Текст книги "Северный путь (СИ)"
Автор книги: Светлана Гольшанская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 49 (всего у книги 59 страниц)
К тому же парня в городе любили, а тут такой позор. Прямое доказательство его лицемерия. От него отвернулись бы и родители, и невеста, и друзья. Поэтому Орм струхнул. Дальше все снежным комом покатилось. Вначале он наверняка воспользовался старым способом, чтобы принудить Мелюзину от ребенка избавиться. Не получилось. Орм перешел к угрозам. Когда не подействовали и они, решился на убийство. Дождался, когда мельник уйдет из дома, и напал.
Охотник замолчал, переводя дух. Майли нетерпеливо смотрела на него:
– А дальше что было?
– А дальше остается только гадать. Раз Мелюзины нет среди мертвых, то кто-то Орму явно помешал. Забрал девушку и напугал лесоруба.
– «Чудище из лужи»?
– Да. Вполне вероятно, что именно оно и есть наш убийца. Только ума не приложу, зачем ему это понадобилось.
Майли не представляла, что это за существо, а уж его мотивы и подавно не волновали. Мучило совершенно другое:
– Все равно не понимаю, зачем Орму понадобилось принуждать нелюбимую женщину к близости и рисковать честью из-за этого. Ведь у него все было: и семья, и ремесло, и даже невеста.
– Которую он тоже, скорее всего, не любил, – продолжил ее рассуждения Николя, а потом невесело усмехнулся. – Близость и жажда острых ощущений для мужчин сродни потребности в пище или сне. Заставляет чувствовать вкус жизни, притупляет боль от одиночества, отвлекает от повседневной рутины. А с нелюбимой всегда проще. Нет страха ошибиться или обидеть, не надо завоевывать интерес и потом мучительно его удерживать, не надо думать о будущем, о глупых обстоятельствах и условностях, что неизбежно встанут между вами. В таких отношениях нет душевной боли, что во стократ сильнее телесной. Если ты не отдаешь никому свое сердце, то его вряд ли разобьют.
Майли закрыла лицо руками и громко всхлипнула. Николя остановился и озадаченно глянул на нее:
– Что с тобой?
– Финист… он ведь так же ко мне относится. Как к игрушке, которая удовлетворяет его потребности, но стоит Герде его поманить, как он забывает обо мне. А если я забеременею? Вдруг он как Орм принудит меня избавиться от ребенка или даже…
Охотник ошалело вскинул брови:
– Я, конечно, не лучшего мнения о Финисте, но вряд ли он способен на такую низость. Тем более у тебя есть друзья, которые не бросят в беде.
– Вы бы, правда, за меня заступились? – Майли с восхищением разглядывала его внушительную фигуру.
– Конечно. Но лучше сама не позволяй пользоваться собой.
– Я… – Майли внутренне сжалась. Она не представляла, как отказать Финисту, когда он смотрит на нее голодным взглядом похотливого фавна.
– Имей хоть каплю гордости. Если ты себя не уважаешь, то и он не станет.
Майли совсем понурилась. До дома добрались молча. Пока Майли доедала обед, Николя успел принять у мастеровых новую телегу и впрячь в нее толстую кобылу целителя. Майли устроилась на обтянутых плотной материей козлах рядом с Николя. Он направил лошадь к видневшимся вдали горным отрогам. Ехать пришлось долго, потому что широкая дорога, по которой могла пройти телега, петляла вдоль лесов, ущелий и скал. До хижины лесоруба добрались уже за полдень. Майли успела отбить себе бока. Тряску на каменистой дороге не смогло смягчить даже удобно сработанное сиденье. На этот раз она хотя бы додумалась одолжить у Герды теплую одежду и удобные башмаки. Удивительно, но размеры у них оказались одинаковые, хотя внешне Герда выглядела более тощей и тонкокостной. Может, это из-за светлых волос?
Одинокий деревянный домик с покатой травяной крышей располагался посреди живописного кедрового леса, густым частоколом обрамлявшего суровые северные предгорья. Покосившаяся дверь раскачивалась на ветру, противно скрипела и громко хлопала об притвор.
Николя вошел внутрь первым и, убедившись, что опасности нет, поманил за собой Майли. Как и говорил Торольв, по дому словно ураган прошелся: у стульев оторваны ножки, стол покосился и треснул, кровать прогнулась до самого пола и наверняка тоже треснула под матрацем. Сквозняк гонял по углам перья из разодранной в клочья подушки и лоскуты ткани. На полу и стенах виднелись тонкие длинные царапины. Николя приложил руку к одной из них:
– Это не от когтей, а от человеческих ногтей осталось. Но как же надо было постараться, чтобы такое сделать?
Майли поежилась, наблюдая, как Охотник подбирает с пола сломанные и порванные вещи и внимательно их изучает.
– Можно я выйду? – взмолилась она, прикрывая рот рукой. – Здесь пахнет отхожим местом. Мне дурно!
– Потерпи немного, – продолжая поиски, ответил Николя. – На улице может быть опасно.
Майли зажала нос пальцами, боясь настаивать. Сейчас она бы все отдала, чтобы вернуться к унылым занятиям вместе с Финистом. Они хотя бы не такие жуткие и мерзкие!
Подойдя к кровати, Николя обнаружил на матраце остатки засохшей белесой слизи и, отрезав ножом лоскут, поднес к глазам.
– Дрянь! – поморщился он и, завернув лоскут в платок, спрятал за пазуху. – Так я и думал. Все, можем уходить.
Майли рванулась к двери, но Охотник вдруг замешкался, услышав, как под ногой скрипнула половица.
– Погоди!
Он несколько раз прошелся туда-сюда, проверяя, какая именно доска издает звук, и, сев на корточки, подцепил ее ножом. Половица легко вынулась, открыв неплохой тайничок для денег и ценностей. Николя достал оттуда большую белую раковину с длинными шипами. Точь-в-точь как ту, которую отказался продавать Вагни. Охотник присвистнул и почесал затылок. Майли негодующе уставилась на него. Нашел подарочек для своей ненаглядной простушки? Но Майли не обязана терпеть такие мучения только ради этого!
– Идемте, я больше не могу-у-у! – взвыла она и выскочила на улицу.
Охотник взял раковину подмышку и поспешил следом. Уже на улице у телеги с задумчивым видом спросил:
– Похоже на гребень?
И провел по своим волосам. Майли удивленно моргнула:
– Только если нет денег на что-нибудь более подходящее.
Охотник кивнул и спрятал раковину в соломе, которой было застелено дно телеги. Они немного побродили по двору в поисках следов, но ничего не нашли, кроме едва заметной тропы, которая вела к большому горному озеру с кристально чистой водой. Похоже, это и было заповедное озеро Цуг. Николя решил, что тело спрятано где-то тут.
Лесная тропа оказалось для телеги слишком узкой и пришлось еще с полчаса трястись по объездной дороге. Остановились на высоком обрывистом берегу.
– Самое время взять след. – Николя вынул из-за пазухи лоскут и протянул Майли. – Это должно помочь.
Майли брезгливо отодвинулась.
– Я не стану трогать эту дрянь! Ни за что!
Николя поморщился и покачал головой.
– Как же тяжело порой с избалованными дочками аристократов, – разочарованно пробормотал он, спрыгнул с козел, сбросил с плеч плащ и снял рубашку.
– Что вы делаете? – переполошилась Майли. Ведь было не так жарко.
– Собираюсь искать тело сам, раз ты помогать отказываешься. Посмотрим, насколько хватит моего запаса прочности, – сказал он, с отрешенным видом стаскивая сапоги.
Майли нервно кусала губы, не в силах отвести взгляд от подтянутого, играющего мускулами тела. До чего хорошо сложен! Пожалуй, даже лучше Финиста. Теперь понятно, на что Герда так запала. Жаль, если такая красота пропадет из-за разборок бюргеров!
– Ну, ладно-ладно! – сдалась Майли. – Давайте ваш лоскут.
Николя обаятельно улыбнулся и, вручив ей грязную тряпку, плотно запахнулся в плащ. Замерз. Явно представление затеял, чтобы принудить ее мертвеца искать. И умеет же, гад, людьми манипулировать!
Майли повертела лоскут в руках, пристально изучая. В голову закралась тошнотворная догадка, в какой именно пакости он перемазан, но Майли предпочла загнать эту мысль подальше. Иначе бы точно вытошнило.
– Может, стоило взять игрушку? – попыталась отступить в последний момент, но Николя отрицательно покачал головой.
Майли зажала лоскут в левой руке, а правой вытянула кулон и принялась раскачивать его, сосредотачиваясь на желтовато-коричневом камне внутри. Закрыла глаза. Перед мысленным взором с трудом, будто нехотя из янтаря прорастал золотистый ус. Он вел сквозь озерную гладь на дно глубокого омута, где покоилось безжизненное тело.
– Там, – Майли указала в центр заповедного озера.
Николя кивнул. Они спустились по крутому берегу к мосткам, у которых была привязана маленькая плоскодонка.
– Думаю, хозяин одолжит нам ее на время, – сказал Охотник, развязывая узел на веревке.
Майли залезла внутрь, опасливо переступая по качающемуся днищу. Вдруг хлипкая не просмоленная посудина даст течь? Плавать Майли не умеет. Может, стоит предупредить Николя? Но он уже сам запрыгнул внутрь и оттолкнул лодку от мостков рукой. Как он собирается управляться на воде без весел?
Николя устроился у кормы и окунул ладонь в воду. Пошли пузыри, и лодка быстро помчалась по плоской, как зеркало, озерной глади.
– Здесь! – крикнула Майли, когда ус от янтаря ушел вертикально вниз.
Николя вынул руку из воды, и лодка послушно замерла. Охотник скинул с себя плащ и сапоги, а следом и штаны, оставшись в одном исподнем.
– Что вы делаете? – переполошилась Майли.
– Нужно его достать, – бросил Николя и нырнул в воду.
Легко, как чайка. Даже лодку не раскачал.
– Стойте, я боюсь! – поздно спохватилась Майли.
Ждать в давящей на уши тишине пришлось долго. Вдруг Николя утонул, и Майли придется сидеть посреди озера до скончания времен. Или пока она сама не утонет, или сойдет с ума, или умрет от голода. Так стало себя жалко!
– Кинь мне веревку, – позвал Николя откуда-то сбоку.
Майли вздрогнула и выглянула за борт. Охотник придерживался рукой за край лодки.
– Глубоко, аж уши в трубочку сворачиваются. И вода ледяная. Видно, кто-то специально здесь тело спрятал, чтобы наверняка не нашли, – делился он своими догадками, пока Майли дрожащими руками подавала ему веревку.
Вода вокруг Охотника вспенилась. Лодка закачалась, и он снова камнем ушел на дно. Интересно, как ему удается держаться под водой так долго? Снова телекинез использует? Порой кажется, что его дар всемогущ. Люди не должны обладать такой силой. Иначе они слишком похожи на… на богов? Майли отругала себя за святотатственные мысли и принялось терпеливо ждать.
Прошло в два раза больше времени, но Николя все-таки вынырнул, бледный, покрытый пупырышками. Фиолетовые губы едва заметно подрагивали. Он забрался в лодку и привязал к корме веревку, на другом конце которой болтался утопленник. Майли изо всех сил старалась не смотреть на него. Николя выкручивал волосы и натягивал на себя сухую одежду, пытаясь согреться. Откупорил флягу и, опустошив ее до дна, потряс, с жадностью заглатывая последние капли.
– Ненавижу холод, – пояснил он, когда щеки слегка порозовели, а зубы перестали отбивать ритм чечетки. – Надеюсь, к водяным больше лезть не понадобится.
Николя снова устроился на корме и погнал лодку к берегу. Как только причалили, Охотник помог Майли выбраться на мостки и принялся вытягивать из воды огрузневшее тело. Пришлось волочь его на себе на крутой берег к телеге. Тяжело пыхтя, Николя взвалил труп на солому лицом вверх и принялся осматривать. Майли, не сдержав любопытства, выглянула из-за плеча Охотника. Мертвец был абсолютно нагой, разбухший, покрытый сморщенной восковой кожей. Уродство!
– Уф! Сомневаюсь, что он захлебнулся, – мрачно заключил Николя.
Майли скосила взгляд. Внизу живота расплылось большое бурое пятно, а между ног осталось лишь месиво из стертой плоти. Майли вскрикнула и зажмурилась.
– Это рыбы сделали? – спросила она.
– Нет там никаких рыб. Поэтому озеро и называется заповедным, – вздохнул Охотник и чем-то зашелестел. – Можешь открыть глаза. Будем пробовать вызвать дух. Он еще не упокоился и витает где-то рядом. К тому же явно жаждет мести – должен сотрудничать.
Майли недоверчиво приоткрыла один глаз. Николя накрыл тело холстиной, оставив видной лишь голову. Уже чертил на земле сигил призыва – невероятно сложный знак, который должен был помочь с временным возвращением духа в тело. Охотник заставил ее раз сто его скопировать, чтобы точно запомнить каждый штрих. Большой круг, в нем человек в полный рост с вытянутыми в стороны руками и ногами. В пустых секторах обозначения четырех стихий. Внизу между ногами знак смерти – перевернутый анк. Птица над головой – символ души. Медиумы прошлого придумали множество ритуалов, чтобы облегчить общение с мертвыми. Именно с них Охотник и начал обучать Майли. Приходилось зазубривать сотни сложных формул, причудливых схем и рецептов тошнотворных зелий, а также прочитать гору книг. Дар все еще пугал и отталкивал, но хотя бы что-то приобрело ясность.
Николя закончил сигил и уложил обернутое в холст тело в центр.
– В следующий раз рисовать будешь сама, – предупредил он, стряхивая с рук пыль. – А потом, надеюсь, научишься обходиться без вспомогательных средств.
Охотник подал Майли длинный ольховый посох, который сделал для этого ритуала. Она повязала наверх свой кулон, зажгла припасенную свечу и поставила ее возле головы мертвеца. Замерла. Николя протянул ей свой нож, но она отшатнулась, не в силах сделать то, что он хотел.
Охотник тяжело вздохнул и, опустившись на колени, вырезал на лбу у покойника пентаграмму.
– Действуй. Больше я ничем помочь не смогу, – в голосе Николя сквозили разочарование и упрек.
Неприятно. Майли подошла к телу, воздела посох… и от волнения забыла слова. Николя прикрыл лицо ладонью. Майли полезла в карман за скомканным листом с формулой вызова, долго ее разворачивала и перечитывала. Николя нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
– Светом и тьмой заклинаю, духа с той стороны призываю, в тело вселись, к нам воротись! – произнесла она и ударила посохом в пентаграмму на лбу. По руке словно искра прошла, оставляя в жилах огненную дорожку, запалила янтарь желтым светом. Он пронзил посох и зажег звезду на коже покойника.
Майли с замиранием сердца глянула на покойника. Ничего не происходило. Она разочарованно выдохнула и перевела взгляд на Охотника. Тот подбадривающе подмигнул и пихнул мертвеца носком сапога. Покойник дернулся и со сдавленным всхлипом забормотал:
– Не надо! Остановись! Мне больно! Я больше не хочу!
– Предсмертные слова, – пояснил Николя.
Покойник замолчал и разлепил веки. Из-под них уставилась пара бледных мертвецких глаз:
– Вы пришли отомстить за меня? – гнусаво прохрипел он. Майли показалось, что в его безжизненном голосе мелькнула робкая тень надежды.
– Да, – задумчиво кивнул Николя. – Расскажи, что произошло.
– Оно пришло в полночь. Притворилось прекрасной девушкой. Сказало, что заблудилось в лесу и попросилось на ночлег. На меня словно морок навели. Знал же, что ночью в Утгарде только демоны рыщут. Знал, что оно обещало вернуться за мной. И все равно не удержался. Пустил. Оно рубашку прямо на пороге сбросило и принялось соблазнять. О, как же оно было красиво! Что оно только ни вытворяло! Никого я так не желал. Оно ездило на мне до самого рассвета. Иссушило досуха. Я опомнился, только когда остался совсем без сил. Взмолился о пощаде, но оно не слушало, продолжая терзать мою плоть, пока сердце не лопнуло от натуги.
Майли слушала его вполуха, сжимаясь от ужаса. Да, парень был подлецом, но такая смерть – слишком жестоко.
– Мда, чувство юмора у этого демона своеобразное, – Николя, наоборот, рассказ не впечатлил. Даже жалости особой Охотник не выказывал.
– Так вы отомстите? – с надеждой спросил утопленник.
– Если ты расскажешь нам все, – Охотник выделил интонацией последнее слово. – Что это за «чудище из лужи» и почему обещало за тобой вернуться?
– Не знаю я, ничего не знаю, – заскулил покойник.
– А мне сдается, что знаешь, – настаивал Николя. – Пойми, это в твоих же интересах. Нет убийцы – нет и мести.
Мертвец недовольно заскрежетал зубами, но все же заговорил:
– Оно явилось, когда я на мельницу к потаскушке ходил. Сколько раз просил ее от ублюдка избавиться, а она ни в какую. Как только ни принуждал, даже угрожать пытался, а она все заладила, мое дитя – никто меня его погубить не заставит. Такая же глупая, как папаша ее. Рожать ей, видите ли, захотелось. А что обо мне в городе скажут, как все вскроется, она подумала?! Вот я и решил умыкнуть ее и сюда привезти, а когда родит, утопить приплод в озере, как котят топлю каждые полгода. Так она ж, дура, кричать стала, сопротивляться. На сносях-то. Видно, что-то себе повредила. Вначале вода по ногам полилась, мутная такая, слизкая, а следом кровь рекой. Упала без чувств. Мне так страшно сделалось. Коль умрет девка, так на меня ж всех собак навешают. А мельник вообще выкуп потребовать может за дочку-то за свою.
Я и рванул оттуда со всех ног, только на луже перед домом поскользнулся. Странная такая лужа. Не было ее до этого, точно помню. Поднимаюсь, гляжу, а из воды чудище вылезает. Сверху на бабищу грудастую похоже, а снизу зеленые осьминожьи щупальца торчат. Я от страха прям обомлел, а оно как схватит меня за грудки и давай трясти. «Это ты, – кричит, – мое чадо обидел? Не будет тебе за это прощенья. Ночью приду, тогда и посмотрим, долгонько ль ты любиться сумеешь». И помчалось в дом за мельниковой дочкой, затянуло ее в лужу и исчезло.
А я так и остался на земле сидеть. Все никак в себя придти не мог. Потом мельник прибежал. Чуть душу не вытряс. На силу от него вырвался. Потом еще эта дура Палантина ко мне привязалась со своей помощью. Из-за них только к вечеру домой удалось попасть. По темноте ведь не сбежишь – чего доброго в ущелье свалиться можно, или к демону какому на зуб попасть. Ну вот я и попал. Так вы отомстите? Убьете эту гадину из лужи?
Николя дернул головой, изо всех сил пытаясь сохранить хотя бы вид беспристрастности, но Майли понимала, что внутренне он хочет убить этого подлеца еще, наверное, раз двадцать.
– Я всем воздам по справедливости, – выдавил из себя Охотник. – Но ты не все сказал. Как тебе удалось принудить Мелюзину к близости?
– Ни к чему я ее не принуждал. По своей воле пришла! – попытался отговориться покойник, но Николя продолжал упорствовать.
– Говори, иначе я убийцу искать не стану.
– Хорошо, – согласился утопленник, явно уверенный, что справедливость все равно окажется на его стороне. – Прошлым летом я с Торольвом поспорил, что смогу соблазнить эту недотрогу. И так, и эдак пробовал подобраться, а ей и дела ни до чего не было, кроме бабьих сказок о принцах. Уже и сам пытался в принца переодеться, даже песни под окном пел, а она все равно отшила. Я уже совсем отчаялся. Начал деньги копить, чтобы Торольву проспоренное отдать. Но тут случайно подглядел, как она сидела у моря, где мельникова жена утопилась, и волосы свои белой раковиной расчесывала. Потом будто бы позвали ее из воды. Она скинула свое унылое платье, да такой красавицей оказалось, что нельзя было взгляд отвести. Такие прелести под убогой одеждой скрывала! Когда она нырнула в воду, я раковину себе забрал. Она как из воды выскочила, взмолилась, чтобы я раковину вернул. Обещала любое желание выполнить. Я и пожелал. Она каждую ночь приходила. Все, что я ни загадывал, делала. Такое, на что ни одна другая женщина бы не согласилась. Даже к ребятам из артели водил ее – они верить отказывались, пока своими глазами не увидели, как она меня ублажает.
Николя закашлялся, ослабляя ворот рубахи:
– И она не пыталась сопротивляться?
– Ни разу. Должно быть, ей нравилось.
– Ну да, а раковину ты так ей и не вернул? – скептически хмыкнул Николя, но покойник иронии не заметил.
– Все случая не было. А потом родители за меня Палантину посватали. Уж и свадьбу назначили. Надо было с разгульной жизнью кончать. Вот я и сказал мельниковой дочке, чтобы больше не приходила.
– Но раковину не отдал?
– Заладили вы с этой раковиной! Нет, не отдал, иначе кто бы смог поручиться, что потаскуха бы не ославила меня на всю округу? Знаю я этих баб! Еще представила бы все, будто я ее снасильничал. А так молчала. Делала, что говорю. Пока про ребенка не узнала. А там ее будто подменили. Сразу из послушной мышки в мегеру превратилась. Еще батю своего натравила. Предательское бабье племя!
– Мастер Николя, я больше не могу! – взмолилась Майли. По горлу уже тянулся кислый привкус дурноты. Малейшее шевеление могло разорвать желтую нить, связывающую янтарь с покойником. Но она же вытягивала из Майли все силы.
– Потерпи, последний вопрос, – попросил Николя и снова обратился к утопленнику: – Скажи, у тебя ни разу не возникало чувство, что ты делаешь что-то предосудительное?
– А что такого-то? Она ведь сама пришла. Сама! – остервенело оправдывался покойник. – Вы ведь отомстите? Отомстите! Вы должны! Я ведь человек!
Николя махнул Майли рукой, и та спешно разорвала нить. Покойник обмяк, потеряв связь с душой. Майли приложила руку к груди, пытаясь унять бешено колотящееся сердце.
– Хорошо, а теперь разрушь сигил и упокой душу, – устало отдавал распоряжения Николя.
– Не могу. Я без сил! – чуть не плача, ответила Майли, с трудом справляясь с дыханием.
– Прости, но это я за тебя сделать не смогу, – настаивал Николя, не восприняв всерьез ее истерику. – Если не упокоишь его сейчас, он привяжется, и избавиться от него будет намного сложнее.
Майли собрала остатки воли в кулак, подняла посох и принялась вытирать символы внутри сигила: вначале стихийные, потом смерть, и, наконец, душу. Надо было произнести еще одну формулу, но Майли снова забыла слова и полезла в карман за подсказкой.
Николя безнадежно покачал головой:
– Ты должна относиться к учебе серьезней и посвящать ей больше времени. Кто знает, как жизнь повернется? Когда-нибудь ни Финиста, ни меня рядом не окажется. Только твой дар будет с тобой всегда. Он сможет тебя защитить, но для этого ты должна полностью им овладеть. Иначе из друга он превратится во врага. Ты же прекрасно это знаешь.
Майли повела плечами. Обидно. Он что ее совсем за дурочку держит? Да, наверное, так и есть. Даже Герда не стала бы так ныть и жаловаться. Майли развернула лист с формулой и зачитала, четко проговаривая каждой слово:
– Дух неупокоенный, странник стороны, вернись к себе, отчаянный, оковы разорви, – Майли второй раз ударила посохом в звезду на лбу покойника и принялась стирать остальную часть сигила, не переставая читать формулу: – Пройди путями тайными, обряды соверши, от скверны отмщения свой Атман отдели. Ступай в чертоги времени и круг свой заверши…
Николя вскинул руку, приказывая остановиться. Тело покойника содрогнулось и издало утробный звук. Изо рта вырвался столб желтого света и ударил в ставшее пасмурным небо.
– И в образе младенца обратно поспеши, – выдохнула Майли последнюю фразу.
– Не следовало открывать ему путь обратно, но… – Николя тяжело вздохнул. – В конце концов, кто мы такие, чтобы судить мертвых. Тут хотя бы с живыми разобраться.
Майли без сил распласталась на земле. Николя поднял покойника и отнес обратно в телегу, а потом вернулся.
– Выносливости у тебя еще меньше, чем у Герды, – заметил он, помогая подняться. – Сними обувь. Надо босыми ногами по земле походить – так быстрее восстановишься.
Майли нехотя послушалась: стянула сапоги и несмело поставила босые ступни на землю. Она была непривычно холодной и жестокой настолько, что каждый шаг причинял боль, особенно если под ноги подворачивались мелкие камушки. Через несколько минут мучений Майли решила надеть обувь обратно.
– Потерпи, – остановил ее Николя, сочувственно улыбаясь. – Надо просто привыкнуть, и станет легче.
Он снял собственные сапоги и, размяв пальцы на ногах, бодро пошел вдоль берега озера. Майли пришлось торопиться следом. Слишком боялась оставаться здесь одной, особенно после рассказа покойника.
– Не пора ли нам возвращаться? – спросила она, с трудом нагнав Охотника. – Иначе мы не успеем до темноты.
– Поэтому мы и не спешим, – усмехнулся Николя. – Не хочу, чтобы упсальцы видели тело в таком состоянии. Иначе они потребуют от меня поспешных действий, на которые я пойти не могу.
– Не уверены, что «чудище из лужи» заслужило наказание? – Майли его в этом поддерживала.
– По законам Стражей преступление против будущей матери и собственного ребенка считалось самым тяжким грехом. За это человека голым привязывали к столбу и оставляли медленно умирать от палящего зноя или холодного ветра. А с падением ордена люди, кажется, забыли, что хорошо, а что плохо.
– Знаете, а ведь у единоверцев материнство тоже считается священным. Человеку, взявшему на душу такой грех, уже никогда не заслужить прощение перед лицом Единого, – задумчиво сказала Майли. Она все время искала и не находила, что в ее вере было такого ужасного, из-за чего ее новые друзья так недолюбливают всех ее приверженцев.
– Это от того, что единоверцы во многом переняли Кодекс Стражей и продолжили исполнять основные положения, поменяв лишь имена некоторых вещей, чтобы в глазах людей их вера казалась более истинной.
– Вы хотите сказать, что они – воры? – возмутилась Майли.
– Чтобы управлять людьми, нужно создать ядро, которое не позволило бы обществу потонуть в анархии. Вера со своими строгими догматами и есть это ядро. Стражи ее утратили, а следом потеряли и власть, став в глазах людей тем самым злом, с которым Стражи сами сражались. Возможно, когда-нибудь Голубые Капюшоны совершат ту же ошибку, и тогда сжигать будут уже их. Это извечные законы бытия, суть которых должна оставаться неизменной, чтобы не наступил конец света. А имя лишь пустой звук, даже эхом не отдающийся в вечности.
– Вы сейчас говорите прямо как наш священник из монастыря, – тепло улыбнулась Майли, впервые за долгое время чувствуя себя легко и непринужденно. Как будто снова вернулась домой, где все просто и понятно. И даже перестала замечать впивающиеся в ноги камни и промозглость выхоложенной за зиму земли. Мучительное ощущение пустоты внутри приглушалось и пропадало.
– Это еще раз доказывает, что между нами и единоверцами нет такой уж большой разницы, – усмехнулся Николя, как Майли показалось, с горьковатым привкусом.
– Ничего не слышишь? – насторожился Охотник.
Майли покачала головой, во все глаза глядя на него. Николя ускорил шаг. Она едва поспевала следом, снова напоминая себе коротконогую толстуху-кобылу, изо всех сил старающуюся угнаться за быстрым вороным жеребцом. Они прошли вдоль берега озера к убегающей в лес речке с петляющим в камнях руслом. Она упиралась в крохотный водопад, который спускался со скалы узким каскадом. На подходе к нему Майли тоже услышала. Невероятно печальную и вместе с тем чарующую мелодию одинокой скрипки. Для кого искусный музыкант играет посреди Утгардской глуши, куда заходить смеют лишь демоны?
Николя замер возле густых кустов можжевельника и приложил палец к губам. Майли выглянула в просвет и приглушенно ахнула. Наверху на камнях у водопада сидел невысокий стройный юноша со струящимися темными волосами. Он самозабвенно играл на скрипке. Из одежды на нем был лишь пышный венок из белых водяных лилий.
Вроде, не опасен. Николя выступил вперед. Майли поспешила следом. Услышав шевеление, парень широко распахнул черные без белков и радужки глаза и недобро покосился на пришельцев, не прекращая играть. Вблизи стало заметно, как на его шее из-под волос выглядывают жабры, а уши заканчиваются тонкими раздвоенными рожками. «Демон!» – запоздало спохватилась Майли и от испуга вскрикнула. Смычок сорвался. Скрипка издала неприятный скрежещущий звук.
– Ну вот, теперь все сначала придется начинать, – недовольно сощурился парень и сложил скрипку себе на колени. – Зачем пожаловал, Охотник? Неужто музыке моей поучиться хочешь?
– Это вряд ли. Времени и так ни на что не хватает. Да и желания тоже. К тому же, ты ответную услугу потребуешь, так ведь, нёкк?
– Всего-то обещание оставить меня и моих близких в покое, – хмуро ответил тот.
– Близких? Я думал, нёкки – отшельники. Ты ведь колыбельную только что играл? – напрягся Николя.
– Да что ты вообще знаешь, кроме того, что нашептывает ведьма из-под холмов и морской колдун-перебежчик? – пренебрежительно скривился нёкк, но тут же взмыл в воздух и рухнул к ногам Охотника, корчась, словно удавка сжималась вокруг его горла.
– Ну так расскажи, чего я не знаю, – сказал Николя так, что у Майли все внутри похолодело. Ух, не стоило демону повышать голос, а тем более дерзить!
Демон трепыхался, грозно шипя и посверкивая глазами на Охотника.
– Говори, где искать ту тварь, которая натравила на город крыс, – угрожающе сверкнул глазами Николя. Невидимая петля отпустила горло нёкка, но он все также не мог подняться, словно на него давил сам воздух.
– Ничего не видел, – демон прикрыл глаза гибкими музыкальными кистями, – ничего не слышал, – руки переползли на уши, – никому ничего не скажу, – шаловливо хихикнув, положил ладони на рот. Но мрачный взгляд Охотника заставил демона посерьезнеть: – Откуда мне знать? Он из ваших, из небесных. Мы таких не чуем.
– Хорошо, – заключил Николя после небольшой паузы. Видимо, размышлял, насколько правдоподобно прозвучали слова нёкка. – Тогда расскажи про никсу из озера Цуг. Она одна из твоих близких?
Демон болезненно поморщился, отчего его черты стали похожи на рыбьи.
– Знать не знаю никаких никс. Пусти, иначе я пожалуюсь холмовой ведьме. Посмотрим тогда, кому она благоволит больше.
– Мне, – с уверенностью произнес Охотник. – Никса убила лесоруба и затащила его на середину озера, а до этого ездила на нем всю ночь. Бюргерам это сильно не понравится, а обвинят они во всем Дану, которые живут по соседству с городом. Вряд ли Эйтайни придет в восторг, когда разъяренная толпа с факелами и вилами начнет вытаптывать ее холмы.
Нёкк заскрежетал зубами от досады и с ненавистью выкрикнул:
– Тот ублюдок заслужил свою кару!
– О, так ты все-таки кое-что знаешь, – хитро прищурился Николя. – Говори. Тогда я пощажу твоих близких.
– Я только видел, как никса несла к озеру окровавленную девушку, а на следующее утро унесла парня на дно. Я спросил, зачем она его убила. Никса ответила, что он совершил гнусное преступление. Она воздала ему по заслугам. Я пообещал сохранить все в тайне, но, как видишь, не смог.
Нёкк расслабился, размяк и отвернул голову. Николя отступил на шаг, позволяя ему подняться.
– Судить людей могут лишь сами люди. У нее не было права его карать.
– У нее гораздо больше прав, чем у тебя! – взревел нёкк и бросился на Николя, ощерив полную мелких акульих зубов пасть. Воздух сгустился в невидимую преграду на его пути. Нёкк ударился и снова сполз к ногам Охотника.
– Нет причин так горячиться, – недоуменно глядя на шипящего демона, изрек Николя.
– Ненавижу! – прохрипел нёкк, выпучивая чернильные глаза.
– Идем. Больше ничего вразумительного мы здесь не услышим.
Охотник взял оробевшую и перепуганную до смерти Майли под руку и повел прочь от изрыгавшего проклятья демона.
