Текст книги "Знаки внимания (СИ)"
Автор книги: Тамара Шатохина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)
Глава 44
– Не буду ревновать…, не буду. Отказываюсь категорически – это ведет в никуда. Родителей завело, а мне вообще нет никакого смысла ревновать чужого человека, – прикрыла я глаза под темными очками, сняла шляпу и повернулась лицом к солнцу. Очки, наверное, тоже лишние – в них не загорают. Мне хватает ума не плакать. Мыслей, как и слез, тоже нет, умных, во всяком случае – точно. Не хочется ничего и никуда.
В ближайшей к дому крохотной уличной кафешке из четырех столиков оставался свободен только один – на солнцепеке, но это ничего – солнце скоро уйдет за маркизу, а потом уже…
– Черка Николая… Ты! – вздрогнула я от звука смутно знакомого голоса. Поискала глазами (солнце мешало) и нашла – нудист Стеван собственной персоной. Стоит метрах в двух от меня в белых шортах и бледно-голубой майке и смотрит, как на врага. Хорош… хоть статую ваяй по его подобию. И не вызывает ничего, кроме раздражения. Впрочем, как и все окружающее.
– Меня зовут Катя. Здороваться тебя не учили? – буркнула я. Что я вообще приняла его тогда во внимание? Моложе меня года на три, в ущерб мозгу развито все остальное… Даже если он сейчас агрессивен, всерьез бояться не стоит – вон, хозяин харчевни уже посматривает на нас, а невдалеке сидят «мои» немцы и тоже смотрят в нашу сторону – он привлек их внимание своим окриком.
– Чао, – злобно протянул он и сел к моему столику. Уставился, но больше ничего не говорил – молчал.
– Яд копишь? – лениво поинтересовалась я, даже радуясь возможности не думать о другом: – Буду резать-буду бить? Чего ты хотел?
– Злая? Што си тако льут? Горан тэ тако хвалио, а ты… – вначале деланно изумился он, а потом ядовито зашипел, а я безразлично покачала головой и отвернулась – не все понимаю и даже напрягаться на этот счет не хочу. Он помолчал и перешел на русский:
– Мне нужен Николае. Адрес его узнал и пришел, а тут ты спишь – на улице, – хмыкнул он.
– Чао и тебе, Стеван. Я загораю лицом – не видишь? – ответила я, не открывая глаз – солнце слепило.
– А мой отец в отъезде, когда будет обратно – не знаю. Не веришь – зайди и спроси у других. Что тебе нужно от него?
– Спросить – почему плачет моя мамка… нужно, – отвернулся он от меня, растеряв весь свой запал.
– Они расстались. Ты же этого хотел? Добился, радуйся.
– Я хотел, чтобы он сделал ее женой, а не…
– Так ты заставлять его пришел? На самом деле? Или просто покричать?
– Морова язва… – тихо прошипел он, – Горан звонил…
– Дай мне его номер, – встрепенулась я, доставая свой мобильник, – диктуй… забиваю…
– У него нет телефона – только мамкин, – красиво повел Стеван широкими плечами, отводя взгляд: – Звонил с мамкиного.
– Ну да… – хмыкнула я.
– Я сбираю на катер! – взвился парень, – что ты знаешь, чтобы говорить на меня? Куплю катер и займусь морскими экскурсами – не тут, а в Трстено – там е туристы, а катер всего один!
– Бог с тобой, золотая рыбка, делай, что хочешь. Пошли, – встала я из-за столика, – хочу подарить Горану телефон – простенький, только для связи, но чтобы с функцией фото – он любит снимать рыбу, которую поймал. Что ты застыл? Ты передашь его, как мою благодарность за экскурсию на водопады и рыбалку. За то, что он потратил на меня целых два дня.
– Пойдем, – поднялся он тоже, проводя взглядом от шляпы, которую я опять водрузила на голову, по длинному сарафану с сумасшедшими синими цветами по всему подолу, и до самых кончиков светлых балеток, перфорированных дырочками в виде цветочков.
Да. Я еще и глаза накрасила, линзы вставила и вырядилась, как… дура, чтобы дождаться на свежем воздухе возвращения Георгия и встретить его – болеть и сидеть в номере надоело до чертиков. А на деле увидела, как на нем висит одна из девиц, которыми он занимается уже второй день – водит на пляж, таскает на экскурсии в горы, хотя мог просто сдать экскурсоводу, да много чего еще… И тут возникает вопро-ос – а что это было? До этого? Что тогда за извращенный цирк со стихами и признаниями? И зачем?
– Цепляй, – подставил свой локоть кавалер, – покажу ближний магазинчик.
– Жарко, – отвела я его руку, развернулась и вдруг наткнулась взглядом на Георгия, который стоял метрах в десяти и смотрел на нас. Спокойно кивнула ему, а потом – Стевану:
– Пошли. Показывай дорогу.
И мы пошли. Я скосила глаза на парня, что шел рядом, задумавшись о своем. Красавчик… нет, сейчас просто красивый – когда не выделывается и не строит из себя пуп Земли. Но нудист…
– Папа не собирался никого обижать и обманывать, Стеван. Что-то случилось с моей мамой, я сама не знаю – что? Но ей срочно понадобилась помощь и он не смог, наверное, не поехать к ней. Твою маму он очень уважает, но они не обещали ничего друг другу. Он так говорил мне, и я думаю, что не врал. Они взрослые люди, оба отлично знали, что делают и разберутся тоже сами – без твоей и моей помощи.
– Он решил уже. Все знают…
– Там есть кто-то… упущенная возможность? Ну… если бы не папа, она могла выйти замуж там – у себя? – неловко поинтересовалась я.
– Там не за кого, – угрюмо зыркнул на меня Стеван, – но все знают…
– Они и раньше знали – что изменилось?
– Раньше был у нее он – мужчина, защита, помощь.
– А ты тогда кто? Ее кто-то оскорбляет, обижает?
– Н-нет… но все знают.
– Ты – взрослый мужик, сейчас устроил истерику только потому, что кто-то там что-то просто может подумать? Они с Гораном собрались уехать и жить у сестры, ты знаешь об этом? Знаешь, конечно.
– Язва… морова, – подхватил он меня под локоть, – нам сюда…
– Руки убери, – дернуло меня в сторону, и я оказалась стоящей сбоку от них. Мужчины стояли друг против друга, но я видела только лицо Стевана с предвкушающей улыбочкой – гаденькой, как тогда – первый раз. Но сейчас я уже не боялась его, совершенно не боялась. Упрямо подошла и сама положила руку на его предплечье, спокойно объяснив Георгию:
– Мне нужно купить телефон для Горана.
– Мы купим его сами, – не отводил он взгляда от лица нудиста. Вот сейчас его просто нельзя было назвать иначе. Физиономия один в один, как тогда – наглая и противная.
– Не мешай мне, пожалуйста, Георгий. Я не просила тебя. И я не отдирала от тебя ту девицу, что только что висела на тебе. Ты тоже отойди, у нас тут все очень целомудренно – всего лишь поход в магазин. Пошли, Стеван, чего ты застыл? – дернула я парня за руку и потянула за собой.
– Она стерла ногу, – раздалось из-за моей спины.
– Нужно было меньше таскать ее по горам – с утра и почти до вечера. Доверить это дело экскурсоводу, – посоветовала я ему.
– Я доверил, и все это время ремонтировал мотор – забился топливный фильтр, а потом учился управлять им, завтра…
– … по плану у вас поездка на остров, я знаю. Ты говорил.
Стеван вскоре убрал от себя мою руку и сказал: – Мы уже прошли магазинчик, я говорил тебе.
– Найдем другой, идем, – невесело настаивала я.
– Другой далеко отсюда, – оглянулся он, – этот… идет за нами.
– Не обращай внимания. Я просто передам тебе телефон и все.
– Я сам куплю брату, – резко остановился он, – мне это не нравится.
– Ты боишься его, что ли? – изумилась я.
– А ты хочешь, чтобы я дрался за тебя? – возмутился он, – ты мне – никто.
– Ладно, Стеван, ты прав, пошла я домой, – развернулась я от него обратно – в противоположную сторону и помахала рукой, уже не глядя: – Передавай привет Горану, а маме скажи, что лучше шампуня у меня в жизни не было.
Прошла мимо Георгия, чуть притормозив, чтобы подождать его, и мы пошли к гостинице. Вот интересно – сколько сейчас выше нуля – тридцать? Или больше?
– Катя… я могу все объяснить, и ты поймешь, что была неправа. Я не хочу оправдываться в том, чего не делал.
– Я верю своим глазам… и швейцарским линзам. Извини.
Мимо дома с окнами в фигурных решетках, мимо цветочной горки у стены старого дома, мимо красивой кованой вывески, мимо кондиционерного устройства на стене, с которого капает на мостовую вода, мимо харчевни, возле которой уже нет усталых немцев – в номер и в постель. Отлежусь, отдохну… подумаю.
– Катя…
Я закрыла за собой дверь номера на замок и так же поступила с балконной дверью, прикрыв стеклянный проем коричневыми шторами. Бросила шляпу на стол, сняла сарафан и аккуратно повесила его на плечики в шкаф – зря гладила, что ли? Задумалась – что накинуть на себя? Потянула из-под кровати чемодан, раскрыла его… халатик.
Дверной замок щелкнул и дверь распахнулась. Я обернулась на звук и замерла под взглядом Георгия, стоя в белом кружевном комплекте, который тоже… дура, напялила.
– Выйди, пожалуйста – хочу отдохнуть, – спокойно натянула я на себя короткий домашний халатик, – и передай, пожалуйста, Душану, чтобы запасные ключи тебе больше не давал.
– Я передам, – шагнул он в комнату, прикрывая за собой дверь, – Катя, я хочу объяснить тебе все…
Дробный стук в стекло заставил его замолчать, а я прошла к балконной двери и выглянула из-за шторы. На террасе стояли обе девицы и улыбались. Белобрысая весело махнула мне рукой и спросила: – Георг?
– К вашим услугам, – пробормотала я, открывая дверь и приглашающим жестом указывая Георгию на выход туда – к ним.
Он сделал шаг, второй и пошел от входа к этой двери. Я вежливо посторонилась. Девицы увидели его и замахали руками, затараторили на своем тарабарском… проходной двор. И это сюда папа собирается везти маму? Если вообще собирается. Я сама рванула бы отсюда за дальние горизонты, достали…
Открыла для него дверь шире, глядя в сторону… и вдруг оказалась в его руках. Резко, внезапно! Он обхватил меня и крепко прижал к себе, прижимаясь губами к моей макушке и выдохнул-простонал:
– Что ты творишь, Катя? Что ты себе выдумала и меня мучишь? Я готовил катер – завтра выйти в море с тобой. Уже освоил вождение, уже умею. Они ходили в горы, Эва стерла ногу в кровь, попросила встретить на машине – не дойти было.
– Так нужно было нести Эву на руках. Просто разуться и пройтись босиком до дома она, конечно, не могла – сугробы на улице. А ты, как верный рыцарь – тут, как тут. Не хватало еще отслеживать тебя и гадать… Это – все, – обреченно произнесла я.
– Георг! – игриво постучала девица пальчиком по оконной раме. Я пихнула его от себя в дверь.
– Пошел к черту!
И захлопнула за ним, повернув ручку. Превращаюсь в кого? И это я – характер спокойный, нордический… А оно мне надо? Дернула шторы так, что сорвала одну. Точно… К черту! Аккуратно поместила уцелевшую строго по центру, а входную дверь закрыла изнутри, оставив ключ в замочной скважине. Нужно что-то делать с этим. Сам он не уйдет, а каждый раз выпихивать силком… Сейчас получилось случайно – со злости. Да и вообще – смешно это все.
Голоса на террасе стихли. Я не прислушивалась, что он там говорил им – все равно языка не знаю. Когда эти девицы еще только появились, я уже почуяла неладное – белобрысая смотрела на Георгия так, будто обгладывала живьем. Не верю, что он не понял ее интереса, но продолжал исправно исполнять обязанности гида, пока я приходила в себя после болезни. Уводил их утром и появлялся только после обеда – уже два дня как… Усталых немцев так не обхаживал, и пожилую русскую пару тоже. Катер… теперь можно говорить все, что угодно. Кто же ему поверит после того, как он тащил ее по улице за талию, прижимая к себе? Даже если безо всякого к ней интереса – он не мог не понимать, что она виснет на нем не просто так.
И это не моя глупая ревность, это его нежелание понимать – а как мне видеть эти ее заигрывания с ним? Почему было не послать их вежливо, когда они подсели вчера вечером к нам на террасе? Я бы послала, но не по-немецки же?
– Не судьба, – шептала я в мокрую подушку, сама не понимая – когда она успела так вымокнуть?
А еще я как-то под другим углом видела сейчас мамину ревность. Почему-то она уже не казалась мне нездоровой патологией, говоря о которой, нужно стучать себя по лбу, как это делал папа. Он у нас, действительно, очень интересный мужчина – во всех отношениях. И внешне, и… раскованный, обаятельный, веселый… Я просто уверена, что вокруг него постоянно увивались женщины, для которых институт брака – пустое понятие.
Даже если он не отвечал им взаимностью, а мама просто наблюдала – как я эти дни… У нее сильный характер, железная выдержка, сколько она держалась – годы? И безо всякой возможности пресечь это… потому что – за что, собственно? Та ногу стерла, та просто споткнулась, та заблудилась… Тогда и с Наденькой все очень закономерно – просто наступил предел, и какая уж тут разумная логика и презумпция невиновности? Выжить бы в этом самой и не убить кого ненароком…
Под входной дверью послышался шорох, тихо звякнул металл о металл, потом кто-то провел по двери чем-то тяжелым, послышалось тихое и безнадежное – «Катя…» и все стихло. Я еще таращилась какое-то время в потолок, а потом уснула.
Глава 45
Проснулась я уже в темноте. В запертой комнате было душно. Судя по тишине на террасе, дело шло к середине ночи. Полежала еще с закрытыми глазами, просыпаясь окончательно, и сдернув простыню, села на кровати. Рядом – в комнате, отчетливо раздался шорох. Я замерла, вытаращив в темноту глаза…
– Это я, Катя, не бойся, – шепотом раздалось из-за каминного вывода, скрипнула софа и послышались тихие шаги в мою сторону.
– Стой, где стоишь, – выдохнула я. Чертов фээсбэшник…, сердце колотилось, отходя от пережитого страха. Как он сюда просочился? Заперто же наглухо, дышать нечем. Встала и прошла к балконной двери, открыла ее и выглянула наружу – да… огни в городе погасли, только уличные фонари горят. Часа три ночи, не меньше.
Стукнул ножкой о пол стул, Георгий уселся на него напротив моей кровати. Оставив дверь открытой, я вернулась в постель и устроилась под стенкой, поджав ноги и обхватив их руками. Глаза уже привыкали к темноте и я отчетливо видела его силуэт.
– Завтра возвращается Николай Александрович, – тихо сказал он.
– Откуда ты знаешь? Он звонил тебе?
– Тебе пришла смска, я прочитал, – кивнул он на стол, где лежал мой мобильный. Там сказано – «мы».
– Мама… – кивнула я головой.
– Да… наверное. Катя… твой папа настроен в отношении меня очень… критично.
– Он сказал, что ты ему нравишься, – возразила я.
– Не как кандидат в мужья любимой дочке, – шевельнулся Георгий, вздохнув: – Он поручил нам с тобой очень важное дело. Если я не ошибаюсь, гостиница – единственный источник дохода?
– Ошибаешься. Основной источник – организация и проведение загонных и одиночных охот. Лагерь в горах – охотничья база.
– Охоты бывают осенью и зимой…
– Ты пришел уточнить источники дохода папы?
– Нам с тобой поручили ответственную работу. Ты заболела, поэтому ее пришлось делать мне. Выслушай меня, пожалуйста, – мягко попросил он, увидев, что я протестующе зашевелилась. И я обреченно замерла, отвернувшись в сторону окна. Ладно… выслушаю.
– Пока ты болела, я успел пробежаться кругом и выяснить основные моменты – где находятся достойные пункты питания, как пройти к пляжам, где начинаются горные экскурсии и куда подавать заявки на них, разведал маршруты морских прогулок, нашел ваш катер и проверил мотор. Когда появились немцы, с ними было легко – пляж, пиво, мясо, сон. Пара из Смоленска вообще здешние завсегдатаи и с ними я перекинулся только парой слов.
Мне нужно было сделать все… идеально, понимаешь? Даже если бы он поручил мне помочь с уборкой этажа, я выполнил бы эту работу идеально. Для меня очень важно отношение твоего папы – вы очень близки с ним, он имеет влияние на тебя. Я говорю так откровенно, потому что сейчас решается… все, и малейшая пылинка на чаше весов могла стать решающей – для тебя. Поэтому для австриячек я тоже делал все по полной программе – ознакомил с вариантами экскурсий, провел и показал ближайшие пляжи, сориентировал на кафе и магазины. Твой папа говорил именно об этом., ты слышала сама и должна была представлять себе круг моих обязанностей… Нужно было посмотреть мотор – там образовалась проблема с подачей топлива и вчера я сделал это. Провел девушек к пункту сбора и сразу ушел работать. Мотор большой и тяжелый, доступ к нему затруднен – я провозился долго. Катя… эта Эва стерла себе стопу. Не пятку, а стопу возле большого пальца – я видел это, потому что выдал ей пластырь из автоаптечки, и она клеила его. Волдырь лопнул, и она шла с трудом. Я подъехал по звонку, довез и дотащил от стоянки. Что я сделал не так?
– Все так. А что я сделала не так, что ты отдирал меня от Стевана?
– Он тянул к тебе руки, – скрипнул зубами Георгий, – а я помню его по той деревне и папа предостерегал тебя от него. Я не мог оставить вас наедине.
– Тем вечером, когда они подсели к нам, ты допустил флирт в моем присутствии. Не с твоей стороны, но ты не одернул ее, четко обозначив, что место рядом с тобой занято. Это дало ей право потом искать тебя и ломиться в мой номер, – так же жестко ответила я, почти ненавидя его за то, что он вынудил меня сейчас делать это – предъявлять претензии, показывая, что я считаю себя вправе делать это. Я сейчас явно обозначала свою обиду и показывала безусловную заинтересованность им. И ладно… после признания в любви это вообще полная фигня… Но я чувствовала себя униженной, делая это. Потому, что ситуация, допущенная им, была унизительна для меня.
– Они хотели поблагодарить за помощь, вручив бутылку коньяка. Я отказался, объяснив, что помощь постояльцам является обычной услугой. Я не знаю, что тебе сказать… многие женщины ведут себя так… глупо. Это манера, стиль поведения – они привыкли и не могут иначе, и на это просто не стоит обращать внимания. Я просто не обращаю, пропускаю мимо себя.
– Стеван просто коснулся моей руки, и ты чуть не устроил драку из-за этого. Вчера вечером она постоянно тянула к тебе свои лапы, но я понимала, что да – это манера поведения, возможно – присущая ей жестикуляция, хотя мне было неприятно. Но в обнимку… это уже перебор. Это слишком! Я не знаю, как это – обнимать тебя, а она уже знает. А сейчас понимаю, что уже и не хочу! Я… я… категорически против чужих прикосновений – по любой из возможных причин. Я – за право единоличной собственности.
– Согласен, – быстро выдохнул он, – но, Катя! Это прошло мимо меня… флирт, я не видел ничего такого – просто две бабы подшофе. Я старался быть вежливым с ними – это гости твоего отца, а не мои.
– Ты не слепой и не ребенок, и не мог не заметить женского интереса к себе, не мог не понимать, что мне все это неприятно. Почему я вообще обясняю тебе это… как ребенку – элементарные вещи? И… я не хочу когда-нибудь превратиться в издерганную ревностью женщину – как мама. Они развелись именно из-за такого вот, как… как вчера. Может быть, я не умею объяснить, но если ты сам этого не понимаешь, то тут уже ничего не поделаешь. Объяснять что-то бессмысленно.
– Я говорил тебе…, ты знаешь, что люблю я тебя. Важно только это – не чье-то, а мое отношение.
– А папа тоже любил маму… и не изменял ей никогда. Но я очень сильно подозреваю, что было вот это все – бесконечно липнущие женщины, хихиканье и откровенные предложения себя при ней, которые он не пресекал, как и ты, потому что не придавал этому значения. В конце концов, терпение лопнуло – наступил предел и срыв. Я не хочу даже начинать в этом духе. Ты даже не понимаешь суть моих претензий! А значит – это будет продолжаться. Спасибо тебе за помощь с гостиницей, что ухаживал за мной, когда я болела…
– Ты гонишь меня? Прогоняешь?
– Да, – выдавила я из себя.
– А ты, Катя? – наклонился он ко мне.
– А я… выживу. Извини, мне нужно выйти. Ты тоже иди спать. Как ты попал в комнату? – возмутилась я, вспомнив тот жуткий шорох в комнате.
– Извлек ключ, – отстраненно отозвался он, вставая. Когда он вышел, я еще немного посидела, успокаиваясь, а потом сходила в туалет и в душ. Не спала до утра, но уже не плакала. Думала о том, что завтра приезжают родители, а радости нет.
Я не верила, что у них что-то получится. За неимением Георгия, Эва станет виснуть на папе, раз уж это такая манера поведения, и он так же не будет придавать этому значения, потому что любит маму. А мама будет видеть все это… опять. Здесь нельзя жить! Это даже не гостиница, это удобный приют на несколько дней, больше тут не выдержать, женщине – точно. Она не будет чувствовать себя хозяйкой, здесь даже на кухне хозяйничает чужой человек! Все – зря!
И я зря вчера пыталась… что я пыталась? Привлечь к себе максимум его внимания, оттянув его от этой Эвы, доказать заодно и ей что-то. Уже шла эта жалкая борьба за мужчину, эти неосознанные потуги и как далеко я могла зайти в них? Очень далеко, если вытащила это белье – тонкое, кружевное, дорогое до безумия. Из-за глупой ревности я чуть не совершила еще большую глупость.
Нет, все правильно – мы колоссально отдалились друг от друга за эти дни, хотя и раньше особо близки не были. Тот зеленый луч, его слова… чувство такое, что это было сто лет назад или на другой планете – не с нами. Потому что он так и не понял – о чем я. А я выживу… Сдохну сначала, а потом все равно выживу. Мне не привыкать… заведу еще одну собаку. Или три…
Совсем уже утром я уснула и почти проспала приезд родителей. Возвращаясь из ванной комнаты, увидела их всех входящими на этаж – папу, Георгия… только сейчас до меня дошло, что, скорее всего – он ездил встречать их в Тиват. Это же было очевидно, а я даже не подумала об этом.
– Мама… – выдохнула я. Прошла по коридору на разом отяжелевших ногах и обняла ее – маленькую, худую до прозрачности и почти лысую. Ее будто остригли под машинку, и волосы только-только начали отрастать – на голове, на бровях… Татуаж повторял их тонкий контур так же, как и разрез глаз – чуть схожий с восточным. А внизу лица – медицинская маска.
– Какая ты красивая, – прошептала я ей на ухо, нисколько не кривя душой. Она напоминала хрупкого эльфа, только страшно замученного долгой и тяжелой дорогой.
– Ну, ты как скажешь, – улыбаясь, провела она рукой по ежику своих волос. А я растерянно улыбалась папе, Георгию…
– Когда это, мама?
– Да сразу же, как приехала от тебя. Сейчас все нормально, только иммунитет почти на нуле, – развела она руками.
– Айда в наш номер, – предложил ей папа, – мы и так рисковали с этим переездом, не будем усугублять.
– Я бы хотела жить в одном номере с Катей, – мягко произнесла мама, но так, что стало понятно – только так и не иначе. Папа растерялся:
– В нашей комнате убрали с дезинфекцией и прокварцевали.
– Замечательно, значит Катюша переберется в чистую комнату. Ты не против, солнышко? Я соскучилась.
– Да… конечно, – начинала я понимать, что не все безоблачно и ее приезд – это еще не воссоединение семьи и есть основательные такие подводные камни. Наверное, сейчас я уже понимала ее опасения.
– Георгий, пошли – занесем вещи, – ровным голосом сказал папа и сам понес две большие сумки в мамину комнату. За ним двинулся и Георгий с маминым багажом.
Мы проводили их взглядами и мама сказала:
– Я понимаю тебя – он… какой-то эксклюзив, да, Катя? В единственном исполнении и сильно, очень сильно, – задорно улыбались мне ее глаза.
– Как и папа, – расстроено ответила я, – что он сказал тебе, почему ты решилась? – спешила я выяснить самое главное.
– Что это было один раз и в состоянии сильного опьянения… – скривился ее рот под маской, – этот мальчик оказался не его – он потом заказал экспертизу. Ему пришлось привыкать к мысли, что это не его сын. Просил прощения, целовал руки. Я давно простила его и верю, что это был единственный раз. Но бумеранг… он прилетел – видишь? Я не должна была тогда… и так… Я съела саму себя этой местью. За все, оказывается, нужно платить.
– Мы поговорим потом, – с облегчением пообещала я, – ты, наверное, еле стоишь на ногах. Мама… я же кашляю! Наверное, мне нельзя даже стоять с тобой рядом!
– Я дам тебе маску. Катя, я в порядке, операция и сеансы были уже давно – в январе. Просто я плохо переносила химию, трудно было со стимулами… Пошли? Будем заселяться. Пожалуйста…
Я проводила маму к ее номеру и ушла собирать свои вещи. В чемодан на колесиках летели с полок майки и шорты, белье. Сарафан еще с плечиков… Закрыла крышку и повернулась на выход. Возле двери, прислонившись к стене, похоже – давно уже, стоял Георгий. Он кивнул мне:
– Я все обдумал, вспомнил, сопоставил и понял – о чем ты. Подобного больше не повторится, я докажу это – ты увидишь сама. Но для этого ты должна быть рядом. Не прогоняй… мне нельзя уходить от тебя – просто не имеет смысла. Я лучше изменюсь весь – с головы до ног. Так, как нужно тебе. Если не получится – тогда и прогонишь, но у меня получится. Катя…?
– Да? – отмерла я.
– Я вменяемый и адекватный. Разговаривай со мной, как сегодня ночью, пожалуйста. Я уже говорил, что пока плохо представляю себе…, просто быть рядом оказалось мало – нужно понимать. Будем разговаривать – узнаем друг друга. Катя… назови меня по имени, – шепнул вдруг он, – ты ни разу еще…
– У тебя длинное и неласковое имя, – вздохнула я, – Георгий. Гоша?
– Согласен на Гошу.
– Я не могу Гошу, тебе не идет, это несерьезно… глупо.
– Не важно… – прошептал он, осторожно привлекая меня к себе, обнимая и прислоняя лицом к своей груди.
– Я увидел их и подумал сегодня – жизнь такая хрупкая и короткая… Мы с тобой и так потеряли эти годы, и опять отдаляемся… Есть такое понятие – инерция поведения. Я не могу потерять тебя из-за того, что привык не обращать внимания на безразличные для меня вещи, отстраняться от них физически и абстрагироваться на психологическом уровне. Это удобно и это хороший способ выжить – с Сашкой я научился держать в приоритете только то, что действительно важно, только то, что единственно дорого. Сейчас это ты. Я двумя руками за эксклюзивное, единоличное владение, я хочу быть твоей частной собственностью. В этом мы уже совпали, а остальное… говори со мной, я обязательно услышу.
