Текст книги "Серебряный блеск Лысой горы"

Автор книги: Суннатулла Анарбаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Стало в ресторане полным-полно. Все свои. Начальник милиции рассадил всех по порядку: откуда мне знать, у кого какой чин. И пошли заказывать. Заказ за заказом! Все несут и несут, конца и края этому нет. Разве Туламат допустит, чтобы гости не ели? Я кричу им: «Ешьте, друзья, наливайте, друзья!» Потом подошла официантка, улыбается, тоже, наверно, радуется за мой выигрыш, начала считать, и оказалось, надо заплатить девять тысяч девятьсот девяносто девять рублей. «Э-эх, куда ни шло, думаю, мы находим деньги, а не они нас», – вытащил две нераспечатанные пачки, по пять тысяч каждая, бросил их на стол. Даже сдачи не взял. На этом свете пусть говорят спасибо. «Как, – спрашиваю, – наелись, напились?» Они ответили: «Хватит». – «Ну, тогда пошли», – предложил я. Все дружно встали. Помогли мне сесть на ахалтекинца. Бесценные у меня друзья! Я уже отъехал, когда меня догнал на мотоцикле друг, начальник милиции: «Неужели ты поедешь домой с пустыми руками? Ты, которого так уважают в кишлаке? Неужели не хочешь купить подарки родным и близким?» – «Спасибо, – сказал я, – что напомнил». И мы вместе пошли по магазинам. Домой я вернулся, израсходовав двадцать тысяч. Э-э, брат, деньги – это пыль на руках. Ф-фу, дунешь – улетят. Остальные пять тысяч отдал жене: «Что-нибудь купишь». Она купила дочкам сюзане и простыни. Вот так вышло, братец. И почему ты не сказал о своей нужде раньше?! Разве я бы отказал тебе? – Туламат так естественно изобразил сожаление, что кто-то не выдержал и под общий смех сказал:

– Ох, и врешь ты, Туламат, как по маслу!

Туламат удивленно пожал плечами и спокойно продолжал пить чай.

Не успели закончить сенокос, как началась жатва. Бригаду Шербека перебросили на жатву, а Шербек вернулся к своим обязанностям.

После Кайнара он заметно изменился: то ли оттого, что постригся и побрился, или оттого, что надел соломенную шляпу и белый китель, лицо его казалось побелевшим.

Шербек решил прежде всего побывать на новом скотном дворе. Дорога шла через пшеничные поля. Шербек задумчиво смотрел на тучные, созревшие колосья, словно застывшие под палящим солнцем. «Если не успеем быстро убрать, пшеница начнет осыпаться», – думал он.

Возле скотного двора Шербек никого не встретил. Привязав лошадь в тени, он вошел в помещение. Пестрая корова, стоявшая в первой загородке, перестала облизывать пустую цементную кормушку, взглянула на Шербека и жалобно замычала. Другие коровы лежа пережевывали жвачку. Шербек заметил их впалые бока и голодный взгляд. «У председателя это называется стойловое содержание скота», – с горечью подумал он.

В другом конце коровника Шербек увидел мать.

– Мама, а где остальные?

– Пошли за клевером, сынок. С тем, который рос поблизости, уже покончили, а сейчас пошли далеко.

– А пока они принесут, коровы будут стоять голодные?

Хури заглянула в лицо сына и испугалась.

– Говори спокойно, сынок, спокойно. Прямо душа у меня в пятки ушла. Если один раз крикнешь, она может улететь... – Хури заметила, что сын покраснел. – Ты думаешь, мы здесь бездельничаем? С рассвета до поздней ночи не знаем покоя. Как только есть свободная минута, запрягают лошадей и едут за клевером. Все устали от этого вашего ученого метода.

– Он называется – стойловое содержание скота.

– Да, да...

– Мама, – с нежностью произнес Шербек, словно извиняясь за свою недавнюю резкость.

– Что, милый?

– Как только солнце будет заходить, пусть выпустят коров на пастбище. Скажите заведующему фермой. На обед и на ночь пусть приготовят корм, а остальное время пусть пасутся. Хорошо?

– Хорошо-то хорошо. Но не попадет ли нам от председателя?

– Ничего не будет!

Хури печально посмотрела вслед сыну. Его распоряжение встревожило ее. Ведь Ходжабеков не любит, когда отменяют его распоряжения. К тому же, может быть, метод стойлового содержания коров и заслуживает внимания. Не зря ведь о нем столько разговоров.

Шербек между тем отправился в Кзылджар, где прежде был скотный двор. Теперь его отдали под свиноферму. По дороге он возмущался и рассуждал сам с собой. Как может руководить колхозом человек, который столько лет не выходил из кабинета и ничего не понимает в сельском хозяйстве? Стойловое содержание скота – это хорошо, об этом писали в газетах и на конференциях говорили. Но как можно не принимать во внимание местные условия? Для того чтобы накормить пятьдесят коров, несколько человек должны с утра до вечера возить корм. В результате молоко обходится очень дорого. Какой толк, если этот метод не окупает затраченный труд и не приносит прибыли?

Шербек вспомнил те двести тысяч, о которых говорил ему Ходжабеков, и настроение его еще больше испортилось. Да, выходит, что Нигора критиковала его справедливо. Ведь эти деньги на покупку овец были взяты из неделимого фонда. Они могли бы пойти на другие нужды...

Шербек мысленно занялся подсчетом. Неужели каждый купленный ягненок стоит четыреста-пятьсот рублей? А кроме того, ведь большинство ягнят было взято у колхозников в порядке контрактации.

В душу Шербека закралось сомнение. Не мутят ли воду Ходжабеков и Саидгази?

Вдали показался свинарник. На него было больно смотреть: вместо окон – дыры, в стенах – щели. Казалось, он того и гляди рухнет. Сколько раз Шербек просил у председателя построить новый свинарник, так и не смог убедить. Как убедишь, если его первый советчик – Саидгази.

Под крутым, оврагом виднелась низенькая хибарка – жилье свинопаса Ашира. Обычно, когда он пускает воду на свою бахчу, вода разливается до свинарника и образует большую лужу. То же было и сейчас. В луже лежало несколько свиней, другие ковырялись в грязи, в надежде найти что-нибудь съедобное. Недалеко от свинарника на отгороженной забором площадке под солнцем лежали, вытянувшись как дохлые, поросята. Наверное, Ашир утром загнал их сюда, да так и оставил. Это ведь колхозные! Что ему, жалко?

Приподнявшись на лошади, Шербек крикнул:

– Ашир!

Ответа не последовало. Слышно было только щебетанье воробьев на чердаке и хрюканье свиней. Шербек соскочил с лошади и пошел в свинарник. На пороге он невольно остановился. Там была такая грязь, что некуда ступить.

– Ашир! – еще раз крикнул Шербек.

Никто не отозвался.

Шербек, круто повернувшись, зашагал к дому Ашира.

Огромная белая собака, лежавшая на бахче, вскочила и с лаем бросилась на него. Люди говорили об этой собаке: «Если зверь не похож на своего хозяина, то жить не будет». Шербек ударил собаку кнутом. Но она не отступила. В это время в дверях появился Ашир.

– Не бей! – пропищал он и побежал к Шербеку.

Зеленые глаза Ашира на обросшем черном лице были полны злобы. Годами не видевшие мыла руки сжались в кулаки.

– Если ты такой сильный, то бей меня, у меня каменное тело, выдержит все! – Он распахнул рубашку и ударил себя кулаком в грудь. От него исходил такой сильный запах чеснока и водки, что Шербек невольно поморщился.

– Успокойтесь! Я пришел за вами. А вместо вас меня встретила собака. Ну-ка, идите за мной, – Шербек повел его в свинарник.

Когда они дошли до площадки, где лежали поросята, Шербек не выдержал:

– Бессовестный вы человек, Ашир! Разве можно держать поросят на таком солнце, ведь их хватит солнечный удар! А что делается в свинарнике? Вы же неделями его не чистите, грязь по колено.

– Найдите себе такого, кто будет держать свинарник в чистоте! – нагло ответил Ашир.

– И найдем, но пока вы здесь, вы обязаны работать. Вам и вашей жене начисляются трудодни. Колхоз не богадельня, чтобы каждый, кому вздумается, задаром ел его хлеб.

– Скажите спасибо, что я взялся за эту работу. Это же свинарник. Какой мусульманин возьмет на себя такой грех? Подождите, еще побегаете за Аширом...

Он повернулся и, пошатываясь, направился в свою хибарку. Шербеку ничего не оставалось, как уйти отсюда ни с чем.

Это уже не первый разговор с Аширом. Вначале Шербек пытался убеждать его, рассказывал, как нужно ухаживать за свиньями, разъяснял, что это одна из самых доходных статей колхоза. Он старался следовать совету Саидгази. Когда год назад Шербек начал работать зоотехником, бухгалтер сказал ему:

– Советую вам обращаться с людьми осторожно, никого не обижайте, вы завоюете авторитет. Вот, например, на свиноферме есть один человек, Ашир. Люди прозвали его Аширом Злым. Он немного не того... чудаковатый и горячий. Много горя видел в жизни, поэтому и стал таким. Мы его еле уговорили пойти в свинарник. Ведь свиньи – нечистые существа, и все истинные мусульмане презирают их...

И Шербек искренне старался найти общий язык с Аширом. Но, как видно, все было впустую.

После развода с Якутой Ашир начал спиваться. Раньше, когда он продавал ткани, обмеривал покупателей очень незаметно. А когда начал пить, то терял чувство меры и делал это так заметно, что несколько раз попадался. Наконец однажды его поймали на месте преступления и передали дело следователю. Ашир испугался и сбежал. Но скоро его поймали на базаре, где он продавал краденые вещи. Все-таки ему не удалось избежать суда. В исправительно-трудовом лагере его назначили хлеборезом, как бывшего продавца, видимо руководствуясь поговоркой, «хоть птичку, но пусть мясник режет». Но и здесь через некоторое время заключенные обнаружили, что их обделяют, и жестоко избили его.

Срок наказания кончился, Ашир вернулся в родные края, но в городе оставаться ему не разрешили. Пришлось поехать в кишлак. Он выбрал Аксай. Но для кетменя надо иметь сильные руки, для косаря нужна крепкая спина, а для садовода – умение. Ничего этого у Ашира не было, а главное – не было желания честно трудиться. В это время начались разговоры о большой пользе свиней в развитии колхозного хозяйства, и председатель «Аксая» искал подходящего свинопаса. Как раз в это время в Аксае появился Ашир. Он прикинул в уме и решил, что на свиноферме можно кое-чем поживиться, тем более что и председатель и бухгалтер усиленно уговаривают его идти туда.

Вскоре ему пришлось сдавать свиней на мясокомбинат. Кроме того, он получил разрешение продать на базаре для колхозных нужд мясо трех свиней. Ашир сделал все так гладко, что не подкопаешься, и с большой выгодой для себя. Зашел к Саидгази отчитаться. Бухгалтер пронзительно посмотрел на Ашира сквозь очки величиной с пиалу и почему-то ухмыльнулся.

– В таких делах нужна осторожность, – мягко сказал он. – Ведь вы уже несколько раз попадались.

Ашир испугался. Ему показалось, что этот маленький очкастый человек знает все, что творится у него внутри.

Саидгази продолжал улыбаясь:

– Э-э, чему только не учит нас жизнь! У вас есть дети и у меня...

Ашир понял эти слова так: «Я не буду тебе мешать».

Он второпях сунул руку во внутренний карман пиджака. Достал пачку сторублевок, разделил, не считая, на две части, одну из них протянул Саидгази.

Саидгази спокойно спрятал в карман свою долю.

– Ладно, все сделаем как следует, – успокоил он.

Так началась дружба Саидгази и Ашира.

Два года назад благополучное существование Ашира было потревожено. В укрупненный колхоз как с неба свалился Ходжабеков, тот человек, который похитил у него птицу счастья – Якутой.

Однажды Саидгази спросил у Ашира:

– Помнишь, когда появился новый председатель, ты побледнел и изменился в лице. Почему?

Ашир рассказал.

– Ходжабеков спросил о тебе: кто он, чем занимается здесь. Я ответил: свинопас. И расхвалил тебя как мог.

– Значит, он не узнал меня! Где же ему узнать – ведь в то время бритва парикмахера еще не касалась моего лица. А теперь что? – Ашир злобно фыркнул. – Вот! – Он широко открыл рот, показывая свои желтые зубы, которые крошились, как мука. – Вот! – Он показал на свой лоб, испещренный морщинами. – Стал как дряхлый старик.

– Брось терзать свою душу, ты и сейчас не уступаешь молодому. – Саидгази похлопал его по плечу. – Все это от водки. Если не сегодня, так завтра узнает тебя Ходжабеков. Но, по-моему, лучше, чтобы он тебя не узнал. Советую тебе – перестань злиться на него. Лучше думай о своем благополучии. Что прошло, того уж не вернешь.

Ашир так и сделал. Он очень старательно думал о своем благополучии. Но спокойствию и благополучию пришел конец, как только в колхоз приехал зоотехник Шербек.

Ашир возненавидел зоотехника с первого взгляда. Его раздражало розовое, как яблоко, лицо юноши с добрыми, доверчивыми глазами, вся его сильная, высокая фигура, приветливое отношение к людям. «Когда-то и я был таким, как ты. Раздавили, сломали», – думал он.

Вот почему после приезда Шербека на свиноферму Ашир, пылая злобой, примчался в правление и еще с порога закричал Саидгази:

– Ваш зоотехник оскорбил меня! Он не захотел со мной разговаривать по-человечески! Я для него всего-навсего поганый свинарь...

Глава пятая

Нигора, вернувшись с гор, с головой ушла в работу. Только поэтому мысли об отце и о поведении Ходжабекова не слишком мучили ее. Но иногда все же ею овладевало недоумение: почему не показывается Шербек, не повлияли ли на него толки об отце?

Может быть, это только кажется, что и отношение Акрама стало холодно-официальным. Раньше он был очень предупредителен и ласков, охотно объяснял, если она чего-нибудь не знала. Ведь у него столько лет практики за плечами. Теперь он редко заговаривает с ней. А может быть, это совсем не из-за отца, а у него какое-нибудь горе, неприятность? А что, если спросить у него? Ведь они коллеги по работе и должны друг другу оказывать поддержку. Просто стыдно, что она до сих пор не подумала об этом! И однажды вечером, дождавшись, когда Акрам остался один, Нигора зашла к нему в кабинет. Акрам перелистывал «Огонек», внимательно рассматривая цветные фотографии. Когда на пороге появилась Нигора, Акрам отложил журнал в сторону и придал своему лицу подчеркнуто деловое выражение.

– Чем могу служить? – холодно спросил он.

Нигора растерялась и даже забыла, зачем, собственно, пришла.

– Так просто... зашла, – сказала она, виновато улыбаясь.

Нигоре показалось, что глаза Акрама потеплели.

– Акрам Юнусович, у вас в последнее время грустное лицо. Что-нибудь случилось?..

– Доктор Нигора Назаровна, – сказал Акрам, нервно постукивая пальцами по столу, – прошу вас не вмешиваться в мои личные дела. Я не ребенок, в ласке не нуждаюсь, а в женскую дружбу не верю...

– Извините, если помешала, – прошептала она и, опустив голову, вышла из кабинета.

«Ну зачем пошла набиваться со своим сочувствием?» – упрекала себя Нигора. Лицо ее пылало от обиды, от досады на самое себя, она не помнила, как дошла до дому.

Вот, наконец, она в своей комнате. Дешевенькая железная кровать, стол со стопками книг, ученическая стеклянная чернильница и керосиновая лампа. Это единственные ее друзья. Нигора, не раздеваясь, опустилась на стул у окна, прикрыла горящие щеки ладонями. «И Шербек, наверное, такой же, как Акрам! Иначе нашел бы время встретиться. Ходжабеков, конечно, уже успел наговорить ему про отца, и теперь он боится дружить со мной». Нигора достала из стопки книг тетрадь, нашла чистую страничку. «Мамочка, – писала она, – как вы себя чувствуете? Здоров ли дедушка? В прошлый раз вы писали, что дедушка вышел на пенсию и очень скучает обо мне. Скажите дедушке, что ваша Нигора не такая бледная и тихая, какой была в институте. Она поправилась. Так и скажите...» Слезинка упала на последнюю строчку, и буквы расплылись. Дальше Нигора писала, что друзей у нее много, скучать некогда, что живет она у старичков, которые приняли ее, как родную. И работой она довольна. «И все-таки я очень соскучилась о вас и о дедушке... – Нигора всхлипнула. – Я знаю, что вам тяжело, но вы храбрая, выносливая». Как еще можно похвалить ее? «Моя богатырка мамочка! В этот раз я вам послала двести пятьдесят рублей. Это, конечно, мало, но скоро пришлю еще. Мама, я знаю, что вы по вечерам шьете, что глаза ваши устремлены на иголку, а сердце со мной. Обо мне не беспокойтесь. Я ведь говорю, что у меня все хорошо. Если что-нибудь нужно, напишите. Ведь вы сами называли меня своей единственной опорой. Когда же мне заботиться о вас, если не сейчас. Пришел ли ответ на наш запрос об отце? Мама, поцелуйте моего седобородого дедушку. До свидания. Будьте здоровы, мамочка».

Нигора положила ручку и встала. Ей вдруг показалось, что в комнате как-то неестественно тихо. Она распахнула окно. В тот же миг в комнату ворвался бодрый шум Аксая. Нигора закрыла глаза и мысленно перенеслась в горы, где она недавно была. Над Кашка-тавом облако, позолоченное по краям, голубой рассвет, росистая трава в долине. Где-то кричит куропатка...

До сих пор она не верила в однообразие сельской жизни. Ей никогда не бывало скучно в кишлаке. Правда, близких подруг у нее не было, а из тех парней, что заглядывались на нее, ни к кому не лежала душа. Но зато была работа, книги, поездки в горы, где ее волновало и радовало все: простые и мужественные люди, вечно бегущий Аксай, цветы и птицы. Сейчас впервые она почувствовала себя одинокой. Даже эта комната, которую она старалась сделать уютной, казалась сейчас чужой и холодной. Разве здесь она дома? Нет, ее дом в городе. Ей вдруг представилось, что вернулся отец, все родственники собрались вокруг стола, нет только ее, Нигоры.

За окном опустились сумерки. Скоро надо было идти в больницу на дежурство.

Заработал дизель колхозной электростанции, В окнах домов вспыхнул неяркий свет.

В это время Шербек свернул в чайхану на берегу реки и увидел Туламата, как всегда окруженного слушателями. Усач рассказывал о своей недавней поездке в город.

– Есть там, братцы, гостиница. Перешагнешь ее порог – усталость как рукой снимет. А все из-за хозяйки... Или как там, заведующей. Ну и баба, скажу я вам! Ноги крепкие, грудь высокая, лебяжья шея – одним словом, цветок. Однажды в коридоре мы столкнулись с ней лицом к лицу. Чтобы дать ей дорогу, я прислонился к стенке и при этом задел плечом что-то твердое. Раздался грохот. Но я не обратил внимания – не мог оторвать глаз от хозяйки. Потом очнулся – смотрю, на полу лежит ящик от пожарного крана с разбитым стеклом. От стыда я чуть не умер. А хозяйка посмотрела на меня и улыбнулась: «Вот это мужчина! Сколько силы у вас в плечах...» Пусть бог простит меня, что на старости лет говорю о таких вещах, но уж больно она хороша была!

Все вокруг хохотали, и только два богобоязненных старика, сидевшие поодаль, сурово посмотрели на Туламата.

– Голову сломал – все думаю: как бы ей понравиться? Пошел в парикмахерскую, там меня постригли, усы чем-то намазали, побрызгали одеколоном. Надел набекрень тюбетейку и вернулся в гостиницу, а ее нет. Оглядел себя в большом трюмо, обрадовался: ну чем я хуже городского? Фигура что надо, а под тенью усов могут отдыхать сразу две девушки. «Вот теперь хозяйка наверняка полюбит тебя!» – сказал я вслух. Вдруг позади раздался хохот. От неожиданности я повернулся, да так, что зацепил ногой тумбочку под зеркалом. Зеркало полетело и разбилось вдребезги. От испуга у меня волосы встали дыбом: оказывается, за моей спиной стояла хозяйка. Она подошла ко мне и сказала: «Ничего, ничего, оплатите стоимость зеркала, и все будет в порядке». Отдал я ей все деньги, что были в кармане, и был доволен, что не забрали в милицию. Дал себе клятву больше не показываться на глаза хозяйке. Три дня и три ночи шагал пешком до своего кишлака. Вот так-то, ребята. Дорого обошлась мне любовь к хозяйке. До сих пор зло берет. Вот так-то, братцы, любовь делает меня неуклюжим...

– Бедный Туламат, ни за что пострадал, хоть бы один поцелуй был! – посочувствовал кто-то.

– Ах вы, шалуны, – покачал головой Туламат. – Если я не уйду, вы, пожалуй, и меня научите бесстыдству...

Он поднялся и вместе с Шербеком вышел из чайханы. А Шербек шел и думал: «Меня тоже любовь делает неуклюжим. Что это я все стесняюсь зайти к Нигоре?» Решившись, он направился в цветник возле больницы.

Два часа просидел он на скамейке в цветнике в надежде, что Нигора выйдет. Но она не показывалась. Сомнение охватило его: «Может быть, ее здесь нет?» Он уже готов был встать и уйти, как вдруг на цветы упал луч света. Кто-то в белом промелькнул у стены.

– Нигора! – тихо окликнул Шербек.

Белый халат заколебался.

– Нигора! – на этот раз голос Шербека звучал увереннее.

Белый халат отделился от стены. Прорезав темноту, он приблизился к кустам.

– Шербек?! Что вы здесь делаете так поздно?

Шербек растерялся. Все приготовленные слова куда-то улетучились.

– Голова... – он показал на висок, как будто Нигора могла что-нибудь увидеть в темноте. – Пришел за пирамидоном. Не найдется ли у вас?

– Я сейчас...

– Нигора! – поспешно позвал Шербек.

Нигора вернулась.

– Что?

– Здравствуйте.

– Здравствуйте.

В темноте их руки встретились.

– Садитесь, пожалуйста.

Шербек поймал себя на том, что продолжает держать в своей руке маленькую, мягкую, слегка влажную от волнения руку Нигоры, и покраснел.

– С тех пор как мы вернулись с гор, прошло немало дней, – сказал Шербек, нарушив тишину.

– Да, с тех пор мы не виделись.

– Живем в одном кишлаке, а не видим друг друга по целым неделям...

– У вас, кажется, много работы. Вам некогда…

Шербек почувствовал укор в ее голосе.

– Да, верно, работы было много. В Кайнаре косили траву. А сейчас ремонтируем зимние стоянки для овец. Но я ни на минуту не забывал вас. Даже приходил к вам домой. Два-три раза приходил сюда. И все никак не могу поймать вас...

– Нигора! Нигора! – послышалось из окна больницы.

– Иду!

– Идите скорей, больной плохо.

– Наверное, я от вас прячусь, – сказала Нигора, улыбаясь. – Да, вам принести пирамидон?

– Спасибо, уже прошло.

– Я должна идти, не обижайтесь на меня... – сказала она извиняющимся тоном.

С уходом Нигоры как будто стало еще темнее. Тишина... Все спят. Не спят только больная, сидящая около нее Нигора и Шербек.