Текст книги "Ушастый призрак (СИ)"

Автор книги: Татьяна Матуш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА 18

– Проверка? Какая еще проверка? Налоговая была три дня назад. Пожарники шарились вчера, все перевернули, накидали замечаний...

Павел Понашевский потер виски. В больнице он честно отсыпался, добирая то, что недоспал за полтора тяжелых года. Так хорошо выспался, что даже уходить не хотелось. Почти созрел принять любезное приглашение доктора на парочку дополнительных обследований. Уж точно нашли бы чего надо, чтобы на месяцок забарикадироваться в каком-нибудь санатории.

– В этот раз Роспотребнадзор пожаловал, – секретарь, бессменная со дня основания фирмы, Ольга, поджала губы.

– Основания? – Даже не возмутился, а удивился Павел.

– Причинение вреда окружающей среде.

– Чего? – Понашевский даже привстал, чувствуя, как сама собой отвисает челюсть.

Видимо, у них с секретарем и личным помощником была какая-то глубинная, мистическая связь: чем больше вытягивалось лицо и Паши, тем сильнее поджимала губы Ольга.

– Они что, вчера родились?

– Нет. Сегодня, – фыркнула женщина, цитируя известный мультик.

– Это смешно.

Действительно, впору было обхохотаться. Нет, если подойти формально – лакокрасочное предприятие... Естественно, оно причиняло вред природе. Но этот вопрос давно был и поднят, и опущен в колодец несбывшихся надежд "зеленых". А сверху завален дотациями на разные проекты, благотворительные и не очень. В народе такие вещи называли просто – откаты.

– И... что нового они собираются здесь найти?

– Пока затребовали только документы.

Павел помотал головой. Все это было немного странно.

– Предоставить? Или задержать?

– Под каким предлогом?

– Принтер сломался, – пожала плечами Ольга.

– А о том, что документацию можно предоставить в электронном виде, мы, типа, не догадались.

– Куда уж нам, лапотным...

– Действуй, – благословил Паша, – перед тем, как отправить папки с курьером, пересмотрите все вместе с замом по безопасности и юристом. Все более-менее сомнительное изымай, спросят – дошлем. Проверка длиться десять дней, формально – вполне можем потянуть кот за бубенцы. И, Оленька, вызови сюда Багрова. Как можно быстрее.

Помощница, как образцово-показательная золотая рыбка, ничего не сказала, лишь хвостом махнула и выплыла из кабинета, ступая совершенно бесшумно, не смотря на шпильки, которые, по идее, должны были цокать по ламинату.

Не цокали.

В свете всей мистики, которая вдруг начала твориться вокруг фирмы, впору было и этот факт записать в подозрительные.

...Антон появился только через два часа и принес с собой запахи бензина, нагретого пластика (долго ехал по жаре? сидел в засаде?), дрянного кофе из тех, что наливают в бумажные стаканчики и дорогущего, как донорская почка, мужского парфюма.

Паша невольно фыркнул – в этом был весь Багров, что называется: не прибавить, не отнять. Ботинки за пятьдесят тысяч, штаны за три рубля без скидки.

На стул он не сел, а рухнул. Под глазами безопасника залегли тени, скулы, казалось, вот-вот прорежут сухую кожу. Но воротник белой рубашки был безупречен... с собой он их возил?

– Где горит? – буркнул он, – И, если можно, без превью. Мы Кенига пасем.

Понашевский подобрался.

– Все-таки прилетел?

– В пять утра. На вокзале его встречала только женщина. У меня в разработке. По документам – глава филиала их благотворительной шарашки. Машина с шофером, одета на миллион, но дикие деньги в глаза не лезут, все пристойно. Рожа каменная.

– Держать умеет?

– Может быть и это. Но, скорее всего, подтяжки.

– Ну-ну, – Паша откинулся в кресле и с любопытством посмотрел на Багрова. – Все еще думаешь, что взрыв машины и поджег – дело рук этого... Святого Николая в штанах от Kiton? Основания? История двадцатипятилетней давности?

Вошла Ольга, без вызова и без стука. Внесла на подносе кофе. Не крохотную невесомую чашечку, как она обычно приносила Паше, а здоровенную бульонную кружку. На блюдце лежали три бутерброда с ветчиной, порезанных аккуратно, но с превышением лимита. И хлеб, и сыр, и колбаса были раза в полтора толще, чем принято на фуршетах.

Багров, не стесняясь, проводил женщину почти влюбленным взглядом и вцепился в сендвич, как голодающий ребенок Африки.

– С утра не жрал, – пояснил он, – не успел. Так вот, древний Рим вместе с Шумером, в провозную топку. Я не верю в вечную любовь, даже если объект – такая потрясающая женщина, как наша Юлька. Но то, что Кениг – мутный тип, и никому, кто с ним близко общался и крутил дела, это на пользу не пошло – можешь записать в "дано". Кстати, знаешь, кто меня натолкнул на мысль проверить его послужной списочек? Твоя Соня. Всегда говорил, на своем дурацком канале она только время теряет, ей самое место в УБЭП. Голова светлая, нюх собачий, хватка мертвая.

– Соня в этом деле в стороне, – перебил его Паша, – пусть так и остается. Свяжись с ее мужем, пусть придумает, куда ей на курорт, что ли, съездить. Подальше отсюда. Беременной женщине нечего делать на войне.

– Все-таки война?

– А ты как думаешь, министр обороны, – Понашевский скривился, словно раскусил горькое. – Сначала эти выстрелы, потом мой джип. Пожар в доме. А сейчас – проверки. Внеплановые. Налоговая, пожарники, экологи, Роспотребнадзор, вот, принесло. Ничего не напоминает?

Багров моргнул:

– Прокуратуры не было?

– Будет. Надо подумать, как аккуратно деньги вывести так, чтобы можно было дела делать, если счет заблокируют.

– Только, это... Никаких выгодных предложений от деловых партнеров, – понизив голос почти до шепота, предупредил Багров, – и если такой разговор вдруг случиться, сразу звонишь мне. Кто бы там ни был, хоть папа Римский, хоть президент... Хоть Дед Мороз из Великого Устюга посреди лета заявится. Договорились?

– Я кто, по-твоему, бизнес-девочка из Инстаграм? – Удивился Паша. – Жизнь знаем. Что такое рейдерский захват, объяснять не нужно. Сначала проводится анализ, потом внедряется "крыса". Вычисляют болевую точку. Создают бардак для отвлечения внимания – и вуаля! Все эти взрывы, поджоги и проверки укладываются в схему со свистом, прямо, как тут и лежали. Надеюсь, ты понимаешь, что это значит?

Багров неторопливо дожевал бутерброд, глотнул кофе. Вытер пальцы бумажной салфеткой и только после этого спокойно, размеренно сказал:

– Операция перешла к активной фазе. Вычислять "казачка" уже поздно, все, что мог – он слил. Теперь – поднять документы, все, что ты наподписывал за последние полтора года, включая счета за корпоративы, просмотреть с независимым юристом, лучше – удаленным, с другого края географии, но это терпит до завтра. А прямо сейчас – сменить все замки на складах и нанять частную охрану, из тех, кто даже крестный ход не пустит, с пропуском от Господа, лично. Товар отпускать только в твоем или моем присутствии. Вроде ничего не забыл?

Павел, слушая Багрова, одобрительно кивал. А на последних словах вдруг оскалился, весело и хищно.

– Что, Тоха, давно тихо было, жопы мхом обросли? Вот и разомнемся. Кто к нам с чем за чем, тот от того и того.

Багров кивнул, хмуро, но решительно.

– Паша, – его голос... не дрогнул, конечно, такого Багров давно себе не позволял. Так давно, что разучился. Но что-то в нем проскользнуло такое, что Понашевский взглянул удивленно. Его "министр обороны" – смущен?

– Ну, говори, – поторопил он, – деньги нужны или что?

– Или что, – Антон тряхнул головой и выпалил, как с обрыва бросился, – Паша, если останемся живы, я посватаюсь.

– Чего? – Опешил Понашевский.

– Посватаюсь, – уже увереннее повторил Багров. Смотрел он в сторону, но с голосом сумел совладать. – Попрошу у тебя руки Киры.

– Охренел? Она тебе в дочки годится! Думать забудь, иначе башку с задницей местами поменяю. А потом уволю – и куда ты пойдешь с задницей вместо головы?

А вот тут Багров не стерпел – куда и смущение делось. Вскинул голову, взглянул шефу в глаза: прямо, спокойно, твердо – словно дюбель вколотил:

– Я ее люблю. Никогда не обижу. Взгляду худому не дам упасть. От любой беды закрою. Жизнь за нее отдам.

– Кхх-ее, – вот сейчас Павел подумал, что самому впору смутиться. Антона он уважал, ценил, доверял. Но всегда числил человеком своего поколения. У которого все эти амуры-тужуры и песни под балконом давно превратились в смешные воспоминания.

Багров терпеливо и спокойно пережидал когнитивный диссонанс начальства.

– Хорошо, – справился с собой Понашевский. – Договорились. Если и впрямь умрешь за малявку – увольнять не буду. Даже цветочки принесу. Ты какие любишь?

– Гладиолусы. – И Багров в первый раз за этот разговор улыбнулся.

ГЛАВА 19

Солнце пряталось в тучи. У нас так – как пошли дожди, так на три – четыре дня, а то и на неделю. Могут и дольше зарядить. Но не в этот раз.

Против шамана никакие атмосферные потоки не спляшут. Вернее, спляшут – но только так, как он сыграет.

Поэтому на обочине дороги я сидела совершенно спокойно. Подстелив под попу куртку и время от времени закидывая в рот малинку – другую. Не из корзины – куст рос тут же, рядом. У забора. А на столбике сидел Дартаньян "черной молнии подобный" и то ли делал вид, что бдит – а на самом деле спал. То ли делал вид, что спит – и бдил. С ним никогда не угадаешь, воистину, странная птица.

На заборе кто-то выразил мысль. А что – мысль есть, забор имеется, грех не выразить. Вопреки ожиданиям, даже в цензурной форме, белыми, подплывающими буквами: "Рогавки-сити. Не нравится – валите".

Чеканно!

Сперва я увидела ее силуэт против солнца: длинные косы по самую попу, темная юбка до полу, резкие движения. Она шла и крутила головой, словно высматривая кого-то.

Солнце моргнуло, целуясь с лохматой тучей, и я различила пеструю кофту и то, что юбка не темная, а ярко-синяя. В цвет ее глаз.

Дартаньян даже не шевельнулся, словно и не было рядом никакой цыганки.

– У-у-у, – протянула я, – Интеллектище! Привет, Маэва. Ты без коня?

– Бросила в Яголде, – она пожала плечами, осматриваясь уже иначе, по-хозяйски. – Тут пройти-то всего ничего, километров восемь, не больше, – Закатанный рукав блузы обнаружил фитнес-браслет. – Ну да, восемь. Почти.

– Все одиннадцать, – возразила я.

– А напрямки?

Ну, если так... Заблудиться Маэве не грозило.

– А чего ты в аутентичном?

– Маскируюсь, – хихикнула она, – На цыганок никто внимания не обращает, они как кошки: живут сами по себе и гуляют, где вздумается. А меня после тех репортажей, спасибо твоей Сонечке, каждая собака в лицо знает. Еще не хватало, чтобы экологам или пожарным стукнули.

Это была вечная проблема. Нас не любили, всех, списком. За что? Ну, справедливости ради, было за что: костры, грязь, мусор, вытоптанный мох... А восстанавливаться ему лет тридцать, кстати. Лесные пожары, опять же. Стекло разлагается тысячу лет.

И объяснять, что "мы не такие, мы хорошие..." Проще не попадаться.

– Малину будешь?

– Чужую и немытую?! Конечно, буду.

На старых, мощных деревьях, стороживших опушку, диковинными шапками висели вороньи гнезда.

– А местечко-то интересное, – кивнула сама себе Маэва, ловко прыгая по кочкам, – хотя это и так понятно было. В интернете про него много чего, да только по существу – одни координаты. Соображаешь, ритуалист?

– Чего тут соображать? Отворотка и, скорее всего, Покров. И аццки мощный. Думаешь, где-то здесь храм?

Маэва повела плечами так, что тяжелые косы заскользили по спине, как живые – кто заглядится, а кто и испугается.

– Если и храм, то не наш. Нам не требуется, у нас все как-то проще. Свод – небо, стены – мир, алтарь – сердце.

– А ты и свой нож взяла? – спросила я как будто невпопад. Но через мгновение простая цепочка связалась: алтарь – нож.

– Где-то в шкурах, – отозвалась Маэва. Она цепочку тоже связала. И – не испугалась. – Мало ли... Такое дело, лучше всю жизнь с собой зря протаскать, чем единственный раз, когда понадобится, оказаться без него. А что, оно тебя зовет?

– В классическом понимании – нет. А по факту... В усадьбу меня чуть не на второй день наладили. И прошла я туда – как по ковру.

– Кто наладил? – насторожилась Маэва, – местные.

– Да. Нет. Не знаю, – я ехидно улыбнулась. – Зовут – Дед. Как по паспорту – без понятия. На вид лет семьдесят с хвостиком. Но Оксана, которая здесь уже лет тридцать обитает, клялась и божилась, что Дед был всегда. И выглядел примерно так же.

Маэва покачала головой:

– Когнитивные искажения, Рани. Твоей Оксане сколько лет было, когда она впервые его увидела? Лет двадцать? Естественно, ей мужичок под пятьдесят показался дряхлым старичком, плюнь – утонет, чихни – снесет. А потом он все время на глазах был, вот и не заметила, как он, реально, состарился.

– Может быть ты и права. Но если на него посмотришь, так, невзначай – будешь еще правее. Я заплачу

Она кивнула и я почти успокоилась. Если есть во всей этой истории что-то нормальное, твердое, не расползающееся под руками, Маэва это увидит и вытянет.

Перед тем, как нырнуть под густой и темный полог, Маэва деловито попрыгала, давая возможность гадюкам уползти с протоптанной тропы. И предвкушающе улыбнулась – она тоже что-то чуяла.

Тропинка петляла меж кочек, поросших кустами черники и брусники. Для последней было еще рано, а черники мы пощипали. И так душевно, что когда выбрались на полянку, выгибавшуюся горбом, губы и пальцы у нас были синими.

– Две упырицы, – расхохоталась Маэва. С елки, неподалеку, шарахнулась какая-то крупная птица и скрылась в лесной чащобе.

Где-то по камешкам перекатывалась вода. Не Медвежка, один из ее притоков.

– Любовь начинается здесь, – с чувством процитировала чернокосая, подняв лицо к небу. Под "любовью" она, конечно, подразумевала отворотку. Или покров. Или все разом. Как она это поняла, я даже спрашивать не стала – мастер же! Потомственный. Ведьма в четвертом поколении, причем, получившая силу от старшей в роду – это тебе не кот чихнул.

– Поняла, как открывается? – Маэва прищурилась, словно считала в уме.

– Да я и не стремилась. Просто открыла, как умею.

– Какой-то подход у тебя ненаучный.

– Ну това-а-арищ комендант! Мы же творческие работники...

– Короче – лодыри, – припечатала Маэва, – и что с тобой делать?

– Любить, кормить и никогда не прогонять. – Озвучила я жизненную программу кота Гарфилда.

...Ну, просто нравился мне ее фирменный способ снятия заклятий, проклятий, порчи и сглаза. До судорог нравился.

Маэва усмехнулась:

– Ключ – вера. Какая и во что – вторично, главное, чтобы была искренняя и сильная. Чем сильнее веришь, тем проще открыть дверь.

Она повернулась лицом на запад, прямо к Мызниковой усадьбе, хотя видеть ее никак не могла. Видно, чуяла. Глубоко, но почти незаметно вдохнула.

Голос поплыл над поляной, заворачивая, кутая в себя, вибрируя в венах. Без труда, словно играя заполнив весь объем пространства, от земли до неба. Изумительное женское контральто, глубокое, как омут.

В "миру" Маэва училась в консерватории.

...Там, где жаром пылает небосвод,

Где песок раскален, как Божий нерв,

Мы, не зная сомнений, шли вперед,

Не умея делить любовь и гнев,

Облаченные в веру, как в доспех,

Мы искали дорогу к небесам.

Мы искали дорогу

В наш единственный Храм.

Ария оруженосца из "Тампля"... Интересный выбор, однако.

Хотя, она же сказала – без разницы. Могло быть что угодно, хоть последний налоговый отчет фирмы, если чел свято верит в систему налогообложения. Физик мог бы процитировать закон Паскаля. А для Маэвы петь и молиться – две абсолютно равные вещи. Сомневаюсь, что она их разделяет или, вообще, как-то различает.

Полог хвойника расступился, являя нам свою темноту и прохладу – после летнего зноя даже приятную. И мы нырнули туда, как ныряют на глубину.

На глубине хорошо. Тихо, спокойно, уютно. Никто не носится сломя голову, не взрывает машины и не поджигает дома. Остаться бы тут навсегда... Есть лишь одна проблема: раздавит. В лепешку. Рано или поздно, все зависит от места, времени и личной силы, но – обязательно.

На глубине время – величина критическая.

Хвала всем Сущам, у нас с Маэвой его было достаточно.

ГЛАВА 20

Чернокосая шла быстро, отводя со своего пути ветки так аккуратно, что, казалось, они сами расступаются перед ней. Я не отставала, стараясь наступать на ее следы. Просто так, на всякий случай.

Из под молодой пушистой елки выскочил крупный заяц, заметался перед нами и вдруг длинным, невероятным, совершенно космическим прыжком ушел в лес.

– Как в "Матрице", – прокомментировала Маэва.

Шум становился все слышнее, и через несколько шагов мы, буквально, выпали на открытое место, выложенное плоскими камнями, по которым довольно быстро катились бурунчики рыжей воды, ныряя в землю и, наверное, где-то снова выныривая на поверхность. Это было бы логично.

– Карстовая речка, – Маэва покрутила головой, прислушиваясь. – Там, дальше по течению, водопад. Вода звучит характерно. Надо же! А нигде не сказано про здешние водопады. И фоток нет.

– Покров же, – отозвалась я. – Никто сюда не ходит. А кто раньше ходил, тех уже нет.

– И что, они никому не рассказали? Хотя... могли и не рассказать. Не посчитали нужным. Покров же, – беззлобно передразнила она. – Ты здесь как, ориентируешься хоть немного?

– Да не немного, просто ориентируюсь. Если двинемся вперед, через полтора – два километра будет каньон Урья-Бежа.

– То есть это чудо, – Маэва притопнула ногой, – впадает в Бежу, Бежа – в Медвежку...

– Дальше Оредеж, Луга и Маркизова Лужа, – кивнула я. – Если пустить здесь кораблик, до Финляндии он, конечно, не доплывет. Но чисто теоретически, примерно один шанс из миллиона есть. Выходит, они могли спастись. Чисто теоретически, – повторила я. К концу фразы голос сел на три тона.

Маэва адресовала мне вопросительный взгляд.

– Девушка и мужчина из моего сна. Помнишь, я говорила?

– Много ты могла наговорить с головой в тазу. Постой, ты имеешь в виду бывших владельцев усадьбы?

– Кажется, владелицей была Лиза. Мужчина – кто-то вроде управляющего, он называл ее по имени-отчеству и еще – госпожа. К ним вломились... не смотря на отворотку, как-то получилось. Кажется, это были не разбойники, а новая власть. Один из них полез к Лизе, и та его застрелила. Как-то так.

– Правильно сделала, – пожала плечами Маэва, – я бы тоже застрелила.

– Угу. Молодчина. Только после этого они решили бросать усадьбу и бежать. Кажется, в Варшаву, к какой-то родственнице. Вот только усадьба была уже, фактически, в осаде.

– Интересное кино вырисовывается, – тихо, задумчиво поведала Маэва, – так-то сначала под Покровом, который вдруг не снимешь. Нужно знать – как и силу иметь. А потом мимо всех крупных железнодорожных узлов, мимо городов, мимо застав и засек...

– Уж будто на реках не стерегли? – Не поверила я.

– Ночью, потихоньку, без весел. Лечь в лодке – и поди там в темноте разбери, что мимо несет – топляк или беглых аристократов. – Мои брови недоверчиво поползли вверх. – А что? На моторках через залив с Сантио ходят только так. Для развлечения, заметь. А они жизнь спасали. И не просто жизнь – кровь старого ведьминского рода.

– Думаешь, все же могли спастись? А почему тогда их потомки не объявились и не предъявили права на Мызникову усадьбу?

– Сама-то поняла, что сказала? – Фыркнула Маэва. – Даже если твоя Лиза с бриллиантами в корсете за границу утекла, не факт, что их удалось сохранить и преумножить, а без денег такие дела не затевают. А может, род все-таки оборвался. Две войны прошли. Хотя, это вряд ли. В войнах и смутах такие как раз выживают, потому что опасность загривком чуют.

Маэва протянула руку и дернула меня за волосы. Без предупреждения – она никогда не предупреждала.

– Больно, – пискнула я.

– Зато бесплатно. Так надо. Чтобы не только кровь была, но и боль. Немного. Не умерла же?

Я все еще шипела, стараясь не хватать грязными руками поврежденную кожу, а Маэва уже достала дешевую китайскую зажигалку и подожгла три волоска. Они немедленно зашипели и скорчились.

– Ну что ж. Экспресс-анализ ДНК показал, что Лизы в твоем роду были. Штуки три, как минимум.

– И все? Холмс, я разочарован!

– А не фиг очаровываться, – не обиделась Маэва. – Я могу только то, что могу – и ни на волос больше. Остальное... копать надо. С обоих концов. Здесь – приходские книги разыскивать. Нам нужна Елизавета примерно семнадцати – двадцати лет и ее родственники: мамы, тетки, крестная. И – своих потряси. Что-то они, наверняка, знают. А там – как карта ляжет.

Идти по берегу реки, наверное, можно только в романе "Трое в лодке". Хотя, может там, в Великой Британии все иначе. Здесь попытка проделать такой трюк закончилась, не начавшись – берега заросли таким густым ивняком, что мы с Маэвой, не сговариваясь, остановились. Разулись. Связали кеды шнурками и повесили на шеи. Я закатала джинсы, а чернокосая поддернула юбку и завязала на поясе, став похожей на персонажа картины "Полоскальщицы белья".

– А водопад?

– Прорвемся, – она беспечно махнула рукой, – не перескочим, так снесем.

...Это был вход в какой-то альтернативный мир. По обе руки поднимались отвесные блоки, рассеченные множественными глубокими врезами. Палеозойская эра лезла, буквально, из любой складки пространства. Уверена, если присмотреться к этим камням повнимательнее, здесь можно обнаружить след лапки какого-нибудь раптора.

Крутые, градусов двадцать пять – тридцать, склоны поражали разнообразием цветов: от серо-рыжего к бело-розовому и поднимались на невероятную двадцатиметровую высоту. А по краям росли сосны, почти смыкаясь кронами – ширины тут было метра два – два с половиной. В широком месте. Небо просматривалось местами и немного.

– Мыши залезли в половую щель, – пошловато пошутила Маэва.

– Ты уверена?

– Ни в чем в этой жизни нельзя быть уверенным, даже в собственном существовании, – нараспев проговорила она, – кто знает, может, волчок падает не только в реальности, но и на более глубоком уровне сна.* А, может, мы все в матрице.

(* Маэва намекает на фильм «Начало» с Ди Каприо)

– Ага. А еще может быть, что мы лежим на койках в дурдоме, обдолбанные галлюциногенами, и все это – лишь иллюзия жизни. Главное, ответа на этот вопрос мы никогда не узнаем. Такие вещи не проверяемы в принципе. Кстати, как ты относишься к мысли следующую игру сделать по "Плетельщице снов"?

– Только если зацепим Вселенную Майлза. Несколько локаций: Барраяр, Зергияр, Колония Бета... Войны, союзы, диверсии.

– А в ночное время работают Плетельщицы... Майлз – невероятный красавчик и секс-символ, императора Цетаганды похитили пираты Джексона и продали в рабство, а двое бесполых, но влюбленных ба сбегают с Цетаганды на Этан, чтобы заключить брак. Но все, как туман, развеется к утру.

За разработкой квеста мы не заметили, как шум водопада стал сильнее, русло из сухого превратилось в мокрое. А потом вода поднялась до щиколоток, до колен, а там и до пояса и начала довольно ощутимо подталкивать в спину, пытаясь уронить. По моим босым ногам уже два раза прошлось что-то очень быстрое и верткое: то ли рыбки, то ли змейки.

Все это уже становилось опасным. По-крайней мере, без страховки. Но Маэва, завязав юбку на шее, перла буром и остановить ее могла только смерть. И то – не факт. Я могла только следовать за ней, как верный оруженосец, и молиться Гайтанке.

Чернокосая остановилась почти на самом краю и бесстрашно заглянула в пропасть.

Здесь ширина каньона была уже метров пять, дальше, сколько хватало взгляда, просматривался лиственник из ильма, липы и редких кленов, а берега настоящей и даже уже не мелкой речки кутались в малинник и смородник.

Вылезая на берег, мы пыхтели, как два водоплавающих ежа – берег был плотно засыпан мелкими камнями с острыми, режущими сколами. На одном из плоских валунов с задумчивым видом сидела редкая серая жаба и даже морду не повернула, когда, сначала Маэва, потом я на четырех костях выползали на берег.

Земноводное словно знало, что занесено в красную книгу и у нее над головой горит невидимая надпись: "Гринпис предупреждает..."

Я скатала джинсы в рулон и старательно потопталась на них ногами, выгоняя воду. Маэва добыла из нагрудного кармана огниво и высекла сноп искр прямо на камни. Негромкий, но уверенный речитатив как-то очень естественно вплелся в голос водопада:

Батюшка, Яр-Огонь!

Всеми ты князьями – Князь,

Всеми ты Огнями – Огонь!

Будь ты кроток, будь ты милостив,

Дозволь согреться да обсушиться. Лишнего не возьмем и сами скупы не будем.

Я торопливо схватила штаны и сунула, практически, в огонь. Рыжие языки лизали меня, от мокрой ткани шел пар, остро пахло илом и сырой травой. Горячо не было.

Чернокосая медитативно, с чувством, с толком, с расстановкой бросала в огонь кусочки белого хлеба, а под конец – мелкие медные монеты – ровно три штуки. С последней огонь погас, оставив на камнях черное пятно копоти, а у меня в руках почти сухие джинсы.

– Смотрю я на небо, смотрю и гадаю, – тихонько пропела Маэва.

– Чиму я не сокол, чиму не летаю, – подхватила я. – Ну что, кто последний за премией Дарвина?

– Не хипеши, мелкая. Рожденный ползать – везде пролезет.

– Готова умереть, чтобы доказать этот сомнительный научный тезис?

– Ну, ты же меня воскресишь.

Я промолчала, не зная, как реагировать на эту странную и двусмысленную шутку. Зато жаба, смерив нас подозрительным взглядом, ожила, шустро подползла к воде и нырнула. Надо думать, подальше от греха.

...Я лежала на животе, прижимаясь к скале и изо всех сил гнала от себя мысли "о белой обезьяне", вместо этого сосредоточилась на движении и четком распределении веса между правой и левой рукой, правой и левой ногой, с силой загоняя пальцы в выемки, величиной со спичечный коробок. Представляю "острые ощущения" от стертых подушек и содранной кожи на костяшках пальцев. Маэва ползла следом. Категория сложности была примерно – на троечку... Если со страховкой.

На последних метрах на меня снизошло олимпийское спокойствие, словно миндальное тело, бьющееся в припадке, вдруг остановилось и сказало себе: "Баста! У этой тетки нет мозгов, а, значит, меня тоже нет..." Я нащупывала выемки, проверяла, переносила вес тела и даже тихонько напевала под нос, чувствуя не опустошение и усталость, а, наоборот, странный подъем.

Похоже, шум водопада вогнал меня в странный транс. Когда скала закончилась, я все еще пребывала в состоянии: "Все зашибись, всех люблю".

Снова мокрая, словно и не сушилась, безразличная ко всему, как Будда, я допрыгала по камням до воды – после спуска это казалось вообще не задачей, и всмотрелась в хрустальную воду. В небольшой заводи мельтешили крохотные рыбки. По камню карабкалась улитка – я улыбнулась ей, как сестре по карме и некоторое время всерьез думала, может, подсадить? Но потом решила не выпендриваться. Может быть эта улитка – Алекс Хоннольд среди моллюсков и получает удовольствие от восхождения.

– Смотри! Да смотри же ты, балда! – тычок Маэвы, боги знают, какой по счету, вернул меня в мир. У нее были круглые, изумленные глаза.

Я перевела взгляд вниз и увидела, что чернокосая тычет мне в руки... подковой. Обыкновенной старой и ржавой лошадиной подковой.

– Рани, это же находка века!

– Я думала, мы с тобой алтарь найдем.

Маэва, слишком возбужденная, чтобы рассуждать здраво, вскинула палец вверх:

– Алтарь – не пятисотка в общежитии. Найдется. А вот как сюда могла попасть ЛОШАДЬ? Если не принимать в расчет идею телепорта...