Текст книги "Пламя и тьма (ЛП)"
Автор книги: Сьюзен Фанетти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
Глава 11
Коннор вышел из зоны спален, провожая юную двадцатилетнюю ученицу колледжа к входной двери. Смешанные ароматы кофе и бекона наполняли воздух, и желудок Коннора заурчал. Ему нужно было спровадить… Кристи... отсюда и перехватить еды, прежде чем принять душ и направиться в мастерскую.
Он уже вызвал ей такси. У неё были слишком широко раскрытые глаза для девушки, которая сожалела о некоторых недавно принятых решениях. Однако, просканировав зал, она немного расслабилась. Сегодня среда. И зал был просто комнатой – насколько чистой, насколько только мог. Лишь пара девушек на кухне, да Трик, одетый в рабочий комбинезон, развалился в кресле, потирая одной рукой свою недавно подстриженную голову и удерживая в другой какую-то рваную брошюру. Но он не читал, гигантский телевизор на стене показывал утренние новости, и Трик был сосредоточен на них.
Коннор открыл входную дверь и вывел девушку на ранний утренний солнечный свет, как раз в тот момент и подрулило такси.
– Окей, Кирсти. Хорошего дня. – Он наклонился, чтобы поцеловать её в щеку, но она дернулась в сторону.
– КЁРСТИ. Я точно говорила тебе об этом миллион раз.
Он потерял аппетит к молодым цыпочкам. Господи Боже, они были такими пресными. Ни одна киска не была достаточно тугой, чтобы компенсировать этот плаксивый способ, которым многие из них разговаривали, и то, как выдавали последний слог каждого предложения, так чтобы оно звучало неопределенно.
– Окей. Киска. Окей. А теперь возвращайся к своей жизни. – Он открыл дверь такси и усадил внутрь, затем наклонился к переднему окну и расплатился с водителем.
Затем развернулся и пошёл внутрь.
За барной стойкой в кофемашине был горячий кофе, поэтому он вернулся и налил себе большую кружку, а затем добавил каплю молока из холодильника бара.
– Хочешь чашку, Ти? – спросил он у Трика.
Трик не ответил, так что Коннор побрел босыми ногами и сел на диван лицом к телевизору. Утром в среду босые ноги были в безопасности в зале. А вот в субботу утром это был рискованный выбор.
Экран показывал репортёра, стоявшего на площади Першинг в Лос-Анджелесе – место смерти Аллена Картрайта неделю назад.
Это нападение прошло гладко и точно так, как и планировалось. Трик занял позицию на крыше, которую выбрали Шерлок и Барт, и попал в яблочко, опрокинув примерно с пятисот ярдов Картрайта пулей в лоб.
У них не было связи с Картрайтом, и Трик был уверен, что не оставил ни своих следов, ни их миссии. Если преступление вообще может быть идеальным – то, во всяком случае, это казалось именно таким.
Коннор присел на секундочку и стал слушать новости. Репортер добавил в историю кадры с пресс-конференции: несколько мужчин в форме и в плохих костюмах выстроились за трибуной. Человек у микрофона, очевидно, был из ФБР. Они просто смотрели на них.
«…следователи установили, что выстрел был произведён из далека по оценке экспертов не менее чем с четырёхсот ярдов. Мы обыскиваем каждое здание в радиусе тысячи ярдов от инцидента...»
Коннор повернулся к Трику.
– Тебя что-то волнует?
Его друг наконец-то оторвал взгляд от телека.
– Нет, у них не зацепок. И я ничего не оставил. Я в этом уверен. Вероятно, они, в конце концов, поймут, что камеры были взломаны, но Шерлок и Барт стёрли все следы. В голове я проигрывал сцену преступления около тысячи раз за последнюю неделю, и всё прошло так, как я заранее задумал. Мы не оставили ни одной зацепки.
Трик откинулся назад.
– У этого парня остались маленькие дети. И жена. Чёрт возьми, хотел бы я знать, почему Ла Зорра хотела его смерти. – Он снова потёр голову – это было как его нервный тик, с тех пор как ему обрезали дреды и бороду.
Не было смысла поднимать вопрос о мотивах Ла Зорры, поэтому Коннор сменил тему и кивнул головой в сторону Трика.
– Как дела с головой-липучкой?
Трик поднял средний палец и лениво перевернув его. Затем ответил на вопрос.
– Моя голова не чувствуется как будто наполнена гелием и вот-вот отчалит. Но я почти не узнаю себя в зеркале. И это по-прежнему отстой.
– Так отрасти обратно.
– Наверно. Не знаю. Теперь смысл утерян. Оказывается, я тот, на кого они меня обучили. Дрон, который убивает, не задавая вопросов. – Издав звук отвращения, он поднял брошюру с колен и бросил её на рядом стоящий стол. Она была чёрной, с чёрно-белой картинкой на обложке, на подобии одной из тех средневековых гравюр. Коннор присмотрелся внимательнее, и картина оказалась довольно сложной… но также изрядно унылой: люди, свисающие с цепей и веревок. Название книги – «Надзирать и наказывать: Рождение тюрьмы» Мишель Фуко (Прим.: впервые книга издана в 1975 году. Анализируя социальные и теоретические механизмы, лежащие в основе больших изменений, которые произошли в западной пенитенциарной системе в современную эпоху, Фуко использует в основном исторические документы Франции. Он выступает против идеи о том, что тюрьма стала главной формой наказания благодаря главным образом гуманным идеям социальных реформистов. Фуко прослеживает культурные сдвиги, приведшие к тому, что тюремное заключение стало основной формой наказания. Тюрьма является одним из дисциплинарных институтов, существующих благодаря возникшим в последние века новым технологическим возможностям, проявляющимся, согласно Фуко, и в функционировании таких институтов, как школы, больницы и военные казармы).
– Это какое-то фетишистское дерьмо?
Трик фыркнул.
– Нет, мудак. Это не фетишистское дерьмо. Это критика тюремной системы, и в ней также есть кое-что о солдатах. Солдаты очень похожи на заключённых. На самом деле – мы все. Всё, что мы делаем, тщательно исследуется и оценивается, и все наши действия из-за этого. Мы все живем в Паноптикуме (Прим.: это тип институционального здания и система контроля, разработанная английским философом и социальным теоретиком Джереми Бентамом в 18 веке. Концепция проекта заключается в том, чтобы позволить всем заключенным учреждения находиться под наблюдением одного охранника). – Коннор нахмурился, а Трик покачал головой. – Не волнуйся об этом. У меня такое настроение.
Трик всегда читал чертовски толстые книги, которые вводили его в определенное настроение. Коннор считал его своим лучшим другом, как и Триг Коннора, но они были очень разными людьми. Помимо их физических различий: Трик был светлым и худым, в то время как Коннор был тёмным здоровяком, они также отличались по интересам и темпераменту.
У Трика была степень колледжа. Коннор же сумел окончить школу, не будучи исключенным. Трик был воодушевлённым читателем, который любил «размышлять над глобальными идеями» и вёл глубокомысленные беседы о книгах, политике и текущих событиях. Коннор думал, что политика – бред сивой кобылы, и он никогда не был читателем. Чтение означало сидеть на месте, а он не любил сидеть. Он любил действовать.
Он был человеком, решающим проблемы, – мастером на все руки. Трик же предвидел проблемы – он аналитик. Там, где Коннор тяготел к шумной и быстрой драке, Трик был тихим и всегда взвешивал свои ответы.
Может, поэтому они так хорошо ладили и, по иронии судьбы, получили друг друга без усилий. Они были противоположностями и заполняли пробелы друг друга. Они хорошо дополняли друг друга.
Пока Коннор размышлял об этом, он снова уловил картинку телевизора. Экран был заполнен пламенем, демонстрируя пожар, произошедший ночью. Он увидел номер «76» на одной из машин и понял, что пожарная станция Кордеро находилась на месте. Он не знал, работала ли она прошлой ночью, но стал внимательно наблюдать за новостями, выискивая её. Почему он думал, что сможет её узнать, он не знал. Все пожарные выглядели одинаково, упакованные в тяжёлое снаряжение.
Но потом из горящего здания вышли двое, вынося на себе тела. Один пожарный был значительно больше другого и нёс на плечах взрослого. У другого был ребенок.
Это была она. Он знал это. У него сжало грудь. Чёрт, она впечатляла. Настоящий герой, выносящий ребенка буквально из огня в безопасное место.
Всегда в поисках сентиментальных сюжетов оператор сильно приблизил камеру к месту происшествия, когда пожарные передали жертв парамедикам, положив их на носилки.
И тогда внимание Коннора переключилось с Кордеро на человека на носилках.
– Я знаю этого парня. Это Маршалл Бриджес. – Взгляд на текст в нижней части экрана, сообщающий название улицы, полностью убедил его.
Трик наклонился и стал изучать телевизор, но затем пожарный заблокировал камеру и оттеснил съемочную группу.
– Я не разглядел. Уверен? Парень из «Бриджес моторс»?
– Да. В прошлом году он купил своему старшему «Лоурайдер» на окончание школы (Прим.: Лоурайдер – байк либо автомобиль, имеющий ряд отличительных признаков, прежде всего очень низкий клиренс. Такие агрегаты создаются с целью произвести впечатление, добиться эффектного, запоминающегося внешнего вида), заставив меня его прокачать. Он был занозой в заднице, и мне пришлось много с ним разговаривать. Он нёс какую-то хрень, заставляющую меня дергаться, поэтому я попросил Шерлока изучить его. Ему даже не пришлось… он и так всё уже знал. У парня есть три подпольных мастерские, где разбирают ворованные авто по всей Южной Калифорнии. Вот как он зарабатывает. А это значит, что он связался с долбанутыми латиносами.
– Думаешь, что это что-то значит? – Трик махнул в сторону телевизора.
Коннор пожал плечами и встал.
– Не знаю. Возможно, и нет. Но это интересно. – Он почесал обнажённый живот, который действительно начинал жаловаться на голод. – Но сейчас меня больше интересует завтрак.
~oOo~
– Эй, мам! – позже днём Коннор закрыл входную дверь дома своих родителей. Когда его мать Биби не ответила, он прошёл через вход и направился на кухню. Слабый аромат хлеба наполнил его рот слюной. Он собирался совершить набег на кладовую перед уходом.
– Мама? Ты дома?
Он знал, что она дома… её кадиллак стоял в гараже, и роллет был поднят. Но пока она по-прежнему не отвечала ему, и кухня была пустой и нетронутой, две буханки свежего хлеба, охлаждались на подставках на гранитной столешнице, и у него немного участился пульс.
– Мам!
Тот пожар в доме Бриджеса накануне вечером превратил его в излишне дёрганного и без веской причины. Да, Бриджес покупал украденные машины у «Ацтеков»… и любой другой банды в этом бизнесе в южной части Штата. Да конечно, Кордеро работала на пожаре. Да, он и, следовательно, вся «Банда» была связана с Кордеро и её проблемами с «Ацтеками». Но всё это только совпадение. Корреляция не подразумевает причинно-следственную связь. «Банда» не имела ничего общего с Бриджесом, кроме того, что прокачала байк для его избалованного ребёнка. Какие бы неприятности ни были у «Банды» с «Ацтеками» вчерашний пожар не имел к этому отношение.
Но он всё равно дёргался.
За последние пару недель с тех пор как МК вмешался в их дела «Ацтеки» пару раз проехали мимо клабхауса и мастерской. Но не более того, это был просто буквальный медленный проезд вниз по улице, вовремя которого Эспозито размахивал своим членом, и «Банда» ждала, что они сделают что-то большее.
По крайней мере, пока им приходится ждать, Ла Зорра не была впечатлена известием о том, что у «Банды» возникли какие-то проблемы с «Ацтеками». Она разделяла их мнение о группировке как о подонках, как правило, не стоящих её внимания, но не хотела ослаблять своё перемирие с картелем «Фуэнтес». К тому же, её внимание было сосредоточено на окружном прокуроре Лос-Анджелеса.
Ла Зорра была довольна нападением, и «Банде» оно принесло огромную стопку наличных. Но ни ей, ни им не нужны были законники, обратившие на них внимание из-за «Ацтеков». Она попросила Хусиера, Барта и Коннора отойти в сторону, пока не будет проявления агрессии, и они согласились, что это лучший способ выйти из положения. Так что «Банда» выжидала и позволяла Раулю Эспозито размахивать своим членом в окрестностях. Коннор же хотел его отрезать.
И эти придурки постоянно подбирались к семьям. Если бы пока «Банда» просиживала свои задницы, пострадал бы любимый Коннором человек, он бы разорвал весь город на части.
Он попросил Шерлока проверить брата Кордеро. Хьюго находился дома со своей бабушкой, и до сих пор всё выглядело так, как будто «Ацтеки» не давили на него, чтобы он расплатился со своим долгом. Так-то оно так, но Коннор беспокоился. Он и Кордеро, что бы между ними ни происходило (а она трахнула его голову)… закончили. Так что Хьюго и его сестра оказались сами по себе. И ему нужно побеспокоиться о своей собственной семье.
Хороший план. Вот только он не мог перестать думать о ней. Несколько раз, когда они трахались – беспрерывно проигрывались у него в голове всю ночь, каждую ночь, будь он то с Мэдисон, Хейли или Кристи… а нет с КЁРСТИ. Да без разницы. Но более того, он размышлял об их ужине в «Банк Хаус» и о том, как сидя напротив неё, пока они ели и разговаривали, он лицезрел её в том смертельно грешном платье.
Он был прав, что ушёл. Она изменила отношения между ними, а он этого не хотел. Но она по-прежнему засела у него в голове.
Хотя сейчас единственная мысль в его голове была о матери. Он вытащил телефон, но перед тем, как позвонить ещё раз попробовал позвать её во весь голос:
– МАМА!
Он набрал номер, и где-то неподалёку зазвонил её телефон.
Бл*дь!
В тот момент, когда его беспокойство переросло в страх, французские двери, ведущие на задний двор, открылись и вошла его мать, одетая в какую-то соломенную шляпку, свои садовые перчатки и ярко-жёлтые резиновые сапоги.
– Какого чёрта, Коннор? Почему ты ревёшь здесь, как здоровенный гризли?
Облегчение разлилось в его сердце, и он схватил её и поднял с земли.
– Чёрт возьми, мама. Слава Богу!
Она надавила на его в плечи, и он подставил её на пол. Когда он посмотрел вниз на её лицо, она одарила его тем самым взглядом (одна бровь недоумённо приподнята вверх, глаза немного прищурены) – именно так она считывала всё то, что он скрывал. Сколько он себя помнил этот взгляд заставлял его почувствовать себя голым… и виноватым, независимо от того было ли что ему скрывать или нет.
– Ты же знаешь, я не буду спрашивать, почему ты испугался. Просто скажи, нужно ли мне предпринимать меры.
Его мать очень долго была старухой. Она знала правила игры.
– Держи рядом свой телефон. Давай мне или папе знать, где ты находишься, когда уходишь из дома.
– Я была на заднем дворе, милый. Твой отец уже разговаривал со мной о необходимости выходить на связь. Это всё?
– Да-да. Ничего нового. Я просто... нервничаю, наверное.
Она потянулась и обхватила рукой его подбородок.
– Это не похоже на тебя, Коннор. Есть что-нибудь, о чём стоит поговорить?
Он вздохнул и опустился на стул за столом для завтрака.
– Я не знаю.
Стянув резиновые сапоги, его мать произнесла,
– Вчера я зажарила грудку индейки и нарезала её для бутербродов, а этим утром испекла пару буханок белого хлеба. Ты обедал? – она сняла перчатки, шляпу и положила их на сапоги. – И ты можешь мне рассказать какая, черт возьми, вожжа тебе под хвост попала?
Он рассмеялся. Его мама – интересная дамочка. Трик любил поговаривать, что она как дочь Геи и Ареса: идеальная мать с сердцем воина.
– Я люблю тебя, мама-медведица.
Она подошла и поцеловала его в голову.
– Ты ― мой малыш. А теперь поговорим. – И она направилась к столешнице и, не поворачиваясь, обманчиво обыденным тоном спросила, – Это что-то связанное с той девушкой, о которой мне рассказывал твой папа? – она открыла холодильник и достала пиво, как будто только что не кинула гранату ему на колени.
– Что?
Она с хлопком открыла и принесла ему бутылку.
– Папа лишь рассказал мне, что вы некоторое время назад помогли девушке, и ты вроде как защищал её.
– Я защитник. Это то, что я делаю. Вообще-то. – Он взял бутылку, а она приподняла бровь, а затем вернулась к столешнице и начала делать бутерброды. В голове он прокрутил все те немногие варианты о мнении, которое могло сложиться у его отца о нём и Кордеро.
Цитадель. Он набросился на Джей Эра за то, что тот назвал её латиноамериканской киской. «Чёрт возьми, пап».
– Я просто думаю: было бы неплохо, если бы ты с кем-то стал достаточно близок, чтобы привезти её на воскресный ужин. Заполнить стол, ну, ты понимаешь. Ты уже много лет не приводил с собой девушку.
– Господи, мама. Не вей гнездо. Я никого не приведу домой. Ты хочешь семью и внуков у тебя для этого есть Деми и Фейт.
Размазывая майонез на ломтик хлеба, она остановилась и повернулась к нему.
– Милый, дело не в том, чего хочу я. Дело в том, чего хочешь ты. А я знаю, что ты хочешь этого в своей жизни… женщину, детей. Так почему б тебе не поискать?
– Я так и делал. Пытался пару раз. Не вышло.
– Так ты просто сдаешься? Коннор Джером Эллиот – ты не настолько слаб. – Она с силой ударила ножом по хлебу, а затем проткнула им банку с майонезом.
– Это не слабость ― отдавать себе отчет в том, что моя жизнь и женщины не связаны друг с другом.
– Ты что же не понимаешь, что разговариваешь с женщиной, живущей этой жизнью? Сорок два с небольшим года. Я стою здесь ― здоровая и полная сил.
– Так было не всегда.
Её голова дёрнулась, а лицо побледнело.
– Мы не говорим о тех днях. И я прошла через это. Верно?
Причина, по которой Коннор был единственным ребенком в семье, заключалась в том, что его отец всегда жил такой жестокой жизнью в жестоком мире, как они сейчас делали это оба. Когда Коннору было четыре года (он даже ещё не был членом МК), его мать взял в заложники враг их старого клуба и член оказывающего поддержку МК. Её избивали и насиловали в течение трех дней, прежде чем ее смогли найти. Ей было ужасно больно. И она больше не могла иметь детей.
Конечно, Коннор ничего не знал об этом в то время, он был слишком юн. И он узнал об этой истории гораздо позже, когда стал молодым мужчиной.
Большую часть того, что Коннор помнил о годе, последовавшим за травмой его матери, – это рассеянность и молчание. Его воспоминания о том времени были похожи на старые немые фильмы – монохромные и без звука. А все воспоминания о его матери в то время были как неподвижные фотографии. Она сидела и просто смотрела перед собой. Тогда по большей части воспитывали его мать Фейт Марго и по совместительству лучшая подруга его матери и ещё одна старуха другого члена клуба.
Марго была беременна, а затем родила свою дочь ― старшую сестру Фейт Серенети. Единственные счастливые времена, которые он помнил о том году, были связаны с этой маленькой девочкой. Марго позволила ему держать её, играть с ней, сидеть у её колыбели и покачивать. Она так хорошо пахла, когда не пахла дерьмом и отрыжкой. И её первая улыбка была для него.
Серенети и Коннор, в конце концов, так и не стали близки. Сера была добропорядочным человеком и не хотела вести такую жизнь с того времени, как осознала, чем занимаются их отцы, и она старалась держаться подальше. Коннор же хотел следовать за отцом с тех пор, как понял, чем занимаются их отцы.
Когда он узнал о боли, причинённой его матери, это знание ещё больше приблизило его к такой жизни, а не выбило из неё. Он хотел стать сильным, сражаться и защищать. А не бежать.
Фейт была на семь лет моложе него и оказалась той самой сестрой, которая стала его.
– Коннор. – Его мама поставила перед ним тарелку с двумя бутербродами и помидорами и села рядом с ним с собственной тарелкой: одним бутербродом и помидором. – Я пережила это. У меня была любовь, и я пережила это. У всех есть то, с чем приходится разбираться. И неважно, какая у тебя работа. Копатели, секретари, врачи, преступники – у нас у всех есть своё дерьмо. Ты ищешь того, кто проведёт тебя через него и кого ты сам хочешь через него провести.
Он всё ещё плутал в старых воспоминаниях и не ответил ей. Он на секунду поднял бутерброд, но весь его аппетит пропал.
Его мать положила на него руку.
– Ты молод, милый. Не сдавайся так быстро. Если хочешь чего-то, то иди и найди. – Резко похлопав его по руке, она отклонилась назад. – А теперь ешь. Мне нужно, чтобы ты вышел во двор и перенёс то большое дерево в горшке на другую сторону двора. Я приготовила тебе еду, и теперь ты мне должен.
Он рассмеялся и взял бутерброд.
– Ты потрясающая, Беделия.
– Да, я такая. И хорошо, что ты это знаешь.
Глава 12
Пилар припарковала свой «Element» на улице перед домом бабушки. Рената Салазар жила на «неправильной» стороне Мэдрон, в единственном районе в пределах городской черты, который выглядел так, как будто людям не было до него никакого дела. Тем не менее, это было около пяти шагов вверх по лестнице благосостояния, и через весь город от района, откуда она перевезла их всех и где правили «Убийцы-Ацтеки».
Пилар припарковалась на улице, потому что подъездная дорожка была занята грузовиком Хьюго и старой «Corolla» их бабушки. Гараж никогда не был тем местом, где они держали свои машины. У их бабушки там располагалась целая жизнь: коробки, мебель и кто знал, что ещё. Все вещи их матери находились там. До последней безделушки. Даже туалетные принадлежности из ванной.
Когда убили мать Пилар и Хьюго, они жили в захудалой двухкомнатной квартире. Но она была наполнена дорогим дерьмом – особенно электроникой. Пилар была уже достаточно взрослая, чтобы начинать понимать, откуда все это… и больше не удивляться тому, что они живут в месте, где все стены в дырах, в шкафах тараканы, а гостиная представляла собой уйму кожаной мебели и гладких черных коробок.
Она уяснила это к одиннадцати годам.
Она поняла, что происходит, когда её отчим – Маленький Джей – сидел в той самой гостиной со своими приятелями, переговариваясь тихим шепотом, в то время как их мать – Оливия – оставалась с ними в их общей спальне и читала им истории.
Или она думала, что поняла. Маленький Джей был такой же, как и её отец. Человек, у которого под рубашкой всегда был пистолет. Мужчина, которого боялись люди. Тогда, в детстве, она гордилась этим. Она думала, что страх и уважение – это одно и то же. Она думала, что они так живут, потому что Маленький Джей и его банда являлись соседями в их доме, даже когда они могли бы позволить себе большее. Они оставались со своими людьми, а не бросали их. Она думала, что это делает их Великими Людьми вместо Плохих Парней.
Ни её отец, ни Маленький Джей не были плохими отцами. Обычно они были нежны и даже терпеливы с Пилар и Хьюго. А воспоминания Пилар о матери были только хорошие: милая, симпатичная женщина, которая свободно раздавала объятия и поцелуи и содержала лучший дом, который только могла в сложившихся обстоятельствах, она готовила вкусную еду и свободно болтала с соседями. Женщина, которая боролась за своих детей и яростно их защищала.
Её собственного отца застрелили на улице в её четвертый день рождения. А к пяти годам у неё уже был отчим и младший брат. В то время она была слишком юна, чтобы задаться вопросом. А к тому времени, когда ей стукнуло одиннадцать, она недостаточно помнила о своей жизни до Маленького Джея, чтобы задуматься о том, как он появился в её жизни.
А к тому времени, когда она стала достаточно взрослой, чтобы поразмышлять об этом: её мать, отец и отчим были в земле, и это уже не имело значения. Так что она закрыла этот вопрос.
Маленький Джей и Оливия были убиты так же, как и отец Пилар, – выстрелами из проезжающей машины. Двое нападавших были убиты – оба «Убийцами».
У Ренаты осталась квартира и их вещи, и они переехали, как в то время казалось, за нескольких дней. Она оставила вещи Маленького Джея и забрала все вещи их матери. Практически всё из того по-прежнему лежало в коробках, которые она упаковала так спешно. Золотое распятие, которое носила Пилар, было единственным, что досталось ей от матери, хотя она предполагала, что, покопавшись немного в гараже, сможет полностью восстановить жизнь матери.
Сейчас, когда её руки были загружены сумками с покупками, Пилар прошла рядом с машинами по подъездной дорожке и зашла в боковую дверь дома. Бабушке не нравилось, когда люди заходят через парадную и топчутся через её гостиную. Она была из тех женщин, которые оставляют пластиковые чехлы на своих лампах. Гостиная была для «компании», которой у неё никогда не было.
Вся их жизнь проходила на кухне и в маленькой «семейной комнате» позади, которая была просто закрытым крыльцом с оконным кондиционером.
– Хола (прим.: в переводе с испанского – привет), нана. Я ходила на рынок. – Пилар зашла на кухню и поставила сумки на стойку из белой плитки. Когда она начала распаковывать продукты, её бабушка вышла из семейной комнаты.
– Грасиас, миха. Ты достал плантайнс (прим.: банан для жарки)?
– Да. Они были со скидкой, так что я взяла целую связку. Если их слишком много, я возьму немного с собой домой. Ох… и в гастрономе был тот фруктовый салат, который нравится Хьюго, так что его я тоже взяла. – Когда Хьюго не пришел в комнату, чтобы помочь или даже просто поздороваться, Пилар крикнула: – Хьюго! Ну же!
Поставив коробку молока в холодильник, её бабушка произнесла:
– Его здесь нет, Пилар.
– Что? – прошло почти три недели с тех пор, как его избили, так что он уже поправился. Но симулировал, бездельничал и получал удовольствие от заботы бабушки. Прячась от «Убийц».
– Он сказал, что у него есть направление на работу.
– Но его грузовик на подъездной дорожке. И уже пять часов вечера. Сегодня же пятница.
– Его подобрал друг. Я не признала машину. Может быть, это ночная смена?
– Нана… – единственным видом «друзей», которые были у Хьюго, были те, что приносили неприятности.
– Знаю, миха. Но что я могу с ним поделать? Запереть его? Он взрослый мужчина.
– Может быть, если бы ты относилась к нему как к взрослому и перестала вытирать ему задницу всё время, он бы и вел себя как взрослый мужик.
Её бабушка захлопнула дверь холодильника.
– Я делаю всё, что могу. Я знаю, что его проблемы… моя вина. Я не вытащила твою мать из этого места после смерти твоего абуэло, и её прибрала эта банда. И я потеряла её. Я увезла тебя и Хьюго так быстро, как только могла, но жить здесь стоит очень дорого. Мне пришлось так много работать. Я не могла быть одновременно в двух местах!
Пилар притянула свою взволнованную абуэлу в объятья.
– Ш-ш-ш, нана. Всё в порядке. Ты молодец. Ты заботилась о нас. Мы оба всегда чувствовали твою любовь. Тебе не нужно пытаться наверстать упущенное, чтобы защитить нас. Но ты права. Хьюго – мужчина. Ему следует быть им. Может быть, настало время его отпустить. Может быть, ему следует узнать, что мы больше не будем исправлять его долбанные косяки, прежде чем он попытается всё исправить сам.
Бабушка засопела носом и расслаблялась на плече у Пилар.
– Не ругайся, миха.
– Прошу прощения.
– Я люблю его. Люблю вас обоих. – Она отошла от Пилар и вернулась к распаковке продуктов. – Я не могу сидеть сложа руки и позволить ему страдать. Просто не могу.
Вздыхая, Пилар вытащила плантайнс из мешка и положила их в широкую, неглубокую миску, в которой бабушка хранила фрукты.
– Я понимаю, нана. Понимаю.
Пока она собирала вместе пустые пакеты, в голове Пилар возникла мысль.
– А как выглядела машина?
– Ты же знаешь, что я не разбираюсь в марках. Старая спортивная. Как из того старого шоу с говорящей машиной. – Она махнула рукой. – Задолго до твоего появления. Но на капоте была птица. Нарисованная большая птица.
– Транс Эм (прим.: спортивный Понтиак)? – она достала телефон и нашла фотографию в сети. – Как эта?
– Си. Но чёрная, а колеса золотые.
Она знала эту машину. Видела припаркованную на улице рядом с «Хай Лайф» в ту ночь, когда они нашли Хьюго. Пилар проезжала мимо этого места пару раз с тех пор и как-то раз видела, как в неё садится водитель. Это был Сэм – главный бандит Рауля Эспозито.
– Бл*дь.
– Не ругайся, миха.
– Прости, нана. – Пилар больше ничего не сказала, а бабушка и не спрашивала… на самом деле, похоже она приняла твёрдое решение не спрашивать. Пилар не знала, что делать с информацией о том, что Хьюго сбежал с высокопоставленным «Убийцей», или вообще что делать.
«Отпусти его. Пусть он делает свои ошибки и подчищает за собой». Их бабушка не могла этого сделать, но означает ли это, что и Пилар тоже не может?
Так что она держала рот на замке и позволила бабушке отрицание.
~oOo~
Сегодня был вечер пятницы, а в субботу у Пилар был выходной, но у неё было скверное настроение, и она отвергла приглашение Мура присоединиться к ним в «Палубе». Она не была там с той ночи, когда в последний раз виделась с Коннором, и была уверена, что не вернется туда.
Чёрт, она не могла перестать думать об этом парне. Основываясь на состоявшемся ранее разговоре с бабушкой, понимание того, что, по всей видимости, Хьюго в некотором роде добровольно связался с «Убийцами» в ту ночь, когда они нашли его, постоянно вращалось в её голове. И то, как Коннор помог и втянул в это свой клуб просто потому, что она сказала, что ей нужна помощь. И то, как он защищал её и оставался с ней, пока не был уверен, что она в безопасности.
И то, как они трахались той ночью. И как ей было комфортно спать с ним.
Эти мысли довели её до безумия вместе со всеми остальными, которые и так обычно витали в воздухе, так что она едва могла оставаться неподвижной.
Между ними что-то было. И она спустила это в унитаз.
Бл*дь, ей так одиноко. Бл*дь.
И тогда она подумала: «А знаете, что? Нет?! А почему я сама не иду за тем чего хочу?».
У неё не было правильного ответа на этот вопрос. Если Коннор хотел покончить с ней, то должен был сделать это намного яснее, чем простое «Увидимся».
Итак, время было начала десятого вечера пятницы. Не утруждая себя необходимостью переодеться и даже не потрудившись причесать волосы, Пилар схватила ключи и вышла на улицу. Она прошла мимо «Element» и открыла гараж.
Туда, куда она собиралась, она хотела ехать на мотоцикле.
~oOo~
Ночные вечеринки «Банды» были хорошо известны. Каждый вечер пятницы. Конечно, они тусовались и в другие ночи, возможно, даже в большинство ночей, но по пятницам они открывали свои двери. Клуб был не полностью открыт, гости должны были быть приглашены, но никто не проверял список у дверей.
Пилар задом поставила свой байк в конце очереди мотоциклов на Марипоса Авеню, где располагались только байки гостей, она это знала, потому что «Банда» парковалась на боковой парковке, которая была огорожена восьмифутовым забором из железной сетки.
Контингент представлял собой, в основном, тяжеловесных и сильно бородатых мужчин и преимущественно сисястых с ослепляюще чёрными чернилами женщин… они все толпились на тротуаре перед входной дверью в клуб. От музыки Стиви Рэй Вона сильно дрожали стены (прим.: американский гитарист-виртуоз и певец. Один из самых известных и влиятельных гитаристов в мире).
