Текст книги "Между адом и раем"

Автор книги: Тед Белл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)

28

Гомес нырнул в прохладный полумрак собора Девы Марии. Это была самая старая и красивая церковь на территории базы.

Было четыре пополудни, солнце снаружи палило нещадно. Он должен быть на стрельбище, но проспал все утро, потом поел, выпил немало пива и поэтому решил пропустить стрельбу по мишеням. Пиво и стрельба несовместимы, он знал это хорошо – не просто же так он лишился нескольких пальцев на ноге.

В последнее время он дул пиво, как умалишенный. Несколько суток провел на гауптвахте, подравшись с этим долбаным сержантом, который обозвал его в столовой латиносом. Кто начал драку, уже не вспомнить, а в результате он отправился на гауптвахту, а сержант слег в больничку. Поэтому неизвестно, кто победил.

Гомес быстрыми шагами подошел к левому краю нефа и вошел в исповедальную кабинку. Только он сел, отворилось маленькое окошечко, и силуэт отца Менендеса замаячил сквозь сетчатую перегородку.

– Отец, простите меня, ибо я согрешил, – сказал Гомес. – Я не исповедовался уже полгода.

Гомес глубоко вздохнул и попытался собраться с мыслями. Вытряхнув несколько драже из упаковки «Тик-так», он засунул их в рот. Наверное, от него чудовищно разило пивом.

– Вы занимались сексом с другой женщиной?

Сексом?

Уже около месяца секс волновал его меньше всего на свете. Но этот Менендес всегда хотел слышать о сексе. Первым делом он спрашивал исповедующихся, не просыпали ли они свое семя.

Гомеса волновали гораздо более важные вещи, нежели мысли о том, как поиметь какую-нибудь малышку и просыпать чертово семя. Рита отправила его на исповедь из-за его алкоголизма. Его зла. Чего не знала дорогуша Рита, так это истинной причины этого алкоголизма.

Он сложил руки вместе, как бы в молитве, зажал их между колен, чтобы унять дрожь, и начал исповедь.

– Отец, я… – Он прервался. – Отец, дайте мне секунду. Я молюсь.

Он и вправду молился.

Этим утром, в шесть часов, Гомес сидел на своей кухоньке с револьвером во рту. Он не спал всю ночь. На кухонном столе стояла пустая бутылка рома. Лампа бросала желтый свет на неоконченное письмо Рите и семейную фотографию.

Вкус ствола, который он засунул в рот, напоминал ту смазку для оружия, запах которой он помнил с детства. Вкус этот был неприятен. Этим револьвером дед пользовался во время вторжения в заливе Кочинос. Он отдал его внуку после окончания спецшколы Святого Игнатия. Барабан вмещал шесть патронов. Гомес зарядил один и прокрутил барабан несколько раз.

Держа ствол во рту, он четыре раза жал на курок, но все время безуспешно. Щелк – он нажал снова.

Ничего.

Сколько раз к человеку может поворачиваться удача? Пять раз нажал на курок, пять раз – ничего. Пять из пяти шансов? Чертовщина какая-то. Никому не может так везти. Может быть, кто-то свыше пытался ему о чем-то сказать? Что же он еще не сделал такого, ради чего его держат здесь, на этой земле?

Он убрал револьвер изо рта и положил на стол. Дотянулся до телевизора и переключил канал Си-эн-эн, где говорили какую-то чепуху про Кубу.

Солнце уже встало.

Все в доме спали. Он бы и сам соснул чуть-чуть. Может быть, лучше действительно поспать. Только бы не снились кошмары об этом чертовом медвежонке! Большом белом медвежонке, сидевшем на подоконнике в маленькой розовой комнате.

Этот медвежонок сводил его с ума. С того самого дня рождения он не мог отделаться от мыслей о нем. Он думал, что будет просто подарить игрушку девочке – подарить и сразу уйти. Но нет, она не дала ему уйти просто так.

Маленькая Синди весело засмеялась, когда он разорвал оберточную бумагу и вручил ей медвежонка. Она широко раскрыла глаза, посмотрев на игрушку так, будто этого подарка ждала всю жизнь. Встав на цыпочки, она поцеловала нагнувшегося Гомеса прямо в щеку. Прижав медвежонка к груди, девочка не отпускала его весь день.

А когда настала пора прощаться, Джинни Неттлс, жена Боевого Джо, подошла к нему и поблагодарила. Сказала, что это как раз тот подарок, которого ждала Синди. Попросила, чтобы его дочери, Эмбер и Тиффани, остались ночевать у Синди, в ее комнате.

Как раз в той комнате, где был медвежонок.

А самое плохое то, что он сказал:

– Конечно, почему бы нет?

Ничего плохого не случилось. Еще не пришло время для осуществления Большого Плана. Но все равно той ночью он не мог спать. Лежал рядом с Ритой и думал, как его дети спят в комнате рядом с медвежонком. Он старался отогнать от себя эти мысли и думать о миллионе долларов, который ждет его в швейцарском банке. И растет, словно грибы в темноте. В темном склепе. А в углу этого склепа сидит белый медвежонок, глаза которого горят красным огнем.

Рита вышвырнула его из дома за три дня до похода в церковь.

Тем вечером он явился домой здорово набравшись, и Рита разозлилась не на шутку. Решила превратить его жизнь в ад. Он отшлепал ее немного, чтобы она заткнулась. Ничего серьезного – ни швов, ни шрамов. Ничего ей не сломал. Не было причин выставлять его из дома.

С тех пор он спал на полуразвалившемся диване в квартире приятеля Спарки Роллинза, одного из постовых на сторожевой вышке. У него, в общем-то, было неплохо. Он мог смотреть порнофильмы по телевизору, пить сколько угодно пива, есть руками, рыгать, пускать газы и все такое. Зависать в баре до самого закрытия. Никто не пихал его под зад. Неплохая жизнь.

Так зачем же он приперся домой вчера ночью?

Прошел на кухню, открыв ее ключом из-под коврика, откупорил бутылку «Маунт гей» и сделал несколько глотков. Потом нашел в гараже револьвер, вернулся и сунул его в рот. Надавил на курок несколько раз. Черт. Щелк-щелк-щелк-щелк-щелк. Можно сказать, увернулся от пули.

Решив не испытывать судьбу в последний раз, он положил револьвер и заплакал. Смотрел на фотографию своих детей. Смотрел на рассвет. И плакал, как ребенок. Черт возьми!

Он поднялся к Рите, встал на колени у ее кровати и умолял разрешить ему вернуться. Сказал, что во всем раскаивается и никогда больше не сделает ей больно. Она сказала, что он не в себе. Больной на голову. Сказала, взяв с него клятву, что он пойдет в церковь и исповедуется отцу Менендесу во всем, что натворил. Он так хотел забраться к ней в постель, что сказал «да».

И вот он пришел, как и обещал.

– Отец, я боюсь, что сделал ужасную вещь, – начал Гомес. – Я не знаю, является ли государственная измена смертным грехом, но вещь довольно дрянная – простите, что так выражаюсь.

– Поведай о своем грехе, – сказал священник.

Примерно полминуты он думал, что сможет сказать о своем грехе, но вдруг ему в голову снова пришла мысль о миллионе долларов, и медвежонок со своей бомбой в животике стал казаться слишком далеким.

– Извините, отец, боюсь, что еще не пора, в моем сердце нет осознания греха, – сказал он. – Я приду позже.

29

– Так, значит, вы знаете имя убийцы? – спросил Конгрив, недоверчиво взглянув на Стаббса Уизерспуна.

Старый джентльмен вынул из картонной коробки выцветшую голубую папку.

– Нет, я сказал, что знаю имя человека, ответственного за эти убийства, мистер Конгрив, – ответил Уизерспун. – Я еще расскажу об этом, выслушайте меня.

Старик опустил ладонь на голубую папку.

– Это фотографии с места преступления, – сказал он. – Прежде чем я покажу их, позвольте спросить: чем вызван интерес Скотланд-Ярда к убийству тридцатилетней давности?

– Я разве не говорил вам раньше? Вам знакомо имя Александр Хок? – спросил Конгрив.

– Да, так звали ребенка – единственного свидетеля, – ответил Уизерспун. – Убитого мужчину тоже звали Александр. Жену его звали Кэтрин, хотя все ее обычно называли Китти. Она была актрисой и одной из самых известных красавиц того времени. Кэтрин была американкой, кажется, из Нового Орлеана.

– Да, их свадьба стала громким событием по обоим берегам Атлантики. Единственным плодом этого союза стал мой нынешний работодатель. Я повстречал Алекса Хока более двадцати лет назад. На одном из островов Ла-Манша укрылся похититель драгоценностей, и я шел по его следу. Нашел я его на том самом острове, где жил дед Алекса, лорд Ричард Хок. Он сам был замечательным детективом и помог мне справиться с расследованием. А его внук с тех пор стал мне почти сыном.

– Так в этом и вся причина вашего интереса? – спросил Уизерспун.

– Совершенно верно, – ответил Конгрив. – Должен заметить, что я уже уволился со службы. И хотя у меня еще есть контора в Специальной службе, работаю я, как уже говорил, на Алекса Хока. И инспектор Сазерленд, стоящий рядом со мной, тоже.

– Значит, господин Хок решил снова поднять вопрос об убийстве родителей?

– Нет! Алекс не имеет ни малейшего представления о том, что я решил этим заняться. Он даже не помнит, что произошло убийство…

– …свидетелем которого он был, – сказал Уизерспун, печально покачав головой. Он налил им еще лимонада.

– Да, которого он был свидетелем, – сказал Конгрив. – Воспоминания об убийстве скрыты глубоко в его памяти. Он как бы возвел стену отрицания вокруг факта гибели родителей. Он никогда не вспоминает об этом.

– Хотите изгнать призраков из жизни Алекса Хока, инспектор Конгрив? – спросил Уизерспун.

– Я хочу, чтобы его разум наконец обрел покой, – ответил Конгрив. – Поэтому мы и приехали в Нассау. Если мы сможем разрешить вопрос или даже привести убийц к ответу, он немного успокоится.

– Понятно.

– Вы, возможно, знаете, что Алекс Хок – один из богатейших людей в мире, – сказал Росс. – Он управляет обширной корпорацией. Должно быть, вы слышали название его холдинговой компании – «Блэкхок Индастриз»?

– Кажется, в Нассау у них есть судоходная компания, – сказал Уизерспун.

– Не принимая во внимание банки и брокерские организации, – сказал Конгрив. – Основная деятельность компании протекает за пределами Лондона, поэтому у Хока огромная сеть деловых связей на уровне крупных корпораций и правительств. С недавнего времени он активно сотрудничает с правительствами Великобритании и США. С его многочисленными связями, он является незаменимой фигурой для обоих государств при решении некоторых вопросов.

– Одно из правительственных заданий США и привело нас в эти чудесные места, мистер Уизерспун, – сказал Росс. – Но мой начальник и я находимся в Нассау с неофициальным визитом. Мы расследуем убийство самостоятельно.

– Думаю, сейчас понятно. Спасибо, – сказал Уизерспун, держа в руке голубую папку, как будто не совсем уверенный, стоит ли делиться ее содержимым.

– Мы с нетерпением ждем, что вы нам все расскажете, – сказал Росс.

– Хорошо. Я говорил вам, что знаю имя человека, ответственного за убийство. Это правда. Подсказка – фотографии, которые здесь лежат. – Уизерспун подтолкнул папку Конгриву. В комнате был слышен лишь птичий щебет и шум вентилятора. Конгрив долго просматривал черно-белые снимки, передавая их по очереди Сазерленду, который тоже тщательно их разглядывал.

Старый полисмен встал с кресла и подошел к окну. Тридцать лет назад он первым ступил на борт яхты, когда ее отбуксировали в порт. Вид изуродованной каюты и тех ужасов, что в ней были сокрыты, отпечатался в его памяти навсегда. Маленькая зеленая птичка села на желтую ветвь гибискуса за окном. Она наклонила голову, заглянув в комнату, и ее маленькие глаза-угольки уставились на старика, стоящего у окна.

Когда он повернул голову, то заметил, что Конгрив скорчился на стуле, смотря на свои сложенные на коленях руки. По щекам пожилого инспектора текли слезы и он даже не пытался утереть их.

Инспектор Сазерленд собирал фотографии и складывал их обратно в папку. Его глаза тоже покраснели. Уизерспуну показалось, что эти двое смотрели на фотографии глазами семилетнего мальчика. Мальчика, ставшего мужчиной, которого они обожали.

– Не хотите ли прогуляться по саду? – предложил Уизерспун, положив руку на плечо Конгрива.

– Да, – сказал Конгрив. – В самом деле, я не против.

– Тогда пойдемте, – сказал старик, забирая назад свою папку, и они последовали за ним на крыльцо.

– Эти растения очень красивы, – сказал Сазерленд, указывая на причудливые пальмы. – В английском саду такого не встретишь.

– Это «Райские птицы». А это дерево называется «Турист».

– Почему? – поинтересовался Конгрив.

– Посмотрите на его кору! Она всегда красная и шелушится, – сказал Уизерспун и засмеялся. – На самом деле оно называется гумбо-лимбо. А видите вон то дерево? Это калуза.

– Замечательное дерево, – сказал Конгрив.

– Сам Алекс Хок со своим дедом помогли мне посадить его.

– Да вы что? – удивился Конгрив.

– Да ничего особого здесь нет. Я просто в те времена приобрел этот участок и пригласил их однажды на ланч, как раз перед тем, как они уехали обратно в Англию. Мы здорово провели время. Маленький Алекс с моим псом Разбойником, дедом старого Роско, который сейчас сторожит этот двор, вместе гонялись за красным резиновым мячиком.

Мужчины подошли к дереву. Под ним стояло несколько деревянных стульев, и они устроились в тени.

– Конечно, – сказал Конгрив тихо, – должно быть, вы допрашивали Алекса?

– О нет. Официально я не был следователем по этому делу. Просто мне был симпатичен этот ребенок. Я постоянно приносил ему в больницу какие-нибудь игрушки, – ответил Уизерспун, – и много времени проводил у его койки. Бедняга Алекс сначала даже говорить не мог. Только когда его дед приехал, он начал понемногу приходить в себя.

– И даже тогда он ничего не вспомнил об этом убийстве?

– Нет. Правда, когда я его увидел впервые, он все время повторял какие-то странные слова: три раза, три раза, три раза… Он не мог объяснить, что они означали, но мне кажется, я догадываюсь об их значении.

– И что же, по-вашему, это были за слова, Стаббс? – спросил Конгрив, наклонившись вперед.

– Я думаю, это условный знак, сигнал. Видите ли, Алекс заперся в рундуке. А ключ от этого рундука нашли в его кулаке.

– Значит, это его отец, услышав чьи-то голоса на палубе, спрятал Алекса в рундуке, дал ему ключ и велел запереться изнутри, – предположил Росс.

– И велел, чтобы никому не открывал, пока не услышит три удара в дверцу, – заключил Конгрив.

– Так мне все и представлялось, – сказал Уизерспун. – Его отец умер, заслонив собой дверь рундука. Чтобы никто не пробрался к его сыну.

– Как вы догадались об этом? – спросил Росс.

– Если вы внимательно посмотрите на фотографии, то увидите два отверстия с обеих сторон переборки. Они пробиты лезвиями кинжалов, которыми были пронзены руки жертвы. Его распяли. Как я говорил, фотографии рассказывают о человеке, который несет ответственность за убийство.

– Вы имеете в виду способ убийства? – спросил Конгрив.

– Да. Видите, горло разрезано, сквозь разрез вынут наружу язык жертвы.

– Знаменитый «колумбийский галстук», – сказал Росс. Уизерспун кивнул.

– С семидесятых и до середины восьмидесятых здесь было настоящее царство террора, – сказал Уизерспун. – На острове царили антианглийские настроения. Потом антиамериканские. Расцвет эры наркотерроризма. Эти острова были облюбованы наркоторговцами и наемными убийцами. Большинство – подданные некоего Доктора, безжалостного короля колумбийской наркомафии.

– А как же тот человек, что несет ответственность за убийство родителей Алекса? – настаивал Конгрив.

– Кто бы ни был убийцей родителей Алекса, это люди Доктора – Пабло Эскобара.

– Эскобар уже давно мертв, шеф, – пояснил Росс Конгриву. – Его выследили и убили в Меделлине в 1989 году участники колумбийского спецподразделения. В этом были замешаны и американцы – отряд «Дельта».

– Значит, убийцы из Колумбии? – спросил Конгрив.

– Нет, – ответил Уизерспун, – думаю, они кубинцы.

– Почему? – поинтересовался Росс.

– Три кубинских парня решили поразвлечься. Скорее всего, это произошло на Экзумах. В последний раз яхту видели в маленькой бухте Стэниел-Кей.

Сазерленд и Конгрив посмотрели друг на друга, но промолчали.

– Но убийство было исполнено чисто по-колумбийски. Чтобы разобраться, я сам ездил в Стэниел-Кей, по подсказке одного моего друга, молодого полицейского Баюна. Он сказал, что знает трех кубинских ребят – братьев, которые выполняют случайную работу на Экзумах. Они работали барменами, рыбачили, все такое.

– Да, продолжайте, пожалуйста, – возбужденно сказал Конгрив.

– Они привлекли внимание Баюна, как он мне сказал, потому что носили очень дорогие ювелирные украшения. Колумбийские украшения. Он заподозрил, что это были члены наркомафии, и начал за ними присматривать.

– Значит, три кубинца на службе Эскобара устроили это? – заключил Росс. – Звучит вполне правдоподобно.

– Так подумали и мы с Баюном и стали искать следы преступления. В то время технология была совсем примитивной. Мы нашли отпечатки ступней, отличные от подошв жертв. Согласно отпечаткам, убийц было трое. И эти трое кубинцев исчезли как раз той ночью. Никто их больше не видел.

– И что было дальше? – спросил Конгрив, подавшись вперед и потерев ладони. От возбуждения он даже забыл о тропической жаре.

– Никто не стал прислушиваться к моим словам. Я ведь был новичком, мне мало кто доверял. К тому же дел в то время было на несколько лет вперед. Поэтому я продолжил расследование самостоятельно. Среди знакомых моего отца был начальник местного отделения ЦРУ. Его звали Бенджамин Хилл. Все это я рассказал ему. ЦРУ взяло меделлинский картель под наблюдение. Но, конечно же, Бен ничем не мог мне помочь, ведь официально американцев в Колумбии не было. Поэтому я уперся в каменную стену.

– Что вы сделали потом?

– Я просто снял со счета все свои сбережения, еще занял денег у отца и поехал в Колумбию. Внешность трех братьев Баюн мне описал подробно. Более того, я получил ордер на их арест. Приехав в Меделлин, начал опрашивать население. Все только улыбались и отрицательно качали головами. Наконец я встретился с начальником полиции Меделлина, показал ему следственные материалы, описал приметы подозреваемых.

– Извините, перебью, – сказал Конгрив восхищенно. – Сейчас вы можете описать нам их приметы?

– Конечно, у меня даже есть наброски. В любом случае, я ни черта не добился от этого начальника. Он, как и все, был в кармане у Эскобара.

– Можно посмотреть эти наброски? – попросил Конгрив.

– Пожалуйста, – сказал Уизерспун, доставая из папки потрепанные листы бумаги.

– И на этом все закончилось? – спросил Конгрив, изучая грубые карикатуры.

– Не совсем, – ответил Уизерспун. Он встал с кресла и посмотрел на залитые солнцем ветви калузы. Пустой рукав его рубашки колыхал ветер.

– В последний вечер, после того, как я встретился с начальником полиции, начиненный ста килограммами тротила автомобиль взорвался прямо у отеля, в котором я остановился. Весь фронтон здания вывалился наружу, шесть человек при этом погибло. Среди них – молодая мать с двумя младенцами. Она как раз входила в отель, когда произошел взрыв. А я потерял правую руку.

– Вашей вины в этом не было, мистер Уизерспун, – утешил Конгрив старика, положив руку на его костлявое плечо.

– Не было ли? – сказал в ответ Уизерспун.

30

Хок заглушил двигатель мотоцикла и неохотно слез с него. Он любил заводить свой старый «Нортон Коммандо» и рад был любому поводу. Вчера днем, когда он уехал от Вики, у него был всего час, чтобы рассмотреть свое новое жилище. Попав в чудесную спальню в небесно-голубых тонах, он лишь успел позвонить в Нью-Йорк художнице по интерьеру Ли Кони, поблагодарить ее за прекрасную работу, потом прыгнул под душ, надел смокинг, сел на свой «Нортон» и помчался в джорджтаунский клуб.

– Привет, Пелхэм, старина, – проговорил Хок, поднимаясь по каменным ступеням и улыбаясь дворецкому. – Рад видеть тебя среди живущих.

– Как сказал Альфред Теннисон в своем стихотворении «Ручей», «я продолжаюсь вечно», милорд, – заметил пожилой слуга, слегка поклонившись.

Пелхэму Гренвиллю, должно быть, было около ста лет. До сих пор у него была густая седая шевелюра, величественный нос и блестящие голубые глаза. Он носил безупречно белые перчатки, однобортный пиджак, полосатые брюки и белый галстук, туго затянутый на шее.

Большую часть жизни он провел работая у разных представителей династии Хоков. Хотя по профессии он был дворецким, его давно уже перестали считать слугой. Он был членом семьи. Он был Пелхэмом, стариной Пелхэмом, который поддерживал в идеальном состоянии жилище Хоков. И пока наследники не уезжали на учебу в Итон или Хэрроу, а потом и в Дартмут, он был их воспитателем.

Пелхэм настаивал на своем участии в контроле за реставрационными работами и обустройстве дома.

Хок не посмел ему в этом отказать. Так как сам Хок уехал по делам, а в доме на площади Бельграв никого не осталось – ну разве что старая тетушка или кузина могла иногда зайти попить чаю, то Пелхэм имел полное право находиться здесь. Кроме того, Алексу нравилось общество Гренвилля.

Хок строго посмотрел на Пелхэма.

– Чтобы никаких поклонов и расшаркиваний. Это Америка, Пелхэм, страна свободы, равенства и братства.

– Как же это? – шмыгнул носом Пелхэм. – Я служу уже восемьдесят лет. Мне просто не обойтись без своих навыков. О, святые небеса! Посмотрите на себя, милорд, вы весь в крови!

– Должно быть, измазался, пока ужинал, – улыбнулся Хок. – Я успею быстренько помыться?

– Только если очень быстро, – сказал Пелхэм. – Мадам только что звонила. Она уже в пути.

– Неужели уже так чертовски поздно? – ужаснулся Хок, посмотрев на свои разбитые часы. Он не мог оторваться от Вики и совсем забыл о времени.

– Я пытался дозвониться вам на мобильный, но, как обычно, он был выключен.

– Ну, к сожалению, да. Может быть, ты предложишь пока Конч чашку чая и извинишься за меня? Мне надо хорошенько оттереться и надеть что-нибудь свежее.

– Верно, сэр. Ваша внешность сейчас оставляет желать лучшего. Можно сказать, она даже пугающая. Я возьму на себя смелость достать один из ваших любимых серых охотничьих костюмов, – сказал дворецкий. – И еще, думаю, вам понадобится галстук? Фуляровый вполне подойдет. Ведь ваш гость – лицо довольно…

Но Хок уже пробежал половину мраморной лестницы, перепрыгивая за один шаг по три ступени.

– Лорд Хок потерпел поражение и окровавлен, но не склонил головы, как я вижу, – пробормотал старик.

Через десять минут Алекс уже помылся и, совершенно пренебрегая одеждой, выбранной Пелхэмом, натянул выцветшие джинсы «Ливайс», флотскую футболку и старый черный кашемировый свитер. Если бы Конч увидела его в пальто и в галстуке, не признала бы, подумал Хок.

Войдя в библиотеку, он нашел Консуэло де лос Рейес сидящей у полыхающего камина.

– Рад сообщить тебе, что ты – моя первая гостья, – заметил Хок, пододвинув свой стул к камину. – Хотя раз уж ты подобрала мне этот дом, то имеешь на это полное право.

Конч была владелицей дома напротив. Именно она посоветовала Алексу приобрести этот кирпичный особняк в викторианском стиле.

– Ну и вечерок выдался вчера в клубе, – сказал Хок. – Только вернулся из больницы.

– Не волнуйся, дружище. Я звонила президенту. Джорджтаунский клуб! Мы прищучим этих мерзавцев, кто бы они ни были. Скажи, что с твоей рукой?

– Проколол салатной вилкой. Мне повезло.

– А Виктория?

– Я бы сказал, ей очень повезло.

– В смысле?

– Тебе будет трудно в это поверить, но… – Алекс прервался, увидев, что в комнате внезапно появился Пелхэм.

– Я оставил завтрак на столе, милорд, – сказал он. – Фрукты, каша, кофе, чай. Ваши любимые оладьи с клубничным вареньем. Звоните, если понадоблюсь. Ну а сейчас не буду вам мешать.

Хок улыбнулся, глядя на удаляющегося дворецкого, и продолжил:

– Может быть, это и предубеждение, но я считаю, что бомба предназначалась для Вики.

– О, Алекс. Смотри на вещи трезво. Ну кому бы понадобилось…

– Может быть, кубинцам, черт бы их побрал. В конце концов, субмарину купила эта клика – Telaraca. Они попытаются запугать меня любым способом.

– Алекс, почему бы им просто не убить тебя в таком случае?

– Ну, не знаю. А потом столько неприятного шума в газетах? Буду откровенен – я дал русским повод возненавидеть себя. Принудил их выдать имя покупателя «Борзой». Их ужаснула мысль о возможных последствиях этого предательства. Чтобы прикрыть себя, они наверняка пошли к кубинцам и рассказали о моем интересе к деятельности Telaraca. Поэтому я не думаю, что новое правительство Кубы отнесется ко мне с восхищением.

– Настало время ПСЗ.

– Извини, не понял?

– Прикрывать свою задницу. Твои русские друзья прикрывают свою кубинцами, – сказала Конч. – Вот что они сделали скорее всего – пошли к кубинцам. Рассказали свою жалостливую историю, свалили все на тебя. Секретная служба Кубы проводит расследование и выходит на след ЦРУ в Кувейте, где не состоялась первая сделка. Кстати, ЦРУ сообщило, что твой друг Кэп Адамс недавно умер. Мои соболезнования.

– Что? Умер?

– Лондонская полиция обнаружила его тело в квартире на Сант-Джонс-Вуд. Без видимых признаков насилия. Патологоанатомы с помощью электронного микроскопа обнаружили в мышце его бедра гранулу рисина.

– Рисина?

– Ядовитого альбумина, содержащегося в касторовых бобах. Помнишь знаменитый «Укол зонтиком»? Агент КГБ убил в семьдесят восьмом на мосту Ватерлоо одного неугодного болгарина, ткнув его отравленным зонтом. Для нас дело прошлое, а для кубинцев в самый раз. Твои земляки-судмедэксперты достойны награды за такое открытие.

– Надеюсь, эти трудоголики не забудут похвалиться своим небывалым успехом перед женой Кэпа Энни и его сиротами. Господи, надо позвонить Энни.

– Давай поговорим о Вики, Алекс. Почему ты все-таки решил, что Вики была мишенью?

– За несколько минут до взрыва официант позвал ее к телефону. Когда она взяла трубку, ей никто не ответил. Было слышно лишь чье-то дыхание. А на полу в телефонной кабине стоял черный портфель. Предположив, что кто-то забыл его, она отдала портфель официанту.

– Портфель взорвался у него в руках через несколько минут, – сказала Конч, покачав головой. – Я передам эту информацию следственной группе прямо сейчас.

– Спасибо.

– Алекс, вопрос, который президент передо мной поставил сейчас, – Куба. Чего нам в Штатах сейчас не нужно, так это «горячей точки» прямо у порога. Этот остров начинает бурлить. Мне нужна помощь.

– Сделаю все, что смогу.

– Слухи о готовящемся перевороте не новы. Телевизионное выступление Фиделя, которое было запланировано на вчерашний вечер, отменили в последнюю минуту. На него это непохоже. Кроме того, в швейцарское консульство в Гаване постоянно поступает информация наших агентов по этому вопросу.

– У Кастро, кажется, обострилась болезнь Паркинсона. Может, произошел рецидив?

– Может быть. Но известно, что со времени последнего визита Папы его общее состояние улучшилось. Мы еженедельно получаем информацию о состоянии его здоровья. Он крепкий старик. Все мужчины в его роду живут по меньшей мере сто лет.

– Ну и что теперь делать?

– Я сейчас вернусь в Белый дом. Как ты, наверное, догадываешься, на повестке дня у нас постоянно стоит проблема кубинского переворота. Сейчас наступило время разрешить эту проблему.

– Есть новости о субмарине?

– Еще бы. Вот, погляди-ка, – сказала де лос Рейес, вручив Хоку ярко-красную папку с черно-белыми фотографиями.

– Что это за снимки?

– Сделаны вчера спутником «Предатор». Примерно через час после того, как ты назвал Telaraca потенциальным покупателем. Гляди. Вот юго-восток Кубы. Вот город Манзанильо. А вот остров Telaraca, видишь?

– Да. – Он поднес снимки к окну, где было больше света. – Много построек. Судя по всему, бараки, склады. А вот и мобильные пусковые установки «скад».

– Да, мы предполагаем, что они купили большую партию русских ракет «скад». А вот еще, видишь это крупное строение в устье реки?

– Да, что это?

– Представители ВМФ в Пентагоне говорят, что это док для субмарины, выполненный в стиле общественного здания. Очевидно, он достаточно вместителен, ширина как раз соответствует размаху «крыльев» «Бумеранга». Но это пока лишь предположение, Алекс, – добавила Конч.

– Алекс? – после недолгого молчания продолжила она. В ее тоне что-то изменилось.

– Да? – Он чуть дольше секунды задержал взгляд на ее прекрасных карих глазах и отвернулся к окну.

– Посмотри на меня.

– Плохая идея.

– Обернись и посмотри на меня.

– Ужасная идея, Конч.

Будучи одним из основателей «Клуба плохих идей», он прекрасно умел их различать. И его отчаянное желание расстегнуть пуговицы на спине этого облегающего розового свитера определенно было плохой идеей. Сейчас это ему нужно было меньше всего. Он влюблен, и женщина, которую он любит, лежит в больнице. О Господи!

– Я не могу этого сделать, Конч, – сказал Алекс.

Он услышал шелест бумаг, которые она собирала и укладывала назад в папки. Когда он обернулся, она уже направилась к двери.

– Конч?

Она остановилась и посмотрела на него. Ее лицо снова приобрело деловое выражение.

– Президент просил меня, чтобы я организовала оперативно-тактическую группу, – сказала она. – Я попросила двух человек, с которыми ты встречался в моем офисе, возглавить ее. Он хотел, чтобы ты вошел в эту группу.

– Консуэло, ты же знаешь, что я всегда в твоем распоряжении. Но если бы ты внимательно просмотрела мое личное дело, то заметила бы такую запись: «Плохо сотрудничает с другими».

– Я ожидала такого ответа. Но мы не можем позволить этой чертовой штуковине плавать в паре миль от берегов Майами. Президент очень ценит потрясающие успехи, которых ты добился в последнее время. Да и все мы очень ценим их.

– Он даже звонил мне лично.

– Ты выяснил, кто купил лодку. Сейчас нам надо найти и устранить этих ублюдков. Я обещала ему, что заручусь твоей поддержкой. Мне придется доводить это дело до конца.

– Несладко же тебе придется, Конч.

– К сожалению, да. Я не умею учиться на ошибках.

– Конч, послушай, я был маленьким жалким ублюдком. Прости меня.

– Ты даже не предупредил меня. Мне было очень больно. Ты не дал мне никаких шансов.

– Да. Ну, если ты правда думаешь об этом, мы никогда…

– Пожалуйста, заткнись, Хок. Когда у нас заходит об этом речь, ты превращаешься в жалкого ублюдка.

Алекс не ответил.

– Каков твой план действий? – спросила она, снова перейдя к делу.

– Я направляюсь на Экзумы. У Вики сейчас небольшая контузия. Я хочу хотя бы на пару недель развлечь ее. Отвезу ее на «Блэкхок».

– Счастливая девчонка.

– Вылетаем сегодня в полдень. Когда доберусь до места, я в твоем распоряжении. Все, что смогу, сделаю. Только не надо меня больше тащить на собрания с этими придурками из оперативно-тактической группы.