Текст книги "Между адом и раем"

Автор книги: Тед Белл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

38

Алекс Хок сидел на краю кровати, курил сигару и смотрел на черное переговорное устройство. Рядом с ним стояла полупустая бутылка шотландского виски.

Он тряхнул хмельной головой. Еще утром он проснулся в этой самой кровати счастливым влюбленным. Теперь же чувствовал себя так, будто сердце его было разорвано на мелкие куски.

Багамская спасательная служба прекратила поиски Вики по прошествии двенадцати часов. Хок, не сумев заставить их продолжить поиски, поднял в воздух свой гидросамолет и еще несколько часов кружил над залитой лунным светом водой. Наконец, уже после полуночи, он приземлился в лагуне, загнал самолет в кормовой ангар «Блэкхока».

Эмброуз и Сток ждали его там. Они начали что-то говорить, но Хок перебил их.

– Почему? – крикнул он, угрюмо глядя на них, поскольку его печаль сменилась гневом. – Почему я был так глуп, что не запретил ей плыть? Не предупредил ее о течении, не сказал, что это опасно? Почему? Ответьте мне!

Эмброуз и Сток хотели приблизиться к нему, но он пронесся мимо. Затем резко остановился и, обернувшись, посмотрел на них:

– Я мог с таким же успехом утопить ее своими собственными руками! Какая разница? Я убил ее своей беспечностью!

Он пробежал четыре лестничных пролета и заперся в своей каюте. Связавшись с мостиком, сказал капитану, чтобы тот вызывал его по прямой линии, если будут новости. Потом выключил главный телефон и открыл бутылку виски.

Алекс пил виски примерно час, уставившись на переговорное устройство. Он ожидал, что сейчас капитан выйдет на связь. Но устройство молчало. В его дверь стучались, но он не откликался. Эмброуз даже подсунул конверт под его дверь, но Алекс и на это не обратил внимания.

Наконец раздался звон склянок. Четыре удара. Два часа. Алекс потер глаза и посмотрел на часы. В штате Луизиана сейчас полночь.

Он взял полупустую бутылку и поднялся по лестнице в каюту Вики. Не считая гула генераторов, на судне царила мертвая тишина. В патруле было несколько вооруженных членов команды, которые ходили вдоль лееров и осматривали море вокруг. Всю ночь они держали включенными подводные прожекторы. Видеокамеры слежения, установленные ниже ватерлинии, работали двадцать четыре часа в сутки.

Где-то там есть человек, который хочет убить его. Он и не знает, что его мишень уже мертва.

Ее каюта была нетронута – шляпы, блузки, шарфы, купальные костюмы беспечно брошены на кровать. Он сел среди этих вещей, не совсем понимая, зачем пришел сюда. Не в силах сдержать себя, обхватил подушку и уткнулся в нее лицом. Еще чувствовался аромат ее духов.

Господи!

Сквозь пелену слез, застившую глаза, он увидел на тумбочке записную книжку и вспомнил, зачем пришел. Он открыл на «С», но не нашел того, что искал. Открыв «П», увидел запись.

Папа. Код 225. Штат Луизиана.

Даже видеть ее почерк в записной книжке было невыносимо. Когда он пролистнул страницы, из книжки выпал маленький конверт. На нем было написано его имя. Конверт не был запечатан.

Внутри были две крошечные фотографии. Те самые, из медальона его матери. Тогда он вспомнил. Она поклялась носить медальон всегда. Она, должно быть, вынула фотографии утром, чтобы их не испортила морская вода. Он вспомнил, как золотой медальон, висящий на ее шее, качался в ритме их тел на песке у светло-голубой воды.

Он поклялся сделать то, что, как он считал, не позволяло ему положение джентльмена, и потянулся к приемнику. Он набрал номер, который нашел в записной книжке.

– Алло? – сказал сонный голос с южным акцентом.

– Это Севен Оукс? Ля-Рош, штат Луизиана? – спросил он.

– Да, сэр, именно так.

– Это Александр Хок. Я хотел бы поговорить с сенатором Харли Свитом.

– Должно быть, он спит на веранде, сэр. Слишком жарко спать в закрытом помещении, сенатор не сторонник кондиционеров.

– Мне жаль тревожить его, но, пожалуйста, скажите ему, что это очень важно.

– Хорошо, сэр, я позову его. Вы будете на проводе? Я попробую разбудить его.

Алекс ждал, потирая глаза, и смотрел на их с Вики фотографию на тумбочке: они стояли обнявшись у озера Серпантин в Гайд-парке. Когда в трубке раздался чей-то низкий голос, он вздрогнул от неожиданности.

– Харли Свит слушает.

– Сенатор, мы с вами не встречались. Я Александр Хок.

– Алекс Хок! Это здорово, что я наконец-то услышал ваш голос. Моя девочка много рассказывала о вас.

– Я звоню вот по какому поводу, сенатор. Боюсь, у меня есть для вас ужасная новость. Произошел несчастный случай.

– Что вы имеете в виду? Вики ранена?

– Сенатор, я боюсь, что Вики больше нет.

Последовала длинная пауза, и Алекс лишь сильнее прижимал телефон к уху, оцепенело глядя на ее фотографию.

– Больше нет? Вы имеете в виду, она мертва? Скажите мне, что случилось, мистер Хок!

– Мы, мм, вчера днем мы поехали на пикник, на маленький остров. Только мы с Вики.

– Вики – мой единственный ребенок, сэр.

– Я знаю, сенатор. Должен сказать вам, что предпочел бы умереть, нежели рассказывать вам об этом.

– Продолжайте. Расскажите мне все.

– Мы устроили пикник. Поев, заснули на берегу. Когда я проснулся, я не увидел ее. Я подумал, что она ушла осматривать остров, поэтому искал ее вдоль берега.

– Пожалуйста, продолжайте, мистер Хок. Я понимаю, как это трудно для вас.

– Извините, сэр. Я услышал слабый крик с моря. В нескольких сотнях метров от берега есть глубокий канал. Он пролегает между островом, куда мы пошли под парусом, и другим островом. Между ними около мили.

– Так?

– Я увидел ее. Это была Виктория. Она была почти в двух третях пути от другого острова. Я видел, как ее уносит течением.

– Что вы сделали тогда, мистер Хок?

– Конечно же, я поплыл за ней. Я пытался удержать ее в поле зрения. Течение несло ее в открытое море.

– Вы не смогли доплыть до нее?

– Я хороший пловец. Я плыл изо всех сил. Она звала меня, – наверное, хотела, чтобы я вернулся. Возможно, она поняла, что это было уже бесполезно. Я…

– Вы сдались.

– Нет, сэр, я не сдался. Я плыл дальше, достигнув течения. Пока гнался за ней, понял, что разрыв между нами катастрофически увеличивается – я проплывал десять метров, а ее уносило на тридцать или на сорок.

– Вы потеряли ее из вида?

– Я видел, что она тонула. Я следовал за ней. Потом она всплыла еще раз и что-то крикнула, но к тому времени она была слишком далеко.

– А потом?

– Я увидел, что она ушла под воду. И уже не показывалась на поверхности.

– Она утонула?

– Через пятнадцать минут на место прибыли спасатели и мои люди. Мы продолжали поиски восемь часов, но не нашли никаких следов, сэр.

– Понимаю.

– Я распорядился, чтобы поиски возобновились с рассветом, сенатор. Затем пытался найти ее сам, осматривая место с борта своего самолета.

– Я уверен, что вы делали все, что могли, мистер Хок. Я ценю ваши усилия, попытку спасти мою дочь. Извините меня, теперь я хочу повесить трубку.

– Сенатор, я не в силах сказать вам, как я сожалею. Я виноват во всем.

– Вики была очень хорошим пловцом, мистер Хок. Чемпионом США от университета Тулейна. Она переплывала озеро Понтчартрейн, когда ей было тринадцать лет. Она знала что делала. Мысль о том, что течение могло быть слишком сильно, никогда не пришла бы ей в голову.

– Но я должен был…

– Моя дочь не хотела бы, чтобы вы или кто-нибудь другой умерли напрасно. Если бы у вас был хоть какой-нибудь шанс настигнуть ее, я уверен, что вы…

– Я не мог, сэр. Не мог.

– Послушай меня, сынок. Я не имел удовольствия видеть тебя, но если моя дочь так много говорила о тебе, то ты, должно быть, и правда хороший человек. Вики росла в этом заброшенном месте. Мы жили с ней лишь вдвоем. Ее мама умерла при родах.

– Мне очень жаль, сэр.

– Это было давным-давно. В конце нашего поместья растет большой дуб. Он находится на возвышении, и с его верхних ветвей хорошо видно другой берег Миссисипи.

– Да, сэр.

– Виктория любила это старое дерево. Она называла его дуб Святой Троицы, потому что он состоит из трех больших стволов. Она целыми днями сидела на самых верхних ветвях, читала книги, писала стихи. Там она чувствовала себя ближе к Богу.

– Да, сэр.

– Я нерелигиозный человек, Алекс. Но моя дочь была искренне верующей. Я хочу, чтобы вы нашли мою маленькую девочку. Я хочу, чтобы она нашла покой в ее священном месте, на небольшом кладбище под тенью этого старого дуба.

– Я сделаю все, что смогу, чтобы найти ее, сэр, – сказал Хок.

– Я полагаю, ты справишься. До свидания, Алекс. И не пей это проклятое виски. Я нахожу, что чересчур много спиртного только вредит.

– Да, сэр. До свидания, сенатор.

Алекс вернулся в свою каюту. Через секунду раздался пронзительный крик Снайпера, сопровождаемый ударом в дверь.

– Да? Кто это?

– Стокли, босс, – сказал приглушенный голос.

– Что ты хотел?

– Я могу войти?

– Конечно, – сказал Хок. Он встал, вытирая глаза рукавом рубашки. – Почему бы и нет? – сказал он, открывая дверь. И снова рухнул на свою кровать.

– Как самочувствие? – спросил Сток, пододвинув стул.

– Спроси меня о чем-нибудь другом.

– Я не хотел беспокоить тебя. Тебе больно. Эмброуз послал меня сюда, чтобы проверить, как ты. Он думает, тебе стоит что-нибудь перекусить.

– Он послал тебя сюда за этим?

– Нет, босс. Он хочет, чтобы ты сходил на мостик. Радист с мостика сказал, что по спутниковому телевидению показывали нечто интересное. Какие-то кубинские новости. Эмброуз записал их на пленку и хочет, чтобы ты посмотрел.

– Я не могу поверить, что слышу это. Что там показывали? Гребаное состязание по крикету?

– Нет, никаких крикетов. Что-то с Кастро. Он находится на кубинской телестанции. Что-то творится на Кубе. Эмброуз сказал, что ты должен непременно посмотреть. Я не беспокоил бы тебя, но в этом случае…

БУУХ!

От звука далекого взрыва, приглушенного, но тем не менее мощного каюту Хока затрясло. В баре задребезжали хрустальные графины и стеклянная посуда.

– Господи Иисусе, что это? – сказал Хок, связавшись с мостиком по прямой линии.

– Взрыв, сэр, – сказал капитан. – Приблизительно в двух милях от нашего левого борта произошел взрыв. Мы видели мишень на радаре. Это была маленькая яхта метров пятнадцать длиной. Она шла на северо-запад со скоростью примерно двадцать узлов.

– Сигнала бедствия она не подавала? – спросил Хок.

– Нет, сэр. Она просто взлетела на воздух. Я распорядился спустить на воду катер. Мой помощник связался с береговой охраной, информирует их о ситуации. Я пошлю туда Квика, чтобы он поискал оставшихся в живых. Боюсь, надежды на спасение практически нет.

– Я сейчас подойду.

– Хорошо, сэр.

– Пошли, Сток, – сказал Хок.

Когда Хок поднялся на мостик, пожар все еще полыхал. Конгрив с капитаном стояли чуть поодаль, на крыле мостика и смотрели в бинокль. Алекс и Стокли подошли к ним. Запах горящего топлива уже чувствовался в воздухе.

– Прости, что побеспокоил, Алекс, – сказал Эмброуз, вручая бинокль. – У меня не было выбора. Очевидно, на Кубе военный переворот. А эта бедняга, наверное, взорвала себя сама.

– Переворот на Кубе. Это хорошая новость или плохая? – спросил Хок, поднося бинокль к глазам. От взорванной яхты ничего не осталось, лишь обломки, плавающие в расползшемся пятне горящего топлива.

– Мне кажется, что правительство вооруженного бандита с подводным ракетоносцем – плохая новость, – сказал Эмброуз.

– Кастро убили?

– Нет, я так не думаю. По крайней мере, пока нет. Я записал на пленку телетрансляцию. Посмотри, как только сможешь.

– Как вы думаете, что случилось с той яхтой, кэп? – спросил Хок, все еще глядя в бинокль.

– Трудно сказать, сэр. Вероятнее всего – возгорание электропроводки в машинном отделении. Пожар занялся мгновенно, и рванули оба топливных бака.

– Я вот о чем подумал. Бедные парни так и не узнали, что привело их к гибели. Добро пожаловать на яхты богатых и знаменитых! Сегодня был один из самых кровавых дней в раю, Господи.

– Это действительно так, сэр, – сказал капитан. – Вся команда ужасно скорбит о вашей невосполнимой потере, сэр.

– Спасибо, – сказал Алекс. – Пожалуйста, передайте мою благодарность команде за все, что они сделали, чтобы помочь мне. Если мой гидроплан будет готов к утру, я возобновлю поиски, капитан.

– Да, да, сэр, я непременно распоряжусь, – сказал капитан, возвращаясь на мостик.

Алекс оперся руками о леер, пристально глядя на далекое пламя в черной ночи. На самом горизонте уже начала появляться тонкая розовато-золотистая линия восхода.

– Пойдем посмотрим пленку, Алекс, – сказал Эмброуз, опустив руку на плечо своего друга. – А потом доктор даст тебе что-нибудь успокоительное, чтобы ты поспал.

– Я не засну, пока не найду ее, Эмброуз.

39

– Уверен, – сказал Хок, – это была самая короткая речь Кастро.

Они сидели в больших кожаных креслах и просматривали пленку с недавней трансляцией кубинской национальной телестанции.

– Пожалуйста, перемотай и включи заново, но немного убавь звук, – сказал Хок. – И еще – не мог бы ты обеспечить мне синхронный перевод, Эмброуз? Можно не дословный.

На экране появился Кастро. Он стоял перед камерой за маленьким столом и выглядел лет на десять старше, чем на недавних фотоснимках, – измученным и уставшим. Вокруг ввалившихся глаз черные круги, руки безудержно тряслись.

Кастро начал говорить, и Эмброуз перевел:

– Он выражает огромную благодарность героическому народу Кубы, принесшему свои жертвы на алтарь борьбы. Он говорит, что знает, какими тяжелыми были эти жертвы, но они послужили великому делу. Он говорит, что революция, хотя и имела большой политический успех, не принесла успехов в экономике.

– Явно преуменьшил, – сказал Хок.

– Он ссылается на свое слабое здоровье. Каждый знает о его недавних болезнях. Он говорит, что хочет идти вперед, но у него больше нет сил продолжать борьбу. Он говорит, что уступает свой пост преемнику по состоянию здоровья и… он говорит что-то еще, но его прерывают.

– Состояние здоровья – это, очевидно, пистолет, направленный ему в голову за пределами объектива, – заметил Хок.

– Скорее всего, – согласился Эмброуз. – Звонил какой-то парень из американского Государственного департамента. По его словам, это военный переворот.

– А кто этот симпатяга с «конским хвостом», которого мы теперь видим?

Эмброуз глубоко вздохнул. Алекс Хок наконец предстал лицом к лицу со своими демонами.

– Это – генерал Мансо де Эррерас, Алекс. Правая рука Кастро. Прежний министр государственной безопасности. Очевидно, он лишь недавно получил звание генерала. Теперь он – главнокомандующий вооруженными силами Кубы.

– Этот мужик смахивает на женщину, – сказал Сток. – Такое ощущение, что он пользуется косметикой.

– И что генерал говорит от своего имени? – спросил Хок, всматриваясь в лицо на экране. Он что-то заметил, подумал Эмброуз, глядя на Алекса.

– Генерал де Эррерас говорит, что он удостоен великой чести, что команданте доверил ему обязанности главнокомандующего.

– Чушь собачья, – сказал Сток.

– И теперь, – продолжал Эмброуз, – он горд быть членом нового правительства, которое приведет Кубу к достойному месту в мире в наступившем столетии. Новое правительство собирается подготовить множество проектов социально-экономических реформ в ближайшие дни, недели и месяцы.

– Нажми-ка на паузу в этом месте, Эмброуз, я хочу посмотреть на него, – попросил Хок.

– Конечно.

Картинка замерла. На ней был крупным планом изображен де Эррерас. Его глаза с приопущенными веками хорошо передавали холодную жестокость, которая таилась за ними.

– Что такое, Алекс?

– Я видел этого человека прежде, – сказал Хок, прижав кончики пальцев обеих рук к сомкнутым векам и издав глубокий вздох.

– С тобой все в порядке, Алекс? – спросил Конгрив.

– Да.

– Мансо де Эррерас знаком тебе?

– Да. Кажется, да. Де Эррерас. Эта фамилия упоминается в письме Блэкхока, не так ли?

Он встал и прошел в конец комнаты, где стюард налил ему чашку горячего кофе. Потом вернулся, подошел к большому экрану и, встав примерно в полутора метрах от него, в течение двух долгих минут смотрел на недвижное лицо.

Конгрив представил, какие ужасные мысли, должно быть, проносятся в голове друга. Хок не ответил, и через несколько секунд Эмброуз снова спросил:

– Алекс? Все хорошо?

– Лучше не бывает. – Алекс не отрывал глаз от экрана.

– Мне так и держать кадр?

– Нет, – сказал Хок. Он снова подошел к своему креслу и рухнул в него. – Пока что я достаточно насмотрелся на этого проклятого ублюдка. Давай смотреть дальше.

– Эта часть довольно интересна, – сказал Эмброуз, снова включив видеомагнитофон. Алекс явно связал Мансо со своим прошлым. Но он еще не был готов психологически, чтобы признать это.

– Что он говорит?

– Куба никогда больше не должна полагаться на помощь ложных союзников, которые обещают много, а потом исчезают. Мощь Кубы испробует на себе каждый, кто попытается угрожать ее интересам.

– Мы, конечно же, знаем, что он имеет в виду, – сказал Хок. – Ту чертову подлодку. Она у него уже есть, иначе он не стал бы раскрывать свои намерения.

Эмброуз продолжал переводить.

– Куба больше не допустит той несправедливости, что она перенесла за время оккупации американцами. Он требует, чтобы американская блокада Кубы была снята немедленно. Еще он заявляет, что американская военно-морская база в Гуантанамо подрывает суверенитет Кубы и этого больше нельзя допускать. Америке будет предоставлен определенный срок, чтобы эвакуировать базу, или же придется прибегнуть к крайним мерам. Более точная информация по этим вопросам будет обнародована новым правительством завтра.

– Бог мой, – сказал Хок. – Экстремистское государство обладает невидимой субмариной, несущей на борту сорок самонаводящихся ядерных боеголовок, и все это добро находится в девяноста милях от Майами.

– Жутко подумать, да? А вот он представляет и нового президента Кубы, – сказал Эмброуз. На экране появилось новое лицо.

– Что это за тип? – сказал Сток. – Похож на Зорро в костюме-тройке.

– Это, – ответил Эмброуз, – новый президент Кубы, Фульгенсио Батиста. Внук человека, которого Кастро сверг почти сорок лет назад.

– Где они его откопали? – спросил Хок.

– Он вырос в Испании. Учился в Гарварде, потом в финансовой школе Уортона. Отказался от американского гражданства и шесть месяцев назад переехал с семьей на Кубу. До того был партнером фирмы «Голдман и Сакс» на Уолл стрит. Имел ферму в Гринвиче, штат Коннектикут, и играл в гольф каждую субботу в клубе Стэнвича.

– Вот как? Из партнеров Голдмана – в кубинские президенты? Неплохой карьерный ход, – сказал Хок. – И что Батиста-младший говорит от своего имени?

– Продолжает пламенные речи о заре нового дня.

– И все? – спросил Хок.

– В основном да.

– А как же сторонники Фиделя?

– Наиболее вероятно, их казнили или заключили в тюрьму.

– А какова реакция кубинского народа?

– Алекс, после сорока лет лжи, страха и пыток эти люди не верят ни единому слову, кто бы его ни сказал. Они не доверяют собственным детям. Жизнь будет продолжаться. Я с абсолютной уверенностью скажу тебе и не ошибусь, что они не будут обсуждать эти политические события даже с самыми близкими друзьями. Разве что со своей мамой, если на нее действительно можно положиться, да и то вряд ли.

Хок щелкнул выключателем, и в потолке зажглись невидимые лампы. Он повернул свое большое кожаное кресло, сев лицом к Эмброузу, Стокли и Сазерленду.

– Откуда ты столько знаешь об этой бандитской клике, Эмброуз?

– Госсекретарь позвонила мне сразу после кубинской радиопередачи. Мы беседовали долго. Ты спал. Я рассказал ей о трагедии. Она попросила, чтобы я передал тебе ее глубочайшие соболезнования. Она не хотела тревожить тебя, но попросила, чтобы ты позвонил ей, как только посмотришь эту запись.

– Уже посмотрел.

– На завтра запланировано совещание на борту авианосца «Джон Кеннеди», который в настоящее время направляется в Гуантанамо. Она знает, что ты не хочешь присутствовать, но настаивает, чтобы ты все-таки приехал.

– Почему, позволь спросить? – Хок явно впадал в бешенство.

– Очевидно, советник министра иностранных дел Великобритании по вопросам Латинской Америки обратился непосредственно к президенту. Так как именно ты предоставил информацию, он и предложил твою кандидатуру. Президент утвердил тебя в качестве главного представителя оперативной группы.

– Он никуда не поедет, – сказал Стокли. – Мы должны найти Вики. Он сядет в самолет, я возьму «Зодиак». На рассвете снова начнем искать.

– Совещание на борту «Кеннеди» завтра в пять часов, Алекс, – сказал Эмброуз.

– Черт бы все побрал, – пробормотал Алекс. – Росс, можно посадить гидросамолет на палубе авианосца?

– Почему бы нет? В поплавках «Киттихока» предусмотрены выдвижные шасси. Чего не хватает, так это хвостового крюка. Но я немедленно установлю его.

– Да, капитан.

– Сколько до восхода? – спросил Хок.

– Несколько часов.

– Хорошо. На рассвете я снова попытаюсь найти Вики. Эмброуз, ты не возражаешь, если мы с тобой уединимся на корму?

– Нисколько.

– Эмброуз, я снял фото со стены в клубе.

– Да?

– Можешь ли ты выяснить – кто на этом фото?

Алекс вынул из кармана старый, пожелтевший от времени снимок и вручил его другу.

– Думаю, смогу, Алекс.

– Спасибо, Эмброуз. Ты самый замечательный друг на свете.

Он ушел, не дожидаясь ответа.