Текст книги "Ушастый призрак (СИ)"
Автор книги: Татьяна Матуш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
Вперед!
ГЛАВА 38
...Так вот каким этот сад – парк был тогда. Уютным, красивым. Немного асимметричным, но, приглядевшись, я поняла, в чем тут фишка. Разбивали его так, чтобы вид, приятный глазу, открывался из каждого «господского» окна.
Запустение уже коснулось его: никто уже давно, год – так точно, не подстригал кусты. Давно никто не мел и не выравнивал дорожки, посыпанные крупной речной галькой и сквозь них вовсю пробивалась трава.
Но замысел садовника был ясен, как теорема Пифагора.
Сто лет спустя от него не останется и следа – свободные пространства затянет серебристый неприхотливый ивняк, а под покосившейся беседкой будут жить лисы.
Призрак бежал впереди, помахивая хвостом, похожим на висящее полено и тревожно принюхиваясь. Хукку шел за ним, иногда отводя рукой ветки, опустившиеся слишком низко. Я брела последняя, стараясь попасть в след. Не то, чтобы это было важно... просто на тропах времени не стоит оставлять лишнего.
С каждым шагом тень дома словно обретала плоть, становясь... живой и настоящей. К моменту, когда мы подошли к лестнице, ступени выглядели уже вполне себе каменными.
– Рискнем? – Спросил Хукку.
– А нам что-то всерьез грозит?
– Ничего... кроме самой Глубины. Но время еще есть. Сутки только начались.
Призрак опередил нас, взлетев по лестнице и толкнул тяжелые двери лапами. Ничего у него, конечно, не вышло – не фанерка, чтобы пес вот так смог войти.
– Хорошо, – что-то про себя решил Хукку, – пойдем и мы. Постучим.
– А если не откроют?
– А мы настойчиво постучим...
Опасения оказались напрасными. Двери открылись.
Я во все глаза смотрела на здоровенного, как шкаф, человечища и понимала, что ничего не понимаю. Это был он. Тот, кого Лизавета называла Павлом Егоровичем.
Тот, который мне снился.
Ведьмин сон? Или еще проще – память крови?
Громадный мужик словно не видел нас, поднимающихся по ступенькам. Он смотрел только на Призрака и был не на шутку рассержен.
– Явился – не провалился! Ста лет не прошло, – гулким, низким басом выдал он.
Призрак, без малейших следов раскаяния, сунулся между ним и дверью, в холл.
– Да нет, как раз прошло... – заметил Хукку и наклонил голову в быстром приветствии, – Доброго дня, уважаемый. Мы не представлены, но придется это как-то пережить.
– Вы... кто? – Вскинулся хозяин. – Отворотка слетела?
Хукку хотел ответить, но тут из глубины дома раздался горестный вой черандака, и мы все, толпой, поспешили узнать, что так расстроило проводника. Едва в дверях не столкнулись.
Призрак скорбной тенью стоял над... мертвым телом. Парень, молодой, одетый в кожанку и буро-зеленые штаны лежал навзничь, словно споткнулся. Серая полотняная кепка валялась рядом.
Черандак повернул голову и уставился на мужика требовательным взглядом.
– Не успел прибрать, – повинился тот. За само убийство, что характерно, он никакой вины не испытывал, только за бардак в холле.
– Что случилось-то? – Мирно спросил шаман. – Не так же просто вы его.
– Нечего было руки распускать! – Звонкий гневный голос немедленно заполнил пустой холл до краев, отразился от стен и пошел гулять по пустым анфиладам. – Решил, что раз власть теперь его, так может с наследницей Мызникова как с доступной женщиной...
– Обидел он Лизоньку, – обстоятельно пояснил мужик, – схватил. По... – кхе... Лизавета Андреевна, шли бы вы отсюда. Вот, хоть чайку бы согрели.
Девушка пренебрежительно фыркнула, развернулась, взметнулись концы шали и через мгновение легкие, почти неслышные быстрые шаги затихли в глубине дома.
– Лизавета Андреевна – девушка честная и строгая, – прогудел мужик. – Зря парень с ней так. Не всех можно вот прямо хватать и щупать. Можно и получить на орехи.
– Ну, судя по всему, этот герой-любовник получил с верхом, – кивнул Хукку. – А с псом что?
– А что такое? – Мужик удивился так натурально, что даже наивной мне стало кристально ясно – рыльце у него в пушку.
– Нойдам не врут, – заметил Хукку. По своему обыкновению негромко, но силой надавил, спокойно и привычно. – Особенно, если помощи хотят. Или я ошибся и у вас все хорошо?
– Лизавета ни в чем не виновата, – выпалил мужик.
– Она необученная?
– Ее даже не посвящали. Не принято это у Мызниковых. Сыновей посвящают, вот, Дмитрия Андреевича честь-честью к камню водили. Только погиб он в Турецкую кампанию. А Лизавета... Она хранительница крови, а больше ничего. Была просватана, да жених тоже где-то сгинул. А вы, сударь... правда, что ли, нойда? Всамделишный?
Самовара не ставили. Он был, темнел на кухне чуть подкопченным боком, но от него веяло холодом, а воду Лиза согрела по-простому, в чугунке. Даже и не согрела, просто вынула уже горячую из печи, что топилась просто для тепла. А заодно и готовили.
Черандак откровенно улегся поперек порога.
– Может, каши с дороги? – Хмуро и как-то обреченно поинтересовалась девушка.
– Не голодны, – мотнул головой шаман. – Да и от чаю, спасибо, откажемся.
– Что так? Или не с добром пришли?
– А это вам судить. Что для одних добро, для других – худо.
Девушка в длинном, чуть не до пола, платье с подозрением косилась на мои брюки. Похоже, в ее представлении о жизни штаны были дном, ниже которого и падать-то уже некуда. И новость, что она не должна угощать меня из своих чашек и мисок, принесла ей заметное облегчение. Лиза расслабилась, даже концы шали из рук выпустила.
Павел Егорович, напротив, весь как-то подобрался:
– Господин нойда... Вправду, поможете?
– Смотря, что попросите, – рассудительно сказал Хукку. – Если отворотку укрепить, чтобы никто за нее не прошел, то это не выйдет. Тут гайду нужна, и сильная. Матерая.
Хозяин усадьбы перевел взгляд на меня...
– Молодая еще, – подтвердил шаман. – Вот лет через пятьдесят – может быть.
– Мне бы Лизавету Андреевну... Как-то... Лучше всего до Варшавы, там крестная ее примет. Кровь сберечь. Клятву мы давали.
– Родовую? – Не утерпела я, хоть и клялась сама себе рта не открывать. Хукку зря бы предостерегать не стал.
Лиза сверкнула недобрым взглядом из под ресниц.
– Ага. Лизаветы Андреевны дед покойный взял. Добровольную. На крови.
– Нерушимую, значит, – кивнула я.
– Других не даем, – мужик приосанился, даже лохматая борода встала торчком. – Приближенные мы и доверенные. Род бережем.
– Понятно...
Хукку оглядел прикидывающим взглядом хозяев. И, едва заметно, вздохнув, признал:
– До самой Варшавы не получится. Сил не хватит. Но из усадьбы выведу. И дальше... немного помогу. Советом и силой. Захотите – справитесь.
– Да как же вы это проделаете-то, господин нойда? – Простодушно удивился хозяин, – Ить вокруг плотненько обложили, ироды.
Призрак негромко зарычал. Скосив на него взгляд, Хукку сказал:
– Я бы вас очень попросил... воздержаться от политических заявлений. Уж не знаю, что и как вы там наворотили, но подчинить духа полностью у вас не вышло. Теперь придется договариваться и лучше его... не злить. Он и так из-за своего бойца расстроен.
Лиза вскинулась, открыла, было, рот... но Хукку ее опередил, не дав свершиться непоправимому.
– А у вас, Елизавета Андреевна, какая-нибудь удобная одежда есть?
– Это мужские портки, что ли? – Мгновенно встопорщилась девушка, разом забыв про политику. – Не уговаривайте. Не одену! Не было в роду Мызниковых такого позора.
– И на лошади в платье поскачете, – хмыкнул Хукку, – без седла...
Видимо, аргумент был сильным. Девчонка ахнула и призадумалась.
– Так ведь, господин нойда... Лошадей-то нет, – Павел Егорович развел руками, – Каких забрали, а каких и съели.
Шаман раздвинул губы в улыбке:
– Лошади будут. Самые быстрые. Птица не догонит. Так что, господа хорошие, рекомендую прямо сейчас собрать все самое ценное и легкое, взять паспорта и немного сменной одежды – ровно столько, чтобы унести в руках. Мелкие деньги в кошелек, золото спрятать.
– А золота-то и нет у нас, совсем нет, господин нойда, – завел свою шарманку хозяин, но Хукку только зыркнул на него из под светлых, сросшихся бровей.
– Пять золотых червонцев найдется? Это моя цена будет. Нет золота – нет разговора. Сам знаешь, нойды даром не ворожат. Запрещено нам.
– Пять... – мужик хотел, было, расплыться в улыбке, но опомнился и снова скроил жалобное лицо, – господин нойда, а за три – не проведете?
Уголок губ моего приятеля дрогнул:
– Ты и со смертью торговаться будешь?
– Понял, – вздохнул тот. – Пять червонцев будет.
– Плата вперед.
– Да уж знаем, господин нойда, – солидно кивнул Павел Егорович, – так же, как и то, что с нойдами не торгуются.
– Проверял, что ли? – Сообразил Хукку.
– Уж не держите обиды. Много нынче разного народа по дорогам ходит. Всем верить...
– Всем не нужно. Нам – придется. Пусти их, Призрак...
Черандак посторонился. Лиза, покосившись на меня с каким-то обреченным спокойствием, вышла из кухни, храня на лице выражение крайней задумчивости.
Павел Егорович, прежде чем последовать за ней, еще раз подозрительно глянул на Хукку. Но тот сидел с невозмутимостью статуи в тайском храме, а каменному лицу его могли позавидовать те же статуи.
– Пойду я... Собраться нужно, и вообще.
– Еды на два-три дня с собой возьмите, – насквозь нейтральным тоном посоветовал Хукку.
– Это завсегда, это обязательно. Понятие имеем, – кивнул мужик и, наконец, ушел.
Шаман встряхнулся, как пес, на которого опрокинули ведро воды из колодца.
– Не очень хороший расклад, – тихо, почти одними губами, поделился он. – Ночь не та. Да и – глубоко слишком. Сто лет – не пять и не десять.
– Боишься, что не вытянешь?
– Этого не боюсь. Сила шамана – не водка и не деньги. Если уж есть, то "вдруг" не кончится.
– Тогда что не так? – Не поняла я.
– Родовая клятва. Она же на землю завязана, я ничего не путаю?
Я поняла сразу. И тоже скисла.
– Выходит, вилка у мужика? Уедет от усадьбы – умрет. И останется, и кровь не убережет – умрет. Так и так смертник? Думаешь, он это знает?
– Сама же слышала, клятва добровольная. Значит – знает.
Мы замолчали. А что тут можно было сказать? Да и сделать... У меня никаких мыслей не было. Разве – взять с собой родной земли горсть в узелке. Иногда срабатывает. Но как и любой нарушенный ритуал – без гарантии.
ГЛАВА 39
В мужских штанах, явно с чужого... Плеча – не скажешь, а сермяжная правда звучала неприлично. В общем, в чужой одежке Лиза выглядела как огородное чучелко. Сапожки, правда, были свои – кокетливые, на шнуровке с каблучком – рюмочкой. В сочетании с портками, подвязанными веревкой, явно женским, двубортным жакетом и зимней шалью, намотанной на голову... зрелище для сильных духом!
Павел Егорович, который всего лишь дополнил свой повседневный наряд плотным английским тренчкотом и кепкой, выглядел рядом с ней просто иконой стиля.
Икона стиля держал в руках две котомки, побольше и поменьше.
– Мы готовы, – объявил он. Лиза молчала, но настроение у нее было скверное. Я надеялась, что девушке хватило ума перед уходом не смотреться в зеркало. Или, хотя бы, принять новую реальность философски, но... что-то мне говорило, что надежды мало.
Интересно, где они спрятали золото-бриллианты? У Лизы в корсете?
– Господин нойда... вы говорили, что лошадки будут, – с некоторой неуверенностью проговорил мужик.
– Обязательно, но чуть позже. Сначала выйти нужно.
– Так, это... Мы-то выйдем. Отворотка только на чужих налажена. А все ж лошадки-то? Я пройду хоть и двадцать верст, привычный. А Лизавета Андреевна – барышня, да еще обувка эта ее...
– До реки дойдете?
– Две версты почти, – крякнул мужик, – как, Лизонька, дойдем?
Девушка промолчала. Не снизошла. Плохо дело. С таким настроением в путь лучше не пускаться. Дорога нытиков не любит и обязательно заведет не туда, а, скорее всего – в тупик.
– Подожди пять минут, – бросила я Хукку, шагнула к Лизе, взяла ее за плечи, – Отойдем в уголок, посекретничаем. О своем, о девичьем.
Лиза смотрела в сторону, маленький, круглый подбородок был упрямо выставлен, а губы поджаты.
– Страшно? – Поняла я.
Она дернулась, было. Но вдруг обмякла.
– Да, страшно! А что я должна думать? Явились под вечер, рекомендательных писем не представили – а мы иди с вами неизвестно куда, да через лес, и без лошадей...
– Ну, ты же не одна, а с Павлом Егоровичем. Он сильный и тебя любит.
– А если у вас там в лесу шайка в двадцать ножей, как у Гришки Коновалова? Поклянитесь, что одни, нет никаких сообщников и нам ничего не грозит!
...Упс! Вот так попала. Говорил же Хукку, чтобы держалась за ним и изображала немую, нет, полезла. И что теперь делать? Что угодно, только не глупости.
– Клясться не буду, вера запрещает, – тихо сказала я, – мы с тобой иначе сделаем. Тот пистолет, из которого ты застрелила Степана, он ведь у тебя с собой?
– Конечно, – Лиза с вызовом посмотрела на нее, – и даже не думай, не отдам.
– И не нужно. Наоборот, держи при себе. А я буду при тебе. Поблизости. Если тебе покажется, что мы завели вас в засаду – отправишь меня вслед за Степаном. Как тебя такой план?
Несколько секунд Лиза ошарашенно молчала. Потом неуверенно улыбнулась и эта улыбка преобразила ее лицо. На подбородке обозначилась симпатичная ямочка, а мягкие губы, верхние чуть полнее нижней, неожиданно сложились в такую знакомую улыбку, что я чуть не покачнулась.
– А ты смелая, – сказала Лиза.
– Есть такое, – отозвалась я, может и невпопад. Но в этот момент мне было совершенно не до того, что обо мне думает барышня Лиза.
Мне нужно было переговорить с Хукку. Срочно. Немедленно. Прямощаз. Мне нужно сказать ему, что спасение Лизы внезапно перестало быть чисто теоретической задачей, теперь это моя личная задача и у нее наивысший приоритет.
Потому что губы Лизы Мызниковой сложились в улыбку моей мамы.
...С лязгом, режущим уши, распахнулись ворота. Мы вышли в туман.
Лиза приняла предложение всерьез и словно прилипла ко мне: ступала след в след, не вынимая правую руку из кармана. Интересно, что там у нее? Какой-нибудь "дерринджер"?
Я видела их в музее. "Салонные" пистолеты не отличались точностью прицела, но калибр имели вполне стандартный, а на расстоянии в два шага милая барышня точно не промажет.
И рука у нее, судя по трупу в холле, "и поднимется и опустится".
Некстати вспомнились истории о звуках в тумане, которые ведут себя непредсказуемо... и об еще одном герое. Он ведь должен шляться поблизости?
Кажется, я все-таки сделала глупость. Махровую и с кисточками.
Интересно, если барышня Лиза меня пристрелит, а Хукку один замкнет петлю, получиться все "откатить назад", до исходного состояния? Улучив момент я скользнула к шаману и тронула его за руку.
Хукку обжег меня взглядом, далеким от восхищения.
– Виновата, – согласно кивнула я, – ступила. Два раза.
Он мгновенно смягчился, даже изобразил что-то вроде ободряющей улыбки. Но ничего сказать я так и не успела.
Призрак коротко тяфкнул.
– Что случилось? Ты кого-то почуял, – я обернулась к духу.
Барышня Лиза, не скрываясь, вытащила из кармана жакета дамский "Вальтер" с солидным стволом и почти без рукояти – и наставила на меня.
Пес продолжал беспокоиться, переступая с лапы на лапу. Что-то, явно, манило его там, в белом молоке... Но и оставить нас он не мог.
Павел Егорович и впрямь что-то знал о ритуалистике. Не так много, чтобы от теории переходить к практике. Он мог бы написать недурной роман ужасов в русском антураже. Но на его случайную и недобровольную жертву ритуал лег криво-косо...
– Он не может сменить облик? – Спросила я, плюнув на нежную трепетную Лизу и пистолет в ее дрожащей руке. – Обернуться человеком и рассказать, что чует и чего нам стоит опасаться?
– Нет, – мотнул головой Хукку, – ведьма, которая поделилась с ним силой, скорее всего случайно, мертва. Это откатило назад весь его апгрейд.
– М-мм, – недоверчиво протянула я.
– Я же сказал, что убил ее довольно качественно. Я слышал, как остановилось сердце – поверь, смерть ни с чем не перепутаешь. Боли она не почувствовала. Почему ты все время забываешь, что я не могу врать?
...Да нет, об этом я помнила. В голове не укладывалось другое. Выходит, Хукку не просто теоретически знаком с жертвоприношениями, но и опыт имеет? Хочу ли я об этом знать? Пожалуй – нет.
– Значит, будем угадывать. Призрак, ты что-то чуешь в тумане?
Черандак посмотрел на меня с немой признательностью в карих глазах.
– Оно опасно? Нет? Значит... оно само нуждается в помощи?
– Аф... – тихо сказал пес.
– И ты хочешь, чтобы мы ему помогли?
– Аф, – черандак развернулся и потрусил в белесую муть.
Я двинулась за ним, Лиза за мной, остальные – следом. Как ниточка за иголочкой.
– Эй, – позвала меня девушка, – а то, что вы говорили про убитую ведьму...
– Не беспокойтесь, Елизавета Андреевна, – сказал Хукку с каменным лицом, – жертва была сугубо добровольная.
– И как же вы ее уговаривали? – Усомнилась Лиза.
– Убедительно, – хмыкнул шаман, пряча то ли раздражение, то ли желание посмеяться.
Я об него едва не споткнулась! И споткнулась бы, но Призрак заступил дорогу и мягким боком оттер, заставляя остановиться.
Туман, явно, был наведенным – естественный редко бывает таким густым и плотным, и, уж точно, не стоит в долине годами. Чтобы разглядеть, что мы такое нашли, пришлось присесть на корточки. Из белого молока тут же проступило лежащее тело. Мужчина, даже, скорее, молодой парень в такой же потертой, бывалой куртехе, смешных штанах и сапогах, которые не просили каши лишь потому, что суровый сапожник зашил им пасти такой же суровой ниткой. Крепко и часто, но настолько сикось-накось, что, скорее всего, сапожник был слепым или пьяным. Или это был его первый опыт в сапожном деле.
Я положила пальцы на шею. Да... У нас были проблемы.
Если бы парень оказался мертв – мир его праху, но, как говорится, все там будем. Но его кожа была теплой, а под пальцами ровно бился пульс.
Черандак немедленно принялся толкать нашу находку носом. Лизать, что характерно, не пытался. Значит, человека в себе помнил отчетливо.
Находка застонала, но глаза не открыла.
– Выпил его туман, – Павел Егорович подошел почти неслышно и присел рядом. Удивительно, что такой крупный мужчина так легко и тихо двигался.
– Что это значит? – Шепотом спросила я.
– Так ведь, понятно что, госпожа ведьма, – он пригладил бороду, то ли подбирая слова, то ли просто по привычке к обстоятельности и неспешности. Не жил он на пятой передаче! – Отворотка – это ж дело такое, ее питать нужно. Мы с Лизаветой Андреевной, конечно, ходили да подкармливали. Но она уж если кого ловила, так и сама того... кушала. Кушать-то все хотят.
Черандак глухо зарычал.
– Его можно спасти? – "Перевела" я.
– Отчего ж нельзя. Раз живой – можно. Только не проснется он, давно тут лежит. Да и с ногой у него худо: то ли подвернул, то ли вовсе поломал. Вытаскивать парнишку надо. Вытащим – очнется, а там, с Божьей помощью, и поправится. Здесь оставлять нельзя, доест она его. Тем более – мы с Лизонькой уходим. Как есть – доест.
Чудесно! Бросим парня – Призрак нам не помощник, вон как зыркает, точно – с ним останется. За воротник попытается выволочь или лаем всю округу поднимет... А потащим – куда? На дороге в таком состоянии не кинешь, проще уж добить из милосердия. А искать его отряд... Черандак найдет, кто бы сомневался.
Вот только – нас потом отпустят? Ага, и сушек на дорогу дадут.
– Глубина, – тихо напомнил Хукку. – Максимум – сутки. Больше нельзя. Заморочит. Дорогу назад не найдешь, потом себя забудешь. А потом и силы выйдут.
Ежу было понятно – в плен нам нельзя.
Призрак внимательным, совершенно не собачьим взглядом смерил сначала Хукку, потом, что характерно – Лизу. И встал между нами и парнем, загородив его собой.
Так сказать, обозначил намерения.
– Я тебя понял, – Хукку хмуро кивнул духу, – а теперь помолчи, пожалуйста и дай подумать. Есть два решения. Оба мне не нравятся. Но одно все же не нравится меньше.
– Лиза важна, – все же решилась сказать я. – Для меня важна.
Хукку фыркнул:
– Да понял уже. Совсем-то за оленя не держи, я же Юлю видел. И даже рассмотрел. Только вот это тело – оно, прикинь, тоже важное. В этой истории посторонних нет, все завязаны и замазаны. – Шаман шлепнулся на попу, вытянув длинные ноги, посмотрел на нас снизу вверх. Лицо у него было – надо бы мрачнее и ироничнее, да уже некуда. Дно.
– Думал, пройдем как ниндзя. Тихо зашли, тихо вывели, тихо исчезли. Ни одной травинки не шелохнули. Но, похоже, или карма у меня насквозь испорчена, или просто вот такой я херовый ниндзя.
ГЛАВА 40
– И каким был второй способ? – С невольной улыбкой спросила я. Обычно, Хукку не матерился. Для выражения сильных чувств ему хватало упоминания богов и священных животных. Гиря до полу дошла.
– Второй?
– Ага. Тот, который мы подробно обсудили и отвергли большинством голосов...
Шаман хмыкнул:
– Не помню, чтобы я вводил демократию. Но, вообще, я думал раздать всем зелья по глотку и протащить Серой Дорогой. Хотя бы до реки.
– И что с этим планом не так? – Удивилась я, – вполне может прокатить.
– Угу. Только я себя переоценил малость. Помнишь того парня, который на себе тепловоз уволок? – Шамн дождался моего взгляда и самокритично признал, – я не он. Ни одного раза. Не знал, что так тяжело будет...
Я чуть не хлопнула себя по лбу – вот ведь бестолочь! Он же не просто идет впереди, он меня тащит, все равно, что на себе. А еще трое, наверняка, вообще не по силам.
– Мой отец спокойно пятерых водил. А прадед мог и десяток... под настроение.
Смущенным Хукку не выглядел, морально уничтоженным тоже.
– А... ты, вообще, какой шаман в роду? – Спросила я.
– Насколько мне известно – восьмой.
Круто, что сказать! Я из своих предков помнила только маминых родителей, и то – нетвердо, а с папиной стороны он и сам путался.
– Давай, добавь этому недопокойничку бодрости. И.. ногу тоже вылечи. Пригодится.
– Ты же говорил – ритуалить нельзя.
– Нельзя, – повторил Хукку. Посмотрел на меня долгим и почему-то сочувствующим взглядом. Тихонько рассмеялся. – Да не переживай ты так. Тебя все равно никто не услышит.
– Почему? – Вместо того, чтобы успокоить, его слова меня здорово встревожили.
– Ну... на фоне того, что я творить собираюсь...
Я могла многое ему сказать. Но вздохнула и решила промолчать. Яйца курицу не учат, а в этой вылазке я была всего лишь стажеркой.
Если Хукку решил, что так будет правильно – есть шанс что это, таки, правильно.
Наверно, из меня и вправду, могла бы получиться отличная жена для какого-нибудь шейха из Эмиратов. Со временем. Кое что у меня уже сейчас выходило на пять баллов.
В бэге нашлась красная шерстяная нитка. Я отмотала ее на локте, сложила дважды, перевязала хитрым узлом ногу "тела", прямо поверх брючины. И тихонько заговорила, почти не добавляя в шепот голоса:
Семью семь жилок, да семью семь поджилок
Не болите, не свербите.
Мать – благослови
От хвори и боли освободи.
Не первый, не второй,
Не серебряный, не золотой,
В теле белом мышцы не болят,
Не ноют, не ломят и не горят.
И будьте, мои слова, крепки,
И станьте, мои дела, лепки.
Век по веку, отныне и до века...
Подсохшая уже трава едва заметно шевельнулась, поднимая ветер. Как там у классика: "Посеявший ветер пожнет бурю?"
Шаман больше на меня не смотрел, он вообще ни на кого не смотрел. Он освободил из рукава свой браслет с бубенцами и встал, лицом к невидимому солнцу, отбивая ритм. Простой, но завораживающий.
Лиза попятилась и, забыв про то, что она грозная и вооруженная барышня, спряталась за спину Павла Егоровича.
Я бы и сама сейчас куда-нибудь юркнула, да только не могла себе позволить такой роскоши. Но помечтать то можно?
Что-то поднимало голову.
Что-то, в сравнении с чем отряд Петра, стоявший где-то тут, неподалеку, был вроде школьников, которых физрук вывел в поход. Что же мы разбудили такое и чем нам это аукнется?
– Павел Егорович, – сказала я, – вы в порядке?
– Что? – Удивился он и почему-то начал осматривать свою одежду.
– Хорошо себя чувствуете? – Поправилась я, – Сможете этого, бесчувственного, тащить?
– А Лизонька-то...
– Я стою, – буркнула девушка. – Хотя лечь тянет. Лечь – и не вставать. Вот теперь верю, что он – всамделешний нойда.
– А раньше не верила?
– С чего бы? – Удивилась она.
– Ну, так-то, нойды с рекомендательными письмами в гости не ходят. Хотя бы и с того, что мы, вообще, прошли.
– Так дело-то не особо хитрое. Через отворотку и обычный человек пройти может. Нужно только глаза зажмурить крепко-крепко, держать в голове место, куда попасть хочешь. Ну и "Отче наш..." читать, пока не пройдешь.
– Видеть цель, верить в себя и не замечать препятствий, – кивнула я, – Шаман...
Он обернулся и клочья тумана полетели от него в разные стороны.
– Мы готовы.
– Я тоже готов. Туман... я растянул до самой реки. Он не такой плотный будет, но примерно полчаса продержится. Мы должны успеть дойти до воды.
При слове "вода" Призрак заметно взбодрился и повеселел. Его одного тут не мучили никакие предчувствия, он точно знал, что собирается делать и если что напрягало, так наша нерешительность.
– Веди, – велел Хукку и пес послушался.
Как он находил дорогу – непонятно, но вел уверенно. Хукку шел сразу за псом. Дальше Павел Егорович с телом невезучего бойца , которое он принял на плечо, как раненого. Тот тихонько стонал, но в себя приходить не спешил.
Правильно и делал. Инстинкты у парня настолько верные – позавидовать впору.
Следом за ним шла Лиза, то и дело спотыкаясь в неудобной обуви, рискуя подвернуть ногу – но не чертыхалась. То ли воспитанная, то ли все же ученая. Или тоже – инстинкты. Если вспомнить ту, чью улыбку я узнала – могло быть и то, и другое, и третье. И даже все разом.
Я замыкала путь, не забывая прислушиваться к тому, что происходило сзади. Пока, как будто, ничего эпичного – ивняк шумел, но если ветер...
И тут меня, как кипятком, окатило жутью. Какой ветер, если туман стоит – не шелохнется.
Что-то шло по нашим следам, набирая силу...
– Осторожно! – Шаман придержал низкую ветку березы, пропуская нас и встретился со мной взглядом. Темные глаза словно спросили: "Слышишь? Понимаешь?"
Да уж как-то, не совсем деревянная, сообразила. Я пожала плечами и ответила ему нарочно бесшабашной улыбкой. "Я не должна бояться, ибо страх убивает разум".
Земля под ногами понизилась, ноги сами побежали под уклон, опережая голову, а в маре проступили темные контуры деревьев.
– Почти на месте. Скоро дорога, а там и река.
Черандак согласно тяфкнул.
Я споткнулась, похоже, о корень или об упавшую ветку и едва не вылетела на дорогу носом вперед, но устояла на ногах, с последний момент поймав равновесие.
Мы вышли из аномалки. Чтобы понять это, не было нужды в способностях нойды или гайду. Значительно поредел туман. Я увидела и почти разглядела караул из серебряных ив, две спутанные ветвями березы и – очертания холмов по левую руку. Появились звуки – отчетливый голос речного потока вдалеке, дробный стук дятла, похожий на стрекот пулемета. В отдалении – пока еще очень и очень не близко заржал конь.
Возможно, это был всего лишь крестьянский Сивка, но Хукку поморщился. Зато Призрак совершенно по-собачьи завертел хвостом, так, что даже разогнал белесую мару – я разглядела не только свои руки, но и ноги.
– Соскучился? – Он переступил передними лапами. – Ну, в принципе, разведка нам не помешает. Давай так, одна но... э... лапа там, все остальные – тут. Но только, сам понимаешь – никакого ностальгирования. Глянешь, убедишься, что без тебя никто не пропал – и назад.
Пес мигнул карими глазами и в одно мгновение исчез в ивняке. Даже ветви не шелохнулись. И впрямь – призрак.
Павел Егорович аккуратно сгрузил "Тело", привалив его к широкому стволу старой, корявой березы и оглядел его с сомнением.
– Никак не пойму, что за важный человек, – вслух поделился он, – по порткам – так голытьба.
– Голытьба и есть, – безапелляционно выдала Лиза, – стал бы важный человек в драных сапогах ходить.
Хукку улыбнулся, глядя, как я так же озадаченно разглядываю парня. Никого он мне не напоминал.
– Не догадалась? Ну, значит, будет сюрприз. Потом поймешь, пока просто поверь – его надо было вытащить.
– Верю, – вздохнула я, – но оставаться и ждать воссоединения семьи не будем? Тревожно мне.
– Ни к чему, – согласился шаман, – отряд Петра Призрак сюда приведет. Парень уже в порядке, дождется. А нам стоит поторопиться.
– Оно? – Я мотнула головой в сторону Мызниковой усадьбы, странный гул никуда не делся, и, кажется, стал даже ближе, разбудив утихшую, было, тревогу.
– "Оно", – со вкусом повторил шаман, – не переживай. Оно идет не за парнем. И не за ЧОНовцами.
Утешение, на мой взгляд, было сомнительным.
Мы перебрались через дорогу, шаман раздвинул плотный кустарник, пропустил нас и "закрыл" проход, бросив простейший отвод – теперь, если и есть в отряде следопыты, то ничего они тут не заметят.
– Вы уверены, что дух не приведет их прямо к нам? – Нервно спросила Лиза, прыгая по кочкам.
– Не успеет, – отозвался Хукку.
Без проводника дорога сразу сделалась запутаннее и длиннее. Павел Егорович на этот раз шел впереди, но остатки тумана путали и его, несколько раз он останавливался и крутил головой, пытаясь определить направление.
Речка журчала близко, но дойти до нее почему-то никак не выходило.
Наконец мы в нее почти свалились – с обрывистого берега, проломившись сквозь плотный орешник.
В лесу уже стемнело, за нами уже занимала позиции полноценная густая ночь. Но на берегу неглубокого ручья стояли пока еще светлые сумерки. Вода блестела в свете заходящего солнца.
– Пришли, – объявил Хукку.
– Как так? – Павел Егорович смутился, – Куда ж мы пришли-то, господин нойда? А говорили – лошадки будут... А им тут и не пройти.
– Эти пройдут, – улыбнулся шаман. – Просьбу мою не забыли? Доставайте.
Недоверчиво качая головой, тот, однако, полез в котомку и вытащил оттуда две... лошадиные уздечки. Одни уздечки, больше никакой лошадиной амуниции не было, даже поводьев.
– И не понадобиться. Они и это-то с трудом терпят, – непонятно пояснил Хукку. – Как появятся, сразу набрасывайте уздечку на того, который к вам ближе будет. Я второго поймаю. Главное, не садись верхом, пока уздечку не застегнешь, а то абзац!
– Что?
– Утопит! Они мастера этого дела. Топить...
Колдовские бубенцы вновь выстукивали ритм, от которого заходилось сердце. Лиза рядом порывисто дышала и во все глаза смотрела на серебристую воду, которая вдруг выгнулась горбом, как спина у кота.
Из ручья показались две морды, черные, словно камины ими чистили... Морды принюхивались очень заинтересованно. Мокрые гривы больше всего напоминали спутанные клубки водорослей. Глаза поблескивали холодным огнем и были совершенно, ни одного разу не лошадиными. У лошадей просто не бывает такого взгляда.
– Келпи, – ахнула Лиза и подалась назад, но из кустов орешника раздалось тихое, предупредительное: "Аф".
