Текст книги "Суд Цезаря"

Автор книги: Стивен Сейлор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

«Говорю тебе, она вчера исчезла в реке». «Возможно. Или, может быть, она тоже шпионка, отправившаяся на своё собственное задание».

«Это абсурд», – сказал я.

«Правда?» Офицер сильнее ткнул меня копьём в плоть. «Мы имеем некоторое представление о том, кто ты, Роман».

«А вы? Мне это кажется маловероятным».

Шпион заговорил: «Филипп мне рассказал. А, это застало тебя врасплох, да?» Его ехидный тон был особенно раздражающим.

«Филипп? Вольноотпущенник Помпея? О чём ты говоришь?» «Ты думал, что пляж пустынен, в тот день, когда ты разводил погребальный костёр Помпея. Но когда армия Птолемея отступила, я остался наблюдать. Я видел, как вольноотпущенник оплакивал безголовое тело своего бывшего господина. А потом тебя выбросило на берег; ты мог приплыть только с одного из кораблей Помпея. Я был недостаточно близко, чтобы слышать, что ты говорил, но я видел, как вы вдвоем собирали дрова и разводили погребальные костры. А на следующий день этот торговый корабль привёз остальных из вашей компании – женщину, немого и двух мальчиков. О да, там была женщина; в этом я совершенно уверен! И…

На следующий день вы расстались с Филиппом в рыбацкой деревне. Мне нужно было выбрать, за кем из вас следовать, и Филипп казался очевидным выбором. Я присоединился к солдатам, и мы задержали его на дороге, ведущей на восток.

«Что ты с ним сделал?»

« Мы зададим вопросы, Роман», – сказал офицер, тыкая в меня копьем.

Шпион рассмеялся. «Филипп не пострадал. Он чувствует себя вполне комфортно, путешествуя под охраной в свите Птолемея. Кто знает, какие важные сведения он может нам сообщить в ближайшие дни. Но он уже рассказал нам о вас».

«Что он мог тебе рассказать? Я никогда не встречал Филиппа до того дня».

«Именно так, и именно это меня так интригует, потому что Филипп говорит, что видел тебя на галере Помпея как раз перед тем, как так называемый Великий сошёл на берег, и ты, похоже, был в довольно близких отношениях с женой Помпея. Филипп говорит, что ты, должно быть, один из ветеранов Помпея из старых времён…

И всё же Филипп тебя не знал, а Филипп знал всех, с кем общался его господин. Как это возможно, если только ты не был одним из Помпея…

Как бы это сказать? – Тайные сообщники. Агент, путешествующий инкогнито. Шпион!

«Нелепость!» – воскликнул я, хотя предположение было вполне логичным. Я ходил по острию ножа, пытаясь решить, сколько правды им рассказать. Шпионом Помпея я, конечно, не был, но, по сути, не раз работал на Помпея, выведывая секреты. Насколько хорош был его интеллект? Узнает ли он имя Гордиана? Даже если нет, кто-то другой из шпионской свиты царя Птолемея, вероятно, слышал обо мне. Если я солгу и скажу этому человеку, что не знаю Помпея, он может узнать правду и решить, что я скрываю какой-то более компрометирующий факт. Если я скажу слишком много правды, он может сделать собственные ложные выводы. Я покачал головой от иронии: Помпей хотел моей смерти, и после смерти он, возможно, достигнет своей цели, осудив меня за соучастие.

«Меня зовут Гордиан», – сказал я. Шпион никак не отреагировал на имя.

«Я римлянин, да. Но моя жена родилась здесь, в Египте; мы познакомились в Александрии много лет назад. В последние месяцы она заболела. Она пришла к убеждению, что только возвращение в Египет, чтобы искупаться в Ниле, может её спасти. Вот почему мы прибыли сюда на греческом торговом судне. Маяк на Фаросе был виден, когда шторм отнёс нас на восток. Так я и познакомился с Помпеем. Да, я знал его с давних пор, но я точно не был его шпионом.

Когда его убили и его флот отплыл, в суматохе я упал за борт. Мне повезло, что я добрался до берега живым. Филипп попросил меня помочь ему сложить погребальный костёр Помпея. Я не мог отказаться.

«А ваша группа? Как они вообще оказались на берегу?» «Греческий капитан был полон решимости избавиться от них, ведь они приносили ему несчастье. Как только мы расстались с Филиппом, мы направились сюда, чтобы найти это место у Нила. Там есть…

На той поляне есть храм, где есть жрица, служащая Осирису. Моя жена вчера к ней обращалась. Она пошла купаться в реку одна. Она не вернулась. Я пристально смотрел на шпиона, и слёзы застилали мне глаза.

Мужчина не желал этого терпеть. «Значит, ты признаёшься, что уже был в Египте! Несомненно, именно поэтому тебя и выбрали для этой миссии: ты уже знаешь, что там происходит».

«Какая миссия? Это же абсурд! Я не был в Египте больше тридцати лет…»

«Так ты говоришь. Возможно, твоя жена, когда мы её найдём, расскажет другую историю.

Храм, о котором вы говорите, заброшен уже много лет. Старуха, которая там обитает, – не жрица, а какая-то полубезумная ведьма.

Офицер прервал его: «Это ни к чему нас не приведёт. Основные силы армии уже недалеко позади. Мне нужно продвигаться вперёд с авангардом. Я оставлю достаточно людей, чтобы захватить этих пленных, а вы передайте их капитану Ахилласу, когда он подойдёт».

«А женщина? Что, если мы её не найдём?»

Офицер долго смотрел на меня. Давление копья на меня ослабло. «Если хочешь знать, – сказал он, – думаю, римлянин говорит правду, по крайней мере, насчёт женщины. Но откуда мне знать? Я всего лишь солдат. У меня нет такого хитрого ума, как у шпиона».

Он отступил назад и опустил копьё, тыкая остриём в землю, чтобы стереть следы моей крови. По его сигналу воины подошли и связали мне руки за спиной, как уже были связаны Рупа и мальчики.

«А как же наша повозка и мулы?» – спросил я. «Их конфискуют».

Шпион сказал: «Вместе с тем сундуком, который вы возили с собой. Мне любопытно посмотреть, что внутри». Он приказал солдатам снять сундук с повозки.

«Если вы настаиваете на том, чтобы разобрать нашу грязную одежду и туалетные принадлежности моей жены, пусть это доставит вам удовольствие», – сказал я.

Нас сковали за лодыжки и усадили в повозку: мальчиков рядом спереди, а нас с Рупой – по бокам, друг напротив друга. Шпион вывалил содержимое сундука на обочину и принялся рыться в нём. Он оказался ничем не лучше обычного вора, прикарманив монеты и немногочисленные ценные вещи, например, гребень из серебра и чёрного дерева, который Бетесда настояла взять с собой. Он также залез в карман моей туники и вытащил алебастровый флакон.

«Ах, что это?» – сказал он.

«Подарок от дамы».

«Духи? Неужели римские мужчины теперь надушиваются, как геи?»

«Во флаконах могут находиться не только духи», – сказал я.

Он посмотрел на меня понимающе. «Яд, держу пари. Что-то шпионит часто

Носите их с собой, на случай, если они захотят быстро и чисто скрыться. Или вы замышляли использовать его на ком-то? На самом царе Птолемее, может быть? Ха!

«Что бы ни было внутри, это симпатичный маленький контейнер», – сказал он, кладя его в карман вместе с монетами и гребнем.

Вскоре со стороны Навкратиса я начал слышать далёкое ржание лошадей, выкрики команд, скрип колёс повозок, грохот военных барабанов и топот множества марширующих в унисон ног. Мало какой звук столь же отчётливый и столь же пугающий, как приближение великой армии. Птицы взмывают в небо, в воздухе раздаётся гул, и сама земля содрогается.

Шпион собрал ненужные ему вещи и засунул их обратно в багажник, а затем приказал солдатам поставить багажник обратно в повозку. Мальчики завизжали, поджимая пальцы ног, чтобы их не раздавили, но больше всего неудобства испытывал Рупа с его длинными ногами.

Из моего тесного места в повозке – спиной к дороге, лицом к Рупе напротив и реке за ней – мне приходилось вытягивать шею, чтобы разглядеть развевающиеся знамена и шлемы с перьями приближающейся армии. Когда они приблизились, солдаты запели походный гимн. Слова были египетскими, но, слушая их снова и снова, я наконец смог их понять:

Он пришел постучать в дверь Птолемея,

Но никогда не ступал на берег Египта.

Пока он был еще в лодке,

Капитан Ахиллас перерезал себе горло.

И вот теперь он мертв, Римлянин мертв,

Как всем известно

Когда они увидят его голову!

Ура! Ура!

Как все узнают, когда увидят голову

Так называемого Великого

Который теперь мертв!

Так называемый! Так называемый!

Как и Александр, он не был;

Разрубили Помпея, а не Гордиев узел!

Ура! Ура!

Эта песня коротка, но марш долог,

И снова мы поём песню:

Ура! Ура!

Он пришел постучать в дверь Птолемея,

Но никогда не ступал на берег Египта. . . .

Вокруг повозки осталась стража, но шпион направился навстречу наступающим войскам, и я потерял его из виду. Топот марширующих ног становился всё громче и громче. Железные кольца, прикрученные к верхнему краю повозки, начали дребезжать и танцевать по дереву – так сильна была вибрация. Я бы заткнул уши, будь руки свободны. Я посмотрел на мальчиков и увидел страх в их глазах. Рупа нервно ёрзал, поджав ноги к стволу. Все смотрели на меня, ища поддержки, поэтому я изо всех сил старался сохранить бесстрастное выражение лица, несмотря на охвативший меня панический ужас. Журавли взмывали в небо с камышей вдоль Нила, хлопая крыльями и издавая пронзительные крики. Я с завистью смотрел на их полёт.

Войско дошло до нас и с грохотом прошло мимо. Скандирование было оглушительным: «Он не был подобен Александру;

Разрубили Помпея, а не Гордиев узел!

Это продолжалось и продолжалось, пока тысячи людей маршировали мимо. Затем послышался цокот копыт конницы. За конницей шли повозки с оружием и провизией. Сквозь грохот колёс мне показалось, что я слышу рядом пронзительный голос шпиона, с кем-то совещающегося. Похоже, решение было принято, потому что разговор закончился, и солдат сел в повозку и погнал мулов вперёд. Когда мы присоединились к процессии армии царя Птолемея, шпион заглянул в повозку и саркастически посмотрел на меня.

«Мы так и не нашли никаких следов твоей жены, Роман. Должно быть, она очень умна, раз так тщательно заметает следы. Мне не нравится, когда шпионы ускользают от меня. Я её выследю, рано или поздно. И когда найду…» Он скривил губы в таком выражении, что у меня кровь застыла в жилах, а затем исчез.

ГЛАВА VIII

С наступлением ночи армия достигла крепости где-то к востоку от Александрии.

Я смутно ощущал, что повозка остановилась. Я задремал, но не от физической усталости, а от какого-то ментального оцепенения; только погружаясь в полусформированные сны, я мог вырваться из невыносимой реальности, сочетавшей в себе скуку и страх, физический дискомфорт и цепенеющую скорбь.

Кандалы на моих лодыжках ослабли. Что-то острое заставило меня прийти в себя.

«Вставай, Роман!» – Шпион с помощью нескольких солдат вытащил нас из повозки. Мои кости ныли от тряски весь день по особенно разбитому участку дороги. Ноги ослабли от многочасовой судороги. Я шатался, как калека, с копьём за спиной, которое заставляло меня двигаться вперёд.

Нас окружали величественные стены с мощными земляными валами. В обширной ограде крепости армия занималась разгрузкой провизии и подготовкой ко сну. Здания внутри крепостных стен были в основном простыми и утилитарными, но одно выделялось своей роскошью. Великолепные колонны, раскрашенные в яркие цвета, поддерживали сверкающую медную крышу. Именно к этому зданию нас и привёз шпион.

Вместе с Рупой и мальчиками я ждал снаружи, окружённый солдатами, пока шпион не вошёл внутрь. Его долго не было. Над нами пылало пустынное небо. Заходящее солнце освещало багровые и шафрановые облака, которые сияли, словно расплавленный металл, затем выцветали до тускло-голубого цвета остывающего железа, затем темнели, переходя во всё более глубокие оттенки синего, усеянные серебристыми звёздами. Я забыл величественную красоту египетского заката, но великолепие угасающего дня приносило мне лишь горе. Бетесды не было рядом, чтобы разделить его со мной.

Наконец, шпион вернулся, довольный собой. «Какой удачный день для тебя, Роман! Тебе выпадет великая честь встретиться с самим капитаном Ахилласом!»

Убийца? Я чуть не сказал. Трудно представить, как ещё можно было охарактеризовать убийство Помпея. Ахиллас, очевидно, был родом из

от которого я не мог ожидать пощады.

Змееголовые светильники на железных треножниках выстроились вдоль длинного коридора, украшенного буйным изобилием иероглифов. Шпион провёл нас в комнату с высоким потолком, декорированную скорее в греческом, чем в египетском стиле: под ногами лежали ковры с геометрическим узором, а стены были украшены огромными фресками, изображающими битвы. Писцы и другие священнослужители сновали туда-сюда по обширному пространству. В центре всего этого движения находились два человека с совершенно разными лицами, склонив головы друг к другу и ведя горячую беседу.

Я сразу узнал Ахилла, так как видел его на галере Помпея.

Он был облачён в различные регалии, удостоившие его звания капитана королевской гвардии, с красным плюмажем из конского хвоста на остроконечном шлеме. Его загорелое лицо казалось очень тёмным, а мускулистое телосложение казалось поистине бычьим рядом с бледной, стройной фигурой, стоявшей рядом с ним. У более худощавого мужчины было длинное лицо и приковывающие взгляд зелёные глаза. Его жёлтые льняные одежды были расшиты золотом, на лбу красовалась золотая лента, а великолепная пектораль из золотой филиграни украшала его узкую грудь. Он был слишком стар для царя Птолемея, но выглядел как человек, привыкший отдавать приказы и подчиняться.

Когда мы приблизились, они оба посмотрели в нашу сторону и прекратили разговор.

Шпион поклонился так низко, что его нос почти коснулся земли. Будучи римлянином, я не привык видеть подобные проявления раболепия, которые являются неотъемлемой частью египетской жизни, да и вообще жизни любого государства, возглавляемого абсолютным правителем. «Ваши превосходительства», – прошипел шпион, не опуская глаз.

«Вот человек, о котором я говорил, римский шпион, которого я задержал сегодня утром около заброшенного святилища Осириса, ниже по течению от Навкратиса».

Двое мужчин посмотрели на меня, хотя слово « мужчина» не совсем подходило к этому бледному человеку, подумал я, поскольку начал понимать, что он, скорее всего, евнух – еще одна особенность придворной жизни в наследственных монархиях, к которой римляне не привыкли.

Ахиллас посмотрел на меня и нахмурился. «Как, ты сказал, он себя называет?»

«Горданий, Ваше Превосходительство».

«Горд янус», – поправил я его. Ровный тон моего голоса удивил даже меня. Привыкшие слышать, как их подчинённые говорят приглушёнными, льстивыми голосами, Ахиллас и его спутник, казалось, были ошеломлены, услышав, как пленник заступается за себя, осмеливаясь при этом смотреть им в глаза.

Капитан королевской гвардии нахмурился. Его спутник смотрел на меня, не моргая.

«Гордиан», – повторил Ахиллас, нахмурившись. «Это имя мне ничего не говорит».

«Как я уже сказал, Ваше Превосходительство, его видели на галере Помпея, в то время как вы сами отплывали с так называемым Великим на борту королевского судна.

ялик.”

« Я его не заметил. Гордиан? Гордиан? Тебе это о чём-нибудь говорит, Потин?»

Евнух сложил кончики пальцев вместе и поджал губы. «Возможно»,

Он сказал это и хлопнул в ладоши. Тут же появился писец, с которым Потин заговорил тихим голосом, задумчиво глядя на меня. Писец скрылся за занавешенной дверью.

«А эти другие?» – спросил Ахиллас.

«Спутники римлянина. Как видите…»

«Я не с тобой разговаривал », – резко ответил капитан. Шпион поморщился и забился в унижения.

Я прочистил горло. «Великана зовут Рупа. Он родился немым, но не глухим. Он был силачом в труппе мимов в Александрии до того, как приехал в Рим. Из чувства долга перед его покойной сестрой я принял его в свою семью. Теперь он свободный человек и римский гражданин. Двое рабов – братья. Даже из них троих я не уверен, что у кого-то хватит ума выдать сносного шпиона».

«Учитель!» – в один голос запротестовали Мопс и Андрокл.

Рупа наморщил лоб, не совсем понимая смысл моих слов; его простота имела то достоинство, что его было трудно оскорбить.

Ахилл хмыкнул и сдержал улыбку. Лицо евнуха было бесстрастным и оставалось бесстрастным, когда писец поспешил вернуться со свитком папируса. Свиток был свёрнут до определённого отрывка, на который писец указал, передавая его Потину.

«Гордиан, прозванный Искателем», – прочитал Потин. «Значит, ты всё -таки в моей книге имён. Римлянин, рождённый в консульство Спурия Постумия Альбина и Марка Минуция Руфа в 643 году от основания Рима – значит, тебе шестьдесят два года? И, должен сказать, ты выглядишь на все сто!»

«Жена: полуегиптянка, полуеврейка, по имени Бетесда, бывшая его рабыня (приобретенная в Александрии), мать его дочери. Двое сыновей, оба усыновленные, один свободнорожденный и названный Эко, другой раборождённый и названный Мето – о котором см. приложения ». Потин многозначительно посмотрел на писца, который опустил голову, как наказанная собака, и побежал за другим свитком. Евнух собирался продолжить чтение, когда, заметив кого-то позади меня, он внезапно принял раболепную позу, опустив руки по бокам и склонив голову. Ахиллес сделал то же самое.

Звуки флейты сопровождали прибытие молодого царя. Вся деятельность в большом зале затихла. Писцы и чиновники замерли, словно окаменев от страха перед Медузой. Какая-то непонятная мне иерархия, по-видимому, позволила некоторым из них остаться стоять, в то время как другие опустились на колени, а третьи и вовсе пали ниц, упав ниц с распростертыми объятиями. Если я сомневался в процедуре…

возложенное на меня поручение, шпион сообщил мне об этом.

«Ложись, римский пёс! На колени, лицом в пол!» Он сопроводил этот приказ несколькими тычками в рёбра.

Я лишь мельком увидел царя, великолепно облачённого в золотые и серебряные одежды и увенчанного короной с головой кобры. Со связанными за спиной руками мне было нелегко опуститься на колени и склонить лицо к полу. Поза была унизительной. За спиной я услышал, как Андрокл шепчет брату:

«Смотрите, господин, задрав зад!» Последовал тихий вскрик, когда шпион пнул Андрокла, напоминая ему, что тот принял такую же уязвимую позу. Затем шпион упал на колени как раз в тот момент, когда мимо проходил царь со своей свитой.

«Капитан Ахиллас и мой лорд-камергер», – сказал Птолемей. Он, может быть, и был мальчиком, но голос его уже изменился на мужской, потому что он был ниже, чем я ожидал.

«Ваше Величество», – произнесли они в унисон.

«Мои верные подданные могут подняться и заняться своими делами», – сказал Птолемей.

Потин передал приказ. В комнате сразу же воцарился гул движения, словно статуи внезапно ожили.

Шпион встал. Я хотел сделать то же самое, но он пнул меня и прошипел:

«Оставайся таким, какой ты есть!»

С моего места я мало что видел, но всё слышал. Флейтист продолжал играть, но понизил громкость. Это была любопытная мелодия, простая на первый взгляд, но повторяющаяся с причудливыми вариациями. Отца Птолемея прозвали Птолемеем Авлетом, Флейтистом, за его любовь к инструменту. Было ли это одним из произведений покойного царя? Разгуливать в сопровождении молодого Птолемея, сопровождаемого этой связью с отцом, было своего рода приёмом, к которому прибегали римские политики; в смертельной борьбе с сестрой Клеопатрой молодому царю надлежало использовать любые возможные средства, чтобы заявить о своих правах на наследство отца.

«Я думал, Ваше Величество, вы отдохнете в королевских покоях после тягот дневного путешествия», – сказал Потин.

Птолемей ответил не сразу. Он отвернулся от Потина и шагнул ко мне, пока я не ощутил его присутствие прямо над собой, так близко, что я ощутил аромат его надушенной кожи сандалий. «Мне сказали, что вы поймали римского шпиона, лорд-камергер».

«Возможно, Ваше Величество. Возможно, нет. Я пытаюсь докопаться до сути. А, вот и один из моих писцов с дополнительной информацией, которую я запросил».

Я понял, что доставили ещё один свиток. Пока Потин читал, бормоча себе под нос, царь стоял надо мной. Я не сводил глаз с рогатого жука, который как раз полз по полу прямо перед моим носом.

«Ну, лорд-камергер? – спросил король. – Что вы обнаружили?»

Потин откашлялся. «Этот человек – Гордиан, по прозвищу Искатель. Он сделал карьеру, собирая улики для адвокатов в римских судах. Таким образом, похоже, за эти годы он заслужил доверие многих влиятельных римлян: Цицерона, Марка Антония…»

«И Помпей!» – сказал шпион, стоявший позади меня. Наступило неловкое молчание. Мужчина заговорил не вовремя, и я представил, как Потин сердито на него смотрит.

«Да, Помпей», – сухо ответил евнух. «Но, по моим данным, они серьёзно поссорились в начале войны между Помпеем и Цезарем. Поэтому крайне маловероятно, что этот римлянин был шпионом Помпея, как утверждает его похититель. Скорее всего, совсем наоборот!»

«Что вы имеете в виду, лорд-камергер?»

«У этого человека есть сын, Ваше Величество, по имени Метон, который является одним из ближайших доверенных лиц Цезаря; по сути, другие солдаты называют его «товарищем Цезаря по палатке».

Я застонал про себя. Истинные отношения Метона с его императором долгое время были для меня загадкой, а другие, пересуды об этом, вызывали досаду. Теперь, похоже, подобные домыслы добрались и до Египта!

Птолемей был заинтригован. «„Сосед Цезаря“? Что именно это означает, лорд-камергер?»

Евнух фыркнул. «Римляне постоянно распространяют друг о друге пошлые сексуальные сплетни, Ваше Величество. Политики оскорбляют своих соперников обвинениями в том или ином унизительном поступке. Простые граждане говорят всё, что им вздумается, о тех, кто ими правит. Солдаты сочиняют загадки, песенки и даже маршевые песни, хвастаясь сексуальными подвигами своего командира или поддразнивая его за его более постыдные наклонности».

«Дразнить его? Его солдаты... дразнят ... Цезаря?»

«Римляне не такие, как мы, Ваше Величество. Они ведут себя довольно инфантильно в вопросах секса и не уважают ни друг друга, ни богов.

Их примитивная форма правления, когда каждый гражданин воюет с каждым другим в бесконечной борьбе за богатство и власть, сделала их столь же нечестивыми, сколь и жестокими».

«Солдаты Цезаря невероятно преданы. Они сражаются за него насмерть».

– тихо спросил царь Птолемей. – Разве не это вы мне говорили, лорд-камергер?

«Наша разведка так утверждает. Есть множество примеров, подтверждающих это, например, случай с солдатом в морском сражении при Массилии, который продолжал сражаться, даже потеряв несколько конечностей, и погиб, выкрикивая имя Цезаря; а также…»

«И всё же они позволяют себе пренебрегать им. Как такое возможно? Я думал, что его люди так яростно преданы Цезарю, потому что они осознали, что…

аспект божественности в нём и добровольно подчинились его божественности; разве не говорят, что он произошёл от римской богини Венеры? Но смертный не смеётся над богом; и бог не позволяет своим поклонникам смеяться над ним».

«Как я уже сказал, Ваше Величество, римляне – народ нечестивый, политически развращенный, сексуально неискушенный и духовно осквернённый. Вот почему мы должны принять против них все меры предосторожности».

Птолемей подошёл ещё ближе. Жук под моим носом поспешно убрался с дороги, освобождая место для носка царской сандалии. Я не мог не заметить, что его ногти были безупречно ухожены. От его ног пахло розовой водой.

«Итак, лорд-камергер, этот человек знает Цезаря?»

«Да, Ваше Величество. И если он шпион , а не нанятый Помпеем, то, по моему мнению, более вероятно, что его послал сюда Цезарь, чтобы шпионить за Помпеем и стать свидетелем его прибытия на наши берега».

«Тогда мы ему, конечно, нагадили!» – сказал Ахиллас, внезапно вмешавшись в разговор.

«Встань на колени, римлянин», – сказал Птолемей.

Я застонал и почувствовал острую боль в спине от усилий, прилагаемых, чтобы подняться без помощи рук. Король отступил на несколько шагов и посмотрел на меня свысока. Я осмелился на мгновение взглянуть на него, прежде чем опустить глаза. Лицо у него действительно было как у пятнадцатилетнего юноши. Его греческое происхождение было очевидно по голубым глазам и светлой коже. Он не был особенно красив: слишком широкий рот и слишком большой нос, чтобы соответствовать греческим идеалам красоты, но его глаза светились умом, а изгиб уголка рта намекал на озорное чувство юмора.

«Тебя зовут Гордиан-прозванный-Искатель?»

«Да, Ваше Величество».

«Шпион, который вас схватил, утверждает, что вы работали на Помпея. Правда это или ложь?»

«Это неправда, Ваше Величество».

«Мой господин камергер предполагает, что вы можете служить Цезарю».

«Это неправда, Ваше Величество».

«Но это правда , что вы знаете Цезаря?»

«Да, Ваше Величество». Я видел, что Цезарь его заинтриговал, и именно мои неопределённые отношения с ним пробудили в нём любопытство. Я откашлялся. «Если Ваше Величество позволит, я мог бы рассказать ему кое-что о Цезаре; конечно, если мне позволят сохранить самообладание».

Хоть я и не смотрел на него прямо, я всё же заметил, как уголок его рта кривится в кривой улыбке. Молодой царь Египта позабавился. «Эй, шпион! Как тебя зовут?»

Мужчина назвал имя, состоящее из множества слогов, которое было египетским, а не греческим.

Птолемей, очевидно, не удосужился произнести это имя, поскольку продолжал обращаться к человеку по его профессии.

«Почему ты, шпион, решил, что этот римлянин – человек Помпея?»

Шпион своим тонким голосом поведал мне историю о том, где и как он впервые увидел меня, и как он снова встретил меня около храма на берегу Нила.

Птолемей снова посмотрел на меня. «Ну, Гордиан, прозванный Искателем, что ты можешь сказать в своё оправдание?»

Я повторил историю о том, почему я прибыл в Египет и как я встретился с флотом Помпея, закончившуюся исчезновением Вифезды накануне и моим пленением тем утром.

Мы все говорили по-гречески. Внезапно Птолемей заговорил со мной на латыни.

Акцент у него был странный, но грамматика безупречная. «Шпион кажется мне полным идиотом. Что ты на это скажешь, Гордиан, прозванный Искателем?»

Краем глаза я заметил, как шпион нахмурился, не в силах уследить за сменой языка. Я ответил по-латыни. «Кто я такой, чтобы противоречить суждениям Вашего Величества?»

«Кажется, ты человек с большим опытом, Гордиан, прозванный Искателем. Что ты можешь сказать об этом шпионе? Говори откровенно, я приказываю!»

Я прочистил горло. «Этот человек может быть идиотом, Ваше Величество, но я точно знаю, что он вор».

"Как же так?"

«После того, как меня связали, он обшарил мой дорожный сундук, якобы в поисках улик, которые могли бы меня обвинить. Не найдя ничего подобного, он украл несколько ценных вещей для себя».

Уголок рта Птолемея дернулся в другую сторону, и брови его скривились. Он пристально посмотрел на шпиона и продолжил говорить по-гречески. «Что ты украл у этого римлянина?»

У шпиона отвисла челюсть и задрожала. Он молчал на мгновение дольше, чем следовало. «Ничего, Ваше Величество».

«Вся добыча, захваченная у врага, является собственностью короля, чьи офицеры могут распоряжаться ею только по его воле. Разве ты не знаешь этого, шпион?»

– Конечно, Ваше Величество. Мне бы и в голову не пришло… то есть, мне бы и в голову не пришло взять что-нибудь у пленного, не посоветовавшись сначала… не передав это непосредственно…

По-латыни Птолемей сказал мне: «Что он украл у тебя, Гордиан-прозванный-Находчиком?»

«Монеты, Ваше Величество».

«Римские сестерции?»

«Да, Ваше Величество».

«Если у человека при себе есть несколько римских монет или даже целый мешок, полный монет, это вряд ли будет доказательством того, что он их у вас украл».

«Полагаю, что нет, Ваше Величество». «Предъявлять столь серьёзное, необоснованное обвинение против агента короля – преступление, достойное смертной казни».

Я попытался сглотнуть, но во рту было сухо, как мел. «Он ещё кое-что украл из моего сундука».

"Что?"

«Гребень, Ваше Величество. Прекрасная вещь из серебра и чёрного дерева. Моя жена настояла на том, чтобы взять его с собой... по сентиментальным причинам». Голос застрял в горле.

Птолемей снова перевел взгляд на шпиона. Тот не понял ни слова из нашей беседы на латыни, но всё равно задрожал и заскрежетал зубами.

«Капитан!»

Ахиллас шагнул вперёд. «Ваше Величество?»

«Пусть ваши люди снимут со шпиона тунику и все, что на нем надето.

Выверните все карманы и сумки и посмотрите, что вы там найдете.

«Сейчас же, Ваше Величество».

Солдаты сошлись. В мгновение ока шпиона раздели догола.

Он закашлялся от унижения и покраснел с головы до ног. Я отвёл взгляд, который случайно упал на Потина. Мне показалось, или евнух тайком разглядывал мошонку голого мужчины?

Где-то на заднем плане продолжал играть волынщик. На какое-то время я перестал обращать внимание на его музыку, хотя он не переставал играть одну и ту же мелодию в бесконечных вариациях.

«Что обнаружили ваши люди, капитан?»

«Монеты, Ваше Величество. Кусочки пергамента. Флакон парфюмера, сделанный из алебастра. Несколько…»

«Расческа?»

«Да, Ваше Величество». Ахиллас поднес его к царю, который презрительно посмотрел на него, но не прикоснулся.

«Гребень, сделанный из серебра и черного дерева», – заметил Птолемей.

Шпион, стоявший один и голый, заламывал руки и сильно дрожал.

Раздался всплеск, и я увидел, что его мочевой пузырь опорожняется. Он стоял в луже собственной мочи, яростно краснея, кусая губы и скуля.

Волынщик продолжал играть. Мелодия стала ярче, а темп – быстрее.

«Пожалейте меня, Ваше Величество, умоляю вас!» – пролепетал шпион.

«Капитан».

«Ваше Величество?»

«Немедленно казните этого человека».

Потин вышел вперёд. «Ваше Величество, этот человек – ценный агент. Он

Обладает огромным запасом специализированных знаний. Пожалуйста, рассмотрите…

«Этот человек обокрал короля. Он солгал королю. Вы сами были свидетелем этой лжи. Вы утверждаете, лорд-камергер, что есть основания полагать, что его не следует казнить?»

Потин опустил глаза. «Нет, Ваше Величество. Слова царя меня смиряют».

«Капитан Ахиллас».

«Ваше Величество?»

«Казните этого человека немедленно, на месте, чтобы все присутствующие могли стать свидетелями быстроты царского правосудия».

Ахиллас шагнул вперёд. Солдаты схватили шпиона за руки, не просто чтобы обездвижить его, но и чтобы удержать в вертикальном положении; ноги у него подкосились, иначе он бы рухнул на пол. Ахиллас схватил его за горло своими массивными руками и принялся душить. Лицо человека, которое раньше было красным, теперь стало багровым. Его тело содрогалось.

Из его рта доносились странные звуки, пока тошнотворный хруст не прервал его бульканье. Ахиллас, фыркнув с отвращением, отпустил его. Голова мужчины свесилась набок, и его безвольное тело рухнуло на пол.

В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь веселой мелодией волынщика.

«Лорд Чемберлен».

«Ваше Величество?»