Текст книги "Лисы (ЛП)"

Автор книги: Суки Флит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

В конце концов, тепло одерживает победу, и я надеваю свитер поверх того, что на мне уже есть. Мики ничего на это не говорит. Хелен, одним глазом поглядывая в вязание, кивает нам, когда мы уходим. На часах над ее столом половина второго. Я очень устал. После Кукольника я вернулся домой в четыре утра. Мне хочется обратно в свою нору, выспаться до наступления ночи.

Мы проходим через холл вещевого пункта, где всегда довольно много народу. Тут у них есть и кафе, и теплая комната с телевизором. В прошлом я несколько раз сворачивался в этой комнате на диване.

Мики оглядывается.

– Ты не согласишься попить со мной чай или кофе? – спрашивает он. Я вижу вспышку его острых зубов, когда он закусывает губу.

Они кажутся такими мягкими, его губы. Я хочу прикоснуться к ним.

Я концентрируюсь на дыхании.

– Не могу, – отвечаю на автомате. Я не умею отвечать на такие вопросы «да».

Я должен идти.

– Хорошо. – Он пожимает плечом и отворачивается.

***

Снаружи нас встречает порыв холодного ветра.

Ярко сияет солнце. Каким-то образом у него получается прожигать путь наружу даже через все эти плотные облака.

Мики прислоняется к красному кирпичу стены около входа и закрывает глаза. Его лицо заливает солнечный свет. Я становлюсь с ним рядом и, тоже закрыв глаза, чувствую как мои щеки слабо щекочет тепло.

– Я так скучаю по солнцу, – шепчет он.

Я даже не уверен, ко мне ли он обращается. Наверное он говорит просто так, потому что бывают вещи, которые нужно высказать, даже если некому слушать.

Когда я открываю глаза, то вздрагиваю, обнаружив, что Мики рассматривает меня. Он больше не улыбается. Он серьезен и не отворачивается, как, застыдившись, отвернулся бы я, если б он поймал меня на том, что я рассматриваю его. Он просто продолжает смотреть. Мне становится неуютно.

– Данни. Тебе идет это имя, – произносит он спустя несколько сердцебиений. Хотя, если измерять в моих сердцебиениях, их было несколько сотен.

Он наклоняется ближе. Я представляю, как ощущаю тепло его дыхания на щеке, как слышу сильный и медленный стук его сердца. У меня кружится голова, дыхание прерывается, и я больше не могу выдерживать его взгляд.

– Но, если хочешь, я могу по-прежнему звать тебя Локи. – Он склоняет голову набок. – Кто охотится на акул? Данни или Локи?

Вряд ли он потешается надо мной. Любопытство на его лице кажется искренним.

Внезапно я чувствую себя глупо. Насчет всего. Особенно из-за темы с Локи, особенно после вчерашнего происшествия с Винни. Все становится слишком отчетливым. Он, наверное, думает, что Дитер прав. Что я и впрямь ненормальный, со странностями. Может, ненормальность и странность это все, что я есть.

Сквозь боль я пожимаю плечами.

Я слышу только тишину неба и тишину внутри себя. Шум города становится смазанным и неважным, слишком знакомым, чтобы его различать.

– Забудь эту глупость про Локи, – слышу я собственный шепот. – Дитер зовет меня так, чтобы посмешить остальных… Думаю, я подыгрывал ему, чтобы смешить людей на своих условиях. Я знаю, что это глупо.

– Эй… – Мики выглядит до странного огорченным. Он мнется неловко, его плечи трутся о кирпичную стену. – Я не хотел… Я вовсе над тобой не смеялся. – Он пытается улыбнуться, но улыбка выходит болезненной.

– Я знаю. – Я стараюсь придать лицу открытое выражение. Не хочу, чтобы он чувствовал себя виноватым.

– Если это игра, то мне нравится играть в нее вместе с тобой, – шепчет он.

Глядя себе под ноги, я хмурюсь. Я не знаю, останется ли эта игра игрой, если мы назовем ее так. Я не уверен, изменились ли правила, но ставки – определенно да.

– Мне тоже нравится притворяться, – говорит он. – И это не глупо.

Внезапно мне снова становится грустно, как вчера ночью с Винни. Неужели все это время он притворялся?

– Мне нужно идти, – говорю я.

– Погоди, нам же надо договориться… когда и как я отблагодарю тебя за все, что ты сделал, – быстро говорит Мики, отталкиваясь от стены. – Какой у тебя номер?

– У меня нет при себе телефона. – Я не хочу, чтобы Мики благодарил меня. Я не хочу, чтоб он чувствовал, будто что-то мне должен. – Пока, – говорю я. Меня охватывает внезапное и необъяснимое желание убежать.

И я срываюсь на бег.

– Постой! – Мики бросается вслед за мной. Он быстрый, быстрее меня, и выпрыгивает у меня на пути, вынуждая либо обойти его, либо остановиться. Его капюшон свалился назад – волосы сияют на солнце. – Не исчезай вот так.

Он хочет взять меня за плечо. Я машинально отступаю назад, и он опускает руку.

– Это из-за того, что я сказал, да? Извини меня. Я правда не собирался… Я никогда не стану смеяться над тобой, Данни. Никогда. Клянусь жизнью.

Моему сердцу больно. Оно стучит все быстрей, и каждый его удар отзывается болью.

– Я не могу притворяться, – говорю я.

Мики хмурится.

– Я не хочу, чтобы ты притворялся, будто бы я нормальный. – Я с трудом выжимаю из себя эти слова, и мне тошно, пусть их и произносит не кто-то, а я.

– Что? – Мики сглатывает.

Он расстроен, и это ужасно, но мне страшно, что Мики и впрямь это делал.

Я не могу вот так притворяться. Это нечестно. Даже если делать это недолго. Как бы сильно мне того ни хотелось, я никогда не стану нормальным. У меня никогда не будет лица, которое сможет кому-то понравиться. От притворства мне еще хуже, чем от издевок.

Я закладываю свои отросшие волосы за уши и пытаюсь встретиться с Мики взглядом. Но он вместо того, чтобы посмотреть на меня, закрывает глаза и, судя по выражению на лице, хочет перенестись куда-то подальше отсюда.

– Мне надо идти, – шепчу я, и он не делает попытки остановить меня, когда я обхожу его кругом.

Он вообще никак не реагирует на меня. Я даже не уверен, знает ли он, что я ушел.

***

Ты оттолкнул его. Голос Дашиэля звенит в голове громче шума шоссе, мимо которого я пробегаю, давит тяжелее свинцового неба. Я еще никогда не слышал его настолько отчетливо. Почему ты его оттолкнул?

Глава 13

Столько слов

– Майло? – Я стучу кулаком по покоробленной фанерной панели, которая у него вместо двери. Мне нужна компания. – Майло! – кричу громче.

У Майло всегда плохо пахнет. Чувствуется даже за дверью, но прямо сейчас мне все равно. Я не хочу записывать слова, которые теснятся у меня в голове. Так они станут слишком реальными, опутают меня, и все кончится тем, что я стану заставлять себя перечитывать их снова и снова. В кои-то веки мне хочется проговорить их кому-нибудь вслух, чтобы они медленно растворились в воздухе, как запах костра на ветру.

Как только Майло, сонно вытирая лицо, приотворяет дверь, слова выплескиваются из меня единым потоком. На едином дыхании.

– Вчера я преследовал кое-кого. Шел за ним, за этой акулой, до склада, который оказался домом с квартирами. Дашиэль жуть как боялся его. Он может быть тем самым убийцей. Там на двери замок с кодом. Я могу его подобрать. Но у меня в голове не хватает свободного места, я не могу нормально соображать, потому что она забита гормонами и мыслями об одном человеке, которому хочется только притворяться со мной. Я никак не могу выбросить его из головы.

– Ты что-то принял? – Майло щурится на меня и поджимает губы. – Спиды или кокс?

– Что? Нет! – Я хмурюсь.

– Уж очень много за раз было слов. Во всяком случае, для тебя. – Зевая, он проводит грязной ладонью сквозь свою взлохмаченную шевелюру.

Кажется, Майло дремал, а я его разбудил. Я чувствую себя виноватым.

Я смотрю на свои руки. Кожа на них еще в трещинках и болит после ночи с Дитрихом под дождем. Меня немного трясет – от холода и от усталости. Слова выплеснулись наружу, однако это не помогло. Я даже не уверен, что Майло их понял, но повторить все заново не могу.

– Ладно, – вздыхает Майло. – Заходи давай.

Нора Майло просторней моей, но это не плюс, а минус – здесь холоднее. Мозаичная плитка прекрасна. Стены украшены разнообразными животными в приглушенных синих, оранжевых и белых тонах. Майло спит в углублении ванны посреди помещения, с мозаичным лебедем с распростертыми крыльями, выложенным на дне.

Я сажусь на пол, а Майло, включив плитку, стаскивает с постели свое покрывало и набрасывает его мне на плечи. Пока вода закипает, мы с ним молчим. Потом он наливает мне чаю со странным экзотическим запахом, которым его снабжает китаянка из цветочного магазина. Видимо, это какое-то чудодейственное средство против похмелья. Сев рядом, он напрягается, и я понимаю, что сейчас Майло заговорит.

– Во-первых, зачем ты провожаешь всяких ушлепков до дома? Ты чего вообще ищешь-то, мысли есть? Хочешь узнать тайное рукопожатие убийц или что? В полиции, конечно, сидят одни мудаки, но они хотя бы не бегают кругами, точно слепые мыши, которым вот-вот поотрубают хвосты.

Я открываю рот, но Майло, выставив палец, останавливает меня.

– Во-вторых, никакими гормонами твоя голова не забита. Тело – может быть, член – тоже да, но голова – нет.

Он прихлебывает чай и морщится.

– И в-третьих. Что плохого в притворстве? Может, я что-то пропустил, и на дворе наступил гребаный мир во всем мире? Если нет, то меня все это притворство более, чем устраивает. Видишь эти хоромы? – Майло жестом обводит свое жилище. – Теплейший дворец во всей гребаной Персии.

Я вздыхаю. Единственный раз мне захотелось поговорить, а Майло хочет, чтобы я только слушал. Раньше меня это устраивало. Но теперь я столького не понимаю.

Только слушать теперь стало мало.

Глава 14

Тоньше бумаги

После Майло я возвращаюсь к себе и засыпаю. От усталости я чувствую уныние и слабость, но стоит мне закрыть глаза и зарыться в теплые покрывала, как я становлюсь ничем иным, кроме как спящим телом.

Мне снится Дашиэль. Во сне он разговаривает с Мики на автобусной остановке. Микиного лица мне не видно, но я знаю, что это он, потому что мое сердце начинает биться быстрее, а внутри разливается жар. Я словно шарик, в который заливают горячую воду. Мне хочется одного: перенестись к ним на остановку, но я далеко. Кричу им, кричу, но они не слышат меня. Это не кошмар, однако, проснувшись, я чувствую в горле боль, словно и правда кричал.

В моей норе темнота. Я включаю фонарик и разогреваю на плитке полбанки готового супа. Вторую половину я потом вынесу и оставлю у стенки рядом с местом, где вчера видел лис.

Не знаю, понравится ли лисам неестественно оранжевый суп с кусочками неопознаваемых овощей. Сам я, если достаточно оголодать, готов съесть почти все, что угодно.

***

Когда я возвращаюсь в город, еще стоит ранний вечер. В одном подвальчике в Чайнатауне есть полулегальный магазин сотовой связи. Иногда хозяева дают мне чинить экраны в обмен на вещи или еду, и сегодня я надеюсь найти там что-нибудь подходящее, чтобы починить один из своих сломанных телефонов.

Шагая обратно сквозь чернильную темноту и зная, что ночью я должен быть особенно осторожен, я все равно не могу перестать думать о Мики. Я жалею и о своих словах, и о том, что сбежал. Но больше всего я беспокоюсь о нем. Я беспокоюсь о том, как он, на улицах со всеми теми акулами. Каждый раз, закрывая глаза, я вижу, как он стоит передо мной, зажмурившись и мечтая перенестись далеко-далеко.

Мики нужна защита. Его оболочка тоньше бумаги.

Глава 15

Донна

– Ты не сможешь составить список всех, кто тут есть. Это же невозможно.

Донна заглядывает мне за плечо, и я мигом захлопываю блокнот, но так, чтобы она не увидела обложку с ее глупым заглавием и коряво нарисованными акулами. Лучше, наверное, вообще оторвать ее.

– Вот. – Она вручает мне пластиковый стаканчик с чаем из круглосуточного кафе неподалеку и забирается на стену рядом со мной. Стаканчик такой горячий и полный, что я чуть было не роняю его. – Здесь каждую ночь разные люди. Если человек не появляется на работе, это еще не значит, что он пропал. Ты поэтому гуляешь тут по ночам?

Я пожимаю плечом. Сегодня, отправившись после Чайнатауна в парк, я попался ей на глаза, и она настояла на том, чтобы немного пройтись вместе со мной. Я не стану говорить Донне, чем занимаюсь.

Прежде всего, я не составлял список, а высматривал Мики. Однако, если мы проходили мимо кого-нибудь из ребят, я делал короткую запись. На одной из пустынных улиц я заметил того самого, похожего на Дашиэля, мальчика, которого сняли в первую ночь, но дождаться его акулы не вышло – Донне было жутковато в том месте, и мы быстро ушли.

Потом появился Кукольник, и мы недолго шли за ним по пятам, пока Донна не заметила, что мы идем в том же направлении, что и подозрительный тип перед нами, и не начала говорить вещи вроде: «Разве не будет странно, если он решит, что мы за ним увязались?»

Я даю себе слово сходить потом к складу и получше его осмотреть, а завтра постараться не наткнуться на Донну, чтобы снова проводить Кукольника до конца. В настоящий момент он – моя основная зацепка. Остается только надеяться, что, пока я выслеживаю его, никто больше не пропадет.

Внезапно я вспоминаю, как страшно мне было в дни, когда пропал Дашиэль. Он считался пропавшим недолго. Через тридцать шесть часов после того, как он не вернулся домой, его тело нашли на том пустыре.

– Можно взять на минуту твой сотовый? – спрашиваю я Донну.

Она без вопросов дает мне его.

Не разрешая себе слишком долго раздумывать над тем, что сказать, я пишу Мики. Мне просто нужно удостовериться, что у него все в порядке. Он дорог мне, очень, и я переживаю о нем. Поздно уже пытаться обуздать эти чувства.

Где ты? Это Данни.

Так странно писать на свой собственный номер. Через сердцебиение я отправляю еще смс.

Извини меня.

С минуту я смотрю на экран, но ответа не получаю. На что я рассчитывал? Права чувствовать разочарование у меня нет – я же тогда убежал, а не он.

Я возвращаю ей телефон.

– Ты в порядке? – Она хмурит брови.

Я киваю.

– Пойду домой.

– Хорошо.

– Проводить тебя? – спрашиваю ее.

– Нет, здесь недалеко.

Я чувствую себя на тысячу лет.

– Найди меня завтра, ладно? – добавляет она.

Я киваю, но знаю, что искать ее я не стану.

Глава 16

Починка

На следующий день мне с грехом пополам удается починить один из своих сломанных сотовых с помощью выменянных вчера ночью деталей. На это у меня уходит все утро. Я уже готов запульнуть дурацкой штуковиной в стену, как вдруг он включается, минуту ловит сигнал, а потом выключается. Так он ведет себя и потом: минуту работает, минуту нет.

Я выпрыгиваю из своих покрывал и нагишом исполняю в своей норе полубезумный победный танец. Целая минута времени! Это значит, что у меня есть шанс поколдовать с замком на двери Кукольникова склада. Я пока точно не знаю, как именно – сначала надо проверить пару вещей, – но у меня есть кое-какая идея.

Когда мне было пятнадцать, я недолго жил в учреждении для детей, которым нигде больше не было места. Там был один мальчик, Дэвид, который был помешан на разблокировке в буквальном смысле всего. Все началось с физических вещей вроде дверных замков, который он разбирал, чтобы посмотреть, как они устроены, отчего сотрудники того заведения сходили с ума. Потом он каким-то образом выяснил, что то же самое можно делать с компьютерами.

Это благодаря Дэвиду я умею чинить то, что чиню. Мы не дружили, но я не смеялся над ним и не пытался разговорить, и, думаю, он это оценил. Мы оба хотели быть в одиночестве.

Дэвиду нравились телефоны, потому что для него они были как мини-компьютеры. Специально он ничему меня не учил, но разрешал повторять за ним, и иногда, когда я делал что-то неправильно, брал вещь у меня из рук и делал, как надо. Он никогда не разговаривал. Думаю, говорить он умел – просто ему не хотелось.

Банка супа, которую я поставил снаружи, остается нетронутой. Наверное, лисы забрели в бассейн случайно.

***

В полночь, когда начинает лить дождь, меня замечает Донна. Я стою на окраине парка. Если Кукольник выйдет от склада, то появится где-то здесь. Это самая прямая дорога.

Донна подбегает ко мне с черным полиэтиленовым пакетом над головой.

– Кто такой Мики? – с ходу спрашивает она – брови приподняты, вид такой, словно она очень старается не улыбнуться.

Я хмурюсь. Почему она задала мне этот вопрос?

У нее стучат зубы. Надеюсь, она шла домой… Вытащив телефон, Донна показывает мне четыре сообщения.

Мое лицо растягивается от счастья. Я даже не пытаюсь скрыть свою беспомощную, головокружительную улыбку, когда беру у нее телефон и начинаю пролистывать сообщения.

Не извиняйся, пожалуйста. Мики :)

Где ты?

Я так рад, что ты написал. Теперь у меня есть твой номер.

Разыщи меня.

– Он звонил, но я не стала брать трубку. Подумала, странно будет с учетом того, что я понятия не имею, кто он и что у вас с ним.

Я поднимаю взгляд. Донна улыбается так, словно знает нечто неизвестное мне.

– Ничего у нас нет. – Мне стыдно. Я отдаю назад ее телефон.

– Все нормально. – Даже ее глаза теперь улыбаются. – Он тебе нравится, да?

Я трясу головой. Мечтаю провалиться сквозь землю.

– Ты весь засиял, знаешь ли. – Донна приподнимает брови, словно подначивая мне попробовать возразить перед лицом этой неопровержимой улики. – Это нормально, если тебе кто-то нравится, – добавляет она, отчего мне становится еще хуже.

– Не нормально, – говорю я несчастно. – Чувствовать то, что у меня к Мики – для меня не нормально.

– Почему?

Я начинаю уходить. Донна бежит за мной следом, и я, обругав себя, замедляю шаг – она несет туфли в руках, а значит, не может быстро идти и одновременно следить за тем, как бы не наступить на стекло.

– Я собираюсь встретиться с Винни. Хочешь со мной? – спрашивает она.

Я рад смене темы, но не уверен, хочу ли снова встретиться с Винни. Не то чтобы она мне не нравится, просто я боюсь новых неприятных вопросов. Странно, что Донна решила с нею увидеться. Они, вроде, не слишком друг другу понравились.

Винни сидит на автобусной остановке чуть дальше вверх по дороге. На ней джинсы и синее стеганое пальто – не та одежда, которую она надела бы на работу. Но она продолжает блестеть. Некоторые люди остаются такими всегда.

– Локи!

Винни усмехается и то, как она подмигивает мне, наводит на подозрения, что Донна сказала ей мое настоящее имя. Я не в настроении начинать новые игры и потому просто очень тихо говорю ей «Привет».

Атмосфера между ними стала другой. Спокойной. Они улыбаются друг дружке, а я выхожу за остановку и смотрю на черные ветви деревьев, что растут с нами рядом, на то, какие красивые узоры они образуют на фоне темно-синего неба. Странно, что мы находим такие вещи прекрасными. Опустив глаза, я вижу, что Винни с Донной держатся за руки и о чем-то неслышно переговариваются. Минуту я смотрю на их руки. Вспоминаю, что чувствовал, когда держал за руку Дитриха, какой холодной – и в то же время теплой – она была. Пусть я и не знаю его, но я по нему скучаю. И может, всегда буду скучать. Может, я буду скучать по всем людям, к которым чувствовал душевную близость, по всем, кого знал – даже если они никуда не делись, я все равно буду по ним скучать, и мне будет жалко каждого утекающего момента. Ведь моменты – это все, что у нас есть, и они никогда не вернутся. Я никогда не считал себя склонным к унынию человеком, но иногда во мне разрастается такая большая печаль. Может, я стал таким из-за Дашиэля.

Я лезу в карман за сотовым и, запретив себе слишком много думать на эту тему, отправляю сообщение Мики.

Где ты?

Вот это мой номер, а не вчерашний, через несколько секунд добавляю я.

Мой телефон начинает звонить…

И тут же сам собой выключается. От безысходности я рычу.

– Ты чего? – Донна, выпустив руку Винни, выходит из остановки. Заправляет волосы себе за уши. – У тебя новый сотовый?

– Дурацкий, – ворчу я сквозь зубы. Пока жду, когда он снова сам включится, приваливаюсь плечом к остановке.

Винни прижимается лицом к прозрачному пластику и корчит мне рожу. Донна смеется. Меня озадачивает то, как они добрались до этой точки. Им так просто друг с другом – совсем не как в ночь, когда Винни выбросили на дорогу, и она не давала Донне вызвать полицию.

Мой сотовый оживает.

Не звони, пишу я, как только позволяет экран. Дурацкий телефон отключается.

Где ты? – немедленно пишет мне Мики.

Где ты? – пишу я в ответ.

Мы словно опять играем в игру, и прямо сейчас я не против. В тот день я ошибся. Очень ошибся. Я хочу притворяться. Энтузиазм Мики придает легкость этой игре, и благодаря этой легкости мне становится менее страшно.

Мики присылает мне смайлик. Под арками.

Я найду тебя там, пишу я. Тревога за него и желание опять с ним увидеться перевешивают решение сидеть в парке до появления Кукольника. Все равно Кукольник до часу ночи еще ни разу не выходил. Я всегда успею вернуться назад.

От Мики приходит еще один смайлик – две машущие ладони.

– Мне надо идти, – говорю я Донне.

– Хорошо. – Она замечает, что я смотрю на их вновь соединенные руки, и улыбается.

Глава 17

Твои фотографии

Мики сидит, дрожа и болтая ногами, под арками, на обвалившейся кирпичной стене. Рядом с ним мальчик с неровными пепельными волосами, одной рукой он обнимает Мики за талию, а голову держит у него на плече.

Я останавливаюсь в темноте, когда у меня в груди наливается и давит на ребра печаль совершенно нового рода. Такая печаль, какая появляется с осознанием, что человек, от которого твое сердце бьется быстрее, увлечен не тобой.

На Мики опять его тесные шорты и тонкий джемпер, похожий на полупрозрачный топ. Я стараюсь не обращать на это внимание. Мое глупое сердце, хотя в груди все болит, галопом скачет вперед, все быстрей и быстрей.

Я не хочу никого хотеть.

Мой внутренний трус предлагает развернуться и возвратиться в парк. Я не уверен, выдержит ли мое сердце Микину любовь к кому-то другому, но знаю, что мне придется с этим смириться, если мы с ним друзья – если то, что началось между нами, называется дружбой. Мики замечает меня до того, как я успеваю определиться, что делать. Выпутавшись из объятий своего спутника, он соскакивает вниз и бежит через дорогу ко мне.

Мальчик с пепельными волосами, морщась, соскальзывает со стены и начинает уходить в противоположном от нас направлении. Он худой, одет во все черное. Я не уверен, блестит ли он – мне отсюда не видно. Почему-то хочется верить, что нет.

– Джек, – окликает его Мики через плечо. – Будь осторожен.

Джек отмахивается и исчезает в ночи.

Мики поворачивается и усмехается.

– Привет.

Он такой красивый, что невозможно смотреть.

– Привет. – У меня еле получается выдавить одно это слово.

Становится так тихо на миг, что я уверен, что слышу его дыхание. Я смотрю, как мягко вздымается и опадает его грудь. Он всегда дрожит, потому что на нем всегда слишком мало одежды

– Я думал, ты подкрадешься ко мне с помощью своих суперспособностей, – говорю я, потому что ведь надо же что-то сказать. Я сам испортил игру, а значит, мне ее и чинить.

– Кажется, я их все растерял.

Волосы падают ему на лицо, когда он, чтобы взглянуть на меня, склоняет голову набок. Краешком рта он улыбается мне. За его настоящую улыбку я отдал бы все.

Дождь утих. Сегодня ночью нет ветра, только холодная, стылая тишина.

– Может, поможешь вернуть их назад? – спрашивает он. – По-моему, в таком деле мне может помочь только суперзлодей, который охотится на акул.

Я улыбаюсь – беспомощно.

– Хорошо.

– Ты без пальто, – говорит он, покусывая губу.

Я так устал от вранья. Не хочу больше врать.

– Ты тоже без куртки.

– Она там, за стеной. Не знаю, чтоб я без нее делал. Знаешь, она напоминает мне о тебе.

Мы переходим через дорогу, чтобы взять его куртку.

– Так как мы вернем тебе суперспособности? – меняю я тему.

– Сходим в парк на том берегу, посидим в Пагоде и помедитируем.

***

Пагода Мира – это буддийская ступа, которая виднеется за рекой. Пока мы идем по мосту, я говорю себе, что вернуться к часу за Кукольником уже не успею, и мне впервые с тех пор, как погиб Дашиэль, не приходится перебарывать тошнотворное чувство вины за свое бездействие. Я впервые ощущаю, что нахожусь там, где надо, и поступаю, как надо.

– Это мое самое любимое место, где можно посидеть, в целом Лондоне, – говорит Мики, пока мы поднимаемся по ступенькам пагоды. – Особенно по ночам.

– Я здесь никогда не бывал.

Я оглядываюсь. Небо черное, трава тоже черная, деревья еще чернее.

Единственный свет исходит от редких уличных фонарей, которые тусклым пунктиром проходят через Баттерси-парк, сияя словно разорванная цепочка новогодних гирлянд. Я всегда обхожу этот парк стороной – там темней, чем в прочих местах.

Поглубже засунув руки в карманы, я сажусь на верхней ступеньке. Смотрю на реку. Взгляд зафиксировать не на чем, только на далеких мерцающих огоньках, крошечными искрами пляшущих на воде. С этой стороны набережной город так не похож на себя. Здесь много тише.

Мики, скрестив ноги, опускается рядом со мной. Краем глаза я вижу, как он набрасывает капюшон и засовывает кулаки в рукава своей куртки. Остро ощущаю, что мы почти что соприкасаемся. Его голое колено всего в полудюйме от моего, ноги мелко вибрируют, и мне больше всего хочется как-то согреть его.

– Ты так и не стер ничего со своего телефона, – говорит он негромко.

Мои брови сходятся вместе. Я перевожу взгляд с реки на ступеньки.

Да, думаю я, не стер. Не знаю, как это вылетело из головы.

С немного неуверенным выражением на лице он достает телефон из кармана и протягивает его мне.

– Возьмешь его, чтобы сделать это потом? Ты, наверное, хотел бы сохранить что-то оттуда, да?

Я молча отказываюсь. Я догадываюсь, почему он спросил. Там около сотни фото с Дашиэлем на них. Бесчисленные смс. Я сомневаюсь, что когда-нибудь смогу взглянуть на них снова, но удалить их для меня невозможно.

Забавно, но мне почему-то не приходило в голову, что Мики тоже может посмотреть, что у меня в телефоне. Может, я сам так хотел – может, мне было нужно, чтобы кто-то увидел, насколько дорог был мне Дашиэль. А может, я просто не подумал об этом.

– Он красивый, – произносит Мики. Его палец касается экрана, листает.

Я киваю. Да. Был.

Фотографии освещают тьму вокруг нас, но я на них не смотрю. Я заполняю свое сознание другими вещами, позволяю себе увлечься медленными взмахами ресниц Мики, когда он моргает, считаю, сколько раз они касаются его щек, поглаживаю дрожащими пальцами прохладные белые камни ступенек рядом с собой, пытаюсь настроить связь с тысячами людей, которые прошли по тому месту, где я сижу. Которые приходили сюда молиться, медитировать, думать.

Чувствовал ли кто-то из них то, что сейчас чувствую я? Как они это пережили? Как они справились?

Мики поворачивается ко мне.

– Дитер сказал, что он… что его недавно убили.

– Да…

– Мне жаль, – произносит Мики. – Вы с ним были…?

– Он был моим лучшим другом, – отвечаю я хрипло.

– В детстве не представляешь, что когда-нибудь испытаешь такую сильную боль, правда ведь? Если б тебе сказали, ты бы подумал, что вряд ли сможешь ее пережить.

Мики прав. Не представляешь. Я гадаю, не потерял ли и Мики любимого человека, но спросить его не могу.

Я подношу к лицу свой холодный рукав и, притворяясь, что чешу нос, промакиваю глаза. Под веками жжет, но я не начинаю безудержно плакать, и это странно. Обычно разговоры о Дашиэле причиняют куда более сильную боль, но сейчас я просто чувствую тяжелую грусть. Без ощущения, словно мне вырвали сердце, словно невозможно дышать.

– Можешь удалить все, что хочешь. – Они навсегда останутся у меня в голове, эти фотографии, которые утратили связь с реальностью, но для меня остались такими же реальными, как и раньше.

– Не хочу. Они же твои.

Я ничего не это не отвечаю.

– Ты не против, что я смотрю? – спрашивает он мягко.

Как я могу быть против?

– Это просто фотографии, вот и все.

Наш разговор останавливается, но река продолжает нести свои воды вперед. Может, все дело попросту в темноте, но я не чувствую робости, пока сижу рядом с ним, ничего не делаю и молчу. Мне очень комфортно. Мне хорошо просто быть. Проходят минуты. А может, часы. Сложно сказать.

– Кажется, мои суперспособности уже вернулись обратно… – тихо говорит Мики. У него клацают зубы. Он, должно быть, совершенно закоченел. Я точно да. – Пошли погуляем? Расскажешь мне обо всех местах в Лондоне, где ты еще не был.

***

Я много где не был, но в голове пустота, и назвать получается только «Лондонский глаз» и Альберт-холл. Меня всегда восхищали цирки и особенно Альберт-холл. Если гулять в его окрестностях в тихий вечер, то можно услышать, как по улицам плывут звуки музыки, хрупкие и обрывистые, точно вчерашний дождь.

Мики знает все достопримечательности наперечет. Он говорит, что, пока он учился в школе, Лондон завораживал его больше всего. Оправдал ли этот город его ожидания?

***

– Интересно, как оно там, в вышине, – говорит Мики. Мы лежим на холодной траве рядом с Аквариумом и смотрим на «Лондонский глаз». Чем дольше я смотрю на него, тем крепче становится ощущение, что колесо вот-вот упадет и раздавит нас.

Я не вполне уверен, о чем он. О кабинках на колесе обозрения или о космосе.

Выбираю последнее.

– Холодно и темно или прекрасно и бесконечно?

– Я имел в виду «Глаз». – Мне слышно, как его голос меняется – от улыбки.

До колеса обозрения было ближе всего, так что по настоянию Мики мы сюда и пошли. Еще, хоть я и говорил, что не надо, Мики настоял на том, чтобы купить нам по дорогому хот-догу в круглосуточном фургоне со снэками. Я давно не ел ничего настолько вкусного.

– Когда мне было двенадцать, мы поехали в Нью-Йорк, и там вся моя семья пошла на смотровую площадку на Эмпайр-стейт-билдинг. А я отказался. Из страха. Если вспомнить сейчас, то понимаешь, как глупо было бояться, – произносит он.

– Не глупо.

– Да, но теперь я знаю, что есть вещи и пострашней… – Его куртка шуршит – он придвигается ближе. – Я думал, что когда вырасту, то стану смелей, но вышло наоборот… Оказалось, что во взрослом мире страшных вещей еще больше. Когда ты ребенок, твой мир такой маленький.

Да, я помню, что у меня он должен оставаться только таким, думаю я.

– Хочешь секрет? – Мики, верно, предполагает, что да, потому что без паузы продолжает. – Иногда я нарочно пугаю себя, делаю всякие опасные вещи. Говорю себе, что если делать их больше, то станет менее страшно, но пока не выходит. Наверное, мне всегда будет страшно… А чего боишься ты, Данни?

Откровенность его признания настораживает меня. С малознакомыми людьми нельзя быть таким откровенным. Я начинаю беспокоиться за него.

Как и о том, что за опасные вещи он делает. Приподнявшись на локте, я смотрю на него. Он лежит на спине, глаза смотрят в небо.

Вокруг нас ни души. В стальных тросах и балках, которые удерживают на месте колесо обозрения, поет ветер. Красиво и жутко, и я по-прежнему убежден, что оно вот-вот упадет.

– Не знаю… думаю, что всего. – Дурацкий ответ. Хочется ответить Мики иначе, лучше. Игры кончились – ведь он назвал меня Данни.