Текст книги "Пешки (СИ)"

Автор книги: Татьяна Чернявская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 37 страниц)

«Надо же, какое ёмкое получилось название у посёлка», – рассеянно подумала духовник, когда вдобавок к нытью её ощутимо дёрнули за ухо.

И чего ей только не имётся!?! Всё же есть. Медленно покачивается из стороны в сторону телега, словно большая люлька. Тихонько бурчит себе под нос песенку нелюбопытный и немногословный возница. Умиротворённо всхрапывают, отгоняя мошкору толстенькие кривоногие лошадки. Припекает яркое летнее солнышко, то и дело ныряя за кромку рыхлых белоснежных облаков. Рядышком умильно сопит большой и тёлый младший Важич, слегка пованивающий потом, убийственной мазью, иглицей и костром. В сумке успокаивающе пахнет обложенное крапивой мясо, а в тощеньких кошельках услаждают слух редким звоном честно добытые денюжки. Практически идилия…

– Танка! Кончай придуриваться! А то действительно заснёшь!

– Царь слушает тебя, царь не гневается на тебя, – загробным голосом процитировала отрывок из легенды «О сорока погибших воинах» Танка, сдерживая рвущийся наружу зевок.

– Нужно поговорить! – травница, сбросила с глаз растрёпанную чёлку, после всех злоключений здорово смахивающую на метёлку. – Мне всё это не нравиться! Совсем не нравится!

– Если не нравиться, зачем с собой таскаешь? – лениво потянулась духовник. – Кинула бы в том сарайчике у Иринмы и дело с концом.

Эл сурово свела бровки и очень комично набычилась:

– Перестань строить из себя клубную девочку! Я серьёзно! Люди, купившие грифона и интересовавшиеся заодно нашей милой компанией, из одной банды! Точно тебе говорю! Может, у меня и не самое острое зрение, но специфический комуфляж и модель метлы разглядела даже я! Но ведь это уже ни в какие ворота не лезет! Знаешь, у меня иногда складывается ощущение, что ты меня покусала и мне сейчас мерещится огромный государственный заговор, вплоть до смещения правящей династии…

Последние слова она произнесла уже практически неслышно, поскольку общественность княжества Словонищи, в лице Светлого князя Калины, его сыновей и бастардов, дружественного царя соседней державы и нескольких тысяч агентов тайной службы, крайне предоссудительно относились к подобным шуткам. Впадать в осторожность времён старых – добрых репрессии и террора, конечно, причин пока не было, но никто не мог поручиться, что их возница в первой же забегаловке не растреплет про двух подмастерьев, раскрывших заговор против князя. Алеандр невольно поёжилась от одной только мысли загреметь в узилище в компанию к крысам, ворам и путанам. Это только во времена смуты, по тюрьмам сидит приличная интеллигенция и, попивая горький чаёк, рассуждает о способах построения идеалогических систем. В мирное же время в заведения подобного типа приличным девушкам попадать нежелательно.

– Просто, – немного замялась девушка, наматывая на палец кончик косы, – не по себе мне как‑то. Неуютно, что ли. Вот бы узнать, что происходит.

– Думаешь, оно нам так необходимо? – Яританна саркастично ухмыльнулась и на миг её лицо стало совсем уж пугающим и мёртвым. – Знать? Что нам это знание даст реально? Какая бы игра не велась, мы в ней не более, чем пешки, а чтобы пробиться в ферзи, нужно не только своей шеей рисковать, но и точно знать в какую сторону двигаться. Оно, конечно, со стороны нам будет казаться, что мы сами решаем, как быть, кто кака – бяка и от кого бегать. А на деле? Появятся у нас от этого деньги, власть, высокие покровители, может проснуться небывалые чародейские способности и радикально увеличится резерв? Вряд ли. А вот лишить диплома могут запросто, а у меня мать одна. У тебя вон отец на казённой службе. Если его с хорошего места попросят, куда ему со всей толпой захребетников деваться?.

– Может, напротив, лучше узнать, что происходит, чтобы сильнее не вляпаться? – провокационно сощурилась травница.

– Может, – послушно согласилась духовник, собираясь отвернуться к борту телеги, говорить на эту тему не хотелось совершенно, чтобы не портить и без того паршивое настроение, упадническими мыслями.

– Тан, не вредничай! – Алеандр перевесилась через Арна, пытаясь заглянуть в глаза подруге, не обращая внимания, что нагло опирается на пациента, заставляя того подозрительно бледнеть. – Мне же интересна твоя версия!

Сообразив, что от неё так просто не отвяжутся, девушка нехотя поднялась и постаралась усестся поудобнее, чтобы хоть как‑то приглушить звук. Очень уж ей не нравилось затихшее пение возницы, не верилось, что он так просто задремал.

– Эл, – с тяжёлым вздохом начала Танка свою акцию внушения здравого смысла, – ну подумай головой: из какой семьи наш дорогой куратор. Вот именно. Вся котовасия последних дней (а для простоты подсчёта сделаем допущение, что все события взаимосвязанны, разве что за исключением кобанов и призрачного лося) может быть разыгранна по трём причинам: личным, сам нарвался; семейным, папа нарвался, и высшим, нарвались все, но мы получили первыми. И не думаю, что одна из них может считаться предпочтительнее другой конкретно для нас. В первом случае, его поймают обязательно. Во втором – из принципа, в третьем – во избежание разглашения. Я ещё думаю о варианте с убийством, но он мне не особенно нравиться. Если бы хотели тихонько убить, то пришили бы прямо на урочище. Хм, на это было очень и очень похоже с тем дядькой в чёрном, только убивают боевиков со спины, а не в лоб да ещё простым ножом. Так ещё можно выйти на подмастерьев… – Танка тяжело вздохнула: крассивый чёткий рассказ никак не получался. – Всё же телепорт с убийством не слишком вяжется. Вот и в том сарае, его могли аккуратно и бесследно зарезать до лучших времён, а вместо этого спеленали и с относительный комфортом пристроили. Вчера в лесу преследовали слишком активно, так могут трепать нервы, заставляя вымотать резерв на защите и путанье следов. Убили бы аккуратнее. Как только не дадумались лес поджечь? Значит, не хотят привлекать особого внимания. Но масштаб знатный и по количеству человек и по качеству атрибутов. Парни явно не бедные и неплохо проинструктированные, чем‑то смахивают на весьма зажравшихся лордов ночи. А теперь ответь мне на один вопрос. Что будут делать с нами группа хорошо организованных бандитов, когда им надоест бегать за Мастером и они решат его просто прихлопнуть?

– Ну вот. Почему у тебя всегда получается так безрадостно? – Эл откинулась на спину, заложив руки под голову и едва не своротив локтем спящему чародею нос. – Мне иногда кажется, что у тебя бы и в детских сказках побеждала злая чародейка, потому что у неё больший запас зелий, агентурная сеть и с десяток лишних артефактов.

Яританна только коротко улыбнулась, вспомнив, как шокировала наставника словестности, раскритиковав в пух и прах слезливую историю о девочке и брошенной собаке, заявив, что пока ребёнок не работает распоряжаться ресурсами семьи права не имеет, а значит отчим был прав утопив подобранное животное. Исключительно по – человечески ей рыжую собаку тоже было жалко, но строго расписанная до копейки стипендия к благотворительности никогда не располагала.

– Зато не втравляла бы детей в беспочвенные иллюзии, – развела она руками. – Но что‑то делать всё равно надо.

– Надо, – не без грусти согласилась травница, несмотря на специальность любившая всё делать «правильно». – Но не спрыгивать же с телеги на полдороги, чтобы разом отделаться от всех проблем.

Яританна с интересом рассмотрела лежащее между ними тело, всё ещё довольно болезного вида, но уже значительно посвежевшее, и печально вздохнула:

– Идея хорошая, но нам не подходит. Ты полудохлого не бросишь, а я и без него весьма колоритна. Нас в любом случае запомнят.

– Тогда пусть запомнят правильно!

Девушки заковорчески переглянулись: общая психология обеим неплохо давалась в ученическую бытность. В следующее мгновение округу потряс слаженный истеричный вопль: – МЫШЬ!!!

****** ****** ****** ****** ******

– Рerdi? Griffinte?

На мраморном, лишённом эмоций лице неприятного во всех отношениях представителя рода человеческого впервые проступили эмоции. Даже не проступили – мелькнули, тут же растаяв в уголках растянувшихся в мерзкой усмешке губ.

Как же она ненавидела эту ухмылку, вечно балансирующую на гране учтивости и оскорбления, одной тонкой линией делающую ничем не примечательное лицо пакостной змеиной мордой! Ей в этом человеке было решительно неприятно всё, начиная с холодных невыразительных глаз, больше напоминающих старое стекло, и заканчивая длинными изящными пальцами с аккуратными ухоженными ногтями и массивным перстнем, украшенным грубо выполненной медвежьей головой. Если перстень просто вызывал эстетическое неприятие своей необычностью и чрезмерной брутальностью на фоне сдержанного чёрного костюма, то глаза заставляли дрожать от ненависти. Никогда их не задевали эмоции, не гостил в них блеск возбуждения или огонёк ненависти, не вспыхивал восторг при взгляде на неё. Ни зависти, ни злобы, ни радости, ничего, словно их обладателю она была настолько безразлична, что он даже не утруждал себя быть равнодушным. Такого отношения к себе Иринма Бесподобная никак не могла принять.

– Ikh, – голос прозвучал глуше, чем ей хотелось бы, но под взглядом секретаря владеть собой получалось плохо.

Неожиданно плечи его дрогнули и мелко затряслись, вежливая улыбка сломалась, а в глазах появилось что‑то отдалённо напоминающее восторг. Секретарь запрокинул голову и заливисто засмеялся. Впервые на памяти Иринмы, да и всего штаба, наверное. Он даже не смеялся, а гоготал в голос, что совершенно не писалось с привычным образом пунктуального и чопорного иностранца.

– Perdis? – выдавил из себя сквозь смех секретарь. – Sub lito no serci? Griffintu kasis tie gueste…

Чародейка густо побагровела от злости, огорчения и совершенно неуместного смущения. Как же её бесил этот выскочка!

Неожиданно в шаре торс обладателя характерного кольца исчез, сменившись парой начищенных чёрных ботинок иностранного производства.

«Опять на стуле катался!» – мысленно возмутилась женщина, обиженная до глубины души таким пренебрежением к собственной персоне. Катание на кресле было ещё одной чертой, невыносимой травницей в этом бледном невозмутимом создании.

– Ho, pardonie, – тут же поднялся мужчина, отряхивая пиджак и почти незаметно утирая белоснежным платком выступившие от смеха слёзы. – Кiu burleska serco! Perdi ekzisenco pezo h trocen, bone turistrium kaj farilech qordonit pliatto.

– Sed ciu vero! – неожиданно обиделась Иринма, что её уличают во лжи. И кто? Бездарный изворотливый выскочка с режущим слух, хотя и очень интригующим альрийским акцентом. – Progrumme esti medstara traninsisti! Akizimus jam puni kaj…

– Vi kompreni, kiamaniere Cefa pacreakcio? – голос секретаря пробирал до костей не хуже ледяного ветра.

Женщина невольно поёжилась: встречаться с ним взглядом было крайне неприятно.

– Mi scii, ke ciu este besto de lue personi keprikaw. Mi certeco, ke tia bone animal ne suferi kaj rapide trovvile. Mi…

– Kio Vi voli el Мin? – как всегда сдержанно и безукоризненно вежливо поинтересовался мужчина, почтительно склонив на бок голову.

Иринма слегка растерялась от подобного поворота событий. Она настолько привыкла, что мужчины по первому зову бегут к ней на помощь, наперебой предлагая решения и выходы, что самостоятельно не смогла сформулировать просьбу. Она не была совершенно глупа, подобно девочкам – цветочкам, что от неосторожного чиха начинают трястись и проситься под тёплое мужское крыло, но и отказов в рыцарской поддержке ещё ни разу не встречала. Ей стоило изначально задуматься, что мужчина, который при знакомстве с новой главой шестого штаба вместо восторгов и влюблённости поинтересовался, не помешает ли ей пластическая операция менять при необходимости личины, вряд ли с восторгом бросится предлагать свои услуги. Госпожа Травница даже посерела лицом от досады.

– Mi voli ce Vi demandi, – начала она сквозь зубы, мечтая впиться ногтями в его самодовольную физиономию, что сейчас почти выражала участливость. – Peti… iun laparettiu el Cefa…oxtrovi au serco.

Секретарь скривился, точнее внешне он никак не отреагировал, но коронная улыбка неуловимо стала какой‑то презрительной, почти брезгливой.

– Vi kuceso, – сказал он, задумчиво подёргивая стильно выбритую треугольную бородку, голос был вполне вежливым и практически учтивым. – Tio lazarettiu este en provizo. Kij Мi povi done Vi lian ec. Cleman: kio Мi est havis dа ciu.

– Sinjoro secrettio, – своим густым, как патока голосом проворковала женщина, многозначительно улыбаясь и поигрывая жемчужной серёжкой, – Vi ja ciam povi opinii sur Мia profunda midanko kij…

– Trankvul, – тоном, дробящим даже горный массив, прервал полёт её фантазии неприятный во всех отношениях любитель чёрных одежд. – Ci trovul kij alroppul Мe tio, kiu uzi autodaffe en dimanco.

Иринма постаралась скрыть досаду за ещё одной сладкой улыбкой: с секретарём малой кровью расплатиться не получилось. Оставалось только согласно кивнуть и просительно протянуть ладонь. В ответ её одарили очередной холодной улыбкой и видом аккуратно сгорающего свитка. Спустя мгновение тонкая струйка дыма вальяжно вытянулась из шара, оседая на ладони чёрной жирной сажей, медленно скапливающейся подобием исчезнувшего заклятья. На ощупь процесс был омерзительным, но сама технология передачи уникальной. Что льстило женщине и как‑то примиряло её с неприятными ощущениями.

– Memorit, Cefa ne pardoni double neniu, – мягко и оттого ещё более пугающе напомнил секретарь, и шар медленно потух.

Изображение худого светловолосого мужчины постепенно растворялось в белёсой мути опала, словно затягиваясь в центр шара, от чего возникала иллюзия, что все цвета засасываются в эту мерзкую ухмылку. Госпожа травница зябко поёжилась от нехорошего ощущения, что только что подписала себе смертный приговор.

* * *

Первые яркие пятнышки звёзд, что своими неловкими тельцами открывали пламенеющее царство заката, уже давно уступили место более зрелым товаркам. Их радостный хоровод, сплетаясь сотнями созвездий, плотно укрывал высокий чистый купол чернильного неба. Светлая летняя ночь в этот раз по неведомой причине отказала своим правилам и сгустила краски до зыбкого подрагивающего состояния пресыщения, когда яркие блики небесных светил обостряют обрисы любой фигуры, но полностью отдают детали во власть темноты. В такие ночи кажется, что все предметы сливаются в один сплошной ком черноты, покрытый с макушки сияющей звёздной пудрой. Не ясно, кто двигается и где, лишь дрожание высеребрянных теней и обострившие ночные шорохи под какой‑то мистической, слегка пугающей тишиной. Как всё это было знакомо и близко сердцу. С одной лишь оговоркой, маленькой такой, но очень важной. Сейчас не середина зимы и не двадцатиградусный мороз, чтобы небо светилось так!

«Это всё из‑за кометы, – хмуро уверял себя чародей, упорно не желая признавать таких фактов, как плохое предчувствие или откровенное предзнаменование. – Все эти игры со светом не плод моего воображения, а вполне закономерная реакция энергетического поля пленеты на приближение другого космического тела. Что здесь необычного? Любой Мастер – Астролог способен разложить по полочкам это явление и дать с десяток чрезвычайно умных толкований к нему».

Молодой человек облегчённо выдохнул. Ноющая боль в мениске, разумеется, связанна с нежданной и совершенно нежеланной пробежкой по лесу от диких кабанов при работе заклятья регенерации. Неприятное шебуршение в груди, отдалённо напоминающее совесть, скорее всего, появилось из‑за подживающих рёбер: яд‑то заклятие уже полностью нитрализовало и, наконец, принялось за свои непосредственные обязанности. А нежелание двигаться с места, лишь последствие подмирной усталости и этой треклятой регенирации превращающей его тело в тряпичную куклу, напичканую зельями, трухой и болячками. Нет, никакие предчувствия здесь ни при чём! Руководить боевым чародеем должен исключительно холодный рассчёт и здравый смысл. Он для себя уже всё решил и определил, а прочее – бессмысленный налёт сентиментальности, развившийся на фоне жалкого состояния организма.

Взять себя в руки оказалось не так просто. Совершенно неожиданно в памяти всплывали исключительно абсурдные и приятные эпизоды недавних событий, словно нарочно задевая почти неиспользуемые струны души. Усилием воли он постарался думать о нападении на урочище, погибших подопечных, предательстве тётки и заговоре, обещающем страшнейшие последствия. Но как‑то не получалось себя заставить. В такую чудесную ночь не хотелось по десятому разу простраивать безопасный маршрут к известной ему точке встреч княжеских разведчиков, заново пересматривать список знакомых на предмет предательства, думать, как сходит с ума от беспокойства мать и злиться отец. Отец, может, и не совсем злиться: у него и без блудного сына проблем хватает, если он обнаружил заговор. О том, что отец мог находиться в неведенье, Араон предпочитал не думать. Будучи самым талантливым боевым чародеем своего поколения, он, однако, никогда не уделял должного внимания более приземлённым проблемам, нежели борьба с нечистью, и теперь с горечью осознавал, что почти ничего не знает о подковёрных играх, внешней политике и различных придворных тонкостях. Страшно становилось от одной мысли, сколько проблем и задач ежедневно сваливалось на голову его несчастному отцу, что и сам предпочитал тонкому искусству управленства незатейливые забавы борца с нечистью. И вот ему предстояло подбросить ещё одну к уже скопившейся куче.

Араон прикрыл глаза и мыссленно открыл свой дневник с пометками. Он вёл его с самого детсва, сначала на бумаге, потом в тщательно закреплённой и закрытой ментальной проекции. Медленно совершенно мальчишеские «коварные» планы смелых охот, невероятных подвигов и жестокой мести (мести подвергались, как правило те, кто не пожелал быть для юного озорника дичью или спасённой принцессой), сменялись размерянными пометками к прописным истинам чародейского дела, дневниками проводимых эксперриментов и просто приятными наблюдениями. И вот в ней появился чёрный отдел. Младший Мастер – Боя старательно зенёс в него все пометки за сегодняшний день, отметив у противника определённо внушительный бюджет и близкое расположение штаба. Дела по прежнему шли из рук вон плохо.

«Так, пора», – дал себе мысленную затрещину мужчина.

Двигаться не хотелось, и причиной тому был не только ноющий мениск и отбитое нутро.

Важич свесился вниз и с каким‑то извращённым умилением глянул на своих спутниц и практически заступниц. Вечером в знак протеста против его самоуправства маленькая рыжая бестия утащила подругу ночевать на другой стог и изьяла единственную простынь, торжественно сгрузив ему на руки оставшиеся рубашки, предлагая самостоятельно разобраться и с обработкой раны, и с перевязкой. Вряд ли она догадывалась, что огненный чародей владеет несколькими воздушными заклинаниями и управиться с порванными тряпками не составит для него особого труда. Чаронит, конечно, пыталась сопротивляться, толи из нежелания упускать его из поля зрения, толи из желания спать в более тёплой компании, чем постоянно ворочающаяся травница. Вот и теперь рыжая девица, упорно утверждающая, что она золотисто – каштановая, умудрилась на треть закопаться в ароматное, уже слегка подсохшее сено, отринув условности простыни и внешнего вида. Волосы собрались где‑то на макушке вторым стогом, значительно менее аккуратным, чем служащий им постелью. Рубашка задралась по самую шею, бесстыдно оголяя острые лопатки с несколькими бледными синяками. Босые пятки задорно торчали вверх, одна наполовину болталась в воздухе, свесившись со стогоа, другая чинно покоилась на бедре духовника. Чаронит, впрочем, не слишком возмущалась подобному панибратству. Девушка плотным коконом замоталась в свежеотобранную простынь и эдакой мумией ровно, почти бездыханно лежала посерёдке, пока её беспокойная подруга, ворочаясь, выписывала вокруг неё хороводы. Даже могильная расцветка слегка притупилась, скрадывая неприятное впечатление.

Молодой чародей не смог сдержать улыбки: во сне они казались весьма миленькими и безвредными, что ещё больше упрочивало в правильности принятого решения.

Араон Важич, не заслуживший ещё по чину гордо именоваться Артэмьевичем, поправил многочисленные сомодельные ремни, позволявшие хоть и не лучшим образом, но поддерживать дополнительные щиты и несколько обманок. Даже мысль о любой встряске была отчаянно неприятна, что уж говорить, что прыжок со стога, хоть и выполненный безукоризненно с неслышным мягким приземлением, не доставил ему огромного удоволствия. Усилием воли подавив шипение от впившейся под рёбра рукоятки серпа, молодой человек выпрямился и, держась теней, бесшумно заскользил в сторону. Там возле шаткого, неухоженного плетня, давно позабытого нерадивым хозяином, его уже несколько часов терпеливо дожидалась худоватая, но ещё не совсем старая лошадёнка доверчивого и совершенно бесхозяйственного хуторнина, что от вольной жизни, очевидно, совсем позабыл, как закрываются двери в скотном дворе да приманивается приличный дворовой. Прикормить же глупую рабочую скотину заговорённым пучком свежего клевера, делом было нехитрым.

Младший Мастер – Боя в последний раз оглянулся на два одиноких неровных стога, где остались его несколько совершенно абсурдных дней, нечестно добытые вещи и странная, ненормальная уверенность, что всё вокруг может быть не так уж и страшно. Сняв с вызывающе торчащей балки длинную цепь лисвинского плетения и обмотав ею плечи, Важич проворно, хоть и не слишком грациозно из‑за больной руки, влез в старое потёрное седло, пригнулся к мохнатой холке флегматичной клячи и активизировал вторую часть плетения подчиняющего заклятья.

* * *

Свет сорока тяжёлых старомодных шестисвечных канделябров озарял большую северную столовую, в которой испокон веков проводились званые обеды хозяевами большого и процветающего поместья. Жар, поднимающийся от ровных лепестков огня, создавал тяжёлую удушливую атмосферу, сжигая последние крохи свежего воздуха, просачивающегося в щель под дверью. Дрожащие вершинки пламени обильно пускали к потолку чёрные струйки чада. Качество свечей оставляло желать лучшего, в воздухе стоял неприятный прогорклый запах жира. Впрочем, им это было вполне простительно, ведь в нынешние прогрессивные времена чародейскими светляками не пользовались только в самых глухих деревнях, да, может, из представлений об экономии. Поэтому и хорошими свечами мало кто спешил обзаводиться в таких количествах, используя исключительно для антуража или сотворения специфических заклятий. Вот и в этот раз всем многочисленным обитателям поместья приходилось страдать под гнётом архаичных средств освещения, чтобы ослабить обычно повышенный энергетический фон, при использовании большого количества готовых заклятий. Качественное сотворение новых малознакомых чар всегда требовало высокой концентрации и максимальной стерильности, особенно если предполагалось охватить большие территории. Но результат, всё‑таки оправдывал в некоторой степени такие неудобства.

Иринма Бесподобная, что настолько ненавидела доставшуюся от отца неблагозвучную фамилию, что не использовала её даже в мыслях, раздражённо отбросила вилку. Жар от свечей исходил такой, что в купе с держащимися последнее время крайне тёплыми деньками вызывал жутчайшие приступы слабости. Женщина даже могла почувствовать, как с шеи по спине до самой развилки ягодиц стекают липкие противные капельки пота. Если спереди, её слегка спасало глубокое декольте, то спина под пологом успевших потерять лоск волос качественно взмокла. Уже одно ощущение липкой ткани выводило её из себя. Хуже, пожалуй, был только тяжёлый, едкий запах тушеных в томатном соусе овощей и говяжьего жаркого, смешивающегося с ароматом духов и специфическим амбре от постоявшего в тепле сливочного десерта. Прекрасный, как всегда, ужин, приготовленный замечательным поваром из столицы, оказался бездарно испорчен подступающей тошнотой.

Звон упавшей на изящную авторскую тарелку вилки послужил условным сигналом. Двенадцать приближённых чародеев, посвящённых во внеплановые затруднения штаба номер шесть, дружно подняли голову и посмотрели на свою начальницу. Женщина почувствовала поднимающееся удовлетворение от ощущения, что она одна смогла решить обрушившиеся на них проблемы. Имя Главного, конечно, пришлось упомянуть для весомости и наглядности, но подъём авторитета ощущался ею очень живенько. Это вполне примеряло её с мокрой блузой. Иринма грациозно поднялась и победоносно улыбнулась:

– Господа, полагаю, настало самое подходящее время для того, чтобы найти нашего пропавшего убийцу. Главный проникся всей тяжестью наших проблем и лично передал мне одно из лучших своих поисковых заклятий.

Женщина двинулась из мерзкой душной столовой по тёмному коридору в небольшой, переделанный из комнаты для игр зал. Раньше небольшая светлая комнатка была полна игрушек и книжек, стены укрывали забавные рисунки драконят, а с потолка свисали самодвижущиеся механические конструкции. Теперь игрушки свезли на помойку, стены покрыли модной в этом сезоне коралловой эмалью с гранитной крошкой, а конструкции разобрали на дрова, лишь одну в виде гигантской бабочки умудрился уволочь уборщик в подарок племяннице. В этом зале также царил полумрак. Три тонкие свечи, одна из которых была декоративной и потому распространяла зеленоватые искры и аромат лаванды, не слишком разбавляли ночную темноту. Их свет лишь слегка задевал стены и вырывал у темноты контуры большой, хоть и не самой искусной карты земель бывшего славного княжества Словинца, ныне растянутых в Полянию, Царство и Ускраину и щедро разделённых тем самым Царством на два враждующих за историческое наследие княжества Лисвению и Словонищи. Карта пестрела энергетическими потоками и личными маячками агентов, создавая дополнительную подсветку, напоминающую звёздное небо. Слегка проступающие из‑под эмали дракончики косились на это чудо неодобрительно и почти рассерженно. Иринме же карта нравилась, особенно список самых богатых поместий и роскошных усадьб.

– Будьте особенно внимательны. Это заклятье сложное и многоуровневое, поэтому требует особой концентрации. После вливания силы точка присутствия нашего питомца, точнее, его тела, если малыш ранен или спит, обозначится голубым огоньком. Длительность эффекта неизвестна, поэтому проявите особую сосредоточение.

Дюжина (не то чтобы такое количество было необходимо, но звучало внушительнее десятка) мужчин разного возраста и комплекции практически полностью заполонила комнату. Предусмотрительные, наученные горьким опытом общения с ценным, хоть и бестолковым кадром, в лице младшей сестры Главы Замка Мастеров, заговорщики близко подходить к Госпоже Травнице не решались, предпочитая жаться у стены. Немногие из них знали о запасном плене на случай провала с младшеньким Важичем, и терпели её выходки вполне осознанно, некоторые уже были в курсе убийства Раники и предпочитали благоразумно держаться подальше, остальные же (целых два!) действовали исключительно инстинктивно, поскольку поднятые из лазарета ещё плохо соображали.

Иринма Бесподобная самодовольно хмыкнула, глядя на своих притихших помощников, нелепо выстроившихся в ряд возле стенки, развернула слегка запачканный в саже свиток и, прищурившись, начала зачитывать.

На самом деле заклинания, которые за умеренную плату из‑под полы доставал прайдоха – секретарь, всегда отличались от официальной писанины Главного простотой и доступностью. Видимо, бесстрастный иностранец с глазами мёртвой рыбы каким‑то образом умудрялся списывать их с черновиков, где гениальный маг соседнего княжества, возглавивший благородное восстание против с царских ставленников, для себя значительно упрощал целый ряд действий. К сожалению, из‑за этих упрощений запомнить или повторить заклинание без шпаргалки становилось делом совсем безнадёжным, а листок всегда растворялся после прочтения. Секретаря тоже можно было понять, терять хорошее место, попавшись на такой мелочи, не хотелось, но как же во всех семи штабах ругались на эту зачарованную исчезающую бумагу. Чтобы с ней управиться, нужно было неплохо попрактиковаться, потому что вторых шансов для небрежных, торопливых и заик коварная бумажка не давала.

Госпожа Травница набрала в грудь побольше воздуха и скороговоркой принялась читать несколько строк зубодробильных формул, весьма небрежно набросанных на бумаге. К слову, дурной подчерк был одной из преград в получении подобных шпаргалок. Складывалось ощущение, что секретарь делал копии на коленке, свисая вниз головой с карниза и жонглируя второй рукой хрустальными бокалами. Но не отличавшаяся аккуратностью в письме женщина разбирала любые корявины на раз, ещё и поэтому признаваясь главной в их шестом штабе.

Последние рычащие, словно рвущие глотку слова заклятья, отзвучали, сопровождаемые тихим потрескиванием исчезающей бумаги. В заве повисла гнетущая тишина. Затаив дыхание, заговорщики подались вперёд, жадно вглядываясь в совершенно статичную карту. Даже свечи потушили для наглядности. От напряжения начало резать глаза.

Неожиданно из дальнего угла раздался приглушённый вздох, полный удивления и ужаса. За спинами собравшихся что‑то начало подозрительно поблёскивать. Вслед за ним, как по команде, начали появляться искры, медленно разрастающиеся и пульсирующие в такт биению сердца. Один за другим, подобно брюшкам гигантских светляков вспыхивали животы почтенных чародеев, переливаясь всеми оттенками голубого. Иринма округлившимися от ужаса глазами смотрела на побелевшие и не менее шокированные лица сообщников, отчётливо видные при новом, экстремальном освещении. Женщина инстинктивно обхватила себя руками и медленно перевела взгляд вниз, где меж пальцев пробивались яркие лучики света.

– Мы его сожрали? – раздался от двери хрипловатый старческий голос наиболее морально устойчивого; в голосе было столько обиды, будто их укармливали насильно.

Зал затрясся от истеричного вопля Госпожи Травницы.

Эта ночь в штабе номер шесть была на удивление яркой.

* * *

– Б – балясина! – зашипело что‑то сверху за миг до того, как на его голову опустилась чья‑то холодная ступня.

Адрий замер, из последних сил сохраняя самообладание. Не заорать сейчас стоило ему целого небольшого городка нервных клеток и трёх – четырёх дополнительных седых волос. Усугубляло ситуацию знакомое и какое‑то совершенно замогильное свечение сверху, да и вес трупячьей ножки оказался совсем не эфемерным. Мужчина вздрогнул и попытался не лишиться сознания, как мантру повторяя, что никакая смерть с топором за ним не таскается и это совершенно чужой труп.