Текст книги "Секретное счастье (СИ)"

Автор книги: Светлана Белл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

– Но ведь всё это нечестно! – голос Элли дрогнул. – Так не должно быть! Почему такое возможно в нашем королевстве?

– Дамы, раз уж мы явились сюда среди ночи, предлагаю не обсуждать вопросы морали и чести, а действовать в рамках закона! – не оборачиваясь, буркнул Генриор. Элли прекрасно поняла, что он обращается к ней, и замолчала.

– Пришли! – недовольно объявил Рабс, остановившись возле двери, обитой потертой черной искусственной кожей.

– Там Ден? – с надеждой пробормотала Элли. Ее сердце бешено застучало.

Глава 16. Проходите, господа

– Там следователь, – недовольно мотнул лысой головой Рабс.

– Как его зовут? – деловито поинтересовался Генриор.

Дверь распахнулась так резко, что Элли едва успела отскочить, подхватив длинный плащ. С недовольным писком с крашеной стены сорвалась сонная летучая мышь, полетела куда-то по коридору.

На пороге кабинета показался долговязый тощий господин с утомленным и крайне недовольным вытянутым лицом, остроносый, с заметными залысинами. Глаза с набрякшими веками были прикрыты золочеными очками.

– Меня можно называть Иголтон, – представился он посетителям, застегивая верхнюю пуговицу на жестком синем мундире. Сумрачно глянул на Рабса – от его пристального взгляда тот, как проколотый шарик, начал сдуваться, будто похудел даже. Иголтон ничего ему не сказал, но Рабс сразу же начал оправдываться:

– Господин Иголтон, я помню ваше слово никого не впускать, да ведь это же, смотрите сами, дворяне. Настоящие графы, богатеи, видите? У них и корочка есть, всё честь по чести. Как не впустить? Не впустишь, они главному начальству нажалуются, а то еще куда повыше, может, самому королю, да не только на меня – на вас! Дворяне же, я слышал, в королевский дворец вхожи, не то что в управу. Не пустишь – чего же хорошего тогда будет? Вот и впустил, а куда деваться.

Он мялся, переминался с ноги на ногу, путано объяснялся, хотя никто об этом не просил, и Элли даже пожалела его. А Иголтон не спешил обрывать запутанный монолог, только смотрел на подчиненного долгим металлическим взглядом. Наконец Иголтон вздохнул и так же молча указал пальцем на выход. Толстяк закивал, закивал и исчез, точно укатился.

– Проходите, господа, – холодно сказал Иголтон, впуская в кабинет Милену и Элли. Последним зашел Генриор, плотно прикрыв за собой дверь. – Могу ли поинтересоваться, по какому вопросу?

– Да! Здесь Ден! – не удержалась Элли, но Милена крепко сжала ее ладонь и заговорила сама – как можно уверенней:

– Господин Иголтон, сегодня вечером в управу привезли молодого человека по имени Денис Дин. Это недоразумение. Он не совершил ничего противоправного, поэтому мы просим его отпустить.

– Для начала присядьте, господа, – утомленно сказал Иголтон, указывая на узкий черный диван с деревянной спинкой. – Вы, стало быть, из Лесного, где дворянские замки?

– Верно! Из поместья Розетта, – торопливо согласилась Милена, усаживаясь на диван и расправляя полы плаща. Элли и Генриор примостились рядом. – У нас случилось неприятное происшествие, в котором, впрочем, нет ничего преступного. И мы бы хотели… Одним словом, парень должен уйти домой.

– Ох, как же это сложно, когда в дело впутаны дворяне… – протянул Иголтон, раздраженно потирая виски. По всему было видно – его мучает головная боль. – Терпеть не могу такие истории. На вас не действует обычный кодекс, все правила завязаны в морской узел – и в любом случае мы, простые служивые, останемся виноватыми.

– Ну, не мы же придумывали эти правила, – возразила Милена. – Вы просто скажите, что нужно сделать, чтобы его отпустили. Написать бумагу, расписаться в бланке, поставить штамп? У меня с собой фамильный перстень – печатка, так что никакого обмана.

– Печатка – это хорошо. Но недостаточно, – протянул Иголтон и вдруг обернулся к Генриору, посмотрел на него проницательно; проговорил так, будто уличил в чем-то негодном: – А вот вы, сударь, не дворянин! Зачем вы притворяетесь?

– И не думаю даже, – не повел бровью Генриор. – Я действительно не дворянин, а помощник графа. Поэтому считаю, что высказаться в первую очередь должны его дочери.

– А мне интересно, что вы, помощник, думаете об этой ситуации, – прищурился Иголтон.

– Я думаю то же, что и девочки. То есть молодые графини, – поправился Генриор. – Если они утверждают, что парень не виноват, значит его следует отпустить.

– Вы тоже полагаете, что всё так просто? А ведь вы взрослый, поживший человек! Давайте я вам вот этот документ почитаю! Хотите? – Иголтон пошарил по столу, взял какую-то исписанную бумагу, поднес к глазам. Сердито фыркнул, снял очки и бросил их на столешницу. Пошарив в выдвижном ящике, нашел другие очки – видно, для чтения, огромные, как сковородки, в толстой черной оправе, нацепил их на крючковатый нос и сразу стал похож на злобного филина, готового клюнуть в любой момент.

– Нет, не надо читать! – быстро сказала Милена. – Мы и сами можем. Дайте нам документ.

– Нижайше прошу прощения, мадемуазель, но давать в руки материалы дела мы не имеем права даже представителям дворянских фамилий, – явно ерничая, произнес Иголтон. – В этом вопросе инструкция, к счастью, прямолинейна. Кстати, я не ошибся? Мадемуазель? Мадам?

– Мадам… – сквозь зубы проговорила Милена. – Какая разница? Читайте!

– Читайте… – эхом повторила Элли.

– Хорошо! Весь документ не буду, вот отдельные цитаты… «Вступив в преступный сговор с прислугой, нарушил неприкосновенность дворянского жилища, ворвался в бальный зал, чем поверг…» Ах, да, это не ключевое преступление, а смежное… Ключевое – вот: «Воспользовавшись доверчивостью несовершеннолетней графини Э.Р., завлек ее в лесной массив, обманом принудил к преступным отношениям, сурово порицаемым общественной моралью и преследуемым законом, чему имеются неопровержимые факты…» Читать далее? И кто из вас, позвольте поинтересоваться, та самая графиня Э.Р.? Думаю, всё-таки не вы, – хмыкнув, он посмотрел на Милену. – Вы молоды и прекрасны, но явно совершеннолетняя. Стало быть… – он перевел взгляд на красную, как редис, Элли и открыто, нахально усмехнулся.

– Вы что… Ничего такого не было! – прошептала потрясенная Элли.

– Не смейте так разговаривать с дамами! – поднялся Генриор, скулы его побелели. – Вы представитель власти и должны вести себя достойно.

– Да я был бы рад и вовсе не разговаривать… – протянул Иголтон и тоже встал, голос его окреп. – Да вот приходится, раз явились среди ночи! Повторяю, терпеть не могу такие дела! Интрижки эти. Кто там кого завлек, давай разбирайся, а парню, между прочим, смертная казнь грозит! – резко обернувшись к побледневшим Милене и Элли, он почти закричал: – Что вы делаете? Сначала гуляете где попало, головой не думаете! В итоге вы – в золоте, а парень – в наручниках. А потом приходите: ночь – полночь, в слезах, в панике! Передумали, мол, отпустите красавчика, так хорошо с ним было, мы еще немного поразвлекаемся. А если надоест, снова сдадим. Так?

– Что вы несете?! – воскликнула Милена и в бешенстве вскочила. – Какое вы имеете право так разговаривать? Я завтра же… то есть сегодня же!.. буду жаловаться главе управы!

– Да жалуйтесь хоть королю… – вздохнул Иголтон и снова стал утомленным и печальным. Он не спеша уселся в свое кожаное кресло, постучал карандашом по столу. – Знаете, господа, не ваше дело первое, не ваше последнее. И глаз у меня наметанный. Когда парень виноват, я сразу вижу, меня не проведешь. И такого не жалко: натворил – пусть головой отвечает. А вот если он по молодости, по глупости, по общему согласию с дорогой кралей связался…

– Не смейте так! – резко перебил Генриор. – Соблюдайте приличия!

– Да ладно вам. Ну, хорошо, с дворяночкой. Так сойдет? Связался – и завяз! Родители девицы кудахчут, девочку в пансионат, мальчика – за решетку. Ведь закон такой! Погулял – значит, была связь. Даже если он ее пальцем не тронул – виноват. И жизнь парня – пополам. А то и вообще жизни лишится.

– А я не помню такого! – горячо возразила Милена, крепко схватив Эллину ледяную руку. – Если и были такие ситуации, то много лет назад! И у нас совсем иной случай! Генриор, скажите!

– Я спрошу только одно, – тихо, но четко произнес Генриор, прислонившись к стене. – Что мы должны сделать, чтобы Денис Дин был освобожден? Как вижу, Иголтон, вы тоже в этом не заинтересованы, и человек вы порядочный, хотя надеваете иной раз маску пошляка.

– Ничего, – серьезно сказал Иголтон, поправив очки. – Нельзя сделать ровным счетом ничего. Бумага есть, и она подписана двумя представителями дворянства. Плюс фотодокументы. Плюс сам обвиняемый не отрицает связи. Закон есть закон. Тюрьма есть тюрьма. И сами понимаете, тюрьма – это еще в лучшем случае, а в худшем… Позвольте не повторять.

– Нет! – воскликнула Элли. Она долго сдерживалась и наконец горько заплакала – затряслись плечи, рассыпались золотые волосы. – Что я натворила! Что наделала!

Милена схватила Элли, прижала ее голову к своей груди, беспомощно глянула на Генриора.

– Дамы, можно попросить вас выйти? – вдруг жестко сказал Генриор и обернулся к Иголтону. – Разрешите поговорить с вами наедине?

– Да пожалуйста! – тот пожал сухими плечами. – Было бы о чем.

Милена бросила на Генриора выразительный взгляд, но подумала и спорить не стала, взяла за руку Элли. «Пусть мужчины побеседуют, – шепнула она сестре. – Может, договорятся».

– Скажите, Иголтон… – произнес Генриор, когда дверь захлопнулась. – Кто подписал эту бумагу? Кстати, я не просто помощник, я официальный представитель графа – отца этих девушек.

Генриор сунулся было во внутренний карман, но Иголтон остановил его:

– Не стоит предъявлять корочку. Она мне совершенно не нужна.

– Я не документ ищу, – мотнул головой Генриор.

– А что? Надеюсь, не пистолет? – ухмыльнулся Иголтон, но глаза его за очками нехорошо блеснули.

– Нет. Вот таблетки от головной боли, очень хорошие и дорогие. Выпейте. Вам будет легче.

Иголтон посмотрел на Генриора с любопытством, но блестящий блистер с синими мелкими таблетками взял. Повертел его в костлявых ладонях, щелчком выбил таблетку, кинул под язык. Налил в граненый стакан воды из пузатого, не слишком чистого графина, выпил залпом.

– Терять мне нечего, надеюсь, полегчает, а нет, так лучше помереть от неизвестной таблетки, чем век мучиться на этой дрянной работе, – ухмыльнулся Иголтон. – Кстати, как вы догадались, что у меня болит голова?

– Вы выглядите утомленным. Не беспокойтесь, я не отравитель и уж тем более не чародей. Это всего лишь отличное обезболивающее.

– Так что вы пристаете с расспросами? Я все сказал вашим дамам. Раз есть бумага с двумя подписями, будет тюрьма. И стоит только надеяться, что тюрьма, а не плаха. Кстати, ваше имя?

– Генриор Ларос. Так кто же подписал этот документ?

– О, в этом кабинете допрашивать могу только я! – рассмеялся Иголтон, показав длинные желтоватые зубы. – Да и какая вам разница, Генриор Ларос? Такие дела не имеют обратного хода.

– И всё-таки? Я думаю, что бумага составлена не здесь, а в замке сразу же после происшествия. Так кто же поставил автографы? Дайте угадаю. Первая подпись – граф Андреас Розель, так?

– Допустим.

– Да уж... Этот мальчишка давно отбился от рук. Но кто же второй? Кто-то из гостей? Неужели герцог Крис Готц?

– Совершенно верно.

– Да… – протянул Генриор и замолчал. Наконец он глубоко вздохнул, посмотрел на Иголтона, сказал с тоской: – Я думал, что лучше разбираюсь в людях. Андреас – это понятно, он с детства был таким. А вот Готц мне казался довольно добрым человеком. Он же прекрасно понимал, какую роль сыграет его подпись. Конечно, разбитые чувства, ревность – это понятно. Но ведь если бы не второй росчерк, дело обошлось бы банальным арестом. Уж точно не плахой. Так?

– Возможно, и так. А может, и нет. Теперь не узнаем.

Генриор подумал, сказал осторожно:

– Иголтон, я буду с вами предельно откровенен. Мне, по большому счету, нет никакого дела до этого парня. Как по мне, так лучше бы его вовсе не было! Тогда бы я сейчас спокойно спал, а не стоял тут у вас в кабинете. Но мне не безразличны девочки, что плачут в коридоре. Элли – чистая, светлая душа. Эта история может сломать ее и привести к непоправимому. Знаете, однажды я с подобным уже столкнулся. Подростки такие непредсказуемые… – припомнив что-то тяжелое, страшное, болезненное, Генриор перевел дыхание и продолжил: – У меня нет своих детей, и графские девочки для меня как родные. Если с Элли что-то случится, ее отец не переживет. Да, знаете ли, и я... Иголтон! Должен быть какой-то выход! Что, если мы уничтожим этот документ и составим иной, не такой бескомпромиссный?

– Предлагаете взятку? – помолчав, поинтересовался Иголтон.

Глава 17. Благодарю за таблетку

– Я предлагаю не взятку, а сделку, – сухо сказал Генриор и поправил седые волосы.

– Ну как вы не понимаете, это бесполезно! – в голосе Иголтона плеснулась досада. – Письмо зарегистрировано, копия у главы управы, вторая – в редакции. Да-да, не смотрите на меня так, таковы правила – передавать в газету любые сведения, касающиеся дворян. Завтра выйдет статья. Ничего не изменить.

– Даже если граф Мишель Розель, отец Элли, лично приедет в управу?

– Да. Это только добавит шумихи.

– Даже если граф Андреас и герцог Крис придут, чтобы забрать документ?

– Именно так. Но бумагу им уже никто не отдаст.

– Черт побери… – проговорил Генриор, тяжело опускаясь на черный кожаный диван. – Но ведь должен быть какой-то выход! Вы столько лет здесь работаете! Подскажите, помогите нам, в конце концов!

Генриор снова сунулся было в карман, но Иголтон остановил его:

– Если вы хотите дать мне денег, знайте – не возьму. Даже не думайте.

– Нет, я не за деньгами.

– Таблетка мне тоже больше не нужна. Кстати, благодарю вас, мне полегчало.

– Посмотрите. Это портсигар. Старинное серебро, редкая чеканка. Мне его подарил граф за хорошую службу лет пятнадцать назад. Я давно бросил курить и ношу портсигар как сувенир. Поверьте, эта вещь ценная не только как память, она просто ценная, антикварная. Но не дороже спокойствия графа и Элли. Возьмите и скажите, что нам делать.

– Всё-таки вы пытаетесь меня купить… – разочарованно развел руками Иголтон. – Не нужен мне ваш портсигар. Хотя ваше искреннее стремление помочь, по сути, чужим людям меня потрясает.

– Они мне не чужие. Я живу в замке около тридцати лет. Вся их жизнь – на моих глазах. Если погибнет безвинный парень – это беда. Но если с собой что-то сделает маленькая Элли – беда вдвойне... Поймите, я никогда не видел ее такой! У нее сегодня взгляд – как у брата…

– Графа Андреаса? – Иголтон заглянул в бумаги.

– Нет, что вы, другого, мы его называли Берри, он… Впрочем, не о том мы говорим. Давайте что-то решать.

– А вы невероятно настойчивы, – Иголтон снова поменял очки: кинул те, что с оправой, похожей на глаза филина, в ящик стола и с грохотом его захлопнул; нацепил на нос тонкое золоченое пенсне, и вид его стал не таким неприятным, а даже где-то и привлекательным. – Генриор, вы мне понравились – таких преданных людей еще поискать. Но выхода, к сожалению, нет. Правда, есть один момент...

– Какой момент? – насторожился Генриор.

– Этот вариант вам не подойдет. За весь период моей работы никто им не воспользовался.

– Я слушаю вас! Не томите.

– Парня могут отпустить, если мать и отец обесчещенной девушки – и, разумеется, она сама – дадут письменное согласие на брак. Никакой свадьбы: только подписи в конторской книге. И всё: девочка живет не во дворце, а в хижине.

– Постойте… Браки дворянок с сельчанами запрещены!

– Нет, при определенных обстоятельствах они возможны, но на моей памяти не случались. Поверьте, я изучил кодекс вдоль и поперек. Согласно закону, такой брак никогда и ни при каких обстоятельствах не может быть расторгнут – это раз. Даже в случае измен, пьянства или рукоприкладства. Никогда! Далее. Девушка теряет титул, все права и привилегии – два. Она не имеет права наследовать родительское имущество – три. Ее дети будут сельчанами, соответственно, не получат ни образования, ни должности. Это четыре. К тому же такая пара не сможет переехать в город и в целом будет ограничена во многих правах – это пять. Ну? Перечислять дальше или не имеет смысла?

Генриор угрюмо молчал.

– Я уверен, Генриор, что вы думаете: «Да и черт с ним, с этим Деном! Сам виноват, нечего было шастать по лесу с глупой девчонкой!» Верно?

– Так, да не так. Я думаю, что мне придется сложить обязанности переговорщика. Доложу графу.

– И умоете руки. И правильно сделаете.

– Будем думать, как быть дальше.

– …Да что тут думать! Что думать?! – шурша длинным плащом, вытирая глаза ладонью, в кабинет влетела Элли: ее щеки порозовели, светлые волосы растрепались. – Я… согласна! Понимаете?! Согласна! И не держи меня, Милена!

Вслед за Элли, разбуженные звонкими голосами, в кабинет ворвались две ошалевшие летучие мыши, издавая звуки, будто камнем проводят по стеклу. Элли сжала в замок тонкие пальцы, на секунду зажмурилась, прикусила губу. Иголтон невозмутимо взял со стола газету, свернул ее трубкой и привычным жестом, точно мух, выдворил летучих мышей за дверь, буркнув: «Пошли прочь, демоны!»

– Вы подслушивали, леди? – резко обернулся к девушкам Генриор. – Милена, я прошу тебя, успокой сестру!

Разволновавшись, он и сам не заметил, что обратился к молодой графине на ты, как бывало изредка только в ее детстве.

– Да тут двери сделаны, видимо, из картона, все прекрасно слышно, – сердито отозвалась Милена.

– Меня не надо успокаивать, ведь теперь я знаю, что выход есть! Есть! – Элли улыбалась сквозь слезы. – Дена не посадят в тюрьму! Не казнят! Он будет свободен!

– Простите за вопрос, дорогая графиня Элалия. Откуда такая уверенность? Разве вы с ним уже расписались? – Генриор раздраженно сдвинул брови.

– Нет! Нет, но…

– Вот именно, всё не так просто! – воскликнула Милена, схватив сестру за плечи. – Замуж… Да ведь ты его почти не знаешь!

– Но я не всё сказал, – вдруг вступил Иголтон, в упор посмотрев на Элли. – Не хотелось бы говорить это при вас, уважаемая несовершеннолетняя графиня Э.Р., но давайте уж начистоту. Не факт, что суд разрешит ваше бракосочетание. Не рассчитывайте на это, не надо. У вас особый случай. Слишком уж громкий, слишком показательный. Скорее всего, приговорят парня, чтобы другим неповадно было. Мое личное мнение – дела его плохи. Будьте готовы ко всему. Извините за правду. Вряд ли тут кто-то поможет, разве что сам король, только королю до этого нет дела.

Элли вскрикнула, и Милена крепко сжала ее руку.

– Мы поедем домой, – сухо сказал Генриор. – И ляжем спать, потому что на дворе глубокая ночь. А наутро всё расскажем вашему отцу. И дальше… Дальше у вас, видимо, будет семейный совет. Полагаю, мне на нем не найдется места – и правильно. Я взял на себя слишком много. Так нельзя.

– А Ден?!

– Элли, ну давай без истерик! – прикрикнула Милена. – В конце концов, он жив и здоров, он не на каторге и не в кандалах. Подключим связи, что-то решится.

– Годы в тюрьме! Из-за меня! А может быть, еще хуже!

– Я же сказала, подключим связи, – повторила Милена, но всем было ясно, что она говорит это лишь для того, чтобы успокоить сестру.

– Пойдемте, дамы, – коротко сказал Генриор и кивнул Иголтону. – Благодарю вас за информацию. Это было важно для нас. Можно попросить лишь об одной услуге?

– Смотря о какой, – недоверчиво проговорил Иголтон, внимательно поглядев сквозь очки.

– Не сообщайте о нашем ночном визите газетчикам.

– Хм. Ладно. Но... только потому, что ваша таблетка действительно сняла головную боль. Неплохое лекарство. Надеюсь, следующие посещения мне головной боли не добавят. Всего хорошего, – холодно заключил он, прикрывая дверь.

Они пошли по пустым путаным коридорам – уже одни, без всякого сопровождения. Впереди угрюмо отмерял шаги Генриор – прямой, мрачный, седой, постаревший от переживаний и бессонной ночи. Каждый шаг гулко отзывался тягучим печальным эхом.

Все чувствовали себя отвратительно, будто вляпались в придорожную грязь. Но у Элли, которая уже почти не обращала внимания на висевших на стенах летучих мышей, в измученном сердце поселилась крошечная надежда. Она принялась думать, как уговорить отца и маму, чтобы они дали согласие на брак. Конечно, это очень трудно, почти невозможно, но…

– А все-таки каков он, этот Иголтон! – вдруг воскликнула Милена. – Ведь он соврал, что таких историй много! Лично я ни одной не знаю.

Она и не думала, что ей ответят, но Генриор обернулся. Сказал глухо:

– Да случалось, случалось... Вы, дамы, в городе живете, сплетни до вас не доходят. Дворяне ведь всегда стараются сделать так, чтобы шито-крыто было. А в Розетте вот как произошло – под фанфары. Ведь обычно сельские мальчики не приходят на бал, где собирается цвет общества. А девочек никто не фотографирует в лесу. Вот и скрывают.

– А как же «Дворянский вестник»?

– Ну, если происшествие не такое звонкое, его и замять можно.

– Подождите, Генриор… – нахмурилась Милена. – А с кем из дворянских девочек такое бывало?

– А я тоже в сплетни не вникаю, – отрезал Генриор. – Просто сообщил вам, что Иголтон не солгал. Вот и всё.

Они шли молча, прислушиваясь к эху шагов, но Генриор резко остановился.

– Постойте, дамы. Видимо, забрели не в тот коридор. Я не так хорошо знаком с арестантским крылом и не рад, что пришлось познакомиться.

– А мы просто идем за вами, – отозвалась Милена. – Я вообще не понимаю, как можно ориентироваться в этих лабиринтах. Может, сюда?

Милена, схватившись за скользкую железную ручку, толкнула какую-то дверь, заглянула и, став белой, как скатерть, поскорее ее захлопнула.

– Нет, не сюда, – торопливо проговорила она, оттеснив плечом от двери сестру. – Нам точно не сюда!

– Что там? – хмуро поинтересовался Генриор.

– Ничего интересного! Идемте дальше! Просто какой-то кабинет или переход. Неважно.

Элли промолчала – до переходов ли ей было? Она была готова перейти куда угодно, хоть в параллельный мир, лишь бы спасти Дена!

А у Милены тряслись губы. Ведь там, в жутковатой, выкрашенной в грязный бордовый цвет комнатушке, она увидела крепкого, как башня, плечистого человека в черно-красном балахоне. Это был, без сомнения, палач. Его инструмент – громадный, как у мясника, топор – поблескивал на низеньком столике, рядом валялся объемный черный островерхий капюшон. Человек-башня, лысый, страшный, полулежал на софе. Он столкнулся с Миленой взглядом, ничего не сказал, не спросил, но подмигнул и усмехнулся кривозубой, неживой какой-то ухмылкой. Неужели, поработал сегодня? Или готовится? Ночная смена? В тот миг Милена окончательно поняла, в какую опасную передрягу угодил Эллин парень.

– Всё, я разобрался, где выход, – проговорил, подумав, Генриор. – Сейчас мы пройдем по коридору, спустимся по лестнице и…

– Ден! – вдруг отчаянно вскрикнула Элли и, позабыв про всё на свете, ринулась вперед. – Смотрите, там Ден!

Глава 18. Отойдите от арестанта!

Милена и сказать ничего не успела – Элли, похожая в долгополом бежевом плаще на птицу со сломанным крылом, подлетела к Дену, которого не спеша вел по коридору низенький, угрюмый, уперший взгляд в бетонный пол тролль.

Рядом с высоким крепким Деном лопоухий сгорбившийся тролль в черном балахонистом сюртуке выглядел, как гриб перед великаном. На запястье Дена поблескивал наручник – другой был надет на его полусонного ушастого сопровождающего. Рукава сюртука были коротки, и когтистая рука тролля казалось непомерно длинной – ну просто как садовый шланг.

Ден был одет в мышино-серую мешковатую арестантскую робу, и у Элли зашлось сердце от ужаса, нового чудовищного осознания непоправимости того, что произошло.

– Ден! – снова воскликнула она. Несколько летучих мышей с отвратительным писком сорвались со стены, покружились над головами, похлопали перепончатыми крыльями и снова устроились на прежнем месте. Элли не обратила на них внимания.

Ден обернулся, посмотрел на Элли странным стеклянным взглядом, и ее сердце полетело в пропасть – ей показалось, что эта история сломала Дена, что он уже не тот, что он ненавидит ее за то… за то…

Но додумать Элли не успела. У Дена прояснился взгляд, словно он вынырнул из-под черной толщи воды. Он тряхнул головой, остановился, замер. Его глаза, темно-серые, глубокие, наполнились нежностью и безграничной печалью.

– Элли… Хорошая моя, – ласково улыбнулся он. – Приехала... Как ты, малышка? Здесь так много летучих тварей, а я знаю, что ты их боишься.

– Ден! Теперь я боюсь только за тебя! – воскликнула Элли и крепко обняла парня, прижалась лицом к серой казенной робе, пахнувшей пылью и сыростью.

– Не надо, не грусти. Всё наладится, я верю.

– Эй, дамочка, что это, нельзя, стало быть! – очнулся полусонный тролль-охранник и скривил и без того сморщенное, как гармошка, лицо. Когтистой рукой, свободной от наручника, он попытался подтолкнуть Дена вперед и ею же отодвинуть Элли, но получалось неловко.Тогда тролль сипло и беспомощно закричал: – Да что это такое! Ну-ка, стало быть, отошли все от арестанта! Арестант Дин, давай шагай вперед! Устроили тут!

Но Ден стоял, как скала, и его суетливому стражу тоже пришлось остановиться. Свободной рукой Ден гладил Элли по золотистым, еще недавно красиво уложенным, а теперь растрепанным волосам, вытирал мокрые щеки.

– Если вы не пойдете в камеру, я, стало быть, возьму оружие! – взвизгнул сморщенный тролль, хотя было видно – ему страсть как не хочется лезть длинной рукой в карман за пистолетом. Он даже ушами раздраженно помахал, как флажками. Тем более, и дамы, и мужчина с ними выглядели вполне себе презентабельно – уж понятно, что не прачки, не работники ткацкого цеха. Не тролли. Богатеи.

– Ну что вы, какое оружие, – миролюбиво сказал Генриор, глянув сначала на болотное лицо тролля – а потом на Дена. – Мы и сами уйдем. Верно, Элли?

– Нет! Я не пойду! Я останусь!

– Элли, что ты несешь! – сердито проговорила Милена, шагнув к сестре. – Хочешь остаться в управе, чтобы пойти в тюрьму?

– Да, лишь бы с Деном! – беспомощно отозвалась Элли, с болью понимая, что всё напрасно. Ден шепнул ей в волосы: «Не тревожься за меня, малышка. Я справлюсь».

– Вот говорила, что тебе не стоит ехать с нами! – в сердцах заявила Милена.

Зеленолицый сморщенный конвоир вдруг перестал дергать запястьем и хлопать острыми зелеными ушами, оглядел всех, будто осознав, наконец-то, кто эти люди, – и скривился, как от кислого супа. Буркнул презрительно:

– Так это из-за вас, стало быть, парня-то схватили? Ну, чё сказать, стало быть, вот вы какие, красотки!

– Прошу выбирать выражения! – сдвинул брови Генриор. Но смотрел он не на ушастого тролля, а на Дена, внимательно и серьезно, и непонятно было, что он о нем думает.

– Так я еще, стало быть, и не выражался! – хохотнул тролль и поправил длиннющей рукой черную вязаную шапочку, которая едва держалась меж громадных треугольных ушей. – Я существо маленькое, за работу не держусь, тем более, за такую сволочную. Я ж так, на неделю нанятый. Так что говорить могу, что думаю. А думаю я, что негодный вы народ – дворяне! Из-за вас, нахлебников, простые люди страдают. И тролли страдают, потому что вам на всех наплевать.

– Вы, уважаемый тролль, при себе свое мнение оставьте, – холодно порекомендовал Генриор и обратился к сестрам. – Дамы, нам пора. Отец, вероятно, очень тревожится.

– Я не пойду! – всхлипнула Элли.

– Ну что с тобой делать? – всплеснула руками Милена. И вдруг обратилась к Дену. – Послушайте! Мы пришли, чтобы помочь вам. И мы еще постараемся – ради Элли… Но знайте: вы поступили неправильно!

Она сделала паузу, ожидая услышать: «А что такого я сделал?», но Ден молчал, обнимая заплаканную Элли, и Милена горячо продолжила:

– Все говорят, что виновата девочка, искала, мол, приключений. Но это нечестно! Ей и семнадцати не было, что она могла знать? А вы-то, Ден, взрослый!

– Вы, видно, сестра? – Ден поднял глаза на Милену. – Похожи… Элли, малышка, не плачь. Твоя сестра права. Ты ни при чем, это я должен был подумать.

– Но ведь ничего такого не было! – воскликнула Элли. – Это всё Ранита! Зачем она так?

– Как вышло, так вышло, – глухо проговорил Ден. – Ранита, конечно, та еще… Но и я должен был голову на плечах иметь. Сам виноват.

– Ну, хватит, стало быть! – будто очнулся маленький ушастый охранник и передразнил. – «Виноват – не виноват…» Суд пусть решает! А теперь – в камеру!

– А когда суд? – поинтересовалась Милена.

– Да, когда же? – оживилась Элли, оторвав от груди Дена мокрое лицо. – Я приду! Я расскажу правду!

– А я знаю? – еще больше сморщился тролль. – Мне какое дело. Всё! Отойдите от арестанта! Иначе мне придется…

– Не придется, – оборвал его Генриор. Он шагнул к Дену, спокойно, но решительно расцепил руки девушки – та и возразить не успела, довольно бесцеремонно подтолкнул ее к сестре. Милена распахнула глаза, но мгновенно обняла Элли. – Мы понимаем, что вы на службе, – вежливо обратился Генриор к троллю. – Так что простите нас за эту сцену.

Генриор уже развернулся, чтобы пойти прочь, но все-таки оглянулся, посмотрел на Дена – печального, но прямого. «А ведь он понимает, что его жизнь сломана, – мелькнула мысль у Генриора. – Но держится молодцом. Мог бы проклятия выкрикивать, Элли оскорбить и нас тоже…»

– Ден, мы уезжаем, – сказал Генриор. – Мы приехали по просьбе Элли и, скажем прямо, толку не было никакого. Но мне понравилось, что вы ведете себя благородно. У вас есть какие-то просьбы? Из тех, что мы можем выполнить. Кстати, я Генриор, управляющий Розеттой.

– Я понял, что вы Генриор, Элли о вас говорила, – устало ответил Ден. – Хотя сперва я подумал, что вы отец. А просьба у меня только одна. Матери моей сообщите, что со мной все нормально, жив, здоров. Или Сержу, Элли его знает. А этой Раните передайте… Да нет, ничего не говорите, ну ее.

– Хорошо, – кивнул Генриор и оглянулся на девушек. – Пойдемте, дамы.

– Парня мы, стало быть, в тюрьму с утреца переводим, – подал голос тролль и снова поправил съехавшую на крутой лоб шапочку. – Там спрашивайте про свиданки и передачки. Знаете, где тюрьма?

– Знаем, – отозвался Генриор. – Всего хорошего.

– И вам, стало быть, не хворать. Пошли, парень.

– Ден! – Элли рванулась из Милениных рук, но ее остановил Генриор.

– Ну-ка перестаньте! Что вы себе позволяете?! Таким поведением вы ему не поможете, а навредите! – жестко заявил он, крепко схватив Элли за тонкие запястья и глянув исподлобья в глаза. Элли вздрогнула – никогда Генриору не приходило в голову хватать ее за руки, даже в детстве, когда она, случалось, баловалась или капризничала. Всё-таки она юная графиня, дворянка. Даже Милена поразилась. Но не сказала ни слова.

Ден пошел по коридору, не оглядываясь, и не походил на арестанта – казалось, что это он, большой, сильный, тащит за собой длиннорукого остроухого тролля.