Текст книги "Семицвет: молодость богов. Части 1-2 (СИ)"

Автор книги: Святослав Зайцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 38 страниц)

А вот сады камней! Крохотный прудик, выложенный гладкими серыми булыжниками. Цветные рыбки. Или может замшелый фонтан. Фонтан обязательно должен быть. Правда, это уже из другой песни, но все равно уютно. Вот это уют. Такой уют притягивает.

Он выглянул за борт.

Было глубоко.

Тут уже не было ни реки, ни болота – озеро. Вода достаточно мутная, кстати. У самой поверхности – гигантской длинны водоросли – колышущиеся от легкого подводного течения. Наверное, щекотно тут плавать – все время эти водоросли чувствовать. Он представил. Стало слегка жутковато. Но ощущение, что он прорвал обыденность, и плывет все дальше и дальше от этого унылого и предательского мира не покидало его ни минуты.

Вокруг Змеиного было много маленьких островков. И сложены они были из гигантских обкатанных булыжников. Не иначе они были такие же древние как сам остров.

На островках было, кажется, множество чаек и уток. К одному из таких островков он подъехал достаточно близко – утки растревожились, раскурлыкались, а на самом острове шагу было не ступить – одни гнезда, да утята, ошалело бегавшие от камня к камню, не зная как реагировать на потревоженных родителей. А тот островок подальше – метрах в пятидесяти по воде – там были одни чайки, и он был чаячьим. Он посмеялся про себя, поймав на мысли, что дает островкам названия, уж слишком похожие на те, что они уже имеют.

Было душно, – вдалеке над озером начиналась гроза. Да, добраться сюда было нелегко – каким-то образом он греб практически весь день. Но до острова добрался. Хотя, по-настоящему, он почувствовал, что добрался, когда начал оплывать остров в поиске заброшенного домика.

Остров был странным как те камни из древнего прошлого. Смотришь – и понимаешь, что все тут странно. Глаз ломается, а объяснить не можешь – просто иначе все. К примеру, с южной части остров уходил в воду практически плотной, отвесной скалой, которая выходила из воды метров на пять – вроде ничего необычного, но выглядело жутковато. Обычно привыкаешь к тому, что берег начинается постепенно, можно медленно войти в воду, глубина медленно нарастает. И вдруг – такое!

Причалить к скале, вытянуть руку и потрогать камень он не решился. Было жутковато все это увидеть вблизи. Да и отчего-то казалось, что все это таило малопонятные опасности. И он поплыл дальше. Скала постепенно снижалась и переходила сначала в крупные камни, уходившие в воду, затем начинался мелкий щебень белый песок, на которой росли дикие ивы.

Дальше начинались знакомые глазу заросли с камышами. А потом – пляж из множества плоских камней. Тут же валялись засохшие бревна и ветки, выброшенные на берег. Он выбрался из лодки и стал осматриваться. Кое-где камни были красными и белыми, с вкраплениями слюды. От этого казалось, что весь пляж розовый. Он взобрался на небольшой холм, выходящий прямо к озеру и наступил голыми ногами на мягкий мох. На холмике росла одна единственная, небольшая сосна. Вся кривая, но крепкая. Корни впивались в растрескавшийся камень. Красивая сосна. Он присел рядом.

Берег был отличным, но Алексей по-прежнему хотел добраться до рыболовецкого домика. Если он ещё существовал. А грести оставалось совсем немного и стоило только обогнуть остров – он его увидел. И простенький причал был оборудован – в воду спускался мостик, он подъехал и вылез. Аккуратно и тихо обошел заросший высокой травой домик, побывал внутри, но ничего не нашел. Тут давно никого не было.

Он спокойно выдохнул – так как все же думал, что тут кто-то может и жил.

Дверь была вообще выломана. У порога валялись какие-то тряпки, внутри все было разворочено. Жить в домике было невозможно. Зато был оборудован костер. Он поставил палатку, засунул рюкзак с вещами – подальше от ночного дождя, разложил туристический коврик, положил спальник и открыл вентиляцию, отметив, что в районе головы вентиляция порвана – надо будет завтра зашить. Потом притащил немного дров, наломал маленьких веток и зажег костер.

Он в очередной раз задал себе вопрос – не страшно ли ему, не хочет ли он вернутся. Но здесь было так тихо и спокойно, а там его ждали все эти люди. Поэтому возвращаться не хотелось. Да, его пугало, что там беспокоится отец, но он же оставил записку. Тоже, конечно, будет беспокоиться, но с запиской – меньше.

Было ещё светло. Наверняка стоило притащить дров. Он собрал все дрова в округе, сложил их в гору и подумал, что на ночь хватит. Даже не две. Гром становился громче, ветер усиливался – он услышал, как о берег бьют волны. Вовремя приехал.

И нужно было приготовить поесть, пока не хлынул дождь. Но еды у него было немного. Ничего, завтра наловит рыбы и съест её. Всю. Он на мгновение задумался. почему-то ему показалось, что наступила тишина, на мгновение только ветер тихий и… А он сначала, он подумал, что это листья колышутся.

Но он развернулся и увидел Её.

Это была змея. Тонкая, серебристая и большая. Он был от неё метров в пяти. Не разворачиваясь, он перевел на неё глаза и видел практически полностью. Она аккуратно и практически неслышно заползла под его палатку. Там, где должна быть его голова и где он минут десять назад хотел заштопать дыру и не заштопал.

Начиналась гроза.

Внутри все похолодело. Он так испугался, что не мог даже двигаться. Так и стоял, не шелохнувшись и едва дышал. Может быть, ему показалось? Он стал уговаривать себя подойти к палатке и откинуть её. Она же стояла только на внутреннем креплении, и была совсем легкая. Но убедить себя в том, что ему только показалось, он не смог.

Это была серебристая змея. Большая. С желтым узором у головы. Может быть, около метра. Но в его широтах не водится змей! Они тут водились лет двести назад, потом передохли все.

А сколько этому Озеру лет? Похоже, затопили как раз, когда змеи тут ещё водились. Наверное, сначала медленно возводят дамбу, вода пребывает с каждым днем – медленно, по сантиметру заполняя все вокруг, убивая, лишая домов. Медленная смерть.

Когда вода дошла до нижних веток, птицы стали покидать свои гнезда. Кому-то повезло – они успели вырастить птенцов, а кому-то нет. И птицы долго летали над своими гнездами, видя, как вода охлаждает теплые яйца, и убивает их детей.

Вода доходит до деревьев. Деревья ещё будут жить некоторое время, там под водой, но потом умрут. Они будут умирать, но не сохнуть – потому что вокруг будет вода. Наверное, если опуститься с аквалангом под воду, то можно попасть в мир умерших деревьев.

Затем, вода станет подбираться к высоким точкам. Муравьи уходят из обжитых домов, пауки бегут прочь. И змеи – наверняка, своим умным длинным телом они могут нащупать – вверх ползти или нет. И ползут, ползут, ползут на самую высокую гору, какую только смогли отыскать. Чтобы остаться здесь навсегда.

Его передернуло.

Да, примерно лет двести назад затопили эту равнину. И что – вот здесь эти змеи с тех пор и живут? Или она тут одна? И вот отчего остров змеиным называют. Какой же он дурак, что сунулся сюда. Сидел бы дома, занимался бы математикой. Ну и хрен, что он на военную кафедру не поступил бы, хотя может и поступил. И математику выучил. С ней можно в какой-нибудь технический вуз податься.

Что же делать? Что делать? Он стоял не шевелясь, скованный ужасом и даже представить себе не мог как поступить.

Нужно было принять какое-то решение.

Он вспомнил, как стоял перед Лизой и уговаривал её идти за ним. Тогда он тоже принял решение. Это было тяжело, ему было неприятно и больно испытывать это. Но он это сделал. Как и тогда, нужно было принять решение. Практически не двигаясь, он заставил себя осмотреть все вокруг. В метре от него был стол. Ему нужно было просто сделать шаг и…

Под палаткой что-то зашевелилось, он задержал дыхание. Ему показалось, что его окатили ушатом ледяной воды. Он отчетливо увидел змеиный хвост. И нутром почувствовал, как эта тварь пытается проникнуть в палатку через щель.

Этот шелест, холодный, едва различимый – на пределе слуха. Чешуйка за чешуйкой, по синтетической ткани скользит внутрь его палатки – гибкая, извивающаяся смерть.

Кончик хвоста мелькнул в тени и пропал. Змея забралась внутрь. Там, где лежал его спальник и туда, где будет его голова, когда он должен был забраться и лечь там спать, когда сварит себе еды.

Она ядовитая? Если бы знать. Вроде змеи все кусаться могут. И даже если она не сильно ядовитая – он же ребенок, на него её яда точно хватит. Он даже до дома доплыть не успеет. Сколько надо яду, чтобы его убить? Час или два?

От этой мысли вспотели ладони, и хотя ему было очень холодно – воздух был душным. И от этого было ещё неприятнее. Он сглотнул и очень медленно забрался на стол. Отлично было решение, конечно, ничего не скажешь. Зачем он забрался на стол, он так и не знал. Может быть от того, что внутри понимал, что до стола змея вряд ли допрыгнет. И ему будет не так страшно.

Вдали начал громыхать гром, ветер поднялся нешуточный, а на озере, от волн появилась пена… Не двигаясь, он стал перебирать варианты того, что может сделать. Удрать на лодке. На ночь глядя. В грозу. И вероятно, это будет ещё опаснее, чем остаться со змеей.

Он может так и сидеть здесь до утра, пока гроза не закончится. Но от мысли, что он проведет ночь под дождем, в темноте была ещё более пугающая – к тому же становилось все холоднее. Да и в темноте он может не увидеть змеи.

Прогремел гром – да такой, что ему захотелось уши заткнуть. Отчего-то гром здесь был громче и страшнее, чем дома, когда он лежал в кровати и смотрел на вспышки молний через открытое окно.

В какие-то моменты ему казалось, что время тянется бесконечно. Но гроза приближалась. Один за другим в лесу исчезали блики.

Очень хотелось позвать на помощь. Так громко, как только можно. Но стал перебирать всех мифических богов, каких знал со школы. Но они же никогда не приходят на помощь. Сколько он ни пробовал.

Он был один. Он был абсолютно один. Никто был не в силах ему помочь. Никто не собирался ему помогать. За его спиной никто не стоял. Он не мог никому позвонить. Он не могу никого позвать. Он не мог добежать до школьного психолога или спросить совета у Арсения. Он не мог попросить о чем-то отца или поплакаться Свете. А сейчас он один.

Он не знает, что делать.

Но никто кроме него ему не поможет.

* * *

Песни, например. Можно было песни петь. А почему нет? Ничем не лучше чем на столе сидеть. Потому, что ничего другого не остается. Петь песни и соображать, соображать, черт возьми. И смириться с тем, что никто кроме него ему же и не поможет.

И он попытался вспомнить ландыши. Но ничего не вышло, отчего-то ему становилось от этой песни ни лучше, ни хуже. Может, песня только один раз сработать может? Тогда нужно было другую песню вспомнить. Но про цветы ни одна песня не вспоминалась. Ну, можно не про цветы, а про траву. Вот была песня про траву у дома. Ещё про звезды.

Так! Трава, трава у дома… По-моему она снилась. Или синева снилась?

А вот костер практически потух, кстати. Камни, которым он был обложен то ли от ветра, то ли от того, чтобы ничего не загорелось – камни эти наверняка, нагрелись. Вообще, там три больших камня, четыре мелких и ещё с десяток совсем небольших.

Вот тот большой он точно не поднимет. А может и поднимет. Или не поднимает? С дугой стороны – вот тот небольшой он поднимет точно. Рокот космодрома! Точно там был космодром. И трава снилась, а не космодром.

Усилием воли он заставил себя сменить позу. Кровь прилила к отсидевшим ногам и он сморщился от неприятных ощущений. Текста он не помнил. Помнил, что там были трава и звезды. И какой-то приставучий припев. Он вспомнил музыку практически полностью. Вот же текст сложнее всегда запоминается, чем музыка. Интересно почему? А ведь музыка это тоже текст – ноты. Правда, в них смысла нет. Можно даже закодировать ноты в придуманные символы и подбросить какому-нибудь дешифровщику, чтобы тот сума сошел, пытаясь найти текстовый смысл в том, что нужно исполнять на тубе.

Можно было представить себя древним космонавтом. Когда оправдан риск и мужество. От костра до палатки навскидку метра четыре, кстати.

Интересно, если взять Светин утюг и попытаться попасть им точно в Царско-Сельскую автономную область на карте Империи. Область совсем крохотная и практически посредине. Он сможет утюгом в неё точно попасть? С метра попадет. А с двух? Вряд ли. А вот если взять загруженную тележку из супермаркета, прижать её к себе и резко разогнаться – то попадет. Правда, при этом заденет Китайскую АССР и проедется по Якутии.

Вдалеке сверкали молнии. Ветер усилился. Он аккуратно поднялся на колени, ноги затекли, а руки дрожали от ужаса.

А ведь нужно было просто выбрать между утюгом и тележкой. Хотелось монетку кинуть. Сразу все понятно станет. Впрочем, можно было представить, что она упадет решкой! Выходит, тележка, а потом утюг. Ну и отлично. Тележка так тележка.

А что он делает перед тем, как начать серьезное дело – контрольную по математике, например? Погружается в состояние, представляя, что великий математик. Так вот сейчас он станет великим космонавтом. Только страшно – первый раз в космос-то! А что он делает, когда боится? Правильно.

* * *

Первое движение далось с трудом. Мышцы отказывались слушаться – он замерз. Замерз и боялся. Слишком долго сидел на столе. Часа четыре, не меньше. И ему даже казалось, что он во сне – пытается убежать, прыгнуть или что-то сделать, а тело двигается медленно.

Но вот, преодолев пару метров он схватил средний из трех камней и кинул его точно в туда куда хотел. Палатка прогнулась. И, кажется, камень задел Японию. Но думать было некогда. Он схватил тележку – самый большой камень, и кинул в то место, где по его разумению должна лежать змея. Вообще, не кинул, конечно, а скорее резко положил.

Следующий камень. И ещё один. И ещё.

Он увидел, как тварь под палаткой мечется между ловушки из камней, пытаясь выбраться А камней мало осталось. Поэтому он поднял тот, что бросил первым и ударил снова. Кажется, попал в голову. Затем ещё один. И ещё. И ещё.

Стемнело. А он, как заведенный, продолжал и продолжал кидать камни. Хотя Змея, вероятно, была давно мертва.

Он остановился только тогда, когда ногу свело судорогой. И вот теперь – едва стоял на ногах тяжело дышал, скривив лицо от боли. Медленно сел на траву, пытаясь отдышаться. Сердце колотилось так, словно готово было выпрыгнуть. Руки дрожали, но уже не от страха, а от усталости.

Снова загремел гром.

Нужно было прибраться в лагере и сменить одежду – он был весь в грязный. Развести костер и приготовить есть. А поесть нужно было. И при одной мысли о мясе в животе заурчало так, что даже переурчало волны и ветер. Но мяса у него с собой не было. Зато оно однозначно было где-то в палатке – в районе его головы.

Он внимательно к себе прислушался. Безумство его нисколько не пугало. Разгреб камни у палатки и увидел змею – он сломал ей скелет в нескольких местах и практически раздавил голову. Явно перестарался.

Камни положил у костра – уверенно взял змею в ладонь и крепко сжал. Чудовищное, крепкое тело. Тонкое, гибкое и удивительно сильное. Торжество силы.

Он сжал ещё сильнее.

Она была ещё теплая. Говорят, яд у змей только в голове, а в теле нет. Он отрезал ножом голову, чувствуя, как продолжает трепыхаться её тело и бросил голову в костер. Даже уничтоженное, даже сломанное в нескольких местах и раздавленное тело змеи продолжало дергаться в его ладони. Вот это был настоящий воин!

Его охватила странная, ничем не передаваемая радость, открылось второе дыхание, схватив нож и зажигалку, он бросился на другой берег. Там – пляж из розовой слюды. И стволы деревьев, выброшенные на берег.

Он разжег костер из выброшенных веток, покрытых сухими засохшими водорослями и стал кидать те, что покрупнее. Они заполыхали достаточно быстро. А гроза все не начиналась. Хотя ветер усиливался. Но костру не мешал, а только раздувал его сильнее. Он стал стаскивать туда и другие дрова – гигантские стволы. Кажется, потревожил муравейник… Дрова разгорались. Получившийся костер был даже больше, чем он.

Только теперь до него дошло, что он не только проголодался, но и замерз. И вот сейчас от этого костра исходил приятный и плотный жар. И когда Алексей почувствовал, что согрелся полностью – хлынул дождь.

А ведь он просидел на столе несколько часов, все затекло и конечно хотелось двигаться. Он стал прыгать вокруг костра, носиться, как безумный, схватив какую-то палку. Кажется, что-то кричал и даже разревелся – столько всего! Но кто узнает – что он плакса? Кого стесняться? Некого! Можно было беситься вокруг костра и делать все, что захочешь. Впервые в жизни он мог делать все, что хочет.

И его искренней радости и его слез никто не увидит. Никто не узнает об этом. И все смоется дождем. Все уйдет. Он может делать все что хочет.

Вдоволь наскакавшись вокруг костра, он снял со змеи кожу – которая снялась на удивление легко, как перчатка.

Выгреб из костра большое, обугленное бревно и, аккуратно, вытянув на двух палках поджарил мясо. Палки быстро сгорали, приходилось менять. И как же прекрасно запахло!

Мясо было практически безвкусным и жестким, сильно усохло – осталось всего ничего. Но все же оно прекрасно пахло, а желудок, кажется, принял ровно столько пищи, сколько должен был.

Бревна гудели. И даже нет – они выли. Костер вибрировал, иногда бревна трещали громче, чем ливень и ветер. И гудели.

Он даже кинулся в Озеро – просто потому, что вспотел, и ему хотелось помыться. Забежал с разгону на гигантскую волну, боясь, что вода будет холодной. А вода оказалась на удивление приятной, почти горячей. Он окунулся в теплую, роскошную воду, и у него захватило дыхание.

Змеиный перестал казаться чем-то чужим и странным. Змеиный был прекрасен – древний, нетронутый кусок земли, со своим характером и своим нравом, а когда он смотрел на потрясающей красоты звезды, то подумал, что прямо здесь и сейчас – в открытом космосе, его мир несется с бешеной скоростью вокруг центра вселенной. И тогда в его мире запели первые птицы.

И ещё он вспомнил о том, что где-то там, за Змеиным островом и массой воды, розовым пляжем, за островками из белого камня, утками и чайками, за болотом и костром был совершенно другой мир.

В этом мире его отец мечется из стороны в сторону. Он звонит в полицию каждые пять минут, чтобы узнать – нашли ли они его мальчика, рыжего, толстого, его сына.

Ещё в этом мире была Лиза. Она, конечно, не носиться по дому вместе с отцом, не истерит, а хмурая, напряженная, с полицейскими и собаками – рыщет по лесу как кошка-ищейка. Полукошка-полусобака. Лисица.

Там есть Света. Добрая, но глупая. Правда, готовит хорошо.

Там был Арсений Арсеньевич, который ошибся когда назвал его лгуном и его супруга, которую он обидел за то, что её муж ошибся. Наверное, они тоже извещены о его пропаже. И скорее всего – обеспокоены не меньше остальных. Очень вероятно, они отдали полиции свой флаер или даже сами пытаются его найти.

В том, другом мире было много суеты и незначительных проблем. Мелких, по большей части, и достаточно никчемных. Но по сравнению со смертью все эти мелкие вещи так ничтожны, что даже смешны. Да какая из проблем может быть важнее смерти? Никакой. Нет ничего важнее смерти.

Звезды исчезали. Какие далекие, какие ледяные, какие пустые. В том мире – в мире людей, таких звезд не было, там о звездах все знали, использовали, делали энергию. А тут – ничего. Тут они другие. И вообще – имеют ли эти звезды в этом мире какое-то отношение к тем, другим в том мире?

А ещё в том мире было действительно что-то очень хорошее. Вот только что? Алексею показалось, что его куда-то уносит – он стремительно мчался в пустоту. В открытый космос. Смело выкидывая все, что когда-либо его держало… И если только позволить себе, разрешить, набраться смелости – он сможет остаться в этой пустоте навсегда. И это будет прекрасно. Ведь он будет жить один, в сказке. В Змеином мире.

Но все-таки – что-то в человеческом мире было что-то хорошее. Он напряг память. Ну конечно! Там была мечта. Мечта о чем? Он не мог понять – о чем-то хорошем. Но такая плотная, ясная, прозрачная – такая хорошая, красивая и очень честная. Мечта, от которой он почему-то отказался. Он снова напряг память.

А почему он отказался от хорошей мечты? Попытался все вспомнить. И ещё раз. Но ни одного вразумительного ответа не дал.

Он закрыл глаза и – о чудо! – звезды остались на месте. Поводил перед собой руками – и понял, что видит туманные образы рук даже сквозь плотно закрытые веки. Сказка становилась реальностью, и он уходил все дальше и дальше. Вокруг был космос. Все становилось чище. И он плыл к центру абсолютной пустоты, теряя на ходу все, что его удерживало – и оставался всего один шаг. Кроме замечательной мечты. От которой он отказался, но как-то не до конца.

Почему отказался?

Была какая-то причина. И весомая причина, раз отказался. Но сейчас он никак не мог о ней вспомнить, ведь у него ничего не осталось. Вообще ничего не было. А быть может он не может о ней вспомнить, потому – что её не стало? Ну конечно. Он же все побросал, чтобы лететь было легче.

Значит, сейчас, когда он все потерял – ему никто и ничего не мешает. И он исполнить эту мечту! А сюда… Сюда он ещё придет. И не раз. Он вернется.

Устал. Очень устал.

Алексей медленно открыл глаза, возвращаясь из дремы в реальный мир, и приподнялся на локте. Костер ещё горел. Было свежо. Громко пели птицы.

Далеко, между исчезающих звезд, освещая себе путь, расчерчивая прожекторами воду, издавая едва слышный, усиливающийся гул, прямо к нему летел грозный полицейский флаер.

* * *

На экзамен он приехал один. Прошло три недели, с тех пор как он убежал из дома, пришлось нелегко. Отца стали подозревать в жестоком обращении с детьми – все же не просто так дети из дома убегают – и на них наслали психологов, даже поставили в квартире камеры наблюдения. Через пару недель, правда отстали, но осадок остался, а отец ходил и постоянно на него бухтел. В общем, вел себя как обычно.

Лиза как узнала, что случилось, была вне себя от ярости. Но сделать ничего не могла – Алексей наотрез отказывался возвращаться к Арсению Арсеньевичу, правда, после клятвенного обещания продолжить занятия самостоятельно, она немного успокоилась, пообещав следить за каждым его движением – и пусть он только попытается что-то не так сделать или схалтурить.

Кажется, она все же брала у Арсения программу обучения, потому что на следующий день принесла примеры билетов, по которым нужно заниматься. И заставила учить ненавистные ему интегралы.

Про змею он никому не рассказал. Хотелось, конечно, но кто поверит? Да, если и поверят – то снова отправят к детскому психологу, который обязательно начнет говорить что-то про скрытую агрессию и прочие вещи, о которых легче не думать, чем думать…

В последние два дня Лиза запретила ему чем-либо заниматься, хотя Алексей уже вошел в раж – он практически был готов полюбить интегралы, законспектировал несколько глав из учебника, наконец-то разобрался с теоретической частью и тут – все или ничего.

В общем, два дня он провел на улице, практически ничем не занимаясь. Сходил со Златом в заброшенные сады – там всегда можно было поесть одичавшей малины, притащил коробок старой кошке, убрал в комнате, навел порядок в планшете – расфасовал файлы по полкам, удалил какие-то мелкие, ненужные программы. Собрал вещи, которые возьмет с собой на экзамен. Впрочем, зачем ему нужны были вещи? Как правильно говорил Арсений, которого он никогда не простит, конечно, но который, вне всякого сомнения – человек умный, так вот – как правильно говорил Арсений: «Ты у нас счастливчик – тебе для работы только карандаш и чистый лист нужен, как художникам».

Перед вылетом он заставил себя заснуть, вспомнив, как спал на ходу перед первой поездкой на урок. Лег в кровать, закрыл глаза и стал ни о чем не думать. Сначала не получалось. И потом тоже не получалось. И ещё потом и потом. Но в какой-то момент он все же начал проваливаться в сон и провалился.

Встал четко по будильнику. Ещё полгода назад так не умел. А сейчас вот научился. Мог валятся, переводя часы на десять минут, затем ещё на десять. Пока не понял, что лишние двадцать минут ничего не дадут, а только все ухудшат – не успеет позавтракать или найти чистые носки. Поэтому и решил вставать сразу, как слышит будильник. Чуть ли не вскакивать. И сразу бежать в душ. Правда, может это и не так полезно, зато привычка хорошая.

Вот и в этот раз, он вскочил с кровати так резко, что даже в глазах потемнело. Зажмурил глаза, открыл. Снова зажмурил, снова открыл, принял горячий душ, съел яичницу с куском колбасы и вышел из дома, намереваясь дойти до аэропорта пешком.

Лиза его не встречала. Ну и хорошо. Под конец пути, правда, пришлось идти быстрее – боялся опоздать. Но пришел вовремя, поднялся по трапу, занял место в самом конце – у большого окна с панорамным видом.

В отличие от пафосного здания приемной комиссии, экзамены принимались на окраине, и в этот утренний понедельник сдавало их всего 4 человека. Его обыскал охранник на наличие разнообразных технических средств, потом он заполнил анкету, получил конверт с билетами и сел решать.

На удивление ему попался середнячок – не было ни темы, которую он знал хуже всего, ни темы, которую он знал лучше всего. Ему даже не пришлось настраивать себя на то, что он самый крутой математик вселенной и сражается за спасение мира. Он не нервничал, не переживал – все шло по расписанию.

Началось ясное добротное утро – стрелки часов перевалились за 11.00, он окончательно проснулся и был удивительно спокоен. Как большой слон, приведший на водопой многочисленное семейство и не обнаруживший никакой серьезной опасности.

Дотошно влился в процесс, несколько завис на задаче по выплавке руд, получил ожидаемо гигантскую формулу во время решения системы уравнения, но получил от неё даже легкое удовольствие – уравнения он любил.

А когда прозвенел звонок, он уже повторно проверял свою работу. Хотелось сдать раньше – пафосно встать из-за стола и вперед всех положить заполненный бланк. Но пафосность, как говорила Лиза, ещё никому толком не помогала, а проверить все начистую было бы хорошей подстраховкой. Хотя он и проверял то, что уже проверил и в чем был уверен – дул на воду, параноил, как любила выражаться Надя.

В общем, экзамен прошел подозрительно спокойно. Сколько переживаний и приключений ради двух с половиной часов спокойного решения достаточно простых для него задач. Наверное, Арсений все же был хорошим преподавателем…

Беспокойство началось сразу после сдачи. А что если он везде ошибся? А что если даже на тройку не слал? А Лазарев и его насмешники… А потом ещё телефон трезвонить начал. Он посмотрел на номер – оказывается, ему ещё в самолете звонили, да связи не было. Телефон был незнакомый. А он не любил незнакомые номера. Мало ли что это значило? Обычно, ему звонили родители, или даже не родители, а Мелкий, которого отец гонял звонить Алексею – дескать, где он и когда вернется. Алексей на Мелкого в ответ бухтел, поэтому тот не любил ему звонить и от подобной просьбы старался всегда отвертеться любым способом. Но это были не родные.

А тут – незнакомый номер. Ему тогда показалось, что про плохие оценки на экзамене сказать могут. Он же думал – сдал на трояк. Вот и не снял трубку. А продолжил сидеть и нервничать. И вот, когда ему третий раз позвонили – плюнул на все и отозвался.

А оказалось, это Надя была. По словам Нади, Арсений после этого случая целый допрос устроил – кто, что и когда. Потом затребовал записи из ЦКД – оказывается, в его доме на каждом шагу камеры висят, как в любом учебном заведении. И сверившись с камерами все понял. Дико расстроился, отослал отчет в совет учителей, места себе не находил. В совете только головой покачали – ничего не сказали – дескать, сам решай.

Это его ещё больше расстроило. И как-то так очень случайно, оба оказались в столице, когда тот экзамен сдавал. И вот, решили позвать на обед, поговорить. Ну, а что? Отличная мысль. Надя прекрасно готовит. Ещё и плюшками накормит какими-нибудь. И уж никак не хуже бюджетной гостиной, в которой ему предстояло ждать утра до зачисления.

– После того случая я долго не мог найти себе места. – сказал Арсений Арсеньевич, практически слово в слово пересказывая то, что сказала Надя. Они что – речь отрепетировали? Забавные. Вот уж не ожидал Алексей их здесь встретить. Ему даже показалось, что они из-за него и приехали. И расположились удобно – в загородном доме. Отличный дом, надо сказать, старой постройки. С террасами и садом.

– Я когда узнал, что ты сегодня приезжаешь, сразу решил не медлить, тебе сообщить.

Значит, все-таки ради него.

– Надя сделала запрос в ЦКД, и получила съемки со скрытых камер, которые у нас везде в доме натыканы.

– А зачем вам скрытые камеры? – спросил Алексей, хотя точно знал ответ. Просто чтобы поддержать беседу.

– Как зачем, в любом учреждении, где учатся дети – камеры на каждом шагу. И мы, конечно, все прекрасно увидели. А после чего, я решил распутать группу, – закончил репетитор. – Если честно – после всего, что случилось, мне хотелось повеситься.

Они стояли на большой террасе, красивой, снизу росли кустарники. За окном была проложена старая, растрескавшаяся асфальтовая дорога, которой давно никто не пользовался, поэтому сквозь неё росли агрессивные сорняки, некоторые – даже по пояс. Тихо плескалась мелкая речка – даже отсюда было видно камешки на дне, где-то вдалеке виднелся лес и холмы. Было прохладно и тепло одновременно – приятная температура. Иногда он ловил рукой комаров. Дом прекрасный, в общем и место хорошее – зря он сразу не снял трубку.

– Разогнали группу? – удивился Алексей. – Но зачем?

– Я в смятении – никак не могу простить себе, что допустил подобное. И ума не приложу, что делать.

– И что теперь все группу разгонять? – уточнил Алексей. Уж этого он точно не ожидал. Арсений, оказывается, переживает из-за всего не меньше чем он.

– А если ты так расстроишься из-за этого, что когда подрастешь… Ну, не знаю. Возьмешь дробовик, проникнешь на бал и расстреляешь там сто аристократов, например. Так ведь преступники и рождаются.

Зашла Надя, принесла поднос с чаем и поставила на столик. Арсений обнял её, не спуская глаз с заката.

– Ну, с самого начала сильно злился. Даже разревелся один раз. – сказал Алексей, Арсений в ответ кивнул. – А потом как-то все отлегло. – рассказывать о том когда и как отлегло, про остров и костер он не стал. Не зачем кому-то про это знать… Силой мысли взяло и отлегло!

– В общем, мне кажется, вы зря так поступили. Каждый может ошибиться. Я вот много ошибаюсь. Особенно когда уравнения с интегралами решаю.