Текст книги "Лисы (ЛП)"

Автор книги: Суки Флит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

– Я мог бы прийти. В смысле, если тебе хочется просто поговорить по телефону, то ничего, но… мне бы хотелось увидеть тебя, хоть ненадолго… в смысле, если ты тоже хочешь, чтоб я пришел.

Его голос так тих, а в словах столько неуверенности, что мне хочется превратиться в звуковую волну и через телефонную линию дотронуться до него.

И все же я чуть было не отказываю ему. Уже поздно. Мики лучше не блуждать в темноте. Но каждая эгоистичная клеточка моего тела запрещает мне говорить «нет». Я хочу увидеть его. Боже, я правда очень хочу увидеть его. Прошли считанные часы, но случилось столько всего, и у меня такая путаница в голове, и я просто… Он предложил… Я бы никогда не осмелился попросить, но он предложил сам.

– Где ты? – повторяет он.

Глава 32

Мне лучше просто от того, что ты здесь

От одной только мысли о том, что Мики придет сюда, в мою нору, во мне разливается какая-то сумасшедшая эйфория. Похожая на волшебное заклинание… или на скрытую суперспособность, о которой я раньше не знал. Она зажигает меня.

Бурля энергией, я спешу к себе в нору, проверить, все ли там убрано и… начинаю кружиться по кафелю пола. Я понятия не имею, что делаю. Конечно, здесь убрано. И относительно чисто. Ну, насколько вообще может быть чистой душевая в заброшенном плавательном бассейне – со всей ее расколотой плиткой и осыпающейся штукатуркой.

И все-таки меня беспокоит, что он подумает обо всем этом, обо мне и о том, где я живу. Я впервые в жизни беспокоюсь о подобных вещах. Я останавливаюсь и оглядываюсь – по-настоящему. Плитка сияет. И пахнет приятно – во всяком случае, для меня. Здесь просторно и нет никакого мусора, только нужные вещи. Мне не надо много вещей, только ощущение безопасности. А это место – самое безопасное мое жилье за очень долгое время. Я никогда никого не пускал сюда, кроме Майло. Может, и Мики тоже почувствует себя здесь в безопасности… Я прерываю этот бредовый ход мыслей, пока он не успел разогнаться.

Потом направляюсь на улицу, чтобы встать на краю парка и дождаться его. Я соврал ему и сказал, что дорога, которая идет вокруг парка, короче, чем путь через центр. Пусть он и освещен, но там слишком тихо – и темно по краям. Мики с ума сойти какой уязвимый и тощий. У него нет барьера между ним и окружающим миром. Его нечему защитить.

Снова начинает падать хрупкими хлопьями снег, и я, вспомнив, какими замерзшими были утром Микины ноги, надеюсь, что он справится с дорогой сюда. Мое тело рвется встретить его на полпути, но мы легко можем разминуться, плюс я пообещал встретить его здесь, около погнутого указателя, который когда-то направлял людей к тупику, где расположен бассейн.

Не выпуская указателя из виду, я греюсь, расхаживая туда-сюда по тротуару. Крошечные снежинки оседают у меня на ресницах и замерзают, и я тяжело моргаю, как перед сном. Возможно, все это и есть сон. Странный, странный сон, думаю я.

Проходит сколько-то времени. Много или нет, я не знаю. Я начинаю волноваться, не заблудился ли он… Плечо ужасно пульсирует. Я уже и не помню, каково это – жить без боли. Я принимаю еще одну маленькую таблетку – из тех, что выдал мне Кукольник – и заедаю ее пригоршней снега, которую зачерпнул с низко растущей ветки.

Я столько живу, но так и не научился справляться со своим беспокойством. Одна моя половина хочет сорваться с места, побежать, искать и найти, а вторая – замереть без движения, остановить время, затаить дыхание и свернутся в клубок. До Дашиэля я никогда не испытывал сильных чувств. А до того, как его потерять, не знал, какой ужасающей они глубины.

Я съедаю еще пригоршню снега. Его холод останавливает поток моих мыслей.

Когда я замечаю быстро шагающую по дороге фигуру, мой рот еще полон полурастаявшего снега. Проглотив его, я смахиваю снежинки с ресниц и смотрю на заснеженный ореол волос, на длинные худые конечности. Я не двигаюсь с места, жду, когда увижу его лицо, когда не останется сомнений, что это Мики.

Но сомнения существуют только у меня в голове. Мое сердце быстро стучит. Оно уже узнало его. Быть может, сердца затем и нужны, а нам всего лишь нужно научиться им доверять.

– Привет, – говорит он, протягивая мне руку. Вторая его рука крепко обвита вокруг груди. Пусть на нем и надета та стеганая куртка из вещевого пункта, он мерзнет.

Я заправляю волосы за уши, и мгновение мы просто глядим друг на друга. Неловкости нет, и улыбка Мики становится все шире и шире, а я все смотрю на его зубы и не могу оторваться. Что, кажется, он замечает.

Разве я не пообещал перестать вести себя странно? – думаю я. Отвожу глаза и делаю судорожный вдох в попытке успокоить лихорадочное стучание в груди.

– Далеко отсюда ходить, – произносит он.

Он не запыхался, но выглядит немного уставшим.

Я киваю.

– Мне нравится ходить пешком, – говорю. Почти правду.

– Значит, твой дом где-то неподалеку? – Мики смотрит на указатель, потом на тихую тропку, которая исчезает во тьме. Его брови сходятся вместе, будто он озадачен чем-то. – Дитер говорил, ты живешь в каком-то пустом здании. – Я киваю. – Где еще жить суперзлодею, как не в заброшенном плавательном бассейне?

Улыбнувшись, Мики опускает глаза на снег на земле. Кажется, хочет сказать что-то еще, однако не говорит.

И только в этот момент я замечаю, как сильно его колотит от холода. Что неудивительно – после вчерашней-то ночи. Я такой идиот.

– Идем. Я налью тебе чего-нибудь горячего.

И заверну тебя в покрывала, чтобы тебе было тепло и уютно, потому что ты – это все, что мне нужно. Голос, звенящий у меня в голове, снова похож на Дашиэля. Мне не по себе от того, насколько он прав.

Мики колеблется. Из-за темноты, догадываюсь я. Вспоминаю, как пугали его переулки – даже при свете дня. Вспоминаю, каким потерянным он был прошлой ночью, когда я нашел его около парка. И осознаю, насколько он должен был быть не в себе, чтобы сделать то, что он сделал.

– Все будет нормально, – обещаю я. Я знаю, он доверяет мне.

Я протягиваю руку. Всего-то и собираюсь, что просто коснуться его и успокоить, но когда он крепко сжимает ее, мои пальцы вдруг сами собой берут его пальцы в замок. На секунду от ощущения его ладони, тесно прижатой к моей, меня охватывает такое ошеломление, что я не могу шевельнуться. Меня словно подключили к электросети, и мое сердце не просто часто колотится, оно поднимается к самому горлу, чтобы освободить в груди место для вспышки сверхновой. Мой рот силится произнести нечто среднее между «о!» и «вау!». Я быстро закрываю его и сжимаю губы. Боже, Мики, наверное, думает, что я совсем ненормальный. Сосредоточившись на дыхании и не поднимая головы, я медленно увожу его в темноту.

– Здесь живет еще кто-нибудь? – спрашивает он шепотом, пока мы идем по заросшей тропинке.

Забавно, как его присутствие заставляет меня переживать все по новой.

Ветви деревьев, пологом нависая над нами, блокируют лунный свет. Шум дороги, оставшейся позади, тоже становится смазанным. В паузе, повисшей после его вопроса, я слышу только то, как под нашими шагами похрустывает лед на земле, и частое дыхание Мики.

Поскольку Мики держит меня за руку, все мои чувства обострены. Я глубоко дышу через нос и обнаруживаю, что снег лишает мир запахов, однако под деревьями, где снега нет, слабо пахнет мочой, сырой штукатуркой и старой машинной техникой. Я настолько привык к этому запаху, что перестал замечать, но сейчас мне хочется, чтобы он исчез. Я хочу чистоту и ничем не пахнущую снежную белизну.

Мики только сжимает мою руку покрепче, стискивает ее. У него такие холодные пальцы. Если он и чувствует запах, то ничем этого не выдает. Я вспоминаю, что он задал мне вопрос.

– Только Майло. Сейчас его нет, но он, наверное, скоро вернется. Он… – Интуиция подсказывает мне, что я должен продолжать говорить, продолжать открываться, пусть для меня это и тяжело. Разговоры каким-то образом успокаивают его. – Он мой друг. Иногда здесь ненадолго появляются и другие, но у нас самые безопасные комнаты. – Я умолкаю, не вполне понимая, хочет ли Мики все это узнавать.

– Извини, – шепчет Мики. – Я хотел прийти сюда ради тебя, быть здесь ради тебя, а в итоге, как дурак, трясусь в темноте. – Судя по голосу, он так разочарован в себе. Так не должно быть.

– Все нормально. – Честно, нормально. – Мне лучше просто от того, что ты здесь.

– Правда?

Сквозь полумрак я ловлю его взгляд и обнаруживаю, что беспомощно улыбаюсь. Я так откровенен, но оно ощущается правильным. Я хочу сделать все, чтобы он чувствовал себя хорошо, словно он самый важный человек на всем свете.

– Подожди здесь, – говорю я, когда мы подходим к фанерной панели, которую мы с Майло переделали в дверь. Остальные лазейки наглухо закрыты металлическими листами, которые не поддадутся, даже если со всех сил колотить по ним палкой или железным ломом.

Мики не отпускает меня. Я мягко пытаюсь разжать его руку.

Я хочу сходить за фонариком, что показать Мики бассейн, ведь в темноте он вряд ли что-то увидит. Будь я посообразительней, то принес бы фонарик с собой, и Мики не пришлось бы идти по темноте. Но тогда он, наверное, не взял бы меня за руку. Мне грустно признавать это – потому что я не хочу, чтобы Мики боялся, – но мне понравилось, когда он это сделал.

– Тебе не хочется, чтобы я оставлял тебя здесь, да? – спрашиваю я, осознав, что на самом деле все равно не хочу, чтобы Мики отпускал мою руку.

– Не особенно.

Я улыбаюсь. Неважно. Показать Мики бассейн во всем его упадническом великолепии можно будет и позже. Сейчас нам важнее согреться.

Я завожу его внутрь – мы оба осторожно переступаем через груды расколотой плитки и проходим мимо черной дыры пустого бассейна к двери в мою нору. Мики смотрит или прямо перед собой, или на меня до тех пор, пока я не открываю замки и не пропускаю его за дверь. Там он сразу же улыбается – облегченно, чувствую я.

Может, он ожидал чего-то действительно страшного, ведь для сквотов это обычное дело. Не знаю.

Не подумав, я наклоняюсь и больной рукой подобираю с пола фонарик. Пряча лицо, стискиваю зубы и морщусь, потом включаю фонарик и вручаю ему – похоже, меня ничто не может заставить отпустить его руку.

– Так вот почему от тебя так приятно пахнет! – восклицает он, водя фонариком и расплескивая свет по всем стенам. – Ты живешь в душевой! – Он звонко смеется.

В этот момент я люблю свою душевую больше всех прочих мест на земле. Она полна танцующего света. Она полна Мики. Я задерживаю дыхание и сквозь волосы смотрю на него, и обмираю, когда он сжимает мою руку еще крепче, чем раньше.

Глава 33

Супергеройские штуки

Спустя двадцать минут Мики уже не дрожит. Он сидит у меня в гнезде, на хрупкие плечи наброшены все до единого мои покрывала. Мои съестные припасы, полученные за починку разных вещей, сложены в аккуратную кучку в углу. Я немного стесняюсь их. И всего.

Когда я протягиваю Мики стаканчик горячего чая, он пытается удержать мой взгляд на себе. Необъяснимое ощущение близости, которое я почувствовал, когда мы держались за руки, еще не прошло. Волнующее и пугающее, оно словно ослепительный свет, который несется на тебя с такой скоростью, что невозможно разглядеть, что за ним.

Может, за ним ничего. Но может, там все.

– Ты не боишься, что кто-нибудь придет и прогонит тебя? – спрашивает он.

Я не вполне понимаю, кого он имеет в виду под этим «кто-нибудь».

– Я редко задумываюсь о будущем, – отвечаю правдиво. Мне бы справиться с настоящим.

– Ты так отличаешься ото всех остальных. Ты знаешь, что я никогда не встречал никого похожего на тебя? – произносит он.

В теплом сиянии своего маленького фонарика я смотрю на свои пальцы – на то, как они мимолетно задевают его, когда он берет у меня пластиковый стаканчик, отчего по мне от макушки до пяток проносится дрожь.

Если б он знал, сколько раз я мечтал стать как все, то вряд ли стал бы говорить подобные вещи или намекать, будто в том, чтобы быть мной, есть что-то хорошее.

– Я правда волновался, когда ты мне позвонил, – говорит он.

Я встречаюсь с ним взглядом, потом отворачиваюсь. Возникает ощущение, что его глаза спрашивают меня, хочется ли мне поговорить об этом. Хочется. Как ни странно. Я хочу рассказать ему все. Абсолютно. И полностью. Все. Но… я не представляю, откуда начать, так что молчу.

– Знаю, я много болтаю, но довольно неплохо умею и слушать. – Он опускает голову. Жест такой робкий, что мое сердце делает кувырок.

– Я не знаю, как рассказать тебе, – признаюсь я в конце концов.

Мне не верится, что передо мной действительно стоит этот прекрасный мальчик – стоит и смотрит на меня так, словно больше всего на свете хочет узнать, что творится у меня в голове. И все же я знаю, что он настоящий. То, как сильно и тяжело бьется в его присутствии мое сердце, доказывает, что все это реальность.

– Ты можешь мне доверять, – шепчет он, вновь опуская голову. – После вчерашней ночи мне надо, чтобы ты это знал. То, что ты сделал ради…

– Я хочу доверять тебе, – прерываю я Мики, пока он не успел поблагодарить меня или смутить чем-то еще. Большим пальцем веду по зазору между плитками на стене. – Только… – я встречаюсь с ним взглядом, – не надо быть… благодарным, просто… – я делаю вдох, – будь моим другом и все? – Я неловко пожимаю плечами. – Я не хочу, чтоб ты думал, будто обязан чем-то мне отплатить или…

Черт, я объясняюсь просто кошмарно, а Мики наблюдает за мной с самым терпеливым выражением на лице, какое я только видел.

– Это называется «то, что ты делаешь, когда тебе кто-то небезразличен». – Я не поднимаю глаза.

– Ты мне тоже небезразличен.

Я захлопываю ладонью свой рот, чтобы остановить рвущийся изнутри смех. Я сам не понимаю, почему я смеюсь. Может, от шока из-за того, с какой легкостью он произносит подобные вещи. Подспудно я боюсь, что он говорит их всем, не только мне одному, но прямо сейчас яркому теплу у меня в груди все равно.

Когда я поднимаю лицо, в глазах Мики сверкает веселое изумление – точно солнечные зайчики на воде.

– Ты не представляешь, как я рад, что сломал тогда свой телефон, – шепчет он, еще улыбаясь.

Все мои хорошие чувства разом пикируют вниз и уступают место ужасным. Ведь Мики свой телефон не ломал. Это был я.

Я обязан открыться ему. Признаться во лжи.

– Это я сломал его, – говорю я тихо. Прижимаю пальцы к полу так сильно, что в меня вгрызается боль из травмированной руки.

– Что? – Его брови сходятся вместе, придавая ему очаровательно озадаченный вид.

– Я починил экран, но потом сломал его. Не нарочно, – прибавляю, что, вероятно, немного бессмысленно. Но мне вроде как хочется верить, что Мики бы не пришел, если б считал меня человеком, способным сделать что-то такое специально. – Я хотел себе твою фотографию, – бормочу.

Я вспоминаю свой список его возможных реакций. Мягкого пожатия плечами среди них точно не было.

– Ну и что, – произносит он. – Ты же нечаянно, да?

– Я солгал тебе.

Это самое худшее. Я наговорил столько вранья.

– Потому что решил, что я разозлюсь?

– Я боялся, что ты станешь считать меня ненормальным.

Мики качает головой.

– Никогда. Ты отдал мне свой телефон. И как я уже говорил, я рад, что старый сломался. Иначе нас бы тут не было. Я бы не сидел здесь и не чувствовал то, что чувствую рядом с тобой. Мы не нашли бы друг друга.

Странно, но именно так я и чувствую себя рядом с ним: словно меня наконец-то нашли. Правда, Мики заслуживает большего.

Наклонившись, я тянусь через Мики к гнезду и достаю свой блокнот. Потом осторожно разворачиваю защищающий его целлофан.

Я держу его, смотрю на покореженную, разорванную обложку, на неумело нарисованных акул. Наверное, он чем-то похож на меня – тоже многое перенес. Я ловлю себя на том, что опять улыбаюсь – улыбка подкрадывается сама по себе. Мики наверняка уже думает, что у меня в голове не хватает винтиков, и, возможно, он прав. Я протягиваю блокнот ему и, когда он с каким-то благоговением принимает его, понимаю, что начинаю краснеть.

Его тонкие пальцы скользят по поблекшим рисункам на обложке.

– Я его помню. Охота на акул, да?

Я киваю.

– Локи и его супергеройские штуки?

Я отмечаю, что он не сказал «суперзлодейские», пусть тема с суперзлодеем и была просто шуткой. Но мы ведь сейчас не притворяемся? Боже, надеюсь, что нет.

– Вроде того. – Меня тянет сказать, что этот блокнот содержит все мои мысли и всю путаницу, побывавшую за прошедшие недели у меня в голове. Возможно, в этом нет никакого смысла, но возможно, это начало.

Почему-то я убежден, что сейчас рискую сильнее, чем когда бы то ни было. Намного сильнее, чем во время поисков акул и слежки за Кукольником. Сильнее, чем во время признания, что я обманул его. Мики – первый после Дашиэля человек, которого я впускаю к себе в голову. Возможно, даже ближе, чем я подпускал к себе Дашиэля. Но после того, что случилось вчера ночью в снегу, все стало иначе. Все изменилось. Между нами была стена, а теперь ее нет. Я надеюсь, что нет.

Я встаю и отхожу к окну. У меня дрожат руки. Я не могу смотреть, как Мики читает. Иначе моему и без того практически взорвавшемуся сердцу будет нанесен совсем серьезный ущерб. Я потрясен до глубины души тем, с какой готовностью он до сих пор принимал все, что я ему доверял.

Сквозь беззвездную тьму густо валится снег. Я смотрю за окно и вспоминаю о лисах, которых видел на днях. Где-то они теперь…

– Это обо мне? – слышу я, как Мики шепчет чуть позже.

– Да, – отвечаю, не оборачиваясь. Горячие облачка моего дыхания оседают на сетке армированного стекла на окне.

Невозможно не понять, что все эти бесконечные страницы – о нем.

Думаю, теперь он знает все.

Глава 34

Что бы я там ни думал, это было не «ничего»

Текут минуты. Больше похожие на часы. Мне слышно только, как с тихим шелестом переворачиваются страницы и время от времени – как Мики прихлебывает свой чай.

Не говоря ни слова, он поднимается на ноги и становится позади меня. Я задерживаю дыхание. Игнорируя дурное предчувствие, пытаюсь понять, насколько он близко. Я не представляю, что он теперь думает обо мне – прочитав все, что я написал.

– Спасибо тебе, – шепчет Мики.

Как только он произносит это, моя грудь окончательно запирается. Я ощущаю на шее тепло Микиного дыхания – значит, он стоит прямо у меня за спиной.

За что ты благодаришь меня? – хочется мне спросить у него. Но я молчу. Стою и слушаю доносящийся из-за двери хруст шагов и невнятные чертыхания – это Майло, пытается найти, которая из панелей ведет внутрь бассейна. Пьяный, он всегда забывает, какая их них открывается.

– Майло вернулся. – Я поворачиваю голову и обнаруживаю Мики шокируеще близко к себе.

Мики кивает.

– Кажется, он немножко набрался.

– Скорее множко, я бы сказал. – Я поворачиваюсь и прижимаюсь спиной к кафелю стенки, остро чувствуя, насколько он близко, насколько наши тела близки к тому, чтобы соприкоснуться. – Хочешь познакомиться с ним?

– Давай. – У Мики такое лицо, словно во рту у него есть слова, которые никак не могут выйти наружу. Мы оба делаем одновременно по глубокому вдоху. И улыбаемся, потому что это забавно. Наконец Мики заговаривает: – Я посмотрел все фотографии на твоем телефоне. И перечитал по сто раз все сообщения. – Я в замешательстве. Я ведь знаю об этом. Он говорил мне, когда мы были в Пагоде. – То, что ты чувствовал к своим друзьям – это прекрасно. Я просмотрел твой телефон еще до того, как спросил, не против ли ты… так что я тоже говорил тебе не всю правду.

Уставившись в пол, я думаю обо всех тех вещах, которые написал про него в блокноте, который он только что прочитал. Он должен знать, что я испытываю к нему.

– Ты бы понравился Дашиэлю. Правда, будь он рядом, я, наверное, не заговорил бы с тобой. – Смотреть прямо сейчас на него я не могу и потому смотрю на свое гнездо.

– Почему?

Не зная, как объяснить, я пожимаю плечами.

– С ним так было проще, – говорю я в конце концов. Мне неприятно говорить это вслух, однако я знаю, что это правда. С Дашиэлем было по-настоящему просто держаться в тени, и я был счастлив там оставаться. Или, по крайней мере, мне так казалось.

Моей руки касается что-то теплое, и я вздрагиваю от шока и ударяюсь о стену. Посмотрев вниз, я вижу, что меня касаются кончики Микиных пальцев. О.

– Мне хочется верить, что я все равно заговорил бы с тобой, – мягко говорит Мики. – Или ты со мной.

Почему? – тянет меня спросить, но вопрос застревает внутри.

Мики не держит меня за руку, его пальцы всего лишь слегка задевают мои, но я все равно перестаю думать связно. В самом низу моего живота кружит жидкий огонь. Мое сердце – пожарная сигнализация. Он так близко, что я способен думать только о том, насколько приятно было бы обнимать его – такого теплого, мягкого и вместе с тем состоящего из стольких острых углов. Моя личная разновидность рая.

– Данни, позволь мне помочь. – Я слышу мольбу в его голосе всем своим телом. – Что-то произошло перед тем, как ты позвонил мне, ведь так?

Перед глазами вспыхивает лицо Кукольника, и на мгновение меня прошивает страх, который я пережил на полу его кабинета.

Я смотрю на Мики – беспомощно и онемело.

– Ты искал акул? Тех людей, о которых говорил Дашиэль? Ты думаешь, один из них мог убить его? – спрашивает Мики.

Вопросов становится чересчур много, и внезапно я ощущаю себя переполненным до краев – сразу всем.

– Да. – Я отталкиваюсь от стены и ухожу – от Мики, от своих глупых чувств, от глупых фантазий о том, как обнимаю его. Я жалок и слаб. Я начинаю наводить порядок возле плиты. Отсоединяю шланг, чтобы газ не просачивался наружу.

– Ты кого-то увидел?

Мики приседает рядом со мной и собирает наши пустые стаканчики.

Он не глядит на меня. Я смогу рассказать.

– После тебя я пошел навестить Дитера, и там оказался Кукольник. – Я показываю на свой блокнот, надеясь, что Мики помнит, что я писал о нем. – Он… он был в больнице. Думаю, он там работает. Он знал, что я следил за ним. Он отвел меня к себе в кабинет и… – Я умолкаю. Мое сознание снова откатывается к ужасным моментам в том тесном маленьком кабинете.

Глаза Мики распахиваются от ужаса.

– Что он с тобой сделал?

– Ничего, – спешу я заверить его. – Честное слово. Просто оно меня потрясло.

– Не лги мне. Пожалуйста.

Вот они – самые правильные слова, разве не так? – думаю я.

Расскажи ему, звучит во мне эхо голоса Дашиэля.

– Он спросил, нравится ли мне боль. Потом сжал мне больное плечо, и я от боли не мог даже пошевелиться. Мне так ужасно хотелось сбежать.

Сила Микиных объятий опрокидывает меня на задницу.

– Извини, – бормочет он, вжимаясь лицом в чувствительное место между моими плечом и шеей. – Мне невыносима мысль о том, что кто-то причинил тебе боль.

Даже когда мой мозг выключается, тело всегда знает, что делать, и мои руки обвиваются вокруг Мики и тоже крепко-крепко его обнимают.

– Но он отпустил тебя? Или ты убежал? – спрашивает он спустя минуту или две бездумного блаженства.

Моему плечу больно, но не настолько, чтобы захотеть отодвинуться.

– Отпустил. И сказал, чтобы я больше за ним не ходил.

– Но ты будешь.

Когда Мики моргает, его ресницы щекочут мне кожу.

– Как я могу перестать? – шепчу.

– Потому что считаешь, что это он? Ты думаешь, это он убил Дашиэля?

– Я не знаю.

Наверное, глубоко внутри я всегда считал, что это был он. Из всех акул я с самого начала сфокусировался на Кукольнике, потому что он пугал Дашиэля. Но несмотря на то, что Кукольник явно со странностями и сделал мне больно, полной уверенности во мне больше нет.

Глава 35

Возьми меня за руку

Когда я стучусь к Майло, он еще чертыхается. Мики переминается с ноги на ногу, стоя рядом со мной, водит туда-сюда фонариком по полу. Мне очень хочется снова взять его за руку или вернуться к себе и пообнимать его еще десять минут.

– Майло, это я. – Снова стучу.

Дверь сотрясается, пока Майло неуклюже отпирает замки со своей стороны. Приоткрыв ее, он через щелку выглядывает наружу. Сейчас он в сварливой стадии опьянения. Усталые глаза красные, словно Майло их тер. Я надеюсь, он будет вежливым с Мики.

Мои опасения, впрочем, оказываются напрасными. Стоит Майло заметить, что рядом со мной стоит Мики, как он в момент оживляется. Яростно помигав, выпрямляется и протягивает ладонь.

– Де Майло – к вашим услугам, – официально представляется он. Кажется, я еще не видел, чтобы он так широко улыбался.

Мики непринужденно улыбается Майло и пожимает ему руку.

– Приятно познакомиться, – отвечает он.

– О! Янки? – Вдобавок к оживленности в Майло просыпается интерес.

– Угу.

– Он американец, – бурчу я, – а никакой не янки.

– Один черт. Заходите. – Майло распахивает дверь с видом персидского принца, приглашающего нас в свой дворец.

Какими бы ни были обстоятельства, Майло, когда ему хочется, умеет сделать так, чтобы люди чувствовали себя комфортно. Я наблюдал это много раз.

Я смотрю, как он водит Мики по помещению, смотрю, с какой легкостью он вызывает у Мики восторг своими рассказами о сложной мозаике, покрывающей стены. Мики, похоже, не замечает ни гор барахла на полу, через которые ему приходится перешагивать, ни то, что здесь пахнет, как в подмышке у йети.

Я говорил Майло, что Мики мне нравится, но он оказывает Мики столько внимания, что я начинаю переживать, уж не решил ли он за ним приударить. Мики красивее многих девчонок, и он очень женственный, а Майло говорил, что ему нравится женственность. От одной только мысли об этом во мне просыпается собственническое ворчание. Чего раньше со мной еще не случалось.

Я сижу, свесив ноги за бортик ванной, и удерживаю свое ворчание при себе.

Я снова в тени. Вот только мне это больше не нравится, особенно когда дело касается Мики.

Майло еще о чем-то рассказывает, когда Мики садится рядом со мной. Я перестал слушать, о чем они говорят, но когда Мики берет меня за руку – так, словно это самый естественный жест на земле, он даже не глядит на меня, просто проникает ладонью в мою ладонь и сплетается со мной пальцами, – мир внезапно заново обретает резкость.

Майло смотрит на наши руки. Я чувствую, как моя кожа начинает пылать, но он только понимающе улыбается мне.

***

– Мне понравился Майло, – произносит Мики на обратном пути в мою комнату. – Он слегка сумасшедший, но в хорошем смысле этого слова.

Я согласно киваю – лучше не скажешь.

Сломанная плитка хрустит под моими подошвами, когда я, зажав фонарик в зубах, сажусь на корточки и открываю замки в свою комнату.

Мне требуется несколько секунд на то, чтобы понять, что Мики за мной не пошел.

Обернувшись, я улавливаю неуверенность в том, как он сцепил перед собой руки. Он выглядит так, словно ему неловко.

– Уже поздно. Я, пожалуй, пойду… Ты не мог бы… не мог бы проводить меня до дороги? – спрашивает он и щурится, когда я нечаянно попадаю ему лучом фонарика в глаз. Я быстро перевожу свет в потолок.

Когда я звонил ему, мне и в голову не пришло, что возвращаться домой он будет ночью – это к вопросу об отсутствии мыслей о будущем.

– Уже поздно, – отзываюсь я эхом. Я не знаю, как попросить его остаться. – Но утром темно не будет.

– Да, наверное.

Внезапно осмелев, я протягиваю ему руку.

Мики принимает ее и заходит внутрь.

Глава 36

В моих объятьях ты в безопасности

– Ты сможешь заснуть, как сегодня утром? – спрашивает Мики застенчиво, когда я начинаю расправлять покрывала.

Должен ли я солгать?

– Я… я могу опять держать тебя, пока ты не заснешь… – говорю, надеясь, что понял его вопрос правильно.

– Но ты привык спать один, – договаривает за меня Мики.

Я бросаю на него благодарный взгляд. Я никогда не проводил с кем-то всю ночь, кроме того раза, когда мы с ним спали в полубессознательном, обмороженном состоянии в чьей-то прачечной, поэтому, если честно, не знаю, смогу ли я или нет заснуть рядом с ним. Скорее всего, я от волнения прободрствую до утра, лежа с эрекцией и фантазируя о вещах, которые, чего я боюсь до сих пор, могут вызвать у него отвращение.

Мики садится на край моего гнезда и расшнуровывает ботинки. Когда он вместе с футболкой стягивает через голову свитер, я всего и могу, что беспомощно глазеть на его худую бледную грудь, на темные соски, на веснушки. Он весь покрыт «гусиной кожей». Пока я гадаю, не собирается ли он обратно одеться, он падает на спину и накидывает на себя покрывала.

– Мне никогда не нравилось спать вместе с Джеком. Из-за него мне становилось тревожно. А с тобой я ощущаю такое спокойствие, что, кажется, могу проспать целую вечность. – Он усмехается.

Я не уверен, как относиться к сравнению с Джеком. И я не хочу думать о том, что Мики с ним спал. А еще это совсем не мое дело, напоминаю себе.

Мне хочется принять душ, но, поскольку очевидно, что в присутствии Мики это сделать нельзя, просто снимаю кроссовки и нерешительно ложусь рядом с ним.

Мики приподнимает покрывало и, улыбаясь, перекатывается на бок, потом берет мою здоровую руку и опускает себе под грудь. Я расправляю ладонь и пытаюсь удержать дыхание ровным.

Забавно, но пока я чувствую, как его быстрое, как у зайца, сердцебиение замедляется, мое собственное сердце продолжает стучать как трещотка, и чем больше я размышляю об этом, осознавая, что и Мики наверняка его чувствует, тем сильней оно разгоняется.

– Расслабься, – шепчет он. – Правда ведь, так очень приятно?

– Угу, – бормочу я.

Но я не могу расслабиться. Как мне расслабиться? Это попросту невозможно. Если то, что со мной происходит, и значит влюбляться, то это невероятно прекрасно, и когда тот, в кого ты влюбляешься, такой милый и добрый, у тебя болит сердце в самом лучшем смысле этого слова, но ты, зная, что он на твои чувства никогда не ответит, пытаешься скрыть, насколько они интенсивны. Я не хочу, чтобы Мики пришлось вежливо меня отшивать, и не хочу, чтобы он думал, что обижает меня, потому что тогда ему будет плохо.

Но чем бы оно ни было и кем бы ни были мы, это больше, чем я когда-либо надеялся обрести с другим человеком. И совсем не похоже на то, что было у меня с Дашиэлем.

Я зарываюсь лицом в Микины шелковистые волосы и подавляю дрожь, когда он начинает поглаживать под рукавом мою руку. Наконец он заговаривает – очень медленно, и мне становится ясно, что он тщательно подбирает слова.

– Ты не думаешь, что Дашиэль мог знать Кукольника немного лучше, чем говорил тебе? По статистике в половине случаев убийство совершают знакомые жертвы.

– Откуда ты знаешь?

– Я когда-то был знаком с одним адвокатом, – отвечает он тихо, ерзая в колыбели моих объятий. – Обними меня крепче.

И я обнимаю. Если ты попросишь, я буду обнимать тебя вечно, думаю я.

– Дашиэль не знался с акулами. Он просто предупреждал меня насчет них, – говорю я.

Мы все акулы, Данни – эхом витают у меня в голове слова Кукольника.

– Значит, ты думаешь, он не знал, что ему угрожает опасность?