Текст книги "Пламя и тьма (ЛП)"
Автор книги: Сьюзен Фанетти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
Коннор нахмурился.
– Проблемы?
– Нет. Просто... хочу поговорить.
Демон не был тем, с кем Коннор общался по душам. Но, пожав плечами, он согласился.
– Хорошо. Скоро выйду.
– Круто.
Испытывая любопытство, Коннор смотрел, как Демон уходит, а потом повернулся к своей матери и улыбнулся.
– Эй, Беделия Бет. Ты выглядишь лучше.
В углу на столе рядом с ее кроватью красовалась новая цветочная композиция.
– Ого. Они великолепны. – Он проверил карточку, на которой было написано: «Желаю Вам сил и здоровья. С наилучшими пожеланиями, Дора».
Он захихикал, ощущая себя циничным и уставшим. Ла Зорра неплохо устроилась после всего произошедшего. «Банда» стёрла всю группировку «Убийц» с карты, не просто покалечив их, а полностью уничтожив. Картель «Фуэнтес» теперь был обязан картелю «Агилас» доставкой чего-либо в Южную Калифорнию, а это означало: вообще всё что угодно к северу от границы. В настоящее время Дора Вега единолично владеет Мексикой. Она была единственным игроком к северу от Колумбии. И даже Колумбии приходилось пройти через неё, чтобы попасть в западные штаты США.
Если она захочет, то сможет объявить себя королевой Мексики, и Коннор не думает, что кто-то в этой стране сможет ей отказать.
«Ночная банда» Южной Калифорнии сыграла важную роль в её успехе, и она была очень довольна ими. Она встречалась с Бартом, Коннором и Мьюзом, и они официально оформили соглашение о том, чего хотел Хусиер, – быть партнерами, а не сотрудниками, и теперь у них было право голоса и доля прибыли, которая отражала это партнерство.
Всего за два года «Банда» перешла от тихого законопослушного клуба к полному восстановлению статуса влиятельного клуба вне закона. Они уничтожили целый чаптер «Грязных Крыс» – печально известного криминального клуба, а оставшихся заставили заключить перемирие, а теперь они уничтожили банду с многолетней историей и подавили картель, с которым была связана эта банда.
А цена, которую они заплатили за эту силу, лежала на двух кроватях в этой больнице.
И Коннор считал, что цена слишком высока.
Когда он наклонился, чтобы поцеловать её в щеку, рука матери поднялась и притянула его ближе к себе.
– Я хочу быть рядом с твоим отцом, – прошептала она ему на ухо, её голос был грубым и ломающимся. Она позволяла себе быть с ним слабее, чем с кем-либо другим.
Он немного отстранился назад и рукой отвел волосы от её лица. А затем пальцем поймал слезу.
– Знаю. Так что выкидывай это дерьмо из лёгких. Ты не можешь окружить его своими микробами. Он и так болел, когда всё это произошло.
– Я не хочу, чтобы он умер в одиночестве.
– Мам, заткнись. Он не умирает. Ему станет лучше. Ему просто нужно время.
Она хлюпнула носом и кивнула, а потом начала кашлять. Он поддержал её, а затем дал воды и автономное дыхательное устройство.
Бл*, он ненавидел видеть её такой – морщинистой и слабой. Судорожно ловящую воздух и выглядящую так, будто её сдует лёгкий ветерок. С тех пор как Фейт подстригла их, чтобы компенсировать то, что было сожжено, её коричневые волосы были короче, чем он когда-либо помнил, и отрасли, демонстрируя белую линию вдоль пробора. Он ненавидел всё это, и больше всего он ненавидел то, что, казалось, она этого даже не замечает. Она всегда заботилась о своей внешности, и мысль о том, что она сдалась, пугала его до усрачки.
Когда она собралась, то похлопала по кровати, и он опустил перила с боку и присел рядом с ней. Он обнял её, а она прильнула к его груди.
Коннор сидел вот так, обнимая её, пока она не заснула. Пожилая женщина, которая была его матерью.
Он хотел вернуть свою семью.
~oOo~
Когда Коннор вышел в приёмный покой, Демон сидел один, уставившись в телевизор на стене. Он встал, когда увидел Коннора.
– В чем дело?
Лицо Демона порозовело, что обычно означало, что он злится. Не понятно, от чего адреналин в крови Коннора немного подскочил. Если бы что-то произошло в клубе? Нет… он бы знал. Да?!
– Кон, я... э... бл*.
– Боже, Деми. В чём дело?
– Фейт… – проворчал Демон и начал снова. – Фейт хочет, чтобы я поговорил с тобой.
– Она в порядке? Дети?
– Да-да. Они в порядке. Она беспокоится о тебе.
– Что?
– Да вот. Хочешь присесть?
Он пожал плечами, и они сели.
Демон продолжил.
– Слушай, я никому никогда не даю советов, так что просто скажу то, что сказала она, и тогда я смогу сказать ей, что поговорил с тобой, и ты сможешь сказать ей, что я поговорил с тобой, а я перестану слушать о том, что я должен поговорить с тобой, лады?
– Господи Боже. Без обид, Деми, но…
– Да, я понимаю. Не продолжай. Она думает, что ты слетаешь с катушек, и что я идеальный человек, чтобы помочь тебе с этим, так как, по словам моей жены, я жил без тормозов, пока она не починила меня.
От этого гнев, клокочущий внутри Коннора, остыл, и он рассмеялся.
– А она права. Во всяком случае, на счет тебя.
Демон усмехнулся.
– Знаю. Просто… послушай. Если хочешь поговорить, я здесь. Я не знаю, что я смогу сделать, чтобы помочь, но... знай. Я рядом.
До того как Коннор смог бросить «спасибо, но нет», изображение Пилар, свернувшейся в клубок на полу, казалось, только и ждало, чтобы заполнить его мысли. Он не видел и не разговаривал с ней с того дня. Четыре дня назад. Последнее, что он сделал женщине, которую любил, – причинил боль. Именно из-за того, что слетел с катушек.
Так что вместо того чтобы сказать Демону (легендарному клубному психу), что ему не нужна его помощь, слова покинули его рот.
– Я причинил ей боль. Я озверел и думаю, что по-настоящему причинил ей боль. Знаю, что это так.
До этого Демон смотрел вниз на колени. А сейчас повернулся лицом к Коннору. Осуждения во взгляде не было. Просто… понимание. Они даже не разговаривали о Пилар, но Демон по-прежнему был рядом с ним. Понимание.
– Мне жаль, брат.
– Жаль меня? Почему? Это я причинил боль, а не наоборот.
– Не знаю. Наверное, мне жаль, потому что я знаю, каково это. Это тоже причиняет боль, делать что-то подобное, когда не желаешь этого.
Коннор откинулся на неудобном стуле приёмного покоя.
– Всё просто проё*ано. Я так облажался. Ей будет лучше без меня.
На это Демон рассмеялся, на его лицо осветилось настоящим юмором.
Коннор глубоко обиделся.
– Иди на хер. Это не смешно.
– Нет, прости. Просто... – Демон придал серьёзности выражению лица. – Помнишь день, когда мне башню снесло у Барта и Райли? Я отправился за Хусиером и выбил из него дерьмо?
– Э-э, да. Такое трудно забыть.
– Я почти бросил всё в тот день: клуб, Фейт, моего ребенка. Всё. Мьюз был здесь… его подстрелили. Я пришёл с ним попрощаться. А он обругал меня из-за моей херни. Сказал мне, что если я хочу быть правым, то должен иметь дело с тем, что не так. Сказал, что я должен понять, чего хочу сам, а уже потом делать так, чтобы всё получилось. Это был хороший совет. Знаешь, с тех пор я ни разу не слетал с катушек. Всё оказывается просто, но мне никогда не приходило в голову, что большая часть того, что не так в моей голове, это то, как я сам думаю об этих вещах. Я никогда не понимал, что сам могу всё исправить.
– Дебил.
– Ага. Но, возможно, и ты тоже.
Возможно, и так. Прислонившись головой к стене, Коннор закрыл глаза.
Чего же он хочет? Что он мог сделать, чтобы реализовать это?
~oOo~
Он не звонил первым, поскольку не был уверен в том, как его примут, поэтому подумал, что будет лучше, если он просто объявится лично. Теперь он знал её рабочий график и знал, когда у неё выходной, а когда нет.
Так что, когда Коннор подрулил к подъездной дорожке Пилар, как он и ожидал, увидел там её «Element».
Но он не ожидал увидеть за ним грузовик Мура.
Так, ладно. Он вздохнул. Его ревность – его проблема, а не её. И не Мура. Он должен разобраться в своей голове, потому что это единственная неправильная вещь в этой дружбе – то, как он думает о ней. Если он хочет её, то должен правильно относиться к её жизни (друзьям, работе и всему остальному).
А он хочет её.
Поэтому он слез с байка и приготовился быть вежливым с её лучшим другом, который всегда был с ним вежлив.
До того как он добрался до её крыльца, входная дверь распахнулась, и Мур набросился на него. Он впечатал сильный удар наотмашь прямо в лицо Коннора, прежде чем Коннор даже смог поднять руки. Удар отбросил их обоих на землю, а затем Мур налетел на него сверху, избивая прямыми ударами по лицу, туда-сюда справа-слева, и лишь сила ударов правой была ослаблена его травмой.
Коннор понимал, почему это происходит, и позволил ему это сделать. Он вообще не отбивался. Через некоторое время выдохшийся и ослабевший Мур отстранился.
– Дерись со мной, ублюдок. Дай отпор. Я хочу, бл*дь, тебя убить.
– Нет. – Коннору пришлось с трудом протолкнуть слово через уже распухший рот. – Я заслужил это.
– Ага, точно. Убирайся на хер отсюда.
– Мур, стой. Вставай, – голос Пилар был грубым, как будто она простудилась. Но Коннор знал, что это не так.
– Кордеро, ни за что. – Мур оглянулся через плечо. Со своей позиции на земле Коннор не видел её, но слышал её голос и представлял, что она стоит в дверях.
– Да, поднимайся.
Мур посмотрел на Коннора, а затем встал.
Коннор перекалился на колени и сплюнул полный крови рот. К счастью, ни одного зуба не выбито. Они ощущались удивительно надежно в деснах. Он встал и повернулся.
Пилар стояла прямо там, где он себе и представил, одетая в свои любимые треники и старую свободную футболку с растянутым воротом.
Её горло пестрело каждым цветом радуги. Чтобы получить такой синяк… бл*дь, он чуть не убил её.
– Господи, детка. Прости.
Стоя между ними, Мур театрально фыркнул.
Пилар переключила своё внимание на друга.
– Тебе пора, Мур. Я в порядке.
– О, это такая херня. Я не оставлю тебя наедине с ним. Точно нет.
– Оставишь, потому что я говорю: тебе пора идти.
– Пилар…
– Кайл. Иди.
Мур повернулся к Коннору.
– Снова причинишь ей боль – и я выслежу твою задницу. И мне плевать, сколько байкеров-мудаков ты прячешь за спиной. Я засуну свой кулак тебе в глотку и вытащу сердце.
Коннор слегка улыбнулся на это… с уважением, а не с насмешкой. Это была хорошая угроза – такая мощная, потому что искренняя.
– Понимаю. Я не причиню ей вреда.
Тогда Мур повернулся к Пилар.
– Я буду звонить каждые полчаса. Ты поднимаешь трубку, или я вернусь сюда с кавалерией.
– Хорошо. Просто уходи.
– Я, бл*дь, не могу в это поверить, – пробормотал он, топая мимо Коннора по дорожке к своему грузовику.
Коннор стоял, не двигаясь, и Пилар тоже, пока Мур не вырулил с дорожки и не уехал.
И они остались одни, глядя друг на друга. Его глаза отпустили её взгляд и сосредоточились на её горле. Что он наделал?
Когда он начал двигаться к ней, она сделала настороженный шаг назад и потянула ближе к себе дверь, так чтобы она была приоткрыта только на ширину её тела. Он остановился.
– Я не собираюсь причинять тебе боль. Я никогда не хотел причинить тебе боль.
Она приложила руку к горлу.
– Чего ты хочешь?
– Всё исправить. Я люблю тебя. Ты мне нужна.
– Ты так говоришь, но я не знаю, что это значит для тебя.
– Ты впустишь меня в дом, чтобы мы могли поговорить об этом?
– Последний раз, когда я впустила тебя, произошло вот это. – Её пальцы передвинулись вниз по травмированному горлу.
Она боролась с ним, просила причинить боль, нет, требовала, чтобы они «выбили на хрен всё это». Он пытался уйти. Однако эта мысль равносильна повторению «ты начала это», и даже для самого себя она звучала по-детски и изначально неверно. Тем не менее, мысль хотела быть выражена.
– Ты... ты говорила...
Она покачала головой, прежде чем он смог закончить.
– Ты знаешь, что это не то, что я имела в виду.
Да, знал. Он знал, что она имела в виду, когда хотела, чтобы он причинил ей боль, и быть задушенной до смерти – точно не то.
– Знаю. Прости меня.
– Ладно, мы поговорим. И только.
– Только поговорим. По взаимному согласию.
Она смотрела на него, пока бремя молчания не стало угнетающим. А потом отступила в сторону и распахнула для него дверь.
– Ладно.
Глава 22
– Садись. Я принесу тебе льда.
Коннор сел на диван, как и в последний раз, когда она пригласила его. Он даже не потрудился снять с себя жилет. Обычно это было первое, что он делал, поэтому у Пилар возникло ощущение, что он готов уйти как можно быстрее. Наверно, это к лучшему.
– Мне не нужен лёд.
Она рассмеялась.
– Ну конечно. Просто приложи.
На кухне она подобрала свою аптечку и чистое полотенце, а затем достала из морозильной камеры пакет с замороженной кукурузой.
Вернувшись в гостиную, она села на стол перед ним и открыла аптечку сбоку от себя. Когда она разорвала антисептическую салфетку и начала протирать его искалеченное лицо, она произнесла:
– Ну, так говори.
Он вытянул руку, его пальцы потянулись в сторону её горла, и она дёрнулась назад, так как не хотела, чтобы он прикасался к ней, пока нет, и уж точно не там. Его рука замерла, а их глаза встретились.
– Прости.
– Ты уже говорил. – Она поверила ему, даже если и была не склонна это делать, но раскаяние в его глазах было глубоким и искренним. Но он причинил ей боль… и испугал. Она думала, что умирает. Но это не самое худшее, что он сделал в тот день.
Но пока она этого не сказала. Самое ужасное, что он сделал в тот день, – ушёл. Он ушёл раньше, чем она поняла, сможет ли вообще самостоятельно подняться с пола.
Он позволил своей руке упасть на колени, и в течение минуты, не произнося ни звука, позволил ей промывать своё кровоточащее лицо. Пока она выдавливала мазь-антибиотик на тампон, он произнёс:
– Я хочу всё исправить между нами. Есть ли шанс?
Держа тампон, она пристально посмотрела на него. Мур первосортно поколотил его: губа разбита, щека и нос кровоточат, левый глаз отёк.
– Почему ты хочешь… и не смей говорить, что из-за того, что я нужна тебе. Или даже из-за того, что любишь меня. Почему ты хочешь, чтобы я была в твоей жизни?
Он не сразу ей ответил, и она намазала мазью глубокий порез на его щеке. Если у него нет ответа, то она не понимает, в чём тогда, бл*дь, смысл всего этого. Она сама могла бы ответить, поскольку много размышляла над этим вопросом. Она спорила с Муром из-за этого. Бл*дь, она сама задавалась этим вопросом несколько минут назад, когда отступила в сторону и пустила в свой дом Коннора.
Она любила его, хотела его, потому что, когда была с ним, воспринимала себя яркой и живой. Он был смешным и смелым, добрым и умным. Он бросал ей вызов, соперничал с ней. Он умел хорошо проводить время, но и была в нём настоящая глубина… та, что он скрывал от большинства людей. Но к которой допустил её.
И тот факт, что он был самым великолепным мужчиной, которого она когда-либо знала, и то, что у них был блистательный горячий секс, едва ли имел значение по сравнению со всеми другими его качествами.
– Ты знаешь, насколько ты удивительная?
От вопроса Коннора Пилар немного отстранилась и сосредоточилась на его глазах.
– Это не ответ.
– Господи, Пилар. Я не знаю, как ответить на это. Когда я вдали от тебя, то хочу быть с тобой. Когда я с тобой, я не хочу уходить. Когда что-то происходит, неважно, хорошее или плохое, я хочу рассказать тебе. Я... бл*дь, я так чертовски горд, когда думаю о тебе или рассказываю о тебе. О-у. – Он моргнул, когда она надавила на его щеку, закрывая рану повязкой-бабочкой. – Горжусь тем, что ты моя. Когда я начинаю задумываться о том, что же дальше в будущем, то хочу, чтобы ты была в нём. Я вижу тебя в моей жизни. Ты – потрясающая. Ты намного лучше меня.
– Что?
– Ты героиня. Твоя работа в буквальном смысле быть героем… ты даже сказала мне об этом, так что я знаю, что ты тоже так думаешь. Я… я же преступник. Ты всю жизнь разгребаешь дерьмо, которое люди вроде меня вытворили. Ты и Мур – вот что вы делаете.
– Да пошёл ты, Коннор. Только не снова. – Она отступила назад, но он схватил её… не сильно, но достаточно, чтобы она напряглась.
– Нет, я пытаюсь объяснить тебе моё беспокойство на счет него. Не думаю, что ты трахаешься с ним. И если мы не закончим наши отношения, тогда я разберусь и приму его в твоей жизни. Но в твоей жизни так много всего... бл*дь, того что достойно восхищения. Я ревную ко всему этому. Я как чёрное пятно в твоей жизни.
– Коннор, это безумие.
– Возможно. Я никогда не думал так о себе прежде. Я был доволен собой. Любил мою жизнь. Но по сравнению с тобой...
У неё зазвонил телефон. Мур. Она ответила:
– Чувак, не прошло и получаса. И я в порядке. Всё в порядке. Не звони снова, потому что я не собираюсь больше тебе отвечать. Я позвоню, если понадобишься. Хорошо?
После мгновения молчания в трубке она повторила:
– Окей?
Наконец, голос Мура заполнил её ухо.
– Тебе, бл*дь, лучше позвонить.
– Если ты мне понадобишься, я это сделаю. В противном случае увидимся утром в депо. А теперь иди убивать зомби.
– Чёрт, Кордеро. Лучше уж тебе знать, что ты творишь.
– Знаю. Спокойной ночи. И спасибо тебе.
После того как она закончила звонок, она снова подхватила нить разговора. Она размышляла о том, что сказал Коннор всё время, пока разговаривала с Муром.
– Ты хочешь сказать, что я заставляю тебя чувствовать себя хуже? Тогда какого хрена мы делаем? Это не лучший способ быть вместе.
Он спокойно сидел во время телефонного разговора, и, казалось, тоже размышлял.
– Нет, я говорю о том, что ты заставляешь меня хотеть стать лучше. Ты заставляешь меня глубже задуматься о том дерьме, о котором я изо всех сил стараюсь не думать. Я не говорю, что не хочу жить вне закона. Моя жизнь – это моя жизнь, моя семья так живёт, и я не хочу, чтобы это менялось. Но быть с тобой... не знаю. Я хочу стать... лучше. – Он взял мешок с кукурузой и прижал к глазу, а затем откинулся на спинку дивана. – Хочешь знать, почему я люблю тебя. Из-за всего этого. Вопрос в том, хочешь ли ты меня? Любишь ли по-прежнему?
– Я не об этом спрашивала, Коннор. Пока нет. Ты говоришь, что хочешь стать лучше, но последние несколько недель ты был ужасен со мной. Ты обвиняешь меня в том, что случилось с твоими родителями.
– Нет.
– Хер…
– Нет, не обвиняю. – Он сел прямо. – Я виню себя. Виню за то, как отношусь к тебе. Но, на самом деле, я просто виню себя. Я хотел быть твоим героем. Но думаю, что это никогда не произойдёт. Ты была права, попросив помощи для своего брата. Я бы вновь сделал то же самое. Ты идешь за помощью к сильнейшему источнику. И я был прав, желая помочь тебе. Бл*дь, мы бы помогли, даже если бы я не хотел залезть к тебе в трусики. Это то, что мы делаем. Мой отец всегда управлял своим чаптером, руководствуясь идеей, что мы должны быть хорошими гражданами. Что мы должны делать больше хорошего, чем плохого. И мы так делаем. Так что мы бы помогли тебе, даже если бы я никогда с тобой не встречался. То, что произошло, – не твоя вина.
Он уронил пакет с кукурузой на колени, и Пилар услышала слабый звук, который заставил её посмотреть вниз. Он сжимал пакет так сильно, что она подумала, что тот скоро лопнет.
– Я просто был так чертовски зол. Увидев моих отца и маму, которые оба пострадали из-за этого. Детка, мой отец, скорей всего, умирает. Он точно уже не будет таким, как прежде. И я ничего не могу поделать, чтобы всё исправить. – В этот момент пакет всё же лопнул, и маленькие желтые ядра полузамерзшей кукурузы высыпались и рассыпались на диван и ковёр. Они оба просто сидели и смотрели, как это происходит.
Пилар вспоминала, как его пальцы так же поступили с её горлом, и её собственные пальцы поднялись вверх, чтобы погладить заживающие синяки, которые он оставил после себя.
Его внимание сосредоточилось на этом, и она снова увидела раскаяние в его серых глазах.
– Прости за то, что причинил тебе боль. И не только это – за всё. За то, что вёл себя как мудак. Не был тем, кто тебе нужен. За всё. Мне нет оправдания. Но я прошу прощения.
– Ты бросил меня лежать там. Ты просто ушёл.
Его глаза поползли на лоб.
– Что? Ты же сказала, что мне лучше уйти. Почему ты хотела, чтобы я остался?
– Коннор… – Пилар замолчала, не зная, как объяснить, что она чувствовала, как нуждалась в нём, в его объятьях, утешении, помощи, заботе, и как, в то же время, нуждалась, чтобы он ушёл как можно дальше.
Это больше не имело значения.
Она поверила ему и простила. Всё, чего она прямо сейчас хотела больше всего на свете, – залезть к нему на колени и утешить его, обретя утешения сама. Стереть напрочь предыдущие несколько недель. Но ей нужно кое-что ещё уточнить, прежде чем она сможет двинуться дальше и довериться ему… или себе.
– Коннор, чего ты хочешь?
Он поднял на неё глаза.
– Тебя. Рядом. В моей жизни.
– Но какой ты видишь эту жизнь? Или нашу? Какая она будет?
– Я хочу того же, что у моих родителей. Партнёра, дом, детей. – Выражение его лица стало настороженным. – Я хочу детей от тебя. Это вообще возможно?
Несмотря на головокружительное сочетание ощущаемых эмоций, его последние слова вызвали вздорные мысли, и она забурлила, усмехнувшись Пилар ответила.
– Да, насколько мне известно, я способна рожать детей.
– Ты понимаешь, о чём я прошу?
– Да. Мне кажется, странно заводить разговор о том, заведём ли мы с тобой детей, когда суть этого разговора состоит с том, что я задаюсь вопросом, буду ли когда-нибудь разговаривать с тобой снова.
– Это не так. Я был честен, когда сказал тебе, что считаю тебя своей половинкой. Вот что я чувствую к тебе… настолько глубоко. Так что если я ещё не всё просрал, если мы по-прежнему вместе, то я хочу, чтобы всё стало более серьёзным. Я хочу отсюда… – он вздохнул. – … начать всю мою оставшуюся жизнь.
– Это слишком быстро, Коннор. Этот месяц был херовым во многих отношениях. Мы так облажались. Я не могу перейти от того, что произошло четыре дня назад к планированию нашей семейной жизни вот так. – Она щёлкнула пальцами. – Слишком быстро.
– Окей. Это справедливо. Ответь мне. Ты хочешь будущего? Ты вообще хочешь детей? С твоей работой сможешь? – он посмотрел вниз на колени. Он по-прежнему сжимал теперь уже сдувшийся пакет с кукурузой. – Ты любишь меня?
На каждый из этих вопросов можно было ответить одним словом, и Пилар практически произнесла в ответ этот слог. Она устала… от грусти, одиночества, от неуверенности в себе, от чувства опустошенности. От одиночества. Отложив в сторону аптечку, а затем, наклонившись вперёд и забрав у него пакет с остатками кукурузы, она смахнула зернышки с его коленей и забралась на них, оседлав его.
Чем шокировала его. С вытянутыми вверх руками в жесте, похожем на капитуляцию, он произнёс:
– Пилар, что...
– Конечно, я люблю тебя. Ты мой герой, идиот. Ты помог мне, когда я попросила. Ты сказал, что сделаешь это, даже зная, чем это может обернуться. Неважно, на какой стороне закона ты находишься. Ты помогаешь. Ты стараешься делать больше хорошего, чем плохого. Именно поэтому ты лучше, чем девяносто пять процентов остальных в мире. Да, я хочу, будущего для нас. Хочу детей. Да, я смогу быть пожарным и мамой. Я бы перешла на административное или тренировочное дежурство, пока была бы беременна. Но я ещё не готова к этому. Через пару лет, но не сейчас. Так что давай двигаться медленно. Но да. Это то, чего я хочу.
Он усмехнулся, а затем моргнул, когда его порванная губа растянулась и снова начала кровоточить. Пилар обхватила руками его лицо, наклонилась, чтобы поцеловать его, слизывая кровь с его губы.
– Трахни меня медленно. Прямо здесь, – прошептала она.
Он снова усмехнулся, аккуратнее в этот раз, и его руки обхватили её голову, зеркально отражая её прикосновение.
– Мы здесь, чтобы только поговорить помнишь? По взаимному согласию.
– Так давай будем, основываясь на взаимном согласии, менять соглашение. Я хочу почувствовать, что ты любишь меня. Независимо... от того, что произошло на днях.
Выражение его лица стало хмурым.
– Я такой грёб…
Она переместила руку так, чтобы накрыть его рот.
– Остановись. Знаю. Так что давай всё исправим. Ты мой герой, а я буду твоим. – Она погладила пальцами его избитое лицо. – Если, конечно, ты считаешь, что справишься.
– О, я смогу. Твой приятель не такой уж крутой. Ничего не сломал. – Как бы доказывая свою точку зрения, он поцеловал её, и первое лёгкое прикосновение его губ к её быстро переросло в яростно страстное. Пилар даже не знала, кто из них добавил огня.
Через мгновение он оторвался от неё. Они оба тяжело дышали. Он провёл по её волосам, и она закрыла глаза от удовольствия из-за этого нежного прикосновения. Затем он наклонился и поцеловал её в шею.
– Я не хочу заниматься этим жёстко, – пророкотал он.
– Я тоже не хочу. Просто люби меня. Я просто хочу быть рядом.
– Тогда пойдем в кровать. Я хочу любить тебя всю.
Улыбаясь, она встала с его коленей.
~oOo~
Они разделись, а затем просто стояли – обнажённые и неловкие, как будто забыли, что должны делать дальше. Наконец, смущаясь и глупо стесняясь, Пилар тихо рассмеялась и повернулась к кровати.
И тогда Коннор дотронулся до неё. Он шагнул, оказываясь позади неё, и она почувствовала грубую текстуру его ладони, когда та прошлась по её бедру. Прижимая её спину к своей груди, он собрал пряди её волос и перебросил через плечо. А затем голова опустилась, и она ощутила, как его борода потирается по обнаженному плечу. Она ожидала его поцелуя, но он лишь водил головой из стороны в сторону, позволяя легкому как перышко прикосновению бороды приласкать её.
Она застонала и обхватила своей рукой его голову. Ладонью он провёл по её животу, и развернул лицом к себе. Она посмотрела на него, и даже под распухшим лицом она могла рассмотреть всё, что ей было нужно.
Его пальцы провели линию от подбородка до её груди, по всё ещё очень чувствительному горлу. В ответ она подняла руку и обвела пальцем его порванную губу.
– Я больше никогда не причиню тебе боли. Ни телу, ни душе. – Его голос был настолько тихим, что, если бы она не находилась в паре сантиметров от него, она бы не расслышала.
– Кроме того, как мне нравится. – Улыбнулась она и положила руки ему на плечи, прижимаясь к нему телом.
Он немного наклонил голову набок.
– Кроме этого.
– Не причиняй мне сейчас боли.
– Не буду. Я лишь собираюсь любить тебя. – Он шагнул вперёд и опустил её на кровать, перемещая в центр матраса и накрывая своим телом.
Они практически никогда не действовали так медленно. При обычных обстоятельствах она бы рассмеялась … вообще-то рассмеялась бы она над Коннором… и стала бы говорить, что не занимается сексом как в телефильмах. Когда он хотел действовать медленно, ему приходилось удерживать её. Или связывать.
Но сейчас она чувствовала себя слишком уязвимой для грубого траха. Она так устала. Её сердце устало. Её голова. Да вся она. И когда Коннор начал выцеловывать путь вниз по её телу, она откинулась назад и позволила ему продолжить.
Он действовал медленно, его борода оставляла за собой след из мурашек, в то время как его губы обжигали, его руки блуждали вслед за ртом, скользя нежно по плечу вниз по руке, затем вверх по её груди, остановились, чтобы добраться до соска, затем опять вниз, неуклонно прокладывая путь по одной стороне ноге, то обратно вверх по другой. В верхней части бедра он поцеловал обнаженную кожу чуть выше её складочек. К тому времени она уже дрожала от нужды, но всё, что он сделал, – уткнулся носом в её кожу. Когда он двинулся в противоположном направлении вверх по животу, она изогнулась телом и застонала.
– Ш-ш-ш, детка. – Его губы, дыхание перемещались по её коже. – Ш-ш-ш.
Когда Коннор наконец-то осторожно завершил свой путь назад, он разместил свои ноги между её и завис над ней, удерживая себя на локтях. Пилар закрыла глаза, расслабившись от его любящих прикосновений, но через несколько секунд его неподвижности она открыла их и обнаружила его наблюдающим за ней.
Опять же, несмотря на то, что кулаки Мура исковеркали его лицо. Она снова увидела то, что ей от него нужно. Вина и гнев, ревность и враждебность – всё это исчезло. Всё, что она видела, в этой комнате в темноте сумерек – огонь его любви.
– Я люблю тебя, – прошептала она.
Он закрыл глаза и глубоко вздохнул, а затем погрузился в неё.
Они долго раскачивались вместе, глядя друг другу в глаза. Когда Пилар кончила, это был самый тихий, нежнейший оргазм, который у неё когда-либо был… ни взрывных ощущений, ни потери контроля, ни сильного напряжения её тела, просто полное всеобъемлющее расслабление.
Когда кончил Коннор, он издал тихий звук – мурлыкающий вздох, а затем опустил своё тело на её.
И только когда он снова поднял голову вверх и провёл пальцами по её щеке, она осознала, что плачет.
~oOo~
– Позвольте мне помочь вам с этим, миссис Салазар.
– Зови меня нана, Коннор. Ты не сосед, который подстригает мою траву.
– Да, мэм. Прошу прощения. – Коннор забрал у бабушки Пилар стеклянное блюдо с капиротадой (Прим.: мексиканский хлебный пудинг), а затем предложил ей локоть, когда она вылезла из «Element». Пилар посмеялась над его стараниями быть джентльменом и забрала бутылки вина из карманов на спинке сиденья.
Затем они прошли через широкий заросший травой двор к дому Демона и Фейт.
Они жили в пустыне совсем недалеко от рощи юкк древовидных. Они владели тем, что для Пилар выглядело как маленькая ферма. Или контактный зоопарк. Вокруг бродило маленькое стадо из пяти крошечных коз. Там же было несколько кошек, большая странно вида собака и цыплята. Все животные, казалось, здесь хозяйничали.
Но если кто и был главным, так это большой, нечистоплотный чёрно-белый кот. Пока Пилар и Коннор вели бабушку к дому, кот отогнал одну из маленьких коз с гравия, где были припаркованы все машины и байки, обратно к остальной части стада.
Разве у кошек есть стадо? Ну, у этого, очевидно, есть.
Когда они добрались до входной двери, та открылась, и Демон вышел с ещё одной карликовой козочкой на руках и раздавшемся криком Фейт ему в спину:
– Чёрт возьми, Майкл!
– Её уже нет. Прости, – откликнулся Демон. Он поставил козу на крыльцо и хлопнул по заду. Она заблеяла и рванула прочь. Затем он встал, ухмыляясь. – Привет! С Днем Благодарения. – Он приобнял рукой Пилар и наклонился, чтобы поцеловать её в щёку.
– С Днем Благодарения, Деми. Это моя бабушка – Рената Салазар.
– С Днем Благодарения, мэм. Я – Демон. – Демон протянул руку, и бабушка пожала её.
– Демон? – уточнила она. – Такое мрачное имя для такого красивого мужчины, как ты.
Он слегка покраснел и пожал плечами, и перевёл взгляд на Коннора, который усмехнулся в ответ.
– Проходите. Ситуация уже выходит из-под контроля. – Он отошёл в сторону, придерживая дверь, и они все вошли в дом.
Впервые, сколько себя помнила Пилар, её бабушка не устраивала ужин на День Благодарения. В предшествующие годы, даже когда малая семья состояла всего из троих человек, бабушка гостеприимно выкладывалась, и некоторые друзья Пилар присоединялись к ним. В те года, когда Пилар была на смене в этот день, они устраивали большой обед после. Зачастую это были лучшие годы, потому что приходили провести тот самый выходной день как День Благодарения, – все, даже те, у кого были семьи.