Текст книги "Ушастый призрак (СИ)"
Автор книги: Татьяна Матуш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)
ГЛАВА 27
Крест из земли выворачивать не стали – ребята неплохо его вкопали, потрудились. Чего добру пропадать? И наши с истинно хри..., пардон, фейским милосердием прикрутили к нему мать аббатису, завязав ей рот собственным чепчиком.
Грабеж завоеванной обители с самого начала не задался. То ли монахи жили в аскезе, то ли успели все попрятать. Хотя, как бы они смогли? Штурм был стремительный, настоящий блицкриг. Наемники Валентайна поснимали свои кастрюли и рванули к аббатству крупной рысью. Самые дюжие изобразили из себя лестницы, те, кто полегче взбежали по ним: колено, руки, плечо (или голова, как уж вышло) и сиганули через стену. А что? Мало ли, что у нее толщина три метра, а не прописана в бумажке высота – значит, низкая!
Оказавшись во дворе, похватали монахинь, приставили к их шеям ножи, заставили гоблинов открыть ворота – и тут же, на воротах, повесили обоих привратников.
На войне как на войне, господа!
Висельники сидели с петлями на шее и печально мастерили себе белые повязки мертвяков, монашки спорили, что лучше – сдаться на милость победителя или торжественно и с молитвой самосжечься. Пока побеждала вторая точка зрения.
Валентайну сие было до лампочки. За набег он получил что хотел: введение в род Кейруэнт, все земли и графский титул – и сиял, как медный полтинник. Аш легко подмахнул пергамент.
Маэва, со смертельной скукой на лице, попинала аккуратной ножкой белый апостольник и, указав подбородком на "трупы", ехидно спросила:
– Так что, матушка, достаточно ли кровавы реки? Или вам еще нашествие саранчи организовать? Для, так сказать, убедительности?
Ровена молчала. С завязанным ртом много не поговоришь.
– К делу, – появился Аш, – потом поглумишься. Нам нужна святая сестра, невинная и добродетельная. Одна.
– Для жертвоприношения? – Воодушевилась рыженькая. – Я готова! Матушка, благословите на подвиг во имя веры...
Ровена дернулась так, что чуть веревки не слетели. А ведь вязали ее всерьез, без скидок на игру. Впрочем, чемпионка ж страны по тяжелой атлетике среди женщин! Удивительно, что она пока крест из земли не выворотила. И – да, надо бы поторопиться. Для жертвоприношений не всякое время хорошо.
– Ваше Величество!
Гонец начал орать еще за стенами. Никого это не насторожило, гонцы всегда орут и бегают, это нормально. Если кто бежит – и тихо, значит секретный гонец, такого точно отловят, так что на всякий случай орут все, даже секретные.
– Так, – Маэва прикусила губу и сама себя подергала за косы, – чует моя пятая точка, что к нам бегут со всех ног большие неприятности.
– Может, пристрелить его на дальних подступах? – Хмуро пошутил один из наемников.
– А смысл? – философски спросила Маэва, – От этого неприятности никуда не денутся, просто мы узнаем о них немного позже.
– Ваше величество, вдовствующая королева, – гонец рухнул на колени, словно пробежал марафон. Худая грудь ходила ходуном.
– Откуда несешься-то?
– С Лестера, Ваше Величество!
– Всего два километра, – пожала плечами Маэва, – даже я пробегу, в парадном платье и короне. Давай, прекращай умирать и говори, что произошло.
– Там гоблины...
– Что – гоблины? Напали на Лестер? Помощь нужна?
– Не, – замотал головой гонец. – С Лестером все ОК. Крепят оборону. Гоблины в село за водкой пошли...
– И не вернулись? – Ахнула рыжая.
– Вернулись. Без водки. Заблудились.
– Во долбаны! – Заржал один из висельников, – Позорят славное племя гоблинов. Там деревня на просвет видна. Ну, почти... На холм поднялся, потом спустился – и магазин.
– Потом рыцари тоже ходили. Из Лестера. И разбойники, – гонец упрямо насупился, – никто не прошел, Ваше Величество. Говорят...
– Что говорят, – ровно спросил Аш.
– Гайтанка водит, – выкрикнул парень и зажмурился.
Монашки настороженно переглянулись и даже висельники притихли, хотя, казалось бы, уж им-то терять нечего.
– Тьфу, – Ровена, наконец, перегрызла чепчик и вытолкнула его языком, а сейчас расправлялась с веревками. Остановить ее, почему-то, никто не рискнул.
– Господь – наша крепость, – объявила она, вставая, – Маэвка, вот хоть бы раз, хотя бы год с тобой отыграть и ни в какую хтонь не вляпаться! Я специально на календре отмечаю – пять игр, пять аномалок! Ты их коллекционируешь?
– Ты тоже, – огрызнулась чернокосая, – иначе на фиг каждый раз заявку подаешь?
– Твоя правда, нечисть поганая, истинной веры не ведающая, – Ровена протянула руку и Маэва помогла ей встать. – Ноги затекли...
Гонец терпеливо ждал приказов. Вдовствующая королева потерла лоб ладонью:
– Значит, так. Гонцов в Нортумбрию, Гвинедд и Йорк. Пусть высылают разведку на своем направлении. Ни с кем не задираться, тушенку не тырить, нанести на карту границы зоны, корки доставить в мастерятник. Специального гонца рыбакам. Пусть на ночь сети ставят...
– И брагу, – басом посоветовала одна из монахинь.
– Это и без приказа сообразят, – махнула рукой Маэва, – на три пополудни назначаю экстренное совещание. И... к разбойникам смотайтесь кто-нибудь, нужно одну из их пленных выкупить, на поруки взять, выкрасть, убить и труп вытащить – по ситуации. В общем – доставить. Это – в приоритете. Разбежались, считаю до трех, уже два с половиной!
В прошлой жизни вдовствующая королева точно была ротным старшиной.
– Дамы, господа и те, кто еще не определился, поднимите передние лапы, кто не знает о Гайтанке. Нет таких. Плохо, – сделала неожиданный вывод Маэва.
– Почему? – удивилась я.
– Если все в теме, то у каждого есть своя личная точка зрения, которая может и не совпасть с генеральной линией мастерятника. Но давайте сделаем попытку понять друг друга. В конце концов, все ролевое движение – это попытки побыть откровенными и не стесняться своих убеждений. Пройдем немного дальше. Кто первый?
– Можно мне! – Палач оглядел пеструю компанию, собравшуюся у потухшего костра. На трезвую, что не характерно, голову. – Гайтанка – это фольклорный персонаж, местный вариант черного альпиниста или белого спелеолога. Функции насквозь соответствующие: помочь хорошим ребятам, которые к лесу бережно относятся, играют честно. Наказать плохих.
– Кто еще так же думает? – Тяжелый голос придавил, словно гроза собиралась. – По ходу, все. Кроме Хукку и Рани.
– Не все, – Ровена вздохнула, – есть среди моих дама, у которой свои мысли.
– Такие еще остались? – Удивилась Маэва. – Человек со своими мыслями – редкая птица. Насколько я тебя знаю, она рядом. Зови. Послушаем. Может и сами что новое узнаем.
Рация висела у аббатисы на поясе, но оказалась не нужна. Она даже вставать не стала, просто сложила ладони рупором и рявкнула так, что пригнулись кусты орешника, а пестрый дятел чуть с дерева не свалился:
– Сестра Генриетта!
Этого следовало ожидать – да вот только я не ждала. И когда она появилась: в рясе, пошитой на заказ в не самом дешевом ателье, с жемчужными четками на поясе, белокурыми локонами, прижатыми чепцом и вековой тьмой во взгляде – я чуть не навернулась с бревна взад себя.
Маэва... похоже, и она была в шоке.
– А скажи-ка ты, мать аббатиса, подруга заклятая – давно ли в твоем монастыре ведьмы в монашках ходят?
– Увидела, значит, – ослепительно улыбнулась Алена. – Молодец, девочка. Толк будет. Когда вся бестолочь выйдет. А теперь пусти-ка меня. Придется вам, молодежи, объяснить – как крепко вы все встряли и как выгребать будем. И слушать вы будете очень внимательно, не перебивая. Если, конечно, жить хотите.
– ...Началась эта история еще при царе Александре Освободителе. Приехал в эти края человек из купеческого сословия, но дворянин. Дворянство жалованное, за заслуги перед Государем. Уж какие там заслуги были – не знаю, а только здесь Федор Мызников ко двору пришелся. Местные его приняли охотно, словно родного.
Говорят, слово он знал, что сердца открывало. Может так. А, может, просто умный был. Дурак из простых в дворяне не выбьется.
В те времена с медициной было не очень. В бога и святых верили, а вот в докторов – нет. Потому что святых видели – в церкви на иконах. А настоящие доктора в Рогавки не забредали. Зато жила тут ведьма. Из тех, кто и корову полечит, и человека. И роды тяжелые облегчит. И оберег на любое дело сладит. И вора найдет.
– Гайтанка?
– Она. Самая сильная ведьма была на несколько деревень окрест. С Федором у них что-то вроде дружбы случилось. Два умных человека среди темных, неграмотных крестьян – было бы странно, если б они не сошлись. И если б дело на том закончилось, так и сказки бы не было.
Ведьма замолчала, глотнула остывшего чая. Мертвая тишина была ей наградой. Мы внимали – с такими подробностями историю Гайтанки нам еще не рассказывали.
– Была у ведьмы дочка. Мужа не было, а дочка – была. Среди ведьм дело обычное, в церкви их не венчали, нельзя. А род продолжить нужно, кровь сохранить, знания передать, силу сберечь. Вот и крутились, как могли. И Федору дочка приглянулась. Говорят, красавица была редкая.
Он честь честью с ведьмой поговорил. А только не сладилось. Батюшка рогом уперся, что твой бык: "Венчать ведьму не буду". Федор еще хуже уперся: "От любимой не откажусь". Дочка эта... вроде как Федор ей тоже по сердцу пришелся. Она и попросила матушку окрутить их по старому обряду. А старый обряд – штука такая. Нарушить его, конечно, можно. Только за это он по потомкам бьет, до седьмого, а когда и до десятого колена. Тут уж как выйдет.
– Он что, изменил ей? Или, не дай Господь, из дома беременную выгнал? – Хмуро поинтересовалась Ровена.
– Если бы все было так банально! Нет, жизнь они прожили хорошо, хоть и не венчанные. Ребенок был, один только. Дочка.
– Э-э-э, – сообразив что-то, протянула Маэва, – так Гайтанка, выходит, свою кровь в чужой род отдала? – И, дождавшись кивка от ведьмы, быстро спросила, – А условие? Известно?
– Одно условие было: кровь беречь, род продолжать. Кто его прервет – свой продолжить не сможет. Будет жена умирать родами, а ребенок – в другой род уходить.
Вот тут мне и поплохело. Так, что голова закружилась. Чуть не полетела носом в стол. И полетел бы, но женщина в платье крестьянке, с лекарской сумкой у ноги, крепко взяла меня за руку. И тихо спросила:
– Род Гайтанки прервался? Когда – и кто виноват известно?
– Когда – в революцию, – хмыкнула ведьма, – кто... тут сложнее. Тот отряд, который, в конце концов, к усадьбе прорвался, он потом и в гражданскую воевал, и в коллективизацию отметился. В живых мало кто остался, а всех детей я, конечно, отследить не могла. Особенно, тех, кто в другой род ушел. Я только по своим сказать могу, потому что родную кровь чувствую. И знаю точно, что Нина моей крови была. А, значит, и Соня – моя.
Тут уже я перехватила "крестьянку" за руку, потому что уже она – качнулась.
– Мам, главное – спокойствие, как завещал великий Карлсон. Она же сама – ведьма, а ведьмам врать можно. Врачи ничего плохого Соне не говорили.
– Они и Нине ничего плохого не говорили, – вздохнула мама. – А вот как обернулось. Ну, раз уж пошла такая пьянка... Поведай нам, Аленушка, как с моей старшей дочки проклятье снять. Если, конечно, знаешь, а не просто красуешься.
– И нам всем из леса выйти. Желательно, в полном составе, – встряла Маэва.
Ведьма хмыкнула, ожгла чернокосую нечитаемым взглядом:
– По второму вопросу сразу отвечу – в полном составе никак. Нужно кровь пролить, нужно жизнь отдать. Не размыкаются ведьмины родовые проклятья иначе, хоть мир перевернись. Если на род звязано, то кровь – и замок, и ключ от замка.
– Понятно, – кивнула мама также ровно и негромко. – Жертва нужна, так? Я – подойду?
ГЛАВА 28
Иногда Соне казалось, что час Пик в этом городе не заканчивается никогда. Точнее, он заканчивается тогда, когда начинается следующий.
Такси медленно двигалось в потоке живых огней как сегмент большой, яркой и, несомненно, живой гусеницы. Неожиданно ей пришло в голову, что за мостом, там, где гусеница неизбежно начнет распадаться на составляющие... может ли быть, что она что-то почувствует? Пожалеет ли? Возможно ли, что это какой-то странный, социально-механический аналог жизни и смерти?
Она тряхнула головой, представила свои мысли написанными на листе бумаги и порвала его на мелкие кусочки, а потом еще и спустила в воображаемый унитаз.
В окне показались желтые корпуса военного училища. Магнитола молчала, и это было истинным наслаждением. Какую-нибудь "Птичку" она бы сейчас просто не выдержала, вышла из машины не дожидаясь остановки и прямо сквозь дверь.
Кажется, таксист это почувствовал. Все таксисты немного экстрасенсы.
– У вас ведь... не все хорошо, – осторожно даже не спросил, а просто сказал он.
Соня медленно повернула голову. Пожилой, за пятьдесят. Усталый и редкостно уверенный в себе мужчина.
– Есть такое, – кивнула она.
– Если хотите поплакать... или выговориться – нам еще минут тридцать ехать, а в таком потоке и все сорок.
– Можно приступать? – Хмыкнула Соня, – а услуга платная?
– Вообще – да, – сдержанно улыбнулся водитель, – но для вас сегодня стопроцентная скидка.
– С чего бы это вдруг? – Удивилась она.
– Настроение подходящее.
– Для выслушивания чужого нытья? Ну, как бы... я только что мужа из дома выгнала.
– Сильно, – кивнул таксист. – Вещи собирает?
– Что-то вроде. – Она глубоко вздохнула и сообщила, глядя в пространство, где мешались огни, золотые и синие, – Надо будет, при случае, заказать пластинку с гравировкой: "Папа всегда прав". И, когда в следующий раз захочется сделать глупость, перечитать ее тысячу раз.
– Папа был против твоего парня?
– Ага, – кивнула Соня, – говорил, что Сережка ненадежен. Жизнь его "асфальтовым катком не утюжила". А как начнет, неизвестно, что он отмочит.
– Так то оно верно, – согласился водитель, выкручивая руль и ловко втыкаясь в мелькнувший просвет между машинами, – только где ж найдешь столько отутюженных? Значит, жизнь начала, а он и отмочил?
Соня улыбнулась сквозь слезы, которые, вот сюрприз, все же побежали по лицу. Звучало и в самом деле забавно. Может быть, она слишком резка? Но... если ребенка уже сейчас нужно защищать от собственного отца – в такой семье никто и никогда не будет в безопасности.
А, значит, семьи не получилось. Дальше будет только хуже. Лошадь сдохла – слезь.
– Я – глупая, – сообщила Соня, аккуратно промокая лицо салфеткой и радуясь, что косметика профессиональная, от соплей не размажется. – Папа – умный. Нужно слушать умных людей.
Таксист хохотнул.
– Благими намерениями знаешь куда дорожки мостят? Дети-то есть?
– Будут, – подобралась Соня.
– Вот оно как... Деньги-то у мужа водятся? Стрясти сумеешь?
– У меня больше, – буркнула Соня.
– Тогда, тем более, держись. Сейчас налетят. На свободное-то место. И хороших людей среди них мало будет. Смотри внимательно, ты теперь не одна.
– А, папу попрошу, – Соня махнула рукой на странный разговор и свое, еще более странное настроение и дала волю и смеху, и слезам. – Пусть предварительное собеседование проводит. Раз уж разбирается.
Водитель, переварив эту, явно нездоровую идею, тоже громко захохотал, хвала создателю, без слез. И Соня почувствовала, что жесткие тиски боли потихоньку разжимаются. Иногда, чтобы жить дальше – хватает и такой малости. Просто немного тепла. А дальше само покатит...
Таксист высадил ее у самого офиса, от «чаевых» не отказался, но взамен сунул свою визитку.
– Если понадобится, – сказал он, – и покататься, и послушать.
Она кивнула и поспешила туда, где в левом крыле на втором этаже горел свет. Правильно догадалась – папа еще работал.
Таксист отвернулся, чтобы вырулить с парковки. И не увидел, как к плечу девушки быстро скользнуло легкое облачко. Или просто кусочек тумана.
– Как думаешь, куда будет направлен следующий удар?
– Блокировка счета, – почти не задумываясь, отозвался Паша Понашевский, – со всех сторон логично и очень действенно. Без денег я ничего не смогу.
– Для блокировки нужны основания, – заметил Антон. На низком стеклянном столике стояла едва початая бутыль какой-то тайской настойки на змеях, в блюдечке болталась одинокая, всеми покинутая оливка, а кабинет проветрили уже три раза. Курить оба бросили, окончательно и бесповоротно много лет назад, но... рецидивы случались до сих пор.
– Сомневаешься, что их найдут? – Паша криво улыбнулся, – была бы веревка, фонарь будет. Надо решать, куда уводить деньги. На Юлю нельзя, она не работает, у нет своего дохода и, если дойдет до банкротства, арбитражный управляющий раскопает это на раз. Про Соню я уже все сказал. Сергей – чиновник, он не может владеть бизнесом и иметь неучтенный доход. Да и не доверяю я ему до такой степени.
– Кира?
– Да оно бы идеальный вариант, но до нее вторые сутки вообще никак не дозвониться. Не хипеши. Оксана выходила на связь, говорит, все в порядке у них, просто в лес ушли. Играют. И Юльку на этот раз втянули... вот уж не думал.
Багров поморщился и все-таки приложился к стопке. Аккуратно, так, чтобы без последствий.
– Закончится вся эта бодяга, женюсь и запру в детской, – объявил он. – Никаких больше шатаний по лесам в сомнительной компании, пьянок и этого... прости господи, махания железками. Пусть ищет себе другое хобби: цветы выращивает, собачек разводит.
Паша весело шевельнул бровью.
– Скажи ей об этом. А потом беги. Быстро беги, Тоша, потому что полетит в тебя все, что не приколочено. А что приколочено – полетит вместе с гвоздями.
– Ничего, увернусь. Тренированный. Покидается и остынет. А с парочкой детей и сама в лес не побежит.
– Так ты представляешь себе ее счастье?
– Я ее обеспечу. И защищу. В том числе и от нее самой. Женщина не должна заниматься травмоопасными развлекаловками. Моя женщина – тем более. Нечем заняться – пусть дом нам проектирует. Что, опять скажешь, что я бегу впереди провоза и ты еще своего согласия не дал? – встопорщился Багров.
– Нет. Вообще на эту тему больше рта не открою.
– Удивил, – Антон внимательно посмотрел на своего босса и друга. – Почему вдруг передумал, можно узнать?
– Не передумал. И по-прежнему считаю, что разница в возрасте в двадцать лет хороша для дамских романчиков. А в жизни это плохая идея. И не потому, что ты состаришься, а она будет молода и прекрасна. В конце концов, до этого светлого события лет десять, не меньше.
– Тогда в чем дело?
– В несовпадении парадигм, Тоша. А оно беспощадно. И никакая любовь до гроба против него не спляшет. Вы с Кирой слишком по-разному смотрите на вещи. Мой вердикт – это непреодолимо.
– Тогда почему не будешь против?
– А зачем два раза делать одну и ту же работу? – Посмеиваясь, спросил Понашевский, – тем более, если она сделана хорошо? Я не буду рушить твои планы на счет Киры, Антон. Но только потому, что ты сам отлично справишься, мне здесь работы нет. Я бы еще понял, если бы ты подъехал к Соне, тут могло бы что-то выгореть, вы во многом похожи. Но Кира? Просроченной карты не поставлю.
– Кто тут разносит обо мне сплетни?
В кабинет ворвался вихрь, состоящий из ног, глаз и тонкого запаха дорогих французских духов. Не часто эти стены видели дам в вечерних платьях, со сложными прическами и на таких каблуках, которые впору называть не шпильками, а стилетами.
Старшая дочь Понашевского была настолько хороша и эффектна, что даже Багров не сразу заметил темную тень за ее спиной. А когда пригляделся, понял, что вошел не Сергей. Этого мужчину он видел впервые в жизни... Косой пробор от виска и настороженный взгляд не оставили никаких сомнений – парень смотрел так, словно нес в своих глазах что-то и очень боялся расплескать.
Соня метнулась к отцу, крепко обняла, потерлась щекой, не трогая накрашенными губами, махнула пальцами, здороваясь с Багровым. И сразу заняла почти все пространство. Сони всегда было слишком много.
– Что ты тут делаешь, да еще в модусе принцессы? Я думал, ты уже в самолете, который взял курс куда-нибудь в Каталонию...
– И бросить вас одних на растерзание Палача? Хорошего же вы обо мне мнения, прямо даже не знаю, где я так фатально накосячила, чтобы оно у вас, вот такое, сложилось. Вера, воды, минеральной, без газа, литровую бутылку, – распорядилась она, притопив кнопку селектора.
– Софья Павловна... – негромко, но настойчиво напомнила о себе тень в углу.
– Мгновение, – девушка покрутила головой и присела попой на стол для совещаний:
– Павел Андреевич Понашевский, хозяин и генеральный директор компании "Яркие краски". Антон Алексеевич Багров, заместитель по безопасности. И – молодой человек... Человек? – С сомнением протянула Соня.
– Не думаю, что сейчас меня можно назвать именно так.
– Хорошо. Молодой не совсем человек, чьего имени я не знаю!
Сенсационное заявление породило задумчивую тишину. Антон изучал непривычную прическу визитера и искал заявленные признаки нечеловеческой природы. Не находил, но это не значит, что их не было. После наркомана с вырванным горлом и пропавшего в небытии монстра, его мир стал гораздо пластичнее и шире.
Павел просто ждал. Он никогда не был скор на суждения.
– Мне кажется, – так же спокойно отозвался гость, – что когда-то меня звали Петр. Отчества... не помню. Фамилии и сословия тоже, но не из дворян, потому что отцу отказали в зачислении меня в гимназию. Согласно указу министра Делянова: «О сокращении гимназического образования».
– Очередной проект Киры? – Резковато спросил Багров.
Петр повернул голову в его сторону, прошил дивно внимательным взглядом и... потянул носом.
– Я знаю ваш запах, – сообщил он. Челюсть безопасника тихонько поползла вниз, когда это чудо природы добавило. – Вы были вместе с девушкой, на которую напал какой-то гоп-стопник. Я его загрыз.
– Загрыз? – В некотором обалдении повторил Павел. – В смысле – загрыз? Как?
– Зубами, – светстки отозвался гость. – Видите ли, Павел Андреевич, заявление барышни о моей нечеловеческой природе никоим образом не является преувеличением. Разрешите продемонстрировать?
В следующее мгновение еще одна челюсть отправилась в долгое и неспешное путешествие к полу. Потому что гость... исчез. Безо всяких спецэффектов: крови, хруста костей, треска разрываемой одежды. Просто был человек – и пропал.
Его место занял большой остроухий пес, угольно черный, с карими, внимательными глазами.
– Ничего так, собачка? – Поинтересовалась Соня. – Кира завела, между прочим. Но, думаю, я его отожму.