Текст книги "Пламя и тьма (ЛП)"
Автор книги: Сьюзен Фанетти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)
Они пытались заставить Хьюго изнасиловать её. Когда он отказался и стал сопротивляться, они сбили его с ног и пригрозили оторвать ему член и в любом случае изнасиловать её им. Именно тогда и ворвалась «Банда».
Решив ничего не рассказывать Коннору об этом, она оттолкнула воспоминания и открыла глаза.
Выражение лица Коннора не изменилось, оно оставалось стойким и решительным.
– Он поджёг моих предков? Это всё, что меня волнует, Пилар. Он это сделал?
Может быть, если бы она рассказала ему о том, что произошло в той квартире, его бы это волновало больше. Но история превращала её в жертву, а она не могла этого вынести. Так что она рассказала ему только то, что он хотел узнать и то, что он хотел услышать.
Фредди подробно рассказал о том, что произошло в доме Эллиотов. Они знали, что Пилар связана с ними, и они все наслаждались этой историей.
– Да. Как я уже говорила, он помог. Он не думал, что у него есть выбор. Это был приказ Рауля и план Фредди. Рауль кричал о том, как «Банда» пыталась избавиться от них и о том, что «Убийцы» восстанут из пепла «Банды». Они не знали, что твой отец там, и я думаю, он удивил их. Фредди ударил его. Вот как пострадала его голова. Я не знаю, чем именно. Но он ржал над звуком, который издала его голова. – Она закрыла глаза, содрогаясь от этих воспоминаний, а затем набралась решимости рассказать что-то большее. – Это должно было быть сообщением, что у «Банды» многое есть, что можно потерять в борьбе.
– Ё*анный в рот. – Его глаза озарились более глубоким пониманием. – Они знали, что там моя мать. Они думали, что она одна. Они хотели убить её.
Пилар не могла ответить на это вслух.
– Мне очень жаль, Коннор. Я понимаю, что это я навлекла на тебя всё это.
– Да. Это мы. Я оказался втянут из-за тебя. Мне следовало... не знаю. Бл*дь, я даже не знаю, сделал бы что-нибудь по-другому если бы мог.
– И что мы теперь будем делать?
Он отошёл от кровати и с силой прислонился к стене.
– Я люблю тебя. До этого думал, что хочу порвать со всем, но не хочу. Не могу. Ты мне нужна.
– Значит, у нас всё в порядке? – мысль о том, что они дошли до точки невозврата, сильно потрясла её, а надежда, что не достигли, потрясла ещё больше. Она подошла к нему и запустила руки под жилет. Она никогда раньше так не нуждалась ни в ком и никогда так не боялась потерять с кем-то связь. Из-за этого она ощущала слабость и страх. Такую боль глубоко в душе, что похоронила противоречивую запутанную боль от потери Хьюго и напряженный страх из-за того, с чем она столкнётся, когда расскажет обо всём своей бабушке. Прямо сейчас самое главное в её жизни было достичь надежного постоянства с этим мужчиной.
Большие, тяжелые руки Коннора обвились вокруг её рук.
– Ты любишь меня?
– Да. Да так, что больно.
– Тогда, думаю, мы будем в порядке.
Будем. Значит, пока что нет.
Испуганная и измученная, она наклонилась к нему и приняла то утешение, какое могла, когда его руки обняли её и притянули ближе. Обхватив руками его талию, она попыталась дать ему такое же утешение.
Она отдала этому человеку: себя, своё настоящее я. Пилар, а не Кордеро. Или их обеих, по-настоящему всю себя… сильную и слабую, жёсткую и уязвимую. Он был нужен ей, чтобы сохранить то, что она никому никогда не отдавала.
~oOo~
Бабушка Пилар работала офисным менеджером в бухгалтерской фирме в Сан-Бернардино. Она была там секретаршей, когда Пилар и Хьюго были детьми, и пробилась через многие административные ранги. Когда она перевезла внуков в то место, которое считала более безопасным дл жизни, то устроилась на вторую работу, убирая офисы в том же здании, в котором проводила дни, отвечая на телефонные звонки.
Также по выходным она работала в небольшом бутике. Когда Пилар стала пожарным и смогла помогать со счетами, чтобы сократить работу бабушки только до одной, что, по сути, было для Наны сродни выходу на пенсию.
Пилар ненавидела саму идею сообщить ей эту новость, пока та на работе, но у неё не было выбора. Коннор сообщил ей, что чистильщик «Банды» скинет тела «Убийц» с целыми татуировками. И их быстро опознают, так что Пилар не хотела, чтобы бабушка услышала об этом от какого-то грёбанного детектива, который думал, что все «Убийцы» мерзавцы.
Это должна быть она сама, и прямо сейчас. Пребывание вместе с Коннором и так уже слишком надолго оттянуло новости.
Она вошла в здание, по-прежнему в своей форме, в которой спрыгнула с койки, отвечая на вызов о пожаре на Нутмег Ридж Драйв. Как давно это было? Прошли часы? Дни? Она даже не знала. Целую жизнь назад.
Она поднялась на лифте на четвертый этаж и вошла в офис. Молодая администратор сидела за столом, который был намного больше, чем было практически необходимо. Пилар редко навещала бабушку на работе, поэтому знала не многих людей, с которыми та работала.
Женщина улыбнулась ей.
– Я могу вам помочь?
– Я здесь, чтобы увидеться с Ренатой Салазар?
– Она ожидает вас?
– Нет, это не по делу. Я её внучка. По семейному делу – неотложного характера.
– Ох, прошу прощения. Одну минуту. – Она подняла трубку и нажала на кнопку. – Рената? Ваша внучка пришла увидеться с вами.
Повесив трубку, девушка снова улыбнулась.
– Вы можете пройти. Знаете, где её кабинет?
– Да, спасибо. – И она направилась туда.
«Кабинет» – довольно оптимистичный термин для комнаты, которую бабушка называла своей. Маленькая и без окон, две стены с полками канцелярских принадлежностей – это скорее кладовка, чем кабинет. Но у неё был свой стол и телефон, а также дверь, отделяющая её от кабинок работников, занимающих большую часть офисного помещения, и Рената гордилась тем, как далеко она продвинулась.
Она стояла у двери, когда Пилар подходила, и выглядела взволнованной.
– Что случилось, миха? Дело в Хьюго, да? Он снова пострадал?
Пилар взяла её за руки.
– Мы можем присесть, нана?
– О, нет… нет, он мёртв. Да? О… Хьюи, ох… михо (Прим.: в переводе с испанского – сынок), нет.
Работники в кабинках начали обращать внимание на эту маленькую семейную сцену.
– Нана, давай зайдём внутрь и закроем дверь. Пожалуйста.
Пилар никогда не плакала с тех самых пор как она была маленькой девочкой. Не то чтобы она не чувствовала эмоций… совсем наоборот. Она чувствовала их настолько сильно, что они становились невыразимыми. Она обратила слезливые эмоции в концентрацию так же, как она абстрагировалась от своего страха. Она научилась направлять чувства в концентрацию. Она всегда была полна несгибаемой решительности, но не эмоций.
Исключая Коннора. Эмоции сломали её контроль и постоянно сосредотачивались на нём. Она вспомнила, что когда в последний раз у них с Коннором была интимная близость, она рыдала в истерике. У неё ещё не было времени обдумать, что же тогда произошло, чтобы так ослабить трубы, которые были сухими годами… ещё один вопрос, который, возможно, лучше оставить без ответа.
И всё же, чувствуя, как дрожат старые руки бабушки, видя страх и печаль в любимых карих глазах за бифокальными очками, Пилар скрутило в узел.
Она завела бабушку в крошечный кабинет и закрыла дверь.
~oOo~
Коронеру понадобились недели, чтобы выдать тело брата. К тому времени, когда Пилар с бабушкой смогли его похоронить, прошла половина ноября.
Они планировали для него традиционные похороны с мессой перед погребением. Рената ходила в церковь каждый день в течение более чем недели, чтобы поставить свечу и помолиться с четками. Она была очень религиозной женщиной – всегда была, но её упорство в отношении кончины Хьюго заставило Пилар думать, что их бабушка пытается воплотить в жизнь: «да прибудет он в милости Божьей».
Пилар не участвовала в этих ежедневных походах, она давно оставила позади большинство религиозных обрядов, в которых она родилась, хотя, когда её спрашивали она по-прежнему с готовностью идентифицировала себя как католичку. Трудно было полностью отвергнуть так много традиций и верований.
Но ритуалы не приносили ей особого успокоения. Хьюго мёртв. Несмотря на все усилия бабушки уберечь его от жизни отцов и их матери, он свернул на ту же дорожку. Пилар же избежала этого, и в течение нескольких недель между смертью Хьюго и его похоронами она приняла правду. Она вернулась к своей обычной жизни, вдали от Мишион стрит и «Хай Лайф», вдали от «Ацтеков Убийц». Вдали от её истории, брата, матери, отца и отчима. Все они были мертвы, и их тела были погребены в радиусе около ста футов и четверти века друг от друга.
Но Пилар была свободна от этого.
Она ежедневно навещала бабушку и помогала с планированием службы, но она оставила Хьюго в своих мыслях вместе со всеми вопросами без ответов и сосредоточилась на жизни, которую вела. Она всё ещё была онемевшей и оторванной практически от всего, кроме Коннора. Но чувствовала себя оторванной.
Мур был на больничном три недели. Они состряпали историю о падении при восхождении на гору, чтобы прикрыть незамеченное пулевое ранение. Почти всю свою карьеру они были командой, и ни один из них не был травмирован или болен за всё это время. Даже в отпуск они уходили одновременно. Так что она никогда не работала ни с кем другим. Капитан переформировал график, чтобы вывести кого-то из других смен, чтобы прикрыть Мура, и Пилар чувствовала себя изолированной и бездомной. Она не понимала, как сильно полагалась на свой лёгкий симбиоз с Муром, пока не потеряла его.
Так что работа тоже была странной и незнакомой для неё все эти недели. Даже энергетика от еды была ослаблена.
Между ней и Коннором тоже были нездоровые флюиды. С момента пожара за те прошедшие две недели они были вместе всего несколько раз, и то не оставались один на один. Он либо занимался клубными делами, либо был в больнице. Если она хотела его увидеть, то должна была отправляться туда.
Она не возражала против этого, он принадлежал своим родителям. Его отец оставался без сознания, и прогноз не улучшился. Но его мать шла на поправку, и её выписали через неделю. Коннор каждый день привозил её в больницу, чтобы она сидела у постели мужа.
Он винил Пилар – она чувствовала это. Он сказал, что работает над этим, что любит, хочет её и нуждается в ней, но она чувствовала увеличившееся между ними расстояние.
И она ненавидела это. Она подпустила его к себе ближе всех остальных, и вот теперь он где-то там – шатается, как призрак. Она не знала, как это исправить, или как вернуться к тому, как она жила до того, как познакомилась с ним. Сейчас он был единственной значимой константой в её жизни, но он отдалялся от неё, размывая всю суть. Она чувствовала, как он отдаляется.
Стоя около могилы Хьюго и слушая ритуальные слова священника, Пилар думала о Конноре. Которого здесь не было. Она понимала причину, и всё же… Хьюго разрушил его семью, и Коннор не горевал о его смерти. Но она-то горевала. Ей хотелось, чтобы он держал её за руку, пока она хоронила своего младшего брата. Мальчика, которого она подвела. Ей хотелось, чтобы любимый мужчина стоял рядом с ней. Более того… она нуждалась в этом.
Но вместо него рядом стоял Мур, держа её за руку.
Было не так много скорбящих по Хьюго. Пара человек, которых Пилар не знала, и кто, скорей всего, были его старыми школьными друзьями. И большая часть взвода Пилар. А также друзья их бабушки. Обычно похороны Чикано были большими, но никого не осталось, чтобы проводить Хьюго в последний путь. Их родители мертвы. Пилар и бабушка были его единственной семьёй, оставшейся в живых. У него было мало друзей за пределами банды «Убийц», а все они… кроме Сэма, который всё ещё находился в тюрьме, мертвы. Так что скорбящие встали в небольшой круг вокруг могилы. И когда священник закончил, они по очереди добавили по горсти земли к месту его покоя. А потом направились обратно к своим машинам.
Всё было закончено. Хьюго больше нет.
Пилар ощутила небольшое, позорное облегчение. Она свободна.
Доброй рукой Мур обнимал её за плечи, пока они шли по земле кладбища. Он быстро сжал её плечо и скинул руку, сказав:
– Я отвезу Нану обратно домой.
– Что? – Пилар была настолько потеряна в мыслях, что растерялась. Предполагалось, что они все должны ехать вместе: скорбящие, как и они, направлялись к дому Наны. Когда она повернулась к Муру, он мотнул головой вперед и вбок. Она посмотрела в том направлении.
Коннор стоял рядом со своим байком, его руки перекрещены на груди в тёмно-коричневой рубашке на пуговицах и простой чёрной кожаной куртке. Без жилета, хотя он ехал на байке.
Он говорил ей, что всегда носит жилет, когда на байке, но также она достаточно знала, чтобы понимать, почему он не надел его сегодня. Потому что он не покажет свои отличительные знаки клуба на похоронах врага. Хьюго был врагом. «Убийцей». Зная, что у клуба длинный и тайный список правил и традиций, она предположила, что его здесь вообще не должно было быть. Однако она лишь предполагала, так или иначе, он и словом с ней об этом не обмолвился.
Даже скрывая глаза за солнцезащитными очками, он так сильно выдавал свою ревность, наблюдая, как она идет с Муром, что она практически увидела ненависть, вспыхивающую за стёклами. Боже, как она устала от этого. Но сейчас она сосредоточилась на своём облегчении от того, что он вообще здесь.
Он был ей нужен. Поэтому она поцеловала мягкую щёку своей бабушки, обняла Мура и пересекла территорию, направляясь к Коннору.
– Привет. Ты пришёл. – Она пошла прямо к нему и прильнула. Он убрал руки с груди, пока она приближалась, и теперь положил их на неё и поцеловал в голову. Когда он так обнимал её, она чувствовала, что есть шанс, что они переживут всё это и будут в порядке.
– Ага. Ради тебя.
– Спасибо. Как твой отец? – они не виделись несколько дней, и каждый день оставался острым вопрос о Хусиере.
– Также. Мама подхватила лихорадку и неприятный кашель. Они снова госпитализировали её. Пневмония.
– Бл*дь. Мне жаль.
Он лишь вздохнул.
Она посмотрела вверх на его красивое мрачное лицо. Тёмные стекла очков скрывали глаза и делали его ещё более непостижимым для неё.
– Коннор, мы должны исправить то, что не так. Я схожу с ума. Я никогда не чувствовала такого ни к кому, я никогда ни в ком так не нуждалась. Мы оба пережили большое дерьмо. Мы должны справляться со всем вместе, но нет. Я чувствую себя такой чертовски одинокой.
Он взглянул поверх её головы, и она знала (просто знала) – он смотрит на Мура.
– Похоже у тебя достаточно поддержки.
На это Пилар взбрыкнула. Она вскинула кулаки и сильно ударила его в грудь. Ей было больно, но она была только рада этой боли, и рада, что он хмыкнул и отступил.
– Ты должен прекратить эту ревность. Между мной и Муром ничего нет, и у меня больше не осталось способов донести это до тебя. Я хотела, чтобы ты держал меня за руку сегодня. Но тебя там не было. Вместо этого мой друг поддерживал меня. Так что пошёл ты на хрен.
Она снова ударила его… а потом выдохлась и покончила. Со всем.
– Ты говоришь, что любишь меня, но между виной и ревностью, я не знаю, как ты находишь место для хороших чувств ко мне. Всё, что я делаю, – только злю тебя.
Она резко отвернулась от него и направилась обратно к скорбящим, полагая, что сможет поехать с кем-то ещё из своего взвода. Гусман, Перес и Райс задержались у машин.
Она сделала три шага, а затем его рука обхватила её, разворачивая Пилар лицом к нему.
Сначала он просто пристально смотрел на неё, его взгляд был напряженным и угрожающим. А затем голосом с контролируемыми эмоциями он произнёс:
– Я хочу поехать к тебе.
– Поговорить? Мы сможем это обсудить?
– Я хочу поехать к тебе.
Это был не ответ, но достаточно близко. И снова выбрав его даже в этот день и отодвинув бабушку – единственную, кто остался от её семьи, она кивнула.
– Хорошо.
Глава 21
Он был чертовски зол. Он был беспомощен и зол, и никак не мог контролировать это. С каждым днём всё только ухудшалось. Когда они вывезли в кресле-коляске его мать из больничной палаты отца, направились к отделению скорой помощи, а затем в её собственную палату, он думал, что его голова взорвется.
Всё произошедшее – его вина, всё. Но всего этого было слишком много для него, чтобы сдерживаться, поэтому всё разлеталось из него волнами. Он злился на всех.
Его отца не стало. Маленький слабый мешок, лежавший на кровати, – не его отец. Хусиер Эллиот был таким мужчиной, который заполнял собой всю комнату. Он не был особо крупным парнем, обычного среднего роста в достойной форме, конечно, не исполин при любом раскладе. И всё же люди всегда обращали на него внимание, отступая назад и освобождая ему место. Он был человеком, которого все уважали, как только знакомились с ним. Ощущая его силу, власть и мудрость.
Конечно, он также мог быть мудаком. Но какой человек не мог? И Коннор гордился тем, каким он был. Когда отец ошибался, то всегда восстанавливал справедливость.
Коннор был мятежным ребенком. Он боролся против любого рода власти и провел столько же времени своей школьной жизни в комнате наказания или в кабинете директора, столько и в классе. Но он никогда не восставал против отца. С тех пор как он стал достаточно взрослым, чтобы подумать, чего он хочет в своей жизни, – он хотел следовать за отцом. Никогда, ни разу, ни о чём другом он не помышлял. Он никогда не мечтал о том, чтобы стать ковбоем или астронавтом. Или пожарным. Он хотел жилет и байк.
Так что он был зол, он был в ярости на тот бледный мешок из костей, безжизненно лежащий на больничной койке, который был не в состоянии даже дышать самостоятельно. Это был не его отец.
И если это так, то Коннор ответственен за то, что с ним произошло. Он влюбился и принёс в «Банду» чужие разборки.
И… Боже. Его мать. Если он восхищался отцом всю свою жизнь, то к матери он испытывал иное чувство – обожание. Она сводила его с ума, во всё вмешиваясь, всегда имела собственное мнение и каким-то образом знала абсолютно каждую проклятую фигню о его жизни и безжалостно бросала ему всё в лицо. Это странный опыт: когда собственная мать всегда в курсе твоей сексуальной жизни, но каким-то образом она всегда обо всём знала и всегда была там с тем чёртовым взглядом, который говорил, что она может прочитать каждую мысль в его голове. Что понимает его. Он мог рассказать ей всё, потому что она знала всё.
У большинства его братьев не было родителей, как у него, и он знал, как ему, бл*дь, повезло иметь таких отца и мать.
А он сломал их обоих.
И из-за этого он был чертовски зол.
~oOo~
Обычно поездка с Пилар была интенсивно эротическим опытом, но не в этот раз, Коннор был так сильно погружён в свои мысли, что едва замечал её. И на этот раз она держалась за него по-другому: руки только на его бёдрах, не обхватывая полностью его тело.
Они должны просто остановиться и всё прекратить. Один из них должен признать очевидное поражение, и они должны расстаться. Он знал это, чувствовал расстояние и угасание происходящего, но он не станет тем, кто закончит это.
Потому что она была ему чертовски нужна. Даже в гневе и холоде – это правда. Он мудак, обращается с ней как с дерьмом и понимает, что это тоже правда, но не может контролировать себя. Он не обвинял ее. Он обвинил их. Он винил себя и свои чувства к ней… которые были посеяны до того, как они даже вернулись в бар после их первого траха… чувства, изменившие приоритеты, которые не должны были меняться.
Он должен покончить с этим. Он не должен был позволить этому начаться. Но он не мог справиться с мыслью потерять её. Так что он заставлял и её расплачиваться за свою слабость.
А она позволяла ему, принимая вину и порицания, которые он возложил на неё. Когда она открыла входную дверь, и они вошли в её гостиную, ему стало интересно: покончила ли она наконец-то с ним.
Наверное, было бы лучше, если так.
Она бросила ключи в маленькую миску у двери, накинула куртку на спинку стула и сбросила чёрные туфли-лодочки, которые надела на похороны брата. На ней были простые чёрные штаны и тёмно-золотистый свитер, того же цвета, что и её глаза. Её обычные украшения: золотые серьги-обручи, распятие и всё.
– Хочешь пива?
Сняв солнцезащитные очки и засунув их во внутренний карман кожаной куртки, он кивнул.
– Ага.
Он скинул свою куртку и повесил поверх её куртки. Он обожал эту комнату. Она была эклектичная и тёплая, как сама Пилар. Однако сегодня было темно: тяжёлые шторы закрывали все окна. Вместо того чтобы открыть их и впустить осеннее солнце, она включила несколько ламп. Когда она вернулась на кухню, Коннор сел на диван и посмотрел на три стеклянных в металле фонаря, свисающих с потолка. Они были в форме чего-то похожего на звезды и отбрасывали замысловатые узоры на стены.
Она вернулась обратно в комнату и протянула ему бутылку пива. Её, как он заметил, была уже на половину пуста. Поэтому он поднес свою к губам и догнал её.
Вместо того чтобы сесть рядом с ним на диван, она села на стол перед ним. Её золотые глаза были серьезными и грустными.
– Коннор, чего ты хочешь?
– Что ты имеешь в виду?
– От меня? Или от нас? Я даю тебе не то, что ты хочешь или не то, в чём ты нуждаешься. Мне нужно знать, смогу ли я вообще. Потому что то, что мы делаем последние пару недель... я больше так не могу.
– Ты мне нужна. – Даже будучи уверенным, что им стоит всё закончить, он не смог обойти стороной эту голую правду.
Но она покачала головой.
– Я не знаю, что это значит. Что тебе нужно? Козёл отпущения? Эмоциональная груша для битья? Потому что я больше не могу ей быть. Я сожалею о своей роли во всём этом, и это убивает меня. Но правда в том, что я лишь попросила о помощи. Я не втягивала тебя в это. Я не заставляла тебя и даже не манипулировала тобой. Я была честна во всём.
Он знал это и понимал, что должен подтвердить это. Но мог лишь смотреть ей в глаза.
Через минуту она издала холодный безэмоциональный шум, как противоположность смешку.
– А знаешь, что? Ты мне нужен. Моя семья тоже развалилась, Коннор. Я знаю, тебе плевать на моего брата. Но разве ты не заботишься обо мне?
– Я люблю тебя. – Ещё одна неприкрытая правда, которая в последнее время была более болезненна, чем всё остальное.
Она прикончила пиво и поставила пустую бутылку рядом с собой на стол. Затем она наклонилась вперед, упираясь локтями в колени.
– Коннор, мне больно. Что бы ты ни чувствовал к Хьюго, он был моим младшим братом. Я любила его. Я люблю Нану. И мне больно. Но я боюсь чувствовать это, потому одна. Ты застрял в своих мыслях и не помогаешь мне.
– Ты не одна. Ты, бл*дь, никогда не одна.
Она издала ожесточенный нарастающий звук и провела обеими руками сквозь волнистые волосы.
– УБЛЮДОК. Если ты не отпустишь это, и я имею в виду прямо сейчас, тогда тебе, бл*дь, лучше уйти. Потому что я не могу… не буду… снова ругаться с тобой из-за этого. Я не откажусь от своего лучшего друга только из-за того, что ты неуверенный в себе мудак. Я сто раз тебе говорила, что он тебе не угроза.
Существовала часть его, которая ненавидела Кайла Мура гораздо сильнее, чем Хьюго. Он знал, что они не трахаются. Она так сказала, и он поверил. Но это не имеет значения. Его ревность была совсем к другому. Мур всегда был поблизости, всегда рядом с ней. Она проводила гораздо больше времени с лучшим другом, чем с Коннором. И по мере того, как расстояние между ними росло, Мур заполнял его. Был героем с ней и для неё.
И в этом было всё дело, не так ли? Именно так.
В этом всё дело.
Мур был грёбаным героем. Пилар была героем. Они посвятили свои жизни спасению людей, исправляя проступки других людей, ошибки и зло. Вмешиваясь даже в действия Бога. А что Коннор? Человек, враждующий с гангстерами, садящийся за стол переговоров с наркобаронами. Который планировал убийства. Убийца. Наркоторговец. Преступник. Человек, приносящий в мир насилие.
И это всё, кем он когда-либо хотел быть.
Он никогда не станет её героем.
Наклоняясь вперёд, он поставил своё недопитое пиво рядом с её пустой бутылкой. А затем взял её руки в свои.
– Я люблю тебя. Я тоже никогда ни к кому такого не испытывал. Если есть такие вещи как родственные души, думаю, тогда скорей всего ты моя. Но я не могу быть тем, кем должен быть для тебя.
– Я даже не понимаю, что это значит.
Нет смысла объяснять. Поэтому он поднял одну из её рук… такую маленькую, чтобы быть такой сильной… к губам и поцеловал в костяшки.
– Я пойду. Береги себя.
Он встал и пересёк комнату, чтобы забрать куртку. Когда он дошёл до двери, зажав руку вокруг ручки двери, она схватила его за руку обеими руками и дёрнула назад. Он был слишком велик, чтобы она смогла так развернуть его, но он посмотрел через плечо и позволил ей удержать его руку.
Она плакала. Снова дергая его за руку, она сквозь слезы произнесла:
– Пошёл ты! Просто, бл*дь, пошёл ты! Ты не можешь мне сказать, что я твоя чёртова половинка, а потом просто уйти из моей жизни. Я позволила тебе узнать меня. Впустила тебя! Как ты можешь, бл*дь, просто уйти от этого?
– Кордеро…
На это она просто взбесилась, толкнула и стала наносить удары даже по его лицу.
– Пилар! Я – Пилар! Иди на х*й!
Действуя на инстинкте самозащиты, он стал сопротивляться её кружащим кулакам и обхватил за плечи. Затем развернулся и толкнул к стене, сопротивляясь, пока полностью не прижал её. Их секс нередко начинался таким образом, так что его член обратил на это внимание, несмотря на то, что его разум хотел избежать этого.
Они яростно уставились друг на друга, в то время как в его голове царило болезненное осознание нужды в ней и в тоже время необходимости быть оторванным от неё. В конце концов, он зарычал и ударил по стене, к которой толкнул её. Она не вздрогнула. Вместо этого она повернула голову к кулаку, который всё ещё был прижат к стене, а потом повернула к нему обратно.
– Причини мне боль.
Его мозг не смог уловить смысл сказанного.
– Что?
От слёз её подводка для глаз или как там она называется – растеклась, и этот эффект придал ей уязвимости.
– Ты должен причинить мне боль. Так что рань меня. Мне это тоже нужно. Но только моё тело, а не чувства. Я больше не вынесу.
– Что? Нет!
Он отпустил одно из её плеч, когда ударил по стене, и теперь её левая рука оказалась на свободе. Она плашмя ударила его по груди рукой.
– Да! Мы не можем это обсуждать, так что давай выбьем это. Причини мне боль.
– Боже! Нет! – он оттолкнул её и отошёл на другую сторону комнаты.
Но она снова оказалась перед ним и снова ударила, толкнула его.
– Да! Давай! Я знаю, ты хочешь этого. Ты крепкий. Так что давай.
И снова он схватил её. В этот раз, вместо того, чтобы прижать к стене, он сжал её в медвежьем объятии.
– Я не хочу причинять тебе боль. Прекрати.
Но она стала сопротивляться его хватке.
– Всё, что ты сделал с тех пор, как это произошло, – причинял мне боль, мудак. Я просто хочу, чтобы ты сделал это честно. – Она освободила руку от его захвата и влепила ему пощёчину. Сильно. Всю сторону его лица как ужалило.
Последние недели его контроль над всем, что происходило внутри него, был в лучшем случае слабым. А после этой пощечины он полностью сломался.
– Ты хочешь, чтобы я причинил тебе боль? Хочешь выбить всё это? – зарычал он, а затем практически буквально бросил её в маленькую боковую комнату рядом с её гостиной – в крошечное пространство, которое она называла своей библиотекой.
Она проехалась на спине и приземлилась на изношенный ковёр, а он последовал за ней, бросив на неё большую часть своего веса. Она боролась с ним, но он одолел её, схватил за руки, соединяя их вместе, а затем стал срывать с неё одежду, стянул штаны и перевернув на живот.
Схватился за свой ремень и джинсы, выпустил член, а затем поднял её бедра и вошёл в неё. Прошли недели с тех пор, как они трахались, и он закричал от интенсивности ощущений, когда её мокрая киска обернулась вокруг него.
Он трахал её яростно и быстро, его руки крепко сжимались вокруг тех частей тела, которые держали, а его бёдра колотились по её заднице.
Она кончила жестко и молчаливо, её тело сжалось вокруг него, и он последовал за ней – оргазм прорвался сквозь его тело в мозг так, что он стал думать, что умирает.
А потом он почувствовал себя немного лучше.
Но когда он вернулся в настоящее, когда его крепко сжавшееся тело начало расслабляться, он осознал, что его рука сжимается вокруг её горла. А потом он увидел, что сторона её лица, которая не была сильно прижата к ковру, – злого опасного пурпурно-красного оттенка.
– Бл*дь, Боже! – он отпустил её и чуть не отпрыгнул прочь, отстраняясь и падая назад на пол. Она сделала глубокий сдавленный вдох и перекатилась на бок, сворачиваясь всем телом в позу зародыша.
Он посмотрел вниз на свою руку как на незнакомца-паразита, прикрепленного к его телу. Затем снова посмотрел на Пилар. Она по-прежнему представляла собой свернувшийся клубок и пыталась глубоко вздохнуть.
– Детка. Детка, прости.
Она не ответила и даже не показала, что слышит его.
– Ты в порядке?
Через секунду она кивнула. Но осталась в позе эмбриона.
Это было не то, что она имела в виду, когда просила… нет, требовала… чтобы он причинил ей боль. Он понимал это. Он не хотел делать ничего подобного. Он вообще не хотел причинять ей боль.
Но он был жестоким мужчиной. Не был героем.
– Мне так жаль. Могу я что-нибудь сделать?
Она покачала головой.
– Мне уйти?
Через мгновение она кивнула.
Конечно же, он должен. Ему следует убрать подальше. Он встал и спрятал свой член в штаны.
Схватив куртку за спинки кресла, он остановился у двери. Не поворачиваясь, но нуждаясь... в чем-то, просто нуждаясь, он произнёс:
– Я люблю тебя.
А потом ушёл.
~oOo~
– Привет, мам. – Коннор вошёл в палату матери и закрыл дверь. Она выглядела лучше и снова без кислородной маски. Она всё ещё не была похожа на себя… (выглядела старой, бледной и уставшей), но в её глазах появился блеск, который он не видел с тех пор, как уехал в Вегас. Три недели назад.
– Хорошо выглядишь.
– Лжец, – произнесла она скрипучим голосом. Но улыбнулась. – Ты видел своего отца?
Он кивнул. После пожара состояние отца несколько улучшилось. Опухоль в мозгу уменьшилась. Но он по-прежнему не очнулся.
– Без изменений. Фейт с ним. – Хотя Хусиер по-прежнему находится в реанимации, персонал отказался от попыток удержать посетителей в рамках 5 минут. Кто-нибудь находился в его палате около двадцати часов из двадцати четырех. И каждую грёбаную секунду кто-нибудь из МК находился в больнице.
Ну конечно, она знает, что Фейт с ним. Демон же сидит рядом с ней.
– Привет, Деми.
– Привет, брат. – Демон встал и наклонился над перилами, чтобы поцеловать мать Коннора в лоб. – Я сваливаю отсюда. Тебе что-нибудь нужно, мама?
Биби положила свою свободную руку на руку Демона.
– Нет, детка. Спасибо.
– Хорошо. – Когда он направлялся к двери, то остановился и положил руку на плечо Коннора. – Я потусуюсь в приёмном покое. Мы сможем переговорить?
