Текст книги "Точка Зеро (СИ)"
Автор книги: Татьяна Рябинина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
22. Точки над Е
– Что это было? – поинтересовалась Люська, когда Джонсон поставил перед нами кофейные чашки, разлил по рюмкам ликер и удалился, плотно закрыв дверь.
– Что было? – спросила я, прекрасно понимая, о чем она.
– Что между вами такое? Извини, я и хотела бы сказать, что это не мое дело, но, к сожалению, не могу.
Я открыла рот и… закрыла. Из глаз полились слезы.
– Ну-ка прекрати! – прикрикнула Люська. – Это платье нельзя стирать.
– У меня тушь водостойкая, – всхлипнула я.
Люська встала, подошла ко мне сзади, обняла за плечи, положила подбородок на макушку.
– Все, все, успокойся, – прошептала она. – Тихо! Никто не умер!
Я усмехнулась сквозь слезы – потому что именно так обычно утешала ее.
– Люсь, я не знаю, – сказала я, немного успокоившись и высморкавшись в салфетку.
– Сначала все было очень хорошо, а потом вдруг… Не знаю. Как будто что-то произошло. Сначала я думала, что это из-за того, что мне скоро уезжать. Вроде как боюсь влюбиться всерьез. Но нет. Это что-то другое. И у него тоже – я же чувствую.
– Вы не похожи на счастливых влюбленных, – подтвердила Люська, усаживаясь обратно за диван перед кофейным столиком. – Мне жаль говорить, но это так. И я тебе скажу еще одну очень странную вещь. Вроде бы, вы подходите друг другу идеально. Вот правда, две половинки одной картинки. Скажу больше. Как ты похожа на Маргарет, так же похожа и на Тони. Когда вы по отдельности, это совершенно незаметно. Только когда рядом. Это даже не столько внешность, сколько… не знаю что. Но что-то такое между вами… Как будто вас тянет друг к другу – и тут же отталкивает.
Она замолчала, помешивая кофе серебряной ложечкой. Мне почему-то было страшно неловко и стыдно, и хотелось провалиться сквозь землю. Мы с Тони похожи? Вот уж правда, странная вещь, с чего бы это?
– Люсь, а почему ты с самого начала была против наших отношений? – спросила я.
– Лучше расскажи, каким образом ты вдруг стала так бойко болтать по-английски. Первый раз вижу, чтобы человек за месяц практически с нуля вдруг вышел на свободное общение. При твоих-то офигительных языковых способностях.
Я молчала, как партизан. Что тут было сказать?
– Свет, по правде, я не ожидала, что так получится. Именно из-за языкового барьера. Ну, поводил бы он тебя по Стэмфорду, угостил ужином. И все.
– А почему ты не допускала мысли, что получится как с Альберто – молча потрахались и разбежались? Я, вроде, не урод, он тем более.
– Во-первых, с Апьбертиком у тебя надолго не затянулось. Да и Тони не Альбертик. Ему с женщиной разговаривать надо. Так что когда ты сказала, что у вас все закрутилось всерьез… Свет… – Люська посмотрела мне в глаза. – Я бы очень хотела ошибиться. Наверно, я зря это все говорю, но…
– Но ты не веришь, что у нас что-то выйдет.
– Я бы очень хотела ошибиться, – повторила Люська. – И не спрашивай, почему не верю. Я не знаю. Питер тоже меня спрашивал об этом. Я не могу объяснить. Просто какое-то предчувствие. Только, пожалуйста, не реви опять, ладно? Свет, пусть все идет так, как идет. Ведь ты же хочешь быть с ним?
Я молча кивнула.
– Вот и будь. Столько, сколько получится.
– Люсь, почему ты мне не сказала все это сразу?
– Что не сказала? – не поняла Люська.
– Почему ты против наших отношений.
– Да с чего ты взяла, что я против? – возмутилась она. – Что ты выдумываешь-то? Я тебе русским языком сказала, это твоя личная жизнь, я тебе не мама. Да, меня это беспокоило и беспокоит. Потому что я хочу, чтобы у тебя все было хорошо. Питер, идиот, почему-то решил, что я имела в виду мужчин, когда говорила, что ты быстро загораешься и быстро остываешь. А я говорила про твои хобби, увлечения, интересы. Я за тебя волнуюсь, дурочка. Ну, и за Тони тоже, но за тебя больше.
– Но ты со мной таким тоном разговаривала… Я чего только не передумала.
– Дай угадаю, – расхохоталась Люська. – Ты решила, что у нас с ним шуры-муры, и я ревную. Вот дурища-то! Я же тебе объяснила, что меня бесит Париж. Я о нем мечтала с детства, а он оказался совсем не таким. Едритская сила, говоришь правду – тебе не верят и подозревают черт знает в чем. Слушай сюда, Чебурашка глупая. Чтобы больше на эту тему всякой фигни не было. Тони, конечно, мужчина хоть куда. И самец фактурный, с большой… харизмой. И сам по себе… Я, конечно, не могу сказать, что очень хорошо его знаю, но и плохого ничего сказать не могу. Да, он радует мое эстетическое чувство, и я не отказалась бы с ним встретиться в эротическом сне, но не более того. Поняла?
Я кивнула и спряталась за кофейную чашку.
– Светка, я скажу тебе одну вещь, только не обижайся, ладно? Возможно, все дело в том, что тебе уже за тридцатник, а ты никого по-настоящему не любила.
– Ну конечно! – вскинулась я.
– Если ты не будешь фыркать и хорошо подумаешь, то поймешь, что я права. Да ты и так знаешь, что я права. Лешечка – это было очень мило, по-щенячьи, но само себя исчерпало на стадии невинных поцелуев. Или, может, ты любила Вадика, который трахнул тебя спьяну на вечеринке, даже не поинтересовавшись, есть ли у тебя хоть какой-то опыт? Который тебя по-всякому унижал, и лично, и публично. И променял на первую попавшуюся давалку в мини-юбке? Нет, не думаю. Я помню, как ты ревела и что говорила. А ты помнишь?
– Помню, – процедила я сквозь зубы, привычно заливаясь краской.
– Ты говорила, что порвала бы с ним сама, но боишься, что так и останешься одна.
– Не надо, Люсь!
– Надо, Света! И надо именно сейчас! – жестко оборвала меня Люська. – Мы давно с тобой по душам не говорили. Очень давно. Как там было про точки над Ё? Давай расставим. Тебе это надо.
Я понимала, что Люська права. Слишком много было вещей, о которых я себе врала. Которые пыталась скрыть от себя. И чем дольше все копилось, тем тяжелее был этот груз.
– Про Альбертика я вообще молчу, – продолжала Люська, мучая ни в чем не повинную ложку. – Конечно, он молодец, открыл тебе волшебный мир секса, которого ты после Вадика боялась, как черт ладана. Ты же от любого парня шарахалась, который пытался тебя за ручку взять, не говоря уже о большем. И все-таки это точно была не любовь, согласись.
Я зажмурилась, пытаясь отогнать призрак страха и отвращения – единственных чувств, которые оставил после себя Вадим. Тогда… мне не с чем было сравнивать, и я пыталась себя убедить, что его грубость на грани жестокости, безразличие к моим чувствам – это нормально. Что все мужчины такие. Что радости интимной жизни сильно преувеличены. И все-таки понимала: нет, это не нормально. Так не должно быть.
А Альберто… Да, это было весело, безумно и… очень приятно. Как пирожное после бесконечных заплесневелых сухарей. Но не более того. Совершенно чужой незнакомый человек. Параллельная вселенная. Я почти ничего о нем не знала. И он почти ничего не знал обо мне. Сначала это не мешало. Потом стало напрягать. Но знакомиться ближе не хотелось. К чему – если скоро все закончится? Или это была только отговорка – чтобы не знакомиться? Нет, конечно, это была не любовь. Но Федька…
– Сейчас ты скажешь про Федечку, – угадала Люська. – Что остальных нет, а вот его ты правда-правда любила. Не надо, не говори. Не любила. Влюблена была – да. И он в тебя. Но любовь – это обычно то, что остается в сухом остатке, когда проходят страсти-мордасти.
– Знаешь, Люсь, любовь каждый понимает по-своему, – возразила я. – И если человек уверен, что любит…
– Свет, любовь не проходит без причины за два года.
Вот тут мне крыть было нечем. Я встала, подошла к окну. Пока мы обедали, набежали тучи, пошел дождь. Почему-то я вспомнила, как Маргарет, ожидая ребенка, целыми днями сидела у окна и всматривалась в дождевые потоки, словно надеялась разглядеть за ними того, кого так хотела увидеть.
– Я подзаборная кошка, – сказала я, не оборачиваясь. – У меня было четверо мужчин, и с каждым из них мы легли в постель в первый день знакомства. Нет, с одним на второй. Но только потому, что в первый я была здорово пьяная. Да, я никого не любила. И меня тоже никто не любил. Потому что сложно любить женщину, которая настолько себя не уважает, что готова лечь под первого встречного. В надежде, что из этого вдруг вылупится вечная любовь.
– Не говори глупостей! – Люська со звоном поставила чашку на блюдце.
– Это не глупости, Люсь. Ты не представляешь, как я тебе завидовала всегда. В тебя влюблялись, тебя звали замуж. А ты только ныла и страдала: ах, какая я толстая, ах, я никому не нужна. Иногда серьезно хотелось тебе наподдать.
Люська подошла ко мне, встала рядом.
– Надо же, дождь пошел, – сказала она. – Ты же знаешь, я тоже всегда тебе завидовала. Завидовала, что ты такая красивая, фигуре твоей. Что ты умеешь держать себя в руках. Что ты способна увлечься чем-то настолько, что забудешь обо всем на свете. Что мама у тебя такая замечательная. Даже сейчас завидую. Ее нет, но она все равно рядом с тобой. А моя хоть и жива, но… Знаешь, у людей бывают очень странные причины для дружбы. Я как будто тянусь к тому, чего мне не хватает. И ты, наверно, тоже.
– Наверно, – пожала плечами я. – Если мы дружим столько лет, видимо, это не самая худшая база.
– Главное – признать, что ты болен. Светка, ты боишься не того, что у вас с Тони ничего не выйдет. То есть, может, и этого тоже, но больше другого. Еще одна неудача – и ты окончательно убедишь себя в полной своей никчемушности. В том, что тебя не за что любить. Что тебя никто никогда не полюбит по-настоящему.
– И что мне делать? – безнадежно спросила я, чувствуя себя бесконечно усталой и вывернутой наизнанку.
– Давай еще ликеру выпьем, что ли? – предложила Люська, и от неожиданности я рассмеялась.
– Ну а ты, – спросила я, когда мы выпили по второй рюмке приторного вишневого ликера. – Как у тебя с любовью всей твоей жизни?
– Ты все равно не поверишь.
– Ну почему же?
– Потому что я люблю сразу двоих мужчин. И мне было очень трудно признать это и смириться. Но как только признала – сразу стало легче. И не говори, что раз двоих
– значит, никого.
– Как я понимаю, первый – Роберто?
– Да. Возможно, я люблю даже не его самого, а воспоминания о нем. И то, что могло быть. Но появись он сейчас в моей жизни снова – и это будет катастрофа, я этого не хочу. Ну а Питер… Не буду врать, когда мы поженились, не было ни любви, ни даже особой влюбленности. Сначала – просто симпатия, а главное – желание какой-то тихой гавани. Покоя. И у меня, и у него. И как-то постепенно, само собой из этого выросли совсем другие чувства.
– И снова я тебе завидую, – пробурчала я. – Ты любишь двоих, и счастлива. А я – никого. И глубоко несчастна.
– Светка, ты сейчас как витязь на распутье. Не ломись никуда, не торопись. Постой, подожди. Там будет видно, по какой дорожке идти. Ну а то, что я счастлива… Не очень, Свет. И ты знаешь, чего мне не хватает.
Я не успела ответить – в гостиную вошли Питер и Тони.
– Дамы, прошу прощения, – церемонно сказал Питер, – но вынужден вас прервать. День был длинный, утомительный. Возможно, нам всем пора отдохнуть.
И хотя на часах была всего половина одиннадцатого, я вполне была согласна с Питером.
– Ты придешь? – тихо спросил Тони, наклонившись ко мне.
– Прости, – покачала головой я. – Но я правда очень устала. И вообще… Останусь сегодня здесь, ладно?
– Как знаешь.
Коротко попрощавшись с Питером и Люськой, Тони повернулся и пошел к выходу, даже не посмотрев на меня. Питер удивленно приподнял брови, но Люська скорчила страшную рожу, и он, снова поцеловав мне руку, поспешил за Тони.
– Не бери в голову! – приказала Люська. – Ложись спать. Утро вечера мудренее. И возьми собак к себе, веселее будет.
Собак я взяла, точнее, они и так уже дрыхли на моей кровати, но сильно веселее мне от этого не стало. Наплакавшись всласть в ванной, я забралась под одеяло и только выключила свет, как позвонил Тони.
– Прости, моя хорошая, – попросил он. – Я сегодня весь день вел себя как тупая скотина. Пожалуйста, прости. Мне очень стыдно.
– Ничего, – пробормотала я. – Я не… не сержусь. Ничего страшного.
– Я не знаю, что происходит, Света. Я так хочу быть с тобой, но иногда бывает что-то такое… Меня тянет к тебе, но внутри как будто что-то сопротивляется, отталкивает.
Словно ледяные пальцы пробежали по позвоночнику. Именно так сказала Люська. Вас как будто тянет друг к другу – и тут же отталкивает. Нет уж, ко второй серии рефлексий я точно была не готова.
– Тони, давай не будем сейчас об этом, хорошо? Завтра… все будет по-другому, – сказала я, отчаянно желая в это поверить.
– Хорошо, Света. Спокойной ночи. Да, забыл. Питер хочет поговорить с нами. Я так думаю, что о кольце и о Хлое. Мы ведь все равно собирались ему все рассказать. Думаю, лучше это сделать в конторе, чтобы Люси…
– Тони, я расскажу обо всём – всем. Питеру и Люси. И Джонсону.
– Ты уверена? – удивился Тони.
– Да. Маргарет разрешила, – это была неправда, точнее, не совсем правда, насчет Люськи я решила только сейчас, но какая, собственно, разница? – В худшем случае, они просто не поверят.
– Ну… тебе виднее. Целую! До завтра.
– До завтра, – прошептала я пищащей гудками трубке.
23. Лига наций
Мне снилось, что мы с Тони приехали в Стэмфорд на ярмарку. Жаркий солнечный день, играет музыка, кругом толпы народу. Мы ходим, держась за руки, между палатками и каруселями, и вдруг он куда-то исчезает. Вроде бы отвернулась всего на секунду, и оказалось, что я уже одна. А народу становится все больше и больше, все шумят, из-за чего-то волнуются. Я протискиваюсь между людьми, высматриваю синюю рубашку Тони и наконец вижу его вдали, у карусели. Той самой круглой карусели с лошадками, на которой мы катались.
С большим трудом я пробираюсь к нему, зову его, но Тони не откликается. Он стоит спиной ко мне, а на плечах у него сидит девочка лет трех – в таком же синем платье, как его рубашка. У нее темные волосы, собранные в три коротких хвостика
– два по бокам и один фонтанчиком на макушке. В одной руке красный шарик, а другой она держит Тони за ухо.
– Мэгги! – зову я.
Тони оборачивается, и я вижу, что на его плечах – кукла! Очень похожая на настоящего ребенка, но только неживая, отвратительно мертвая кукла. Ее пластиковые веки поднимаются, кукла смотрит на меня ярко-синими глазами и отчетливо выговаривает: «Ма-ма!»
Я проснулась от жарких влажных поцелуев – одна из корги, поскуливая, слизывала слезы моих щек. Обнимая собаку, я пыталась думать о чем угодно: о мороженом, цветах, Париже, неаккуратно зашитой перчатке лакея Томми. О чем угодно – лишь бы не вспоминать этот леденящий кошмар. Корги щекотно дышала в ухо, и постепенно меня затянуло в рваную дрему с беспорядочными клочками бессвязных сновидений.
Сквозь сон я услышала стук в дверь и отозвалась, не желая вставать и выходить в коридор. Удивленная Энни внесла чай, и пока она пристраивала поднос на тумбочку, я заметила на ее лице злорадное выражение. Наверняка решила, что мы с Тони поссорились.
Прихлебывая чуть теплый чай, я старательно гнала от себя жуткий сон, но он никак не желал уходить. Синие глаза куклы таращились на меня, словно смотрели откуда-то сквозь комнату.
В детстве я не играла в куклы. У меня было множество мягких и пластиковых зверей – и ни одной куклы, если не считать рыжую Риту, с которой я изображала Василису. Но она была настолько страшная – косоглазая, курносая, с торчащими зубами, что и на куклу-то не очень похожа. Обычных я не просто не любила, а боялась, и продолжаю бояться до сих пор, как некоторые люди панически боятся клоунов. Куклы пугали меня своей похожестью на людей – и в то же время… безжизненностью… мертвостью. Но ужас этого сна заключался не только в кукле, было что-то еще. Намного более ужасное.
Почему я назвала девочку Мэгги?
Маргарет?
Нет, дело не в ней. Но в чем?
Выпустив собак из комнаты, я пошла в ванную и полчаса стояла под таким горячим душем, какой только могла терпеть, пока кожа не стала красной, как у свежесваренного рака. Накинув халат, я высушила волосы и вернулась в комнату.
Синее платье лежало на кресле. Я взяла его, погладила пальцами мягкий велюр, который серебрился, словно на нем осели мельчайшие водяные капельки. Оно было действительно великолепно и шло мне невероятно. Когда мы жили с Федькой, я могла покупать очень дорогую одежду, но ничего даже близко похожего у меня не было. Даже страшно представить, сколько могло стоить это платье. И я была от него просто в восторге, но…
Я знала, что Тони оно не понравилось. Точнее, не понравилась я в нем. То, что в нем я была похожа на Маргарет. Но почему? Что в этом такого?
Время тянулось медленно, и я уже хотела пойти к Люське – ведь она говорила, что в восемь часов завтракает в постели, но побоялась помешать. Наконец раздался бой склянок, и я спустилась в столовую.
Одетый в джинсы и рубашку-поло Питер сидел за столом, читал газету и пил кофе. При моем появлении он приподнялся, пожелал доброго утра с добавлением непременного «How are you?» и снова сел. Собаки, чинно лежавшие у камина, традиционно заплясали вокруг меня, выпрашивая подачку.
– Они, конечно, милые, – заметил Питер, когда я совершила ветчинный ритуал и вернулась с тарелкой к столу. – Но лучше б я оставил их тете Агнес. Когда мы здесь, я не могу спокойно есть, чтобы мне не заглядывали в рот глаза голодающих детей Африки. И моя постель тоже не моя.
– Они сегодня спали со мной, – заступилась я. – И за обедом их сюда не пускают. Кстати… про тетю Агнес.
– Да? – насторожился Питер, выглядывая из-за газеты.
– Ты не пригласишь ее на прием?
– Нет.
– Это, конечно, не мое дело, но…
– Я так понимаю, ты с ней познакомилась, – Питер отложил газету и посмотрел на меня. – Что, она говорила, что хотела бы помириться?
– Нет, но… Питер, я понимаю… Она мне рассказала. Но уже столько времени прошло. Может?..
– Света… – Питер поморщился с досадой. – Я тоже все понимаю. Но… нет. Пока еще нет. Давай не будем об Агнес. Я просил Тони сказать тебе…
– Он мне звонил, – кивнула я. – Мне тоже надо кое-что рассказать. Только…
– Люси ничего не будет знать.
– Ты не понял, – возразила я. – Наоборот, я хочу рассказать вам обоим. И еще Джонсону.
– А Джонсону-то зачем? – удивился Питер.
– Он что-то знает, о чем-то догадывается. В общем, это будет длинная и совершенно дикая история.
– Это я как раз уже понял. Ладно, но ты уверена, что об этом надо знать Люси? Она настолько скептически настроена по отношению ко всякой мистике, магии…
– Да, так и есть. Но лучше пусть знает. Ты не представляешь, что она может устроить, если поймет, что ты от нее что-то скрываешь. А если догадается, что и я что-то скрываю… Ой, нет, только не это.
– Хорошо, не будем откладывать. Только скажи одно: кольцо – оно?..
– У Тони в сейфе. Он хотел отвезти в Стэмфорд и положить в банковскую ячейку, но я подумала, что лучше будет пока оставить его здесь. Вдруг вы с Люси захотели бы на него взглянуть.
– Понятно, – вздохнул Питер, и я почувствовала в этом вздохе разочарование.
Наверно, ему было бы легче всего взять лежащий на столе телефон и позвонить Люське и Тони. Но он дождался, когда Томми и Энди придут убирать со стола, и попросил позвать Джонсона. А когда пришел Джонсон, попросил пригласить в библиотеку мистера Каттнера и леди Скайворт. И самому тоже прийти туда. И я подумала, что подобное мне не понять никогда.
Перебрасываясь безопасными репликами о погоде, мы с Питером перешли в библиотеку. Корги, недоумевая, застыли на пороге: эй, вы чего это, а прогулка?
Первой появилась Люська, одетая в легкое цветастое платье.
– Что тут еще за Лига наций? – спросила она удивленно.
Питер, ничего не отвечая, дернул головой в сторону дивана, к которому передвинул от камина кресло – для меня.
– Ну ты еще трибуну поставь, – буркнула я, потому что мне предстояло сидеть лицом к публике. – Сразу видно депутата.
Часы пробили четверть одиннадцатого. Джонсон открыл дверь перед Тони и вошел за ним сам. Проходя мимо меня, Тони шепнул: «Привет!» и крепко сжал мою руку. Потом положил на журнальный столик тетрадь без обложки и кольцо. Люська вытаращила глаза и хотела что-то спросить, но Питер остановил ее жестом.
– Ну вот, все в сборе. Мистер Джонсон, пожалуйста, не стойте там в углу, возьмите стул и садитесь сюда. Думаю, разговор будет долгий. Надеюсь, у вас нет срочных неотложных дел.
– Есть, милорд, но, думаю, они могут немного подождать, – дипломатично ответил Джонсон, пристраивая стул рядом с диваном.
Я чувствовала себя так, как будто предстояло выступить с докладом на международном симпозиуме. Даже в горле пересохло.
– Не волнуйся, – сказала Маргарет. – Я здесь, с тобой. Тебя никто не съест.
И правда. С какой стати меня кто-то должен съесть? В худшем случае, решат, что спятила. Все, кроме Тони, он-то ничего нового не узнает.
Начала я с того самого момента, когда увидела Маргарет в окне «Хэмптон-корта» и позднее – когда почувствовала чей-то взгляд на галерее. Люська с недоумением выпятила губу, весь ее вид говорил: ну вот, снова здорово, опять ты про эту хрень.
Я рассказала, как рассматривала портрет, как читала о Скайвортах в интернете и в книге, которую дал Джонсон. Сам Джонсон, кстати, смотрел на меня, не отрываясь, так, что мне стало даже неловко. Потом я перешла к тому, как увидела Маргарет в пустой комнате и как мы с ней оказались в XVI веке.
– Подожди, ты хочешь сказать, что действительно все это видела? – не поверила Люська.
– Люсь, я не видела. Я оказалась там и прожила за несколько минут несколько лет ее жизни. Как будто я была ею. И, кстати, после этого стала свободно говорить по-английски. А еще – по-немецки, по-французски, по-испански и по-латыни. И вообще – знать и уметь все, что умела Маргарет. Может, это тебя убедит, что я не вру и не сошла с ума. Уж кому как тебе не знать, что раньше я толком не говорила ни на одном иностранном языке. И ты сама меня вчера спрашивала, как это я вдруг заговорила по-английски.
Последнюю фразу я сказала на испанском, а потом повторила на немецком. Которого Люська как раз не знала.
– И что было дальше? – спросил по-французски Питер.
– А дальше пришла Энни, – ответила я тоже по-французски и снова перешла на английский, рассказывая о том, как Маргарет вышла из моего тела и пропала.
– И вернулась она только после того, как мы познакомились с Тони. То есть не просто познакомились, а…
Тут я заметила, как у Джонсона дернулась щека, Люська с трудом сдержала усмешку, а Тони сдавленно хмыкнул.
– Послушайте, мы тут, кажется, все взрослые люди, – разозлилась я. – И если я говорю, что мы с мистером Каттнером занялись тем, чем время от времени занимаются… взрослые люди, то это не потому, что мне хочется похвастаться или еще что-то там. Я говорю это потому, что это надо сказать, черт вас подери.
– Тише, тише, – успокоила меня Маргарет. – Не волнуйся так.
Я пересказала все то, что узнала от нее об Энни и о Тони. И о том, что именно наши с ним определенные отношения дали мне ту силу, которая позволила снова видеть и слышать Маргарет.
– Все страньше и страньше[1], – процитировал Питер Алису в Стране чудес.
– Энни меня всегда раздражала, – задумчиво сказала Люська, и я тут же радостно наябедничала обо всех ее мелких пакостях.
Питер коротко посмотрел на Джонсона взглядом, значение которого я не поняла, но он – взгляд этот – мне не понравился.
– Свет, я бы с радостью ее уволила, – вздохнула Люська. – Давно хочу, но не было полновесного повода. А сейчас и повод есть – но не могу. Тут сейчас начнется настоящий ад. Будем дополнительную прислугу нанимать. Но как только летний сезон закончится… Приедешь в следующий раз – ее здесь уже не будет, обещаю. Ладно, давай дальше.
Но дальше я передала слово Тони, чтобы он повторил историю о драконе в Рэтби – специально для Люськи, потому что остальные о ней и так знали. А Джонсон прибавил то, что слышал от своего отца о лорде Колине.
Дальше я снова перешла к истории Маргарет, особенно подробно рассказав о том, как к ней попало кольцо, о ее видении и о том, что произошло во время королевской охоты. Поскольку она незримо находилась рядом с нами, я постаралась не особо вдаваться в историю ее любви к Мартину-Бернхарду.
– С приплыздом! – сказала Люська по-русски, вскочив с дивана, и снова перешла на английский: – То есть ты хочешь сказать, что род Питера проклят и что именно поэтому у нас нет детей?! Но это же бред какой-то!
– Хотел бы я, чтобы это было бредом, Люс, – мрачно сказал Питер.
– А еще я не могу понять, почему именно вы с Тони в это вляпались? – Люська принялась нервно расхаживать по библиотеке.
– Люси, Света проверила по метрическим записям Скайвортской церкви, – вместо меня начал отвечать Тони. – Ребенка Маргарет, судя по всему, взял на воспитание тот, кто ее потом убил. Взял вместо своего умершего. Я – его прямой потомок.
– Что?! – теперь с дивана вскочил уже Питер, а Джонсон уставился на Тони, удивленно моргая. – Выходит, мы с тобой родственники?
– Выходит, – скромно подтвердил Тони. – Но не волнуйся, поскольку наш со Светой предок незаконнорожденный, на твой трон я не претендую.
– Ваш… со Светой? – почему-то шепотом переспросил Питер.
– Наш со Светой. Вы могли бы и сообразить. Если я чувствовал в этом доме что-то странное, но не мог видеть Маргарет из-за родства с ее убийцей, а Света сразу же смогла войти с ней в контакт, это означает только одно…
– Что мисс Светлана тоже прямой потомок леди Маргарет, – припечатал Джонсон. – И в родстве с убийцей не состоит.
– Да. У сына Маргарет было двое своих сыновей. Один из них, мой предок, женился на внучке того самого убийцы. Второй сын, Светин предок, уехал из Скайворта. Вполне вероятно, его потомки попали во Францию, а один из них в XIX веке оказался в России. Света говорила, что у ее бабушки была французская фамилия.
– А Энни? – спросил Питер.
– Мы особо глубоко не копали, – сказала я, – но, надо думать, она – прямой потомок убийцы. Девичья фамилия ее матери – Стоун, как и у Бесси, служанки Маргарет. А сын Бесси работал на кухне.
– Я сейчас рехнусь, – жалобно простонала Люська.
– А ведь это только начало, – злорадно ответила я.
Дальше мы с Тони и Джонсоном, перебивая друг друга, рассказали о Хлое, об украденном у графини Агнес дневнике, о вырванной из альбома странице и о гробах в склепе. О том, что случилось в Лондоне, все уже знали, поэтому мы с Тони сразу перешли к визиту в лавку мистера Яхо и о том странном, что в ней произошло.
– Похоже, это кольцо невозможно уничтожить, – подытожила я. – Мы пробовали, не один раз, но ничего не выходит. Если хотите, можете сами проверить.
На сладкое я прочитала последнюю запись из дневника лорда Колина.
– Ну вот, вроде, и все.
– Не все, – тяжело вздохнув, возразил Питер.
Его рассказ о том, как он решил проверить, насколько правдива эта запись в дневнике, и сам побывал в другом мире, убил Люську окончательно. Когда Питер замолчал, она закрыла лицо руками и сидела так несколько минут. Потом встала, взяла со столика кольцо, повертела в руках.
– Люс, что ты хочешь сделать? – забеспокоился Питер.
Не отвечая, Люська подошла к камину и взяла из стойки тяжелые щипцы. Бросила кольцо на пол, размахнулась и… ударила по ковру рядом с кольцом. Еще раз – снова мимо. И еще раз.
– Ничего не получится, – сказала я.
Посмотрев на меня тяжелым взглядом, Люська бросила щипцы и вышла.
– Возможно, посвятить во все это леди Скайворт было не самой лучшей идеей, – заметил Джонсон.
– Пожалуйста, Тони, отвези это чертово кольцо в Стэмфорд и положи в банк, – попросил Питер. – А дневник я, пожалуй, заберу.
Взяв тетрадь, он пошел к двери, а я наклонилась за кольцом.
– Поедешь со мной? – спросил Тони. – Там поедим, а к чаю вернемся.
Я бы сейчас поехала с чертом лысым в ступе в какие угодно адские угодья, лишь бы не встречаться с Люськой и Питером за ланчем. И вообще в ближайшей перспективе. Абсурдное чувство вины никак не желало уходить.
Сходив к себе за сумкой, я вышла на крыльцо. После ночного дождя было сыро и прохладно, даже не верилось, что еще вчера стояла жара.
– Эс! – позвал Джонсон из холла. – Мне надо тебе кое-что сказать…
Я обернулась, но в этот момент подъехал на машине Тони.
– Ладно, поезжай, – сказал Джонсон. – Потом.
– Ты сердишься? – спросил Тони, когда мы в абсолютном молчании проехали вдовий дом.
– Нет, – покачала головой я. – Просто… Не знаю, Тони. Что-то происходит, и мы ничего не можем с этим поделать.
– Что-то происходит… – повторил Тони.
– У меня сейчас такое чувство, что мне лучше было бы уехать. Прямо сейчас.
– С ума сошла? – возмутился Тони. – Я не хочу, чтобы ты уезжала.
Я не ответила.
Можно подумать, я хочу! Я хочу, чтобы все между нами было, как в самые первые дни. Как в то утро, когда я сидела в деревенском кафе при супермаркете, пила кофе с ликером и радовалась, что впереди еще почти целое лето безграничного счастья.
Я хочу жить с тобой всю оставшуюся жизнь, идиот! И родить от тебя кучу детей. Только тебе, похоже, это совершенно не нужно. А даже если и нужно… Нам все равно не дадут. Кто – или что?
– Не жалеешь, что обо всем рассказала Люси? – спросил Тони, когда мы уже шли по главной улице Стэмфорда к банку. – Питеру-то все равно пришлось бы, а вот ей…
– Не знаю. Может быть…
Мы мало разговаривали. Просто бродили по улицам, держась за руки. Тепло его пальцев – оно словно проникало сквозь кожу в кровь, разливалось по всему моему телу. Эти прикосновения – всей ладонью и кончиками пальцев, долго и коротко, морзянка тире и точек.
Как страшно быть призраком, подумала я. Только мысли и воспоминания, только странное, недоступное нам знание. Не чувствовать запах, а знать его. Не видеть цветок, а знать о нем. Помнит ли Маргарет, как ее разгоряченной кожи нежно касалась рука Мартина? Помнит ли это волшебное ощущение, когда от легчайшего, невесомого прикосновения разбегаются мириады сверкающих искр? О чем я – конечно, помнит! Даже я помнила то, что испытывала она. И как это было похоже на то, что сейчас происходило со мной…
После ланча мы решили не возвращаться в Скайхилл к чаю.
– Пусть там хоть немного уляжется, – сказал Тони. – Конечно, им нелегко все это принять. Особенно Люси. Питер, оказывается, знал довольно много. Но даже словом не обмолвился. Даже не знаю, обидно мне или нет.
Погода тем временем еще больше испортилась, накрапывал мелкий дождь, и мы пошли в кино, на первый попавшийся фильм. Не знаю, следил ли за действием Тони, а я просто сидела, закрыв глаза, и наслаждалась тем, что он рядом, что его пальцы по-прежнему осторожно поглаживают мою ладонь.
Выйдя из кинотеатра, мы пошли в ту сторону, где оставили машину, и вдруг я остановилась – словно споткнулась. Мы уже были на этой улице в самый первый раз, в ее конце находился тот паб, где я так позорно надралась светлым элем. Но этой частью мы тогда не проходили.
