
Текст книги "Серебряный блеск Лысой горы"
Автор книги: Суннатулла Анарбаев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)
Глава девятая
Решительное наступление на религию требовало серьезной подготовки, а время стояло горячее. Начался сбор урожая, подготовка пастбищ к зиме, и все были заняты по горло. Назаров руководил сбором винограда, Шербек, закончив сдачу зерна, вместе с ремонтной бригадой отправился в дальние кошары.
Иногда он по нескольку дней не появлялся в Аксае, а когда приезжал – обязательно ждала какая-нибудь неприятность. Ему уже казалось, что с тех пор, как он стал председателем, не обходилось дня без какого-нибудь происшествия, которое портило настроение. Месяц назад, например, с гор принесли весть: у овец пухнет вымя, не змея ли сосала? Нагрузив хурджум ветфельдшера камфарой, новокаином, пенициллином, Шербек направил его в горы,
– Насчет змеи все это глупости, – сказал он фельдшеру. – Видимо, мастит. Но если мы не захватим вовремя, может погибнуть много овец. Овцам, чувствующим себя получше, смазывайте вымя камфарой. Тем, у кого вымя распухло, потрескалось и загноилось, опрысните пенициллином.
Ну, а если бывало так, что на работе все в порядке, обязательно что-то случалось дома. На днях вернулся домой, смотрит – в комнатах нет света, только в очаге маленький огонек. Мать жарит в масле тесто.
– Сегодня, сынок, вечер священной пятницы! Садись, я прочту из корана. – Так и сказала.
От злости Шербек застыл как вкопанный, потом быстро повернул выключатель. Закопченный очаг озарился ярким светом. Мать всплеснула руками.
– Ой, чтоб мне пропасть! Что случилось?
Шербек посмотрел на седеющую голову матери, ее встревоженные глаза, и вся злость его пропала.
– Эх, мама... – только и сказал он, опускаясь около нее на колени. Он обнял голову матери и, нежно поглаживая седые волосы, поцеловал ее морщинистый лоб.
– Ты же меня чуть не убил, – сказала мать со слезами на глазах. – Ты всегда такой. Только и знаешь, что пугать...
– Мама, а вы любите меня? – неожиданно спросил Шербек.
– А разве есть у меня еще кто-нибудь? – Мать всхлипнула, отирая глаза кончиком марлевого платка.
– А почему же вы меня обижаете?
– Ой, как же это? – встрепенулась мать.
– Почему втайне от меня ходите к мавзолею Гаиб-ата?
– Было у меня кое-что для святого... приношения... чтобы отвел все несчастья от твоей головы. Ты не знаешь, есть такие нехорошие глаза, которые вышибают из седла.
– От плохих глаз, мама, можно избавиться, а от плохих слов – труднее. Пойдут из уст в уста – не остановишь.
– Что я сделала, сынок, чтобы пошли нехорошие слова?
– Мама, ваш сын коммунист. Разве не могут ему сказать: как же ты будешь воспитывать других, если не смог перевоспитать свою мать? Ты не коммунист, ты двуличный человек!
– Ой, чтоб мне пропасть!
– А вы знаете, кто убийца моего отца? Те, которые лижут пыль мавзолея Гаиб-ата. Вы собственными руками кормите убийц отца...
И вот так изо дня в день – одна неприятность за другой. Может, это от его неопытности? Может, люди не признают: дескать, молодой, зеленый еще, авторитет не заработал?
«Авторитет, авторитет! – вдруг разозлился Шербек. – Что же, я должен убивать все свои чувства, раз стал председателем! Из-за авторитета должен забыть веселье, смех?! Кому нужен такой искусственный авторитет?» Как-то поздно вечером завернул в больницу, знал, что дежурство Нигоры, но, как назло, вырос словно из-под земли Акрам. «О-о, Шербек Кучкарович! Что это вы ночью пожаловали? Прошу вас!» Будто пойманный с поличным, растерялся. Спросил о здоровье Ходжабекова. Но Акрам, конечно, догадался, лиса!»
Задумавшись, Шербек не услышал, как в дверь постучали. Вошел Назаров. Он поздоровался без своей обычной улыбки, тяжело опустился на стул и вздохнул. Шербек понял, что агроном чем-то расстроен.
– Устали? – спросил Шербек.
– Что будет дальше, если уже сейчас я буду уставать! Настоящая работа еще только начинается.
– Я смотрю: настроение у вас что-то...
– Действительно, я сегодня не в духе.
– Почему?
– У меня всегда портится настроение, когда сталкиваюсь с какими-нибудь живучими привычками прошлого. Больше четверти века существует у нас в Аксае колхоз, а люди все еще делят: это мое, а это колхозное. В колхозе работают спустя рукава, цепляются за свои приусадебные участки.
– Сегодня вы встали с левой ноги, – пошутил Шербек.
– Когда утром меня провожала жена до калитки, не было на свете счастливее человека! С этими радостными мыслями и пошел я на виноградник. Но подсчитал урожай, и настроение испортилось. В среднем получается по пятнадцать центнеров с гектара. А зашел рядом в садик к колхознику, так у него не меньше ста центнеров с гектара можно снять. Вот и думаю: колхозники в своих виноградниках получают по сто, а колхоз по пятнадцати центнеров с гектара. Почему так?
– Почему? Да просто плохо ухаживали.
– Если сказать точнее – совсем не ухаживали. Кое-как собрали урожай, а потом забросили до следующего. Те, кому положено присматривать, махнули рукой: «Мое, что ли? Будет – будет, не будет – травой порастет!» Если бы свое было, дни и ночи рыхлили бы землю. Виноградник был заложен в тридцать шестом году. На каждый гектар высадили тогда по тысяче черенков виноградной лозы. Посчитайте, сейчас и половины нет. Допустим, что многие лозы состарились. Но их можно выкорчевать и посадить новые. Если доверить виноградник этим бессовестным, могут порубить и пустить на дрова!
– Колхозники не такие уж плохие люди, как вам кажется...
– Я не говорю ничего плохого о колхозниках… И вы и я тоже ведь колхозники. Конечно, нынешний колхозник совершенно отличается от того единоличника, который был четверть века назад. Но все-таки думает о личном обогащении...
– Частная собственность в крови у крестьянина. Нужны многие годы, чтобы изменить это. Это не мои слова. Это Ленина слова.
– Шербек! Не это хотел я от вас услышать. Ленин не говорил, что жадность крестьян к земле и собственности отомрет сама собой, что нужно сидеть сложа руки!
– Мы же не сидим сложа руки?
– Советская власть дала крестьянам землю и воду. Дала тракторы и машины. Обучила грамоте и добавила ума. Объединила в артели. Но успех артели зависит во многом от председателя, от актива вокруг него. Давайте возьмем тот же пример с виноградом. Вынесет колхозник свой собственный виноград на базар продавать – денежки в карман. А в колхозе в конце года получит что-либо или нет, точно не знает. Нет твердой уверенности. Если бы колхозник за свой труд в сельхозартели получал больше, чем от своего приусадебного участка, от своего скота, то понятие «это мое, а это колхозное» очень скоро перестало бы существовать...
В этот момент у порога появился Суванджан. Вид у него был очень виноватый, но от всей фигуры, от круглого, румяного лица веяло такой свежестью и здоровьем, что Назаров с восхищением подумал: «Вылитый Бабакул». А виноватым Суванджан чувствовал себя потому, что раньше положенного срока возвратился со своей отарой с горных пастбищ. Пока Суванджан нерешительно топтался у порога, из-за его спины в дверь проскользнул Саидгази. Бросив уничтожающий взгляд на парня, он с возмущением начал:
– А мы-то тебя всюду хвалим, гордимся тобой! Передовик называется! Улепетывать тоже передовик! А я-то, послушавшись тебя, прогнал из колхоза Ашира! – Саидгази оторвал взгляд от Суванджана и, обращаясь к Шербеку, продолжал: – Было это в то время, когда мы не ладили с Ходжабековым. Приходит этот, – он указал пальцем на Суванджана, – и говорит, что видел, как Ашир воровал, но не смог его поймать. Я решил прогнать Ашира, чтобы избавить колхоз от этого подозрительного типа. И хорошо сделал: теперь над свинофермой взяли шефство комсомольцы...
Саидгази хотел сказать еще что-то, но Шербек прервал его и обратился к Суванджану:
– Твои друзья в горах, узнав, что сбежал без оглядки, тоже, наверное, тронулись в путь, а?
Суванджан молча уставился в пол.
– Разве ты получил распоряжение возвращаться с гор? Что ты здесь позабыл?
– Хотел пасти овец на убранном поле. Там остались колосья... зерно...
– Твоя отара колхозная, а другие отары чужого дяди, что ли?
– Все колхозные, – пробормотал Суванджан.
– А что же тогда раньше людей поднимаешь пыль? Или они хуже тебя? Ведь в горах еще много травы, а жнивье от тебя не уйдет. – Шербека разозлило, что Суванджан молчит. – Твой отец был человеком широкой души. А ты испугался, что жнивье достанется твоим друзьям! Ты слышал, что одна упрямая телка баламутит все стадо?
Лицо и даже шея Суванджана покраснели.
– Забирай, что тебе нужно, и возвращайся назад! Будь здоров!
Суванджан, понурившись, вышел.
– Браво, товарищ председатель, – улыбнулся Саидгази. – Вы блестяще отчитали его. На всю жизнь запомнит ваши слова. На вашем месте Ходжабеков стучал бы кулаком по столу и кричал: «Я тебе покажу!» Вот что значит новый стиль руководства...
– Благодарю, очень признателен. Но, кажется, вы слишком завысили мне цену. Теперь вряд ли кто-нибудь захочет купить меня, – с иронией сказал Шербек. – Да, хочу спросить у вас: есть решение общего собрания об исключении из колхоза Ашира?
– Нет. В то время вас не было, а Ходжабеков позорно бежал. Я остался один. Раздумывать было некогда. Я думаю, что дело не в формальностях. Если вы считаете, что я поступил неправильно – извините, неопытность, спешка... Впрочем, если хотите, Ашира можно вернуть...
Шербек промолчал. Что он мог сказать? Формальности... Шербек никогда не был формалистом. Но если Ашир действительно воровал, то надо было заставить его держать ответ перед народом, а потом сделать так, как решит большинство. Неужели Саидгази, который способен занозу разрубить на сорок частей, вдруг «нечаянно допустил такую оплошность»?
– Товарищ председатель, когда вас здесь не было, получили телефонограмму из райисполкома. Нужно послать в хлопководческий район сто человек для сбора хлопка...
– Сто человек?! Откуда я возьму столько? – возмутился Шербек.
Саидгази пожал плечами.
– Они, наверное, думают, что у нас инкубатор по выведению рабочих рук! – сострил он.
Зазвонил телефон. Шербек поднял трубку.
– А? Да, да, узнал. Спасибо... – Лицо Шербека просветлело. – Да, Зухра Каримовна, фрукты у нас еще собирают руками, мелкая, кропотливая работа... Скоро нужно пригонять скот с пастбищ. Сейчас занимаемся строительством, ремонтом, заготовкой силоса... Сказали – сразу сто человек. Это не так просто, нужно подумать... А? Нет, нет, не до такой степени, Зухра Каримовна. Я сам?.. дела?.. Хорошо, хорошо. Заглядывайте и в наши края. А? – Шербек покраснел и покосился на Назарова. – Не беспокойтесь, без вас не устроим...
Шербек положил трубку и сказал Саидгази:
– Пошлите сторожа, чтобы вызвал бригадиров и завфермами.
Когда Саидгази вышел, Шербек подошел к Назарову.
– Зухра Каримовна говорит, что возглавить отряд помощников должен я. Поедем в «Рассвет». Вы знаете этот колхоз?
– Да, знаю, – кивнул Назаров. – Гордость нашей области! Когда же наш «Аксай» будет таким?
– Будет. Вот и Зухру Каримовну тоже это интересует. Говорит, поезжайте в «Рассвет», там есть чему поучиться.
– А что же будет с нашими делами? На виноградниках сейчас много работы. Мы пустили воду к лозам, с которых сняли урожай, просмотрели подпорки для виноградных лоз, а теперь надо провести опрыскивание и пустить для вспашки трактор. Земля там как камень. Даже лезвие кетменя гнется.
– Вот что, товарищ Назаров. Нужны минеральные удобрения – берите, нужен трактор – берите, берите все, что вам необходимо. А с завтрашнего дня берите в руки и командование – будете замещать меня.
– Вы это серьезно? – опешил Назаров.
– А как же? Кто-то должен остаться вместо меня?
– Как будто люди перевелись...
– Людей много. Но ваша кандидатура самая подходящая.
– Если я только свою телегу буду тянуть, и то большое дело.
– А если немного потянете и мою телегу, выбьетесь из сил?
– Есть много энергичных ребят. Вот и оставьте одного из них.
– Боитесь ответственности?
У Назарова от этих слов покраснела голая макушка. Он долго молчал, опустив голову, потом тихо произнес:
– Ладно, поезжайте. Как-нибудь уж сделаем, чтобы ваше отсутствие на колхозных делах не отразилось.
– Еще одна просьба. – Шербек вынул из ящика стола листок бумаги и ручку. – Вы, видимо, знаете, что породистых овец «рекорд» мы пригнали с гор и уже пятнадцать дней кормим отрубями. С послезавтрашнего дня мы должны перевести их на новый рацион. Напишу и оставлю. Поручите Мансуру, он сделает, но все-таки лучше, если проследите сами. И еще одно...
На улице уже стемнело, зажглись лампочки, а просьбы все не кончались.
Не прошло и недели после отъезда Шербека с бригадой, как по кишлаку пронеслась весть: «Усатый Туламат подстрелил кабана». В этот вечер Туламат собственной персоной заявился в чайхану на берегу сая. Наступила осенняя прохлада, поэтому чаевники, отказавшись от деревянного настила под открытым небом, забились в помещение.
Парни, сидевшие на коврах, поспешили потесниться, освобождая почетное место для Туламата.
– Туламат-ака, сегодня усы у вас блестят по-особенному, – шутливо заметил один из них.
– Наверно, кабанье сало попало, – поддержал второй.
Все расхохотались.
– Вы что, пренебрегаете мясом кабана? – Туламат обвел презрительным взглядом собеседников. – А вы историю изучали?
– Разве в книгах написано, чтобы ели дикого кабана? – спросил кто-то.
Снова поднялся смех.
– Написано! – серьезно сказал Туламат. – Пятьсот-шестьсот лет тому назад сыновья шаха специально выезжали охотиться на кабанов. Подстреленных кабанов целиком зажаривали на вертеле и ели. Тоже мне грамотеи! Вы Навои-то читали?
Все промолчали, чтобы не показать себя невеждами.
– Туламат-ака, но вы же не съели один целого кабана, половина-то хоть осталась? – спросил высокий, плечистый парень.
– Опоздал, душа моя. Сказал бы раньше – оставил бы ляжку.
– Не может быть, есть еще, наверное, какой-нибудь кусочек?
– Да что я буду врать тебе, братишка? А какой был кабан! Верблюд еле-еле поднял его, всю дорогу стонал, бедняга. Чувствую, не дойдет до Аксая. Свернул на рудник. Сдал в мясную лавку. Вмиг расхватали.
– Э, жаль, хотел угостить приятелей!
– Угощение устроим в горах. Вот деньги, – Туламат похлопал по разбухшему поясному платку. – Точно, копейка в копейку, три тысячи. В честь окончания постройки конюшни устроим угощение для всей бригады. Тебя тоже приглашаю. Завтра вместе закупим все, что нужно, погрузим на одногорбого и отправимся. Ну как?
– Ничего, но...
– А что «но»?
– Боюсь, Туламат-ака, будут потом говорить в Аксае, что я ел свинью...
От смеха парней задрожали стекла в окнах чайханы.
– Признайтесь, Туламат-ака, наверное, из денег, вырученных от продажи свинины, принесли подношение праху Гаиб-ата? – сказал кто-то.
Туламат разозлился не на шутку, хотел встать и уйти, но парни схватили его за полы халата, стали успокаивать.
– А правда, что вы кабана живьем поймали?
– Еще говорят, что, когда кабан стал улепетывать, вы догнали и вскочили на него верхом?
– Это не я. Отец Джанизак-аксакала.
– Да Джанизак-аксакал сам человек в летах, как же его отец мог поймать кабана?
– Хей! Да когда был таким парнем, как ты!
– И он действительно вскочил верхом на кабана?
– Что ж, по-твоему, я сочинил это? Сам слышал от Джанизак-аксакала. Как-то ночью его отец услышал странные звуки. Вышел во двор. Кто-то хрипит в хлеве. Подумал: наверное, с коровой что-нибудь, и бросился к хлеву. Только подбежал – что-то выскочило. Чтобы околеть этой корове, с каких пор стала бодаться, – и бросился следом. Догнал и вскочил на спину. Смотрит – в руках не рога, а уши кабана! А кабан летит как пуля. Он подумал: «Эх, будь что будет!» – и стал крутить кабану уши. Тот ошалел от боли и бросился в речку. Сам тяжелый, да еще человек на нем – задохнулся в воде. Отец Джанизака так до утра и сидел в реке верхом на кабане. Утром люди увидели и вытащили обоих.
– Были же раньше такие смелые люди! – вздохнул кто-то.
– Ну ладно, что было, то прошло. Давайте послушаем теперь, как Туламат-ака поймал кабана.
– Вам, наверное, известно, что мы взрываем склон горы на Куксае и строим там зимовье для табунов? – сказал Туламат.
Парни утвердительно закивали.
– Вам известно, что Халмурад, сын уста Хамида, ставит памятник на могиле Бабакул-ата?
Некоторые удивились, кто-то ответил: «Слышали».
– Так вот, оказывается, не всякий камень годится под памятник. Халмурад искал-искал и, наконец, нашел глыбу мрамора с человеческий рост. Этот камень с помощью верблюда мы доставили на кладбище с чинарой. А вы еще считаете себя джигитами. Настоящий джигит-то, оказывается, Халмурад. Как начал оживлять камень – ну, точно покойный Бабакул-ата получился! А шапка-то на голове! Так и хочется потрогать. Золотые руки стали у парня – просто диву даешься...
Туламат так разошелся, что чуть было не рассказал одну свою тайну. Хорошо, что вовремя остановил язык. Разве можно доверять такой разговор этим черноглазым насмешникам! А тайна была вот какая: еще раньше уста Хамид просто прожужжал ему уши: «Твоя младшенькая, дай бог ей вечной молодости, стала словно куколка. Давай породнимся». – «Пусть окончит учебу, а там видно будет», – ответил он тогда неопределенно. А уста Хамид – человек мудрый, видно, почувствовал что-то. И в самом деле: Туламат как-то поздно возвращался из правления и, чтобы сократить путь, пошел берегом сая. Смотрит – на камне посреди реки сидят парень с девушкой. И что же вы думаете? Это его дочь с Халмурадом! Прошел тихонько, будто ничего не заметил. Как вошел в дом, начал читать жене мораль: «Ты знаешь, как нужно растить дочь или нет? А если их увидят те, у кого длинные языки?»
Но стоило ему увидеть собственными глазами «ремесло оживления камня», как прямо заявил уста Хамиду: «Будь у меня десять дочерей, всех отдал бы твоему Халмураду».
Вот о чем умолчал сейчас Туламат, хотя и нелегко это было.
– ...Увидел я работу Халмурада и задумался, чем бы его отблагодарить. Вскоре и повод нашелся. Понадобились потолочные балки, чтобы покрыть крышу конюшни. Начиная от цемента и кончая досками – все возили из кишлака на верблюде. Но потолочная балка – длинная, тяжелая. На верблюде ее никак не устроишь. На берегу Куксая много горных тополей. Но они в ведении лесного хозяйства, рубить их нельзя. Думаю, схожу-ка я к Джанизак-аксакалу, нашему отцу и дорогому человеку, попробую его уговорить. И пошел к нему в лесопитомник. Да, видно, попал не вовремя, аксакал что-то хмурый был. Оказывается, посеял кукурузу на пустоши на склоне горы. Уже начала наливаться, однажды пошел, смотрит – большая часть поля изрыта. «Эти кабаны, чтоб околеть им, бродят стадами. Если повадились раз, то не оставят в покое, каждый день будут приходить. Остался я без кукурузы», – сказал он уныло. «И вы расстраиваетесь из-за этого? – сказал я ему. – Если я не защищу ваши интересы от кабанов, можете забыть, как меня зовут!» А сам думаю: «Вовремя я пришел-то».
В ту ночь пошли охранять кукурузу вместе. Взяли с собой и Халмурада. Пусть, думаю, разок побалуется. У троих по двухстволке – сразу на шесть выстрелов. Зарядили ружья кабаньими пулями, забрались в кукурузу и улеглись. Долго лежали, ко сну уже потянуло. Вдруг слышим – что-то чавкает и чавкает. Время было как раз такое, когда взошла луна. Гляжу – посреди зарослей ущелья целое стадо кабанов. По-моему, до двух десятков было! Играют, прыгают, пищат вместе с детенышами. Вы видели, как играют толстые, пушистые щенки? Ну и эти точно так же. А один, здоровый, как осел, направил нос в нашу сторону, нюхает воздух и хрюкает. «Самое время», – подумал я и, нацелив между глаз, нажал сразу на оба курка. Кабан подпрыгнул на месте, а потом ринулся прямо на нас, за ним – все стадо. Шум поднялся страшный – топот, хрюканье. Не дай бог, оказывается, встретиться с раненым кабаном. Распорет живот и вывернет все кишки. Я-то ладно, думаю, вот Халмурада жалко: молодой еще, единственный сын у родителей... Морда кабана уже совсем близко, клыки блестят при свете луны. «Стреляй!» – завопил я истошным голосом. «Бух-бух!» – кто-то выпалил. Испугались огня, что ли, во всяком случае, шагах в трех-четырех от нас свернули в сторону, пронеслись через кукурузу и скрылись из виду. Самый здоровый позади всех бежал. Халмурад – настоящий герой – не растерялся и выстрелил еще раз. Кабан свалился, так и не сумев выбраться из кукурузы. Когда рассвело, подошли к кабану, видим – моя пуля попала ему в рыло, а пуля Халмурада – в живот. Я-то знал, что руки, которые режут камень, словно масло, могут все делать! «Теперь кабаны никогда не придут на это поле», – сказали мы Джанизак-аксакалу. Уж как он обрадовался, что спасли кукурузу. А я только и ждал этого момента. «Пустое слово режет ухо, аксакал», – сказал я. «Ну, тогда пойдем в дом, для тебя не жалко хорошего жирного плова». Тут-то я и рассказал ему в открытую, зачем пришел. «За тонкое место схватил», – вздохнул он и задумался. Этот человек – попросишь – душу отдаст, а рубить деревья без пользы не разрешит.
«Есть у меня одно условие, – сказал, наконец, он, – согласитесь – рубите». – «Какое же условие?» – «За каждое дерево посадите по двадцать саженцев. Саженцы я вам дам». – «Я согласен не двадцать, а двадцать пять саженцев посадить». На том и порешили.
– Так одним выстрелом убили трех зайцев: кабана добыли, три тысячи, – он похлопал себя по разбухшему поясному платку, – тополя и посадили сверх положенного сто саженцев. Вот как поступают настоящие джигиты! А вы бьете баклуши, целый день сидите в чайхане, а тоже называете себя джигитами. А, да ну вас! – полушутя-полусерьезно сказал Туламат и, махнув рукой, поднялся и направился к выходу.
Парни пытались задержать его, но Туламат, даже не повернув головы, вышел.
По дороге он встретил Нигору, возвращающуюся от больного. Туламат и ей рассказал, как убил кабана, пригласил на пиршество.
– Жалко, Шербека нет в Аксае, вместе бы приехали...
– Спасибо. Я и одна могу приехать. Без вашего товарища председателя обойдусь. До свидания!
Туламат был поражен резким ответом Нигоры.
– Йе, что ты говоришь, дочка? – С этими словами он остался стоять посреди дороги.
Через два дня, погрузив закупленную провизию на верблюда, захватив двух попутчиков из ревизионной комиссии, Туламат отправился в горы.
Шербек, вернувшись из колхоза «Рассвет», был весь переполнен впечатлениями. Ему не терпелось поделиться ими с Назаровым.
Вечером они встретились в правлении. После разговора о делах в Аксае, когда Шербек уже начал рассказывать о соседях, появился Саидгази с бумагами. Шербек мельком взглянул на новенькую голубую папку у него под мышкой. «Во времена Ходжабекова папка для подписи, кажется, была красная», – подумал он.
Саидгази положил перед председателем папку и пожаловался:
– Помните, восстановили мост через Аксай, смытый ливнем, и должны, оказывается, еще за это платить...
– Если нужно – заплатим. Ссориться с межколхозным строительным трестом нам нельзя: еще не раз обратимся к ним. – Шербек просмотрел документы, подписал их и, закрыв папку, возвратил Саидгази.
– Так что же вы видели в «Рассвете»? – спросил Назаров.
Саидгази задержался.
– Да, так чему мы можем у них поучиться? – спросил он, усаживаясь рядом с Назаровым.
– Многому можно поучиться. Например, их бухгалтеры знают пути накопления...
Саидгази поспешно согласился:
– Справедливая критика... Полностью принимаем.
– Колхоз богатый, две тысячи гектаров под хлопком. Собирают не меньше двадцати девяти центнеров с гектара. Знал, что будете интересоваться садами в «Рассвете», поэтому и по садам прошелся. Разговаривал с садоводом. Привез две связки черенков лучших сортов винограда, которых нет у нас. Возьмете у сторожей. Спросил, как у них с животноводством. У них и садоводство и животноводство не основные отрасли, как у нас, а дополнительные, поэтому до последнего времени на них обращали мало внимания. А овцы лишь в минувшем году оправдали расходы. Сады вообще, оказывается, не дают им дохода. Но урожай хороший, до сих пор даже не успели весь виноград собрать. По правде говоря, нигде не видел такого сада, как в «Рассвете». Называют его «Оромгох» – «Успокоение души». Посреди сада гостиница, перед ней большой хауз[38]38
Хауз – бассейн.
[Закрыть]. Вокруг цветник. В конце сада разместились парники: зимой и летом свежие помидоры, огурцы. Рядом с гостиницей огромная бильярдная с венецианскими окнами. Два бильярдных стола, каждый стоит, по их словам, чуть меньше двадцати тысяч.
Назаров, сидевший с опущенной головой, спросил:
– Что, позавидовали?
– Как вам сказать...
– Если расцветет и пойдет в гору наш «Аксай», – а в это я верю, – и вы бы задумали посреди сада построить, как в «Рассвете», гостиницу и бильярдную, я первым выступил бы «против», потому что от такой гостиницы и от такой бильярдной колхозникам пользы ни на грош. Наоборот, от начала до конца убыток. Если нужен бильярд – пожалуйста, можете поставить его в клубе или в Доме культуры. А вместо гостиницы нужно построить Дом отдыха для всех колхозников в живописном месте.
– У председателя всегда много друзей, близких и дальних приятелей, – возразил Саидгази.
– Пусть друзей принимает у себя дома, – отрезал Назаров.
– Не будьте таким скупым, товарищ Назаров.
– Богатство, созданное колхозниками, не стоит так щедро разбрасывать, товарищ бухгалтер.
– Ой-ей, не горячитесь! – рассмеялся Шербек.– Обед вкусен лишь с хозяином дома. Плов, съеденный без разрешения хозяина, не плов, а камень. Хозяин дома – это все колхозники.
– А что за председатель там? – спросил Назаров.
– Знатный человек. Депутат. Герой Социалистического Труда. Член бюро райкома. Трудолюбивый человек. Дехканин, знающий хлопок, как родную мать. Однако у этого человека есть странная привычка: только для себя держит девять легковых автомобилей.
– Что, любитель?
– Хоть и любитель, но я не видел, чтобы он сам управлял машиной. Об этом его увлечении люди сочинили анекдот. Однажды Насреддин, погоняя своего осла, проезжал по узкой дороге между полей «Рассвета», а навстречу «Москвич». «Чья это машина?» – спросил он. Шофер ответил: «Председательская!» Эфенди уступил дорогу и последовал дальше. Немного проехал – встретил «Победу». «Чья это машина?» – снова спросил он. «Председательская», – ответил шофер. Потом по дороге ему повстречались «Волга», еще «Победа», мотоцикл. Эфенди все спрашивал, а шоферы все отвечали, что такого-то председателя. Эфенди надоело уступать дорогу. У шофера девятой машины спросил: «Это конец или еще будет?» Тот спокойно ответил: «Сейчас в Москве выпустили машину новой марки, так председатель поехал за ней...» Эфенди очень расстроился. Слез с осла, пнул его ногой и сказал в сердцах: «Иди, и ты будь председательским!»
Назаров вздохнул.
– Испортился человек, – сказал он.
Саидгази шепнул ему на ухо:
– Будьте осторожны в выражениях.
– Что? Может, замок на рот повесить? – зло сказал Назаров. – Те времена давно прошли.
– На груди Золотая Звезда, депутат, еще член бюро райкома... И про такого уважаемого человека вы говорите «испортился».
– Благодаря кому у него на груди Золотая Звезда? Благодаря кому стал депутатом? Благодаря кому приобрел такой авторитет, славу? Благодаря колхозникам. На деньги, которые истрачены для покупки девяти машин, мог бы построить девять великолепных домов для колхозников. Истрачены средства, которые колхозники собирали по крохам, как муравьи. Для руководителя, знающего меру, достаточно и одной машины. А тем, кто позабыл про почву, на которой вырос, и девяти мало. Такие стараются возвыситься над «серой массой», будто на них «посмотрел пророк благополучия Хызр». А для этого самое лучшее средство – сверкающие разноцветные автомобили. Как сядет в машину – нет ему равного человека в мире. Ну, скажите, разве это не испорченность?
– Это человек, выросший на сыром молоке[39]39
То есть человек с недостатками.
[Закрыть], у каждого из нас есть недостатки, – попробовал заступиться Шербек.
– Все мы выросли на сыром молоке. У всех у нас есть честолюбие, тщеславие. Рот же у честолюбия большой, стоит только спустить узду – проглотит весь мир. Однако человек свое честолюбие должен обуздать умом, волей. В этом должны ему помочь друзья. Забудется, откроет широко рот, окружающие могут разок толкнуть. А близкие, друзья председателя «Рассвета», видно, вовремя не толкнули его. Как вы, Саидгази, они заискивали перед ним: «На груди Золотая Звезда, депутат, к тому же член бюро райкома». В результате глаза председателя заплыли жиром. Уверен, что своих подчиненных он не раз вразумлял: «Будь скромным, иначе опозоришься», а сам забыл, что такое скромность...
Шербек, опершись на стол и играя карандашом, невольно подумал: «Совсем как в пословице: «Дочка, говорю тебе, а ты, невестка, слушай...»