Текст книги "Солнце отца (ЛП)"

Автор книги: Сьюзен Фанетти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Отец Магни поднял мать и отнес ее на берег на руках. Он тоже глубоко переживал за ее здоровье.

Многие из их большого отряда были слишком больны, изранены или утомлены, чтобы немедленно отправиться в дальний путь. День был на исходе, а до замка оставалось несколько часов пути, поэтому они стали разбивать лагерь.

Магни помогал разгружать корабли, когда его отец спустился из лагеря и окликнул его.

– Неподалеку есть небольшая деревня. Мы с Вали отправляемся туда за лошадьми и поедем верхом в замок. Я хочу, чтобы ты помог Бренне здесь. Людям нужно отдохнуть и поесть.

Сольвейг спрыгнула со скейда и встала рядом с Магни.

– Мы можем поохотиться. В здешнем лесу наверняка водится дичь.

Его отец кивнул.

– Да, олени, кабаны и мелкая дичь. Ничего похожего на наших зверей, но достаточно. И в миле от леса есть пресная вода – ручей, который впадает в море.

– Мы поймаем достаточно дичи, чтобы у наших людей были силы, отец, – ответил Магни.

– И присматривай за своей матерью. – Его отец положил руку на плечо Магни. – Проследи, чтобы она поела первой.

– Она не станет, – возразила Сольвейг. – Она не станет есть, пока не поедят дети и больные.

Все трое знали, что мать Магни будет держаться до последнего. Но Магни схватил отца за руку.

– Я позабочусь об этом. И я прослежу, чтобы она хорошо отдохнула. Я позабочусь о ней.

– оОо~

– Неужели мы должны соревноваться во всем? – Магни схватил оленя за рога и взвалил себе на спину.

Сольвейг пристально посмотрела на него.

– Ты тоже ведешь счет.

Их отцы отправились в замок, чтобы сообщить королю о своем прибытии, а Магни и Сольвейг собрали отряд и отправились в лес за едой и водой. Они взяли тех, кто запомнил землю и не мог бы заблудиться.

– Но я не сержусь, когда ты превосходишь меня.

Всю свою жизнь они соперничали друг с другом. Или, скорее, сравнивали себя друг с другом. Когда они были маленькими, Магни, младший, не столько соперничал с Сольвейг, сколько бегал за ней. Но потом он превратился в мужчину, и время их рождения перестало иметь большое значение. Сольвейг же стала соперничать всерьез. Ей не нравилось, что он становится больше и сильнее ее.

Но он был мужчиной, а она – женщиной. Вряд ли его можно было винить за правду об их телах.

Сольвейг не принимала этого. За то короткое время, что прошло с тех пор, как они стали парой, она, казалось, стала особенно дорожить преимуществами, которые у нее были, – например, своим мастерством владения луком.

Магни бросил тело оленя на носилки, на которых уже лежала часть этого же оленя, молодой кабан и несколько более мелких животных. Этого было недостаточно, но кое-кто из их отряда громко топал в лесу, распугав большую часть дичи. Магни уставился на кучу мертвых животных и подумал о том, чтобы отослать неуклюжих охотников обратно с носилками и позволить более опытным следопытам продвинуться дальше в лес.

– Ты не победил, – проворчала Сольвейг, отвлекая его. – У меня есть еще.

Он повернулся к ней и взял ее за руку.

– Твой барсук и пять белок против кабана и оленя. Я думаю, что кабан должен считаться за несколько белок. А олень – еще больше.

– Меньшие цели требуют большего мастерства.

– Более крупная добыча кормит больше людей. Вот почему мы охотимся, да?

Ее глаза опасно сузились, и Магни понял, что возразить ей нечего. Он улыбнулся и притянул Сольвейг к себе.

– Из нас двоих ты стреляешь лучше. Я не чувствую угрозы себе в том, чтобы признать это. Я собираюсь отправить носилки обратно. Ты, я и Фроде можем идти дальше – тихо – и найти еще дичь. Я сомневаюсь, что мы поймаем еще одного крупного зверя после всей этой беготни, но мы могли бы убить больше мелких, если будем внимательны. Маленькие зверьки – твоя специальность.

– Ты меня дразнишь. – Но выражение ее глаз смягчилось, и на ее суровом лице появилась улыбка.

– Только потому, что ты такая свирепая, а ведь мы не сражаемся. Пойдешь охотиться со мной, чтобы мы могли накормить наш народ?

Он не хотел отчитывать ее, но Сольвейг явно смутилась. Ее щеки даже порозовели от стыда.

Магни поцеловал ее.

– Пойдем. Если насчитаешь больше убийств, чем я, когда мы вернемся в лагерь, я отпраздную твою победу сегодня вечером между твоих бедер.

Она улыбнулась.

– А если ты вдруг выиграешь?

– То же самое. Доставить тебе удовольствие – самая большая награда, которую я могу себе представить.

– оОо~

В тот вечер они хорошо поели, и отряд улегся на отдых с достаточно полными желудками и достаточно промоченным глотками, чтобы чувствовать себя комфортно. Их отцы не вернулись, но они и не ждали возвращения до утра.

На следующее утро, ближе к рассвету, Магни проснулся оттого, что Сольвейг выскользнула из его объятий. Воздух был тяжелым от влаги; над землей и над спящими людьми стелился туман, такой густой, что его приходилось смахивать с лица.

– Сольвейг?

Она завязала шнурки на бриджах и накинула поверх них тунику.

– Мама вот-вот встанет, – прошептала она, натягивая ботинок. – Хочу помочь ей разжечь огонь.

Магни посмотрел на свою собственную мать. За вечер Ольга немного пришла в себя и, казалось, все еще пребывала в приятном состоянии покоя, но он наклонился поближе и понаблюдал, чтобы убедиться, что она дышит. Она дышала, и он тоже вздохнул.

– Сольвейг, подожди.

Она уже была в обуви и подобрала меховую накидку, чтобы накинуть на плечи. Ее косы расплелись за ночь, вероятно, пока они занимались любовью, и длинные распущенные пряди обрамляли лицо.

Магни не был готов расстаться с ней на целый день. Именно ночью, когда они делили меха, и утром, перед тем как сбросить их, он как никогда чувствовал, что Сольвейг принадлежит ему. Она снимала щит, она сбрасывала с себя бремя величия, которого, как она чувствовала, должна была достичь, она забывала, что была Девой-защитницей и дочерью двух легенд. В тишине, когда их тела были обнажены, она была только Сольвейг – и только его.

Но как только она оказывалась на виду у других, между ними сразу появлялось расстояние. Даже когда он обнимал ее, он чувствовал разницу. Когда всходило солнце, ее разум начинал кружиться, подвергая сомнению каждое прикосновение.

Он терял ее каждый день и возвращал каждую ночь.

Теперь, все еще лежа на земле, когда Сольвейг стояла над ним, ожидая объяснений, он просто поднял руки.

Она рассматривала его, уперев руки в бока.

– Есть вещи, которые нужно сделать.

– Еще не совсем рассвело. В лагере тихо. Останься со мной еще на мгновение.

– Я всего лишь иду к огню. Ты будешь видеть меня.

Магни поднял руки и больше ничего не сказал. Наконец, она сдалась и снова улеглась, чтобы уютно устроиться в кольце его рук.

– Это глупо, – пробормотала она, но расслабилась в его объятиях и позволила своим пальцам поиграть с его распущенными волосами.

– Тсс. Будь моей еще какое-то время. – Магни прижал ее к себе и перекатился на нее, устраивая свои ноги между ее ног. Она не протестовала, ни тогда, ни когда он просунул руку ей под тунику и нащупал ее грудь.

– Ох, – выдохнула она, когда ее сосок напрягся под его пальцами. – Магни…

– Скажи мне, чего ты хочешь от меня, Дева-защитница, – пробормотал он, слегка проводя языком по ее приоткрытым губам.

Она оттолкнула его.

– Мой отец называет мою мать Девой-защитницей.

– Она и есть. И ты тоже. Ты бы хотела, чтобы я этого не делал? Мне показалось, что это слово тебе подходит.

Она нахмурилась.

– Я не знаю.

– Есть много других имен, которыми я мог бы называть тебя. – Он задрал ее тунику и обнажил грудь. – Красивая. – Поцелуй между грудей. – Свирепая. – Еще один поцелуй в месте, где плечо переходило в шею. – Любимая. – Чуть выше соска. – Воин. – Сосок.

Магни водил языком вокруг твердого кончика, пока ее спина не выгнулась дугой.

– Подруга. – Его губы нашли другой сосок. – Моя.

– Ты сбиваешь меня с толку, – простонала она. – Твои прикосновения, твои слова. Я не могу думать, когда я так близко к тебе

– Хорошо. Ты слишком много думаешь. Ты всегда слишком много думала. Пусть твой разум успокоится, Сольвейг. Поверь мне. Люби меня. Почувствуй. – Он просунул руку ей под бриджи. – Скажи, чего ты хочешь от меня.

– Не присваивай меня целиком, – взмолилась она и притянула его к себе.

– оОо~

Солнце еще не поднялось над горизонтом, когда вернулись их отцы, причем с большим отрядом. Король и королева ехали вместе с ними, а за ними следовали повозки и лошади, чтобы помочь посетителям добраться до замка.

Астрид, королева, была одной из их народа, близким другом его родителей, а также Сольвейг. Он много раз слышал истории об Эстландии и о первых годах правления своего отца в Гетланде. Но Астрид уехала из Гетланда, когда он был совсем маленьким, и с тех пор он видел ее всего несколько раз. Магни почти не помнил ее и не испытывал к ней сильной привязанности.

Но ему нравилось видеть радость родителей. С тех пор как они вернулись домой и обнаружили, что он захвачен, его отец и родители Сольвейг были мрачны в самые спокойные моменты, а в остальное время пылали черной яростью. Трудное путешествие, увеличившее потери, только ухудшило их настроение, и вспыльчивость лидеров передавалась и другим людям.

Было приятно снова видеть, как они улыбаются.

Вдали от дома им предстояла долгая зима, но если они смогут вернуться летом отдохнувшими и восстановившимися, с войсками Меркурии за спиной – да, тогда они смогут свергнуть узурпатора Толлака и восстановят порядок.

– Интересно, какая здесь зима, – задумчиво произнесла Сольвейг, подходя и становясь рядом с ним. Должно быть, в ее беспокойном разуме проносились похожие мысли.

Он взял ее за руку и переплел их пальцы. Прежде чем он успел ответить, это сделала Астрид. Магни не думал, что они находятся в пределах слышимости, но она повернулась, улыбнулась и направилась в их сторону. На ней было элегантное платье из плотной ткани, но поверх него что-то вроде кожаного нагрудника, слишком мягкого, чтобы быть доспехом. Когда она направилась к ним, юбка разошлась посередине, и он увидел, что на ней были бриджи и кожаные сапоги.

Сольвейг, казалось, особенно интересовала ее одежда, и она смотрела на ее ноги, даже когда Астрид уже встала перед ними.

– Серая, – ответила она на размышления Сольвейг. – И мокрая. Зелень увядает, и часто идут дожди. Местные думают, что здесь холодно, но это не так. И здесь не так много снега или льда. Мы украшаем замок и часто устраиваем пиры, чтобы отогнать тоску. И тепло возвращается быстрее и сохраняется дольше, чем на Севере.

Она произносила их слова, но они звучали странно. У нее появился акцент, которого Магни никогда раньше не слышал.

Взглянув на их соединенные руки, она протянула свои им обоим.

– Пойдемте. У нас есть лошади, на которых вы сможете покататься, и замок, готовясь отпраздновать ваше прибытие. Это радость, что вы здесь!

– оОо~

Магни бывал время в этом замке, но его разум, казалось, отбросил эти воспоминания как слишком фантастические. Хотя он ходил в набеги вот уже четыре года, и они побеждали других королей, они никогда не захватывали замки, и он никогда не бывал внутри.

Он не мог понять, зачем кому-то понадобилось строить такую штуку. Замок короля Леофрика был огромен, и почти каждое помещение, по которому они проходили, казалось пустым, или почти таким, если бы не мебель и украшения. Все комнаты, даже коридоры, были украшены предметами, установленными на столбах или свисающими со стен. Оружие, ткани, изображения в золотых рамах, фигуры, вырезанные из камня, – все это, казалось, не имело иного назначения, кроме как быть увиденным. Мебель была массивной и тяжелой, из блестящего темного дерева и полированного металла. Стены, пол, потолки были выложены из камня. Несмотря на ткани на стенах и драпировки на потолке, каждая комната была наполнена холодом и эхом.

Идя рядом с ним, Сольвейг казалась очарованной. Она тоже бывала здесь раньше, но воспоминания тоже не запечатлелись в ее сознании. Когда они проходили мимо комнаты, которая открывалась в просторный коридор, она отделилась от их группы и подошла, чтобы встать перед висящим на стене изображением. На ней был изображен мужчина, задрапированный в цветные шелка, с золотым кругом вокруг головы. Другой мужчина, одетый попроще, целовал его в щеку.

– Это их бог? – спросила она, протягивая руку, чтобы обвести пальцем золотой круг. Убрав руку, она потерла кончики пальцев друг о друга. – На ощупь это похоже на золото.

Магни тоже прикоснулся. Блестящий круг вокруг головы мужчины был гладким и прохладным, как металл.

Он отдернул руку, чувствуя себя виноватым, когда к ним подошел муж Астрид, Леофрик, король Меркурии.

– Тебе нравится? – Леофрик бегло говорил на их языке. Магни, напротив, знал всего несколько слов на английском языке. Разговаривать здесь с кем-либо, кроме Астрид, Леофрика или их детей, было почти невозможно. Среди них всех его отец лучше всех владел языком этого места; Магни старался держаться достаточно близко к отцу, чтобы не чувствовать себя потерянным.

– Это твой бог? – спросила Сольвейг короля с дерзкой уверенностью. У здешних людей были свои правила общения, но Леофрик вел себя так, словно его не волновало, соблюдают ли их «северяне».

– Это Его сын, – ответил король. – Наш Христос, который еще и Господь.

Магни бросил взгляд на Сольвейг, которая выглядела такой же растерянной, как и он. Леофрик рассмеялся.

– Астрид тоже этого не понимала. Это не предназначено для того, чтобы быть понятым. Это нечто такое, что можно познать, не понимая. Просто принять.

Сольвейг фыркнула.

– Знания без понимания – это для дураков и детей.

Король улыбнулся ей.

– Вы, женщины Севера, свирепые создания. Могу я спросить – есть ли у вас доказательства подвигов всех ваших богов? Ты знаешь или веришь?

Сольвейг моргнула, глядя на него, и захлопнула рот. Затем ей, казалось, пришла в голову идея, и она уперла руки в бока.

– Наши боги спускались сюда и позволяли нам увидеть их. Они ходят среди нас, когда пожелают. Они говорят с нами, пируют и сражаются вместе с нами. Так что да, мы знаем.

Повернувшись обратно к изображению на стене, Леофрик сказал:

– Как и этот мужчина. Бог приходил к нам. Он ходил среди нас много лет. Он превратился из младенца в мужчину и все это время жил как один из нас. Он знал нас – наши слабости и грехи, а также наши сильные стороны и нашу доброту. Затем Он позволил нам убить Его, чтобы мы могли увидеть себя такими, какие мы есть на самом деле, и чтобы мы могли увидеть глубину Его любви к нам в этой жертве, и Он омыл нас от наших грехов.

– Ты убил своего бога? И все же ты жив? – спросил Магни, не зная, впечатляться или наполняться презрением.

А вот Сольвейг, похоже, не была сконфужена. Она рассмеялась.

– Твой бог слаб, раз позволил предательству жить дальше. В этом нет никакой чести! Это то, чему ты поклоняешься?

– В прощении есть великая честь, Сольвейг. Простить великую обиду – значит проявить великую силу.

Позволив себе громко щелкнуть зубами в качестве комментария, Сольвейг больше ничего не сказала. Но внимание Магни приковала вторая фигура на картинке.

– Кто тот мужчина, который целует его?

– Это Иуда Искариот, человек, который выдал Христа его врагам в обмен на тридцать сребреников. Картина называется «Предательство Иуды».

– И вы почитаете такого червя картинками на своих стенах? Христиане – fårskallar. – Сольвейг скорчила гримасу, словно попробовала что-то отвратительное, и взмахнула рукой, отметая саму идею христианства.

– Прости меня. Я не понимаю этого слова. For-skall-ar?

– Это значит идиоты, – ответила Астрид, входя со своей младшей дочерью Эбби на бедре. – Или, что более близко по смыслу – «овечьи головы». Ты споришь с нашими друзьями, муж мой?

Леофрик забрал девочку у ее матери.

– Нет, любовь моя. Мы обсуждаем различия в наших убеждениях.

Астрид рассмотрела маленькое изображение и скорчила гримасу, мало чем отличающуюся от той, что была у Сольвейг.

– Иуда. Предатель. Он покончил с собой после того, как Христос был распят.

Магни начинали надоедать разговоры о христианах и их боге, но Сольвейг казалась по-настоящему встревоженной, даже разгневанной этим изображением.

– Предатель и к тому же трус. И вот он целует вашего бога, – сказала она. – Зачем создавать такую вещь? Почему бы не показать его мертвым? Зачем вообще его показывать?

– Иуда предал его этим поцелуем.

Астрид взяла Сольвейг за руку и повела ее через комнату к изображению на другой стене. Магни последовал за ними, и Астрид показала им картину, на которой был изображен повешенный.

– У христиан тоже есть месть, Сольвейг. Иуда сейчас в Аду, который очень похож на наш Хельхейм. Он будет вечно страдать как самоубийца и предатель. Есть предел даже прощению этого Бога.

Сольвейг усмехнулась.

– Теперь ты веришь в этого бога?

Она знала Астрид еще хуже, чем Магни, но вопрос об убеждениях был явно важен для нее. Магни попытался понять почему.

Он так напряженно думал, что поймал себя на том, что, прищурившись, смотрит на нее.

Астрид спокойно ответила:

– Я люблю наших богов, Сольвейг. Я их знаю. Но Бога Меркурии я тоже знаю. Вы увидите – когда мы скоро посетим Норшир. Все боги живут там вместе. – Она обняла Сольвейг за плечи. – Пойдем. Я пришла, чтобы показать вам ваши комнаты. Сегодня вечером мы пируем, но у вас есть время отдохнуть и подкрепиться.

Она остановилась и оглядела Магни.

– Одна комната или две?

– Одна, – ответил Магни.

– Две, – одновременно ответила Сольвейг.

Астрид искоса посмотрела на Магни, а затем на Сольвейг. Пожала плечами.

– Тогда две комнаты. И спи, где пожелаешь.

Магни держался в стороне, пока женщины шли по коридору. Две комнаты, хотя они спали вместе каждую ночь. И снова Сольвейг отстраняется от него без всякой видимой причины. Даже когда они держались за руки, ей удавалось помещать между ними стену.

Король Меркурии стоял и ждал его, маленькая дочка засыпала у него на плече.

– Из свирепых женщин получаются лучшие жены, юный Магни Лейфссон. Они стоят затраченных усилий. В этом я могу тебя заверить.

Английский король рассказывал ему о женщинах его же собственного народа. Чувствуя себя униженным и оскорбленным, Магни смог ответить только коротким кивком.

14

– Я дам тебе свежую одежду – не уверена, что у нас найдется кожаная, но по крайней мере туники есть. И пришлю кого-нибудь почистить твою одежду, пока ты будешь мыться.

Пока Астрид говорила, Сольвейг бродила по комнате. Так много места только для себя, и так… мягко. Когда она приезжала со своими родителями в Меркурию несколько лет назад, она и Хокон делили комнату, соединенную с комнатой родителей. Она не помнила, чтобы там было так много подушек и драпировок.

Сольвейг верила, что мягкость, которую эти люди создавали в своем мире, делала мягкими и их самих. Она все еще верила в это. Оказаться здесь, бездомной, окруженной английской роскошью, и искать помощи этого народа, потому что ее собственный народ недостаточно силен… Сольвейг сжала кулаки. Ей хотелось побыть одной, но она не знала, куда можно убежать.

Магни обидело то, что она хотела иметь собственную комнату; она видела это ясно и остро чувствовала. Но в голове Сольвейг сейчас кружились беспокойные, тревожные мысли. Она чувствовала злость, обиду, потрясение и трепет, и все это еще не имело смысла. Магни сказал ей, что она слишком много думает, но если она сейчас думает слишком много, то это потому, что мысли кружатся в голове хороводов. Она не понимала, почему, но ей хотелось скрыться, спрятаться от всего родного, что ее окружало. Вот только тут, в месте, которое не было ее домом, ей некуда было бежать.

Она повернулась и поглядела на Астрид – хорошего друга своих родителей, но женщину, которую она сама знала плохо. В легендах говорилось, что она была великой воительницей. Легенды говорили, что она была схвачена меркурианским королем, что ее ужасно пытали, но она приручила этого мужчину и эту землю и стала их королевой. Сольвейг могла видеть правду в этих историях, просто взглянув на Астрид. Она вела себя привычно, и выражение ее лица, хотя и доброе, имело черты, узнаваемые Сольвейг – как будто между ее плотью и костью имелся слой, выкованный из стали.

Шрамы, бледные и расплывшиеся от времени, покрывали ее лицо, горло и грудь. Шрамы – следы и сражений, и жестокости.

И все же она простила короля и вышла замуж за его сына. Она родила ему четверых детей. Сольвейг чувствовала такое же беспокойство при мысли об этом, как и при виде картин христианского предателя. Все это прощение приводило в замешательство. Предательство должно караться местью. Если Астрид была воином, которым она себя называла, почему она отказалась от мести ради прощения?

Она изучала шрамы Астрид, и королева, похоже, не возражала против ее пристального внимания. Через некоторое время внимание Сольвейг отвлеклось на другое. Израненное шрамами тело Астрид было скрыто красивыми тканями – блестящими шелками насыщенного синего цвета, которые в некоторых местах, казалось, сливались с ее телом, а в других растекались, как вода. Ее платье было отделано блестящими серебристыми нитями, а на нити были нанизаны маленькие переливающиеся драгоценные камни.

Несмотря на все презрение к мягкости английского мира, у Сольвейг тоже были слабости. Ей нравились красивые одежды и безделушки, и она старалась, когда не совершала набегов, выглядеть как можно красивее – не для того, чтобы привлечь мужчин, а потому, что это заставляло ее чувствовать другую силу.

С тех пор, как она была маленькой, ее отец возвращался из набегов с кожаным мешочком, наполненным блестящими вещами – специально для нее. Когда торговые корабли прибывали в Карлсу, она просила у отца шелка и драгоценности. А позже стала покупать все сама.

И вот теперь она бессознательно протянула руку, желая прикоснуться к драгоценным камням, сверкающим на рукаве Астрид. Увидев, что намеревается сделать ее рука, Сольвейг тут же смущенно опустила ее.

Но Астрид заметила и подошла ближе, протягивая руку.

– Хранитель гардероба давно научился шить платья, которые мне нравятся. Они свободны, так что я смогу в них сражаться, если понадобится. Другие женщины страны тоже стали носить такие. Поскольку ты останешься здесь на зиму, я отведу тебя к нему, и мы попросим его сделать для тебя что-нибудь, если хочешь.

Сольвейг погладила гладкий рукав наряда Астрид и позволила пальцам поиграть с мерцающими нитями на ее запястье.

– Сольвейг? Хочешь такие платья, как у меня? Мы можем сделать и одежду из кожи. Это твой дом до лета, поэтому я хочу, чтобы тебе было комфортно.

Это был не их дом. Они были изгнанниками. Бездомными. Пока они не смогут вернуть себе украденную у них землю, они будут беженцами в этом странном месте. Никогда еще Сольвейг не чувствовала себя такой лишенной корней. Она встретилась взглядом с королевой.

– Ты будешь сражаться за нас летом?

Глаза Астрид светились убежденностью.

– Мы обсудим этот вопрос уже скоро. Но что бы Леофрик ни решил по поводу королевства, я отвечу за себя: я буду сражаться за вас. Ты уже спрашивала меня, поклоняюсь ли я христианскому богу. То, что я думаю о богах, теперь сложно. Но я думаю, что на самом деле тебя интересовало, кто я. Я – Астрид с Севера, и я буду сражаться вместе со своим народом.

В ее голосе звучала страсть воина, и встревоженный разум Сольвейг начал успокаиваться. Она кивнула и позволила своей руке соскользнуть с шелкового рукава Астрид.

– Могу я… – спросила она, а затем остановилась, удивленная тем, что заговорила.

– Да?

Что она хотела сказать? Сольвейг провела большим пальцем по кончикам пальцев, все еще ощущая следы шелка и серебра.

– Может, у тебя есть… есть платье, которое я могла бы надеть сегодня вечером?

Как только эта мысль нашла свое место в разуме, Сольвейг остро почувствовала ее. Она хотела избавиться от кожаной одежды, которую носила неделями, в которой сражалась, проливала кровь и плавала под парусом. Ей хотелось раздеться догола и искупаться, а еще она хотела надеть что-нибудь красивое. В этом месте, где она была беспомощна, она не хотела думать о битве, где была слишком слаба, чтобы победить.

В этом месте, таком далеком от мира, который она знала, так далеко от богов, которые благоволили ее родителям и ждали, когда она станет достойной, она хотела быть красивой.

Она хотела, чтобы Магни считал ее красивой.

Королева Меркурии улыбнулась.

– Пойдем. Ты выше меня, и твоя грудь пышнее, но я думаю, мы сможем найти что-нибудь в моем гардеробе. После я пришлю девушку, чтобы она помогла тебе принять ванну и одеться. С платьями может быть трудно справиться без посторонней помощи, пока не привыкнешь.

– оОо~

Платье, которое она выбрала, было зеленым, насыщенного цвета глубокой, неподвижной воды. Такого зеленого она никогда раньше не видела в одежде. Крошечные прозрачные кристаллы сверкали на груди и образовывали узоры на юбке. Астрид сказала ей, что это зимнее платье, которое она надевала на праздник, но Сольвейг было все равно. Оно шнуровалось сзади и идеально сидело. Было еще нижнее платье золотого цвета, но оно было слишком облегающим, поэтому она надела другое, черное. Юбка не волочилась по земле, как это было бы у Астрид, и не была разрезана впереди, как у многих платьев Астрид, но Сольвейг нравились крошечные черные туфельки с лентами, которые обвивались вокруг лодыжек, и ей нравилось, что они выглядывали так, что она могла видеть их при каждом шаге.

«Девушка», которая помогла ей, на самом деле была женщиной, значительно старше Сольвейг. Оди была милой и сделала больше, чем просто помогла ей умыться и одеться. Она сделала Сольвейг и прическу, скрутив волосы в локоны и закрепив драгоценными камнями. Она знала некоторые слова их языка, и им удалось завязать что-то вроде беседы. Сольвейг она очень нравилась.

В комнате стояло высокое зеркало, и Сольвейг не узнала себя. Она словно превратилась в прекрасную леди. Она чувствовала себя красивой.

И она чувствовала себя сильной в этой одежде. В шелковых туфлях и сверкающих драгоценностях, с мечом и щитом, висящими на стене, она чувствовала, как сквозь нее проходит волнующая сила.

Оди помогла ей найти дорогу в зал, где они собирались ужинать. Магни стоял в холле вместе с их семьями и друзьями. Он тоже умылся и оделся. На нем была темная кожаная одежда, которая блестела. Его золотистые волосы тоже блестели. Он завязал часть волос сзади, как часто делал перед битвой; ей нравился такой вид. Живот Сольвейг дернулся, и ее лоно сжалось. Он стоял там, как сам Тор у дверей в большой зал Валгаллы.

Не все люди, приплывшие в Меркурию, были приглашены на пир в этот зал. Только лидеры, их семьи и их близкие советники. Остальные тоже пировали, но у костра в лагере, который разбили на территории замка.

Их родители, братья и сестры Сольвейг и еще несколько человек стояли у входа в зал. Все были умыты и одеты для празднования. Мужчины были одеты в чистую и отполированную кожу, как и Магни. Однако из всех женщин только Сольвейг выбрала такой изысканный костюм женщин этого мира. Ее мать и Ольга были одеты в гораздо более простые платья, как и Това с Хеллой.

Она хотела отличаться от себя обычной, но теперь при виде остальных, часть силы, которую Сольвейг ощущала в этой одежде, испарилась.

Но вот к ней подошел Магни. Она не видела его с тех пор, как они стояли в комнате и спорили с королем о его боге. Он был расстроен, когда они расстались, хотя и не выразил этого прямо.

Теперь, расплываясь в улыбке, он пересек комнату.

– Ты подобна Фрейе, пришедшей, чтобы ходить среди нас в изяществе и красоте.

Она улыбнулась; она тоже считала его богом.

Он положил руку ей на талию. В этом прикосновении чувствовалось обладание, и это заставило разум Сольвейг зашуметь, но она подавила этот шум и встретилась с ним взглядом.

– Ты больше не сердишься?

– Я и не сердился, Сольвейг. Я в замешательстве. Но мы можем поговорить об этом позже. – Он взял ее за руку и повел к широкому дверному проему, где стояли два стражника в одинаковых доспехах.

Мужчина, стоявший рядом с их родителями, подошел к двери, и Сольвейг поняла, что это Бьярке, один из тех, кто помог заселить Норшир и который теперь был дворянином этого мира. Под руку с ним шла женщина; Сольвейг тоже помнила ее – его жена. Они были из Карлсы.

– Как некоторые из вас знают, – сказал Бьярке, – в этом мире есть свои собственные ритуалы. Они отличаются от наших, но здесь не менее важны. Будет звучать музыка, и зал встанет, когда мы будем проходить мимо. Для нас уже накрыт стол. Было бы лучше всего войти в зал в порядке очереди: Леиф, Ольга, Вали и Бренна сразу за мной, их дети следуют за ними, а остальные – после.

Сольвейг помнила кое-что из этого по своему предыдущему визиту в Меркурию. Она вспомнила зал и пир среди людей в изысканных одеждах. Она вспомнила странную музыку и танцы. Она помнила, как люди пялились на нее. Много людей.

Позади Сольвейг Ульв усмехнулся и захромал назад, как будто собирался уйти.

– Я не хочу участвовать в их спектаклях. Этот мир состоит из дураков и овец.

– И воинов тоже, – добавил Магни. – Воинов, чьи сильные руки нам нужны.

– Астрид хотела бы, чтобы ты был с нами, Ульв, – сказал Леиф. – Я хочу, чтобы ты был с нами. Я обязан тебе жизнью Ольги.

– Мы все в долгу перед тобой, – добавила мать Сольвейг. – И Турид, и ее сыновья. Ты спас наших детей. Вы спасли нас от поражения и засады в Гетланде. Ты дал нам шанс подготовить нашу месть. Этот пир – празднование этого шанса. – Она подошла к нему и положила руку ему на плечо. – Этой зимой мы узнаем, кого именно мы просим сражаться вместе с нами. Мы увидим их в их ритуалах так же часто, как и во всем остальном.

Ульв несколько секунд рассматривал мать Сольвейг. Наконец, он кивнул. Все они выстроились в соответствии с инструкциями Бьярке и двинулись в холл.

– оОо~

Как и прежде, после трапезы были танцы. Пока они ели, тоже играла музыка, и Сольвейг это не нравилось. Звуки извлекали, царапая тугие струны палочками или пощипывая их, и от этого у нее напрягался затылок. Были еще маленькие дудочки и барабаны, больше похожие на инструменты из дома, и они ей нравились больше, но струнные, похоже, нравились меркурианцам.

Но после трапезы пришли слуги и убрали со столов, а затем отодвинули их в сторону. Леофрик свел свою жену вниз с помоста в центр зала. Зазвучал тяжелый барабанный бой, который Сольвейг узнала, и король с королевой протянули руки к родителям Сольвейг, Леифу и Ольге и всей их компании. Бьярке с женой и другие норширские поселенцы, присутствовавшие на пиру, тоже поднялись.

Магни протянул руку, и Сольвейг сжала ее. Они присоединились к своим людям в центре комнаты, образовав круг. Это были музыка и танцы, которые она знала.