Текст книги "Знаки внимания (СИ)"
Автор книги: Тамара Шатохина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)
– Пробуй, там сейчас сыр внутри плавится, только не обожгись – само пюре просто огненно горячее, а пршут тут с острым перцем. Если не пойдет, то заберем с собой, а тебе закажем «мешано месо», только подождать придется.
– Пойдет, – блаженно закатила я глаза, нюхая нежный ломтик, наколотый на вилку. Улавливался едва слышный запах дымка и острый, густой аромат пряностей, на удивление и перца тоже. Жгучий перец здесь тоже имел свой запах…, я осторожно откусила и разжевала, глубоко хватая ноздрями воздух…, а потом и ртом тоже.
– Запивай холодной водичкой – родниковая.
– Не нужно, – прожевала я мясо, – вкусно! Вкусно просто до изумления!
– И во время, и после изумления тоже, – посмеивался папа, жадно наворачивая этот… пршут и качамак вместе с помидорами и сладким луком.
Жизнь определенно – налаживалась.
Глава 33
Позже папа организовал для меня обзорную морскую экскурсию вдоль побережья Будванской ривьеры, и тогда я хорошенько рассмотрела всю эту курортную красоту со стороны моря. Горы здесь очень близко подходят к морю, часто просто обрываясь в него, и те места, которые позволяют строительство в прибрежной полосе, застроены всплошную и это еще слабо сказано. Улочки в небольших курортных городках (для больших городов там просто нет места) очень узкие и кажется, что дома тесно прилеплены друг к другу.
Светлый камень, из которого сложены старые постройки, имеет легкий и теплый коричневатый оттенок, а все крыши одного и того же красного цвета. Издалека это смотрится трогательно и красиво – как тесное скопление игрушечных домиков. Высоких зданий почти нет, потому что здесь случаются землетрясения. Сравнительно недавно – в 1979 году Черногорию тряхонуло так, что многие городки и горные селения были сильно разрушены. Сейчас уже ничто не напоминает об этом, во всяком случае, я не увидела даже следов тех разрушений.
Мы оставили машину на стоянке, и пошли по улице, которая постепенно спускалась к морю, а вскоре свернули в просвет между старыми домами, вошли в тень… Улочки были вымощены тем же камнем, и я порадовалась, что обула легкие кеды. Уцепившись за папину руку, я оглядывалась вокруг и тащила свою гитару, а его вторая рука была занята моим чемоданом. Мы остановились в месте, где в просвете между домами открывался вид на город и море.
– Это Старый город. Машины здесь не везде проедут, тут практически пешеходная зона. Пляжи дальше – в стороне, но здесь все рядом. Вон набережная – узенькая, вечером там не протолкнуться.
– Лодки какие…
– Яхты, да. Пришвартованы вдоль всей набережной. А вот наш дом, смотри, – с гордостью показал папа на двухэтажное каменное строение в ряду других таких же с вывеской «Hotel for hunters» и веселой мужской физиономией в тирольской шляпе с перышком рядом с надписью.
– Атмосферно…, а не охотников это не отпугнет?
– Да ты что? – удивился папа, – нет, конечно – проверено. И потом – тут же ружье не нарисовано, а мужики – они, знаешь… по природе своей, так что… Ты вот еще внутри глянешь…
Внутри было прохладно по сравнению с уличной жарой, небольшой холл показался мне сумрачным. В нем никого не было, хотя сбоку присутствовало что-то похожее на прилавок рессепшена.
– Наверх, поползли наверх, там наша комната, – подхватил папа чемодан на руки.
– Одна комната?
– Ну да. Моя комната, а остальные пять номеров почти всегда заняты – они побольше нашего и обставлены в нужном стиле. Сейчас тут живут две пары из Германии, одна пожилая француженка и мой знакомый из России с женой и двумя пацанами – они заняли два номера сразу. Обычно те, кто зимой приезжают на охоту, летом везут сюда семьи и останавливаются тоже у меня. Цены средние, божеские, потому что без лишних роскошеств. Это так называемый room без кухни – только самое необходимое и обязательно – чистота. Ну, как тебе? – остановились мы на пороге длинной узкой комнаты. Непривычно длинной и необычно узкой.
Под одной стеной, ближе ко входу, стояла софа с невысокой спинкой, а дальше – кровать. Между ними, как перегородка, поднималось что-то вроде дымохода, облицованного камнем. Я спросила о нем, и оказалось, что да – это действительно кухонная вентиляция и дымоход от камина, что находится внизу. Напротив кровати располагался длинный и узкий шкаф-купе, с зеркальной передней стенкой, а напротив софы – письменный стол со стулом. Пол из выбеленных досок. Вся комната выдержана в бело-сине-коричневом цвете. Все!
– Скромненько, – отметила я неловко. Петь дифирамбы здесь было нечему.
– Фигня, – легко отреагировал на это папа и потащил меня к противоположной входу стене с балконной дверью, остекленной в самый пол. Мы вышли на балкон, и я ахнула…
Невысокий дом почти полностью затенялся деревьями, растущими выше по склону, тень падала и на длинный широкий балкон, который опоясывал дом со стороны моря. Пол здесь был выложен шершавой плиткой песочного цвета. У стены, возле каждой двери, выходившей на это подобие террасы, стояли легкие пляжные кресла со столиками. На креслах лежали матрасики – синие в белый горох, как и собранная сейчас маркиза. Кованое ограждение балкона увивали плети неизвестного мне растения с большими алыми цветами на них. Сказочно красиво! Я скользнула взглядом по этой уютной красоте и уставилась на море, которое виднелось справа – за зеленью деревьев и красными крышами, сбегавшими вниз.
– Бли-ин… – нормальный словарный запас тут не подходил, просто не было времени подбирать слова, потому что из души рвалось!
– Ты, как тот русский, что приехал из Парижа и описывал его на эмоциях – глянул вправо…. кхм, – смеялся папа.
– Точно. Слов нет, – подтвердила я.
– Вот из-за этой красоты я и взял дом. Ее позже пристроили – на металлических столбах, обложенных камнем. Посмотришь потом, там внизу выход в крохотный садик – три на шестнадцать метров. Садик здесь тоже редкость – места мало.
– А где люди? – прислушалась я к тишине в доме.
– А что им тут делать? Люди все на пляже или на экскурсиях – морских, горных. Завтрак в девять, а до этого многие успевают даже позагорать – с шести до девяти самый загар – косые лучи и пляж полупустой. А обед и ужин уже в городе – здесь куча замечательных харчевен. Собственно, сам дом нужен, чтобы переночевать да вещи сложить. Разбирай свои, я освободил тебе две полки в шкафу.
Я оторвала взгляд от моря и вернулась в показавшуюся теперь темной и тесной комнату.
– А кандей тут есть? Ага! – обрадовалась я, увидев искомую коробку на стене.
– Включим на часок перед сном, чтобы охладить стены, больше не имеет смысла, среди ночи с моря потянет прохладой и можно открывать дверь – заслон от комаров на магнитах, – пощелкал он застежками.
– Если хочешь, сходи сейчас в душ – в обоих концах коридора есть туалеты с мойками и душевые, там очень чисто – Мария убирает два раза в день. Переоденешься, и потом сходим, посидим над морем, но пока только под тентом. На солнце в полдень выходить не стоит. А поплаваем вечерком, после семи. Что это у тебя? – протянул он руку к простой бумажной папке, завязанной тесемочками, которую я выложила на стол.
– Это все, что осталось от марки, папа, – честно доложила я.
Он развязал тесемки и разложил на письменном столе фотографии и листы бумаги разного формата с отпечатанным текстом. Какое-то время растеряно смотрел на них, ничего не понимая, и я объяснила:
– Это Саша Микулин, Дина Маловерцева и Горик Ивлев – дети, которым будут делать операции в частной израильской клинике Герцлии. За те деньги, что выручили за марку. Я отдала ее человеку, у которого болен сын и попросила, чтобы деньги расходовались исключительно на детское лечение, но… – развела я руками, криво и виновато улыбаясь: – Они поняли это слишком буквально. Представляешь?
– Пока нет, Катя, не представляю. Совсем, – резко ответил папа.
– Ты сердишься, что я отдала марку? – насторожилась я.
– Не говори ерунды, рассказывай дальше, – присел он на софу рядом со мной, рассматривая фотографии.
– Эти документы я получила перед самым отлетом. Их выслала жена того человека, с которым я работала – Лена. Истории болезней скопированы с согласия родителей детей, и сделаны фото – они собирались отчитываться передо мной по каждому ребенку. Дети все из нашего города и области, папа. Лена отбирала их вместе с лечащим врачом своего мальчика – вот ее данные. Пока одиннадцать человек – тех, у чьих родителей хватало денег на авиабилеты и проживание там – на месте, – расстроено развела я руками.
Папа обнял меня за плечи и притих рядом. Немного помолчав, я объяснила:
– Слишком буквально поняли – только на само лечение, понимаешь? А те, у которых на дорогу денег нет…
– Глупости говоришь. Ты не отказала кому-то конкретно, а вылечить всех нуждающихся за эти деньги невозможно в принципе. Какая разница – пятнадцать тысяч зарплата у родителей или сорок пять? И там и там дети, и лечение было одинаково недоступно для них. Я уверен, что детей олигархов и по-настоящему обеспеченных людей в списке нет. И ты сама подумай – деньги пошли не на дорогу, а исключительно на лечение, значит что? Эх, ты! Значит, больше детей вылечат, а на дорогу и проживание родители всяко деньги найдут, эти суммы несопоставимы. Наши, значит, дети? – резко переспросил папа.
– Ты все-таки сердишься…
– Да… я не просто сержусь, а злюсь, Катя, но только не на тебя. Просто хорошо, что это наши дети.
– Человек, который там – в Израиле, помог продать марку, взял плату за это лечением двух малышей его небогатых знакомых. И деньги еще остаются. Просто у этих троих уже были собраны документы, а у родителей готовы загранпаспорта. И, наверное, на операции существует какая-то очередь…, я ничего не знаю об этом, папа.
– А что же фоток только три, если детей одиннадцать? – не понял папа.
– Я дала телеграмму перед отлетом сюда: «Отчеты не требуются, полностью доверяю вам». Так что фото больше не будет. Ты и правда – не сердишься? Марку продали на полмиллиона дороже, это очень большие деньги.
– Значит, все-таки Блашке… хммм… Нет, Катюша, на тебя я не сержусь – на что тут сердиться? Эта марка никогда не была нашей, так что все правильно. Ты же сама это чувствуешь. Вот прапрадеду твоему – респект… помянуть его нужно, как положено – в храме, – согласно качнул головой и вдруг резко сменил тему: – Ты в душ идешь? Нет? Тогда бери купальник и пару полотенец – в шкафу и айда. А крем от солнца и большая шляпа у тебя есть?
– Шляпа…? – вспомнила я рассказ бабушки и улыбнулась, пожимая плечами: – Нет шляпы, даже панамки нет, а вот крем есть. Шляпу я хочу… очень.
– Купим тебе шляпу – с ленточками и цветочками, – прищурился довольно папа, – я знаю, где они продаются.
Я не показала ему письмо Лены, что прилагалось к медицинским документам. В нем она благодарила – от всего сердца, такими словами, от которых сжималось сердце. А в конце было:
«Вы даже не представляете себе, Катя, как МНОГО сделали для нашей семьи. И не только для Сашика – мне Вы подарили огромное женское счастье, на которое я уже не надеялась и от которого добровольно отказалась. Сейчас я счастлива так, как только может быть счастлива любимая и любящая женщина. Даже не думайте, что это счастье куплено на Ваши деньги. Просто теперь я могу позволить его себе…»
Глава 34
Что такое лето на юге у теплого моря? Я решила, что это земной рай и никак не иначе.
Мы не спеша шли по улочкам меж основательных домов-малоэтажек, украшенных вывесками в основном на английском языке и с цветочными вазонами в кашпо из гнутых прутов на стенах. А еще бросались в глаза хрустальной чистоты стекла в окнах, огромное количество цветущей и нет зелени, а впереди ярко синело оно – Адриатическое море.
Поскольку мы собрались покупать шляпу, папа вел меня к магазинам, а я тихонько сопротивлялась. Посмотреть хотелось абсолютно все, может и прикупить что-то новенькое, но не начинать же с барахолки?
– Нос весь облезет, и солнечный удар получишь – оно тебе надо? И большие очки нужно купить – на пол лица, только такие по-настоящему защищают глаза от солнца, а не твои оттопыренные пиндюльки.
– Все время будем лазить по горам? – оглядывала я довольно круто спускающиеся к набережной улицы.
– Мы в самом центре, Катюш, здесь все рядом, много ходить не придется. Разве только в крепость – обойти по крепостной стене почти весь Старый город? Тут есть древняя крепость пятнадцатого века. Это сделаем обязательно, но туда лучше рано утром, а не по жаре. А вот сами пляжи… там, к сожалению, тесновато, но мы вдвоем с тобой сильно хитрые, так же?
– Мы очень хитрые, – довольно щурилась я, еще не понимая – о чем он, но доверяя на двести процентов.
В тот, самый первый день, мы истоптали все ноги. Потому что пришлось побывать на Зеленом продуктовом рынке, чтобы купить фрукты. А, кроме этого – в большом торговом центре и нескольких маленьких магазинчиках – из-за очков и шляпы. Фрукты папа покупал, не торгуясь.
– Тут не восточный базар, Катюша. Люди не перекупщики, а производители и твердо знают цену своему труду. Здесь торговаться бесполезно, но пробовать дают всегда и тут главное – не зацепиться языком. Поэтому быстро берем и уходим. Усекла?
Шляпа для меня нашлась просто изумительная по красоте и необыкновенно шла к длинному, молочного цвета сарафану – белая, легкая, с огромными, чуть волнистыми полями, затеняющими не только лицо, но и шею, а частично и плечи. Романтическая такая шляпа, украшенная шелковой лентой со скромным бантом – бабушке понравилась бы точно. К шляпе прикупили длинную и теплую шерстяную кофту, обернуться которой я могла два раза, а поджав ноги и сидя – спрятаться вся.
– Нужно, Катя, нужно – в горах вечером холодно, а ты ничего такого не взяла с собой, видел я твой багаж.
Потом мы устало присели на ветерке возле харчевни – прямо на улице под полосатым тентом и с видом на море. Оно лежало перед нами спокойное и тихое, не было ни волнения, ни сильного ветра. Катера и яхты стремительно рассекали водную гладь или тихо скользили по ней, и до нас слабо доносился удаленный звук мощных катерных моторов. Папа опять заказал еду на свой вкус.
– Порции тут рассчитаны на здорового мужика, так что я возьму тебе половинку.
– Я хочу всю, – пожирала я глазами огромные плоские котлеты и овощи, поджаривающиеся тут же на гриле – аромат готовящейся еды просто убивал наповал.
– Катя, – строго сказал папа, – у тебя жор, гони его от себя.
– Зачем? – лениво и с удовольствием отвечала я, – жор хороший, он меня кормит.
В раннем детстве был у нас такой разговор, и он его помнил. В результате мою плескавицу, как называлась эта котлета, доедал папа, а я сыто отвалилась в легком кресле.
– С едой тут полный порядок, люди приветливые, языкового барьера практически нет – почти все понимают русский, красота сумасшедшая, море…
– … холодное, – продолжил папа, – в смысле – освежающее, не такое, как в Египте, например.
На море нам просто не хватило сил. Под вечер мы возвращались домой – уставшие и разомлевшие от жары. Папа нес пакет самых разных фруктов, а я – так и не понадобившиеся пляжные вещи и новую кофту, даже смотреть на которую было жарко. На носу у меня красовались новые очки, на голове – романтическая шляпа, а на ужин (если вдруг захочется), папа купил горячую лепешку и местный жидкий сыр в коробочке, похожий на густые сливки – в него лепешку полагалось макать.
– Вряд ли в нас влезет еще что-то, но вдруг твой жор не дремлет? А не хватит лепешки, тогда можно просто выйти на улицу – тут на каждом шагу кафе. Только сегодня я тебе не собутыльник – почти не спал ночь.
Мы свернули в улочку, и меня опять накрыло совершенно непередаваемое ощущение инакости местной жизни – традиций, архитектуры, быта, привычек… Теплого оттенка, нагретый солнцем за день, камень стен продолжался на мостовой. Ширина улочки точно не позволила бы проехать автомобилю, но три человека расходились свободно. От здания к зданию над улочкой кое-где протягивались балкончики, уставленные цветущими растениями, и мы проходили под ними. Таких улочек в старом городе было много и почти на каждом их перекрестии находились небольшие кафешки, в которых еда готовилась внутри здания, а столики стояли на улице.
– Сейчас еще жарковато – камень отдает тепло. Но вечером и ночью здесь будет не протолкнуться, – работал гидом папа, – у каждого хозяина есть свое коронное блюдо, свой необычный рецепт. И мы с тобой обязательно посидим где-нибудь тут, только не сейчас – меня рубит конкретно, Катюш.
Я соглашалась, потому что тоже устала – и от впечатлений, а их была куча, и в самолете я поспала от силы час-два. А сейчас шла, по ощущениям, по сказочному экзотичному миру – новому для меня, яркому и праздничному, так не похожему на привычный, в первую очередь – своим настроением.
В темноватом, прохладном по сравнению с улицей холле, тихо гудел кондиционер, а за стойкой рессепшена сидел пожилой мужчина и читал газету. Увидев нас, коротко кивнул, не вставая и скупо улыбнулся:
– То и е твоя черка, Николае?
– Да, Душан, моя дочка – Катерина, – подмигнул мне папа.
– Мария же очистила од тебе и перестлала да спава. Добра ноч.
– Его дочка Мария – горничная, она убрала у нас и перестелила обе постели, – перевел папа, – Добра ноч, Душан.
Мы поднимались по лестнице, а я мучилась подозрениями – уж не эта ли горничная и есть папина женщина? Отношения этого мужчины с папой показались мне очень близкими, почти родственными – без заискивания перед работодателем и всякого расшаркивания. Хотя папа уже упоминал о такой особенности поведения местных жителей. Но позже оказалось, что я ошибалась и Мария была ни при чем.
После душа и туалета, где действительно – оказалось очень чисто, папа завалился на застеленную новым постельным бельем длинную софу, указав мне на кровать:
– Падай, а хочешь – выйди и посиди на балконе, там все сейчас, познакомишься заодно. Кирилл с семьей живет справа, а слева иностранцы. Сейчас там хорошо – прохладно, дверь оставь открытой – мне на шум по фигу, буду спать, как убитый. Кандей не врубай – помещение маленькое, еще простудишься. Добра ноч… – и моментально, кажется еще во время разговора вырубился и засопел.
На террасе раздавались тихие звуки разговора – народ отдыхал перед сном. Слева не оказалось никого – иностранцы пропадали в ночных кафе, а вот Кирилл с женой и двумя большими уже мальчиками, сидели здесь. На столике перед ними стояло большое блюдо с фруктами, а в руках у родителей – бокалы с вином. Мальчишки за отдельным столиком рассматривали какие-то свои бумажки, не интересуясь делами взрослых. Мы познакомились, разговорились и мне предложили вино и фрукты, а я в ответ притащила сыр и лепешки, но насчет вина засомневалась.
– Не отказывайтесь, Катя, кровать рядом, а выпить тут можно только вечером или ночью – днем, в жару, это просто невозможно. Вино уже охлажденное, терпкое…
– Вранац? – со знанием дела поинтересовалась я у приятной женщины лет сорока – Татьяны.
– Да, тут очень много хороших вин – греческих, испанских, но мы с Кирюшей в разных странах берем и еду и вина только местного производства.
– Я слышала, что практикуется такой вид туризма – кулинарный.
– Не самое плохое дело, – лениво согласился чуть полноватый Кирилл, – я тут днем заглянул к вам через стекло – думал, Колю застану, а увидел гитару в чехле. Ты играешь? Тащи сюда – отведем душу…
– Папа уже спит, не знаю…
– Твоего папу сейчас пушкой не разбудишь, если даже не вышел к нам. Неси, я тихонько, убаюкаем его и себя заодно.
Он очень хорошо играл и неплохо пел, как оказалось. Дети вскоре ушли спать, а мы с Татьяной расслабились в легких пляжных креслах и притихли. Вино чуть согрелось в бокале от тепла руки – я медленно отпивала маленькими глоточками, смакуя букет. Свет на террасе включать не стали, чтобы не привлекать комаров, а, по отзывам, здесь они были особо ядовитыми и злобными. Постепенно становилось совсем темно – на Будванскую ривьеру опускалась южная ночь – пахучая и пряная, с необыкновенно яркой россыпью звезд на чернильно-темном небе. Тонко и ненавязчиво пахли алые цветы, внизу – по пути к морю потихоньку зажигались фонари и окна. А здесь – у нас, тьму слегка разбавлял свет накопительных фонариков, которые были установлены в нижнем садике. Музыка плыла из-под пальцев мужчины – тихая и задумчивая, как и его голос:
Ночь светла, над рекой тихо светит луна,
И блестит серебром голубая волна.
Темный лес… Там, в тиши изумрудных ветвей,
Звонких песен своих не поет соловей….
Милый друг, нежный друг, я, как прежде любя,
В эту ночь при луне вспоминаю тебя.
В эту ночь при луне на чужой стороне,
Милый друг, нежный друг, вспоминай обо мне.
– Спасибо за чудесный вечер, Татьяна, я пойду – засыпаю уже. Хотя сидела бы так и сидела… – прошептала я женщине, стараясь не отвлекать гитариста: – Замечательный у вас муж.
– Мужчину делает женщина, так же? – улыбалась она, глядя на своего мужчину.
– Похоже – так, вы смотритесь настоящей парой. Я не буду закрывать дверь – послушаю еще.
– Тут никто не закрывает, – тихо ответил Кирилл, завершив проигрыш: – Можешь спать спокойно.
Со стороны соседнего дома раздались тихие хлопки – аплодисменты его исполнению и мужской голос произнес с одобрением:
– Excellently…
Кирилл негромко откликнулся:
– Thank you, flattered.
Они еще некоторое время сидели на террасе, и гитара тихо и послушно отвечала на ласку умелых пальцев, рассыпая в ночи звуки сложного перебора. Но песен больше не было, и я быстро уснула под легкой простыней под эту музыку и сопение папы. Из-за противомоскитной сетки ощутимо тянуло ночной прохладой, мне было хорошо и спокойно.
* Превосходно…
* Спасибо, польщен.
