Текст книги "Африка: четыре столетия работорговли"

Автор книги: Светлана Абрамова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

Вот несколько отрывков из дневника Д. Ливингстона. Он не передает чьи-либо слова, а пишет только о том, что встречалось ему на пути, что он видел сам:

«…по дороге с нами шла из Кассандже партия туземных торговцев… Один из них вел на цепи восемь миловидных женщин…» [52, с. 281]. «Мимо наших дверей, – записал он как-то вечером, – прошло два человека с двумя женщинами, связанными цепью…» [51, с. 45]. В другой день в дневнике появилась такая запись: «Макололо очень любят оружие, и когда при нас проезжие мамбари предложили им 8 старых ружей, макололо взяли их в обмен на большое число мальчиков; эти мальчики не были их собственными детьми, а пленниками, принадлежащими к разным покоренным ими племенам. Я не знал ни одного случая, чтобы в Африке отец продал свое дитя…».

Ливингстон опровергает утверждения Дж. Спика, современного ему английского путешественника, о частой продаже детей работорговцам [51, с. 393, 394, 208].

Ливингстон рассказывает о таком страшном способе захвата рабов: иногда работорговцы-арабы приводят на рынок, начинают покупать продукты или где-либо в деревне занимаются обменов слоновой кости. Внезапно они «совершенно хладнокровно», по выражению Д. Ливингстона, начинают стрелять в толпу (если дело происходит на рынке) или в находящихся рядом людей. Затем, воспользовавшись паникой, хватают всех подряд – мужчин, женщин, детей – и уводят с собой. Если арабы начинают эту «операцию» не в месте обычной торговли, а где-либо, куда они не собираются возвращаться еще раз, они разрушают все и хватают всех людей, стараясь не пропустить ни одного человека. Непокорных и ненужных убивают на месте. Разграбленные дома поджигают. «Потом они идут в Занзибар, идут, называя себя торговцами», и ведут караван связанных людей, в отношении которых само собой подразумевается, что это купленные рабы. «Но среди этих людей, – восклицает Ливингстон, – нет ни одного раба. Это все свободные люди, схваченные жестокими убийцами и беспощадными разбойниками… Это не работорговля, это жажда крови и ловля свободных людей, многие из которых умрут, не достигнув побережья» [!05, с. 145–146]. У арабов-работорговцев было огнестрельное оружие, поэтому они везде и всегда были хозяевами положения. Путь невольничьего каравана освещался пламенем подожженных селений и полей, сопровождался стонами раненых, проклятиями захваченных в рабство. Путешественники рассказывали, что можно было идти несколько дней и не встретить ни одного уцелевшего дома.

Одним из известных племен-работорговцев были вайяу (в долине р. Рувумы). Когда прибывал караван с работорговцами из Килвы, то, как и повсеместно на западном побережье, купцы устраивали показ привезенных товаров, одновременно сообщая сколько и какие требуются им рабы. В ответ «старшины щедро угощают их, просят обождать и пожить в свое удовольствие: рабы для продажи будут доставлены позже. Затем вайяу совершают набег на племена манганджа, у которых почти совсем нет ружей, тогда как нападающие вайяу обильно снабжены оружием своими гостями с морского берега» [51, с. 60].

Хотя арабские купцы иногда шли только за рабами, но чаще бывало, что одновременно они покупали и слоновую кость. Слоновая кость продавалась и за товары, и за рабов, и подчас работорговцы, пока шел их караван, беспрерывно покупали рабов, потом выменивали на них слоновую кость, снова покупали невольников и т. д. К побережью слоновую кость несли рабы. Здесь работорговец получал двойную прибыль: он продавал и слоновую кость, и ее носильщиков. «Теперь уже не найдется ни одного куска слоновой кости, который был бы добыт законным и мирным путем, – писал несколько позже Г.М. Стенли. – Каждый малейший обломок такой кости стоит жизни мужчине, женщине или ребенку, за каждые пять килограммов сожжено жилище, из-за пары клыков уничтожалась целая деревня, а за каждые два десятка погибала целая область со всеми жителями, деревьями и плантациями» [56, с. 109].

Увидев приближающийся караван, а эти караваны достигали иногда размера в 1 тыс. человек, прохожие поспешно уходили с дороги. Одиночных путников даже поблизости от деревни часто ловили и уводили на продажу. Крики о помощи не помогали – никто не приходил, боясь тоже быть схваченным. То же, абсолютно то же, что и в Западной Африке!..

Работорговля и здесь вела к повсеместному увеличению междоусобных войн. Междоусобицы не прекращались нигде и никогда: война следовала за войной, набег за набегом. Пылали деревни, выжигались и вытаптывались посевы. В то же время Д. Ливингстон писал, что в некоторых районах перестали возделывать хлопчатник. «Зачем? – сказали ему. – Мы поймаем людей, продадим их и получим за них готовые красивые ткани…»

Когда было собрано достаточное число рабов, караван поворачивал к побережью. Страшен был путь невольничьего каравана к морю… Однако, по словам Стенли, он являл собой «обыкновенное в этой части света зрелище» [57, с. 88–89].

День за днем шла длинная вереница скованных мужчин, женщин и детей. И рабы и носильщики несли на головах грузы – слоновую кость, продукты, товары. Женщины, у которых на руках были дети, от ноши не освобождались. Если надсмотрщики видели, что женщине трудно нести двойной груз, ребенка убивали. У женщин и детей постарше связывали руки и привязывали их к одной цепи или веревке. Мужчинам сковывали руки, а шеи вставляли в рогатки – раздвоенные на конце толстые палки; концы рогаток были соединены железными болтами, привинченными с обеих сторон шеи поперек горла. Во главе каравана, посередине и сзади шли надсмотрщики; если караван был большой, его охраняли и по бокам. Хозяева каравана шли впереди. Во главе каравана несли знамя султана.

Вот как описывает один немецкий путешественник невольничьи караваны, виденные им в Восточной Африке: «Не меньшее зло, чем добывание невольников, составляет их доставка под конвоем… Без милосердия покидает торговец несчастных, которые не в состоянии идти далее…

…Подобно ходячим скелетам идут несчастные дети, мужчины и женщины, часто без самого необходимого прикрытия наготы. Выражение грязных лиц с глубоко впалыми глазами, выдающимися скулами и отпечатком голода и несчастья поистине ужасно. Бледно-серая кожа покрывает многочисленными складками кости, стягиваемые еще сухожилиями; колена и локти представляются самыми толстыми частями ног и рук; пустой живот отделен впадиною от вдвое толстого грудного ящика… Мы видели беременных женщин, которых, полумертвых от изнурения, горизонтально несли на голове двое мужчин и которые были до того тощи, что по острым углам и возвышениям маленьких членов ясно можно было видеть очертания младенца, еще живущего в их утробе.

Когда несчастные наконец приходят в гавань, то их сотнями упаковывают на тесные суда и отправляют на главный рынок, пожалуй на Занзибар. Счастье им, если благоприятные ветры ускорят переезд; горе, если он необыкновенно замедлится. Бедствие достигает тогда крайнего предела. Не один только голод и жажда и не крайняя неопрятность мучат их, но ужасная неизвестность относительно предстоящей судьбы» [48, с. 87–88].

Если караван достигал побережья во время южного муссона, невольников из Африки везли на Занзибар, в Сомали и Аравию. Северный муссон надувал паруса невольничьих кораблей, которые, нагруженные рабами, уходили к Коморским островам и Мадагаскару.

Когда Ливингстон достиг, если можно так сказать, центра Африки, где соединяются дороги, пришедшие в глубь континента с западного побережья и с восточного, он увидел, что и там во все стороны расходятся пути невольничьих караванов. Таким образом, правдивость рассказа одной африканки, купленной европейцами в Конго, о том, что она родом с восточного побережья Африки – оттуда, где солнце встает из моря, – вполне подтверждается свидетельствами Ливингстона и Стенли и других путешественников. Несомненно, что трансафриканская торговля вообще и невольниками в частности существовала ко времени путешествий Ливингстона уже долгие годы.

Все очевидцы работорговли в Восточной Африке единодушно утверждали, что основная масса невольников «добывалась» в районе Великих озер Африки, особенно на берегах озер Ньяса и Танганьика.

До середины XIX в. невольничьи караваны не доходили до области озер. Военный захват рабов и покупка их производились ближе к побережью. Конечно, какое-то количество рабов из приозерья попадало в руки арабов после перепродажи от торговцев к торговцам. Однако лишь во второй четверти XIX в. отмечается интенсивное продвижение арабов-работорговцев в глубь континента. Английские исследователи утверждают, что это было связано только с увеличением требований на рабов на восточном побережье со стороны европейцев. На западном побережье в это время, как считают, например, Р. Бичи, Р. Купленд, покупать невольников стало труднее вследствие упорной и успешной борьбы англичан против вывоза рабов. Поэтому увеличилось количество невольничьих кораблей у восточного побережья, поэтому стали идти глубже в Африку невольничьи караваны.

Вряд ли это могло быть определяющим моментом: на западном побережье в эти годы работорговля велась еще в очень широких масштабах. Скорее всего помимо указанной причины важно было, что в областях, лежащих ближе к побережью, уже истощились людские резервы.

Основной путь работорговцев с побережья шел от Килвы к оз. Ньяса. Вторая по величине невольничья дорога проходила от Багамойо через Табору к оз. Танганьика. В Уджиджи кроме слоновой кости стали продавать рабов [458, с. X].

В 50-х годах XIX в. невольничьи караваны стали регулярно доходить до оз. Ньяса. Арабы начали строить дхоу, на которых пересекали озеро и перевозили рабов.

В это же время изменился этнический состав рабов, которых англичане освобождали с невольничьих кораблей. Если раньше это были в основном представители племен, населяющих побережье, то теперь появились такие, язык которых на Занзибаре был неизвестен.

Главным работорговым портом на западном берегу оз. Ньяса стало Кото-Кото.

С этого времени и до окончания вывоза рабов не только в Америку, но и в страны Востока вся Восточная Африка превратилась r гигантское поле междоусобных войн, охоты людей друг на друга с единственной целью – захвата невольников.

В нашем распоряжении нет материалов о том, что на западном побережье Африки некоторые области обезлюдели в результате работорговли, хотя утверждения такие и встречаются.

В Восточной Африке работорговля была в основном в руках арабов – подданных султана Занзибара, португальцев и кое-где, в пределах португальских колоний, мулатов. Сами африканцы, особенно на побережье, не становились в Восточной Африке крупными работорговцами. Здесь африканцы были везде страдающей стороной. В глубине Африки их захватывали в рабство, чтобы доставить к морю и там продать. На жителей прибрежных районов арабы и португальцы смотрели как на потенциальных невольников, и при нехватке рабов в первую очередь подвергались разрушению селения африканцев недалеко от центров купли-продажи невольников.

В то же время во внутренних областях континента некоторые племена, как это было и в Западной Африке, превратились в поставщиков невольников арабским купцам. Так, профессиональными работорговцами стали яо [43, с. 25].

В отношении Восточной Африки имеются достоверные свидетельства о страшных опустошениях, которые оставляли работорговцы. Бывали случаи, когда полностью исчезало население какой-либо деревни [53, с. 113].

В одном из комитетов при палате общин английского парламента, который занимался сбором материалов о работорговле, очевидцам ее, в частности, задавали вопрос, знакомы ли они с сообщениями Ливингстона об ужасах работорговли и поддерживают ли они их. Все, кто был в Восточной Африке, подтверждали правдивость слов Ливингстона.

Один из них сказал: «Я видел, как однажды утром в течение двух часов были сожжены три деревни. На моих глазах из этих деревень работорговцы увели с собой сотни людей» [101, с. 297, 363–364].

Дж. Кирк, английский консул на Занзибаре, писал о полном разрушении от невольничьих набегов области Усамбара, о быстром возвышении Пангани, когда, став центром продажи невольников, Пангани начал в работорговле даже соперничать с Килвой. Он сообщал также о разрушении и обезлюдении области Мангао по дороге к оз. Ньяса [16, с. 2].

Другой английский консул на Занзибаре, С. Ригби, приводит слова индийца, много лет жившего в Килве: «Соседние с Килвой области, на расстоянии 10–12 дней пути, несколько лет назад были густо населены, сейчас они совершенно обезлюдели. Один араб, только что вернувшийся с озера Ньяса, рассказал, что он шел 17 дней от одного разрушенного селения к другому. Он не встретил ни одной живой души на землях племени миджана, а еще совсем недавно здесь было большое население» [413, с. 205].

Вот что видел Ливингстон, когда плыл по р. Шире вскоре после большого невольничьего рейда известного работорговца Мариано: «…ежедневно мимо нас плыли мертвые тела, а по утрам приходилось очищать колеса от трупов, которые ночью туда попадали. На протяжении многих миль все население долины было угнано Мариано, этим бичом страны, который стал снова тем же, что и был раньше, – крупным португальским работорговцем…

…Куда бы мы ни ходили, повсюду нам попадались человеческие скелеты… По склону, позади одного селения, в месте, где беглецы часто переправлялись через реку, идя с востока, была набросана целая куча трупов. Страдания одних были окончены под тенистыми деревьями, других – под выдающимися камнями на холмах, в то же время многие лежали в своих хижинах за закрытыми дверями…

Вид этой, буквально усыпанной костями, пустыни, которая всего 18 месяцев назад была густонаселенной долиной, навел нас на мысль, что уничтожение человеческих жизней в средние века, как бы оно ни было велико, все же составляет небольшую часть опустошения по сравнению с теми, которые причиняются торговлей рабами» [52, с. 287–288, 291–292, 296–297].

И как бы подводя итог всему, что он видел, Ливингстон с горечью пишет: «Если бы мы только могли дать полное представление об ужасах работорговли, хотя бы приблизительно указав количество человеческих жизней, которые она ежегодно губит! Мы уверены, что, если бы даже половина истины была рассказана и признана, чувства людей были бы так возмущены, что этой дьявольской торговле человеческим мясом был бы положен конец любой ценой!

Но ни мы, ни кто-либо другой не располагают необходимыми статистическими данными для такой работы…» [51, с. 260]. Торговля невольниками в Африке продолжается, каждый день сотни людей захватываются в плен, сотни погибают от рук работорговцев. «При теперешних темпах уничтожения населения вся страна скоро станет пустыней…» [52, с. 88].

Существующие источники не дают возможности определить, сколько невольников было вывезено из Африки в Новый Свет в XIX в. Эти подсчеты никогда нельзя будет произвести, и любая, даже самая приблизительная оценка будет совершенно произвольной.

Как и в предыдущие столетия, работорговля в XIX в. была меновой торговлей. Правда, к середине столетия несколько увеличилась доля звонкой монеты, которую работорговцы наряду с товарами требовали у покупателей, но в основном ассортимент товаров остался прежним: огнестрельное оружие, вино, табак, ткани, безделушки [285, с. 193–194].

Прибыли от работорговли также остались очень высокими. Цены на невольников в Новом Свете настолько повысились, что никакие убытки от встречи с патрульными кораблями или даже от возможной конфискации судна не пугали работорговцев. Один удачный рейс с лихвой покрывал убытки от одного-двух неудачных.

Теодор Кэнот сообщал, что от продажи партии рабов численностью 217 человек он получил чистую прибыль в 41438 долл. [71, с. 106–107]. Некий бразильский предприниматель, использовавший у себя труд рабов, в 30-х годах XIX в. утверждал, что работорговля в эти годы может приносить прибыль до 1000%.

Однако место работорговли в системе торговли Европы и Америки изменилось.

Производство товаров для обмена на рабов уже не имело большего значения для промышленности европейских стран, да и вся система треугольной торговли не приносила прежней прибыли. Трансатлантическая работорговля сыграла свою роль, и время ее уходило в прошлое.

Пришли новые времена, новые требования, появились новые рынки и покупатели. Уже не была так важна для европейских стран и продукция стран Нового Света. Товары, аналогичные вест-индским и американским, шли из Индии, Северной Африки.

В Восточной Африке, как мы уже говорили, вывоз рабов еще продолжался. Работорговцами были арабы, которые вывозили невольников в страны Востока. Поэтому говорить о том, что шло на смену работорговле, можно пока лишь по отношению к Западной Африке. Там на смену работорговле шла торговля товарами, производившимися в Африке и нужными для промышленности Европы. Африканцы, которые раньше были бы захвачены и проданы в рабство в Америку, теперь, формально свободные, занимались производством пальмового масла в дельте Нигера, возделывали арахис в Сьерра-Леоне, скоро должны были начать выращивать какао на Золотом Берегу и т. д.

^{Работорговля в Африке в XV–XIX вв.} 

Количество «домашних» рабов, которое в эпоху работорговли почти не увеличивалось, теперь в некоторых районах довольно резко возросло. Это произошло там, где предприимчивые торговцы, часто в прошлом работорговцы, начинали заниматься производством экспортных культур. Каэтану, бывший португальский губернатор Бисау, занимавшийся весьма активно работорговлей, после того, как португальцы отменили рабство в своих африканских владениях, стал использовать труд невольников, которых теперь некуда было продавать, на плантациях арахиса [27, т. 37, с. 310].

В 1860 г. стоимость товаров, вывезенных с западного берега Африки, составила 3 млн. ф. ст. Только с побережья Бенинского залива, откуда 20 лет назад не вывозили ни одной бочки пальмового масла, в 1859 г. было его получено около 17 тыс. т на сумму 700–800 тыс. ф. ст. [27, т. 51, с. 1024].

Колониальные чиновники старались любыми способами заставить африканцев заниматься тем, что они называли «законной» торговлей. В 1865 г. на одного из вождей Бонни за какой-то проступок в отношении торговли с англичанами был наложен штраф в размере 240 больших бочек пальмового масла [27, т. 56, с. 1210, 1226]. В 1867 г. вождь Старого Калабара за принесение в жертву двух женщин был наказан штрафом в размере 20 бочек пальмового масла высокого качества [27, т. 59, с. 1010].

Хотя еще были случаи прибытия в Новый Свет невольничьих судов, эпоха работорговли кончалась. И у аболиционистов, и у колониальных деятелей, которые боролись с работорговлей, была теперь одна цель. Вместо торговли невольниками они хотели развить в Африке «законную» торговлю, привнести «строгую» мораль и таким образом в итоге познакомить народы Африки с «благами» западной цивилизации и коммерции [478, с. 215]. Это вело к образованию и расширению европейских колоний, вылилось в схватку колонизаторов при разделе континента и в создание системы колониального рабства для африканцев в самой Африке.

Глава IX.
КОНЕЦ ТРАНСАТЛАНТИЧЕСКОЙ РАБОТОРГОВЛИ.
НАЧАЛО КОЛОНИАЛЬНОГО РАЗДЕЛА АФРИКИ

Памятно еще время, когда в Парламенте раздался единодушный голос, долженствовавший положить конец постоянному торгу неграми; в начале кто же не увлекся благородным порывом, готовым возвратить к новой жизни целые племена, столь долго отторгнутые от семьи человеческой! Но что же вышло? Не объяснилось ли в самое короткое время, что настоящей целью этих громких великодушных возгласов было уничтожение колоний, принадлежащих другим державам… возможность держать всегда под пятой своей корабли других наций!

Ротчев А. Правда об Англии и сказания о расширении владений ее во всех частях света. СПб., 1855

Работорговля как предлог – прием старый-престарый.

Джон Голсуорси

Приблизительно с 40-х годов XIX в. англичане в своей борьбе против работорговли перешли к новой тактике, которая стала началом конца трансатлантической работорговли в Африке. Началось разрушение невольничьих факторий и заключение договоров с местными вождями. Эти договоры предусматривали запрещение торговли невольниками, меры, которые Англия имела право принимать в случае ее возобновления, правила будущей торговли во владениях таких вождей. Устанавливался фактически режим наибольшего благоприятствования для Британии. В некоторые договоры были также включены статьи о признании английской верховной власти, а иногда и прямо об установлении протектората.

Подобные договоры заключались и раньше [36, т. 1]. Передачей земли по таким соглашениям было положено, например, начало колонии Гамбии и т. д. К середине XIX в. заключение многочисленных договоров и повсеместное разрушение факторий свидетельствовали о начале нового этапа колониальной политики европейских держав, в первую очередь Англии, а затем Франции, о новом наступлении на Африканский материк.

В странах Европы шла промышленная революция. Становление мирового рынка вело к изменениям в сфере разделения труда. В эпоху первоначального накопления, когда капитализм только набирал силу, Африке было отведено место резервуара рабочей силы для создания в Новом Свете тех материальных ценностей, которые потом стимулировали дальнейшее развитие капиталистических отношений в Европе и в некоторых североамериканских британских колониях. В XIX в. Африка начинает рассматриваться промышленными кругами Европы и Америки как возможный обширный рынок сбыта промышленных товаров, как сфера приложения капитала, как источник сырья. Африканцам по-прежнему отводилась роль рабов, но уже на своей собственной земле. Захват колоний подразумевал наличие и использование рабочем силы в самих этих колониях. Африканцы становились необходимы колонизаторам в самой Африке.

В эти же годы в европейских странах, и вновь в первую очередь в Англии, а затем во Франции, поднимается новая волна аболиционистского движения.

Аболиционисты XVIII, и начала XIX в. в своих работах основное внимание обращали на нравственные качества африканцев, подчеркивали равенство «белой» и «черной» расы, рассказывали об ужасах работорговли.

Аболиционисты XIX в. также показывали читателю Африку, истерзанную работорговлей. Но в их книгах гораздо меньше говорилось о равенстве африканцев и европейцев как об одной из моральных причин, требующих окончания работорговли. Несравненно больше внимания уделялось рассказам о природных богатствах Африки, которые ждут рук белого человека. Как много может дать Африка экономике Европы, если Европа поможет Африке прекратить работорговлю, – вот лейтмотив работ аболиционистов середины XIX в.

Призыв аболиционистов к крестовому походу против работорговли совпал с желанием правительств наиболее сильных стран Европы начать создание колоний на Африканском континенте. Аболиционизм, по сути дела, начал смыкаться с колониализмом, хотя, как уже говорилось выше, многие аболиционисты совершенно искренне хотели помочь африканцам покончить с работорговлей и перейти к мирному, нормальному образу жизни.

В 1839 г. в Англии было образовано «Общество по уничтожению работорговли и по распространению цивилизации в Африке» (Society for the Extinction of the Slave Trade and for the Civilization of Africa) [121, с 1–12]. Общество, созданное аболиционистами, ставило перед собой, по существу, прямые колонизаторские цели: проникновение в Африку, использование ее природных ресурсов, насаждение христианской религии в целях приобщения африканцев к достижениям европейской цивилизации. Единственным препятствием всему этому объявлялась работорговля, борьба с которой и была провозглашена великой задачей общества.

Само существование и развитие работорговли представлялось уже как явление сугубо местного порядка. О роли европейцев в развитии работорговли организаторы общества, в отличие от аболиционистов XVIII в., даже не упоминали. Наоборот, они говорили о той бескорыстной и трудной борьбе, которую европейцы ведут против варваров африканцев, в течение нескольких столетий продающих своих соотечественников.

В проспекте о деятельности общества указывалось, что одной из важных мер в борьбе с работорговлей должно стать заключение договоров с местными вождями о запрещении работоогогли. Необходимо, говорилось в нем, развитие «законной» торговли с Африкой, которая заменила бы работорговлю и дала бы возможность африканцам получать от европейцев в обмен на местные товары все те продукты и товары, которые они сейчас получают в обмен на рабов.

В связи с этим указывалось на необходимость, с точки зрения организаторов общества, оказания действенной помощи африканцам в улучшении обработки земли, в выращивании тех культур, которые европейцы хотели вывозить из Африки [121, с. 121.

«Общество по уничтожению работорговли…» было одним из инициаторов Нигерской экспедиции, которая, по сути дела, явилась колониальной разведкой Британии.

В течение первой половины XIX в. произошло громадное расширение английских колоний. Заключая договоры с побежденной наполеоновской Францией, Англия выторговала себе большие территориальные прибавления к колониям (остров Тринидад, часть Цейлона, мыс Доброй Надежды и др.). В 1824 г. она начала колониальную войну с Бирмой и захватила большую часть страны. После этого последовал захват Малаккского полуострова. В 1841 г. Великобритания пыталась подчинить себе Афганистан. В это же время, соперничая с Францией, Англия захватила часть островов Новой Зеландии и т. д. В Китае горело пламя опиумных войн. Шло к концу завоевание Индии.

«На протяжении первой половины XIX в., обогнав в своем промышленном развитии все другие страны, английский капитализм занял преобладающее положение в мировой торговле и развернул активную колониальную политику в особенно широких, еще невиданных масштабах» [204, с. 211]. К середине XIX в. в понятие «Британская империя» входили: Канада, Австралия, Новая Зеландия, Индия, Цейлон, Вест-Индия, Малайя, Борнео, но из африканских земель только Южная Африка. Теперь наступила очередь других африканских территорий быть включенными в эту империю.

Когда усилилась эмиграция в Новый Свет, вначале предполагали, что колонии Вест-Индии и страны континентальной Америки обойдутся без дальнейшего ввоза африканцев. Возможно, это было одной из причин кратковременного уменьшения ввоза невольников-африканцев. Однако вскоре стало ясно, что в колониях опять не хватает рабочих рук.

В середине XIX в. Англия, Франция и Голландия начали ввозить в Вест-Индию свободных африканцев. Англия, в частности, тех, кто был освобожден английскими моряками с задержанных невольничьих кораблей. Франция и Голландия объявили, что они приступили к найму и ввозу свободных африканцев на работу в свои вест-индские колонии. Франция раньше начала ввозить африканцев на острова Индийского океана. Как мы уже говорили, так называемая контрактация африканцев была настоящей работорговлей.

На некоторые острова Вест-Индии, например Ямайку, Тринидад и на Кубу, начался в это время ввоз дешевой рабочей силы: индийиев и китайцев [27, т. 48, с. 1217; 199]. Косвенным образом это говорит об успехах борьбы с вывозом рабов из Африки после 1840 г. До этого времени контрабандный ввоз рабов-африканцев в Новый Свет вполне удовлетворял спрос на рабочие руки в колониях.

В это же время увеличивается эмиграция из Европы в страны Америки. Основная масса эмигрантов отправлялась в США, Канаду, но какая-то небольшая часть ехала и на вест-индские острова. Постепенно в странах Нового Света накапливалась свободная, наемная рабочая сила, которой в будущем предстояло заменить африканцев и работать рядом с освобожденными невольниками.

Однако вопросы вывоза африканцев из Африки после прекращения работорговли, ввоза в Новый Свет китайцев, индийцев и растущей иммиграции европейцев выходят за рамки данной работы. Важно отметить следующее: вывоз рабов из Африки начал уменьшаться не потому, что развитие капитализма сделало невыгодным применение рабского труда в Новом Свете. Это время не наступило. Нет, рабы-африканцы, зарекомендовавшие себя прекрасными работниками, стали нужны в самой Африке. Если в странах Нового Света местное население было почти истреблено и фактически заменено африканцами, то в Африке с самого начала образования колоний в областях распространения европейской работорговли ставка делалась на колониальное порабощение местных жителей.

Один из членов английского парламента как-то заявил: «При обсуждении на заседаниях в палате общин различных коммерческих вопросов мы часто слышим, что, если в контрабандной торговле прибыль равна 30%, эту контрабанду невозможно запретить. Но в работорговле прибыль превышает 30%, и даже 300%; 1000% или 1500% прибыли при работорговле не преувеличение. Утверждают, что раба, купленного на африканском побережье за 4 ф. ст., можно продать в Бразилии за 80 ф. ст. Торговля рабами – контрабанда, которая дает 2000% прибыли. И вы думаете, что моряки и военные корабли могут прекратить ее?!» [31, т. 96, с. 1092–1093].

Не начнись колониальный дележ Африки, контрабандная работорговля, пусть в меньших размерах, продолжалась бы еще неопределенно долгое время. Но эпоха рабства африканцев в Новом Свете кончалась. Начиналось время колониального порабощения африканцев на своей родной земле.

В 40-х годах была усилена английская патрульная африканская эскадра. К берегам Африки были посланы несколько небольших пароходов, которые дали английским морякам возможность подниматься вверх по течению рек. Теперь можно было преследовать лодки работорговцев, брать под наблюдение селения, расположенные по берегам рек, и вообще распространять влияние Англии на земли африканских народов западноафриканского побережья.

В 1847 г. английская африканская эскадра вместе с вспомогательными судами насчитывала 34 корабля с 4 тыс. моряков [27, т. 91, с. 730]. От блокады невольничьих факторий англичане перешли к их разрушению. Одним из первых мест, в свое время подвергшихся блокаде, было Галлинас, крупнейшее гнездо работорговцев севернее побережья Бенинского и Биафрского заливов. Оттуда вывозили 8–10 тыс. невольников ежегодно. Еще в ноябре 1840 г. впервые на западноафриканском побережье в Галлинас были разрушены и сожжены строения, где содержались рабы, приготовленные к продаже, уничтожены склады работорговцев с товарами и их жилища. В результате этой операции английские моряки, которыми командовал капитан Динмэн, освободили около 800 рабов. В течение полугода моряки английской африканской эскадры разрушили ряд невольничьих факторий. Результаты сказались очень быстро.