Текст книги "Секретное счастье (СИ)"
Автор книги: Светлана Белл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
– Останется! – выкрикнул Фраст. – Только правила соблюдать надо!
– Да! А чуть оступишься – голову с плеч! – горячо выкрикнул кто-то. – Так разве жить можно?
– Конечно, нет! – раздался звонкий девичий голос, и все увидели, что это вернулась сестра Дена – пятнадцатилетняя Лиза, веснушчатая и живая. Она белкой вскочила наверх, шагнула к самому краешку. Говорила волнуясь, но без слёз, – видно, зажглась в ней искорка надежды. – И так нам ничего нельзя: ни учиться, ни лечиться, ни уезжать далеко! А тут брата ни за что в клетку – и на казнь. Несправедливо!
– «Не уезжать далеко…» – пискляво передразнил девочку Лысый Грик. – Ты не о брате думаешь, а о гулянках да поездках.
Но его голос потонул во всеобщих одобрительных выкриках:
– Девчонка правильно говорит!
– Ничего нам нельзя! Всё запрещено! А мы разве не люди?
– Дена надо вытаскивать да всю тюрьму к чертям разломать! Сколько можно трястись, как кролики?
– Письмо, письмо надо королю написать! И чтобы все подписали! И из других деревень народ пусть подпишет! Король молодой, а вдруг понятливый?
Стучал палкой и что-то визгливо возражал старейшина Фраст, но его никто не слушал.
– Письмо – хорошо, но до короля оно не дойдет. Самим отвезти надо и добиться, чтобы во дворец пустили! – разгоряченно решил Серж. – Пока надо малым числом поехать, а если уж если не примет король, тогда прямо всей толпой идти в столицу!
– Арестуют вас, «малое число», будете знать! – проскрипела «рыбья кость» Тона. – Король с вами церемониться не будет. Не только у Дена голова полетит! Все в железной клетке окажетесь, а кое-кто… – она вперила взгляд в Сержа. – На том свете!
– Там видно будет, – отозвался Серж.
– Ладно, довольно, – солидно сказал владелец автомастерской Петр. – У меня на ходу грузовичок, на нем в столицу и отправимся. Серж, собирай молодежь. Кто хочет прокатиться?
Желающих оказалось куда больше, чем могла вместить машина. Пришлось выбирать тут же, на месте.
– И я поеду, это мой брат! – горячилась Лиза.
– И я тоже поеду, – шагнула из толпы тихая скромница Долли.
Глава 37. Вы будете рады
Генриор не покривил душой, когда сказал, что Берри стал похож на отца. Он действительно теперь напоминал графа – то ли рисунком скул, то ли прищуром светлых глаз, то ли разлетом бровей. Только граф был пожилой, грузный, утомленный, а Берри – молодой, свежий, улыбчивый. Черты его лица определились, стали выразительными, и Генриор подумал, что у этого кудрявого красавца, да еще смелого моряка, наверняка нет отбоя от девушек.
Правда, и в улыбке парня, и в его серых глазах, обрамленных пушистыми черными ресницами, пряталась капелька печали – Генриор сразу ее заметил.
– К отцу? Пойдем! – сразу же согласился Берри. – Мне многое нужно рассказать.
– Расскажешь, конечно, расскажешь! – торопливо согласился Генриор. Не удержался, сварливо добавил. – Хочется же знать, где ты болтался всё это время!
Берри рассмеялся – блеснули крупные ровные зубы. Осторожно встал с травы («будто болит спина», – встревоженно отметил Генриор), подал руку Генриору, помогая подняться, и тот с благодарностью сжал его пальцы. Посмотрел на весело порхающих по саду ярко-синих мотыльков.
– Знаешь, дядя Генри, когда ты сказал про то, что я где-то болтался, я почувствовал себя так, будто мне снова одиннадцать лет, – весело проговорил Берри. – Кажется, что я без спроса убежал к деревенским мальчишкам, где-то носился с ними с утра до ночи, купался в озере и теперь боюсь идти домой – знаю, что справедливо получу от тебя по шее.
– Да ладно, не таким уж я был грозным, – смущенно пробормотал Генриор.
– Ну, как сказать. Ты, конечно, подзатыльники не раздавал, но мог та-ак посмотреть…
– Вот так? – проговорил Генриор и сурово сдвинул брови. – Или вот так? – он вывернул губы и состроил такую уморительную гримасу, что оба покатились от хохота.
– Дядя Генри, да ты совсем не изменился! – воскликнул Берри, отсмеявшись. – Как же я рад! Ты просто не представляешь, как я рад тебя видеть!
– Нет, это ты не представляешь! – возразил Генриор, чувствуя, как от смеха (а может, и не только от смеха) мучительно накипают горячие слезы. Он уже не мог сдерживаться – достал из кармана белоснежный платок и то и дело прикладывал его к глазам.
– Эй, дядя Генри, не плачь, что ты! – Берри остановился. – Не плачь, а то я тоже заплачу, а мне не нужно расклеиваться.
– Тушь с ресниц потечет? Вон они какие пушистые стали… – всхлипнув, проговорил Генриор, и Берри снова засмеялся.
– Дядя Генри, я только теперь понял, как ужасно соскучился! По тебе, по шуткам твоим, по взгляду. По родителям, по сестрам. Даже по Розетте.
– А что ж тогда ты не приезжал раньше? Не писал? Почему не давал знать о себе? – обиженно, как ребенок, спросил Генриор, поспешно пряча платок в карман. Они, словно сговорившись, замерли возле массивной двери, украшенной блестящим фамильным гербом с роскошной розой.
– Я не мог, – уже без улыбки произнес Берри и взялся за ручку в виде пышногривого льва. – Ну, пойдем?
Они шагнули в просторный холл, и грозный Рик, собравшийся было залиться горячим лаем, завилял хвостом, по-щенячьи радостно взвизгнул, подбежал и ткнулся в колени Берри всеми тремя головами. Узнал! Берри счастливо рассмеялся, присел на корточки, принялся гладить, трепать, обнимать домашнего цербера и даже поочередно целовать во все три макушки.
Генриор расстегнул плащ, растроганно полюбовался на то, как большой Рик тремя языками пытается лизнуть Берри в нос, тихо проговорил:
– Берри, сынок, постой. Давай я сам схожу к отцу, хорошо? Приглашу его. Да ты ведь и не знаешь, как мы тут живем! – спохватился Генриор. – Не слышал даже, что твоя мама давно уехала из Розетты.
– Да нет, я многое знаю, читал «Дворянский вестник» и в целом интересовался, – проговорил Берри. – Очень жаль, что они разошлись. – И, поймав обеспокоенный взгляд Генриора, добавил: – Дядя Генри, я посижу вот здесь, за столиком, подожду.
– Да-да, посиди минутку… – согласился Генриор. Он вдруг понял, как страшно ему оставлять Берри – в сердце змеёй заполз холодный ужас. А вдруг он вернется с графом – а мальчик… ну ладно, молодой мужчина!.. опять исчезнет? Вдруг выяснится, что эта чудесная встреча то ли привиделась, то ли приснилась? Как потом жить?
– Дядя Генри, ты не беспокойся, я никуда не денусь! – ободрительно улыбнулся Берри, устраиваясь на кожаном диванчике. Будто мысли Генриора прочитал. Оглядевшись, удивленно проговорил. – Так странно! Всё по-прежнему: и диван, и кресло, и столик, и напольные часы, и книги в шкафу. Словно не было десяти лет. Та же Розетта – и всё-таки другая.
– Мы все изменились… – развел руками Генриор, положив на стол ненужную теперь дорожную шляпу. – Подожди меня, я сейчас.
Генриор торопливо, почти бегом, поднялся по витой лестнице, поспешил в покои графа. Возле двери замер, чтобы восстановить сбившееся дыхание. Наконец, сглотнув ком в горле и еще раз вытерев глаза, решительно постучал.
– Кто там? – раздался недовольный пожилой голос. – Кофе можно подавать через полчаса.
– Это я, граф. Разрешите?
– Генриор? – голос стал удивленным. – Конечно, входи.
Граф, накинув уютный бордовый халат с кистями, сидел в мягком кресле под высоким торшером и листал толстую книгу в кожаном переплете. Увидев Генриора, он с недоумением кивнул.
– Доброе утро! – сказал Генриор. – Наконец-то оно действительно доброе!
– Доброе-доброе… – настороженно проговорил граф. – А почему ты еще в замке? Ты собирался уехать на рассвете.
– Обстоятельства изменились. Я пришел с хорошей новостью.
– Знаешь, в последнее время я не радуюсь никаким новостям, – недовольно заметил граф. – Так хочется тишины и покоя!
– Но этому известию вы всё-таки будете рады! – Генриор едва сдерживался, руки его дрожали. – В холле вас ждет человек, которого вы непременно хотели бы увидеть.
– Да? – граф аккуратно положил книгу на подлокотник кресла. Тихо проговорил: – Эмилия?
Генриор отрицательно качнул головой.
– Ну, тогда я не знаю… – разочарованно развел руками граф. – В любое время дня и ночи я рад только своим детям и… да, Эмилии. Что уж скрывать от тебя.
– Разрешите пригласить этого человека сюда?
– Послушай, Генриор, в последнее время все в Розетте сошли с ума. Даже ты меня пугаешь! – граф нахмурился и поднялся из кресла, взял книгу и хлопнул ею слегка о прикроватный столик. – Разумеется, не нужно никого сюда приглашать! Кто бы там ни был, мне надо одеться, причесаться, привести себя в порядок, даже если это какой-нибудь давний студенческий друг. Я сам спущусь в холл.
– Вот ваш сюртук, вот щетка для волос… Я вам помогу собраться. Граф, ну не медлите, поспешите же, пожалуйста!
– Постой, Генриор, а ты часом не пьян? – граф с подозрением глянул на него, шагнул поближе и обеспокоенно заглянул в светящееся лицо. – Может, ты хлебнул коньяка на дорожку? У тебя щеки порозовели и глаза блестят!
– Граф, я не пью, вы же знаете.
– Да, но ведешь ты себя… хм… неадекватно. Что это за суета? Зачем ты меня торопишь? Я не помню случая, чтобы ты меня торопил. И почему ничего не объясняешь?
– Вы сейчас сами всё поймете.
– Ох, Генриор, не люблю я сюрпризов, – проворчал граф, натягивая бордовый сюртук и приглаживая прическу перед большим овальным зеркалом. Он обернулся, вновь окинул Генриора с ног до головы внимательным взглядом и неодобрительно покачал головой. Никогда ему не приходилось видеть управляющего таким взволнованным! Графу показалось, что еще минута – и Генриор вцепится в рукав его сюртука и насильно потянет к выходу. Или начнет подталкивать в спину.
– С тобой точно всё хорошо? – обеспокоенно проговорил граф, положив на полочку блестящую щетку для волос. – Что-то я волнуюсь.
– Да-да, все в порядке! – нетерпеливо проговорил Генриор. – Пойдемте.
Граф, наконец, вышел из комнаты, Генриор, прикрыв за ним дверь, поспешил к лестнице. Графу на миг подумалось, что старый дворецкий сейчас поскачет по ступенькам вприпрыжку, точно свихнувшийся кролик. «Не замок, а сумасшедший дом…» – хмуро пробормотал озадаченный граф, не спеша двинувшись за Генриором.
Генриор по-мальчишески перегнулся через перила, увидел знакомые буйные русые кудри – Берри сидел там же, за столиком, и, как ни в чем не бывало, перелистывал журналы. Вот только тогда у него камень с души упал.
Сбегая по лестнице, будто юноша, Генриор радовался, что Берри не исчез, что он не видение, не сон – а самый настоящий, живой и невредимый красавец-мужчина, моряк, дорогой его сердцу мальчик.
Заслышав шаги, Берри поднялся, выпрямился. Увидев Генриора и отца, который медленно спускался по ступеням, улыбнулся немного виновато и развел руками – мол, вот он я.
– Ну?! Узнаёте, граф?! – воскликнул Генриор, положив руку на плечо Берри.
Белый, как молоко, граф вцепился в отполированные перила лестницы. Потом осторожно шагнул с последней ступеньки, глядя во все глаза на молодого человека. Губы его дрожали.
– Берри? – неуверенно проговорил он.
– Да-да! – подтвердил Генриор. И не удержался, воскликнул: – Ну, что же вы стоите? Здоровайтесь!
Отец неуверенно протянул Берри руки – и тот, ни секунды не раздумывая, крепко его обнял.
Глава 38. Только не волнуйтесь
Генриор посмотрел на отца и сына, выдохнул с облегчением, коснулся платком глаз и быстро его спрятал. В глубине души он тревожился, что в Берри тлеют старые обиды и он будет вести себя с отцом подчеркнуто вежливо, как случалось в подростковые годы. А граф почувствует себя скованно и неловко. Но обиды растаяли, всех переполняла радость: встретились, наконец-то, родные люди!
Вскоре они втроем пили кофе с пышной сливочной шапкой в маленькой голубой гостиной. Генриор впервые в жизни сел завтракать с графом – прежде он вежливо и непреклонно держал дистанцию. Но в это утро ни граф, ни тем более Берри и мысли не допускали, что Генриор может уйти.
Пышнобокая Марта, которая в то утро сама накрывала на стол, с удивлением и любопытством поглядывала на оживленного Генриора, который (вот так дела!) никуда не уехал, уселся рядом с графом, да еще попросил и ему принести кофе и теплые вафли. Но еще больше ее заинтересовал незнакомый кудрявый парень. Надо же, какой красавчик заглянул к ним на огонек! Кто это – может, очередной жених Элли? Марта никогда не видела Берри, она устроилась в замок спустя годы после его исчезновения.
– Как вы поживаете? Как мама, как девочки, как Андреас? – спрашивал Берри, с наслаждением вдыхая кофейный аромат. – Что происходит интересного?
– Ох, про наши интересные дела поговорим потом! – торопливо ответил граф. – Все живы, здоровы – и это главное. Ты про себя расскажи поскорее!
Граф смотрел на сына и со счастливым удовольствием замечал в нем и собственные черты, и черты любимой Эмилии – и кудри, и брови вразлет, и ямочки на щеках – они появлялись, когда Берри улыбался.
– Как же тебе удалось убежать так, что никто этого не заметил? Почему мы не смогли найти тебя? Ах, какой же ты все-таки проныра!
– Я готовился, изучал карты, рисовал схемы, – признался Берри. – Подкупил охранников, и они сделали вид, что не заметили, как я вылезаю из окошка в чулане. А там забор, лес, овраг... Странно, конечно, что меня не поймали. Но я надеялся, что охранники не проболтаются, им же потом несладко бы пришлось. Так и вышло.
– Подкупил? Но откуда у тебя были деньги? – сдвинул брови Генриор.
– Я долго копил. Да еще продал свой зажим для галстука – тот, что с бриллиантом.
– Вот какой ты жук! – ахнув, всплеснул руками Генриор.
– Ну, мне эта штучка никогда не нравилась, так что не жалко.
Граф и Генриор переглянулись, вздохнули. Оба помнили, что золотой зажим в виде птичьего крыла вручила Берри на пятнадцатилетие старая графиня. Тогда все обрадовались: надо же, как расщедрилась бабушка! Прежде она никогда не делала нелюбимому внуку ни дорогих, ни дешевых подарков. А тут хоть и не фамильная драгоценность (Андреасу-то она на его праздник преподнесла старинный изумрудный перстень), а все равно очень хорошая, дорогая, солидная вещь.
Но старуха и тогда не вышла из своей роли, встала и надменно заявила: «Не просто так тебе это дарю, Бенджамин! Когда выучишься, вырастешь да будешь летать по свету, смотри на золотое крыло и думай: а стоит ли тебе возвращаться в Розетту? Твой ли это дом? Нужен ли ты здесь? Ведь Розетте ты не наследник!» Слова бабки-графини наделали много переполоха. Эмилия запальчиво заявила свекрови: «Себе оставьте такой подарочек!» И граф ее поддержал: «Вы бы, мама, думали, что говорите!» Он всегда обращался к матери на «вы». Андреас самодовольно ухмылялся. А Генриор, который оказался рядом, испугался, что Берри швырнет коробку с подарком старой графине в лицо и начнется большой и грязный скандал. Но Берри, к всеобщему удивлению, будто бы и не услышал бабкины слова. Очень вежливо кивнул, сказал спасибо, а синюю коробочку деловито спрятал в карман. Даже графиня такого не ожидала: сделала глоток кофе и ушла в свои покои. Обед продолжился, словно ничего не случилось.
– Сумма у меня была солидная, сумел ее до поры до времени спрятать. Чужого не брал, честно! – улыбнулся, словно мальчишка, Берри – мелькнули ямочки на загорелых щеках. Но вдруг он стал серьезным: – Но я был не прав. Зря я всё это затеял. Понимаю, как вы переживали. Неизвестность – такое страдание. Поэтому прошу меня простить.
– Мы-то ладно, мы ничего. У мамы прощения попросишь… – проворчал граф. Он через стол потянулся к сыну и крепко взял его за руку. – Но скажи, ведь десять лет – большой срок! Где же ты был, сынок? И почему даже не написал нам ни разу?
Берри аккуратно поставил на стол белоснежную чашку, отодвинул блюдце со свежими теплыми вафлями. Вздохнув, объяснил:
– Честно скажу, сначала не хотел писать. Пацан же был, дурак. Злился на всех, обижался. Всё хотел доказать, что я и без дворянской семьи чего-то стою.
– Доказал? – тихо спросил отец.
– Не знаю. Наверное, доказал. Правда, я потом уже передумал доказывать, только поздно было.
– Опять говоришь загадками, – грустно заметил Генриор.
– Да нет, я всё расскажу… что могу.
И Берри рассказал, как, прячась в лесах, ему удалось добраться до деревни Ключи («Да ты ведь был рядом с Розеттой!» – схватился за голову Генриор), там помогли местные ребята – собрали узелок с едой и вещами. Потом была долгая и опасная дорога к морю.
Ночью Берри пробрался в трюм корабля («Как? Да чудом! Нахальный был, упёртый…») Продрогшего и голодного пацана обнаружили, когда шхуна была далеко от берега. Хотели высадить в ближайшем порту («Я, конечно, рот держал на замке, о себе не говорил ни полслова»), да тут случилась история с пиратами.
– Что за история? – побледнел Генриор.
– Обычная, в Южном море хватает всяких бандитов, – махнул рукой Берри. – Я, видно, правильно себя повёл: не стоял, как дерево, не паниковал. Как мог, так и отбивался. Когда всё закончилось, капитан сказал: «Ладно, кто бы ты ни был, а станешь нашим матросом».
– Вот ты, наверное, обрадовался!
– Ну да, – согласился Берри. – Я был счастлив. Первые два дня. А потом понял, что корабль («Попугай» – то еще имечко!) нелегальный, команда – сброд, капитан – пьяница. Поэтому и плевать им было, кто я такой. Лишь бы работал за четверых. Но зато я там всему научился.
– Чему – всему? – заинтересовался отец.
– Паруса ставить, узлы вязать, кашу варить, палубу драить... – Берри подумал, добавил неохотно: – Ну, и драться тоже.
– Драться ты и в прежние годы умел… – проворчал Генриор, вспомнив, как Берри залепил Андреасу оплеуху.
– Это разве драки были? На «Попугае» то руку кому-нибудь вывихнут, то ухо порвут. Потом лекарь сидит, штопает.
– Какой ужас! – проговорил потрясенный граф.
Генриор ничего не сказал, но посмотрел на Берри так, словно хотел защитить от всех бед.
– Да ничего, – произнес Берри. – Я быстро научился сдачи давать. Меня называли Безумный Бен, это газетчики написали, что я Бесстрашный. Мне казалось, что терять нечего. Одним днем жил.
– И долго ты ходил на этом корабле? – поинтересовался, вздохнув, Генриор.
– Года полтора. Я бы ушел с «Попугая», но куда? Возвращаться домой ощипанным индюком мне не хотелось. А на нормальный корабль меня бы не взяли.
– Лучше бы ты вернулся в Розетту! – воскликнул граф. – Подрос, поступил бы в Морскую академию.
– Я часто думал об этом, – не стал спорить Берри. – Но получилось иначе. Однажды «Попугай» попал в большую передрягу. Капитан был убит, боцман ранен, а мы с парнями сами спаслись и корабль сберегли. Только в порт подошли, а там уже люди из Морского министерства. Смотрят на меня – кто такой? Где документы? А какие у меня документы? Ну, думаю, всё. За шиворот – и в темницу. Но тут за меня матросы вступились – даже те, с кем когда-то дрался. Тогда человек этот из министерства на меня как-то странно глянул и говорит: «А зачем тебе, парень, на этой галоше плавать? Я тебя на нормальный корабль определю. Нам такие люди, как ты, очень нужны».
– И ты согласился, конечно, – кивнул Генриор.
– Да у меня и выбора не было. Кстати, мне тогда медаль вручили… – помедлив, признался Берри. Он пошарил в кармане темно-синих штанов (они были немодные, широкие) и смущенно положил на стол красный картонный коробок.
Граф взял его, открыл осторожно, как заколдованную шкатулку. Вынул медаль, рассмотрел со всех сторон, аккуратно передал Генриору. Тот тоже долго и внимательно ее разглядывал, сказал тихо:
– Да ты у нас герой.
Берри с аппетитом откусил свежую вафлю, глотнул кофе, улыбнулся:
– Вовсе не герой, – и, подумав, добавил: – Это моя первая медаль, вот и ношу с собой, как талисман.
Граф и Генриор посмотрели на него с уважением.
– Как же все-таки прекрасно, что ты рядом, что мы пьем кофе, что можем обнять тебя... – тихо проговорил Генриор. – Есть только один очень грустный момент...
– Какой? – обернулись к нему граф и Берри.
– Я в кои-то веки решил съездить на море, а не вышло! – печально проговорил Генриор. Граф и его сын глянули с недоумением, но, увидев озорные искры в зеленых глазах Генриора, дружно рассмеялись, да и он тоже расхохотался.
– Мы обязательно съездим на побережье! – воскликнул Берри. – Я покажу дом, познакомлю с невестой, с друзьями.
– Ну и прекрасно. Это дело времени. Так, значит, тебя на другой корабль определили? – вернулся к истории Генриор.
– Не сразу. Человек из министерства долго меня по разным кабинетам водил. Там, кстати, быстро сообразили, что я тот самый граф Розель, которого все ищут. Я молчал, но они сами поняли.
– Но как же так? Почему же не сообщили в Розетту?! – с болью воскликнул Генриор.
– А в то время они как раз искали парней без семьи, без страха и без мозгов, – невесело усмехнулся Берри. – Таких, кому жизнь не дорога. А тут я подвернулся. Шестнадцать лет – а уже медаль. В морском деле не новичок. Сделали документы на имя Бена Ривза – и отправили…
– Куда?! – выдохнули одновременно граф и Генриор.
Берри замолчал, снова пригубил кофе, качнул русыми кудряшками:
– Какой же у вас кофе прекрасный! Чего только я в заморских странах ни пробовал, а всегда вспоминал кофе из Розетты. Отец, дядя Генри, вы меня простите, но о том, что было дальше, я рассказывать не могу. Можете поверить: много было разного. Делал то, что был должен.
– А про нас вспоминал? – тихо спросил граф.
– Конечно, – без промедления ответил Берри. – Каждый день. Но известить о себе не мог. Много бумаг подписал. Служба была секретная.
– А теперь ты со службы ушел? – осторожно поинтересовался Генриор.
– Ну да. Получил письмо с печатью – и всё, свободен, как ветер, – слишком легко сказал Берри, и Генриор отчего-то встревожился. – Вручили очередную медаль и отправили на все четыре стороны.
– Я тебя как увидел в «Альбатросе», сразу и узнал, – проговорил Генриор.
– Кстати, фото напечатали по поручению министерства, – заметил Берри. – Оповестили, что в секретном ведомстве Бен Ривз больше не служит. Вот я сразу к вам и приехал.
– Что приехал – это счастье! Но ты, видно, не рад, что со службы ушел, – осторожно заметил Генриор.
– Честно? Вас увидеть – очень рад! В Розетту вернуться – тоже. Все-таки семья – это сила, я в море часто об этом думал. Но с корабля уходить досадно. Я ведь молодой еще. Мог бы принести пользу.
– «Молодой еще»! – передразнил Генриор. – Да тебе ведь двадцать пять только. В Розетте целыми днями сидеть необязательно. Теперь тебя на любой корабль возьмут, пусть и не на секретный.
– Нет, дядя Генри, не всё так просто… – в голосе Берри прозвучала неожиданная горечь. – Меня с почетом на берег списали.
– Да почему же?! – хором воскликнули граф и Генриор.
Берри стал серьезным, отставил чашку, отодвинулся от стола.
– Только вы не переживайте, – сказал он, глянув в глаза отцу и Генриору, и те, конечно же, сразу стали переживать. – Я вам кое-что покажу. Но вы не волнуйтесь. Это давно случилось, и всё уже прошло.
Он закатал сначала одну широкую штанину, потом другую. Графа и Генриора будто по глазам ударили. Вместо ног у Берри были металлические протезы.
– О небо! Да как же это!.. – проговорил побледневший граф. А Генриор не выдержал, подошел к Берри, крепко прижал к груди его кудрявую голову. Потом вернулся на место, сказал глухо, стараясь незаметно смахнуть с глаз слезы:
– Мальчик наш… Что же ты пережил!
– Говорю вам, не о чем волноваться, – повторил Берри. – Я живу с этим почти без проблем. Бегаю, плаваю, брожу по горам. Если бы министр не отправил меня на берег, так бы и остался капитаном. Но всё к лучшему, видимо. Зато теперь я с вами.
– Значит, на море уже не вернешься? – уточнил граф, стараясь не смотреть на то, как Берри не спеша опускает синие штанины.
– Я все-таки еще надеюсь. В секретное ведомство меня уже не возьмут, а вот про другие корабли пока не знаю. Министр старый, упрямый. Говорит, что всё ради моего блага. Предлагает теплый кабинет, хорошую должность, высокий оклад. Даже новый дом – большой, почти как Розетта.
– А ты? – склонил голову Генриор.
– А я в кабинетах сидеть не привык. Не люблю я бумажки перебирать. Значит, к королю придется пойти, – вдруг запросто сказал он, будто решил заглянуть к старому другу. – Он молодой, должен меня понять.
– К королю? – пораженно переглянулись граф и Генриор.
– Ну да.
– А что, ты с ним знаком? – широко раскрыл глаза граф.
– Немного… Вы не думайте, что хвастаюсь, но он мне однажды награду вручал. А как-то раз, когда он был еще принцем, меня назначили его телохранителем. Мы и на корабле вместе ходили, и даже на лыжах катались. Это можно рассказывать. Мне показалось, что он хороший человек. Мой ровесник.
– Берри… – тихо сказал граф. – А ведь я тоже собрался к королю. У нас в Розетте некрасивый случай произошел. Вот теперь думаем, как всё это распутать.
– Что за случай?
Граф тяжело вздохнул, коротко и устало рассказал историю Элли.
– Я обязательно поговорю с королем. Он обещал принять меня послезавтра. Думаю, всё будет хорошо, – Берри помолчал и произнес с улыбкой. – Но сначала я всё-таки хочу увидеть не короля, а маму!
Глава 39. Что такое любовь?
– Элли! Элли, я приготовила тебе пудинг.
– Спасибо, мама, я не буду.
– Твой любимый, малиновый.
– Не хочу.
– А сырный суп? Шоколадное пирожное? Или пирожок?
– Нет.
– Тогда просто выпей чаю. Милена заварила свежий чай с листочками ежевики. Такой ароматный!
– Нет.
– Но ты второй день ничего не ешь! Что это такое?! Так нельзя, заболеешь!
Элли промолчала – она сидела на высоком стуле, опершись локтями о подоконник, и равнодушно глядела в окно, за которым расстилался зеленый квадратный сквер. С улицы доносились голоса ребятни, игравшей на детской площадке.
Трехкомнатная квартира в центре шумного города, в которой Элли жила с матерью (а прежде и с мужем матери) ничем не напоминала дворянский замок. Никакой мебели из красного дерева, тяжелых портьер и колонн. Никаких пушистых ковров, бархатных диванов и напольных часов с боем. В просторных комнатах было светло, свежо и солнечно. Вот только настроение у Элли было мрачным.
– Мама, оставь ее в покое, – в комнату, залитую желтым солнечным светом, шагнула Милена. Она собрала вьющиеся волосы в простой хвостик, надела пижаму с розовым слоником на груди, а тяжелые серьги заменила серебряными гвоздиками. Тоненькая, симпатичная, без высокой прически, модного наряда и макияжа она выглядела лет на десять моложе своего возраста и походила на старшеклассницу. – Ничего страшного не случится, если Элли немного поголодает.
– Как это – не случится? – нахмурилась Эмилия. – Ты только посмотри на нее! Тонкая, бледная, от ветра качается. Надо же как-то приходить в себя, в конце концов!
– Мама, от того, что ты настаиваешь, Элли не станет лучше, – спокойно возразила Милена. – Разрешишь нам поговорить?
– Пожалуйста, говорите, секретничайте! – с досадой пожала плечами Эмилия, взявшись за дверную ручку. – Но я не понимаю, что происходит. Ну да, случилась отвратительная история. Но ведь надо жить дальше! У меня тоже чего только не было… Да и у тебя тоже. Ничего же, пережили! Ладно, девочки, ухожу.
– Обиделась… – проговорила Милена, когда за матерью захлопнулась дверь.
– Я ее не обижала, – равнодушно сказала Элли. – Какая может быть обида, если я просто не хочу есть?
– Ты объявляешь голодовку? Тогда, как положено, выдвигай требования.
– Я хочу только одного – чтобы выпустили Дена.
– Но причем же тут мама? Как она-то может на это повлиять?
– Не знаю. Мама ни при чем. Я просто не хочу никакой еды, вот и всё.
– Ну, вот с чего начали, к тому и пришли… – вздохнула Милена.
Сестры замолчали. Милена подумала, что Элли раньше походила на беспечного мотылька, а теперь напоминает заводную куклу с пугающим стеклянным взглядом. Холодная, мрачная, молчаливая, она закрылась, как безлюдный дом. Впервые в жизни Милена не могла подобрать к ней ключа. Уж лучше бы сестренка плакала, возмущалась, настаивала на своём, как той ночью в управе! Тогда, по крайней мере, всё было понятно. А от ледяного безмолвия Милена впадала в отчаяние.
В глубине квартиры затрезвонил неуместно веселой трелью телефон, приглушенно зазвучал голос матери, но девушки не придали этому никакого значения.
– Неужели такая любовь? – пробормотала Милена. Она сказала это скорее для себя, чем для Элли, но сестренка неожиданно отозвалась:
– Да.
– Что – да?
– Любовь.
– Элли, ну… – Милена хотела было выложить логичные доводы. Мол, это увлечение, а не любовь (они ведь с Деном едва знакомы), что у Дена мог быть и финансовый интерес (может, надеялся на графское состояние), что у парня в деревне есть невеста. Но, глянув на белое лицо Элли, Милена поспешила уцепиться за ее слова, как за веревочку:
– А что ты имеешь в виду, когда говоришь про любовь, Элли? Что для тебя – любовь?
– А для тебя?
Милена собралась было заметить, что она первая спросила, и вообще вопросом на вопрос не отвечают. Но сдержалась и проговорила, радуясь возможности завязать разговор:
– Любовь – это доверие, привязанность, влечение, нежность, дружба, желание обнять и поцеловать – всё вместе.
– И ты всё это испытываешь к мужу? – холодно поинтересовалась Элли.
– Да, – просто сказала Милена.
– Но ведь он тоже не граф и не герцог, обычный человек, да еще намного тебя старше. За что ты его любишь?
– Он хороший, умный, честный, – не задумываясь, проговорила Милена, не понимая, к чему клонит сестра. – К тому же прекрасный врач.
– А я люблю Дена не потому, что он хороший. Мне даже неважно, хороший он или нет. Просто люблю – и всё, – Элли отвернулась к окну и глухо произнесла: – Из-за меня он оказался в тюрьме, а я ничем ему не помогла.
– Не из-за тебя. И чем ты могла ему помочь?
– Хоть чем-то. Если бы я вышла за Криса, я бы упросила его пойти к королю. Но папа…
– Папа поступил правильно. Никому такие жертвы не нужны. К тому же, он обещал заняться этим вопросом.
– Он сказал это, чтобы меня успокоить. Я преступница, Милена. Я предала Дена, – еле слышно сказала Элли и снова тягостно замолчала.
Милена не успела возразить. Дверь распахнулась так резко, что сестры вздрогнули. На пороге появилась встрепанная Эмилия – вид у нее был странный, а взгляд безумный. Пожалуй, с таким выражением лица полководцы объявляют о начале атаки. Она выпрямилась, вскинула подбородок, откашлялась, будто собралась исполнить оперную арию, поправила воротник синего домашнего платья.
Но не запела. Зарыдала. Села на Эллину кровать, покрытую тонким серебристым покрывалом, – и принялась всхлипывать, закрыв лицо руками.
– Боже мой, что?! – вскрикнула Милена, кинувшись к матери. – Что еще случилось? С кем? Андреас? – это первое, что пришло ей в голову – брат всегда бешено гонял на автомобиле. – Или плохо с отцом?!
Элли тоже подошла, тихо села рядом.
Но мать оторвала ладони от лица, улыбнулась сквозь слезы и проговорила, крепко обняв дочерей, точно у нее не руки, а крылья:
