Текст книги "Семицвет: молодость богов. Части 1-2 (СИ)"

Автор книги: Святослав Зайцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 38 страниц)

Ему даже захотелось удалить его, чтобы потом, когда будет не так страшно, залезть в корзину и прочитать. Но он вдохнул побольше воздуха, вспомнив как надо прыгать с вышки в бассейне.

При чем здесь вышка бассейна? Да при том, что очень страшно. Стоишь, ноги от ужаса сводит, в глазах все плывет. А сзади ещё целая толпа народу и все ждут в очереди. Поэтому решаться нужно очень быстро, так что ничего сообразить не успеваешь. Молнией к краю и бултых! И уже в воздухе не страшно.

Поэтому сейчас он поступил так же – просто резко открыл сообщение и прочитал.

И сразу настроение-то улучшилось! Он поступил правильно, что открыл. Рано утром, в понедельник, кто-то отказался от билета, и билет был определен на его имя.

Так, надо было срочно соображать. Времени оставалось мало. Сегодня утро субботы. Они возвращаются днем в воскресенье. Значит все должно быть готово. А как же заявка? Проклятие!

Надо было достать бумагу, а где есть бумага? Правильно, в книгах. Он схватил Тома Сойера. Титульный лист – абсолютно чистый титульный лист. Слегка пожелтевший. Ну да, в старинных книгах всегда вначале был один чистый лист. Книгу жаль. Но выбора не было. Он взял папино лезвие для бритья и аккуратно вырезал лист. Загрузил заявку и отправил на печать в библиотеку, там был принтер. Каким образом он заполнит заявку – непонятно. Но он должен это сделать. Оставалось приготовить одежду, написать Свете письмо, чтобы она выстирала и выгладила одежду и можно со спокойной душой отправляться в поход.

Глава II. Арсений

Уже на пятом километре он проклял все, что мог – ну зачем, зачем нужно было брать с собой столько вещей? Он взял тент, который ни разу не пригодился, палатку – так, на всякий случай, учитывая, что ему хватало места в общем шатре, ещё удочки и снасти, чтобы порыбачить, хотя мог обойтись и без этого.

В общем, он набрал столько вещей, что едва смог поднять. В конце путешествия чувствовал себя ужасно и обратно собирался очень тяжело. Каждое движение давалось с трудом. Да что с трудом – двигаться не хотелось, вообще ничего не хотелось. Хотя, пожалуй, все же хотелось – волшебную дверь – вошел в неё и сразу дома. В душ. И спать. Но такой двери не существовало, и сделать последний рывок ему предстояло самостоятельно.

В общем, к концу путешествия он вымотался так, что едва плелся. Но показывать слабость, конечно, было нельзя ни под каким предлогом. Поэтому он тащился за всеми, мысленно упрашивая высшие силы, чтобы ниспослали привал. Да побыстрее.

А ведь как хотелось, чтобы все увидели, как он хорошо ловит рыбу и как умеет раскладывать палатку. И неважно, что ловить рыбу он не умел, а палатку сам ни разу в жизни не ставил. Но даже если с рыбой и палаткой получилось бы – все равно, кажется, оно того не стоило.

А вот остальные шли практически налегке. Вера вон даже пританцовывала. Алиса постоянно что-то болтала ей вслед. Гордый Лазарев шагает самым первым. А за ним – Елизаветта.

– У тебя лицо измученное, – сказала она. – Может, стоило оставить часть вещей дома?

Алексей не знал, что ответить. А что тут отвечать? Елизаветта – сама очевидность!

– Может и стоило, – огрызнулся тот, так как больше ничего не пришло на ум. И о том, что стоило вещей поменьше взять, он думал последние несколько часов. А тут ещё масла в огонь.

– Но как бы то ни было, – сказала она бодро, – у нас получилось замечательное приключение. Правда, ребята?

– Конечно, – согласился гордый Лазарев. – Приключение отличное. Подвигались хорошо.

Ничего хорошего в этом, так называемом приключении, Алексей не видел. Вместо того, что бы взять средство от загара – которое, как ему всегда казалось, нужно только изнеженным девчонкам, которые не хотят загореть (а он хотел), он взял бумажный учебник по математике. И геометрии, дав себе слово учиться, во что бы то ни стало. Но так ни разу и не открыл.

В результате он сгорел. И сгорел серьезно. Не настолько серьезно, чтобы обращаться к врачу, но вполне достаточно, чтобы помучиться недельку-другую, а в ближайшие несколько дней не носить ничего кроме фланелевой пижамы… И без того тяжелый рюкзак, давивший на обгоревшие плечи доставлял настоящее мучение, а джинсы – казалось, были сделаны из колючей проволоки.

Но и этого было мало – снасти он взял вместо репеллентов, подумав, что от мошкары и так спасется. Но и это оказалось не так. Окрестности речки были сырыми, трава густой и высокой, всюду кипела, жужжала и вибрировала жизнь. А мошкара со всей равнины, кажется, прознала про то, что Алексей Прошин, тринадцати лет от роду, репеллентов не взял, и, сговорившись его атаковала.

И ладно бы это было обычное комарье, которое он убивал в детской, перед тем, как лечь спать. Ещё были оводы, слепни и ещё какие-то бабочки с зелеными крылышками. И кусались они не просто так – а действительно больно.

Сгоревший, искусанный, смертельно уставший… Попавший во все неурядицы, какие только смог. И после всего этого, Лазарев заявляет, что отлично подвигались, а Елизаветта спрашивает, отчего у него такое лицо измученное? Он разозлился. Снова и снова, захотел огрызнуться, наговорить гадостей, но сил уже не было. И все о чем он мечтал – это поскорее добраться домой, отыскать в ближайшей аптеке какое-нибудь обезболивающее и заснуть.

– Кто поможет мне собрать лодки? – осведомился Витя Карпов. Он был главным спецом по гребле. И лучшим другом Лазарева. Два сапога пара. Они-то и затеяли все это путешествие. Лиза посчитала, что лучшего способа получить зачет по физкультуре быть не может. Рассказала, как будет здорово совершить это приключение всем вместе, как они будут плавать в речке, жарить шашлыки и учиться ставить шатер. Конечно, Алексей вдохновился.

Солнце садилось. Было уже не так жарко. Алексей намочил полотенце, прижал к затылку и сморщился. Приятно и больно одновременно. Впрочем, как и все остальное в его жизни. Он представил себе, как с него сходят куски кожи. И как он будет корчиться от неприятных ощущений под душем.

А эти двое весело и с шутками собрали первую лодку и отчалили. Обидно то как.

– Ты видел прямое крепление? – озадаченно сказала Елизаветта. Я все перерыла и не могу его найти.

– Сейчас помогу. – Чуть ли не вместе сказали эти двое.

И вот весь следующий час они искали какую-то деталь. Впрочем, Алексей даже порадовался – можно было, закутавшись в полотенце посидеть в тени не двигаясь. А Елизаветта украдкой все же дала ему репеллент – сам бы он ни за что не попросил. И мошкара отстала.

Прошел час. Они перерыли все, что смогли. Но деталь не нашли.

– Итак, – сказала Елизаветта. – У нас проблема, я правильно понимаю?

Лазарев почесал затылок.

– Ну, в общем, особой проблемы тут нет… Я уверен, что и одна лодка выдержит нас всех. Я вторую-то больше на всякий случай взял, как запасную.

– И оказалось не зря. Мы сейчас могли вообще без лодки остаться… Так! – сказала Елизаветта, и все засуетились. – Выбор у нас невелик, едем на одной лодке.

Первым сидел Витя, он греб лучше всех и задавал темп, вторым сидела Елизаветта. Грести она не умела, но была спортсменкой, поэтому получалось у неё, в общем, неплохо. Затем сидел Лазарев и Алексей.

А весла у лодки, кстати, были такие, что приходилось их каждый раз высоко задирать. Поэтому назад, с лопастей, летели капли воды. В общем, воды было не очень много, но летела она постоянно, сначала было терпимо, но потом начинало раздражать. Спустя двадцать минут Алексей полностью промок.

А эти трое сидели в дождевиках, потому что Виктор настоял, чтобы все дождевики взяли. Но он дождевик не взял, так как посмотрел погоду: дождя не намечалось. Он же не знал, что дождевик нужен вовсе для иных целей!

Минут через двадцать стало ясно, что вода периодически захлестывается в лодку – она была перегружена. Пришлось пристать к берегу.

Камыши вокруг были всех видов и мастей, высоченные, в два его роста. Вокруг, по обыкновению все свистело и жужжало и жило какой-то своей жизнью, и Алексею даже показалось, что его отпустило. Стало немного легче. Да и грести не надо было.

– Так, ребята. – Сказала Елизаветта. – Продолжать путешествие в том же ритме мы не можем. Поэтому поступим следующим образом. Я и Алексей – пойдем налегке к городу. По моим расчетам тут примерно пятнадцать километров. В общем, часа через четыре мы будем у причала, где вы нас, конечно, дождетесь. Все ясно?

– А почему я? – взмолился Алексей. Мысль о том, что надо идти вслед за Елизаветтой, и вообще остаться наедине с этой взрослой ему не понравилась.

– Потому что мы с тобой самые большие. Вылезай, пойдем налегке.

На душе остался осадок. Самый большой. Ну конечно. Да. Самый большой. Именно – он самый большой. Самый толстый. Видимо, оплеухи судьбы на этом не закончатся. Остается только надеется, что они не потопят его бумажные книги – иначе ему за них голову оторвут.

– Ну, что? – Весело сказала куратор. – У нас есть романтический закат, пара крепких рук, три часа времени и пятнадцать километров. Как тебе такой расклад?

– Мне все равно. – Сказал он и тут же пожалел, так как по его интонации было совершенно ясно, что ему не все равно. – Идемте скорее, куратор, я хочу успеть домой к ужину.

– Ну, все, – подумал он. – Больше вообще ничего не скажу и точка. А то опять наговорю всяких глупостей. И грубостей. Только хуже будет.

Метров через сто он промочил кроссовки. Впрочем, он и так весь мокрый после лодки был. Куратор только головой осуждающе покачала. Но уже через сто метров и она кроссовки промочила. В любой другой ситуации он бы озадачился, но сейчас обрадовался и позлорадствовал.

– Ты на кочки наступай. – Сказала она. И прибавила: И смотри, куда я наступаю. Внимательнее. А если провалюсь, то наступай в другое место.

Солнце коснулось горизонта – заходило оно медленно и уже не жарило как днем. Сгоревшие плечи ныли, но не так сильно. Даже как-то полегчало, идти без рюкзака было приятно. Вот только вода в кроссовках напрягала, а эти кочки не кончались и не кончались. Мало того, с каждым шагом воды становилось больше, а кочки попадались реже.

В какой-то момент стало ясно, что дальше в обуви не пройти. Елизаветта перевела дух.

– Да что ж ты будешь делать. Неудача одна за другой!

Кто бы говорил, подумалось Алексею. Не она же сгорела и была искусана. Убилась под рюкзаком, а потом промокла насквозь. По сравнению со всем этим её неудачи – неудачки… Воспринимались просто детскими шалостями.

– Полагаю, дальше мы не сможем пройти. – Сказала она задумчиво.

– Отчего?

– Да там болото! Это просто опасно.

– И что будем делать, ребята ведь уехали?

– Вернемся к речке и будем ждать. Там, по крайней мере, не увязнем.

– И как долго мы будем ждать?

– Пока за нами не приедет помощь.

Алексею поплохело. Он совершенно не представлял, когда за ними может приехать помощь. Предположим, сначала Лазарев доберется до причала, прождет три или четыре часа. На пятый час начнет беспокоиться. Дождется ночи, позвонит его родителям. Они дождутся утра и вызовут полицию. Полиция прочешет территорию и к вечеру доставит их домой.

Уставших и счастливых.

Идея, конечно, прекрасная, но вот… Билет на самолет. Ему было очень скверно, но вслух он ничего не сказал. Да и что расскажешь? Елизаветту не переубедишь. Он уже успел её изучить. Если она говорила «нет», значит нет. Упрашивать и давить на жалость не получалось. К тому же, если он расскажет ей про билет на самолет, она только посмеется. Она же, как остальные в него не верит. К тому же он её побаивался. Она держала в дисциплине весь класс, и одним гневным взглядом могла привести в ступор даже Лазарева.

Какой у него был выбор? Да никакого. Он просто развернулся и поплелся за куратором обратно. Хуже не может быть? Вранье! Хуже становилось с каждым часом.

Он сел у речки и уткнулся подбородком в колени. Его разрывало от отчаяния. Разрушилось на глазах все, что могло. А ведь в любой другой момент ему было бы хорошо – и пейзаж, и колышущаяся вода, и даже плывущая вдалеке ондатра произвели бы на него более чем приятное впечатление. Но сейчас он все это ненавидел. Его раздражал каждый блик на воде этой проклятой разлившейся реки, каждый звук, каждое движение и даже мошкара, которая не могла его укусить, и которую он убивал просто из-за тихой злости. И эта река… Эта река. Она измучила его, вытрясла все силы, превратила в тряпку и вот сейчас она забрала у него последнее, что было – его мечту.

– Тебе что, плохо? – спросила Елизаветта, задумчиво пожевывая травинку. Он мотнул головой. Меньше всего ему хотелось с кем-то общаться.

– Ну смотри. – Сказала она, пожав плечами и откинулась на спину, закрыв глаза.

Он встал и отошел метров на десять, бессильно уткнулся в колени и второй раз за неделю позволил себе разреветься…

И что самое удивительное – минут через пятнадцать ему полегчало. Вот же плакса. Не дай бог, кто узнает. Он тщательно умылся и позволил себе ещё раз тихо всхлипнуть в футболку – для верности. Чтобы все вышло.

Ему все так же было плохо, но отчего-то он перестал мучиться по этому поводу. И ему нужно было решение. Впрочем, решение как раз было. Только принять осталось. И он это сделает.

– Сударыня, – сказал он, подойдя к Елизаветте. Кажется, та дремала, – нам нужно продолжать путь. Во что бы то ни стало.

Она открыла глаза.

Так, сконцентрироваться. Нужно было быть максимально сконцентрированным, как когда с отцом споришь. Стоит только на мгновение расслабиться, как он отругает ни за что.

И сейчас этот человек был его главным врагом. Лежит спокойно, травинку пожевывает. Словно ничего и не происходит. Да она ещё похуже отца будет, наверное. И этого врага, во что бы то ни было, нужно победить. Здесь и сейчас. Она открыла глаза, и заслонила рукой солнце.

– Да что с тобой происходит, я не понимаю? Ты что, плакал?

– Да, плакал.

– Из-за чего?

– Плохо было. Пойдемте, нам надо продолжать наш путь.

– Это невозможно, – отрезала она и откинулась снова, закрыв глаза. – Там болото.

– Тогда я… – Он стал спешно соображать, что сказать. – Пойду один. Да. Пойду один.

– Ты не пойдешь один. – Сказала она спокойно не открывая глаз, со своей чертовой травинкой. Так и захотелось её выдернуть и убежать, весело подпрыгивая.

А она и отвечает:

– Я тебе не позволю. Я не могу рисковать тобой и собой, в том числе. – Она приподнялась на локти. – Да, меня вышвырнут с работы и лицензии лишат, если узнают, что я пошла на такое.

– Но это вопрос жизни и смерти! – взмолился он и мысленно себя пнул. Нельзя было так поступать. Давить на жалость так же глупо, как и шантажировать – только сильнее её разозлишь.

– Конечно, – согласилась та, – жизни и смерти. Либо мы утонем, либо нет.

– Да как вы не понимаете! – он больше не мог сдерживаться, снова захотелось разреветься. Боль стремительно возвращалась. – Если мы не успеем в город, моя судьба и моя мечта! Все это будет… Все это умрет! И я должен идти. Я привык, что меня никто не поддерживает. И что мне все приходиться делать самому. И я знал, что вы меня тоже не поддержите. Поэтому я пойду сам. А вы сидите тут и ждите помощи.

Она выплюнула тростинку и удивленно посмотрела на него, не отводя глаз.

– Мечта?

– Да, сударыня. Мечта.

– Так почему ты сразу мне не сказал? Немедленно собирайся. – Она стала по-деловому так суетиться. Прям как лодку собирала. Алексей не мог поверить своим глазам. Он, почти что, готовился бежать от неё сломя голову. Быть, с позором, притащенным за ухо обратно. Бежать снова. Пытаться ещё и ещё… Или даже подраться.

– Так! – Произнесла Елизаветта, подняв палец на свое коронное «так». – Сними кроссовки, завяжи шнурки и повесь на шею. Я поищу палки. Будем идти вперед, и проверять палками глубину. А ты не стой как вкопанный, иди палки ищи. Вдруг одну потеряем, всегда запас будет.

Минут через двадцать они прошли точку невозврата – так Алексей про себя назвал место, где Елизаветта решила вернуться назад.

– Куратор… – позвал он робко. Та обернулась. Она была крайне тщательна, проверяла ногой каждую кочку. Наступала аккуратно, проверяла по десять раз.

– Сказать чего хочешь?

– Почему вы мне поверили?

– Чего? – Она аккуратно наступила на кочку и перенесла вес. – Чему я поверила?

– Ну, про вопрос жизни и смерти. И про мечту.

– А почему я должна была не поверить?

Вот же действительно. Почему она должна была не поверить?

– Ну, если бы я упрашивал отца разрешить мне играть в стерео, и сказал, что это вопрос жизни и смерти, то он никогда бы не поверил… – Елизаветта споткнулась, провалилась по колено.

– Да эти черти нас на остров высадили! – воскликнула та. – С виду показалось, что кругом камыши, берег недалеко, а на деле – остров островом.

Еще метров через десять провалился и Алексей. Аккуратно поставил ногу на кочку и выбрался на поверхность. Перевел дух.

– Так что ты там спрашивал?

– Я удивлен, что вы мне поверили. Думал, придется ещё долго упрашивать.

– А вот не пришлось. К тому же упрашивать – это дурной тон. Никогда так не поступай. Если можно обойтись, конечно. Но вот если встает вопрос мечты – в дело идут все, что имеешь. Тут надо до конца идти.

– Но вы ведь рискуете своей работой!

– А ты никому не рассказывай. В конце концов, если не исполнится твоя мечта, я тоже рискую своей работой. И не факт, что менее серьезно, кстати. Ведь, в мои обязанности входит помочь вам повзрослеть. А как ты повзрослеешь, если не исполнишь свою мечту?

Елизаветта остановилась. Дальше кочек нет.

– Дальше кочек нет. – сказала она. Дух очевидностей снова в неё вселился. – Там только болото и камыши. Не страшно? Ты идешь?

– Страшно. – Признался Алексей. – Но я иду.

Иногда вода поднималась почти по пояс. Иногда воды было по колено. Наступать ногами на мягкое травянистое дно было неприятно, и даже противно, он жмурился от отвращения, пытался привыкнуть. И хорошо, что Елизаветта не видит его лица.

В какой-то момент вода дошла почти до пояса, а при каждом шаге из-под ног шли пузыри. Шаг – пузыри, ещё шаг – ещё пузыри. Они аккуратно обходили заросли камышей, и казалось, что конца их пути не будет. Но где-то далеко, в нескольких километрах виднелись деревья. А за ними – травянистые холмы. Значит, там была суша. И эти деревья, и залитые лучами заката холмы стали единственной надеждой. Он не спускал с них глаз и только шел и надеялся, шел и надеялся, потому что больше ничего не оставалось.

И тут Елизаветта вскрикнула и провалилась по грудь. У Алексея внутри все похолодело. Он вдруг представил, что здесь и сейчас она утонет. И он видел, как побледнела Елизаветта. Она стояла, не шелохнувшись, даже не в силах ногами пошевелить – видно те застряли в зыбком дне и растениях, что там росли. Алексею казалось, что он слышал, как стучит её сердце.

И она была напугана, она была очень сильно напугана. Все это время веселая и смелая, а сейчас напуганная и растерянная.

И тут до него дошло, чем все это может обернуться. Ну не полетит он и черт с ним. Поплачет день-другой и забудет. Пройдет. Только смерть не пройдет. Надо вытащить её, вытащить, во что бы то ни стало и вернуться. И пусть как будет.

– Возьмите палку, сударыня. – Сказал он, сглотнув, и протянул ей палку. Но было такое ощущение, что она его не слышала. Палка коснулась её плеча.

– Не дотрагивайся до меня! – вскричала она. – Даже не подходи! Я просто дура, что согласилась на твою авантюру! – она тяжело дышала, – И знаешь что? Ты на меня смотри!

– Да, сударыня.

– Хватит называть меня сударыней каждый раз, когда ты разозлен или вне себя. И хватит звать меня куратор каждый раз, когда боишься или хочешь что-то попросить. Елизаветта меня зовут. Слушай меня очень внимательно и делай то, что я скажу. Понял?

– Понял вас.

– Какие песни знаешь?

– Чего?

– Алексей! Ты со мной сейчас разговариваешь! – сказала она, не отрывая от него глаз. – Со мной, ясно? Со мной, а не с кем-то другим. Живо отвечай, какие песни ты знаешь!?

– Ну… Я знаю песню «Ландыши».

– Молодец, Прошин. Хорошая песня. Так! Начинаем петь. Вместе. Как там начало? Ты помнишь?

– Ты сегодня мне принес. – Сказал Алексей, слегка ошалев.

– Точно. Ты сегодня мне принес, как же там… не букет из пышных роз, да? А что принес?

– Не тюльпаны. – Подсказал Алексей дрожащим голосом.

– Ах да, не тюльпаны и не лилии… Какой слог хороший! Ты что не поешь? Цветы не любишь? А должен. Цветы – дети жизни.

– Дети – цветы жизни. – Поправил он.

– Жизнь – цветы детей.

– Пой давай!

Она ненормальная. Это была единственная мысль Алексея. Но, сглотнув он начал подпевать.

– Протянул мне робко ты… – он стал суматошно соображать. Никогда не любил пение. И песен не знал толком.

– Очень скромные цветы, – сказала она.

– Но они такие милые. – Подпел он хриплым голосом.

– Да, действительно милые. – Согласилась Елизаветта.

Тут Алексей заметил, что у неё руки дрожат. Ему не почудилось, ей было действительно очень страшно.

– Давай, подпевай! – сказала она и внезапно провалилась почти по шею. Из-под её ног пошли эти ужасные, отвратительные пузыри. И какие огромные! Запахло болотом. И каким-то мерзким, совсем болотным болотом.

Она стояла, подняв руки и равномерно дышала. Он не мог больше смотреть, с каждой секундой становилось все страшнее.

– Почему петь перестал? – сказала она медленно и вернула его к жизни. – Зачет по физкультуре не получишь! Пой немедленно!

Алексей вдохнул воздуха.

Она психованная. Она – самый странный псих, которого он только встречал. Но она тонет, вне всяких сомнений она медленно уходит под воду и она при этом поет.

И он стал подпевать.

 
Ландыши, ландыши —
Светлого мая привет.
Ландыши, ландыши —
Белый букет.
 

Допел до конца и заставил себя открыть глаза. Елизаветта стояла там, где стояла. И продолжала петь вместе с ним. Он выдохнул и улыбнулся.

– Ну и что радуешься?

– Вы ещё со мной.

– А уж как я радуюсь.

– Что будем делать?

– Выбираться, конечно. Я вообще-то уже не тону. Стою на твердой земле. Тут второе дно, ты сейчас стоишь на первом, а я провалилась на второе – настоящее.

Она попрыгала на месте. Из-под неё опять пошли пузыри. Алексей перевел дух. Да уж, эту песенку он на всю жизнь запомнит.

Схватившись руками за камыши, которые росли в паре метров, она аккуратно выбралась и, к удивлению обоих наступила на что-то твердое. Перед ними был небольшой клочок сухой территории.

Крохотный островок тверди вокруг гигантского болота. Алексей с огромнейшим удовольствием наступил на твердую почву. Стоять на ней было не просто удобно. Стоять на ней было действительно приятно. Ходить, чувствовать приятную жесткость и прохладу, ощущать всей ступней сырую неровность и мелкие камешки. Он бы даже затанцевал, но постеснялся и решил просто вдоволь попрыгать.

Елизаветта легла за землю, раскинула руки, закрыла глаза и улыбнулась. Ей тоже было очень хорошо. Наверное, даже лучше чем ему. А может – точно так же.

Солнце зашло уже наполовину.

– Елизаветта, знаете…

– Можно просто Лиза.

– Хорошо, знаете…

– Лиза я сказала! – к ней возвращался кураторский тон. – Знаю эту придурь – не можешь начать называть меня по этому имени, будешь никак не называть. Ты и маму свою неродную, поди, по имени зовешь, да? Привыкай. Каждый раз, когда ты будешь обращаться ко мне, начинай предложение с имени «Лиза» и так, пока не привыкнешь. Ясно?

– Понял вас. – Сказал Алексей.

В любой другой момент он бы смутился или разозлился, начал отнекиваться, но после того, что произошло несколько мгновений назад, все воспринималось как-то легко. Он не отрывал глаз от пейзажа. Камыши росли кучками, и вокруг их островка они тоже росли. Окружали островок. Тут было даже по-своему уютно.

– Лиза. Видите зеленую траву? – сказал он, раздвигая камыши и указывая пальцем.

Она приподнялась на локоть.

– Да, вижу. Это рогоз, а не трава.

– Как пожелаете. Так вот она, в смысле он – растет там, где достаточно глубоко. Почти по пояс. А видите желтую траву? Она вокруг нас растет.

– Это камыш.

– Понял вас. Так вот, камыш растет там, где по колено. А видите места где ничего не растет?

– И что?

– Так вот, мой куратор, Елизаветта Павловна. Лиза. Там где ничего не растет, там – по шею. А может и глубже. Ума у нас палата, конечно, мы с вами камыши обходили, а вместо этого по ним как раз идти и надо, желательно по желтым. И, может, в заросли наступать и не очень приятно будет, но мы, по крайней мере, не потонем.

Она согласно кивнула.

– Ты кстати… – она поднесла палец к губам и шепотом сказала, – Замечаешь, как тут тихо?

– Да. – Сказал Алексей. Встал, оглянулся. Дул легкий ветер. Вокруг раскинулось болото. Было видно, откуда они пришли – проложили мутную, черную дорогу. В остальном же, поверхность болота была покрыта прозрачной водой. Прозрачной и теплой. То здесь, то там возвышались небольшие островки. И он заметил, что к ним слетаются утки. Оказывается, пока они психовали и кричали друг на друга – умудрились распугать всех птиц. А их тут было много.

– А десять минут назад я могла умереть. – Сказала Лиза. – Впрочем, может я сегодня и умру. Или мы оба.

– Ха-ха! – сказал Алексей.

– Ха-ха? – переспросила Лиза. – И это все, что ты можешь сказать?

– Да. Ха-ха, это все, что я могу сказать.

– Ну нет, вы на него посмотрите. – Произнесла она с легкой ноткой злости. Впрочем, злость была даже какой-то комичной. – Ха-ха он говорит. И что мне теперь с этим делать? А?

– Как что? Разве не очевидно?

– Ну, тебе, авантюристу и приключенцу, может и понятно, что делать с «ха-ха», а вот мне нет. Я простая женщина, хочу выйти замуж, детей там нарожать. Семерых. И ещё столько же усыновить. А ты мне «ха-ха». Ты хоть понимаешь суть всего, что происходит?

– Конечно, Лиза, понимаю. Поэтому и говорю вам «ха-ха».

– Ну, наглец! – сказала она, встала и отряхнулась. Алексей не выдержал и заржал. Они почти пять минут говорили ни о чем. Елизаветта тоже засмеялась.

– Ты вообще как? – сказала она просмеявшись. Только этого вопроса он и ждал! И точно знал, как ответить.

Алексей поднял палец вверх, приосанился и очень важным, трагичным голосом произнес:

– Ну, слушай. Был я молод, плохо жилось тогда нам, рабочим. Елизаветта прям вздрогнула. Не ожидала. – Ха-ха!

– Чего это ты? Каким рабочим?

Алексей кашлянул в кулак и продолжил:

– Работали мы с утра до поздней ночи, а жили впроголодь. Много нас на заводе работало. Хозяином завода был… – он почесал затылок. – Черт, забыл, кто был хозяином.

– Ты цитируешь какой-то рассказ?

– Ну да, именно. Какой-то рассказ. Нашел в библиотеке. Он мне понравился, я его наизусть выучил.

– Дурацкий он какой-то.

– Да в том-то и дело. Он совершенно дурацкий. Как же его звали…

– Кого?

– На заводе работал.

– А это важно? – спросила Лиза.

– Понятия не имею.

– Ну, а что тогда важно?

Алексей на мгновение задумался.

– Смерть, наверное.

Солнце опустилось полностью. Стемнело сразу.

– Смерть? Почему смерть это важно?

– Потому, что я останусь один. – Признался Алексей.

Она взяла палку. И наступила на желтую траву. Камыш. И да, там действительно было неглубоко. По колено.

– Ты и так одиночка. Ни с кем толком не дружишь, ни с кем не общаешься. Почему ты такой?

– В одиночестве есть своя прелесть.

– Например?

– Можно на тубе играть. Когда захочется.

– На тубе?!

– Ну да. Если туба есть, конечно.

– Однако мне кажется, что у меня живот будет наутро болеть, и мышцы лица дергаться из-за того, как много я сегодня смеялась. Ты самый странный ребенок, которого я только встречала.

Ну, кто бы говорил! – весело подумал Алексей, вспомнив как та пела «Ландыши», хотел это сказать вслух, но испугался и сказал: «Простите». Как-то жалко получилось.

– Почему ты воспринимаешь все так лично? Это вообще-то был комплимент, если честно.

– Комплимент?

Елизаветта прошла к следующему островку с зарослями камыша.

– А что, разве странность и ненормальность это плохо? Нет, конечно. Это наоборот, хорошо. Из таких странных и отчаянных людей получается то, чего от них никто не ожидает.

– И что, вы действительно так думаете?

– Конечно. – Она даже не заметила, что он её Лизой не назвал. – Я так же думаю, что из тебя выйдет отличный специалист в какой-нибудь редкой, но важной профессии. Если, конечно, ты отправишься в центр занятости и определишься наконец-то со своим будущим.

– Никуда я не пойду!

– Ну почему? Почему ты такой вредный? Я пошла за тобой на смерть, а ты не можешь оторвать зад и пойти в центр занятости. Мы все, я, твои родители и даже центр занятости желаем тебе лучшего.

– К сожалению, вы желаете лучшего не мне, а себе. Вы просто хотите выполнить эту работу. Выполнить хорошо. А я хочу исполнить свою мечту. И не важно – хорошо или нет. Просто исполнить.

– Да что это за мечта, черт возьми?

– А вы никому не расскажите?

Ему внезапно захотелось ей все рассказать.

– Конечно, не расскажу.

– Не знаю… мне кажется, вы не отнесетесь серьезно к обещанию, данному ребенку тринадцати лет. И точно кому-нибудь расскажите.

– А мы условимся. Если я кому-нибудь расскажу, то ты расскажешь, что я подвергла тебя смертельной опасности.

Он призадумался. Действительно, верно говорила. У него был козырь. Однако представив себе ситуацию – он сразу понял, что никакой это не козырь.

– На самом деле, – произнес он, – даже если вы кому-нибудь расскажите про мою мечту, то я точно не расскажу про то, что вы сделали. Объясняю. Лишиться работы это слишком серьезно. Мне кажется, я не смогу вас так подставить. А вот работа – это серьезно. Вы меня подставите по мелочи, а мне вас придется подставить по крупному. Я думаю, что не смогу на это решиться. В общем, я в незавидном положении.

– То есть ты говоришь, что осознаешь факт того, что твоя тайна никакая не тайна, и если её раскрыть – это мелочи.

– Конечно, мелочи. – признался он в том, в чем сам себе боялся признаваться. – Все поржут и забудут.

– И, тем не менее, не хочешь признаваться?

– Нет. Тем не менее, не хочу.

– Ну ладно, как скажешь. Упрашивать не буду.

Он радостно поставила ногу на твердую почву. Перед ними раскинулся лес. А дальше – вожделенные холмы. Алексей запрыгал от счастья. И уже совершенно не стесняясь, стал пританцовывать и напевать песенки – все, какие мог вспомнить. Лиза недолго думала и стала прыгать вместе с ним.

Смотрелось комично. Он тоже не выдержал и стал смеяться. Вдоволь напрыгавшись, они пошли к холмам. Даже обувь надевать не хотелось. И они не надели. Хотелось наслаждаться каждым шагом по твердой земле, чувствовать мелкую травку соснового леса.

И как-то само собой Алексей вспомнил, как надо поступать, если сильно боишься сделать шаг, а надо.

– В общем, знаете, я хочу поступать в военную академию. – Смело отбарабанил он.

Лиза остановилась и обернулась.

– И что, это и есть твоя тайна?

– Да, Лиза. Это моя тайна. – Ну конечно. Ему тут же стало стыдно за смелость. – Вы же никому не скажите? – спросил он жалобно.