Текст книги "Ничто Приближается"

Автор книги: Татьяна Енина (Умнова)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 29 страниц)

Этой ночью они вовсе не ложились спать, пили на кухне пиво и говорили, говорили… А к утру Севелину сморило-таки и ее отнесли на кровать, а Паша вдруг спешно засобирался на работу. В глаза никому не смотрел и отвечал односложно, хотя еще полчаса назад веселился со всеми над айхеновыми приключениями.

И они остались вдвоем и опять помимо собственной воли потянулись друг к другу.

– Севелина может проснуться, – прошептала Маша.

– Пойдем ко мне.

– К тебе?!

– Ну да. Где я, по-твоему, обретался пять дней?

– А где ты обретался?

– Познакомился с художниками на Арбате, они меня пустили ночевать к себе в студию. Там есть чудненький уголок, огороженный ширмами и мякенький матрасик…

– Айхен! – Маша рассмеялась, – Ну ты даешь! Ну ты просто… Неужели очеловечился?!

– Точно, – улыбнулся принц, – Но ты не представляешь себе, какое удовольствие говорить на межгалактическом, не ломая язык о ваши сложные слова!

Они еще на несколько минут застряли в прихожей, не в силах оторваться друг от друга, а потом почти бегом помчались до метро.

– Мы художникам не помешаем? – спросила Маша по дороге.

– Художникам?! Да Господь с тобой!

Может быть, этот день был самым счастливым в их жизни – первый день не омраченный ни переживаниями, ни страхами, ни печальными мыслями.

Он же, по большому счету, и последний.

Над Москвой разгорался очередной жаркий день, горячее марево поднималось над запруженным нетерпеливо гудящими машинами шоссе. Понятливые художники при их появлении дружно ушли «на натуру», и они лежали вдвоем на матрасе, за заляпанной краской ширмой, дышали растворителем и машинными выхлопами.

– Но что же мы будем делать, Айхен? Как выбираться?

– О, об этом не беспокойся. Хайллер будет искать Севелину, он всю галактику перевернет, но найдет ее.

– Он так любит ее… Она его дочь?

– Маш… Мне надо много тебе рассказать… Но не хочу сейчас!

– Пока мы вдвоем…

– Именно поэтому! Не хочу сейчас…

– А когда?

– Не торопи меня, пожалуйста…

– Ну ладно.

Вечером они распивали водку с пришедшими «с натуры» художниками, курили марихуану и позировали для портретов. Художники приглашали их в воскресенье в какой-то парк ставить каких-то идолов, то ли Ярилу, то ли Велеса, то ли и того и другого, и они согласились. Потому что были пьяны и немножко под кайфом и очень любили весь мир вместе с художниками, и готовы были ради них на все.

А потом они снова бежали до метро, теперь уже, чтобы успеть до закрытия, и, стремительно трезвея, тряслись в полупустом вагоне и думали каждый о своем.

Севелина с Пашей сидели на кухне, смотрели телевизор и пили чай с бутербродами, изо всех сил изображая, как хорошо им вдвоем и как никто им не нужен.

– Почему я чувствую себя виноватой? – прошептала Маша, застывая в коридоре и не находя в себе сил войти в свет и уют домашнего чаепития, – Виноватой перед ними обоими! Разве мы в чем-то виноваты?

– Не думай об этом! – прошептал в ответ Айхен.

– Не могу!

– Все равно не думай!

Айхен напоследок взял ее лицо в ладони и поцеловал в губы.

– Мы старые солдаты закаленные в боях за отечество не дрогнем перед врагом!

Маша хихикнула и, про себя тяжело вздохнув, с широкой улыбкой вошла в кухню.

– Плюшками балуетесь? А что-нибудь посущественней не хотите?

И метеором кинулась к плите.

Айхен плюхнулся на диван рядом с Севелиной, налил себе чаю, жадно набросился на бутерброд.

Он умел болтать ни о чем, напрочь игнорируя мрачные физиономии собеседников и, когда на столе появились тарелки с обжаренной с луком гречкой, котлетами и салатом, а чайник вскипел по второму разу, все уже было не так плохо, и хотя в Пашиных глазах не прибавилось тепла, по крайней мере Севелина уже не сопела, глядя в пол, она смотрела на него и глаза ее светились, и щеки розовели, когда она ловила его взгляд. Совсем прежний – теплый и ласковый.

Она не могла сердиться на него, не могла обижаться – долго не могла.

– Айхен, ну когда же мы полетим домой? – спросила она, когда принц укладывал ее в постель.

– Когда Армас за нами прилетит.

– А когда?

– Ну откуда же я знаю?

– Айхен… А он точно жив?

– Конечно, жив!

– Все живы, да?

– Видишь ли, малышка, я не дождался окончания боя. Про Эгаэла ты знаешь… А про остальных я ничего не знаю сам.

Севелина тяжело вздохнула, натянула одеяло до подбородка.

– Мне так его жалко… Айхен, мне кажется, я должна была больше любить его, когда он был с нами… Он был такой хороший! Такой хороший…

Девочка всхлипнула, глаза налились слезами.

– Наверное, ты права, – улыбнулся Айхен, хотя на самом деле с трудом представлял себе, как Эгаэла можно было любить.

– Он ведь герой, правда? Он погиб ради нас! Мы будем его помнить всегда! Правда?

– Обязательно.

Айхен смотрел в переполненные страданием глаза и думал, что несколько месяцев на Земле сделали из девочки совсем другого человека. Маленький пират и робот-убийца вдруг превратился… в кого? В девочку? Сказать ей это – убьет. Или не убьет?

Или скажет – да, я девочка.

Может быть, она просто выросла?

– Не плачь… Спи…

– Айхен… – и не сказала больше ничего, жалобно улыбнулась и отвернулась к стенке.

Да, пожалуй, с маленькими пиратами и роботами-убийцами как-то проще…

Спальных мест в пашином малогаборитном доме на всех не хватало, поэтому Севелина и Маша расположились на широкой кровати, где когда-то спал Паша, Паша – там, где спала Маша, а Айхен – там, где спала Севелина.

Мальчики с мальчиками, девочки с девочками.

И, когда девочки удалились в свои апартаменты, у мальчиков случился серьезный разговор на пониженных тонах.

Маша слышала только бу-бу-бу, и очень радовалась, что это «бу-бу-бу» ни во что большее не переросло. Она пыталась представить, до чего ее «мальчики» могли договориться и решила, что, должно быть, как это бывает в подобных ситуациях, благородные герои постановили оставить выбор за ней.

О том, как сильно она ошибалась, Маша узнала еще весьма нескоро и – как всегда – очень неожиданно. Хотя ведь могла бы уже понимать, что подозревать Айхена в благородстве не только глупо, но просто смешно!

Может быть слишком непохож он был на прежнего Айхена – в майке с Бартом Симпсоном, как будто проще и философичнее стал смотреть на мир, после путешествия по «российским весям»…

Может, лучше было бы, если бы Армас Хайллер так никогда и не объявился? Наверное, так было бы лучше! По крайней мере, для Маши. Но Армас Хайллер объявился и все снова полетело в тартарары… Все вернулось на свои места, на старые позиции.

И все в конечном итоге получили то, что хотели. Все, кроме Маши.

Двое элегантных одетых в костюмы и при галстуках мужчин, вышли из неприметной, явно уже немало побегавшей «Ауди» у подъезда кирпичного девятиэтажного дома. Остановились. Посмотрели наверх. Перекинулись парой фраз.

И направились к подъезду.

Домофон радостно щелкнул, признавая хозяев, хотя раньше никого из этих мужчин в глаза не видел.

Мужчины вошли в лифт, поднялись на нужный этаж.

Один из них позвонил в нужную квартиру и вернулся в лифт.

– Я буду ждать вас в машине… Только пожалуйста, не задерживайтесь.

– Хорошо.

Двери лифта закрылись, кабинка поползла вниз.

И тот час отворилась дверь в квартиру.

Возникшая на пороге девушка, нахмурилась, смахнула со лба непослушную прядку и, видимо, вознамерилась произнести классическое: «Вам кого?»

А потом – скорее догадалась, чем узнала. Узнала по хулиганским искрам в глазах, вырывающимся против воли сквозь строгий и серьезный вид.

Он так изменился! Так…

– Ой… здравствуйте… – сказала ошеломленная девушка.

– Здравствуй, Маша.

Он не стал спрашивать разрешения, он просто вошел. Прошел в квартиру, не сняв ботинок, вошел в комнату, и неприкрытое облегчение смыло остатки серьезности.

Севелина сидела за столом, под лампой, высунув от усердия язык, рисовала карандашом на бумаге что-то замысловатое.

Она действительно здесь. Не пропала. Не погибла. И почти не изменилась, хотя и времени-то не так много прошло, но ведь кажется, что минули годы, столько всего… Только щечки как будто румянее, и волосы окрашены в легкий золотистый оттенок.

Она заметила чье-то присутствие за спиной, удивленно обернулась и, грохнув стулом, кинулась к нему на шею. Она-то узнала сразу.

И этот… В нелепых штанах и еще более нелепой майке, улыбающийся самодовольно, как всегда – тоже узнал. Выполз из соседней комнаты и встал на пороге.

– И правда живой, зараза, – улыбнулся Армас.

– А то. Так просто тебе от меня не отделаться.

– Да я и не надеялся.

Севелина вцепилась в него, как клещ, пришлось сесть на стул вместе с ней.

– Что-то долго ты, – сказал подозрительно Айхен, – Мы уж заждались.

– Появился бы я раньше, ты бы застрял здесь навсегда.

– Ну конечно…

Айхен присел на краешек стола, покачал на кончиках пальцев тапочкой.

– Может, расскажешь старому другу, чем ты там занимался все это время.

– Может быть, – Армас с удивлением взирал на этот тапочек и на босую принцеву ногу, – А может быть и нет… Ты так пойдешь или оденешься?

– Это имеет значение?

– Ни малейшего.

Принц подошел к окну, посмотрел на серебристую «Ауди», на застывшего рядом с ней субъекта в строгом костюме.

– Что, торопят?

– Айхен, если ты хочешь остаться, я похлопочу за тебя.

– Ничуть не сомневаюсь… Ладно, – Айхен отправился в комнату, – Соблаговолите обождать.

– Севелина?

Девочка оторвалась от его плеча, преданно взглянула в глаза.

– Ты хочешь что-нибудь взять с собой?

Севелина задумалась.

– Книжки…

– Книжки?

Армас взглянул на стопку ярко раскрашенных предметов подходящего формата.

– Золотце, у тебя будут любые книжки, какие захочешь. И более… привычные, что ли…

– Да… Но я… Я… – она долго не знала, как объяснить, – Я люблю эти…

Для Маши, тихо внимавшей беседе у порога, эти слова капнули бальзамом на сердце. Что бы ни было с девочкой дальше, куда бы не забросила ее судьба, каким бы опасностям и искушениям не подвергла, эти несколько месяцев на Земле… может быть… останутся где-нибудь в глубине ее сердечка, может быть, когда-нибудь уберегут от беды. Ее – или тех, чья судьба будет зависеть от ее решений.

Маленькая девочка не знала и на догадывалась, что с этой минуты ее жизнь переменится снова – в который уже раз, и теперь уже уведет ее безнадежно далеко от надежды дождаться, что все будет как прежде.

И те, кого она любит – уже другие… И сама она… Сама она теперь не просто девочка, она наследница самой могущественной империи в галактике, и от этого ей не спрятаться и не убежать.

Может быть, теперь все будет еще лучше, чем раньше, но не так… И как бы хорошо ни было, память о пиратской космической базе, будет периодически звать жестокой тоской неведомо куда, в звездную бесконечность, где нет ни верха, ни низа, и где гравитацию можно направить хоть к потолку, хоть к стене.

– Маша, – бывший капитан пиратов обернулся к замершей за его спиной девушке, – Тебе – с нами. Хотя, если хочешь, я могу убедить Совет позволить тебе остаться.

– Не надо, – покачала головой Маша, – Я не смогу здесь… Одна…

– И меня! – раздался из прихожей громовой голос, вернувшегося так вовремя хозяина квартиры, – Меня вы тоже возьмете с собой! Если у вас есть возможность кого-то в чем-то убедить, то убедите относительно меня!

Паша старался быть серьезным и авторитетным, но волновался, как мальчишка.

– Не пожалеете! Я в долгу не останусь!

Он пытался придумать что-то такое, от чего прибывший «не смог бы отказаться», но ничего ТАКОГО в голову ему не приходило.

– Ладно, Паш… Чего ты? Я же тебе обещал, – удивился Айхен, успевший сменить тапочки на ботинки и майку на цивильную рубашку.

– У этого дяди только вид такой, что он главный мафиози, на самом деле он просто притворяется.

– Собирайте вещи, – улыбнулся Армас, – Раз их высочество пообещал, то не нам их решения отменять. Но имейте ввиду – обратной дороги у вас не будет.

– И не надо!

Паша забегал по квартире, радостно причитая. Он бегал минут десять, хватаясь то за одно, то за другое, в итоге выяснилось, что взять ему с собой нечего. Не щетку же зубную, в самом деле?

ТАМ есть все. И куда более крутое и навороченное.

А Севелина собрала-таки стопочку самых любимых книжек и сунула в купленный ей некоторое время назад рюкзачок.

Для блага государства

Лес Икламукра и в самом деле светился. Днем этого не было заметно, но как только сгущались сумерки, нежное золотое сияние пыльцой покрывало ковер из опавших листьев и, казалось, пронизывало воздух.

Откуда исходило это сияние, понять было невозможно.

– Кора и листья, – сказал Айхен, – Но только живые, не опавшие. Этому есть какое-то научное объяснение, но я его не помню.

Над кронами деревьев зажигало звезды ночное небо, а на земле было тихо, тепло и светло, как в собственной гостиной.

– Ну как, здорово?

– Здорово, – согласилась Маша, – Лес, который не смотрит в небо… Откуда ты знаешь, что не смотрит, может быть смотрит?

– Ему это надо?

– Если разобраться, никому это не надо, а все смотрят.

– Ты тоже смотрела?

– Я не смотрела, но видимо небо – смотрело на меня.

Маша подняла с земли листочек, положила его в ладони, закрыв от света. Золотая пыльца погасла. Листочек и вправду был совершенно мертв – обычный серенький листочек.

– Хотя знаешь, и это неправда. Я смотрела на небо. Смотрела на звезды и тоже чего-то такого хотела…

– Тебе грустно?

– Да, мне грустно… Мне кажется, Айхен, что для меня все уже кончилось. Ты будешь сердиться, но я все-таки скажу – это чувство пришло, когда я узнала о смерти Эйка. И не потому, что я на что-то надеялась… Просто, наверное, с его личностью было слишком много связано для меня. Очень много лет.

– А я?

– А что ты? У тебя свои планы и намерения. Не буду говорить, что я желала бы их исполнения, ни я, ни кто-либо другой. Но тебе не впервой ходить по трупам.

Все! Достаточно! Не заводись! Все уже обдумано и решено, а всякие там выяснения отношений ни к чему никогда не приводят.

Легче доказать что-то бездушной скале, чем Айхену!

– Маш… Я объяснял тебе и мне казалось, что ты все поняла.

– Я все поняла.

– Ничего ты не поняла!

– Я все поняла и, в отличие от тебя, правильно.

Она все поняла еще до того, как он пустился в долгие и нудные рассуждения о «благе государства» и о том, что обстоятельства ВЫНУЖДАЮТ его делать помимо его собственных желаний. Она поняла все, когда узнала, кем на самом деле является Севелина… Поначалу она, конечно, была просто ошеломлена, известие никак не укладывалось в ее голове, и потребовалось время, чтобы переварить его и привыкнуть как к факту.

Севелина – императрица. Императрица – Севелина.

Такой маленький штрих… Такой виртуозный удар…

Теперь эта девочка будет получать все, что пожелает. Все и всех. И ее саму будут использовать по всякому те, кому она будет доверять.

Один кандидат на эту роль уже хорошо известен.

Маша чувствовала себя Нострадамусом, видящим будущее, она готова была ручаться, что все так и будет и могла бы отдать все, что угодно, лишь бы как-то этому помешать… Лучше бы Севелина оставалась маленьким чудовищем, лучше бы они с Машей ненавидели друг друга, как было в самом начале, было бы не так больно и не так тоскливо.

Перед тем, как распрощаться и улететь вместе с опекуном на Эрайдан, девочка помедлила мгновение, а потом подошла к Маше и обняла.

Маша тогда чуть не расплакалась.

Маленькая моя, глупенькая девочка, если бы у меня было право быть с тобой и влиять как-то на твою судьбу, я не позволила бы никому использовать тебя. Как жалко, что твоя мама умерла, как жалко, что я – не твоя мама…

Одна надежда на Хайллера, он-то все понимает правильно и костьми ляжет, чтобы Севелина не вышла замуж за Айхена. Но не послушается ведь, обормотка! Никого не послушается…

Икламукр, маленькая планета в солнечной системе Вельзарела испокон веков принадлежала королевской фамилии, на нее периодически устраивались экскурсии юных и не очень любителей природы, которым заодно предлагалось полюбоваться великолепным королевским дворцом. Издали. Внутрь дворца не пускали. До такой степени демократичности дело пока не дошло.

Без особого пропуска совершить посадку на маленьком чистеньком космодроме было запрещено категорически, поэтому в моменты. когда кому-то из членов королевской семьи хотелось уединения, он мог прибыть на Икламукр и бродить по его лесам хотя бы в голом виде. Только в космопорту работали живые люди, дворец и иные службы полностью обслуживались автоматами.

– Ужас какой, – ворчала Маша, расхаживая по огромному дворцу, – Как на необитаемом острове…

– Если хочешь, можно поназвать сюда кучу народа и устроить шумное мероприятие.

Маша засмеялась.

– Придворные потопчут клумбы и намусорят в лесу.

– Не без этого, – согласился Айхен.

Минуло чуть больше года после того, как они покинули Землю, и впервые с тех пор им удалось по настоящему остаться вдвоем. Не на несколько часов в каюте летящего из точки А в точку Б корабля, а по-настоящему, без паники, без спешки и – без оглядки.

Маша изо всех сил пыталась не вникать в то, что происходило на Эрайдане, и на Исчене и – по большому счету – во всем мире.

Грандиозный передел собственности и – власти.

В этой круговерти Маше совершенно нечего было делать, она не знала, куда деваться и к чему приложить силы.

Вот Паша, как будто всю жизнь ждал и готовился к тому, чтобы вырваться на «оперативный простор». Крушение устоев и возведение новых – это что-то знакомое и близкое, ловить рыбку в мутной воде – это мы умеем. Паша улетел на Салану, о чем-то с кем-то договорился – а ведь еле-еле «ботает» на межгалактическом – и уже, вроде как, владел на паях с какими-то темными личностями торговым лайнером.

Земли ему, оказывается, было мало, а здесь, пожалуйста – есть где развернуться!

Над лесом поднимается солнце и гасит, гасит золотистое сияние в лесу, который никогда не смотрит в небо. Этот лес совсем не похож на земной, даже когда не светится. Он очень красивый, он чудесный, он волшебный, но какой-то – ненастоящий.

И запахи раннего утра здесь не такие сладкие, как на Земле.

Нужно остановиться, оглядеться, перевести дух.

Просто перевести дух…

Она больше не связана ни обязательствами, ни клятвами, да и смешно, после всего еще думать, будто от каких-то машиных действий может пострадать это драгоценное «самобытное развитие планеты». Исправить, конечно, уже нечего нельзя и на мертвецов сердиться бесполезно, тем более, что оные мертвецы сами были такими же наивными и верили в то, что правила нужно соблюдать. Что после зарева во все небо, фотографий кораблей и бесчисленных количества обломков этих самых кораблей усеявших Россию и Европу, – что сказал бы командир Службы Охраны Галактики маленькой девочке навсегда оторванной от дома? Он снова сказал бы, что ее возвращение к маме нарушит естественный ход развития планеты и приведет к ужасной катастрофе?

Мамочка, а что скажу тебе я?

Маша тихонько встала с постели, надела вместо легкого платья осточертевший пилотный комбинезон. И вместо того, чтобы поскорее покинуть прекрасный дворец, застыла как изваяние, никак не в силах оторвать глаз от крепко спящего прекрасного принца.

Надо уходить – ради себя, ради него и ради Лины, ради Лины, в первую очередь.

Но нет сил.

Так легко жертвовать кем-то другим, но как же тяжело собой!

Сколько не уговаривай себя, что как только вернешься домой, все сразу разрешится, и станет легче и станет правильнее – не станет легче… Хотя может быть, когда-нибудь, со временем, когда она найдет, наконец, СВОЕ место в жизни… Ведь должно же оно быть, в конце концов, где-нибудь?!

Post Scriptum

Дверной звонок, как и много лет назад, пропел соловьем.

Дверь отворил мальчик лет шести. Синеглазый, улыбчивый, розовощекий. Отворил – не спросив «кто там» и смотрел на нее дружелюбно и весело.

– Тетя, вам кого? – спросил он.

Из кухни тянулись восхитительно вкусные запахи. Батюшки, неужели мама научилась готовить?!

– Вам кого?

А Маша просто стояла, прислонившись к дверному косяку и смотрела на него.

Из кухни вышла Алена.

– Костя, кто там?

В прихожей было темно, а на лестничной клетке светила яркая лампочка, поэтому Алена никак не могла разглядеть лица странной гостьи. И ее голос звучал совсем не так дружелюбно, как у ее сына. Впрочем, разве Алена когда-нибудь была дружелюбной?

– Женщина, кого вам надо?

– Ленка… Ну что за тон? – пробормотала Маша, – Когда-нибудь ты научишься быть вежливой или останешься навсегда мрачной особой?

– Что? – неожиданно тоненько пискнула Алена, – Вы кто?!

А из комнаты уже выходила мама. Такая же стройная и подтянутая, как раньше, только вот, кажется, здорово поседевшая.

– Маша?..

И Маша сквозь темную прихожую пошла к ней.

– Да, мамочка.

По выщербленному асфальту, сквозь который отчаянно и упрямо пробивалась нехитрая северная растительность к свежевыкрашенному желтой краской трехэтажному дому, шел молодой человек, одетый в потертые джинсы и легкомысленную майку с ухмыляющимся Бартом Симпсоном.

– Так, – проговорил молодой человек, останавливаясь перед одним из двух подъездов желтого дома, и сверяясь с мятой бумажкой, – Кажется, тут.

Он поднялся на второй этаж, нашел нужную дверь и нажал на кнопку звонка. Дверь отворил небритый и заспанный мужчина, одетый в камуфляжные зеленые штаны и тельняшку.

– Здорово, Серега! – улыбнулся молодой человек.

Лицо мужчины разгладилось и расплылось в улыбке.

– О пришелец! Здорово!

– Как ты? Что ты? Благополучно ли добрался до дому?

Привычно стукнулись граненые стаканы.

– А ты-то как?

– Да я-то!..

– Все так же зимовки, снега, медведи?

– А то! А у тебя?.. Ну, молодцом! А какими судьбами к нам-то? Да ты рехнулся! Вспомнил! Да проехали уже давно!

На стол ложатся хрустящие зеленые бумажки.

– Такие деньги до сих пор в ходу? Или нынче российский люд предпочитает другую валюту?

– Да ты что?! Да за что?! Да куда столько-то?! Пошел ты к черту, пришелец, билет до Москвы столько не стоит!

– Для нас, пришельцев, эти деньги абсолютно ничего не стоят. Бери! И не за билет, ты жизнь мне спас!

– Поссориться со мной хочешь?! Я думал ты мне друг! Убирай свои деньги, пока по носу не получил!.. Давай выпьем лучше!

– Странный вы народ – земляне… Ну, давай, выпьем.

Звезды… Звезды… Звезды…

Бесконечная тьма вокруг.

– Страшно?

– Страшно… Все это не для меня, Айхен. Теперь я точно знаю, что не для меня. Давай вернемся, ладно?

– Давай, Юлька.

– А ты… Я тут думала, думала… Может быть, ты останешься, Айхен? Совсем останешься?

– Не могу. У меня есть девушка, Юлька.

– А кто она?

– Она… Просто девушка.

– Обычная девушка?

– Не совсем обычная, Юлька. Обычную я бы не любил так сильно.

– Ты теперь к ней?

– К ней.

– Повезло ей…

– Не думаю, что она такого же мнения.

– Почему?

– Ну, как бы тебе объяснить… Я видишь ли жениться должен на другой. Не сейчас. Еще через несколько лет… Но она-то это знает и…

– Понятно. Теперь – понятно. А где она сейчас?

– Точно не знаю… Хотя на самом деле догадываюсь…