Текст книги "Ничто Приближается"

Автор книги: Татьяна Енина (Умнова)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

Она старалась не смотреть на него, старалась изо всех сил, иначе она снова покраснеет, станет, как помидор… идиотка.

Самое ужасное, что сама в этом кологе все равно, что голая, эта зараза обтягивает, как вторая кожа. Господи, и смех и грех!

– Ну, ты как? – Айхен уселся рядом с джеклайзом, Маша осмелилась посмотреть на него и вроде бы даже не покраснела…

– Что я… – произнесла она, – это ты был… гм… как зомби.

– Что такое зомби?

– Не важно… Ты неплохо выглядишь, после всего… – в ее голосе было больше иронии, чем ей хотелось бы.

Айхен подвинулся к ней ближе, практически вплотную.

– Ты плакала?

– Ч-что?.. Когда?

– Там, где мы с тобой…

Черт, она снова краснеет!

– Скрывались…

– Может быть, – она пожала плечами, – А что?

– Ты боялась, что я умру?

Это он серьезно или издевается?

– Боялась, – произнесла Маша сквозь зубы, – Не большое удовольствие пребывать в замкнутом пространстве вместе с разлагающемся трупом.

Принц сделал жалобное лицо.

– Ну вот… а я-то думал.

На самом деле Маша не помнила, плакала ли она, она вообще плохо помнила, что там было…

– Ты хорошо выглядишь в этом… – Айхен коснулся ее плеча, скользнул пальцами по спине, по талии, по бедру… – Я и не думал, что у тебя такая фигурка, знал, что хорошенькая, но в этом одеянии…

И ему все равно, что джеклайз сидит рядом и пялится.

– Я убью тебя, Айхен, – пробормотала Маша, – Честное слово! Прекрати это!

– Что? – удивился Айхен, – Я тебя обидел?!

– Убери от меня свои руки!

– Не могу.

Он наклонился, поцеловал ее плечо, потом шею под самым ухом… Вопреки желанию внизу живота стало горячо, так горячо, что даже больно. Прежде чем подскочить и сбежать, Маша успела подумать с тоской, что это ужасно несправедливо – то, что она занималась любовью с мужчиной всего один раз в своей несчастной жизни, да и то, Бог знает когда!.. Лучше бы этого и не было вовсе, тогда бы она, по крайней мере, не знала, что это такое и не так расстраивалась бы… Зачем тогда было отскакивать? Так и отдалась бы этому самоуверенному мерзавцу (но красивому, черт бы его побрал) на мягком теплом полу на радость улыбчивому джеклайзу.

Она хотела сказать… ух, что она хотела сказать! Не сказала, потому что глянула туда, куда устремлен был взгляд бессовестного принца – колог… паскудный колог! Что в нем, что без него.

– Все, Айхен, – сказала она устало, – Уймись.

– Ты не нравишься ей? – осведомился джеклайз, – Почему?

– Нравлюсь, – принц вздохнул, повернулся к джеклайзу и принял почти ту же позу, в какой до того сидела Маша, – Стесняется. Не хочет при свидетелях.

Джеклайз призадумался, потом кивнул – если чего-то не понимал, то принимал – эти инопланетяне такие странные.

Маша уже готова была сказать мерзавцу Айхену о том, как сильно она его ненавидит, и как жалеет о том, что он не помер под завалом, хотя был к тому близок, но сочла это ниже своего достоинства. Пусть болтает, что хочет, какое ей до этого дело?

– Благодаря тому, что ты плакала, нас нашли, – сказал ей Айхен, – Что я, собственно, и хотел тебе сказать. Я не знаю, как все это происходит, но у этих существ, – он кивнул на джеклайза, – какая-то особенная связь с планетой… Не знаю, как тебе объяснить… они понимают друг друга. Вот ты плакала, твои слезы капали на землю, и ко-онцы уже знали об этом. Знали, где нас искать. Очень вовремя, заметь, нашли…

– А землетрясение?

– То же самое. Если смотреть сверху, очень хорошо было бы видно, что землетрясение случилось только на поле космодрома, там где были звероноиды. Планета уничтожала врагов. Таким образом.

Маша покачала головой.

– Так не бывает.

– Придется тебе поверить в это. Скорее всего, больше таких планет нет. Уникум. Представь себе, что планета живая… Только не спрашивай как это! Она не просто живая, она разумная… и очень любит этих вот… – он посмотрел на улыбающегося джеклайза, – серых уродцев.

– Почему ты мне все раньше не рассказал?!

– Да некогда же было…

– Да не ври! Просто ты сволочь, Айхен!

Что это ее так прорвало?

– А что, – принц обратился к ко-онцу, – правда она особенно хороша в гневе? Глазки так блестят…

– Не спрашивай меня, – покачал головой джеклайз, – По мне, так все вы уроды.

Они весело рассмеялись – старые добрые друзья.

И ведь она сама напросилась к Айхену на корабль! О чем она думала?

О звероноидах… Нет, о Земле…

– Вам тут весело очень, – пробормотала она, – А между тем звероноиды, возможно, уже завоевали галактику.

– Зато мы, вроде как в безопасности… пока. Ты, кстати, молодец, что завела нас сюда. Они уже, должно быть, оправились от пережитого и ищут нас.

– Найдут?

– Не знаю. Надеюсь, что нет. Им не придет в голову искать нас здесь.

– А дальше что? Сколько мы будем здесь сидеть?

– Малышка моя, – нежно улыбнулся Айхен, – Куда ты все время рвешься? Сядь, расслабься… Ну что ты так гневно сверкаешь глазками? Я тоже боюсь за свою планету. Но что я могу сделать? Посмотри на меня, у меня даже нет одежды, прикажешь голышом кидаться на звероноидов? Они создания черствые, их не шокируешь моими достоинствами… Ладно тебе краснеть-то…

– Но…

– Мы будем сидеть здесь и ждать. Чтобы ты не называла меня сволочью, скажу тебе, что нам, скорее всего, помогут.

– Эйк?

Она произнесла это слово и сердце сжалось. Нет, Айхен, куда тебе до командора! Со всеми твоими достоинствами…

– Не Эйк… Что может твой Эйк, – проворчал принц, – Что ты в нем нашла? Ну скажи по-дружески, чем он так уж хорош?

– Какое тебе дело?

– Да интересно же!

Джеклайз внимательно слушал все эти словопрения, переводя взгляд с одного на другого, изучал особенности инопланетян. Делал какие-то выводы. На него уже не обращали внимания. Будто его и не было.

Ну, ладно! Ты сам спросил!

– Потому что он настоящий мужчина! Потому что он сильный! И мужественный! Он!.. Просто лучше всех…

– Не убедительно.

– До пошел ты, Айхен! ТЕБЕ этого не понять! – она постаралась чтобы ее голос звучал как можно более презрительно.

– Ты права – мне этого не понять!

Что это с ним? Она и в самом деле его разозлила? Как приятно.

Он вскочил, он схватил ее за плечи и встряхнул. Довольно грубо.

– Не могу понять! Что вам, бабам, надо? Вам нравится утешать несчастных страдальцев? Утирать им сопли? Ах, он такой мужественный! С какой стороны он мужественный?!

– Он герой! – с чувством выдохнула Маша, – Он создал СОГ!

– Создал СОГ… Глупенькая ты дурочка! Преданный солдатик! СОГ создал не он, а Лавгн Рауш Флоук, военный министр Эрайдана, ныне покойный, а героическая личность Эрдр, страдалец Эрдр, просто очень подошел на должность его главы, потому что был такой прекрасный и благородный, потому что был такой безопасный, такой готовый выполнить любой приказ!

Маша нацелила кулак принцу в подбородок, но тот не позволил себя ударить.

– Ты завидуешь ему! – прошипела она, пытаясь вырваться, чтобы повторить свою попытку.

– Он же никогда не оценит твоих нежных чувств, – Айхен так приблизил к ней свое лицо, что она почувствовала на коже его дыхание. Его глаза были так близко… как когда-то… машино сердце забилось тяжело, подогнулись колени. Нет, только не это!.. Только не это…

– Ты будешь сгорать от страсти, а он будет рассказывать тебе трогательные истории о своем несчастном прошлом. Больше ничего не будет!

Она уже почти не слышала его, она была поражена страшной догадкой, но не могла поверить в нее, с ужасом смотрела в темные глаза Айхена, метающие молнии.

– О нет… – сказала она своим мыслям.

– О да! – ответил ей Айхен.

Маша дернулась в его руках, изо всех сил попыталась вырваться, она уже не собиралась драться, она хотела убежать, далеко-далеко, спрятаться, забиться в какой-нибудь темный угол, умереть.

Но Айхен держал ее крепко.

– Смотри на меня, – велел он ей, – Неужели ты еще не поняла?!

– Пусти меня! Сволочь! Мразь! Мерзкая скотина!

В ярости она вопила на родном русском языке, не замечая этого, и смысл ее проклятий остался для адресата не осознанным.

– Это был ты?..

Из ее глаз потекли слезы, обильные и чистые, как у обиженного ребенка.

– Это был не Эйк… это был ты…

Айхен целовал ее щеки и глаза, и говорил что-то на языке, которого Маша не знала, слова, которые произносил и тогда… Маша думала, что это геллайский…

– Пусти меня, ничтожество!.. Я никогда не прощу тебе… Никогда!

К несчастью, она не могла сопротивляться. Она слишком часто вспоминала ту прекрасную ночь, того мужчину, что был с ней, любимого… Нна так хотела, чтобы когда-нибудь это повторилось! Это был он… Мерзавец Айхен!

Маша предпочла закрыть глаза и не думать об этом – эти руки самые прекрасные руки на свете, эти глаза, эти губы…

Ее, наконец, освободили от дурацкой простыни, и как же без нее стало хорошо!

О джеклайзе забыли, он и сидел, бесстрастно наблюдал происходящее, склонив круглую безволосую голову к костлявому плечу. Он думал о том, что, вероятно, до конца дней своих так и не привыкнет к странностям этих инопланетян…

Рюнт-рэй Гелдзз был очень плох. Силы иссякали, таяли с каждым шагом. Он мог бы упасть и лежать – это было бы лучше всего, но ему было страшно останавливаться, казалось, что смерть придет сразу же, как только он перестанет бороться. Смерть в образе серых пучеглазых тварей, которые так хитро обманули его, прикинулись жалкими и ничтожными, натворили такое! Или в еще каком-нибудь более жутком образе… Лучше не думать об этом… Страшно.

Это небо, эти деревья, эти цветочки… они следят за каждым его шагом, ждут, пока он упадет, чтобы… Они источают ненависть. Холодную спокойную ненависть к нему. «Мы не торопимся, мы подождем, рано или поздно ты упадешь, скорее рано», – шептали они вслед.

Все неправильно, не так, как должно было быть. Это просто смешно – рюнт-рэй плетется из последних сил по планете, которую должен был завоевать – и в сущности завоевал – легко и просто. И никого нет рядом, и войска в замешательстве.

Ну уж с Цеззом-то должно быть все в порядке. Он был на орбите! Хотя… кто знает, что произошло в атмосфере планеты в то время, как на космодроме разразилось землетрясение. Может быть он – рюнт-рэй Гелдзз – последний оставшийся в живых.

Что ж, в таком случае, жить ему осталось не долго.

Он был сильно обожжен, практически лишился меха на спине и на лапах, какая-то каменная конструкция, падая, едва не переломила ему хребет.

Гелдзз тяжело шагал по цветущему ярко-зеленому ковру, раскачиваясь из стороны в сторону, красная пелена застилала глаза, видеть через нее что-то стало практически невозможно, травка цеплялась за его ноги, дерево попалось ему на пути, как непреодолимая преграда, и он прислонился к нему, обнял лапами, и… сполз к его основанию с глухим рычанием. Прохладная и шелковистая трава, такая мягкая на вид, больно резала израненное тело, она источала пронзительный дурманящий запах… оплетала… душила, подбиралась к морде, чтобы забиться в горло и в нос… Гелдзз дернулся в панике, но не смог даже пошевелиться. Дышать тяжело… Будто непереносимая тяжесть навалилась… Звероноид захрипел, собрал последние силы, напряг мышцы и… провалился в темную душную мглу. Мысли стали ватными и спокойными… паника еще билась где-то на самом их дне, но уже далеко.

Он умирал со спокойным сердцем, в его душе царили покой и радость, не было ни честолюбивых устремлений, ни забот, ни тревог, может быть в тот момент звероноид уже прикоснулся к вечности, к началу и концу, к основе… и вдруг что-то там, впереди, запульсировало тьмой и болью, эта боль и тьма были отдельно от него, но как будто приближались… окружали… это начинало тревожить.

Скопление зла ударило его с силой необычайной. Закружило, сжало, сокрушило, Гелдзз зарычал от ужаса и распахнул глаза.

Свет…

Искры…

Повсюду молнии бьющие его несчастное полуживое тело, больно – и еще более чем больно, неприятно.

Что происходит?!!

Чьи-то лапы грубо и бесцеремонно ощупывают его. Но уже не больно. Кроме хорошо знакомого привычного зуда никаких неприятных ощущений.

Голос как будто очень издалека.

– Что теперь?

– Ничего. Он скоро придет в себя.

Голоса вроде бы знакомые, но в голове все перепуталось, все смешалось в воспоминаниях. Может быть, эти голоса ему снятся?..

– Рюнт-рэй… – услышал он уже ближе.

Кто это рюнт-рэй? Это звание когда-то носил его отец. Но ведь отец погиб на Молмате… Или он сам и есть – его отец, а его сын…

Небольшое усилие, и он открыл глаза.

Рюнт-краэ Цезз радостно рыкнул.

– С возвращением, рюнт-рэй… Я страшно рад!

Да уж… еще бы… кто вы такие без меня… что вы будете делать на этой гадостной планете без меня…

– Это было жуткое зрелище, – говорил Цезз, глядя на мелькающие на экране картинки с непонятной мечтательностью, – Трава оплелась вокруг вас как кокон… такой плотный… мы очень основательно потрудились, прежде чем смогли вас из него… э-э… извлечь. Она хотела вас поглотить… Мне так показалось. Растворить, съесть. Мы прошли бы мимо и не заметили вас, если бы не захватили прибор, реагирующий на тепло… Это страшно, Гелдзз, мы шли, и у нас дрожали коленки, мы готовы были к чему угодно!.. К любым кошмарам… Может бросим мы эту гадость? Оставим у себя в тылу, двинемся дальше… Я не знаю, что делать с этой планетой – взорвать разве что?..

Рюнт-рэй Гелдзз вздрогнул при этих словах, и радостно вспыхнули скрытые новеньким светлым и мягким мехом глаза. Он ничем не выдал своих эмоций, но ему определенно понравилась эта идея… взорвать… уничтожить это враждебное существо. Непонятное и страшное.

Гелдзз выключил запись, позволившую ему еще раз увидеть то, что происходило на космодроме – теперь уже из верхних слоев атмосферы. Ему это было не интересно. Не было желания и, главное, совершенно не было необходимости разбираться в том, что случилось и почему.

Всего лишь маленькая никому не нужная планетка.

Она не пригодна для жизни, более того, она опасна – ее следует уничтожить. Чего проще… впрочем, одна проблема, пленники сбежали, скрываются где-то там… Их надо бы найти, обшарить планету не так уж сложно, дело нескольких дней… но от этой мысли кидает в холодный пот. Что уж скрывать, Гелдзз боится этой планеты панически, вплоть до животного ужаса. Он помнит, как трава оплетает его… обвивает… душит… вряд ли он забудет это до конца дней своих, вряд ли когда-нибудь исчезнет дрожь в комке солнечного сплетения при этих воспоминаниях.

Бросить все это и двигаться дальше… время… время… его остается все меньше, нельзя забывать об обитателях протанских песков, которые ни на секунду не оставляют свою работу.

Рюнт-рэй обернулся и увидел, что Цезз смотрит на него, смотрит как-то странно…

– Не поддавайтесь панике, рюнт-краэ! – рявкнул Гелдзз неожиданно для себя самого, – Как мы будем чувствовать себя, если сбежим отсюда с этим мистическим ужасом? Мы останемся! Будем торчать здесь настолько долго, насколько это понадобится! Отыщем пленников – или убедимся, что они мертвы – а потом разнесем эту планету на атомы! И тогда двинемся дальше! Победителями, рюнт-краэ!

Он ударил ладонью по приборной панели так сильно, что погас один из мониторов.

– Нельзя поддаваться страху… – произнес он как бы для самого себя.

Рюнт-краэ Цезз подскочил как пружина и вытянулся.

– Я организую поиски, рюнт-рэй. Двадцать три патрульных корабля покинули космопорт практически невредимыми и готовы к операции… берусь обеспечить готовность в кратчайшие сроки!

– Докладывайте мне все о ходе поисков… я должен знать…

– Разумеется, рюнт-рей!

«Что со мной происходит?! – мысленно простонал Гелдзз, когда остался один, – Во что я превратился? Я дрожу? Я боюсь? Я жалок?.. Не будет этого… пока я жив!..»

Уцелевшие мониторы показали ему, как эскадрильи легких патрульных кораблей уверенно и красиво покидают ангары базы, уносятся как молнии. Нет страха! Нет сомнений!

Гелдзз вздохнул облегченно и улыбнулся.

Если командир храбр и уверен в себе, его солдатам не грозят ни страх, ни паника. Они пойдут за ним и завоюют галактику, что бы она из себя не представляла!

Под землей было тихо и спокойно. Никакой информации о том, что происходит на поверхности планеты, где звероноиды и чем они заняты, не поступало. Это и успокаивало и беспокоило. Маша предпочла бы смотреть опасности в глаза, чем прятаться с головой под одеяло и убеждать себя, что чудовище не найдет ее там. Только с вымышленными чудовищами, обитающими в спальнях впечатлительных детишек можно справиться таким образом. Маша чувствовала, что их ищут, и знала, что найдут… они здесь в мышеловке. Голые, безоружные. С сотнями ко-онцев на шее – может быть последних ко-онцев.

Она постаралась уйти от хижины джеклайза как можно дальше, завернулась в свой неприятный на ощупь и неудобный колог, мешающий идти, липнущий к ненужным местам… Она бродила по округе, изучала местность, размышляла о их шансах выжить, только ради того, чтобы не думать о том, что произошло у джеклайза. Ей было ужасно стыдно, ей было горестно.

Убежище, которое планета создала для своих любимых детищ представляло собой как будто огромную, прямо-таки безразмерную пещеру – огромное дно, ни стен, ни потолка, и странный молочный свет откуда-то со всех сторон, мутный, сумеречный, но все-таки – свет!

Что это за свет?.. Откуда он?.. Какова его природа?..

Может быть, с этой чудной планетой и поговорить можно?

Может, ко-онцы и говорят…

Джеклайз не обманул, воздуха было вполне достаточно. Припахивал он чем-то этаким землистым, был сыроват, но дышалось им вполне легко. Это для Маши с некоторых пор было очень важно, в ней все еще жил страх задохнуться – в темном, страшном, безвыходном пространстве.

Она брела между домиками, улыбалась туземцам, которые преспокойно, будто так и надо, устраивались на новом месте.

Поговорить было не с кем – никто из них не знал всеобщего языка.

Маша решила идти, пока не дойдет до какого-нибудь конца. Должна же эта пещера иметь стены? Интересно было бы осмотреть их структуру…

Как же ужасно, отвратительно все и мерзко! Как она могла уступить ему сейчас?! Следовало дать ему коленкой между ног, а она… Она будет ненавидеть себя за это всю оставшуюся жизнь! Может быть, недолгую. Даже, скорее всего, недолгую.

И этот мерзкий джеклайз сидел и пялился, как порнофильм смотрел!

Маша хлюпнула носом. Хорошо, что сумеречно, хорошо, что никто не обращает на нее внимания.

Теперь у нее не осталось даже надежды на то, что она хоть сколько-то интересна Эйку, только сейчас она поняла, что эта надежда ЖИЛА. Всегда. Даже, когда командор отправил ее на Землю, после такой чудесной ночи (ха-ха-ха), она думала, что раз однажды он был с ней, то это обязательно случится снова. Обязательно! Рано или поздно…

Теперь можно уже не рассчитывать на это и не обольщаться.

Ладно, забудь об этом! Не время терзаться, не время реветь, сейчас надо думать только о том, как выжить.

Выбраться.

Спасти Землю.

Все остальное, по сравнению с этим, чушь и блажь.

Где же конец этой чертовой пещеры?..

Рюнт-рэй и не подозревал, что способен на такие сильные чувства. Раса цирдов сама по себе отличалась флегматичным характером (по сравнению со «зверушками», к примеру), Гелдзз был – считал себя – флегматичным из флегматичных, здравомыслящим из здравомыслящих. Спокойным, рассудительным, надежным.

Когда же он успел измениться? На Протане?.. Или это случилось, когда… лучше не воспоминать… стоит закрыть глаза, и он видит уже не синие пески планеты-тюрьмы, а острые жгуты желтой и ядовито-зеленой травы, дурно пахнущей… Все! Достаточно, это уже прошло… прошло!

О Высшие Силы, как же хочется разнести этот зелено-голубой шар! Превратить его в сонмище мертвых астероидов!

Рюнт-краэ Цезз стоял за его спиной, Гелдзз чувствовал его волнение, замешательство и страх. В самом деле, командующий был в последние время как-то немного не в себе (впрочем, ему столько пришлось пережить!), его реакции на некоторые вещи были неадекватны.

– Ничего… – повторил вслед за ним Гелдзз.

Цезз молчал. Ему нечего было сказать. Он явился с рапортом и уже сказал все, что должен был. Все, что мог сказать.

– Ничего… – повторил снова Гелдзз и в голосе его послышалось что-то что очень не понравилось рюнт-краэ.

– Обшарили всю планету и ничего не нашли… Горы… Моря… Пещеры… Щели и трещинки…

– Так точно, рюнт-рэй, – произнес Цезз, стараясь придать голосу твердости.

Рюнт-рэй вдруг повернулся к нему, посмотрел пристально.

– А ты удивлен этому, Цезз? Ты удивлен тому, что мы их не нашли?

Цезз задумался только на мгновение, просто потому, что никак не ожидал такого вопроса.

– Я не удивлен, рюнт-рэй. И никто из наших не удивлен. И вы сами не удивлены… После всего, что было, – рюнт-краэ понизил голос, словно боялся, чтобы его не услышали (не услышала эта ужасная планета – даже с орбиты), – мы все уже ничему не удивляемся. Нам нужно убираться отсюда, Гелдзз… Послушай меня, как старого солдата, как своего друга, мы должны убираться, чтобы не было хуже. Солдаты в панике, я сам – едва держусь, да и ты… извини, тоже… Мы должны уничтожить это… существо… уничтожить и похоронить его в памяти, как страшный сон… Идти дальше и – побеждать…

– Мы призваны не для того, чтобы уничтожать планеты, а для того, чтобы покорять… на благо Рюнткона… – сухо сказал Гелдзз.

Цезз нетерпеливо махнул лапой.

– Свет и Тьма! Гелдзз, разве ты не понял еще, что ЭТО – не планета?!

Гелдзз почувствовал, как холодок пробежал у него по позвоночнику.

– Ты ведь этого хочешь так же как и мы, – добавил Цезз глухо, – Не думай о том, что скажут в командовании… они могут ничего и не узнать.

– Уйди, Цезз!

– Гелдзз…

– Ты слышал, что я сказал?!

Оставшись один командующий просто сидел, подперев морду лапами и глядя на монитор, где вращался и вращался безобидный на вид нежного цвета шарик… Он уже не раздумывал. Он уже все решил. Решил еще раньше, чем пришел Цезз, чтобы сказать, что поиски не увенчались успехом.

Теперь он просто должен был побыть наедине с собой, прежде чем отдать приказ.

Маша ушла далеко и сама не заметила этого. Она уже не слышала голосов, детского смеха… только звук своих шагов и стук срывающихся откуда-то сверху капель. Она остро чувствовала свое одиночество и одновременно ощущала, что она не одна. Так бывает, когда в темном страшном лесу, где заблудился кажется навсегда, вдруг чувствуешь, что твой ангел-хранитель где-то здесь, витает за плечом – и уже не страшно.

Маша почувствовала это присутствие не внезапно… она не могла сказать, когда именно это произошло. Как будто чем дальше она уходила от лагеря, тем сильнее становилось это чувство…

Внезапно перед ней появилось огромное и хрустально-прозрачное озеро. Появилось – как ниоткуда. Маша едва не ступила в воду, и только тогда заметила, что светло-серая поверхность перед ней слишком ровная и гладкая. Она заглянула в глубину и, несмотря на кажущуюся прозрачность воды, не увидела дна даже у берега. Берег, казалось, сразу обрывался невероятной глубиной.

Как только девушка увидела воду, она внезапно почувствовала себя ужасно грязной. Попыталась вспомнить, когда она в последний раз принимала ванну и не смогла… Страшно, конечно… Незнакомое озеро… Глубокое… Но в конце концов не водятся же здесь акулы! Да и потом, она окунется у самого берега…

Поверхность озера была как зеркало, Маша присела на корточки и опустила руку в воду. Странно… вода не имела температуры, вернее, ее температура была в точности, как температура машиного тела… Неприятное довольно-таки чувство, вроде опускаешь руку в воду, а кажется, будто в воздух.

Маша вынула руку, растерла по ладони капли, поднесла ладонь к носу. Вода как вода… и пахнет водой, водой и немножко землей. Вроде бы все нормально… И как же хочется искупаться!

Эх, была не была! Маша оторвала от тела колог, положила его в сторонке, и он сам по себе сложился каким-то причудливым образом. Потом она села на камень, опустила в воду ноги, поболтала ими, наконец решилась, набрала в легкие воздух и – прыгнула.

Ощущения были необычные – прямо скажем, но не очень неприятные. Все равно, как паришь в невесомости, в каком-то несколько киселеобразном воздухе.

Маша взметнула руки, попыталась всплыть на поверхность, но почему-то не получилось. Она изо всех сил заработала руками и ногами, но водная гладь все никак не разрывалась перед ней, широко раскрытыми глазами девушка видела только муть… светло-серую однотонную муть… Более того, серый цвет, кажется, густел…

Маша не могла понять, что происходит и запаниковала, она забилась как рыба в сети, наглоталась воды. Что происходит, ведь она не ныряла глубоко, она должна была немедленно вынырнуть, вода выталкивает… ЭТА вода не выталкивала, она как будто совсем не обладала сопротивлением обычной воды, ЭТА вода затягивала.

Когда девушка поняла это, она просто обезумела от ужаса. Она закричала. И вода тот час попала ей в легкие, и она захлебнулась… Нет, в тот момент перед ней не промелькнула вся ее жизнь, как обычно бывает в таких ситуациях (говорят, что так обычно бывает), в этот момент ее агонизирующий мозг изо всех сил пытался найти решение… пытался… пытался…

Маша тонула. Она вопила, глотала воду, дышала ей, опускалась все глубже и глубже в серую бездну, пока вдруг поняла, что почему-то все еще жива тогда как давно должны была уже задохнуться. От удивления она перестала паниковать.

И в самом деле – она не задыхалась, она дышала этой странной водой все равно как воздухом, набирала ее в рот, вдыхала в легкие – а потом выдыхала, и, собственно, кроме клаустрофобии, не чувствовала никаких неудобств. Она перестала дергаться и отдалась силе, увлекающей ее вниз.

И тогда она услышала голос. Может быть, этот голос был всегда – с тех пор, как она погрузилась – и она не слышала его просто потому, что от ужаса ничего не соображала… Голос был… неизвестно где… и вроде бы даже звучал не в голове, как это бывает когда общаешься с некоторыми космическими народностями – телепатами, он звучал из воды и Маша слышала его не мозгом и не ушами, она слышала его как будто всем телом.

Более того, голос говорил с ней не на каком-то языке, он передавался как будто вибрацией воды… какими-то легчайшими течениями… тоненькими ласковыми дорожками пузырьков, пробегающих вдоль тела…

– Тебе больно? Почему ты кричишь? Ты страдаешь?

Она подумала, что нет. И, видимо, ее поняли.

– Твой страх причинил мне боль. Ты боялась так, как будто боялась перестать существовать… умереть… так это называется у вас… Смерть… Мне так и не удалось постичь, что это такое, хотя я видело много смертей, и я пыталось постичь… Мне хотелось, чтобы не было смерти, но существуют законы Вселенной, через которые нельзя переступить. Есть рождение, взросление, старение и смерть. Там, где ты живешь, все так?

Маша в великом изумлении воспринимала этот странный поток сознания, этот медлительный, протяжный голос, лишенный интонации, она спохватилась, услышав вопрос.

«Мне надо что-то сказать, но как?» – подумала она.

– Так и говори, – ответили ей, – Я тебя понимаю.

В машиной голове роилось бесчисленное сонмище мыслей, даже скорее не мыслей, а обрывков мыслей. Она всегда чувствовала себя неловко в присутствии телепатов, боялась подумать что-то не то, и теперь чувствовала себя так же… еще хуже, теперь ее еще и пронзали вспышки ужаса и паники – ведь она продолжала погружаться. Хорошо хоть существо, что вознамерилось с ней пообщаться, вроде бы не проявляло агрессии.

– Зачем ты прыгнула в меня, если боишься?.. – спросило существо, видимо поймав что-то из ее мыслей, – Ты не знала? Ну конечно. А я радо. Мне хотелось почувствовать тебя, ты нравишься мне. Ты интересна. Стала интересна тогда, когда я почувствовало, как едкие капли из твоих глаз падают на мою поверхность… В них было столько… я переполнилось… и я послало своих помочь тебе… мне казалось, что никто никогда не может так страдать… Ты самое страдающее существо, которое прилетало ко мне… Было много… Но никто не страдал. Почему ты все время страдаешь?

Видимо у Маши в голове возник образ ее родного сине-зеленого шарика, маленького, беззащитного и одинокого…

– Ты боишься за свою планету?.. Но она не живая… Она просто – планета.

Теперь в голове девушки вспыхнули образы существ населяющих эту планету… мама… сестра… племянник… Вартан… бандит Паша… маленькая Оля…потом почему-то Красная Площадь и бой курантов, размеренный и чинный. Толпа в метро.

Голос какое-то время молчал.

– Я почти поняло, – сказал он наконец, – Что-то дикое… но ты это любишь. Всякая искренняя любовь достойна уважения… Я тоже люблю своих.

«Кто ты?!» – возопила Маша мысленно. Она уже, конечно понимала, но ей хотелось услышать ответ, хотелось услышать, как это существо само себя определяет.

– Ко-он.

«Но кто ты?!»

– Ко-он.

«А это озеро?»

– Часть меня. Как все – часть меня.

Голос помолчал какое-то время, потом произнес как будто задумчиво.

– Я не знаю, кто я. Давно я начало существовать, очень скоро закончу, хотя раньше думало, что это случится еще очень нескоро.

«Почему?» – подумала Маша и ее вдруг словно ударило потоком острых и сильных мыслеобразов, несущихся с огромной скоростью… Они ворвались, пролетели, кажется, за мгновение, и Маша все уже поняла.

Она запомнила из них совсем не много – просто больше ее слабенькая человеческая голова не способна была… какие-то взрывы… куски тел, разлетающиеся в разные стороны, впитывающаяся в землю кровь, похожая цветом на топленое молоко… ураганы боли, страха, агонии… и темные, вонючие, склизские потоки чужеродной ненависти. Незнакомых, непонятных эмоций…

Это произошло впервые в истории Kо-она. Оно не помнило такого никогда. Оно было ошеломлено и деморализовано… но оно поняло и осознало истоки и составляющие чужеродной ненависти и обрушило ее же на врага… Огонь, вырывающийся из рваных трещин на коже Ко-она.

– Я было безжалостно. Первый раз. И горько. И радостно.

Тучный звероноид, полыхающий болью, как головня, выхваченная из костра – падает. И Ко-он, жадный Ко-он, оплетает его, пытаясь проникнуть в самое нутро его, постичь…

Смерть… Смерть… Облако раскаленного газа и хоровод маленьких астероидов, кусочки нежной плоти.

Маша внутренне содрогнулась.

«Это правда?! Правда?!»

– Правда…

Голос был почти не слышен.

Она заплакала.

– Снова эти едкие капли у тебя из глаз. Ты снова страдаешь. Там, где ты родилась – всегда все страдают?

«Нет. Но часто.»

– Жаль, что ваша планета, не как я. Я старалось, чтобы мои дети не страдали…

«И что из этого вышло? Теперь они погибают. Почти все уже погибли. Ты заботилось о них, оберегало их, и что? Они не способны защитить ни себя, ни тебя, они не умеют, не знают, как это делать. На моей планете страдают чаще, чем радуются, воюют, проливают кровь друг друга, ненавидят и злятся, но я уверена, если звероноиды нападут на мою планету, ее обитатели будут защищаться. Изо всех сил, яростно и отчаянно. Они не позволят просто так, как нечего делать, перебить себя и взорвать свой дом… И неизвестно, кто еще победит!»