Текст книги "Точка Зеро (СИ)"

Автор книги: Татьяна Рябинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

– Да, все так, – согласилась я. – Именно вся эта масса вариантов и есть будущее. Зыбкое, неопределенное будущее. Оно и сейчас есть, никуда не делось. Но именно мечты делают его сияющим, дают ему свет. То есть давали. Видимо, эта связь двусторонняя: мечты рождают сияние, а сияние дает людям возможность мечтать. А кольцо Маргарет они называют кольцом Сияния.

– Кто они? – не понял Тони.

– Она. Апиенора. И все хранительницы колец, наверно.

– Сестра Констанс не называла. Ни разу не слышал.

– Сестра Констанс… Слушай, Тони, тебе не показалось, что она… мать Алиенора что-то знает о ней? Что-то в ее голосе было странное, когда она сказала: «Мать Констанс, аббатиса Бакпэнда». Хотя ладно, неважно.

Я попыталась описать Тони ту картинку с шагающим по черточкам человечком, которую – я была уверена в этом! – мне словно нарисовал кто-то, не сама она возникла в моем воображении. Выслушав меня, он уже открыл рот, явно собираясь возразить, и вдруг замер.

– Света… – сказал он тихо. – Если это действительно так, то все гораздо хуже.

– Что может быть хуже? – не поняла я. – Мы не вернемся обратно, хуже уже трудно придумать.

– Смотри. Допустим, кольцо действительно было связано с будущим и поддерживало желание людей, пусть даже и не всех, мечтать самым сумасшедшим образом, а потом концентрировало мечты и передавало… не знаю, куда. Туда, где варится этот суп из возможных вариантов будущего. То есть это какой-то трансформатор мысленной энергии. Есть кольцо – все бурлит, переливается и сияет. Нет кольца – лежит просто такой набор Пего.

– Такую-то мать… – ахнула я. – Нет Сияния – нет Отражения! Выходит, мы не только будущее, но и прошлое убили. Но где же мы тогда находимся?

– Мы находимся в Отражении, Света. Что произошло – то отразилось и никуда уже не денется. Но все это было, только пока существовало кольцо. И я знаю, ты думала о том, что мы потихоньку доживем здесь призраками до отражения нашего времени, увидим, все, что уже произошло с нами и еще произойдет. Забудь. Последнего года нашей жизни здесь не существует. И от всего того, что еще произойдет, тоже не останется ни следа.

3. Квест в параллельном мире

– Интересно, как они тут заправляются? – проворчал Джонсон.

– Видимо, так же, как и мы. Вон там написано: «Сначала заправляйся, потом плати». Пистолет висит. На вид такой же, как у нас. Попробуйте.

Продолжая бурчать себе под нос, Джонсон вылез из машины. Питер вытащил из кармана аккуратно свернутые трубочкой банкноты и в который уже раз почувствовал себя мародером.

Десять стофунтовых бумажек они нашли в сигаретной пачке, спрятанной в ящике письменного стола под кипами счетов и прочих бумаг. Может, это был неприкосновенный семейный запас, а может, личная заначка Ирвина. Забирая деньги, Питер чувствовал себя отвратительно, но деваться было некуда.

Пока Джонсон заправлял машину, он обошел с тележкой ряды супермаркета. Немного еды и воды, туалетные принадлежности, пакет сухого собачьего корма для овчарки, имя которой они так и не узнали, овощные и мясные консервы для Джереми. Подумав, Питер добавил канистру молока. Расплатившись за продукты и бензин, он подумал, что при таких расходах деньги кончатся очень быстро. При здешнем уровне цен тысячи фунтов не хватит и на месяц.

– Хорошо, что мы поехали на моей машине, Джонсон, – сказал Питер, когда они отъехали от заправки. – В вашей места для живности не предусмотрены.

– У меня нет живности, милорд, – невозмутимо пожал плечами Джонсон. – Но да. В мой багажник и корги бы не поместились, не говоря уж о драконе.

От шоссе в лес сворачивала грунтовка. Проехав по ней немного, Джонсон остановился на укромной поляне. Питер обошел машину и открыл дверцу багажника.

Что бы он там ни говорил, дракону и овчарке было тесно. Джереми свернулся в клубок, овчарка пристроила голову у него на боку. Оба посмотрели на Питера с укоризной.

– Вылезайте, ребята, – сказал он. – Разминка, оправка, ланч.

Овчарка, подумав, вылезла первой и, нервно побрехивая, отправилась обследовать кусты. Джереми выбрался из машины осторожно, огляделся по сторонам, расправил крылья, встряхнул и сложил обратно. И только после этого медленно отправился за собакой.

С легким беспокойством Питер заглянул в багажник, но там было чисто, только валялись несколько ядовитых чешуек, которые он осторожно вытряхнул. Потом достал с заднего сиденья прихваченный в доме Лоры тазик и миску для собаки. В миску насыпал сухой корм, в тазике смешал консервы. Выглядела мешанина не слишком аппетитно, но готовить дракону кашу возможности не было.

Овчарка набросилась на корм с жадностью, Джереми посмотрел на миску с недоумением.

– Если не будешь капризничать, дружок, дам молока, – Питер показал дракону канистру. – Будь умником, ешь, пожалуйста.

Глубоко вздохнув, Джереми принялся за еду.

– Мне очень жаль, милорд, – сказал Джонсон, когда они съели по сэндвичу с мясом, запивая их чем-то вроде колы, – но собаку придется оставить.

– Где, в лесу? – возмутился Питер. – Тогда не надо было ее вообще забирать из дома. Отвязали бы и все.

– Зачем в лесу? Оставим у какой-нибудь деревни. Думаю, там ее подберут. Или хотя бы отправят в приют. Мы не сможем ее возить с собой, вы же понимаете. К тому же на нее нет паспорта.

Питеру не по себе было от мысли, что скажут через год Лора и Ирвин, если вернутся… нет, когда вернутся! Но он понимал, что Джонсон прав.

Он вспомнил, как проснулся на диване с раскалывающейся головой и не мог сообразить, где находится. За окном было темно, над столом горела лампа под оранжевым абажуром, Джонсон пил чай в компании круглолицей светловолосой женщины в синем платье.

– А вот и Питер проснулся, – развязно обрадовался Джонсон. – Давай с нами чай пить. Миранда, это Питер. А это Миранда, няня Присциллы. Я отдал ей записку Лоры.

Питер ничего не понимал. Джонсон выглядел совсем не Джонсоном, а… ну да, Адским Бомбеем. Разумеется, он знал, как зовут дворецкого, но старательно поддерживал иллюзию, что эта страшная тайна известна только Свете и Тони. Джемпер Джонсона валялся на спинке кресла, ворот рубашки расстегнут, рукава подвернуты, на ногах мохнатые тапки из овчины. Всегда аккуратная прическа волосок к волоску встрепана. И даже голос не узнать. Не говоря уже о манерах. И о какой записке он говорит?

– Добрый вечер, – пробурчал Питер. – Я… У меня голова очень болит. Простите. Мигрень.

– Да я уже поеду, – поднялась Миранда. – Спасибо за чай, Хэлли. Жаль, конечно, что все так вышло, но что поделать. Будем надеяться, что у Лоры все пройдет благополучно, и они скоро вернутся. Я попозже попробую еще раз до нее дозвониться. А если нет, передайте ей, что буду рада помочь, когда понадобится.

Она попрощалась, накинула куртку и вышла. Хлопнула дверца, завелся мотор, потом звук отъехавшей машины стих вдали.

– Что это было… Хэлли? – слабым голосом поинтересовался Питер, массируя виски.

– Прошу прощения, милорд. Но так, думаю, мне удалось ее убедить, что мы на самом деле друзья Локхидов, а не какие-то проходимцы. Что мы остались здесь, потому что сломалась машина, а мастер будет только утром. И чтобы заодно передать ей записку, потому что миссис Локхид до нее не дозвонилась.

– А откуда вы взяли записку, интересно?

– Пришлось устроить тут небольшой обыск. Нашел ежедневник миссис Локхид. В конце были телефоны. В том числе некой Миранды. И приписка «няня». Ну, я и написал ей записку.

– А если бы это была какая-то другая няня?

– Когда она приехала, я спросил, Миранда ли она. Она подтвердила. Тогда я отдал записку. Если б это была не Миранда, то не отдал бы.

– Логично, – согласился Питер. – Ну а если бы она знала почерк Лоры?

– Милорд, – снисходительно улыбнулся Джонсон, и Питеру захотелось запустить в него подушкой, – у женщин, когда начинаются роды, говорят, даже лицо меняется, а уж почерк-то! К тому же я старался. Вроде, получилось похоже. Написал, что они уехали в Лестер вместе с Присциллой и, видимо, задержатся там. И что попросили друзей присмотреть за домом. Думаю, мне удалось ее убедить, и она не будет беспокоиться. Если только не будет звонить миссис Локхид.

– Не думаю. Она же не подруга, как я понял. Просто няня. Может быть, позвонит раз, другой и перестанет.

Джонсон тем временем пригладил волосы, опустил рукава, застегнул пуговицы и снова стал самим собой. Аккуратно повесил джемпер на спинку стула и начал собирать со стола чашки.

– Завтра утром приедет автомеханик, – сказал он. – Нам надо поискать деньги.

– Прекрасно! – фыркнул Питер. – Давайте посмотрим на огороде, вдруг там растет денежное дерево.

– Насколько я знаю сельских жителей, у них всегда хранится немного наличных денег на всякий случай. Конечно, они могли забрать их с собой, но поискать стоит. Я не хотел это делать без вас. Одно дело – ежедневник, другое – деньги.

– Хорошо, хорошо, – Питер поморщился и снова потер виски. – Если увидите аптечку, достаньте мне какое-нибудь обезболивающее, пожалуйста.

Через полчаса поисков деньги нашлись.

– Как думаете, много это или мало? – спросил Питер, рассматривая стофунтовые[1] купюры с королевой, профиль которой был повернут влево. – Обычно чем крупнее старшая банкнота, тем выше цены. Но мы не знаем, может, у них есть и побольше. Полюбоваться на дракона стоит пять фунтов. Что у нас можно купить на пять фунтов, Джонсон? Я редко расплачиваюсь наличными.

– Можно купить довольно много дешевых продуктов в супермаркете. Или позавтракать в недорогом кафе. Или выпить кофе с пирожным. Или залить четыре литра бензина. Или купить бутылку вина, которое вы точно пить не будете. Да много чего. Джереми у нас на пять фунтов мог бы жить дня три-четыре. Смотря сколько мяса в кашу класть.

– Черт! Джонсон! Я же дал Ирвину десять наших фунтов утром!

– Думаю, не вы первый, милорд, – невозмутимо ответил Джонсон. – Так что они давно уже должны были догадаться. А может, давно и догадались, но решили не признаваться. Ну, хоть десять фунтов у них будет с нашей стороны.

– Десять фунтов на троих! – Питер яростно замотал головой. – Думать об этом не могу. А эта тысяча… Даже если это и не очень большая сумма, я все равно чувствую себя вором. Как мы потом будем эти деньги возвращать? Если только машину оставить в качестве компенсации.

– Милорд, давайте вернемся к этому позже. Вы думаете о том, что будет через год, а стоит подумать о том, что мы будем делать завтра.

– Как говорит леди Скайворт, утро вечера умнее. Или хитрее? Не помню.

– Тогда ложитесь. Я постелю вам в спальне.

– В спальне? – засомневался Питер. – Как-то это…

– Милорд, по-моему, сейчас не до церемоний. Не думаю, что вам будет удобно спать на этом диване.

Питер сдался. В ванной нашлась новая зубная щетка и чистое полотенце. Большая зеленая пилюля из аптечки пригасила головную боль, и он уснул сразу же, как голова коснулась подушки. Не прошло и секунды, а Джонсон уже разбудил его, отдернув штору.

– Доброе утро, милорд! Завтрак готов. Дракона и собаку я покормил, но, боюсь, остатков вчерашней еды им будет мало. И у меня есть кое-какие новости.

Наскоро приняв душ, Питер вышел на кухню. В окно заглядывало серенькое тоскливое утро. Часы показывали половину девятого. На плите под крышкой пыхтел омлет, тостер выплюнул два подрумяненных куска хлеба. Ловко вытряхнув омлет на тарелку, Джонсон поставил ее на стол перед Питером и налил в чашку кофе.

– А вы, Джонсон?

– Я уже поел, милорд.

– Джонсон! – Питер вздохнул тяжело и отложил вилку. – Давайте договоримся. Мы в полевых условиях, и поэтому будем есть вместе. Вы сами вчера сказали, что сейчас нам не до церемоний. Поэтому оставьте свои ритуалы для Скайхилла. Понятно вам?

– Да, милорд.

– И прекратите звать меня милордом. Если язык не поворачивается называть Питером, зовите Даннером или мистером Даннером, как хотите.

– Нет, милорд.

– Прошу прощения?

– Традиции – это стабильность, милорд. А стабильности нам сейчас как раз и не хватает.

– О боже мой… Ладно, какие у вас тут новости? Сядьте, налейте себе кофе и рассказывайте, пока механик не приехал.

– Милорд, вчера вечером я попробовал выйти в интернет, – сказал Джонсон, сев за стол напротив Питера. – Ну, или как тут у них это называется. В гостиной на столике лежал ноутбук. Не сразу разобрался, но, в общем, принцип тот же, что и у нас. Сначала я поискал какие-то сведения о параллельных мирах. Ничего конкретного, гипотезы, предположения, что такие миры существуют, что при определенных условиях туда можно попасть. В общем, ничего интересного. Потом почитал о драконах. Драконы здесь хоть и не часто, но встречаются, даже живут в зоопарках и заповедниках. Правда, в основном каких-то других видов, не как Джереми.

– А о нем ничего не пишут?

– Ну почему же? Он местная достопримечательность. Есть заметки, фотографии. Но как-то спокойно. Мол, живет под Лестером такой вот необычный синий дракон. Мутант, наверно. Знаете, мне показалось, что люди тут не так сильно одержимы всякими сенсациями, как у нас.

– А вы случайно не поинтересовались, есть ли здесь Скайхилл и Скайворты?

– Поинтересовался, милорд, – кивнул Джонсон, размешивая в чашке сахар. – Скайворты есть, Скайхилла нет. Некий Джилберт Беннет, тридцать пятый граф Скайворт, живет в замке Чарльз-мэнор недалеко от Дерби.

– Беннет? – переспросил Питер. – Но это же…

– Да, милорд. Это потомок Чарльза Беннета, который был приближенным Ричарда Львиное Сердце. Здесь была одна креация Скайвортов – первая и единственная. Но земли в Линкольншире они продали еще в XV веке.

– А вы есть, Джонсон?

– Ни об одном человеке с моим полным именем не упоминается, – уклончиво ответил дворецкий. – А вообще я не об этом хотел вам рассказать. Я поинтересовался кольцами в связи с женскими божествами и кое-что нашел. Во-первых, здесь считается, что сапфир-астерикс посвящен персидской богине-матери Анахите. Это женский камень, связанный со звездами и с Луной, которая управляет женской физиологией. Во-вторых, в некоторых документах упоминается, что жрицы Анахиты носили кольца, браслеты и ожерелья из сапфиров. Но, думаю, это не те кольца. А в-третьих…

Джонсон встал, вышел в гостиную и вернулся с открытым ноутбуком, который поставил перед Питером.

– Смотрите, милорд.

На весь экран была развернута фотография кольца с двенадцатилучевым астериксом. Темно-синий камень казался почти черным.

– Камень другой, – сказал Питер. – А оправа такая же. И что о нем написано?

– Это заметка на французском, а здешний французский сильно отличается от нашего. Но я нашел английский перевод. Кольцо обнаружили во Франции, во время раскопок в руинах монастыря Фьё. Недалеко от Каора. Это юг, Овернь. Монастырь сгорел лет триста назад и с тех пор стоял заброшенным. Под фундаментом в тайнике лежала рукописная книга примерно XI века и это кольцо. Книга очень сильно пострадала от воды, восстановить ее, скорее всего, невозможно. А кольцо сейчас находится в археологическом музее в Каоре.

– Хорошо, а конкретно о нем что-нибудь есть? Связь с культом или что-нибудь в этом роде?

– Нет, милорд. Просто интересная историческая находка. Предполагают, что это было кольцо настоятельницы. Возможно, оно принадлежало Жорден де Вилларе, сестре одного из Великих магистров госпитальеров, а потом передавалось от одной аббатисы к другой как символ власти.

– Думаю, так оно и было, – кивнул Питер. – И что? Вы предполагаете поехать во Францию и как-нибудь его выкрасть?

– Думаю, стоит попытаться. Кольцо, которое было здесь, сейчас у Хлои, и тут мы ничего не можем поделать. Остается только надеяться, что она не успеет навредить мастеру Джину. Или мистеру Каттнеру. А нам все равно надо чем-то заняться.

– Джонсон, извините, но вы рехнулись. У нас почти нет денег, сломанная машина и дракон на руках, которого мы не можем бросить. Но это полбеды. У нас нет документов. Нам даже из Англии не выбраться. Если только лодку какую украсть. Да и то поймают.

– Вот тут вы ошибаетесь, милорд, – торжествующе улыбнулся Джонсон, закрывая ноутбук. – Здесь немного иная политическая ситуация. Здешняя Великобритания входит в ЕС, только он называется Европейская лига. И вовсе не собирается отделяться. И в Общую паспортную зону тоже входит. Чтобы переехать из одной страны в другую, на границе не нужно показывать никаких документов. Они требуются, только когда въезжаешь из стран, которые в Европейскую лигу не входят.

– А дракон как же?

– Для животного нужен ветеринарный паспорт со свежей отметкой об осмотре врачом. У Джереми он есть, я нашел. Осмотр был месяц назад, это подходит.

– Хорошо, а машина, деньги? Кстати, здесь есть общая валюта?

– Машину, будем надеяться, починят. На общую валюту планируется перейти через несколько лет, у каждой страны пока своя, но все они имеют хождение в пределах лиги. Конвертация происходит автоматически, по общему курсу, без комиссии.

– Ничего себе! – присвистнул Питер. – Это же так неудобно! Прямо как в средневековье.

В этот момент к дому подъехала машина. Выглянув в окно, Питер увидел раскрашенный в красную и желтую полоску крохотный автомобильчик, из которого выбрался мастер в оранжевом комбинезоне.

– Ну, где больной? – спросил он, поздоровавшись. – Интересная машина, первый раз такую вижу. Серьезный агрегат. Китайская?

– Японская, – обиженно поправил Питер.

– Да ну?! – не поверил механик и поднял капот. – Неужели япошки научились делать приличные машины? Смотри-ка, все по-взрослому. Никогда бы не подумал. И что не работает?

Поломка оказалась пустяковой. Проверив проводку и подтянув отошедший провод, механик взял двадцать фунтов и уехал.

– Мы правда не могли это сделать сами? – поинтересовался Питер.

– Наверно, могли, – невозмутимо ответил Джонсон. – Но знаете, милорд, я как-то попал на дорогой ремонт, пытаясь проверить свечи по старинке – ловя искру. Убил модуль зажигания. Машины становятся сложнее, умнее, мы – старее и, наверно, глупее. Каждый должен заниматься своим делом. Нельзя быть мастером во всем.

– Резонно, – вынужден был согласиться Питер.

Хотя они и не придумали, как добыть еще денег, решили выехать сегодня же. Навести в доме порядок и собрать самое необходимое в дорогу много времени не заняло. Уже закрывая дверь, Питер спохватился и вернулся за ноутбуком. Джонсон подогнал машину к гроту и открыл багажник.

Джереми сидел у пещеры и настороженно смотрел на них.

– Надо ехать, – сказал Питер. – Понимаешь?

Дракон пристально посмотрел ему в глаза, вздохнул и покорно пошел к машине. У Питера защипало в носу. Похожего на синего крокодила Джереми трудно было назвать красавчиком или хотя бы даже просто милым, но было в его огромных печальных глазах что-то такое, от чего по спине бежали мурашки. Это было странное чувство – смесь жалости, симпатии и умиления.

Питер беспокоился, что дракон не сможет забраться в багажник, но тот ловко приподнялся, поставил передние лапы на край и одним рывком забросил себя вовнутрь. От крыльца донесся перепуганный собачий лай, переходящий в вой. Питер выругался и вернулся. Овчарка, совсем молодая, почти щенок, смотрела на него глазами, полными ужаса. Питер понял, что оставить ее не сможет. Отвязав собаку, он подвел ее к машине. Джереми, чуть помедлив, подвинулся, и овчарка запрыгнула в багажник.

– Наверно, это путешествие – самый идиотский поступок в моей жизни, – сказал Питер, выруливая на дорогу к деревне.

– Нет, милорд, – возразил Джонсон. – Самый – это ваша женитьба. Прошу прощения. Ваша первая женитьба, я имею в виду.

[1] Самая крупная банкнота Великобритании – 50 фунтов

4. Дьявольский план

– Ты абсолютно прав!

Тони вздрогнул. Мать Алиенора снова появилась из тени внезапно, словно темнота расступилась и она вышла из ее сердцевины.

– Я думала, вам понадобится больше времени, чтобы осознать произошедшее. Конечно, я могла бы разъяснить, но мне нужно было, чтобы вы поняли все сами. Иначе… вы ведь могли бы мне и не поверить, так?

Не дождавшись ответа, она кивнула:

– Идите за мной.

Аббатиса поднималась по лестнице – так ровно, что казалось, будто не идет, а плывет над ступеньками. Пройдя по коридору, мы оказались в ее покоях, не слишком роскошных, но явно побольше и поуютнее обычной монашеской кельи. Здесь топился камин, горели свечи в подсвечниках, на столе стояла миска с фруктами, а на постели лежала пышная перина, покрытая богато расшитым покрывалом.

– Садись! – она указала Тони на скамью у стены и сама опустилась в кресло.

Тони послушно сел на скамью, а я устроилась у камина, чтобы наконец согреться. Мать Алиенора молчала, тишину нарушало только потрескиванье поленьев в огне.

– Я сказала, что вы никогда не вернетесь в свое время, потому, что вашего времени уже не существует, – наконец заговорила аббатиса. – На первый взгляд, оно никуда не исчезло. Люди по-прежнему живут, строят планы, думают о будущем. Но да – они больше не мечтают. Ты правильно сказала, – она повернулась в мою сторону. – Нет сияния – нет отражения. Отражение замерло в тот момент, когда вы уничтожили кольцо. Это был его последний миг. Дальше ничего нет. Пустота.

– Но я не понимаю, – подумала я, – почему мы не можем вернуться, если наше время все-таки никуда не делось? Что значит, его не существует? Впереди Отражения больше нет – это ясно. Но вы сами сказали, что люди там, у нас, живут

– значит, у них есть настоящее?

– То, что не может быть запечатлено, – не более чем иллюзия, от которой не остается следа. Во сне вам тоже кажется, что вы живете настоящей жизнью, но это не так. Три кольца хранили единство мира. Кольцо Сияния, кольцо Отражения и кольцо Жизни, – она подняла руку, и астерикс вспыхнул яркой звездой. – В кольце Сияния была заключена частица превечного божественного света, который связывал воедино будущее, настоящее и прошедшее. Кольцо Отражения сберегает все, что происходит, для вечности. Когда два наших мира придут к своему концу и исчезнут, Отражение сохранит память о каждом их мгновении. А кольцо Жизни… без него не будет ничего. Даже того сна, в котором сейчас живут люди.

– Как-то это очень… не хочу сказать глупо, но странно, – заметил Тони. – Поручить сохранность мира каким-то кольцам, которые так легко уничтожить. Мы видели, как это можно сделать. Пятнадцать минут – и кольца нет. Это все равно что построить дом, который обрушится, если потерять ключ.

– Изначально кольца Анахиты невозможно уничтожить, – сказала мать Алиенора, и ее черный глаз блеснул так же, как и астерикс.

– Но… – беспомощно промямлил Тони. – Но как же тогда?..

– Кольца невозможно было бы уничтожить, если бы мать Констанс не вступила в преступные сношения с врагом рода человеческого.

– С дьяволом? – ошарашенно спросила я.

– Христиане зовут его дьяволом, Сатаной, Люцифером. У персов он Ангра Майнью или Ариман. У других народов носит иные имена. Это неважно. Главное – суть. Он – тьма, вечный противник Творца. Что вы знаете об Ахура Мазде[1]?

– Ммм… – промычал смущенно Тони.

– Это… верховный бог у древних персов? У зороастрийцев? – не менее смущенно спросила я, потому что поленилась почитать о чем-то еще, кроме Анахиты.

– И у зороастрийцев тоже, – кивнула мать Алиенора. – Но это было гораздо позже. Заратуштра жил за тысячу лет до рождества Христова. А древняя вера персов уходит в такую глубину веков, что и представить трудно. И он не верховный бог, а единый. Как и у христиан. Точнее, Бог один и един для всех людей. Просто в разное время и у разных народов в него верят по-разному. Вы можете сравнить сами.

Персы верили в мудрого и благого Творца, существование духовного мира и двух духов – Светлого и Темного. От выбора между ними зависит судьба человека в духовном мире. Помыслы и действия человека, избравшего добро, направлены на поддержание Аши – всеобщего закона мировой гармонии. В основе человеческой сущности лежат вера, совесть и разум, позволяющие отличать добро от зла. Когда мир придет к концу, силы добра во главе с Саошьянтом – Спасителем мира – должны сразиться с Ариманом и одолеть его. После этого весь телесный мир будет воскрешен для Последнего суда. Теперь вы понимаете, зачем нужно Отражение?

– Для воскрешения телесного мира, – прошептал Тони. – Души вернутся в Отражение. Но где они находятся сейчас?

– Этого не знает никто, – покачала головой мать Алиенора. – Да, Отражение – Книга Жизни, где записаны дела и слова каждого жившего на свете человека. В день Последнего суда души вернут в Отражение свои мысли и чувства, ибо нельзя судить дела без помыслов и помыслы без дел. Но если Отражения не будет…

Кто-то поскребся в дверь, в щель просунулся длинный тонкий нос. Писклявый голосок что-то спросил по-окситански. Коротко ответив, аббатиса встала.

– Мне надо поговорить с новой послушницей и отпустить ее опекуна. Ждите меня здесь, я скоро вернусь. Угощайся, – она шевельнула подбородком в сторону миски с фруктами. – Пока не захлебнулся слюной. А ты устройся поближе к камину и согрейся уже. С этой стороны не так сильно дует.

Как только дверь за ней закрылась, Тони быстро доел кусок хлеба, который так и сжимал в кулаке, и набросился на сочные груши. Мне стало завидно, и так захотелось почувствовать на языке влажную сладкую мякоть. Я подобралась к самой миске – и да, ощутила вкус и запах, но это была самая настоящая пытка. Словно тебе разрешили лизнуть еду, но запретили кусать, жевать, глотать.

– Мы моральные уроды, – сказала я. – Нам говорят, что мы погубили весь мир, а нам как будто все равно. Мы жрем груши.

– Ну, ты, допустим, не жрешь, – буркнул Тони, бросив огрызок в камин.

– Считай, что я их облизываю.

Тони покосился на миску и опустил руку, которая тянулась к очередной груше.

– Ты предлагаешь побиться головой об стену? Это не поможет, Света! Все уже произошло, и, как я понимаю, исправить ничего невозможно. Да, мы это сделали, но ты же понимаешь, что мы были просто инструментом в чужих руках. Мы хотели помочь Маргарет и Питеру, но Маргарет, я думаю, обманули так же, как и нас. И так же ее использовали. И ты знаешь, кто.

Я попыталась вспомнить, что почувствовала, когда впервые увидела сестру Констанс. Маргарет тогда была напугана, расстроена – само собой. И к аббатисе она потянулась, словно та была последней ее надеждой. Даже когда Маргарет узнала, что ей скоро предстоит умереть, она все равно цеплялась за старуху, как за спасательный круг. Ну еще бы, у нее ведь было такое же кольцо, они же сестры – то ли по счастью, то ли по несчастью, как уж посмотреть. Но что тогда думала я? Не показалось ли мне что-то фальшивым, наигранным? Или я уже сейчас пытаюсь внушить себе, что должна была испытывать нечто подобное?

Нет, ничего такого не было. В тот момент я была слишком захвачена переживаниями Маргарет. Но вот потом, когда вернулась снова…

Я вспомнила, как невольно сравнила сестру Констанс с бабой-ягой из любимой сказки. И хотя мне хотелось верить, что она поможет, даст череп на палке и отправит домой, чудилось мне в ней нечто зловещее. И тогда, и позже, когда мы вернулись к ней с Тони, я не единожды ловила ее на лжи. Что-то она рассказывала совсем не так, как в первый раз. Возможно, память уже подводила ее, и она не помнила прежнюю версию. А может, в этом был какой-то злой умысел.

– Как думаешь, что дьявол мог пообещать ей? – спросил Тони, все-таки взяв из миски еще одну грушу.

– Наверно, то же, что и всем. «Будешь ты царицей неба и земли». Уж не знаю, случайно она проговорилась или нет, но что-то такое проскользнуло. Что она жалела о своем выборе. О том, что не отказалась от кольца. Или о том, что не выбрала любовь.

– Хотя мог ничего и не обещать. Не знаю, помнишь ты или нет, но когда Мартин уехал в Стэмфорд, Маргарет читала всякую религиозную заумь. В том числе и трактат о дьяволе. И там было сказано, что дьявол не может навредить человеку сам, своим личным действием. Но может внушить дурные мысли или ему, или кому-то другому – кто навредит этому самому человеку. Причем внушит так, что чувак будет уверен: это его собственные мысли и желания. Именно так поступают женщины, кстати.

– А можно без сексизма? – поинтересовалась я.

– Нельзя, – парировал Тони. – Пока я в женской шкуре, буду говорить все, что сочту нужным.

– Ну, я тогда тоже много чего могу сказать о мужчинах. Но лучше воздержусь. В общем, получается, что дьяволу очень надо было уничтожить хотя бы одно из колец, потому что тогда Бог не смог бы воскресить людей для суда. Тони, я ничего не понимаю. Бог же всемогущий. Но выходит, что нет. Тут вообще какая-то сплошная системная нелепость. Сохранность мира доверена кольцам, которые, вроде бы, нельзя уничтожить, но все-таки, оказывается, можно. Если угробить Отражение, значит, все пропало. Кольца стерегут какие-то безумные старухи. Объясни мне, пожалуйста, зачем Бог вообще все это затеял, зачем создал человека, если заранее знал, что получится такая халтура? И как вообще умудрился создать такое несовершенство?

– Ты про свободу воли когда-нибудь слышала? Есть ли такой камень, который Бог не в состоянии поднять? Есть – человеческое сердце.

– Надо же, как пафосно! – фыркнула я.

– Это не я придумал. Бог, разумеется, знал, что произойдет, еще до начала творения.

– То есть все предопределено?

– Ну как ты не можешь понять? – начал злиться Тони. – Ничего не предопределено. Люди сами творят свое будущее. Просто Бог изначально знал, каким именно они это будущее сотворят. Точно так же, как я знаю, что ты обожжешься, если схватишься за раскаленный утюг. Каждый человек рождается нейтральным, как Швейцария. А потом сам выбирает добро или зло. Причем не раз и навсегда, а каждый день, каждый час, снова и снова. В этом его свобода. А без свободы не может быть настоящей любви.

– По-твоему «люби Бога, иначе попадешь в ад» – это свободный выбор? – я тоже начала злиться. – Все равно что этим несчастным теткам предложили: жить либо долго и скучно, либо весело, но мало.

– Ты нарочно дурочку включила? – вздохнул Тони. – Тебя не удивляет, что при таком якобы несвободном выборе большинство предпочитают не любить Бога? Добро – это всегда такой геморрой, не находишь?

– Раньше ты не был таким религиозным, – увернулась я от ответа, которого у меня не было. – Это Маргарет на тебя так повлияла? Хотя я бы не назвала ее богомолкой. Несмотря на весь тот хлам, который она читала. Или, может, Мартин?

– Мартин? – переспросил Тони и хотел уже что-то сказать, но застыл с приоткрытым ртом. – Как ты сказала? Жить либо долго и скучно, либо весело, но мало?

– Ну… да. Ты как будто первый раз об этом услышал.

– Нет, конечно, просто… Света, тут определенно что-то не так. Смотри. Если я правильно понял, кольца попали от жриц Анахиты к монашкам в Акко, так?