Текст книги "Солнце отца (ЛП)"
Автор книги: Сьюзен Фанетти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
– Какие мысли наполняют эту прекрасную головку? – Он прижался губами к ее виску.
Только Магни мог слышать такие мысли, и только ему можно было доверить их. Поэтому она задала вопрос, который уже обрел форму. – А ты не думал остаться здесь?
Он сел и повернулся к ней лицом, от неприкрытого шока его лицо стало странным. Сольвейг смущенно опустила голову.
– Я не боюсь боя.
Его рука легла ей на подбородок и приподняла его.
– Конечно, ты не боишься. Я просто удивлен. Я подумал, что ты захочешь вернуться домой и найти там свою историю. Я думал, ты хотела выйти за меня замуж там.
– Я хочу. – Подыскивая слова, она на выдохе выплеснула свое разочарование и подняла голову с его руки. – Я правда хочу. Здесь – не наш дом. Я хочу вернуть Карлсу и Гетланд, и я хочу, чтобы наши отцы вернули себе свои владения. Я хочу быть там со своей семьей. Только…
Как сказать об этом? Как это осознать?
– Здесь ты чувствуешь себя собой. Здесь над тобой не простирает крылья легенда твоих родителей, и ты не укрыта ее тенью.
Теперь Сольвейг разинула рот от шока.
– Да. – Ее глаза начало щипать, и она моргнула, прежде чем это жжение могло превратиться в слезы. – Да.
С нежной улыбкой Магни снова прижал ее к себе.
– Ты думаешь, я этого не знаю? Ты думаешь, я этого не вижу?
– Я и сама еще до конца этого не увидела, – пробормотала она. Его понимание сделало ее любовь к нему еще глубже, и все же было неловко слышать, как кто-то другой объясняет твои чувства.
– Если ты хочешь остаться в Меркурии, я останусь с тобой.
– Но ты единственный наследник своего отца.
Хокон мог бы занять место ее отца. В любом случае, он очень хотел этого. Но не было никого, кроме Магни, кто мог бы занять место Леифа.
– А, но это не так. Моя мать скоро родит еще одного ребенка.
– Твой отец будет очень стар к тому времени, когда этот ребенок сможет занять свое место.
– Верно, но мой отец сильный и милосердный. И он лучше всех остальных понял бы мой выбор.
Сольвейг обдумала это шокирующее развитие событий. Они могли бы остаться. Действительно ли Магни этого хотел? Действительно ли она этого хотела? Кем бы они стали здесь? Чем бы они делали?
Прежде чем вопросы успели слиться воедино и затуманить ее разум, Сольвейг снова села.
– Ты хочешь остаться? Отвечай мне честно, Магни. – Лезвие настойчивости прорезало ее голос.
Он взял ее за руку и сжал ее.
– По-другому я бы тебе и не ответил. Я хочу вернуться домой. Я хочу почтить великое наследие моего отца, заняв его место, когда придет время, и продолжив его род. Но я бы с радостью остался с тобой. Ты, Сольвейг, мой настоящий дом. Ты хочешь остаться?
Повернувшись к камину, Сольвейг некоторое время наблюдала за танцем пламени и позволяла узорам и ритму огня сосредоточить свой разум.
Хотела ли она остаться?
Хотела ли она отказаться от жизни, истории, наследия, для которого была рождена? Хотела ли она отказаться от своей семьи? От матери? От отца?
Слезы снова подступили к глазам, и Сольвейг сморгнула их, но одна все-таки покатилась по ее щеке. Высвободив свою руку из руки Магни, она смахнула ее.
– Нет, – выдохнула она. Она попробовала еще раз, находя убедительность в этом слове и его значении. – Нет. Я не хочу оставаться. Я хочу, чтобы ты почтил наследие своего отца. Я хочу почтить свое. Я хочу вернуться домой и найти там свое место. – Наконец, она снова посмотрела на Магни. – Только… Я хочу воспользоваться этим чувством, которое я обрела… Я хочу забрать это с собой домой.
Он провел кончиками пальцев по ее щеке, по мокрой дорожке от одной предательской слезинки.
– Тогда забирай. Здесь ты такая же женщина, как и дома. Изменились только твои чувства. Так что цепляйся за это чувство. Оберни его вокруг своего сердца и держи поближе. Носи его всегда с собой, пока оно не станет такой же частью тебя, как твой щит и твой меч.
– А что если я не смогу?
Он наклонился ближе, касаясь своим лбом ее лба.
– Тогда я сделаю это для тебя и буду беречь его, чтобы оно не потерялось. Но мы заберем его с собой домой.
– Магни, – прошептала она, хватая его за плечи. Его имя прозвучало как всхлип.
Он крепко сжал ее в объятиях, покрывая поцелуями ее лицо, губы и шею.
– Я люблю тебя, Сольвейг. Я всегда буду с тобой.
У нее не нашлось слов, поэтому она смогла только кивнуть. Он тоже был ее настоящим домом.
Его губы нашли ее губы и полностью завладели ими. Когда его язык проник внутрь и заполнил ее рот, Сольвейг обхватила руками его торс и вцепилась пальцами в его тунику. Они оба сбросили верхнюю одежду, когда устроились перед огнем, и теперь были одеты только в бриджи и туники. Сольвейг нравилось одеваться, как здешние аристократки, и к этому дню у нее был солидный гардероб элегантных платьев, многие из которых были разрезаны, чтобы под них можно было надеть бриджи, но когда она работала или ездила верхом, она одевалась как всегда – в кожаные штаны и сапоги, без излишеств.
Когда Магни подался вперед, опуская ее на мех, Сольвейг застонала и выгнулась дугой. Да, о да, чего она сейчас хотела больше всего на свете, так это быть с ним единым целым. Она чувствовала его плоть, железный стержень, упирающийся в ее бедро, и приподняла бедра, чтобы потереться о него. Он застонал и изогнулся, прижимаясь к ее телу.
Они вцепились друг в друга, лихорадочно ища шнурки, толкаясь, дергая, срывая с себя одежду. Сольвейг услышала грубый треск ткани, но ей было все равно. Они перекатывались и рычали, выгибались дугой и стонали, изгибались и задыхались, пока избавлялись от всего, что разделяло их тела.
И вот они оба уже были обнажены. Магни схватил ее за ногу, как будто собирался войти в нее, но Сольвейг, охваченная внезапной мыслью, сильно толкнула его в грудь и продолжала толкать до тех пор, пока он не перекатился на спину. Он уставился на нее, раскрасневшийся и задыхающийся, и она улыбнулась.
Она тоже знала его. И она знала, что ему нравится больше всего. Теперь, когда ее окружала его совершенная, крепкая, самоотверженная любовь, она хотела дать ему что-то взамен, заставить его почувствовать ее любовь каждой клеточкой своего тела.
Откинув волосы на плечо, Сольвейг склонилась над Магни. Она поцеловала его в губы, а затем отстранилась, прежде чем он смог углубить поцелуй. Она прикусила его бороду, проведя носом по подбородку. Потом пососала тонкую мочку его идеальной формы уха. Потом провела языком по его горлу, по плечу. И наконец легко укусила его за грудь.
Магни стонал и задыхался под ней, его грудь вздымалась с каждым прерывистым вдохом. Он намотал прядь ее волос на руку и потянул, но не позволила ему направлять или торопить ее. Она оставалась неторопливой и целеустремленной, чтобы у него не было сомнений в ее преданности. Его плоть подпрыгивала и напрягалась от каждого прикосновения, но Сольвейг не спешила к ней прикасаться.
Сначала она попробовала на вкус его грудь, прокладывая свой путь вниз крошечными поцелуями, нежными покусываниями и томительными прикосновениями языка.
– Сольвейг, – простонал он, когда она спустилась вниз по его животу. – Пожалуйста. Я должен тебя взять.
– Ты возьмешь. Я вся твоя, и ты сможешь взять меня.
Наконец, она добралась до своей цели и остановилась, зависнув всего в нескольких дюймах над его пульсирующей плотью, уже блестевшей от желания. Его бедра приподнялись, но она подняла голову, чтобы он ее не коснулся.
Несколько раз она доставляла ему удовольствие таким образом, но ей еще многому предстояло научиться. Ему это нравилось, возможно, больше, чем все остальное, что они делали, и Сольвейг все время находила способы заставить его наслаждаться еще больше.
Обхватив его одной рукой, она наклонила голову и нежно поцеловала кончик, слизывая соленый привкус со своих губ.
– Сольвейг! – Теперь это было ворчание, и его кулак, вцепившийся в ее волосы, резко потянул вверх.
Она втянула головку его плоти еще немного в рот, а затем остановилась, слегка посасывая. Магни издал дикий звук и начал двигать бедрами в такт движению ее рта, пытаясь проникнуть глубже. Она открыла глаза и оглядела его; глаза были закрыты, а лоб сосредоточенно наморщен.
Это возбудило саму Сольвейг до такой степени, что сдерживаться стало невозможно, и, не задумываясь, она потянулась вниз и нашла ту часть своего тела, которая так сильно его хотела. Ах, да. Ее глаза закрылись.
Все двигалось в идеальном ритме: ее рот сосал, его бедра двигались, его рука теребила ее волосы, ее собственная рука была у нее между ног, их дыхание громко смешивалось в тишине. Экстаз начал закручиваться в ее жилах, и она застонала, все быстрее двигая рукой и ртом одновременно.
И вдруг Магни замер и приподнял голову и плечи. Сольвейг открыла глаза и увидела, что он смотрит на нее сверху вниз глазами, полыхающими огнем и желанием. В мгновение она поняла – он никогда не видел, чтобы она прикасалась к себе. В следующее мгновение она поняла, что ему это понравилось. Она раздвинула ноги, чтобы ему было видно лучше, и одновременно глубже втянула его в свой рот.
Он взревел. Как медведь. Звук эхом отразился от каменного очага. И вдруг Сольвейг обнаружила, что она перевернулась – он схватил ее, поднял и швырнул, и все это прежде, чем она успела осознать, что он пошевелился.
Он перевернул ее на себя так, что ее ноги оказались у него над головой. Не только ее ноги – то самое место между ног. Он обнял ее за талию и зарылся лицом между ее бедер. Она больше не могла прикасаться к себе, но в этом уже не было необходимости. Его язык был на ней, поглаживая эту идеальную, крошечную, чудесную часть ее тела, а сама Сольвейг все еще касалась его плоти. Она ненадолго погрузилась в ошеломляющий восторг, почувствовав его бородатое лицо и удивительные губы у себя между ног, затем снова взяла его в рот.
Никогда еще она не делилась удовольствием таким образом и даже не думала, что это возможно. Несмотря на все акты физической любви, свидетелем которых она была, несмотря на то, как по-разному они с Магни наслаждались друг другом, это было совершенно ново и совершенно чудесно. Он много раз ублажал ее ртом, и она несколько раз ублажала его, но и то, и другое вместе? Об этом следовало бы написать песню.
Экстаз, который уже начал набирать в ней силу, взметнулся волной, и Сольвейг забыла обо всем. Она намеревалась сначала довести Магни до оргазма своим ртом, но каждое движение его языка и губ сводило ее с ума. Вскоре она могла только прижиматься к нему, обхватив его плоть рукой, и отдаваться великолепному освобождению.
Громкие, отвратительные звуки вырвались из ее рта, и она опустила голову и прикусила что-то, чтобы преградить им путь. Когда оргазм обрушился на нее, как волна на скалы, Сольвейг закричала сквозь сомкнутые губы и почувствовала вкус крови.
Как только все закончилось, Магни снова перевернул ее, на этот раз на спину, заставив судорожно выдохнуть, а затем оказался над ней, лицом к ней, его длинные волосы обрамляли их лица. Никогда еще он не был таким, напористым до грубости. Это было ново и волнующе, и она чувствовала себя полностью и фантастически ошеломленной.
Как и раньше – казалось, гораздо раньше, – он схватил ее за ногу, подтягивая к своему бедру. Он сразу же вошел в нее, одновременно наклоняя голову, чтобы взять в рот грудь.
– Магни! – воскликнула она, когда ее пронзило обновленным ощущением.
Экстаз еще не перестал биться в ней, а он уже посылал новые искры в ее кровь и кости. Дико кряхтя при каждом толчке, Магни вжимался в нее всем телом, проникая все глубже. Его губы сосали ее грудь, заставляя яркие звезды желания рассыпаться по коже и животу. Все, что она могла сделать, это держаться. Она вцепилась ему в спину и… держалась.
И вот Сольвейг снова кончила, впиваясь пальцами в его спину, плача от силы наслаждения, желая, чтобы это никогда не кончалось, и не зная, сможет ли она пережить что-то еще. Затем, не сбиваясь с ритма, Магни схватил ее за руку, оторвал ее от своей спины и прижал к меху, удерживая, как кандалы. Наконец он отпустил ее грудь и уставился на нее сверху вниз с диким выражением лица.
Повинуясь инстинкту, Сольвейг обхватила его ногами и приподнялась, двигаясь так, чтобы углубить дикую силу его толчков. Глубина была почти за гранью удовольствия, почти боли, но она смотрела в эти любимые глаза и видела, как это чувство подпитывает его огонь, и она ускорила темп, двигаясь так же яростно, как и он, уводя их еще дальше. Она увидела, как его лицо исказилось, когда его накрыло собственное освобождение. Он снова взревел и отстранился, выйдя из нее, так быстро, что она тоже вскрикнула.
Он навис над ней на трясущихся руках, его лицо покраснело, и он обдал горячими брызгами ее грудь, живот и ноги.
Рухнув рядом с ней, Магни жадно втянул в себя воздух. Сольвейг повернулась к нему лицом, задыхаясь и почти теряя сознание. Когда она смогла видеть и мыслить более ясно, она заметила, что его борода вокруг рта была красной. От крови.
– Ты поранился. – Она нежно прикоснулась пальцами к его рту, ища рану.
Он поймал ее пальцы и поцеловал их.
– Нет, раны там нет. Это кровь из твоего рта.
Она поранилась? Она не почувствовала. Сольвейг проверила свой рот и ничего не нашла, и тогда Магни рассмеялся и перекатился на спину, задрав ногу.
Сольвейг посмотрела вниз на его тело, увидела его обмякшую плоть, лежащую на бедре, и блеск его семени на них обоих – и вдруг увидела, что из раны на его бедре обильно течет кровь.
Она укусила его. Грубо. Она посмотрела на свою руку и увидела на ней кровь.
– Прости, – смущенно прошептала она. – Я не заметила.
Магни рассмеялся и притянул ее к себе.
– Я не могу придумать лучшего способа заработать рану. Ты подарила мне все мои лучшие шрамы, любовь моя. И этот я буду хранить с величайшей любовью.
Сольвейг прижалась к его груди. Он поднял ее руку и поцеловал пальцы.
– Ты запечатлена в моем теле, Сольвейг.
– А ты в моем сердце, – прошептала она, касаясь губами его кожи.
18
Сразу три замковых суки разродились за последние несколько недель, и повсюду бегали щенки. Дети Астрид и двое младших детей Бренны каждый день хотели видеть щенков, так что они все вместе теперь ходили к псарне. Бренна наслаждалась этим отдыхом – и она тоже была рада провести время с щенками.
Собаки Меркурии были меньше и не такие коренастые, как дома, но щенки оставались щенками, независимо от породы – и они были очаровательно милыми.
Двое младших детей Астрид, Эдрик и Эбби – одному пять, а другой всего три года, – были в полном восторге от щенков, но иногда вели себя с ними жестоко. Однажды Астрид поймала Эдрика, когда он пытался оторвать щенка от материнского соска. Бренна же как-то наткнулась на Эбби, которая схватила щенка за хвост и подняла над землей. Она завопила и стала пинаться, когда Бренна заставила ее отпустить маленькую собачку.
Не новичок в деле воспитания капризных детей, Бренна обхватила девочку руками и потащила прочь из питомника. За те месяцы, что они провели в замке, она и Астрид, чьи дети были почти одного возраста с младшими детьми самой Бренны, очень сблизились. То неясное чувство соперничества, которое слегка омрачало их дружбу в прошлом, ушло, и теперь они относились ко всем детям, как к своим собственным.
– ЩЕНКИ! МОИ! – вопила Эбби с искаженным и красным от гнева лицом. – МОИ!
Бренна прижала ее к себе, игнорируя колотящие по воздуху ручки и ножки, и приблизила свой рот к уху девочки.
– Тебе нравятся щенки? – прошептала она.
Бренна уже и не пыталась учить язык Меркурии; она очень давно поняла, что новые языки ей не даются, но дети Астрид и Леофрика знали язык и отца, и матери с рождения.
Она повторила свой вопрос дважды, прежде чем Эбби успокоилась достаточно, чтобы услышать и ответить. Она кивнула, тяжело дыша.
– Щенки, – всхлипнула она.
– Я тоже люблю щенков. Но я не хочу, чтобы им было больно. А ты?
Эбби затрясла головой, светлые кудряшки запрыгали вокруг ее головы.
– Я целую щенков.
– Мне тоже нравится их целовать. И нравится, когда они радуются. А тебе?
Кивок и еще всхлип. Но глаза девочки были сухими, это было только представление.
– Они такие маленькие и слабые, и мы должны обращаться с ними бережно. Я бы хотела сесть на землю и позволить им забраться на меня, чтобы обнять. Хочешь посидеть со мной? Только надо вести себя очень тихо, чтобы они не испугались.
По кивку Эбби Бренна отнесла ее обратно в псарню, где Това, Хелла и двое старших детей Астрид, Годрик и Эйра, сидели все вместе на земле, хихикая, пока щенки радостно ползали по ним. Астрид сидела в стороне с Эдриком, чьи руки были скрещены на груди, а лицо сморщилось в вечном как мир выражении детского негодования.
Эбби заворчала и попыталась слезть, и Бренна сжала ее крепче.
– Мы будем делать все бережно, да?
– Да. На землю! Пусти!
Бренна села на землю рядом с остальными и посадила Эбби к себе на колени. Девочка вытянула свои пухлые ручки и мычала от нетерпения, пока один из щенков, маленький, кремового цвета, не подошел и не обнюхал ее руку, махая маленьким хвостиком. Девочка схватила щенка, но Бренна взяла ее за руку. Когда Эбби, нахмурившись, оглянулась на нее, Бренна покачала головой.
– Нежно. Бережно. – Она взяла Эбби за руку и погладила щенка по голове детской ладошкой. Он перевернулся и показал свой живот, а Эбби рассмеялась и почесала его.
Оставив Эдрика сидеть и дуться, Астрид подошла и присела на корточки рядом с Бренной. Она погладила кудряшки дочери, но Эбби была очарована щенком и не обращала на мать никакого внимания.
– Дети расстроятся, когда мы уплывем, – заметила Астрид. – И твоим, и моим детям нравилось иметь близких по возрасту друзей.
Бренна наблюдала, как они играют вместе. Ее Това и Годрик Астрид были довольно близки по возрасту, с разницей всего в несколько месяцев. Хеллу и Эйру разделяло меньше двух лет, и Эдрик был чуть младше. И, конечно же, была еще озорница у нее на коленях.
К слову, упомянутая озорница как раз попыталась поднять щенка, схватив его за уши, но осторожно. У нее не получилось, и Эбби разочарованно хмыкнула. Усмехнувшись, Бренна сама взяла щенка на руки, быстро прижала его к себе, улыбнувшись теплу его дыхания, когда песик попытался укусить ее за нос, и посадила его на пухлые колени Эбби. Подошла Хелла с еще двумя щенками – она держала их по одному в каждой руке, как младенцев – и села перед Бренной и Эбби, положив щенков так, чтобы Эбби могла дотянуться.
Малышка хлопнула в ладоши и захихикала так радостно, восторженно, беззаботно, как может только маленький ребенок. Хелла тоже рассмеялась, в ее голубых глазах плясали огоньки. Она улыбнулась Бренне, и та увидела, как гордится ее младшая дочка тем, что сделала малышку счастливой.
Об этом было слишком рано говорить, Хелла сама была еще совсем юной, но Бренна верила, что ее младшая дочь не станет Девой-защитницей. Она была меньше и более хрупкой, чем ее братья и сестры в том же возрасте, и ей были гораздо более интересны домашние хлопоты. Она была легка, полна любви и нежной заботы, и в ее покрытой темными волосами головке не было ни одной жестокой мысли.
Каково было бы Хелле вернуться в мир, разорванный на части захватчиками?
Среди веселого детского смеха и писка щенков Бренна размышляла как о будущем, так и о настоящем. Дети были здесь счастливы. У них были друзья, с которыми можно было поиграть, и удобные комнаты. Они изучали язык и обычаи этого места, но сохраняли свою культуру, как и поселенцы. Меркурия была местом истинного покоя.
Дети были счастливы и дома, но теперь дом отнят у них, и никто не знал, насколько сильно Толлак переделал его под себя.
– Я думаю, что лучше оставить младших детей здесь, – сказала она, отвечая на замечание Астрид. – Мы не знаем, куда мы вернемся и насколько тяжелой будет наша война. И здесь они были бы в безопасности, вдали от войны. Разрешишь ли ты им остаться до тех пор, пока мы не убедимся, что наш дом снова в безопасности?
Астрид и Леофрик, конечно, будут сражаться вместе с ними, и их дети тоже останутся без родителей здесь, но они будут вместе, за ними будут ухаживать обитатели замка, за ними будут присматривать Ульв и Турид, и Дунстан, у которого тоже были жена и дети. Было бы лучше оставить их здесь.
– Конечно, – тут же ответила ее друг. – Но примет ли Вали этот план?
Бренна не была уверена. Он был бы рад, если бы дети остались в безопасности, но Меркурия находилась далеко от дома. Могли пройти месяцы, а может, и больше, прежде чем они снова увидят детей, даже если победа над Толлаком будет быстрой.
У Бренны болело сердце при мысли о том, что она упустит так много из их угасающего детства, но если это означало, что они будут в безопасности, вдали от крови, зловония и сражений, она пожертвовала бы этим временем. Однако для того, чтобы убедить Вали, могут потребоваться терпение и осторожность.
– Я поговорю с ним.
– oOo~
Позже, когда гувернантки отвели детей в детскую, а Астрид отправилась выполнять обязанности королевы, Бренна двинулась на поиски своего мужа. Она хотела уладить вопрос с детьми, чтобы выбросить его из головы и вернуться к своей доле в приготовлениях к войне. Зима уже кончилась. Они подождут еще несколько недель, чтобы убедиться, что северные моря избавились от зимней слякоти, но время их отплытия было близко.
Она нашла Вали во дворе замка вместе с Хоконом и Агнаром. Они тренировались. Агнару было уже четырнадцать лет, и все их старшие дети начали свое обучение в этом возрасте. Но сердце Бренны заколотилось, когда она увидела, как ее муж замахнулся мечом на младшего из их сыновей, пусть даже этот меч и был затуплен.
Потеря Илвы ослабила ее сердце. Как бы она ни старалась смотреть на мир, как раньше, хладнокровным взором Девы-защитницы, мысль о том, что еще кто-то из ее детей станет воином, затуманивала зрение и заставляла сердце болеть.
Особенно выбивало из колеи то, что Агнар тренируется сейчас, когда впереди жестокий бой.
Агнар первые взял в руки меч, когда Толлак захватил Карлсу, и Старый Орм, иссохший воин, который долгие годы сражался вместе с Вали и Бренной, рассказал им о мальчике с доблестным сердцем и неопытной рукой, который бился как воин. С тех пор Вали стремился побыстрее обучить Агнара, утверждая, что он уже слишком взрослый, чтобы прятаться за юбками служанок, когда дело дойдет до битвы, и что они могут навлечь на него беду, оставив необученным.
Бренна знала, что он прав. А еще знала, что Агнар, отчаянно желающий стать воином, как его родители и старшие братья и сестры, хорошо воспримет приемы, за которым наблюдал всю свою жизнь. Он наверняка будет проситься в поход с ними. Ее беспокоило, что он очертя голову бросится навстречу опасности и смерти.
Возраст и утрата, несомненно, изменили ее.
Тем не менее, Бренна не стала вмешиваться, пока ее мужчина и их мальчики тренировались под прохладным солнцем раннего летнего дня. Вместо этого она нашла укромное местечко в уголке рядом с таинственной темной дверью, присела, откинулась на спинку стула и стала наблюдать.
Более двадцати лет одним из ее любимых зрелищ было зрелище Вали с оружием в руках. В этот теплый день он сбросил тунику и проводил тренировку так, как обычно дрался, – с обнаженной грудью. Обитатели замка уже давно перестали возмущаться его обнаженной кожей и уделяли их тренировкам ровно столько внимания, сколько требовалось, чтобы не попасть под нечаянный удар.
С годами на теле Вали появилось больше шрамов, но оно не утратило своей упругости, крепости, силы и ловкости. Его мускулы напрягались и перекатывались, когда он размахивался и делал ложные выпады, останавливаясь, чтобы проинструктировать и покритиковать.
Через некоторое время он отступил назад и приказал Хокону и Агнару сразиться. Хокон сразу же повел себя агрессивно, даже опасно, набросившись на своего младшего брата и ударив с такой силой, что Агнар отшатнулся и рухнул на землю, выронив меч и спрятавшись за щитом.
Вали позволил этому случиться, его взгляд не дрогнул. Бренна знала, что он держит себя в руках. Он протянул руку Агнару, который проигнорировал ее и самостоятельно поднялся на ноги и взял свой меч. Затем Вали повернулся к Хокону и взмахнул своим собственным затупленным мечом. Он хотел сразиться с самим Хоконом.
Бренна улыбнулась, поняв намерения мужа. Он хотел показать Агнару приемы защиты и в то же время – наказать Хокона за то, что тот с такой силой атаковал своего младшего брата.
Все произошло так, как она и ожидала: Вали выкрикивал свои ходы Агнару, одновременно оттесняя Хокона назад, пока тому тоже не пришлось спрятаться за своим щитом.
Хокон. Он был жизнерадостным, счастливым ребенком, но, став мужчиной, стал язвительным и недовольным. Они с Вали часто говорили об этом, и их мнения сходились в том, почему Хокон такой, какой есть, но не в том, как и могут ли они это изменить.
Хокон ревновал свою старшую сестру. У Сольвейг было или могло бы быть то, что он хотел получить, и он не удовлетворился бы меньшим. Они были очень похожи, хотя и сильно отличались друг от друга, как две стороны монеты. Оба были движимы ожиданиями. Сольвейг стремилась быть достойной своих привилегий, а Хокон верил, что он сам по себе достоин привилегий. Ни один из них, казалось, не был доволен тем, что имел.
И все же здесь, в Меркурии, Сольвейг изменилась. Бренна думала, что Меркурия стала для дочери тем, чем стала для нее самой Эстландия. Место, где никто тебя не знал, становилось местом, где ты сам мог узнать себя по-настоящему.
Бренна принесла это новое самосознание с собой, когда покидала Эстландию. Это помогло ей пройти через самое тяжелое испытание в жизни. Она знала свое место и своих людей, она чувствовала их присутствие в своем сердце даже за тридевять земель, и у нее была надежда, которая пришла вместе с большой любовью. Потому что у нее был Вали.
Она надеялась, что Магни станет таким же якорем для Сольвейг и что ее дочь вернется в их мир более сильной и целеустремленной.
Однако Хокон – его путь все еще казался темным и трудным.
– Бренна! – позвал Вали. – Присоединяйся к нам!
Обнаруженная, Бренна вышла вперед. У нее были сомнения по поводу воспитания из детей воинов, это было правдой. Но вряд ли она могла попросить своих детей свернуть с выбранного ими пути просто потому, что это сделало бы ее спокойнее. Это было именно то, что пыталась сделать с ней мать, и именно это вынудило ее покинуть свой дом и отправиться в большой мир в одиночестве.
Если ее дети станут воинами, то лучшее, что она может сделать – помочь им стать величайшими воинами, какими они только могли бы быть.
Агнар отчаянно хотел отправиться в поход, и теперь он был достаточно взрослым, чтобы тренироваться. Не для того, чтобы сражаться в этой войне, нет. Но когда-нибудь он станет могучим воином, и если он найдет свою смерть в бою, это будет смерть, которую он выбрал сам.
Как Илва выбрала свою смерть.
Вали много раз говорил эту правду Бренне за те месяцы, что прошли после смерти их дочери, но теперь она наконец проникла в нее – не только чтобы успокоить, но и для того, чтобы наконец стать истиной. Смерть Илвы была хорошей. Она ушла с честью и оставила свою историю. Все, чего она хотела, – стать великим воином, и она осуществила свою мечту.
С легким сердцем Бренна вышла на солнце и направилась к своим мужчинам. Она не станет удерживать Агнара. Когда он будет готов, она позволит ему сражаться.
– oOo~
У двери в комнату, которую она делила с Вали, Бренне преградила путь толпа служанок, которые как раз выносили большую ванну. Она отступила с пути, и все они неуклюже закачались, пытаясь одновременно поклониться ей и вытащить тяжелую ванну в коридор.
– Извините, мэм, – пробормотала одна из них, отводя глаза.
Бренна ответила коротким кивком и вошла в комнату.
Вали стоял перед камином, вытирая свое обнаженное тело толстой тканью. Она улыбнулась. Неудивительно, что маленькие женщины казались такими рассеянными. Даже в их мире размеры ее мужчины, во всех отношениях, были впечатляющими. В этом маленьком мире это и вовсе было что-то неземное. И эти люди, казалось, стыдились своих тел – чувство, которое не разделял ни Вали, ни кто-либо из их народа.
– Ты снова напугал служанок.
Он издал низкий смешок и взял резной гребень.
– Их легко напугать. И им не нужно стоять надо мной, но они не уйдут, пока я не рявкну – и тогда они все вздрагивают.
– Я не думаю, что им разрешается уходить, пока они не помогут тебе. Ты ставишь их перед дилеммой.
Он тяжело вздохнул.
– Они рабы, но называют себя свободными. Этот мир такой странный. Я скучаю по дому.
Усевшись на жесткий стул с высокой спинкой, он набросил полотенце на ноги и принялся расчесывать длинную густую копну своих волос, расплетенных для мытья.
Бренна взяла гребень из рук мужа, встала у него за спиной и начала расчесывать его посеребренные сединой волосы. Влажные локоны были прохладными и шелковистыми на ощупь под ее пальцами, и она не торопилась, наслаждаясь этой близостью между ними. Она расчесала Вали волосы, чувствуя, как он расслабляется и погружается в доставляемое ею удовольствие.
Но ее ум тревожился, и это больше нельзя было отрицать. Увиливать было не в ее правилах, поэтому Бренна просто сказала:
– Я бы хотела оставить детей тут, когда мы уедем.
Вали резко повернул голову, глядя на нее через плечо.
– Бренна?
– Мы сможем вернуться за ними, когда узнаем, что наш мир снова таков, каким он должен быть.
Вали ничего не сказал, но она могла видеть потрясение и протест в блеске его глаз.
– Мы не знаем, к чему вернемся, Вали. Мы не знаем, что натворил Толлак в наше отсутствие. Прошел почти год. Мы хорошо подготовились, но и он мог подготовиться тоже. – Почувствовав, как к горлу подступают чувства, она остановилась и постаралась взять себя в руки, прежде чем продолжить. Говорить об этом означало выставлять напоказ свои тревоги… и да, свои страхи. – Возможно, от дома ничего не осталось, кроме самой земли. И мы ожидаем долгой войны. Будет много сражений, а Това и Хелла такие юные. Зачем ввергать их в неизвестность, когда здесь они в безопасности, когда у них есть покой и друзья?
Он повернулся, обхватив ее руку своей и взяв гребень.
– Мы будем вдали от них очень долго, если покинем их. Месяцы. Дольше. Никогда еще мы так долго не были вдали от наших детей, любовь моя.
Она кивнула, силясь заговорить. Когда это все-таки удалось, голос сломался:
– Но они будут в безопасности.
Когда Вали посадил ее к себе на колени, она охотно свернулась калачиком в его руках.
– Это Илва? – тихо спросил он.
– Нет. Я смирилась с этим. Но она была Девой-защитницей, которая погибла в бою. Она выбрала свою смерть. Я хочу, чтобы все наши дети прожили хотя бы столько, чтобы иметь это благо.
