Текст книги "Солнце отца (ЛП)"
Автор книги: Сьюзен Фанетти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)
Увидев это, люди на берегу поспешили соорудить импровизированные носилки, чтобы уложить на них Илву, пока налетчики разгружали корабли.
Когда носилки были сделаны, Вали положил руку на обернутую в ткань голову дочери. Он был рад, что не видит лица Илвы; он хотел запомнить свою дочь такой, какой она была при жизни, какой она будет в Валгалле, а не такой, какой ее сделала оставленная позади морская стихия.
Бренна стояла у ног дочери, глядя на нее сверху вниз своими тихими, тусклыми глазами. Вали попытался вспомнить, когда она говорила в последний раз; кажется, сегодня она вообще не открывала рта.
– Бренна. – Он подошел к жене и взял ее безвольную руку в свою. – Пойдем. Ольга здесь.
Ольга стояла в нескольких шагах от них, держа за руки Леифа и Хокона.
Сольвейг стояла рядом с Магни. Они не прикасались друг к другу, но в позе Магни было что-то защитное. Вали узнал эту позу и чувство, которое ею двигало – и понял, что, по крайней мере у Магни к его дочери наконец-то проснулось что-то большее, чем дружба.
Любить его дочь было бы так же горячо и дико, так же красиво и сильно, как если бы прикоснуться к светилу, в честь которого ее назвали.
Как сам Вали любил свою жену, мать Сольвейг.
– Бренна. Идем.
Она покачала головой, не отрывая глаз от тела их дочери.
– Я останусь с ней. Я не хочу, чтобы она оставалась одна.
Он потянул ее за руку. Когда она не сдвинулась с места, Вали придвинулся к ней и обнял за плечи.
– Бренна, пожалуйста.
Она высвободилась. Он не мог вспомнить, когда в последний раз она отвергала его объятия.
– Я останусь здесь.
Ольга вышла вперед и вложила свою руку в руку Бренны.
– У тебя есть дело, Вали. Иди в зал и делай то, что должен. Леиф пришлет девушку с едой и питьем, и я останусь с Бренной. Сегодня никто не будет одинок.
Ее голос был сильным, ясным и полным сострадания. В ее глазах читалось сочувствие к ним и ее собственная печаль. Вали кивнул. Он поцеловал жену в макушку и последовал за Леифом вверх по насыпи к просторному большому дому Гетланда.
Проходя мимо них, он увидел, как Сольвейг схватила Магни за руку и сжала.
Может быть, у Сольвейг в сердце тоже уже появилось что-то большее.
– оОо~
К тому времени, когда добыча была разделена между ярлами и налетчиками, слуги уже приготовили еду. Было приятно есть теплую, сытную пищу, приготовленную на кухне, после многих дней соленой трески и хлеба с квашеной капустой – или, в лучшем случае, того, что могли предложить чужие леса и костер. Вали присматривал за своими мужчинами и женщинами, не желая, чтобы они переусердствовали. Им нужно было отплывать уже скоро.
– Солнце сядет через несколько часов, Вали, – сказал Леиф, садясь рядом с ним. – Если ты подождешь до рассвета, тебе придется плыть всего одну ночь.
Вали покачал головой.
– Я должен вернуть своих людей домой. Слишком долго Илва ждала освобождения. Я чувствую дурной ветер вокруг себя. Бренна… – Вали запнулся. Он не знал, как выразить свои опасения.
– Я видел это у Торил, Вали. Потеря ребенка для матери… Я думаю, что ни один мужчина не может познать ее глубину, даже если любит своих детей всем сердцем. Так что она справляется. – Он хлопнул Вали по плечу. – Когда похороны пройдут, Бренне придется заняться другими вещами, и она станет такой, как раньше.
– Я надеюсь, что ты прав, мой друг. Тем больше причин не откладывать.
– Тогда мы проводим вас сейчас, пока твои люди не напились вина.
– оОо~
В Карлсе, по обычаю клана, перед длинным домом и морем, они соорудили погребальный костер. Женщины города посыпали цветами все еще завернутое в ткань тело Илвы, а жители Карлсы вознесли молитву богам, чтобы облегчить ей путь через двери Валгаллы. В жертву была принесена коза, и ее кровь покрыла тело.
Когда дым духа Илвы, наконец выпущенный на свободу, поднялся в голубое небо, Оса, провидица, жившая глубоко в лесу, запела богам высоким кристальным голосом, чтобы дать им знать, что достойная Дева-защитница уже стоит у их дверей.
Вот почему они закончили налет и вернулись домой. Чтобы их дочь отправилась в путь в окружении людей, которые ее любили. Чтобы она пошла в Валгаллу той же дорогой, которой не так давно отправилась туда ее бабушка.
Вали стоял у костра и вспоминал день, когда он положил крошечный сверток на небольшую кучку дров. Они были в Эстландии, далеко от дома. Стояла глубокая зима, и Бренна лежала на кровати на втором этаже дома, без чувств и при смерти. Он был один, хоть его друзья и были рядом. Никогда в жизни он не был так одинок, как в тот день.
Вали верил – он должен был верить, – что Тор признал Торвальда своим. Во время его рождения и смерти на замок обрушилась сильная буря, полная яростного грома. Это был Тор, спустившийся, чтобы забрать ребенка для жизни, более великой, чем та, которую готов был ему дать этот мир.
Возможно, именно поэтому Илва погибла во время ее первого набега. Возможно, она произвела впечатление на богов. Отцовскому сердцу было легче думать так.
Огонь горел долго и жарко. Вали стоял со своей женой и детьми, молча, пока город пел вокруг них. Как и много лет назад в Эстландии, он смотрел в огонь, пока тот не съел все, что мог, и не погас, пока от его ребенка не осталось ничего, кроме пепла и костей.
Когда кости и пепел достаточно остыли, Вали и Бренна собрали все это в резной деревянный барабан. Их дети и весь город последовали за ними пешком на холм сразу за городом, где жители Карлсы хоронили своих умерших.
Вали положил барабан в могилу, а Бренна положила рядом с ним свой меч и щит. Каждый из их детей – Сольвейг, Хокон, Агнар, Това и Хелла – принес предметы из жизни Илвы, которые она особенно любила или которые могли быть полезны ей. Как старшая, Сольвейг могла бы пойти первой, но она уступила это право своим братьям и сестрам и ждала до конца. Затем поверх щита Илвы и брошей, которые подарила ей Дагмар, ее сережек из лазурита, резной роговой чашки и рваного шерстяного одеяла, которое она любила с детства, Сольвейг положила ее топор.
Какое-то время она оставалась сидеть на корточках у могилы. Она все сидела и сидела, не двигаясь, и Вали уже сделал шаг, намереваясь подойти к ней. Но Бренна удержала его, положив руку ему на плечо, и подошла сама – и присела на корточки рядом с их старшей дочерью. Стоя позади них, Вали снова поразился их одинаковости. В бледно-голубых хангероках одинакового оттенка, с золотом волос, заплетенных почти одинаково, они казались зеркальными отражениями друг друга.
Бренна не прикасалась к Сольвейг, и Сольвейг не искала прикосновения. Они просто сидели рядом с могилой и смотрели в последний раз на девушку, которую оба любили и защищали так хорошо, как могли – гораздо сильнее, чем Илва этого хотела.
В этот момент простого покоя, когда мать и дочь оказались рядом, Вали почувствовал облегчение.
Бренна оправится от своего горя. Они с Сольвейг были бы сильны вместе. Вот почему они закончили налет раньше. Чтобы исцелить свою семью. Чтобы исцелить Карлсу. Париж будет там же, где и был, когда они снова совершат набег, и они будут сильными, крепкими духом и готовыми к бою.
Хокон пошел за лопатой, и, восприняв это как намек, Бренна и Сольвейг встали. Они повернули обратно в город. Бренна взяла за руки Агнара и Тову, Сольвейг – Хеллу, и они пошли. Те, кто присоединился к ним на холме, двинулись с ними и обратно.
Вали остался с Хоконом. Он взял другую лопату, и вместе, но каждый сам по себе, они засыпали Илву Маленькую Волчицу землей.
– оОо~
Уже ночью Вали вернулся в личные покои, в угол, который был их комнатой. Трое младших детей спали. Хокон и Сольвейг все еще отсутствовали – Хокон, вероятно, был с девушкой, Сольвейг, скорее всего, ушла одна.
Ни один из их старших детей, каким бы взрослым он ни был, не казался готовым создать собственную семью. Хокон любил разнообразие, и если бы он не был осторожен, то мог бы в два счета оказаться женатым. Сольвейг… как и ее мать до того, как Вали заявил на нее права, она казалась незаинтересованной в семье.
Но она уже становилась слишком взрослой – более того, они с Бренной старели, и Вали хотел, чтобы его дети обрели свои собственные семьи, прежде чем возраст сделает его медлительным, и валькирии наконец заберут его. Магни был бы хорошей парой для Сольвейг по многим причинам, и в последнее время Вали стал замечать искру между ними. Долгое время он и Бренна, и Леиф, и Ольга – особенно Бренна и Ольга – наслаждались мыслями о том, что их дети когда-нибудь могут пожениться.
Он усмехнулся про себя. Он становился сводней.
– Почему ты смеешься?
Бренна сидела на их кровати, расплетая волосы. Воодушевленный как ее вопросом, так и легким тоном, которым она его произнесла, Вали присоединился к жене и убрал ее руки, чтобы заплести ей косы самому. Немногие удовольствия в его жизни превосходили это – ощущение шелка ее волос вокруг его пальцев, пока он расплетал ее косы.
Хотя Бренне было уже больше сорока лет, она все еще оставалась красивой женщиной. В длинных светлых волосах было немного седины, а на нежной коже было много шрамов, но мало морщин. Ее тело стало чуть полнее и мягче, чем раньше, но Вали находил его привлекательным. Беременности оставили отметины на ее животе и груди, но каждая отметина показывала, что Бренна подарила ему сильных, хороших, красивых сыновей и дочерей. Он боготворил каждую отметину на ее теле, отметину воспитания, битвы и страдания. Каждый шрам рассказывал ее легенду. Он боготворил ее.
Бренна вздохнула и расслабилась под его прикосновением. Теперь, когда они отправили свою дочь в Валгаллу, ее горе утихало и позволило бы ей исцелиться.
– Что было смешного? – снова спросила она.
Вали был рад видеть, что она проявляет хоть какой-то интерес. Он улыбнулся и снова засмеялся, теперь тихо и вслух.
– Я думал о Сольвейг и Магни и смеялся над собой. Мы так хотели устроить их брак.
Бренна покачала головой.
– Магни было бы лучше найти женщину в Гетланде.
Он перестал расплетать волосы и наклонился над плечом жены, чтобы увидеть ее глаза.
– Почему ты так думаешь? Я думал, ты хочешь, чтобы они стали парой.
– Это была бы хорошая пара, но Сольвейг слишком… – она со вздохом замолчала.
– Слишком что, любовь моя? – он отбросил ее волосы и повернул на кровати так, чтобы они оказались лицом друг к другу.
– Беспокойна. Нетерпелива. Она хочет слишком многого, и хочет все это сразу. Она откладывает все на потом, потому что не умеет брать немного, хранить и ждать большего. Она боится стать чьей-то и потому не получит ничего.
Еще один вздох, и Бренна отодвинулась, встала и расстегнула застежки своего хангерока.
– Она слишком похожа на меня, а Магни слишком мало похож на тебя. Он не будет настаивать. Он будет ждать и ждать, пока не состарится, или не будет ждать и сдастся, а она все равно будет пытаться ухватить все сразу, не видя ничего вокруг, и в конце концов останется ни с чем.
Вали встал и подошел к своей жене. Он помог ей снять платье, а затем взял ее руки в свои.
– Ужасные слова. Может быть, нам следует вмешаться?
– Она не будет рада, если мы начнем ей помогать.
Вали не согласился, хотя и не сказал этого вслух. Ему казалось, Сольвейг не будет возражать против небольшого родительского вмешательства. Бренна, как правило, уходила от своей материнской роли, когда ее дети становились достаточно взрослыми, чтобы совершать набеги, – слишком далеко уходила, подумал он. Их дети были взрослыми, да, но они все равно нуждались в руководстве и заботе. Вали знал, что Бренну сдерживал избыток любви и заботы в ней, а не их недостаток, и его не удивило бы, если Сольвейг и Хокон оказались такими же.
Но он не стал бередить рану в и без того больном сердце своей жены, и просто заключил ее в объятия и склонил к ней голову.
– Я думаю, что мы имеем право немного вмешаться. В конце концов, она все еще спит под нашей крышей. Она еще не совсем взрослая, хоть и уже прожила много лет.
Его жена наконец улыбнулась, впервые после смерти Илвы. Это была мягкая, нерешительная улыбка, наполненная печалью, но, тем не менее, прекрасная и обнадеживающая.
5
Магни почувствовал, как капля пота стекает по его волосам, по виску и на тунику. Почти тут же он почувствовал и другие, стекающие по голове, вниз по спине, под мышками. Размотав кожаный ремешок, охватывающий запястье, Магни быстро заплел свою густую копну волос в косу и завязал ее.
Он спрыгнул с повозки и направился к колодцу, чтобы напиться и освежиться. Близилось солнцестояние, и летнее солнце сияло над маленькой пыльной деревушкой, казалось, замедляя течение времени. На улице было много людей, наслаждающихся легким ветерком, но все равно здесь было тихо, будто все делалось вполсилы.
Из глубокого колодца повеяло прохладой, и Магни подставил под эту прохладу лицо, пока влажный холод пропитывал кожу. Затем опустил ведро и набрал свежей воды, ледяной, как зима. Зимы здесь были долгими, а лето – коротким; темная земля оставалась прохладной круглый год, независимо от того, как ярко летом светило солнце.
Он схватил ковш и сделал большой глоток воды, от которого по разгоряченному летом телу пробежал приятный холод. Затем, повинуясь наитию, стянул тунику через голову и намочил ее в ведре. Лучше быть мокрым от холодной колодезной воды, чем от горячего пота.
Отжимая рубашку, Магни почувствовал, как мягкие пальцы коснулись его спины.
– Что-то новенькое, – сказал голос, такой же бархатистый, как прикосновение.
– Сасса (прим. уменьшительное от «Астрид»). – Он повернулся и улыбнулся хорошенькой деревенской девушке.
Она стояла, все еще подняв руку, которой касалась его спины – татуировки, на которую и обратила внимание. Магни сделал ее, когда вернулся из похода.
Она опустила руку и мило улыбнулась ему – выражение лица было приглашением. Магни и раньше принимал приглашения Сассы и был рад. Были в его теле части, которые тоже хотели принять это приглашение. Но он дал обещание.
– Ты пришел повидаться со мной?
Он натянул тунику, прикрывая обнаженную грудь, и резко втянул воздух, когда холодная влага коснулась кожи.
– Я здесь со своей матерью. Она пришла к Гейрлаг.
Словно в подтверждение правдивости его заявления, из длинного дома, перед которым остановилась их повозка, донесся крик.
Сасса повернулась на звук, затем обратно, ее манящая улыбка все еще оставалась на месте.
– Да. Конечно. Мать говорила, что ее время уже близко. Я не знала, что твою мать уже вызвали.
Мать Магни была целительницей в своем мире и в Карлсе еще до его рождения. Когда она вышла замуж за его отца и приехала в Гетланд, где уже были свои целитель и повитуха, она отложила свою работу и сосредоточилась на том, чтобы помогать его отцу править.
Но две зимы назад Гетланд охватила болезнь, которая забрала и целительницу Бирте, и ее ученицу. И поскольку в Гетланде больше никто не был обучен целительству, кроме Гудмунда – походного целителя, который был опытен в лечении боевых ран, но не справлялся с другими хворями, Ольга снова взялась за свою работу.
Она лечила в основном жителей города Гетланд; в большинстве отдаленных деревень были свои целители, некоторые врачевали сразу в нескольких деревнях. Но ближайшие деревни, такие как эта, полагались на город. Когда Ольга отправлялась на вызов по городу или за его пределы, отец Магни настаивал, чтобы ее сопровождал охранник. Часто этим охранником был Магни. Он внимательно следил за матерью, но, по правде говоря, особо охранять было нечего. Его родителей любили и почитали в Гетланде.
Он провел несколько послеобеденных часов и одну ночь с Сассой, занимая себя, пока его мать делала свою работу. Сасса явно ожидала, что он сделает это снова и сейчас.
Но он дал обещание – и собирался сдержать. Наконец-то Сольвейг позволила себе увидеть будущее за пределами имени, которое намеревалась создать для себя, и это будущее включало его, Магни. Поэтому он подождет и поможет ей достичь того, чего она так страстно желала.
Впрочем, он все еще был молодым взрослым мужчиной, а большая грудь Сассы так заманчиво натягивала ее хангерок. Она просунула руки под его мокрую тунику и погладила его живот. Независимо от намерений разума, тело Магни ощущало ее мягкое прикосновение, а ноздри вдыхали ее сладкий, землистый аромат. Его тело тосковало по наслаждениям, которые предлагала Сасса. Искушение было сильное. Как долго Сольвейг заставит его ждать?
Может быть, до тех пор, пока они снова не совершат набег. Если бы они захватили Париж, она была бы довольна, подумал он.
Магни заворчал и схватил Сассу за запястья, оттолкнув ее на шаг назад. Она нахмурилась, и он уже хорошо знал этот хмурый взгляд. От женщины с таким взглядом ничего хорошего ждать не приходилось.
– Прости меня, Сасса, – попытался он исправить положение. – Я не могу.
– Что, я уже недостаточно хороша даже для того, чтобы провести время под деревом?
Еще один крик сотряс стены длинного дома неподалеку. Магни часто хвалили за его умение успокаивать других, поэтому он призвал на помощь все свои умения. Он взял Сассу за руку и удержал ее свободно, нежно.
– Ты прекрасна и добра, и с тобой так приятно быть, Сасса. Ты заслуживаешь большего, чем быстрая возня под деревом. Но ты знаешь, что я предназначен другой, и пришло время мне быть верным предназначению.
Магни использовал старый слух о том, что он и Сольвейг были созданы друг для друга самими богами. Он никогда раньше никому об этом не говорил, и был уверен, что и Сольвейг тоже, но сейчас это казалось разумным – и теперь, когда Магни сказал это вслух, он понял, что ему придется повторить это другим девушкам, с которыми он проводил время.
И слух превратится в историю, в правду, о которой не шепчутся, а которую говорят вслух.
Он только что написал начало их истории. Улыбка помимо воли растянула губы Магни. Сольвейг считала, что они не смогут быть вместе, пока не будет написана ее история. Но она ошибалась. Ее история могла бы быть – была бы – написана, потому что они будут вместе. И его история тоже.
Сассе не понравилась эта ухмылка. Она подозрительно покосилась на него. Прежде чем она успела заговорить, Магни наклонил голову и поцеловал ее в щеку, задержав губы на коже.
– Ты – сокровище, Сасса Олегсдоттир. Но ты не моя. – Он добавил задумчивую нотку к последнему предложению и почувствовал, как она смягчилась и вздохнула.
– oOo~
Когда его мать некоторое время спустя вышла из длинного дома, солнце уже село за деревья, и воздух остыл до легкой прохлады. Магни помог фермеру отремонтировать стену, мать Сассы хорошо накормила его, и теперь он растянулся в задней части повозки, вырезая фигурку из найденного им куска валежника. Свет солнца становился слишком слабым, чтобы делать что-то еще.
Он сел, когда дверь со скрипом открылась, и на пороге показалась его мать. Ее голова была обмотана льняным шарфом, и Магни мог видеть только край широкой светло-серой полосы ткани, которая спускалась с ее лба и по всей длине ее длинных темных волос. Коса, которую Ольга сплела и свернула узлом, почти не растрепалась. Несмотря на часы тяжелой работы, она выглядела аккуратно. Лишь маленькое красное пятнышко сидело на рукаве, да щеки раскраснелись, но в остальном, глядя на нее, никто бы не понял, что она провела большую часть дня, помогая новой жизни прийти в мир.
Магни спрыгнул вниз.
– Все хорошо? – некоторое время назад он слышал крики младенца, но из длинного дома не доносилось ни звука. Гейрлаг была вдовой; ее мужчина был среди тех, кого они потеряли во время последнего набега на Франкию.
Его мать улыбнулась.
– Все хорошо. Тяжело обрести счастье в печали, даже ради такого великого дара, как ребенок. Но ребенок – мальчик, сын, и она назовет его Калле, в честь его отца. Он поможет своей матери снова найти путь.
Закончив говорить, она повернулась к тележке. Магни собирался взять ее за руку, чтобы сказать, что до темноты они уже не успеют вернуться в большой дома, когда ноги его матери подкосились, и она чуть не упала. Магни бросился вперед и обхватил ее за талию.
– Мама!
– Я в порядке, Магни, я в порядке.
– Нет, ты не в порядке!
Когда она попыталась встать самостоятельно, Магни подхватил ее на руки – и выпрямился, ошеломленный. Ольга была миниатюрной женщиной, едва достававшей ему до груди. Он никогда раньше не брал ее на руки, и она весила немногим больше ребенка. Она была такой спокойной и тихой, такой безмятежной и нежно сильной, что он всегда думал о ней как о крепкой женщине, несмотря на ее телосложение. Однако в его объятиях она казалась хрупкой, и это испугало его. Неудивительно, что отец никогда не выпускал ее за пределы города без охраны.
Держа мать на руках, он не представлял себе, что делать. Тени, колеблющиеся на борту повозки, дали ему ответ, и он понес свою мать к костру в центре деревни.
В деревне было всего десять семей, собравшихся вместе, чтобы делиться работой и припасами, без большого дома или даже выдающегося лидера, и без собственного названия. Как и во всех подобных сообществах, в теплые ночи, подобные этой, если не было дома, в котором можно было бы собраться, люди выходили в центр и ужинали вместе у веселого костра. Над костром были разложены вертела с мелкой дичью, а сбоку стояло несколько кастрюль с тушеными овощами. Еще там был хлеб, твердый сыр и крепкий мед.
Гетланд долгое время не знал лишений; даже в таких крошечных деревеньках, как эта, можно было устроить такой же сытный пир, как в большом доме в городе.
Когда Магни понес свою мать к кругу костра, двое молодых людей встали, освобождая одно из толстых бревен, из которых состояли сиденья вокруг ямы. Кивком поблагодарив их, он опустил мать на бревно и присел рядом с ней.
– Что я могу сделать?
Она погладила его по щеке.
– Перестань волноваться, kullake. Я просто устала. – Он прищурил глаза и изучающе посмотрел на нее, и она рассмеялась. – Магни. У меня все хорошо. Но я хочу есть. Не мог бы ты принести мне немного еды?
Он встал и повернулся, но Сасса уже направлялась к ним с двумя тарелками, наполненными едой, в руках. Позади нее маленький мальчик нес две маленькие роговые чашки с плоским дном, держа их таким образом, что Магни решил, что они полны меда.
– Спасибо, Сасса, – сказала мать Магни, беря тарелку, а затем чашку. – И Бьерн. Спасибо тебе.
Магни взял вторую тарелку и чашку, кивнул Сассе и улыбнулся, а сам сел на бревно рядом с матерью.
– Нам придется остаться на ночь, – сказал он, прежде чем они приступили к еде. – Луны будет недостаточно, чтобы осветить наш путь домой.
– К сожалению, да. Твой отец будет волноваться, так что нам нужно будет уехать с рассветом. Но мы можем остаться у Гейрлаг на ночь.
Пока они ели, Магни наблюдал, как его мать ковыряется в еде, откусывая маленькие кусочки. Впервые его поразил ее возраст. Возможно, это была просто усталость, исказившая черты, но он увидел морщинки в уголках ее глаз и на нежной коже под ними. Морщинки обрамляли ее рот. Его прекрасная мать старела.
И все же, она казалась несколько восстановленной отдыхом и едой. Она поймала его пристальный взгляд и фыркнула.
– Магни, хватит. Обычно, когда ты сидишь со мной тут, твое внимание обращено в другое место. – Ольга кивнула в сторону огня, где Сасса помешивала в котелке еду. Магни некоторое время наблюдал за девушкой. – Магни?
Он повернулся к матери и решил добавить еще немного к своей новой истории.
– Я уже семь лет ношу на руке кольцо.
– Да, так и есть.
– Я совершал набеги четыре лета подряд.
– Да. – Ольга потянулась и сжала его руку. – Мое сердце плачет каждый раз, когда ты отплываешь, и поет с каждым возвращением.
– Я мужчина. Я хочу большего, чем просто игры с девушкой.
Его мать переключила свое внимание на огонь и Сассу, а затем вернулась к нему.
– Но не с Сассой.
– Нет, не с ней. – Магни ждал, не сводя с нее глаз, зная, что ему не придется ничего говорить.
– А. Наконец-то. Но ее дух не знает покоя. Она – будто искатель в долгом пути. Она еще борется за себя и за мир. Она готова?
Его мать всегда заглядывала в самую глубину души людей, поэтому неудивительно, что она увидела смятение в Сольвейг.
– Она будет готова. Я сказал ей, что буду ждать.
Она улыбнулась и провела ладонью по его щеке.
– Что ж, думаю, Сольвейг повезло, что у нее есть такая верная и сильная пара, ждущая ее в конце ее искания.
– оОо~
– Сезон заканчивается, Леиф. Когда мы снова отплываем во Франкию? – Гул согласия разнес вопрос по залу.
Отец Магни сидел в кресле ярла рядом со своей женой.
– Мы ждем вестей из Карлсы, Торстен. Как ты знаешь. Когда они будут готовы, будем готовы и мы.
Еще один гул, на этот раз более беспокойный, встретил это заявление.
Магни стоял у основания приподнятой над полом платформы, на которой сидели его родители. Остальные мужчины и женщины Гетланда стояли, сидели на корточках или на скамьях, окружив платформу кольцом. Его отец регулярно созывал советы; он не был заинтересован в том, чтобы только указывать, и в большинстве случаев обращался за советом к своему народу. С тех пор как Астрид покинула их много лет назад, Ульв стал его самым доверенным советником. Магни присутствовал на большинстве советов, но только для того, чтобы слушать, а не говорить.
Но отец ждал, что однажды он займет его место.
Магни не был уверен, что хочет этого, но собирался принять свою судьбу, когда придет время, и даже бороться за нее, если придется, потому что сделать что-то меньшее означало бы опозорить своего отца и великое наследие, которое он создал.
История его отца не была наполнена магией и тайной, как история Ока Бога и Грозового Волка, но, тем не менее, это была эпическая сага, рассказ о всеми любимом и могущественном лидере, который победил могущественного ярла и его сыновей-воинов, и чье сердце было настолько сильным, что вырвалось из клетки. О ярле, который принес богатство и процветание народу Гетланда и повел их в далекие земли, чтобы завоевать их.
Но сейчас, в этот момент, воины в зале были недовольны, и Магни был рад, что у него есть меч. Их убедили покинуть Франкию ради Вали и Бренны, но теперь, когда Око Бога и Грозовой Волк были в Карлсе, далеко отсюда, воины Гетланда с легкостью забыли, насколько сильным и глубоким было их горе. Теперь, здесь, в Гетланде, налетчики спрашивали себя, а почему они согласились свернуть с пути так близко к цели, и почему горе одной семьи стало гораздо более важным, чем любое другое?
– Зачем ждать воинов Карлсы? Мы сильнее. Если мы совершим набег без них, все сокровища будут нашими. Мы достаточно долго позволяли им сосать наш сосок!
Кто бы это ни сказал, у него не хватило смелости сделать шаг вперед, но, тем не менее, его слова вызвали одобрительный ропот.
Когда недовольное ворчание стало громче, отец Магни встал и простер руки.
– Друзья! – в зале воцарилась тишина. – Я долго руководил Гетландом. Разве я когда-нибудь злоупотреблял вашим доверием или давал вам повод усомниться в моей мудрости?
В зале воцарилась тишина. Магни понял, что это густое молчание было молчанием мужчин и женщин, которые были недовольны решением ярла, но знали, что не могут ответить на его вопрос чем-то кроме «нет».
В тишине ярл Леиф продолжил:
– Вы говорите, что мы достаточно сильны, но мы сильны только настолько, насколько сильны наши союзы. Мы могущественны, потому что мы больше, чем мы сами. Кто здесь не видел, как сражается Вали Грозовой Волк? Кто здесь усомнится в том, что он сражается с помощью богов?
Ни одна рука не поднялась.
– Кому здесь нужно больше, чем у него уже есть? Кто здесь голодает, или мерзнет, или ослабел от нужды?
Ни одна рука не поднялась.
– Никто. В течение целого поколения мы совершали набеги вместе с Карлсой, и благодаря этому мы все стали сильнее. Мы богаты. Наши семьи в безопасности. Боги одобряют наше единство. Мы больше, чем просто сила Грозового Волка, больше, чем просто сила Ока Бога, мы сражаемся с Карлсой, потому что мы – друзья, и это укрепляет наши мечи и помогает нам закрывать наши спины от врагов. Вы это знаете. Не многие из нас помнят время в Эстландии, но все здесь слышали эти истории. Связь между Карлсой и Гетландом была выкована в огне. Мы могли быть разделены землей, воздухом и водой, но не духом. Мы сражаемся вместе, потому что мы едины!
Он повысил голос, когда говорил, выкрикнув последнее слово, и оно, казалось, зазвенело в воздухе. Магни почувствовал, что молчание в зале стало другим, а недовольство улеглось. Его отец тоже это заметил. Он кивнул.
– Позвольте же мне услышать ваши голоса, если вы хотите подождать и отправиться на Париж вместе с нашими друзьями из Карлсы!
Стены дома задрожали от криков воинов.
Да. Тень его отца все еще была длинной.
6
В день летнего солнцестояния Сольвейг стояла рядом со своим отцом на носу скейда Карслы и смотрела, как приближается Гетланд.
Она родилась в день солнцестояния, теперь уже целых двадцать лет назад, со следом солнца на плече. Все жители Карлсы верили, что ее коснулась Сунна. Все ожидали от нее великих свершений – от девушки, которой повезло родиться дочерью двух легенд, любимых богами, и быть поцелованной самим солнцем.
И все же за двадцать лет жизни она не сделала ничего необычного, не совершила ни одного подвига, достойного, чтобы запечатлеть ее имя в истории. Она была пустым лицом на заднем плане. Наблюдателем.
Но теперь они вернутся во Франкию. Они возьмут Париж, и там она найдет свою историю. Или поймет, что вечно будет жить и умрет в безвестности, тусклой тенью под светом своих родителей.
Рука отца обняла Сольвейг, и его ладонь легла ей на плечо.
– Ты выглядишь свирепо, солнце мое.
Она моргнула и посмотрела в его мужественное, улыбающееся лицо. Всю ее жизнь это лицо давало ей силу и утешение. Все изменялось по мере того, как она росла; долгая жизнь воина отразилась сединой в темных прядях волос и бороды ее отца, нарисовала морщины на его лбу и вокруг глаз, но одно не изменилось: ей стоило только взглянуть на него, чтобы понять, что он любит ее.
– Я готова вернуться во Франкию. Я думаю о набеге. – Это было достаточно правдиво. Остальные мысли Сольвейг были не для ушей ее отца или кого-либо другого. Ну, может быть, кроме Магни. Он знал. Но, с другой стороны, он знал все.
Думая о нем, Сольвейг вернула свое внимание к приближающемуся порту. Теперь они были достаточно близко, чтобы она могла видеть людей, движущихся по берегу, чтобы поприветствовать корабли. Поскольку это было солнцестояние, в день отплытия будет еще больше веселья и пиров, чем обычно.
Корабль был недостаточно близко, чтобы она могла разглядеть отдельных людей – и Магни.
– Когда мы возьмем Париж, боги воспрянут духом, и мир содрогнется, – сказал ее отец.
Сольвейг кивнула.
