Текст книги "Ферзи (СИ)"

Автор книги: Татьяна Чернявская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 45 страниц)

– Мастер Шматкевский уже пришёл в себя? – командным тоном уточнил Важич, будто не его недавно обнаружили в столь компрометирующем виде, а он сам явился с генеральной проверкой.

Практикантка, наслышанная о грозности нового Главы и лично присутствуя при одном из разносов, прониклась ситуацией и спешно отрапортовала не только о местоположении пациента, но и подробно доложила о его состоянии вплоть до забора утренних анализов. Уже в коридоре боевик услышал, как она шёпотом поясняла менее догадливой товарке, кого именно они побеспокоили.

– Надо же, – потрясённо заметила помощница, – такой заморенный, а уже Глава.

В коридорах лечебницы было всё так же шумно и многолюдно, словно за несколько прошедших часов ситуация никак не изменилась. На смену вялым полусонным лекарям, на чьё дежурство так неудачно выпала случившаяся катастрофа, пришли более отдохнувшие и более шебутные коллеги. Отсутствие первичной паники из-за обилия тяжелораненых, они с лихвой компенсировали собственным энтузиазмом и желанием выслужиться перед грозным столичным начальством. Некоторые из них сразу узнавали ставшего если не легендарным, то определённо эпатажным Главу Замка и либо благоразумно пытались укрыться от его праведного, но ненаправленного гнева, либо в желании выслужиться стремились лично подать отчёты о курируемом пациенте, за что и были безжалостно посылаемы к Дилеону Святитовичу. Другие же, напротив, не признав в целеустремлённо идущем сквозь толпу юноше верховное начальство, пытались его утащить в ближайшую палату или сразу же усыпить на месте, как особо буйного или душевнобольного. Этих Араон Важич просто посылал, но заковыристо и со вкусом. Встретилась на его пути и парочка спешно прибывших из столицы целителей, одного взгляда на которых хватило, чтобы определить приближённых незабвенного господина Майтозина. Первый был незамедлительно погружён в оцепенение и пристроен под бок какому-то старичку, благо тот крепко спал и протестовать не стал. Второй – направлен навстречу с госпожой Важич и, насколько Арн знал собственную матушку, ближайшие два часа оказался полностью занят почтенной вдовой.

Удивительно ловко проскользнув мимо княжеского дознавателя, ругавшегося с Иглицыным уже в совершенно неприемлемых для протокола оборотах, Глава Замка Мастеров притворил за собой дверь одиночной палаты и сразу же активизировал купол тишины. В него, правду, угодил ещё один пациент, помещённый сюда ввиду катастрофического недостатка свободных мест, но тут пригодились так удачно обнаруженные в кладовке бируши.

Редольф следил за манипуляциями бывшего однокашника с лёгкой снисходительной ухмылкой, узнавая в вороватых движениях на месте сурового Главы прежнего авантюриста и балагура. Впрочем, это выражение лица вполне могло остаться с ним до конца жизни.

– Дрянно выглядишь, братец, – прохрипел раненый, чуть приподнимаясь на жидкой казённой подушке.

От этого замечания Важича чуть передёрнуло. Из отчётов лекарей он и без того уяснил, что давний товарищ в трезвом уме продержался до госпитализации исключительно на состоянии глубокого шока и боевых рефлексах, заблокировавших некоторые нервы; но видеть воочию тот кошмар, в который превратилось лицо смешливого чародея, было сложно даже опытному боевику. От левого виска и до адамова яблока отсутствовала кожа, содранная ударной волной. Сквозь студенистую субстанцию лекарственной мази, покрывающую подгорелое мясо, виднелась оголённая кость и несколько коренных зубов. Другие участки лица изобиловали мелкими порезами, будто покрытые буроватой решёткой. Кожа сквозь них казалась болезненно-желтушной. Светлые вихры, что остались не выстриженными дотошными целителями, заметно посветлели до почти беловатого. Детское прозвище, забавно прицепившееся к ладному крупнокостному парню, теперь могло прозвучать извращённым оскорблением, если не ругательством.

– Ну, как-то так, – с небольшой задержкой развёл руками Мастер, стараясь за смущением скрыть брезгливость.

– Попал ты...

– Как палец в маслобойку, – с заметным облегчением закончил одну из многочисленных присказок приятеля Арн, ощущая, как расслабляется в груди тугой комок из вины и отвращенья. – Что мне стоит знать, прежде, чем браться за отчёты?

Редольф попытался нахмуриться, но получилась очередная гримаса, и мужчина расстроено смял край подушки.

– Ситуаций много и я о многом ещё не думал, но парочку идей подброшу на размышление тебе, раз уж ты стал такой знатной шишкой, – говорил раненый чародей медленно, с заметным усилием, от чего толика неприязни в его словах не казалась особенно явной. – Во-первых, кто-то вызвал параллельно нам стражников и вызвал весьма грамотно, раз те явились при полном параде. Останки этого кого-то бы отыскать, но допрашивать там точно будет нечего. Кстати, очень умно и дальновидно. Во-вторых, купол над норой... странный он, очень, но ставился не на день-два. Под такой защитой он запросто мог стоять годами под самой столицей и никто его не нашёл бы. Разве что грибник сумасшедший...

– Или две вездесущие девчонки, – в полголоса пробормотал Важич.

Шматкевский его ремарки не заметил или сделал вид, что не заметил, боясь сбиться с мысли:

– ... В-третьих, вооружение. Кто бы ни поставлял гадам артефакты, ручаюсь, что ни одной вещицы после взрыва мы не обнаружим, да и сам взрыв... такие реагенты просто так через границу не летают. Но это и без меня понятно. Вот только, – чародей замялся, будто сам не до конца понимая то, что хотел сказать. – Будут говорить, что там тёмные силы рванули – ты не верь. Там не только они были, там люди были. Это страшно. Арн, это некромант. Звучит безумно, я знаю, но это был некромант. Не знаю тот ли, что отца твоего, да и была ли в его случае некромантия...

Араон старался не подавать виду, что имеет представление о происходящем и старательно слушал про себя лишь вопрошая, стоит ли благодарить Триликого, что единственным возможным некромантом оказалась въедливая мелочная девица, боящаяся собственной тени, или готовиться к более крупным разрушениям. Хотя, если бы самопроизвольно образовавшийся некромант избавил бы княжество от своего присутствия до того, как всполошатся западные маги, к примеру, при странном взрыве, Важич, пожалуй, даже удивился бы. Не расстроился, но был бы поражён, как поражаются гибели дворового угробьца, что проходил голым всю зиму, трижды падал с колокольни, но сдох от порченного кефира.

– Там был не только некромант, – неожиданно заметил Редольф, которого очень утомила даже такая непродолжительная беседа. – Некромант, конечно, наследил, но чернокнижник... Ищи чернокнижника. И не кривись... там что-то крупное и очень нехорошее. Чернокнижников больше, чем некромантов, но и найти их легче...

Успокоительные и обезболивающие настои сделали своё дело, и искалеченный мужчина погрузился в тяжёлое забытьё. Сон слегка разгладил его черты, поумерив шокирующее уродство. Лицо показалось праздничной маской, слишком правдоподобной и жестокой, но какой-то пугающе безобидной.

Сдержав совершенно детский и недостойный матёрого чародея порыв выбежать из ставшей разом неуютной и давящей палаты, Араон Артэмьевич спокойно вернул себе оказавшиеся такими незаменимыми бируши, снял заклятье и чинно вышел в коридор, чтобы шокировать своим появлением насмерть сцепившихся мужчин. Если Дилеон Святитович слегка привычный к манере исчезать из виду и появляться в неожиданных местах своего нового и не совсем угодного начальства, с достоинством поправил надорванный ворот и резво для своего возраста поднялся на ноги, то присланный по делу дознаватель так и остался на полу, удивлённо взирая на пропавшего чародея. Поприветствовав обоих полным величия кивком, Глава Замка Мастеров попросил Иглицына через полчаса зайти с собранными отчётами в выделенную им палату, особенно настаивая на результатах допросов некогда уважаемых Старших Мастеров, и чинно удалился. Молодому человеку предстояло серьёзно поразмыслить над следующим шагом в этой странной постоянно меняющейся партии.

***** ***** ***** ***** *****

– А я говорю, нужно как можно скорее сообщить Арну! – пыхтела от натуги Алеандр Валент, пытаясь подтянуться на руках.

Вспотевшие от напряжения ладони то и дело соскальзывали с кромки забора, заставляя деревянный щит раскачиваться парусом на креплениях. Печально скрипели подгнившие основания забора, борясь за последние крохи устойчивости своими потрескавшимися основаниями с облупленными полосами краски. Сидящая на земле духовник задумчиво сколупнула чешуйку и растёрла меж пальцев дешёвое покрытие. Под видом скучающего безразличия девушка старалась скрыть собственную усталость и странное чувство растерянности и смущения. Чудесное спасение, что должно было казаться подарком Триликого, настораживало её и заставляло недоверчивое сердце тревожно сжиматься. Если попадание в стан врага ещё могло найти какие-то разумные объяснения, то бегство, в особенности их способ, не поддавалось толкованию. Даже не будучи особо просвещённой в вопросах военной стратегии и мастерстве диверсионных групп, Танка понимала, что бежать через главный ход, как то проделывали они, было чрезвычайно глупо, а сбежать, как в итоге и получилось, – почти невозможно. Их хаотичный полёт под куполом, хоть и остался в памяти весьма мутным настоем из разбросанных картинок, казался склонной к анализу девице полным абсурдом. Стоило бы радоваться, что, несмотря на здравый смысл и патовость ситуации, им удалось спастись, сохранив при себе все органы, но не получалось. Дурное предчувствие, ставшее для мнительной Чаронит за последнее время почти привычным состоянием, не желало отпускать, а неизвестность пугала до дрожи нижних чакр.

– Уф, – плюхнулась рядом травница, раздосадованная отсутствием какой-либо помощи от компаньонки и соратницы. – Ты вообще меня слышишь? Я уже который раз намекаю, что у тебя в болтуне заряда больше и нужно связаться с Арном.

– Зачем? – с трудом оторвалась от собственных размышлений Яританна, невольно хмурясь.

– Как зачем!?! – искренне возмутилась травница. – Я связывалась с ним. По моему маяку (надеюсь, болтун действительно сработал маяком) был выслан поисковой отряд. Представь, ЧТО они там обнаружат! Он же будет думать, что все погибли. Нужно немедленно дать о себе знать, да и об этом куполе рассказать и о том, что сероплащники что-то серьёзное задумали, и...

– Ты серьёзно думаешь, что после того, как они увидят там ЭТО, им действительно будет дело до наших судеб? Думаю, что о нас не вспомнят до выпускных экзаменов, а, подписывая диплом, очень удивятся.

Танка невольно усмехнулась, представив, как на торжественной церемонии округлятся глаза Главы Замка, особенно, если им придёт на ум, поделиться историей спасения его младшего сына. В том, что Арн воздержится от рассказов о своём бесславном блуждании по лесу и сражении с дикими кабанами, она не сомневалась ни на минуту. Он не был похож на человека совсем уж неблагодарного и надменного, но "Золотое поселение" ещё ни в ком не открывало лучших сторон, и полученное там воспитание никак не могло смягчить природного тщеславия. Их имена, прозвучав, возможно, единожды, лишь оттенили бы глубину личного героизма молодого чародея. Алеандр её взглядов не разделяла и всерьёз намеревалась, если не потеснить с геройского пьедестала своего недавнего пациента, то определённо позагорать в лучах его славы и знатности. Что и говорить, её матушка, обладавшая для своего романтического образа натурой весьма прагматичной и прозорливой, уже прикидывала, куда с такими связями и рекомендациями сможет пристроить на работу любимую дочурку. В вопросе трудоустройства желание дочери преподавать и стать великим учёным её не слишком заботило.

– Ты сгущаешь краски, – Эл расстроено подёргала свалявшуюся в жгут косицу, – Первым, о чем подумает Арн, увидев ЭТО так именно о нас. Вспомни, как он смотрел на дыру на месте дома Госпожи Травницы. Не знаю, что там точно приключилось и что осталось, но косу даю на отсечение, что аминорий всё же бахнул и бахнул так, что мертвяки в своих гробах перевернулись, не перед прилётом Кометы будет сказано. Значит, воронка, как минимум на месте будет. Вот сейчас и подумай своей блондинистой головой, как нам лучше проходить, как соучастницы или свидетельницы?

– И чему же ты собираешься свидетельствовать? – недовольно сощурилась Танка. – Расскажешь, как с нежитью в одном кувшине сидела или по крышам без белья скакала? Что нам говорить? Ни ценных бумаг, ни руководителей мы не видели. Даже артефакты и зелья, используемые бандитами, перечислить не сможем. Какой с нас прок?

Алеандр Валент смерила подругу таким взглядом, будто серьёзно сомневалась в её умственных способностях и сохранности рассудка после пережитого, что было не так уж и далеко от истины.

– Ты издеваешься? – на всякий случай уточнила она, и не получив удовлетворительный ответ продолжила: – Яританна Аурэлиевна, как не стыдно в Вашем возрасте быть такой простой. Неужели ты полагаешь, что в Замке сидят дяди глупее нас с тобой, или что они сами не выудят нужную информацию из наших воспоминаний. Вот скажем, та самая осыпающаяся штукатурка, которой мы нанюхались на год вперёд, для нас лишь досадная мелочь, а они, может быть, по её составу смогут определить, кто именно строил само здание. Кстати, у тебя в карманах её, случаем, не завалялось? Мне сразу показалось, что с ней что-то не так, может, пропитали чем-нибудь от воров и мы через пару часов покроемся сыпью и язвами? Нужно проверить, как только доберусь до своей комнаты. Я не рассказывала, что сделала чудесный выявитель? Правду, он немного токсичен и разъедает металл, но как определяет потенциал яда!

Девушка в непритворном восторге даже закатила глаза и причмокнула губами, от чего духовник чуть побледнела. Всё же дегустировать вещество, разъедающее железо, было для неё слишком.

– Ты только подумай, – вернулась к первоначальной теме травница, – какую пользу могут принести наши кажущиеся такими незначительными воспоминания. Виды нечисти, оборонительные конструкции, заклятья опять-таки.

– Да-да, – даже без намёка на энтузиазм поспешила прервать её Чаронит. – А после таких разговоров ты оправишься на сеанс стирания памяти, а я прямиком на костёр. А то мало ли что... Ты паступай, как хочешь: переубеждать тебя смысла нет, да и ты только сильнее упрёшься. Но давай, сразу определимся: ты одна попала в это треклятое поместье, одна по нему бегала и одна выбиралась, я – и близко не была.

– А как же свидетели? – хитро прищурилась Эл, не желая так просто сдаваться, хоть и сама понимала, что в упрямстве они с Чаронит не многим разнятся.

– Какие свидетели? – решила уйти в несознанку духовник.

– Те, что наверняка видели, как тебя с постоялого двора в лес несли.

– Несли, да не донесли, – раздражённо отмахнулась блондинка. – Мало ли честных девушек по кустам роняют.

– Угу, а потом те сами собой возле родного города оказываются.

– О, чудо! – воскликнула с выражением восторженной дурочки Яританна и наивно захлопала глазами.

Алеандр Валент очень хотелось напомнить своей ехидничающей подруге о некоторых особенностях допросных методов, при которых эдакое "чудо" окажется принято только после выжигания мозгов, или об инквизиторских пытках для подозрительно некрасноречивых подозреваемых. Очень хотелось заметить и то, что очередную вспышку некромантии (уж в этом не приходилось сомневаться) не могли пропустить ни наши наблюдатели, ни иностранные послы. Вот только, взглянув на расслабленную подругу, чьи глаза даже во время смеха стали отдавать поистине тенеглядским холодом, и оценив безлюдность пустыря, решила придержать эти, безусловно, весомые аргументы при себе для пущей надёжности. Избыток скопившегося раздражения девушка выплеснула на несчастный забор, подхватившись и со всей силы пнув старый столб. От меткого удара пяткой древесина печально скрипнула, словно безвинно обиженная дворовая шавка, и старый столб начал заваливаться назад, увлекая за собой целый пролёт, казавшегося непреодолимым забора. Слегка опешившая от результатов собственного действия, Алеандр ещё раз пнула разваленную преграду, вероятно, по инерции.

– Уд-дивительно лакон-ничное решение п-проблемы, – чуть заикаясь, прокомментировала случившееся Чаронит: за её спиной ровное полотно двухметрового забора, выгнувшееся зигзагом, всё ещё покачивало выдранными досками.

– Угу, – поддержала её не менее испуганная Эл, – а, главное, какое своевременное.

Славный город Смиргород, гремевший пару веков назад грандиозными восстаниями и не менее грандиозным их подавлениями, неприступными стенами гостей встречал теперь только со стороны телепортационных линий. Стены эти считались весьма условными и даже хлипкими в сравнении с былыми оборонительными укреплениями, растащенными на постройку домов и мощения главной площади. Да и защищали они не столько жителей, сколько хозяйских курей да неугомонных индюшек, на которых, вопреки всем чародейским ухищрениям, отвращающие заклинания и пугающие звуки не действовали, а вот буроватая колея телепортационной линии манила похлеще амбаров. Вслед за ними со дворов срывались визгливые шавки, в порыве пастушьих инстинктов стремясь загнать разбрёдшуюся птицу, поднимали отменный гвалт, сцеплялись в драки между собой и, уж конечно, совершенно не радовали этим ни хозяев, ни руководителя телепортации. Меры безопасности с трудом удерживали пронырливых беглянок, а при сильных ветрах, характерных для этой местности, щиты и вовсе периодически отлетали на линию, грозя авариями, и уж проще было бы их и вовсе убрать, да вот только за их установку советнику губернатора выписали впечатляющую премию (новаторство на пользу города) и не менее крупные сумы уходили градоправителю на ремонт и покраску. Поэтому проект считался успешным, финансирование шло, столбы гнили...

Прямо за приснопамятным забором, прозванным в народе "губернским", располагалась пёстрая полоса частных огородов, выдаваемых горожанам вместе с комфортабельными маленькими квартирками в центре. По какой-то неведомой причине или взбрыкивания пьяного питрака проектировщик города, присланный из самого Стольграда (врал, поди, подлец), решил оставшиеся после очередного восстания руины строить на царский манер, выделив три главных улицы и протянув меж ними сетку переулков. Шли годы, город рос, росло и население, но правило трёх улиц никто преступать не решался: мало ли что. Множились корявые переулки, вгрызаясь в изначально просторные и уютные кварталы, гроздьями нелепо пристроенных домов и вырванных хаотично участков. Жались здания, порой так близко прилегая друг к другу стенами, что дома сливались сплошным участком без единого намёка на просвет. Безобразно растягивались три злосчастные улицы вдоль шумной и грязной телепортационной линии, а вдоль них, словно буфером тянулись просторы огородов и садов, вытесненных с законных участков на места так и не родившихся новых районов. Ни скромные, чаще двухкомнатные клетушки в жмущихся друг к другу домах, ни эти беспорядочные клоки земли не могли бы удовлетворить потребностей нормального семейства, но жители, в чьей крови сильна была память о репрессиях и чистках, терпели и приспосабливались.

Если в центральных районах города царил порядок напускной геометрии, то просторы огородных владений пребывали в первозданном хаосе. Наделы и участки кроились и рвались по мере появления новых домов и семей. Сквозь чужие посевы прокладывались самовольные, не зарастающие тропы, коими втихаря от владельца пользовались все соседи, чинно скорбя по осени над его скудным урожаем. Вырывались совместные пруды, больше напоминающие лужи, к которым таскались все огородники, в не зависимости от того, сбрасывались ли они на услуги водного чародея. После этого, как правило, следовал новый виток добрососедских отношений, вроде как сбрасывание отловленных жуков и паразитов на парники особых любителей дармовщины, похищение позабытого инвентаря или подкоп корней у сортовых грушек. Что и сказать, не все выдерживали подобный накал страстей. Бодро колосились сорняками заброшенные участки и щетинились борщевиком обочины бугристой гравийки. Изначально, дорога была не так уж плоха, но стоило начать повышаться налогам, как совершенно чародейским образом с неё начали пропадать гравий, песок и иногда даже глина в особо отбитых местах. Сколько бы управление Смиргорода не привозило подсыпать недостачу, ситуация не менялась. Свежайшим гравием у жителей близких к огородам домов покрывалось абсолютно всё: от дорожек к старомодным будкам туалета, до подстилок в собачьих вольерах. Многим уже не хватало фантазии на применение такого количества стройматериала, но брать продолжали, исключительно про запас.

Что бы ни планировал Стольградский градостроитель, неповторимый дух царской глубинки передать ему удалось. Во всяком случае, в том, что касалось огородов.

Ещё одним неоспоримым плюсом этого неупорядоченного буйства земледельческих порывов было то, что затеряться среди кустов, сарайчиков и лопухов мог даже табор цвыгов, а благодаря насаждениям ещё и сыто прожить. Ни для кого не было секретом, где именно доставали себе пропитание вездесущие и не убиваемые угробьцы. Если же не обращать внимания на маленькую неприятность в их лице, то не было для местной детворы лучшего места для игр и проказ, чем позабытые участки и заброшенные сараи. Вот только Алеандр Валент, трагически лишившуюся обуви, припоминание детской поры совершенно не радовало:

– Скажи мне, госпожа сиятельная, какого демона мы должны красться огородами, как две галки?

– Скорее уж как два пугала, – попыталась пошутить Яританна, но оценив огоньки нарождающегося бешенства в серых глазах и вытащенную из куста помидоров подпорку, смеяться перестала. – Если серьёзно, то ты действительно подумала, что я скомпрометирую свою мать подобным появлением перед всей улицей?

– Что здесь такого? – встрепенулась травница, от чего едва не загубила их маскировку под куст смородины перед блуждавшим вдоль бахчи сонным угробьцем.– Понимаю, что нам, молодым девушкам, шататься по городу в таком рванье действительно неудобно и даже не совсем прилично. Однако чародеям и не такое прощают. Так причём тут твоя мама? Она не девица на выданье и тем более не родовитая ратишанка, чтобы сплетни о ней могли серьёзно повредить репутации. Да и какие сплетни? Мы же не чужие мужья и вообще не мужчины...

– Ну-ну, – покивала для проформы Танка, не скрывая, впрочем, здорового скепсиса. – Ты можешь прийти к главным дверям. Получишь серебрушку положенной милостыни и пойдёшь себе дальше, если вообще тебе откроют. Знаешь ли, в доме, где обучают кружевниц, никто не станет привечать девиц сомнительного поведения, а на других мы сейчас не смахиваем.

– Снобы, – тихонько проворчала оскорблённая Валент, но послушно переползла в другое укрытие вслед за подругой.

Травница прекрасно понимала всю плачевность своего внешнего вида и даже очень отчётливо её ощущала особенно исцарапанными коленками. Только ощущение уязвлённости от такого пренебрежения никуда не делось. По праву чувствуя себя героиней дня и лелея в душе ни один повод для гордости, она с большим трудом принимала подобный расклад дел. Душа требовала в образе святейшего благочестия и великих мук вступить под сень города (при этом можно даже слегка прихрамывать, но обязательно гордо держать спину и взирать на прохожих свысока); пройти по одной из главных улиц, сохраняя таинственность таким образом, чтобы все понимали, как велик совершённый подвиг, но не догадывались, в чём именно он состоит; подойти к выбранному дому и с какой-то благонравной кротостью попросить отдыха после трудного пути. При этом окружающие, разумеется, должны непрестанно восхищаться её стойкостью и любоваться хрупкостью. Разум осознавал бредовость подобных порывов и скромненько предлагал остаться здесь, пока Танка сбегает домой за сменой одёжкой и перекусом, чтобы сразу же отправиться к ступнице. Поэтому девушка, напомнив себе при случае серьёзно обидеться на что-нибудь, просто шла вслед за духовником, мысленно проклиная тех умников, что догадались засыпать гравием дорожки между грядками.

Двор маленького, но гордого семейства Чаронит находился между крупной скобяной лавкой, растянувшейся на весь выделенный участок казённой коробкой и бывшим складом местной пекарни, ныне пустующим и позабытым. От полосы огородов его отделял кривоватый короткий проулок на семь домов и общинный колодец, которым никогда не пользовались по неизвестному никому суеверью, зато периодически топили неугодных котят. С противоположной стороны шала западная главная улица во всём своём увядающем великолепии провинциального городка не слишком обласканного щедростью вороватых чинуш. И один из маленьких домиков, и неширокая полоса проулка, и склад для муки, и нехороший колодец, пованивающий в особо жаркие дни, располагались, вообще-то, на территории, полученной бравым сотрудником шпионского корпуса Аурэлием Чаронитом ещё в ранней юности за успешно выполненное задание. Вырванные куски оставили от изначального участка нелепую запятую, окружённую поредевшим забором. Только кого из городского управления это заботило, когда понадобилось разместить офицеров, присланных из других управных земель? Семейству обедневшего ратиша ещё чрезвычайно повезло, что за лишние куски земли не приходилось платить налог в городскую казну, что в Смиргороде встречалось нередко.

Чугунная калитка, грозившая в любой момент обвалиться на ноги незадачливому вору, протяжным скрипом известила о появлении посетителей со стороны проулка не только хозяев, но и, наверное, всех жителей ближайшего квартала. Старый лохматый пёс, по молодости ещё заставший погибшего Чаронита, пребывал на почётной пенсии и потому на раздражающий шум не стал даже просыпаться, не то что выходить из будки или бросаться на защиту дома. Этому, признаться, Алеандр была только рада, памятуя по детским временам мчащегося навстречу лохматого здоровяка размером с телёнка и устрашающими клыками, что даже после команд хозяек не переставал сверлить гостей недоверчивым и очень плотоядным взглядом. Обогнув его вотчину по большой дуге, чтобы не тревожить сон почтенного старца, девушки проскользнули вдоль кустов малины и поднялись на высокое и весьма крепенькое для своих лет крылечко. С первой попытки дверь не поддалась, но на условный стук замок несколько раз щёлкнул.

В дверном проёме, опершись о косяк и небрежно поигрывая скрученным кухонным полотенцем, стояла Вестлана Чаронит и выражение её глаз, спокойно-умиротворённое, не предвещало ничего хорошего. Посторонний взгляд, бегло пройдясь по последним представительницам семейства, вряд ли смог бы уловить особую фамильную схожесть: так разнились их черты лица и фигуры. Моложавая и статная, благородная вдова была по-девичьи стройна, даже скорее худощава, от чего, порой, казалась изящней своей более фигуристой дочки. Тонкие чуть островатые черты придавали её небольшому личику сдержанное и одновременно плутоватое выражение, в то время как глаза смотрели всегда проницательно и строго. Время и стеснение отпечатались на лице первой красавицы, проложив лёгкие мазки морщин и щедро присыпав сединой золотисто-русые кудри, от чего весь образ вдовствующей женщины стал отдавать ненавязчивой величавостью столь воспеваемой в старинных романах. Поставь дочь рядом с матерью – и не сразу определишь, кто из них ближе к ратишам. Но стоило лишь присмотреться поближе, проследить подольше за этой парой, сродство становилось очевидным, от манеры укладывать волосы до мельчайших наклонов головы. Движения матери лишь казались более плавными и размеренными, но то вполне списывалось на возраст и статус.

– Здравствуйте, Вестлана Ивджэновна! – выпалила Алеандр и от растерянности, чуть не сделала книксен, совершенно не ожидая такой скорой встречи с суровой матушкой своей подруги. – А-а-а у нас ту э-э-э практика?

– На паперти? – всё тем же вежливым тоном уточнила женщина, пропуская оборванных девушек в дом и снова запирая за ними заднюю дверь. – Горячая вода ещё есть, халаты возьмёте в шкафу возле ванной, сейчас могу организовать блинчики с творогом или подождёте ужина?

– Спасибо большое, было бы неплохо перекусить прямо сейчас, а там посмотрим по обстоятельствам, – расплылась в немного нервной улыбке Яританна, будто невзначай пристраивая в нишу под лестницу набитый рюкзак.

Вестлана сделала вид, что манёвра не заметила и как бы случайно закрыла нишу стоявшим рядом расписным щитком.

Любой, кто поднимался в этом доме на второй этаж (такая честь выпадала не многим), не мог не отметить вопиющую старость лестницы и пронзительный скрип ступеней, которые просто вопили под каждым шагом. Эта вынужденная необходимость всегда раздражала дотошную в мелочах хозяйку и зачастую настолько огорчала её, что женщина по долгу не могла заснуть, то и дело хватаясь за молоток и гвозди в отчаянном порыве самолично всё исправить. Такие порывы бывали и раньше, но не давали ни малейшего результата, поскольку Гана Фёдосовна (так звали их призрака), из всех вещей в доме больше всего любила вселяться именно в лестницу, доводя ступени до нужного ей скрипения. Вероятно, именно это созвучие наиболее полно отвечало её инфернальным вкусам. Ни чьим вкусам белее это не соответствовало, но переговоры с призраком были бессмысленны. Почтенная старушка самого преклонного возраста ещё при жизни помутилась рассудком настолько, что с трудом отличала тарелку от подноса и всё время заунывным голосом читала молитвы. Смерть слегка прояснила её разум, оставив, впрочем, такие вот незначительные женские слабости. В сложившейся ситуации радовало лишь то, что призрак не выбрал своим инструментом шкаф с посудой или единственное на весь дом витражное окно.

– Яританочка наша приехала!!! Радость-то какая! – тут же выскочила из стены Гана Фёдосовна, будто чуя, кого поминают мысленно самыми распоследними словами. – То-то нам веселее будет, а то сидим тут одни...

Полупрозрачная старушка, раскинув широко истаивающие туманом руки, уже полезла обниматься, грозя замучить безобидными, но однообразными до дрожи увещеваниями, как неожиданно заметила ещё одну гостью и на диво расторопно юркнула в ближайшую щель. Боязнь посторонних была ещё одной её маленькой слабостью. То, что посторонним являются, по сути, и Вестлана с Яританной, поскольку призрак перелетел со склада, где её за наследство замуровали многочисленные внуки, Гана Фёдосовна всё время забывала и радовалась обеим как родным. При этом специализация "родственницы" её нисколько не смущала.