великолепно, но я слишком близко стою. Отойду немного. Улыбочку, улыбочку… вот так. В самый раз. Сейчас, сейчас…

Хок с Конгривом незаметно сошли с выдвижной конструкции на палубу, сверкнула фотовспышка, и…

Следующее движение Хока повергло русских в ужас. Он нажал кнопку на пульте, и поручни по обеим сторонам платформы опустились. Закричав, торговцы оружием вцепились друг в друга и испуганно глядели в морскую пучину.

Под ними кишели акулы. Мужчины что-то кричали, но Хок не обращал никакого внимания.

Более того, он вынул из-за пояса рапиру и начал медленно наступать на них.

– Сколько хотят за «Борзую»? – спросил он.

– Говорят, сто пятьдесят миллионов.

– Решено, – ответил Хок. – А кто является владельцем другой «Борзой»? Мне нужно имя.

Русские сказали несколько слов.

– Для них не представляется возможным выдать его имя, – сказал Конгрив.

– Операция «Невидимый меч», – сказал Хок. – Помните эту маленькую несостоявшуюся сделку в Бахрейне, товарищ Голголкин? – Он уколол мужчину кончиком рапиры в толстый живот. – Теперь может не состояться ваша дальнейшая жизнь!

Конгрив невольно улыбнулся. Алекс Хок обладал поразительным умением вести переговоры.

15

Гомес глянул на часы. Он уже на полчаса опоздал на день рождения.

Это было довольно печально по той причине, что праздник устроили по поводу четырехлетия Люсинды Неттлс. Маленькая Синди была единственным ребенком адмирала Джозефа Неттлса и его супруги. А Джо Неттлс был командиром авиационного подразделения военно-морской базы США в Гуантанамо. Иными словами, это был босс Гомеса и большая шишка.

Конечно, жалкие личности, как Гомес, почти никогда не попадают в гости к таким, как Неттлс, но дочери Гомеса, Эмбер и Тиффани, были подружками Синди Неттлс. И это была единственная причина, по которой жена Джо Джинни пригласила их на эту чертову вечеринку – ему ли этого не знать! Хотя раньше жена Гомеса Рита частенько захаживала в гости к миссис Неттлс, чтобы перекинуться в картишки.

Боевой Джо был всегда неумолим. Наказал всем прийти ровно в три часа. Гомес даже записку на холодильник повесил – всю неделю там провисела. А сейчас было уже три сорок. Ох, как он не любит опозданий!

Рита забрала дочерей из школы и сразу пошла с ними на вечеринку. Празднество должно состояться у бассейна во дворе начальника. Господи! Он представил себе этот бардак. Вопящие дети носятся вокруг бассейна, с головы до ног перемазанные мороженым и бисквитами. Может, глотнуть «Столичной» из карманной фляги, пока не поздно?

Гомер, как называли Гомеса дружки-сослуживцы, перед тем как прийти, позвонил жене и сказал, что немного задержится. Сейчас он остановился у своего дома и зашел в гараж, чтобы запаковать подарок имениннице в нарядную бумагу.

Он положил большую коробку на верстак, раскрыл и вынул оттуда плюшевого медвежонка. Большого медвежонка. Самого большого из тех, что смог найти в гарнизонном магазине. Игрушка была в высоту не менее трех футов. Звали этого медвежонка Стейф, судя по ярлыку на шее. Он был из Германии. Дорогущий, но, если на то пошло, он мог позволить себе такую покупку. Он ведь стал чертовым миллионером!

Медвежонок был белым как снег. Хорошенький, пухленький, с большим животом, что как раз было ему на руку. Идея сделать такой подарок пришла, когда он слегка перебрал пива в дешевой закусочной. Ему хватило минуты, чтобы все обдумать. Он умел шевелить извилинами. Это умение и помогло ему выбраться из трущоб Майами.

Игрушка. Он сидел за стойкой, и вдруг – бах! Идея сама ворвалась в его голову. Но не просто игрушка. Игрушка в доме командира подразделения. Игрушка в комнате его дочери. Это просто замечательно. Подумав об этом, он захихикал, что вызвало недоуменные взгляды дружков, выпивавших вместе с ним.

Он перестал хихикать и начал пить. Гомес замечал, что стал в последнее время выпивать слишком много пива. Пиво, транквилизаторы, а по вечерам – холодный картофельный сок и водочка. Перед сном – снова пара порций пива. Казалось, это помогает. Бац! Он отключался, как электрический свет. Безумие. Но он ведь всегда вставал в шесть и не пропустил ни одного рабочего дня, так ведь? Он все еще качал железо в спортзале. Он чувствовал себя нормально.

Рита, очевидно, так не думала. Она трепала нервы круглые сутки. Все выпытывала, откуда взялись эти инициалы на правой кисти. Татуировка, отвечал он. Потом она стала доставать его вопросом, чьи это инициалы. Чьи? Чьи? Какой-нибудь гаванской шлюшки, с которой он напился? Какой-нибудь ВИЧ-инфицированной путаны?

В тот самый момент, когда большинство парней начинают понимать, что все потеряно, он нашел идеальный ответ. Просто глянул ей прямо в глаза и сказал:

– ММ – это значит «моя мать».

– А-а…

– Та самая, что умерла. Помнишь ее?

После этого она заткнулась. Но не переставала укорять его за выпивку. Боялась, что парочка-другая бутылок разрушит всю его военную карьеру. Как будто она и так не была разрушена. Наивно полагать, что кто-то получает новые звания за то, что проводит время на гауптвахте.

Но она не знала еще, что это теперь не имеет никакого значения. Они стали богаты! Когда узнает, уж точно перестанет ныть. Они стали так богаты, что смогут задирать нос перед любой большой шишкой во всем этом вонючем флоте.

Кто хочет стать миллионером?

Рафаэль Гомес, вот кто, и он уже стал им.

Теперь у него был даже номер, по которому он каждый день названивал в Швейцарию. На другом конце провода банковский служащий докладывал о текущем балансе его счета. Одни проценты с этого счета были больше, чем все его вшивое денежное довольствие.

Чувствовал ли он вину, когда принимал деньги? Хороший вопрос. А Дядя Сэм чувствовал себя виноватым, когда родная мать Гомеса умирала в проклятой гаванской больнице из-за эмбарго, наложенного американцами на поставки медикаментов? Это был встречный вопрос. Сколько невинных людей должно скончаться в агонии, пока проклятые недоумки в Вашингтоне не снимут эту чертову блокаду?

Виновен? И это он должен чувствовать вину?

Гомес вынул карманный нож и выдвинул лезвие. Прижимая медвежонка одной рукой к верстаку, он вспорол шов на его животе. Белая набивка разлетелась по всему столу. Господи. Он снова глянул на часы. Четыре пятнадцать. Сколько обычно длятся дни рождения?

Со стороны будет казаться странным, если он не приедет вовремя. На кухне разрывался телефон – он был уверен на все сто, что это Рита хочет узнать, что с ним приключилось? Он ведь делал все, что мог. Старался ради семьи. На столе стояла бутылка холодного пива «Будвайзер». Он не помнил, чтобы приносил эту бутылку в гараж. Странно. Сделал глоток, и ему сразу полегчало. Пиво – это поистине чудесный напиток, правда, не все хотят это признать.

Гомер подошел к своей машине и вынул ключ из замка зажигания. Машина была старая, если говорить честно, – куча металлолома. Ну ладно, возня с этой рухлядью окончится очень скоро. Кипа автомобильных журналов «Корвет» служила намеком на это.

Он открыл багажник. Там лежал чемодан, который Хулио и Иглесиас передали ему в Майами. Тот самый его личный чемодан, в котором лежала замотанная в его же шмотки коробка. Тот чемодан, который они вернули ему в кафетерии, когда он согласился осуществить Большой План.

Правда, ему несколько минут пришлось повозиться, чтобы распаковать чертов сверток, лежащий в чемодане. Сначала два слоя кубинских газет, потом вся эта перемятая одежда. Они явно не хотели, чтобы работа была легкой. Надо было сделать это раньше. До работы. Он опаздывал. Ну что, стреляться из-за этого, что ли?

Ему было интересно посмотреть на саму штуковину. Он разорвал последний слой какого-то пузыристого вещества, просто бросив обрывки на пол, и вот у него в руках была сама коробка. Вот она. Судя по всему, изготовлена из какого-то плотного черного пластика. Наверное, противоударного. Со всех четырех сторон были защелки. Он аккуратно раскрыл их.

Будто рождественский подарок. Что же там внутри?

Какой-то термос.

Вот как выглядела штуковина. Серебристый термос, зафиксированный внутри прокладкой из пенопласта, и рядом с ним еще две какие-то маленькие ерундовины. На них были надписи на арабском. Он очень аккуратно вынул термос, потому что знал, что внутри. Поставил термос рядом с бутылкой пива. Осторожно, главное не перевернуть обеих малышек! Он извлек первую ерундовину и положил рядом с термосом. Ерундовина обтекаемой формы, и в ее сердцевину был вкручен какой-то штырь. Она была довольно тяжелая. Он заметил, что конец нарезного штыря и резьба в днище термоса были одинаковой толщины. Он смутно припоминал, как кубинцы, показывая ему схему устройства, говорили, что нужно прикрутить эту маленькую ерундовину к… как же они называли эту дрянь – к контейнеру!

Точно. Это был контейнер, а не термос. Он взял ерундовину и прикрутил к днищу контейнера. Вещица издала какую-то электронную звуковую комбинацию. Он удивился, но звук показался ему приветственным. Как будто означал, что он все сделал правильно.

Он перевернул всю эту хреновину и поискал глазами выключатель, о котором они ему так упорно твердили. Они очень переживали, что он может забыть о выключателе. Но он ведь не забыл, пусть даже денек выдался чересчур суетливым.

Выключатель был скрыт под маленькой красной пластмассовой крышечкой, которую надо было отодвинуть в сторону. Ну, он и отодвинул, щелкнул этим выключателем. Потом хлебнул пива. Потом поднял термос и глянул на нижнюю часть ерундовины. Там был цифровой дисплей, на котором высветились красные буквы.

Ему понравилось полыхающее на дисплее слово. Такое слово, которое у необузданного самца вроде него вызывает состояние эйфории:

ЗАРЯЖЕНО

Заряжено. Заряжено и очень опасно. Сейчас все по плану. Шаг первый: выпить еще пива. Шаг второй: вложить термос в брюхо мистера Медвежонка, зашить его толстенький животик и, наконец, обернуть его розовой бумагой, обхватить широкой красной лентой и о-очень аккуратно положить в машину.

Его начало трясти. Все его тело дрожало, как чертова ленточка, свисающая с талии стриптизерши.

Ну ладно, теперь вторая ерундовина. Как же они ее называли? Похоже на название какой-то содовой. 7UP? Нет, RC[11]11
  RC – пульт радиоуправления; кроме этого, марка содовой (RC-cola).


[Закрыть]. Точно. Надо оставить эту ерундовину там, где она есть сейчас, – в пластмассовой коробке. Ему она не понадобится до тех пор, пока не будет звонка. Сейчас она еще полежит в багажнике, под запаской.

А теперь пора мотать на гулянку.

Все просто как дважды два. Когда ты полностью уверен в своих силах и знаешь, что делать, все идет как надо.