Текст книги "Ушастый призрак (СИ)"

Автор книги: Татьяна Матуш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Черандак стоял на берегу, вывалив язык и таращился на "родичей" с плохо скрытым опасением. Похоже, дурной нрав лошадок был ему хорошо знаком.

– Эй, а точно у них передние копыта развернуты наоборот, а вместо задних – рыбий хвост? – шепотом спросила Лиза, почему-то у меня. Словно я тут была специалистом по водной нечисти.

– Сама их впервые вижу. Вылезут – посмотрим.

Лошади медленно и осторожно выходили на берег. Нас боялись или берег был неудобный? К некоторому разочарованию Лизы и моему облегчению, это оказались обычные лошади. Четыре ноги, грива, хвост... Если б не глаза, я бы и не заподозрила подвоха.

Один, крупный жеребец, подошел к Хукку и добродушно боднул его храпом в плечо. А потом развернулся боком, приглашая покататься.

Шаман рассмеялся, ласково потрепал его по шее.

– Красивая тварь. Но подлая.

Келпи не спорили, похоже, они не понимали языка, лишь ловили интонацию – добродушную и воркующую, да считывали эмоции шамана: восхищение, приязнь, ласку – и никакого страха.

Их все устраивало.

Второй из пары... или вторая? Поменьше и поизящнее подошла к Павлу Егоровичу, выгнув длинную изящную шею.

– Пора, – сказал Хукку.

Он произнес это тем же воркующим голосом, не отрывая руки от гривы... Я даже не поняла сначала. Хорошо, напарник шамана по этой авантюре оказался сообразительнее.

Две уздечки взметнулись одновременно и захлестнулись на черных мордах!

О, какой обиженный вопль! Не лошадиный – кошачий. Павел Егорович повис на своей лошадке всем немалым весом, а она била копытами в опасной близости от его головы и ее крики разносились по воде далеко.

Конь, который достался Хукку, вел себя спокойнее и, приглядевшись, я увидела на шкуре светящуюся руну. Шаман шагнул ко второму келпи и одним движением пальца усмирил истерику водной нечисти, пойманной хитрыми людьми.

– Поедете прямо по воде. Так ближе всего – и патрулей нет, – заговорил он. – Следите за подковами. Как отскакивать начнут – считайте. Две отскочили – ничего. Как только третью сбросит – правьте к берегу и снимайте уздечки. Иначе – утопят.

– Благодарствую, господин нойда, – Павел Егорович подвел лошадь к Лизе и помог ей взгромоздиться на спину созданию. Девушка боялась, но верхом ездила, похоже, неплохо. В том числе и без седла. Она вцепилась в гриву, с оторопью понимая, что коняшка... пошла по воде. Прямо по блестящей лунной чешуей поверхности, как по дороге.

– Век Господа молить буду.

– Моли, – рассеянно разрешил Хукку, – это не вредно.

Келпи подорвались, словно за ними гнался сам нечистый и через мгновение уже исчезли за поворотом.

– Дело сделано, – выдохнул шаман.

И тут за нами что-то треснуло, так громко и жутко, что мы с черандаком, в обнимку, с визгом скатились в воду. Кто из нас визжал, еще пойми!

– Назад, – страшно крикнул Хукку, разворачиваясь, – За меня!

ГЛАВА 41

– На середину ручья, – Хукку сдернул с плеч ветровку и повязал ее на пояс. А сам неторопливо, аккуратно закатал рукава рубашки, выше локтей. В стремительно наступающих сумерках видно было не очень, но плотную темную вязь диковинных тату я разглядела.

У Хукку ими были покрыты оба предплечья и вязь уходила выше... Понимаю, почему ни разу не видела приятеля в одежде без рукавов. Такое – не очень и покажешь. Все ж не тривиальные черепа, оплетенные розами, а руны. И не скандинавские, по которым уже каждая домохозяйка на измену мужа ворожить насобачилась...

Я этих рун не знала.

Что-то очень специфическое, шаманское. Что даже своим-своим не открывают. Есть тайны, за которые и жизнь в оплату не берут, слишком мелкая монета. Другие в ходу.

Черт, с кем же я так беспечно подружилась, кому отдала огромную часть сердца? Казалось – парень и парень, такой же чокнутый, как я... Шаман в восьмом поколении. Даже такой неотесанной ведьме, как я, было понятно – это очень серьезно.

И слушаться его нужно, как родного папу. Еще быстрее.

Дух это понял раньше меня, а, может, всегда знал. Потому что оказался за спиной шамана, словно не плыл по-собачьи, а летел над водой.

– Поторопись, – бросил Хукку, не отводя тяжелого, внимательного взгляда от берега и, одновременно, разминая руки. – Оно еще далеко, но двигается очень быстро.

– Оно? – нервно переспросила я.

– Ну, не зря же говорят: "Не буди лихо, пока оно тихо..." – поймав мой паникующий взгляд Хукку тронул меня за руку. – Не бойся. Я сильнее.

– А в воду-то зачем? – выпалила я. Вода была и близко не июльская и зубы у меня уже потихоньку начинали постукивать. – Маэва говорила, что пресная вода не защита.

– Больше слушай Маэву.

В этот момент темная стена орешника дрогнула, прогнулась и прямо на нас вылетел здоровенный черный волк – с лошадь размером.

Ну, может, чуть поменьше – у страха глаза велики. Но оскаленная пасть показалась мне размером с промышленную хлеборезку, а из белых провалов глаз смотрела даже не смерть – небытие.

По сравнению с этой инфернальной тварью даже келпи, любители топить желающих покататься, показались милыми домашними любимцами. Я попятилась и чуть не споткнулась о камень, на который вскарабкался черандак.

Хукку быстро наклонился, подхватил... прядь ручья – ничем иным это быть не могло, да и не было – взмахнул водной плетью, напитывая ее светом восходящей луны. И с оттяжкой влепил зверь поперек хребта.

Тот прямо в прыжке сковырнулся, ткнулся мордой в лапы и распластался в воде, не в силах подняться.

Даже жалко его стало... на одно мгновение, пока мой взгляд не встретился с белыми глазами издыхающей твари – в них не было боли, не было печали, не было сожалений. В них была пустота и голод.

– Туда тебе и дорога, – сердечно сказала я и поискала глазами камни покрупнее.

Гул становился громче и отчетливее, разбиваясь на голоса. Сейчас я слышала и вой, и рык, и хохот. На берег выскочили сразу две зверушки, такие же милые и сразу метнулись знакомиться. Плеть шамана звонко щелкнула по воде и еще два тела снесло равнодушным течением.

Ну, ок, так жить можно. Но... сдается мне, это была разведка. А вот сейчас основные силы подтянутся и хлебнем мы горячего до слез.

Мысль была правильная, но я ее даже додумать толком не успела. Началось! Ткань реальности с сухим треском лопнула прямо перед нами, и оттуда посыплись... посыпалось... Да черт знает, что оно такое было, у меня не возникло ни малейшего желания классифицировать эту жуть.

Сомневаюсь, что у нее вообще были классы, сомневаюсь, что это были отдельные особи – скорее, просто тьма изначальная лезла вперед, пытаясь нас пожрать, а уже нас мозг, спасаясь от безумия, дорисовывал ей привычное: рога, копыта, клыки.

Серебряная водная плеть плясала, как и не снилось лентам Арины Авериной, мышцы шамана перекатывались под рубашкой тугими змеями, татухи тлели холодным белым огнем, и, похоже, причиняли боль... но и помогали удерживать это странное оружие.

Я нащупала на дне камень, дыхнула на него, делясь ведьминой силой и прицельно засветила одной из "симпатяг" между рогов. Потом сообразила – можно не целиться, все равно все эти рога – только моя интерпретация.

Зверю не понравилось! Ну и отлично – я наклонилась, цепляя целую горсть... И тут случилась попытка обойти нас с флангов. Успешная. Прямо передо мной из воды высунулось щупальце и зашарило с вполне определенными намерениями.

Я завизжала так оглушительно, что лес пригнулся.

Призрак бросился наперерез местному аналогу Дэви Джонса и вцепился в него зубами. Щупальце свело судорогой, оно дернулось, пытаясь стряхнуть пса и изо всех сил приложило его о камень.

Я не успела... Просто не успела! Слишком была напугана.

Черандак обмяк тряпкой, челюсти разжались. Секунда, и мокрую неподвижную тушу отбросило куда-то в темноту, кажется – в воду, брызгами меня обдало изрядно.

Черт! Ну как так-то?!

Но нянчить чувство вины не было времени. Хукку работал уже двумя водными кнутами, с обеих рук – не такими длинными, но меткими. Я швырялась камнями – толку от этого было чуть, но хоть не мерзла, и то хлеб.

Твари обошли нас по воде – Маэва все же оказалась права, ручей ничуть не был им преградой и теперь медленно, но верно, замыкали в кольцо.

– Держись ближе ко мне!

Это конец?..

– Давай руку!

Плохо понимая, что, вообще, происходит, просто по привычке подчиняться Хукку, я так и сделала... И меня потащило куда-то вверх.

Через мгновение я сообразила – не "потащило", а потащил. Хукку тянул меня по каменной лестнице с широкими ступенями, одновременно отбиваясь от тварей. Плеть снова была одна, а татуировки горели так, что освещали порядочный кусок мира вокруг, как галогенные лампы.

... Мы стояли на лестнице. Самой настоящей, из серого камня, довольно крутой и опасной – без перил – и она вела к высоченным дверям. Нормально, да? Если не считать такой мелочи, что все это великолепие висело в воздухе. И опиралось на воздух. Да и было, скорее всего, воздухом.

А хорошая новость заключалась в том, что тварям на лестницу, похоже, хода не было.

– Это что? – пробормотала я прыгающими губами. Меня колотил отходняк.

– Фата Моргана, – ответил Хукку. Так спокойно и просто, словно сказал самую обычную вещь.

– Мираж?

– Можно и так, он не обидится. Идем, нас пригласили.

Я неуверенно сделала несколько шагов по ступеням. Мы, реально, поднимались вверх, под ногами был самый настоящий камень, его обливала светом луна. Внизу бесилась тьма, а вверху маячили двери. Просто двери без дома – и это было куда круче, чем улыбка без кота.

Хукку взглянул на мои ноги, тихо помянул кого-то из покровителей и, не говоря ни слова, подхватил меня на руки.

– Ты чего? – Удивилась я, – Зачем? Я могу идти...

Проследив за его взглядом я заметила, что с ног моих капает темная, густая жидкость, которая остро и неприятно пахнет железом.

Кровь? Но я не чувствовала боли.

– Иллюзия ранит. Но пока ты внутри, ты... не ощущаешь ущерба, – пояснил Хукку, поднимаясь со мной наверх.

– А ты? Тебе она не вредит? – Я посмотрела вниз. Ноги Хукку оставляли на ступенях темные следы, которые расплывались уродливыми пятнами.

– Я шаман. Мне даже вред на пользу. Не бойся...

Что-то похожее сегодня я уже слышала. В итоге вышло как-то не очень.

Захотелось реветь долго, взахлеб, как обиженные маленькие дети.

– Ты чего? Все нормально, мы живы.

– Мы – да. А Призрак...

– Да что ему будет? Убить водяного духа у воды – это задача для сущностей рангом сильно повыше чем эта гопота. Такая тварь если вылезет, то мы этого точно не пропустим.

– Почему?

– Знамения будут. Ну, там, воды станут кровавыми, траву пожрет саранча... и далее по тексту, – сообщил Хукку с серьезным, как у пастора лицом и весельем, срытым глубоко в уголках глаз.

– Правда?

– Мне нельзя врать, – напомнил он. – Сколько об этом говорить-то? Может быть, на ладошке тебе написать, а? Отлежится в глубине, восстановится и нарисуется – суток не пройдет.

За разговором мы не заметили, как дошли до дверей. Они поднимались на высоту, минимум, два человеческих роста – и не самых маленьких и были сделаны из светлой древесины, украшенной искусной резьбой. В основном – с растительными мотивами. Но среди сплетенных ветвей проскальзывали страшные когтистые птицы и симпатичные змеи.

– Нам точно туда надо?

– Можем вернуться. Нет? Я почему-то так и думал, – Хукку потянул двери так, словно с рождения ни в чем не сомневался. Они поддались легко, оттуда на нас глянула темнота, но не хищная, как внизу, а уютная, домашняя.

И мы вошли.

ГЛАВА 42

Я была готова к тому, что с порога полечу кувырком в реку, прямо в теплые объятия рогов и хвостов... но оказалась всего лишь в небольшом зале с высоким потолком, без окон, фресок и прочих украшений.

Лаконичный шестигранник, мебелированный лишь круглым столом, на котором лежало одно единственное светло-зеленое яблоко. Из ранних.

– С чего это в таких местах разбрасывают наливные яблочки? Говорят, Фата Моргана приглашает, чтобы выполнить тайные желания, – шаман смотрел на меня одновременно и лукаво, и как-то очень прямо и честно. Вот как у него это получалось?

– Уж такие они тайные... Уверена, весь полигон знал. Про меня – так точно, мне же и в голову не пришло скрывать.

– Это можно считать согласием? – Хукку подобрался, как кот перед прыжком.

– Согласием на что? – Неожиданно развеселилась я, – Предложения-то я еще не слышала. Предъявите товар лицом, господин шаман.

– Ах вот как мы играем.

Он в два шага оказался у стола, достал из-за пояса нож и одним уверенным движением, не примеряясь, развалил яблоко на две абсолютно равные половинки. Брызнул сок. Тонкий аромат Белого Налива коснулся моих ноздрей и наполнил рот слюной. С утра во рту, кроме приворотного зелья, ничего не было.

– Вот половина моей смертной плоти и бессмертной души. Прими этот дар и меня, как своего супруга по обе стороны вечности.

Он стоял рядом и протягивал яблоко на ладони. Выражение темных глаз было совершенно нечитаемым.

А я взяла. И подыграла, сунула ему вторую половину:

– Вот половина моей смертной плоти и бессмертной души. Прими этот дар и меня, как свою супругу по обе стороны вечности.

Яблоко оказалось вкусным до умопомрачения. Настолько, что я сгрызла не только сердцевину и семечки вместе со шкурками, но и твердый черенок растерла зубами на волокна и проглотила.

Целовались мы долго, упоенно, сладко – и немного зло. Словно мстили кому-то за пять лет ожидания. А кому, кроме себя?

Наконец шаман каким-то запредельным усилием отстранился. Дышал он часто и рвано.

– Подтвердим союз?

– Брачной постелью? Так ведь нельзя же...

– Сегодня можно, – ошарашил меня он. – Петля времени. Утром все будет списано, как не было. Смерть, любовь, долги. Как будто просто приснился сон. У нас ничего не будет, но зато и платить не придется. Это время я украл у богов. Украл, потому что хотел. Просто – хотел. Не спрашивай, я не знаю, что ответить... Будешь моей женой на остаток этой ночи?

Я, в отличие от шамана, прекрасно знала, что на такое ответить. И ответила:

– Буду.

Мы вышли в ночь – но это была не та ночь, которую мы оставили. Ни реки, ни леса, ни тварей. Даже луны не было.

Был луг с шелковым разнотравьем, были звезды. Было очень тепло и почти безветренно.

Шамана мало кто назвал бы красивым. Но невзрачным, незапоминающимся не назвал бы никто. Своими острыми чертами лица, острым кадыком, острыми ключицами он врезался в память, как нож... А еще были темные глаза, наполненные силой, голос – всегда негромкий и аура, которая ощутимо давила. На всех.

Только мне всегда почему-то хотелось завернуться в нее и мурлыкать. Вот, сбылось.

Почему-то я отчаянно не желала спешить. А желала растянуть каждое мгновение, крутить его в руках и любоваться. Рассматривать... как шаман сейчас рассматривал меня. Хотя – на что тут смотреть? Тощая, плоская, плечи переразвиты – это от спортивного фехтования, покрути-ка килограммовой дюралькой пять лет, что там от женственности и трепетности останется?

Икры тоже слишком мощные – высокие сапоги не застегнуть. Это – походы, в основном, горные. Грудь... ну, уж что есть, на базар не несть.

Но его, похоже, все устраивало.

– Они тебя целуют, – шепнул Хукку.

– Кто?

– Звезды... Не хочу им уступать. Я тоже умею, не хуже.

Умел, что там говорить!

Наверное, я немного сошла с ума. Или от рождения этого ума было немного. Иначе чем объяснить что острое, некрасивое лицо Хукку совершенно заслонило мне небо?

Я проснулась с полным ощущением, что стартовал Конец Света. Дикий грохот и лязг ворвался в сонный мозг, проник под закрытые веки и почти убедил, что жизнь ужасна.

Спас меня Хукку. Шаман успокаивающе погладил меня по плечу и громко спросил:

– Ты, с кастрюлей... Выбирай, проклясть или благословить?

Лязг немедленно стих. Ткань палатки дрогнула. А потом неуверенный голос спросил:

– А.. можно я сам, господин жрец?

– Что – сам? – Строго уточнил Хукку.

– У-утоплюсь...

– Это милость, которую еще заслужить надо.

Я ткнулась лицом в острое плечо шамана и давила хохот. А параллельно разглядывала татухи. Ночью как-то не до того было. "Супруг" умел не только целоваться, и спроси меня – небо на землю не падало, нечисть под звездами не плясала – я бы только плечами пожала. Может и плясала, а, может, падающее небо назад вешала – я ничего не видела.

...А узоры были крутыми. Они покрывали руки шамана полностью – от запястий до плеч и больше всего напоминали закрученные спиралью строчки неизвестного мне языка.

Я открыла, было, рот, чтобы озвучить свои мысли, но Хукку поймал мой взгляд и качнул головой. То есть я правильно догадалась – эту тайну мне знать нельзя.

– Все уже встали, – озвучил мои мысли шаман, посмотрел на мобильный телефон и выругался. – Пяти утра нет! Вот что получается, когда на шесть локаций ни одной канистры нормального самогона. Рани... незаметно тебе отсюда уже не выйти.

– А кто-то собирался прятаться? – Удивилась я. – Мне все равно.

– Да? Ну и отлично. Потому что мне – тем более. Я вообще горжусь до неба.

– Между прочим, – я фыркнула, – помнишь, как в книжке: когда король входил к королеве, у жрецов в храмах гонг начинал гудеть. Понятно, что у них там три династии прервались. Если бы за твоей личной жизнью так следили, чтоб ты делал?

– Подарил бы жрецам беруши и делал что хотел. И когда хотел.

Шаман вылез из под спальника, совершенно не стесняясь того, что подарил мне шикарную возможность разглядеть его тело во всех подробностях. Кажется, ему даже нравилось, что я не отвожу взгляда.

Хукку подмигнул мне, влез в игровые штаны, все остальное прихватил с собой и на четвереньках выполз из палатки, оставляя мне жилплощадь. А еще – мобильник, совершенно и абсолютно незапароленный и нож Маэвы.

Нож я прихватила с собой, чтобы отдать при случае. А мобильник даже трогать не стала. Мало ли, что за жизнь у моего шамана за пределами полигона. Тут он мой. А что происходит на полигоне, то здесь и остается.

В лагере уже пахло гречкой с тушенкой. У костра я заметила маму. Похоже, была ее очередь. Или она сама вызвалась.

– Привет, – сказала я, присаживаясь на бревне, – как ты?

Она сдержанно улыбнулась и ничего не ответила, да и не требовался мне ее ответ. Ни мне, ни Маэве. Бог знает своих, это верно. Только мы их тоже знаем.

– Алена в мертвятнике полночи фырчала. Кажется, она думала, что мы ее, реально, жертвопринесем. Нет, у нее профдеформация, это понятно. Но непонятно, чем она сейчас-то недовольна, – Мама хмыкнула, – кстати, как это вышло? Я же видела, что нож вошел в тело...

Я вынула спорный девайс, положила ладонь на бревно и с силой вогнала в нее лезвие. Мама вскрикнула и схватилась за сердце.

Я молча разъединила нож и руку. Совершенно невредимую. А потом нажала невидимый выступ на рукояти и лезвие, которое от удара убралось внутрь, снова выскочило наружу.

– Это специальный девайс для трюков. Мы никого не убиваем, не жжем, не грабим, не проклинаем. И не благословляем. Мы просто играем. Это весело...

Появилась Маэва, хмурая, как небо в ноябре.

– Песец подкрался незаметно, – объявила она. – Генрих распускает слухи, что вместо воскресшей королевы на троне зомби. Еще немного, и на нас пойдут войной. Надо их опередить. Поэтому быстро хаваем и тепехаем на войну. Пока народ не очухался.

Чай допивали уже на ходу.

Вдовствующая королева навьючила свое железо на палача. Мое подхватила пара слуг. Покойные наемники Валентайна сейчас, похоже, были простыми жителями графства, без коней и доспехов. Но принести мне присягу не отказались, и то хлеб.

Стараясь вести себя тихо, мы выбрались на Большой королевский тракт и направились в сторону Йорка.

Полигон спал. Низину затянул туман, ничуть не похожий на порождение колдовства – обычное атмосферное явление, как оно есть. Уэльс миновали на цыпочках. Ребята то ли спали без задних ног, позабыв выставить часовых, то ли тоже где-то шлялись, готовили нам феерическую пакость.

Пока мы дрыхли (или спасали мир) на перекрестке двух дорог появилась свежая могилка, украшенная крестом.

"Здесь покоится аббатиса Ровена, – вполголоса прочла Маэва.

Она горела ярко,

Здоровья не жалея.

В ней было сердце Данко

И печень Прометея..." А ничего так, эпитафия!

– Хочешь такую же, ведьма?

Мы обернулись.

Дорогу перегораживала дружина Уэльса с натянутыми луками.

– Если только ты, сэр Бедивер сочинишь, – оскалилась чернокосая.

– Легко, – плечистый парень в полном тяжелом доспехе приосанился и с выражением процитировал: "Здесь закончился великий поход великой стервы..."

– Неплохо, – кивнула Маэва. – Не Шекспир, но сойдет.

Плавным движением она перекинула волосы на плечо, сделала два мягких, стелящихся шага к лучнику, держа руки на весу и всячески демонстрируя, что в них нет оружия. И резко дернула кистью.

Мы сжатыми колосьями повалились на дорогу. Над головой свистнула стрела.

– Аааа-пчхи! – сказал сэр Бедивер. – пчхи! пчхи!

– Яд фейри. Выносится даже тролль в тяжелом доспехе, – с удовольствием объявил палач. – Можно мне тоже в конкурсе эпитафий поучаствовать?

Он выступил вперед, коротко поклонился и пафосно изрек: "Его смерть повеселила вдовствующую королеву!"

– Ну все, вам конец, – союзники Генриха потащили мечи из ножен.

– От этой штуки есть противоядие, – нежно пропела Маэва. – Если в течение четверти часа умоете его водой из святого источника, благородный рыцарь будет жить. И даже сможет принести моей племяннице присягу...

– Скорее, я сочиню еще одну эпитафию... аа-аа-пчхи!

Уэльс развернулся и, гремя железом, почесал через лес к аббатству.

Мы переглянулись.

– Похоже, на тракте нас ждут. Какие будут предложения?

– Через рыбаков, – подал голос один из наемников, – там, правда, трясина. Все качается... но пройти можно. Мы в доспехах ходили. Только нужно шесты вырубить и дорогу перед собой протыкать.

– Заодно по пути Нортумбрию прихватим, – озвучил Хукку то, что все подумали.