Текст книги "Знаки внимания (СИ)"
Автор книги: Тамара Шатохина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)
Глава 46
Был вечер, и мама давно спала, сняв маску и отвернувшись к стене. Наверное, перенервничала, и дорога вымучила, да и сама эта маска… я видела синяки от нее на переносице. Поэтому маску натянула я, в конце концов – это я недавно болела и могу представлять опасность. Хотя кашель вдруг волшебным образом прекратился, или ему уже пора было – от начала болезни прошла неделя.
Этот гостиничный номер был крайним справа и мимо нашей двери никто не ходил, не тревожил, но мне не спалось – рано еще было и слишком много вопросов накопилось к родителям. Но вначале – к папе, а поговорить с ним не получалось, да и с мамой тоже. Вначале я помогала ей устроиться и рассказывала о Будве, охотничьей базе, местной еде, особенностях поведения местных жителей – много и только о хорошем. О том, что могло поднять ей настроение и настроить хотя бы на приятный отдых.
Рядом почти постоянно находился папа – слушал мои рассказы, поддакивал, согласно кивал и смотрел… смотрел на маму, сосредоточено отслеживая ее реакцию. Всматриваясь в выражение ее лица с каким-то напряженным… оживленным ожиданием. Господи! Как щенок, ждущий одобрения и похвалы хозяйки. А увидев улыбку на ее лице или простую заинтересованность, тоже начинал улыбаться и смотрел на меня почти с мольбой – ну поднажми, ну хоть чуточку еще! Хотелось наорать на них, убежать и расплакаться, поубивать их обоих хотелось! Как же бездарно, как глупо…!
Я продержалась весь этот день до вечера почти без потерь. Георгий тоже был здесь, но отсутствовал перед этим часа три и где он был? Предыдущие события, безусловно, повлияли на мои предположения относительно его отсутствия. Но он объяснил все. Оказывается, он заказывал в местной типографии карту Будвы и пригородов, включая схемы горных маршрутов. Эта карта, размером три на три метра, будет висеть в холле гостиницы напротив рессепшена. Размеры стены как раз позволяли. Дальше он объяснил:
– Это нормальная практика во многих курортных городах мира – подробная карта города с обозначением интересных туристам объектов. Например, торговых точек – подобием смайликов с изображением товара. Особыми значками – харчевни, с указанием количества посадочных мест и в сноске – коронных блюд. Кинотеатры и пляжи, стоянки такси, пункты каршеринга… Короче – все то, что приходилось показывать постояльцам, рассказывая, таская их за собой, развлекая и облизывая… Николай Александрович, к вам приезжают взрослые люди при деньгах и хорошо умеющие читать…
– Я всегда знал это, Георгий Артурович, – откинулся папа в кресле и сложил руки на груди.
– Извините… Но я не понимаю необходимости водить их за руку, как несмышленышей. Вполне достаточно будет гида на стене с отдельными подробными пояснениями на русском и английском языках. Что не ясно – расскажет Душан, у него непыльные обязанности – целый день читать газеты.
– Он не знает английского и немецкого.
– Возьмите на его место человека знающего. На основной пляжный сезон это может быть даже студент. Он обойдется вам немного дороже, зато вы освободите свой день. Отпадет необходимость опекать постояльцев, вы будете отвечать только за условия проживания.
Мы с мамой молчали, глядя на папу. А папа смотрел на Георгия и думал… Потом встал и пожал ему руку.
– А чего это я не сообразил?
– Потому, что так здесь принято. Считается, что такое… утрированное гостеприимство привлекает клиентов. Доход же от этого… чаевые, так? Но только от новых, незнакомых постояльцев. У своих вы не возьмете и копейки, даже если предложат, а они у вас основной контингент.
– Согласен. Во что это нам обойдется? Сколько запросили?
– Почти бесплатно… за саму идею, – широко улыбнулся Георгий.
Мы тоже улыбались, мама смотрела на него заинтересовано, папа – с одобрением. А он смотрел и ждал одобрения от меня. Я и выразила его от всей души:
– Здорово. Раньше папа был один, и ему нужно было чем-то занять себя – вот он и занимался. А сейчас его внимание нужно нам – все верно. Давай, папка, с тебя теперь развлекательная программа. Спасибо… Георгий. Это классно.
Это действительно было классно – теперь папе не придется опекать разных «Эвов». За новую идею выпили по бокалу вина и закусили творениями местной кухни – щадящими и не переперченными. Мама успокоила меня – период протертых супов для нее прошел. А я понимала, что для шашлыка тоже еще не время. Мы нашли компромисс и вкусно поужинали прямо в нашем номере. Он был просторным – почти в два раза шире папиного личного. Потом мама попросилась спать, а я тоже прилегла, дожидаясь, когда она уснет.
До меня доносились отголоски негромких разговоров – папа и Георгий общались с немцами, которые, похоже, уже достаточно отдохнули, чтобы найти в себе силы на это. Потом как будто на террасе остались одни наши. И я решила выйти к ним. При Георгии я могу задать некоторые вопросы, но только некоторые. Но могу…
Искать длинную юбку или что-то другое из вечерней одежды я не стала – боялась разбудить маму, роясь в чемодане. Я так и не выложила из него свои вещи. Поэтому просто накинула на плечи простыню – нежно-голубого цвета с розовыми облаками и осторожно рассоединила магниты противомоскитной завесы. Выглянула наружу и сделала шажок за порог – папа и Георгий действительно были одни и сидели возле своего номера. Очевидно, волонтер отчитывался о проделанной работе. Я развернулась, тихонько возвращая назад магнитики – чтобы без стука, и вздрогнула, внезапно услышав за спиной негромкий музыкальный аккорд. Оглянулась – Георгий держал в руках гитару и тихонько перебирал струны. Это не могло помешать моему разговору с папой – наоборот.
Пройдя к ним, я осторожно поставила на пол свое кресло и села ближе к папе, улыбнувшись Георгию. И он улыбался, глядя на меня, но глядя немножко непривычно, чуточку странно… Потом я поняла – он настраивался на пение. Вслед за тихим струнным перебором раздался такой же негромкий голос. От его тембра и выражения лица мужчины у меня стали дыбом волоски на руках и я зачаровано задержала дыхание… Он смотрел на меня и говорил со мной, и это был романс:
В себе сомнений нет. Но так хочу я быть… уверен,
Что ты – как я, и все по-взрослому… всерьез.
Я биться и стучаться мог бы в запертые двери,
Но вот – как долго, да и нужно ли? Вопрос…
Любить тебя вдали мне будет трудно… это больно,
Но разлюбить в разы труднее и больней.
Прошу шажок навстречу – этого довольно,
Чтоб пустоту ночей занять потом и серость дней.
Воспоминания согреют нежной… женской лаской,
Твоей рукой пройдутся по вихрам моих волос.
И, замерев, проникнусь ускользающею сказкой,
Но вот надолго ли… и нужно ли? Вопрос…
Шажок один вперед, согласное движение… навстречу,
Порыв, паденье в омут глаз, любви слагая гимн…
Зачем тогда мы врозь в прекрасный этот вечер?
Что соблюдаем, что поддерживаем, чтим…?
В себе сомнений нет…
Звуки музыки стихли уже, как и голос, и вдруг, тихо кашлянув, папа спросил:
– Кому… нужно?
– Им, – тихо ответил Георгий, откладывая в сторону гитару.
– Папа… – неловко и тихо начала я, только чтобы не молчать. К Георгию обращаться было нельзя – сейчас нужно было только и как-то… сильно. Пойти прогуляться вдвоем хотя бы? Предложить сейчас это самой? Я решительно вздохнула и уже открыла рот, глядя на него, но меня отвлек шум и звуки женских голосов в соседней комнате – вернулись австриячки. Царапнуло внутри…, и я отвела взгляд. Балконная дверь открылась, одна из них выглянула наружу и увидела нашу компанию и гитару, прислоненную к креслу. А я подумала тоскливо – нет, ну надо же! Как по заказу…
Обе подходили к нам уже с бокалами и бутылкой в руках. Того самого коньяка, что не принял от них Георгий? И с улыбками, само собой – теми самыми. Меня, по-домашнему завернутую в простыню, они вообще, казалось, не видели. А когда Эва только открыла свой рот, папа показал ей, прислонив палец к губам, что нужно говорить тише. И она с готовностью наклонилась и торопливо зашептала ему что-то таким… интимным шепотом. Папа вежливо и отстраненно улыбался, глядя в сторону, а меня охватила тоска-а…
Резкая, лающая немецкая речь, будто из старых кино про войну, заставила вздрогнуть и опять поднять глаза на Георгия. Я поняла только два слова из того, что он сказал Эве – секс и прайс-лист. Она замерла, вскинув на него глаза и ответила так же – резко и коротко. Георгий согласно кивнул, вольготно откинувшись в кресле и это его движение… трудно объяснить… Он словно вышел из тени, раскрывшись и перестав маскироваться под обычного мужчину. Это была та самая непередаваемая грация сильного и опасного зверя – во всем: свободном развороте плеч, руках, легших на подлокотники расслабленно и спокойно, свободно вытянутых длинных ногах, в его уверенном и даже вызывающем взгляде на папу…
Но меня потрясло не это – уже виденное раньше, а взгляд этой женщины на него – она тоже сейчас рассмотрела все это. А я вдруг поняла, что все, что она предпринимала до, было несерьезно. Это действительно было несущественно и неважно, как он и говорил, а «серьезно» наступит только теперь…
Что же он сказал ей – билось у меня в голове, скручивая низ живота сладкой судорогой страха и странного возбуждения. Я сейчас потеряла его или – наоборот? Она отвела глаза, криво улыбнувшись и обе австриячки сразу же ушли. На террасе стало очень тихо, а потом папа спросил:
– Что на тебя нашло?
– Я верну вам эти деньги, – опять напрягся Георгий, подобравшись в кресле, – они, кажется, собирались пробыть здесь еще неделю.
– Ну… – зашевелился и папа, – Бог с ними – деньгами. А что случилось – достали?
– Утомили, – подтвердил Георгий, – но без вас я не имел права попросить их на выход. Вы сейчас можете все отменить, если не согласны.
Они замолчали, а я кашлянула, решив послать все… вдаль и решить, как и собиралась, вопрос очень важный для меня, можно даже сказать – первостепенный:
– Папа, как ты мог? Привезти ее сюда еле живую – в жару и на проходной двор? Сам переезд – уже стресс…
– Стресс. Онко-больным рекомендуют резко менять климат. По возможности, конечно. У нас эта возможность есть – куда уж резче? И здесь нет специализированных медучреждений – онко-клиник, о чем это говорит?
– Что для нее не будет помощи! – вскинулась я.
– Что в них здесь нет острой необходимости, Катя. Такая медицинская специализация хорошо развита там, где она особо востребована. У нашей мамы период ремиссии и хороший прогноз. Я сильно надеюсь, что помощь такого рода не понадобится. А наблюдаться пару раз в год можно и у нас. Квартиру пойдем смотреть завтра, я не собирался оставлять ее здесь.
– У тебя есть?
– У меня нет, Катя, но есть у тебя. Тогда, в телефоне… я убрал сообщение из банка о поступлении средств на твой счет, чтобы ты не нервничала. Она не истратила ни копейки из тех денег, что мы поделили – они были у нее… для тебя. Сейчас мы купим на них маленькую квартирку. Время плохое – сезон, но тут уж… Там останется много – тебе хватит, если что.
– Ага… – пришиблено пробормотала я, – у меня еще Каско там – за Жука, можно не сильно маленькую.
– Купишь Жука, значит, – ответил папа, думая о своем.
– Она собралась умирать? – прошептала я, не веря.
– Нет, но не очень хотела жить, похоже, – так же тихо ответил он.
– Папа, а тот мужчина… вы уже женаты? – что спросила, сама сообразила только после папиного ответа – он понял меня:
– Когда бы мы успели, Катя? Она еще замужем за ним, но это ненадолго – он сам подтолкнет развод.
– Так легко отпустил, нашу маму? – и пожалела, что спросила. Выражение лица у папы стало какое-то… беспомощное, но он быстро стер его.
– Я могу только догадываться, Катюш, он сказал тогда, что она три года почти не вылезала из больниц, – полушепотом объяснил он мне, с тревогой глядя в сторону комнаты, где спала мама. И добавил задумчиво:
– А я теперь уже и не знаю – кто я? Будущий муж или друг, товарищ и брат?
– Дашь повод – будешь враг, и я ее к себе заберу, – отрезала я, а папа уставился на меня изумленным взглядом.
– Ты только что улыбался этой…, а она откровенно клеилась к тебе, это не ясно? Я бы сама тебя придушила! – шипела я, – а она терпела годами…
– «Секс-услуги не входят в прайс-лист нашей гостиницы. Если вы до сих пор не приняли это, как факт, то считайте, что от этого дома вам отказано», – вспоминал папа, закатив глаза, – да тут страсти кипели.
– Пока ты не поймешь, что все очень и очень серьезно, у вас ничего не получится. Она не из-за Наденьки – она просто не выдержала всего этого, – кивнув на номер австриячек, встала я, чтобы уйти спать.
Папа молчал, пока я шла до своей двери, а потом тихо окликнул меня:
– Кать, денег дашь? Потом, не сейчас. Тут наличку рублями не снимешь, нужно будет перекинуть на Мастер Кард в евро. Я потом скажу, сколько мне нужно будет добавить, а пока найду где занять на пару месяцев.
– Конечно, папа.
Они еще долго сидели там и бубнили… бубнили… А я вспоминала романс – точно нигде не слышала его до этого. Неужели сам… после этой ночи? Вспоминал, сопоставлял, решал, представлял себя без меня где-то там – далеко. Пустыми ночами и серыми днями. Может быть, даже решался на это – из-за моих претензий. Но понял, что не сможет или что я в чем-то права и согласился, и решился – нужно меняться.
Меняться ради меня собрался тот самый мужчина, которого только что жрала глазами проклятая австриячка – обладательница ног от ушей и баскетбольного роста. Тот, что вчера без сил опустился под моей дверью и в отчаянии простонал – Катя… Что выхаживал меня и всегда так осторожно обнимал, будто сам боялся этого… или себя. А в этом романсе попросил меня в свою очередь сделать маленький шажок навстречу. Он и до этого его просил – назвать по имени, только я не поняла. Думала, что речь идет просто…, а он просил так подтвердить шанс…
И что мне теперь делать? Просто подойти и сказать, что я готова дать ему этот шанс? Не вариант… после такого романса – точно не вариант. Но и бежать к нему в кружевном белье я тоже больше не буду. Георгий… сегодня он заслужил, чтобы называть его по имени, мне самой будет приятно это делать. А дальше посмотрим.
Глава 47
Квартира была небольшой – всего две жилые комнаты плюс кухня и санблок, но просторной и светлой. Весь интерьер был выполнен в стиле «лофт», в цветах преобладали краски старой Будвы – красно-коричневый, белый и зеленый. Мне очень понравилось, что квартира продавалась уже обставленная мебелью и со шторами, ковровым покрытием в спальне и полным набором сантехники.
– Маме бегать пока трудно, так что выбор на наш вкус, а она просто одобрит… или нет. У нее совести не хватит не одобрить – нормальная же хата, – переживал папа.
По этой квартире мы как будто сошлись во мнении. Я старательно отсняла ее на видео и нащелкала десятки фото, чтобы показать их потом. Папа договорился с продавцом о возможности немедленного заселения, если будущая хозяйка одобрит покупку. Все, кажется, было хорошо – здесь у нас преобладало единомыслие, но вот по другому вопросу…
Еще по дороге на смотрины он практически приказал мне держать язык за зубами и не дай мне Господи проговориться маме про план «Б».
– Папа, знаешь… – осторожно подбирала я слова, – она же не глупая. Я думаю, что если и не подозревает что-то… такое, то потом просто может надумать, как и я, дойти до этой самой Наденьки, нет? Все равно придется сказать ей, но не сейчас, конечно, а лет…
– А вот это – нет, Катерина! – взвился папа, – ты слова ей не скажешь до самой ее смерти… и после нее тоже – на всякий случай. Лет… сорок помолчи, пожалуйста… пятьдесят. Она втихаря может учудить все, что угодно. Вот просто возьмет и уйдет – и все! Молча! Я ее знаю. Так что – нет. Там вулкан, Катя, там кипит все под этой ее маской тихушницы. Если бы она не держала все в себе, а сказала, наорала, в конце концов, стукнула… А она заперла все в себе и травилась этим! Катя… если по этой твоей версии… Ох, Катюша! Если по твоей версии я так сильно виноват, то ты не переживай. Я теперь человек далеко не публичный, случаи наподобие вчерашнего исключим, но, Катя… Это глупо, пойми – такая ревность без серьезной причины. Я не могу отвечать за чужие взгляды и улыбки, это глупость! Капельку доверия, Катя. Чуть-чуть. Все, ладно… ей всегда нравился мягкий лофт. Поэтому будем смотреть только его.
– Я подарю вам его за ваши же деньги, – сказала я потерянно, обдумывая его слова, – официально и в торжественной обстановке. Но мама должна одобрить – только после этого. Тогда она будет чувствовать хоть какую-то причастность к выбору, все-таки ей тут жить.
– Договорились, – легко согласился папа, – только тогда мне нужна ответная услуга.
– За то, что я дарю вам квартиру? Да ладно! – улыбалась я.
– Именно. В лагере у меня осталось оружие. Так-то ничего особого – рядовой карабин, но и одна вещь, которую я люблю и не хотел бы потерять. Это «женская» двустволка «Беллер Блиц Сталь» двадцать шестого года – курковочка, птичка…
– А почему женская – она легкая? Мягкая отдача?
– Чем ружье легче, тем отдача сильнее. Нет, женская не поэтому. Просто птичка офигенно красивая – приклад фигурный, перегибистый, стройная, легонькая…
– И?
– Сейфы есть в каждом домике – под кроватями в вырубленных в скале нишах намертво закреплены металлические ящики. Но оружие сейчас только в моем домике.
– А зачем другие сейфы, если можно все держать в одном месте?
– Не перебивай, Катя – многие приезжают со своим оружием. Поедете и привезете, а я… я до сентября ехать туда не хочу. Туда и сразу же – обратно, ладно? Одним днем легко управитесь. Туда – Георгий за рулем, обратно – ты. Кодовый несложный, но там нужно применить силу – есть еще рычаг и определенный порядок силовых движений. Поэтому поедешь с ним.
– А если он один и без меня?
– Как хочешь. Просто мне было бы спокойнее – за день управились бы, а так – ему придется ночевать там. Ну, он справится, ничего страшного.
– Ладно. Без проблем. Когда?
– Послезавтра. Сегодня занимаемся квартирой, завтра поедем на катере на остров – в тенек. С пикником… фруктами…
– Хочешь товар – лицом? Ошеломить, чтобы прониклась и не жалела, что приехала?
– Да, Катюша. Что – так понятно и заметно?
– Логично и предсказуемо. Договорились.
Когда мы вернулись домой, в тени маркизы на пустой террасе сидели мама с Георгием и весело над чем-то смеялись. И мы с папой тоже заулыбались. Потом все вместе обсуждали квартиру, смотрели видео и фото…
Папа позвонил владельцам и сообщил, что мы уже сегодня перевезем вещи, пускай занимаются окончательным оформлением документов, а к восьми вечера завезут ключи – мы будем ждать. Мамины вещи не все были разобраны, но папины предстояло собрать и с перерывами на перекус мы провозились с этим почти до вечера. Нас всех закрутила суета переезда.
Георгий отлучился в типографию, вернулся с едой. Мы с ним постоянно переглядывались… и мельком, и зависая на долгие-долгие секунды. Не знаю, что он уловил в моих взглядах, но его… они были очень серьезными, даже если он улыбался – глаза смотрели внимательно и… и еще как-то – я не понимала… Под этими взглядами было неловко и душно, а без них – пусто уже, и я опять поворачивалась, как цветок за солнцем, отслеживая его присутствие. Это было странно и даже противоестественно – такая непонятно откуда взявшаяся потребность и вместе с тем физическая отстраненность – странный коктейль, чудной. Нужно было шагнуть, наконец, и сломать ситуацию. Мое отношение к нему после вчерашнего вечера резко изменилось. Не знаю, что там щелкнуло и переключилось в моей голове, но теперь я пользовалась любой возможностью взглянуть на него, а от совершенно невинных касаний вздрагивала и краснела просто до боли. Наверное, выглядело это немного странно, а еще и очень заметно – для него точно.
В пустом коридоре он отловил меня и задержал за руку. Я замерла, переживая это, а он, не увидев сопротивления, притянул меня к себе и обнял, и снова – очень осторожно.
– Катя… давай сходим сегодня на свидание? – тихо и вкрадчиво прозвучало у меня над ухом, – погуляем вечером по набережной. Там красиво, огни отражаются в воде. Ты как – не против?
– Не против, – мотнула я головой, – а закончить с переездом?
– Занесем вещи и оставим, они потихоньку разберут сами. Вдвоем поужинаем в городе, хорошо?
Я прислонилась щекой к его груди, обняв за пояс. Руки сами взлетели – легко, будто притянутые магнитом… Мои трезвые и разумные вечерние размышления и намерения уже к середине прошедшей ночи испарились. Я вертелась и не спала до утра, переживая почти невыносимое тянущее ощущение, внутренний зуд, потребность… я хотела этого мужчину. Я впервые хотела мужчину – сама, безо всяких подготовок и прелюдий, до бессонницы и почти отчаянья из-за невозможности сразу взять нужное… немедленно! И что на меня нашло? Нет, что – понятно, но почему именно сейчас и так сильно?
Объятие стало крепче, грудная клетка под моей щекой судорожно дернулась, руки обвили меня удобнее, стискивая, пристраивая идеально… В ответ я тоже подалась навстречу – неожиданно даже для себя.
– Катюша… Катенька… черт! – отстранился он, а потом опять крепко прижал меня к себе. По плиткам пола гремели колесики чемоданов – от двери своего номера и до лестницы прошли обе австриячки, они покидали гостиницу. Я только посмотрела на них и отвернулась – не было злости, было странное чувство предопределенности, какого-то облегчения и даже благодарности. Она подтолкнула меня тем своим голодным взглядом, сдвинула что-то в ощущениях и в отношении к нему. Что – я даже не хотела сейчас анализировать.
– Свидание, Катюша? – горячо шептал он мне на ухо, – с поцелуями. Давай – с поцелуями? – сдвинулись его губы по моему виску на скулу и щеку, а я уже висела на его руках. Согласилась:
– С поцелуями.
– Катя, где вы там? Потащили? – позвал папа.
– Потащили, – прошептал мне на ухо Георгий и отпустил от себя. Я шагнула от него, как пьяная, даже головой тряхнула – немыслимо, со мной такого еще не было. Он взял меня за руку, и мы пошли… таскать вещи.
Пока таскали, папа озвучил Георгию просьбу о поездке в лагерь за оружием. Объяснил, как это важно, не упоминая, впрочем, о своем нежелании ехать туда самому. Все и так было ясно. Не может быть, чтобы он не испытывал угрызений совести из-за расставания с Мирой. Что бы там ни было – договоренности или недоговоренность, но было это, как минимум – неловко.
Каким мог быть последний разговор мамы с ее мужем – я тоже старалась не думать. Трагедия в исполнении моих родителей затронула не только их самих, а и других людей и счастья им не принесла. Но папа прав – это не мое дело.
Я замерла возле машины, услышав ответ Георгия:
– Прямо завтра и поедем – зачем откладывать? Да, Катя?
– Да, зачем откладывать? – пробормотала я, отворачиваясь за очередной сумкой. Зачем откладывать? Я не хочу ничего откладывать.
Свидания с поцелуями не получилось. Папа энергично устраивался в новой квартире, устранив от основной суеты маму и поручив ей только разложить собственную одежду, а мы очень деятельно помогали ему. Закончили поздним вечером, и родители оставили меня у себя, отправив Георгия спать в гостиницу. Перед этим мы с ним расставляли папины вещи в кухне, и он задал мне странный, на первый взгляд вопрос:
– Катя…, а как ты посмотрела бы на то, чтобы переехать жить в Германию?
– Отрицательно, – немедленно ответила я, даже не задумываясь.
– Это ты о предложении немца? – спросил, входя на кухню, папа.
– О каком предложении? – деловито уточнила я.
– Учитывая мое знание английского, немецкого, фарси и грамотный русский… – улыбался Георгий, – у них есть знакомый, который работает с Ближним Востоком и нуждается в сотрудниках. Я пока не отказался, но теперь откажусь.
– И даже не подумаете? – спросил папа почему-то во множественном числе. Я вздохнула. Почему – почему-то? Я больше не собиралась работать страусом и показательно не замечать очевидного – мне нужен этот мужчина. И всем это тоже уже понятно.
– Не подумаем, но задумаемся, – ответил Георгий, присаживаясь за стол. Рядом сели папа и я, подошла мама.
– Мне уже тридцать четыре и в этом возрасте…
– Как? Почему – тридцать четыре? Не шесть разве? – вскинулась я и стушевалась. Все помолчали. А я неловко оправдывалась:
– Ты на двенадцать лет старше, а значит…
– Я родился в конце года, а ты в начале – разница в одиннадцать лет и это немало. Но я не об этом, а про то, что работа в охране никогда не была для меня пределом мечтаний. У Дикеров, конечно, хорошо – спокойно, комфортно, даже немного… денежно. Но теперь (спасибо немцам) я задумался о других возможностях. И, наверное, стоит поискать что-то по профилю – я даже знаю к кому обратиться. В Москве остались друзья, бывшие сослуживцы…
– Гоша… – обратилась к нему мама, – а вы покажете фото вашего мальчика? Мы не успели тогда, нас отвлекли…
– Да! – оживился Георгий, вытаскивая смартфон, – да, конечно. Вот он – Сашка, в бассейне с морской водой. Она хорошо держит, и Миша наполнил ею бассейн – Сашка плавает, это очень полезно и легко… ему очень легко это.
Я рассматривала фотографию мальчика, который смеялся, бултыхаясь в воде и подняв тучу брызг. Бассейн не был большим – метров десять в длину, но для ребенка достаточно было и этого. Похоже, что запечатлен был предел счастья и мечтаний.
– Я ничего не знаю о нем… почти. Ты скучаешь? – спросила я, передавая ему телефон, – Саша похож на Лену – не на тебя.
– Да, сильный ген, – улыбался мне… Гоша. Ну, не шло ему это уменьшительное, но мама решила иначе:
– Конечно, скучает. Иначе и не может и быть. Гоша, а как вы собираетесь видеться с ним?
– Видеозвонок… или просто разговариваем. Лена и Миша приглашали… всех, приезжать в любое время. Климат там – дрянь, море мертвое и серое даже под солнцем, сухая труха на берегу… но возле дома у них сад. Миша не Сашкин лечащий, но тоже врач. И я скажу вам, что там слово «врач» звучит гордо. Потому что…
Мы проговорили до глубокой ночи, мама разговорила Георгия и я впитала в себя бездну информации. Она лилась нескончаемым потоком, а я тихо ужасалась сама себе – в том темпе общения, который изначально задала я, сколько времени понадобилось бы нам, чтобы узнать даже не друг друга, а элементарные вещи друг о друге? И то, что у Георгия сложилось это нерадостное впечатление – «а нужно ли мне?», что и прозвучало в романсе – это закономерность.
Я идиотка – делала я выводы, а мама – умная. Мы постепенно перешли к истории «Маврикия» и снова открылось то, о чем я забывала спросить и не решилась выяснять в свое время – про ту слежку.
– Слежка была, – уверенно отметил Георгий, – но все концы обрубила гибель того электрика. Я тогда, в том состоянии… нет – я до сих пор не верю в случайность, он погиб слишком вовремя. Хотя все возможно… Но слежка была, и выяснить что-то об этом уже невозможно, да уже и не нужно. «Маврикий» сразу всплыл в Германии – в коллекции известного собирателя и имеет ли он отношение к Блашке – родственное или идеологическое, я не знаю.
– Бог с ней – маркой, все равно вы никогда не имели права на эти деньги, – вздохнула мама, – давайте спать. Если вам завтра за руль, Гоша… Спасибо за помощь и спокойной ночи. День был утомительным, а завтра…
– Завтра мы с тобой на остров, – осторожно взял ее за руку папа, а мама погладила его ладонь.
– Святого Николая? Чудный вид на него – какая-то дикая экзотика.
– Только вид такой, рядом с городом дикости быть не может, но мы с тобой устроимся в тенечке – там обычно пусто, все лезут загорать, – светился папа, как новогодняя елка.
Георгий смотрел на меня, я – на него, мама согласно кивала папе, он улыбался ей… Господи! Помоги всем нам не испортить ничего – молилась я первый раз в своей жизни.
